Хотя Элинор Хардинг ушла с гордо поднятой головой, не следует думать, будто сердце её было столь уж бестрепетно. Во-первый, она, вполне объяснимо, не хотела терять возлюбленного, во-вторых, не была так уверена в своей правоте, как старалась показать. Отец говорил, причём неоднократно, что Болд не сделал ничего предосудительного; почему же она укоряет его и отталкивает, даже сознавая, что утрата будет для неё невыносимой? Однако такова человеческая натура, а натура молодых леди — особенно. Элинор ушла прочь, и всё — прощальный взгляд, тон, каждое движение — лгали о её сердце. Она отдала бы что угодно, чтобы взять Болда за руку и доводами, уговорами, мольбами или хитростью отговорить от задуманного, победить его женской артиллерией и спасти отца ценою себя, однако гордость этого не допустила, и Элинор не позволила себе напоследок ни ласкового взгляда, ни нежного слова.

Рассуждай Джон Болд о другом влюблённом и другой молодой особе, он бы, наверное, не хуже нас понял всё сказанное, однако в любви мужчины редко здраво оценивают своё положение. Говорят, робкому сердцу не завоевать прекрасной дамы; меня изумляет, что их вообще завоёвывают, так робки зачастую мужские сердца! Когда бы дамы, видя наше малодушие, по доброте натуры не спускались порой из своих укреплённых цитаделей и не помогали нам их захватить, слишком часто они оставались бы непобеждёнными и свободными телом, если не сердцем!

Несчастный Болд плёлся домой раздавленный; он был уверен, что в отношении Элинор Хардинг участь его решена, если только не отказаться от выбранного пути, а это, надо сказать, было непросто. Законники работали, вопрос, до определённой степени, привлёк внимание публики. И к тому же, сможет ли такая гордая девушка любить человека, отвергшего взятые на себя обязательства? Позволит ли она купить свою любовь ценою самоуважения?

Что до исправления богадельни, у Болда пока не было причин жаловаться на неуспех. Весь Барчестер гудел. Епископ, архидьякон, смотритель, управляющий и несколько их клерикальных союзников ежедневно встречались, обсуждали тактику и готовились к большой атаке. К Абрахаму Инциденту обратились, но ответа его пока не получили; копии завещания Джона Хайрема, смотрительских записей, арендных договоров, счетов и всего, что можно и нельзя было скопировать, отправили ему, и дело обрело солидную толщину. Но, главное, его упомянули в ежедневном «Юпитере» [21], и не просто, а в передовой статье. Этот всемогущий печатный орган метнул очередную молнию в Больницу Святого Креста, заметив между прочим: «Похожий случай, менее масштабный, но не менее вопиющий, вероятно, скоро попадёт в сферу общественного внимания. Нам сообщили, что смотритель или надзиратель старой богадельни при Барчестерском соборе получает годовой доход в двадцать пять раз выше, чем назначено ему по завещанию основателя, в то время как сумма годовых трат собственно на благотворительность осталась неизменной. Другими словами, легатарии по завещанию ничего не выиграли от удорожания собственности за последние четыре века, поскольку всю дополнительную прибыль забирает себе так называемый смотритель. Невозможно представить большей несправедливости. Утверждать, что шесть, девять или двенадцать стариков получают все потребные старикам блага, — не ответ. На каком основании, моральном или божественном, традиционном или юридическом, смотритель претендует на огромный доход, не ударив пальцем о палец? Довольство стариков, если они впрямь довольны, не даёт ему права на такое непомерное содержание. Спрашивал ли он себя хоть раз, протягивая широкую священническую ладонь за платой примерно двенадцати трудящихся клириков, за какие услуги его так вознаграждают? Тревожит ли его совесть вопрос о собственном праве на подобную сумму? Впрочем, можно допустить, что такие мысли никогда не приходили ему в голову, что он много лет пожинал и намерен, с Божьей помощью, ещё долго пожинать плоды деятельного благочестия прошлых эпох, не задумываясь ни о своих правах, ни о справедливости по отношению к другим людям! Мы должны отметить, что лишь в Англиканской церкви и лишь среди её служителей возможно обнаружить такую степень нравственного безразличия».

Предоставлю читателю самому вообразить, что чувствовал мистер Хардинг, читая эту статью. Говорят, ежедневно расходится сорок тысяч экземпляров «Юпитера» и каждый экземпляр читают по меньшей мере пять человек. Двести тысяч читателей услышат обвинения против него, двести тысяч сердец всколыхнутся от негодования, узнав, что в Барчестерской богадельне творится грабёж среди бела дня! И как на такое ответить? Как раскрыть сокровенное перед толпой, перед тысячами самых просвещённых людей страны, как объяснить, что он не вор, не алчный ленивый священнослужитель, ищущий злата, а скромный, тихий человек, чистосердечно взявший то, что ему чистосердечно предложили?

— Напишите в «Юпитер», — посоветовал епископ.

— Да, — сказал архидьякон, знавший жизнь куда лучше отца. — Напишите, и вас высмеют, обольют презрением с головы до пят, будут трясти, как терьер — крысу. Вы пропустите слову или букву, и они станут потешаться над невежеством соборного духовенства, малейшую неточность объявят ложью, малейшую уступку — полным признанием вины. Вы узнаете, что вульгарны, обидчивы, непочтительны и безграмотны, а не будь вы священником, девять шансов из девяти, что вас уличили бы в кощунстве! Человек может быть абсолютно чист, обладать всеми талантами и приятнейшим нравом, красотой слога не уступать Аддисону, а хлёсткостью — Юнию [22], но даже он не сумеет написать достойный ответ на выпады «Юпитера». В таких делах газета всесильна. Что в России царь, что в Америке толпа, то в Англии «Юпитер». Ответить на такое письмо! Нет, смотритель. Какой бы путь вы ни избрали, не пишите опровержения. Чего-то подобного мы ждали, но не давайте повода вылить на вас ещё больше помоев.

Статья в «Юпитере», которая так опечалили нашего бедного смотрителя, вызвала ликование в стане его врагов. Болда, конечно, огорчили личные выпады против мистера Хардинга, но и он упивался мыслью, что обрёл такого мощного союзника. Что до стряпчего, Финни, тот от радости не чуял под собой ног. Сражаться бок о бок с «Юпитером» за общее дело! Знать, что курс, который он рекомендовал, одобрен и подхвачен самой влиятельной газетой страны! Быть может, его даже упомянут как джентльмена, столь успешно выступившего в защиту барчестерских бедняков! Возможно, его пригласят свидетельствовать в комитете Палаты общин, и один Бог ведает, какую сумму назначат в компенсацию личных издержек — одна эта тяжба может кормить его годы! Не перечесть всех сладостных грёз, рождённых у Финни передовой статьёй в «Юпитере».

Старые пансионеры тоже слышали о статье и прониклись смутным ощущением, что у них появился могущественный заступник. Эйбл Хенди ковылял из комнаты в комнату, повторяя, что понял из пересказа, с некоторыми необходимыми на его взгляд дополнениями. По его словам, в «Юпитере» пропечатали, что их смотритель — вор, а уж «Юпитер» врать не будет, это все знают. И «Юпитер» подтвердил, что каждый из них — «каждый из нас, Джонатан Крампл, ты подумай!» — имеет бесспорное право на сто фунтов в год, а коли «Юпитер» так сказал, это всё равно что решение лорд-канцлера и даже лучше. Затем он ещё раз обошёл собратьев с газетой, полученной от Финни, и хотя прочесть её никто не мог, но бумага зримо и осязаемо подтверждала услышанное. Джонатан Крампл глубоко задумался о достатке, который уже не чаял вернуть, Джоб Скулпит понял, что не зря подписал петицию, о чём и объявил раз сто, Сприггс зловеще сверкал единственным глазом, а Моуди теперь, когда победа была совсем близка, исходил ещё большей ненавистью к тем, кто по-прежнему не отдаёт ему вожделенные фунты.

По совету архидьякона опровержение от барчестерского конклава в редакцию «Юпитера» не писать не стали, больше никаких решений пока не приняли.

Сэр Абрахам Инцидент был занят подготовкой билля для уничижения папистов. Этот Билль о надзоре за монастырями [23] давал каждому протестантскому священнику старше пятидесяти лет право обыскать любую монахиню, заподозренную в хранении крамольных писаний или иезуитских символов. Он должен был включать сто тридцать семь статей, каждая статья — новый шип в бок папистам. Поскольку все знали, что каждый пункт придётся отстаивать от натиска пятидесяти разъярённых ирландцев, составление и шлифовка документа занимали всё время сэра Абрахама. Билль возымел желаемое действие. Разумеется, его не приняли, но он полностью расколол ирландских депутатов, объединившихся, чтобы продавить билль, который обязал бы всех мужчин пить ирландский виски, а всех женщин — носить ирландский поплин. Так что до конца сессии великая Лига Поплина и Виски оказалась полностью обезврежена.

Таким образом ответ сэра Абрахама всё не приходил, и барчестерцы пребывали в мучительной лихорадке неопределённости, терзаний и надежд.