Глава 1

27 августа 2000 г.

16:00

— Проходите, Сергей Владиславович!

Возглавляя работу разведки с «нелегалами», генерал Денис Матвеевич Суховлинский лично курировал связанное с Сергеем направление. Один из немногих людей, которым было известно все. Или почти все. Нет, наверное, этому-то зубру известно абсолютно все, подумал Сергей. И даже еще не сказанное мной.

Но пока не говорил, а, воспользовавшись паузой, осматривался. Кабинет, в который Сергей зашел второй раз в жизни, меньше всего походил на рабочее место одного из руководителей секретной службы. Сергей, разумеется, не ожидал встретить в кабинете бюстики Ленина, но уж портреты Дзержинского — непременно. Вместе с тем изящно и дорого обставленный офис более подходил для владельца крупной компании. Натуральное дерево, комфортные кожаные, а картины на светлых стенах открывали необычайно широкий простор для фантазии.

Осматривался и ждал, когда высокое начальство соизволит перейти к главным вопросам. Но последующие десять минут были посвящены генеральским воспоминаниям о счастливом и беззаботном времени, когда он работал простым опером в Азиатском регионе. Сергей вежливо поддерживал разговор, даже не пытаясь предугадать неприятный момент.

Наконец, Суховлинский, мысленно объездив на джипе все окрестные степи, а заодно пустыни и джунгли с бананами, притормозил в настоящем времени. Глаза, до сих пор подернутые дымкой ностальгических воспоминаний, вновь обрели ясность и полное понимание текущего момента.

— Снова увольняться пришел? — усмехнулся генерал. — Ишь, молчит!

Стоцкий, вспомнив о жестком разговоре с генералом пару месяцев назад, вежливо улыбнулся.

— Насколько я понял, тебе известно об отце? — довольно неожиданно поинтересовался Суховлинский. — О настоящем?

— Сергей нащупал пальцами левой руки, расположившейся на краешке стола Берзина, канцелярскую скрепку и начал в меру сил и способностей ваять из нее кренделя.

— Да. Хотя, я не совсем понял вопрос, Денис Матвеевич. Согласно моей «легенде», этот… как его… Стоцкий…

Суховлинский прикрыл глаза, потер пальцами переносицу, вздохнул.

— Да-да, конечно. И трудоустройство именно в российский МИД было, разумеется, чистейшей воды случайностью… Ладно, не хочешь сознаваться, не надо… И все-таки твоя мать, насколько мне известно, тебе рассказала…

— Да. — сдался Сергей.

— Брайтман?

— Да.

— Та, которую ты…

— Да…

 

Глава 2

9 июня

17:00

Семья готовилась к большому событию — покупке дома. Где-нибудь на юго-западном направлении. Чтобы не было никаких соседей, никакого лишнего шума, чтобы со двора доносился детский смех, и деревья бы шебуршали за забором. Но пока продолжали жить в Лениной «двушке».

…Приоткрыв окно в своем 406-ом «Пежо», попытался вдохнуть свежий воздух, который должны были неминуемо источать подступавшие вплотную к Симферопольскому шоссе лесные массивы. Безуспешно. Смрад от огромного автомобильного потока не оставлял любителям прочистить легкие никаких шансов. Он чертыхнулся, закрыл окно и сделал прохладней кондиционер. Одно из преимуществ проживания за городом — возможность собрать воедино разбредшиеся за длинный день мысли и сделать некоторые выводы. Поэтому он всегда использовал тридцать минут безостановочной скоростной езды для приведения в порядок головы и чистки мозгов.

На этот раз мелодичный голос Сальваторе Адамо служил фоном для размышлений на тему — стоит ли въезжать в осмотренный им час назад коттедж в Южном Бутово. Пожалуй, все-таки стоит. Приличное, даже очень, жилье, около двухсот квадратных метров, рядом шумит цивилизация, достаточно близко, чтобы не чувствовать себя Робинзоном, и в то же время достаточно далеко для столь необходимого ему уединения. Раскинувшийся вокруг поселка лес успокаивает нервы и насыщает кислородом легкие. «Зациклился я на этом кислороде!» поморщился Сергей. Но въехать определенно стоит, да и цена у дома приемлемая…

А этому какого черта надо?! Последние десять минут Сергей трамбовал довольно разбитую дорогу, ведущую с трассы в его город. Дорога была неширокая — по одной полосе в каждую сторону. И вот на обочине метрах в пятидесяти впереди него, под живописной елью расположилась группа, среди которой выделялся своим несуразным нарядом сотрудник ГАИ, то есть ГИБДД. Остальные были в штатском. И Сергей совершенно резонно рассудил, если эти небрежные помахивания жезлом и относятся к нему, то уж реагировать на них он никоим образом не собирается. Имеет полное право.

Он сбросил скорость до восьмидесяти километров и слегка улыбнулся, когда проезжая мимо, заметил раскрытые в удивлении рты всей честной компании. И уже удаляясь, гадал, какими же словами сопровождалось их беспорядочное махание руками вслед…

Закупив по пути кое-какие продукты и бросив их на заднее сиденье, через несколько минут въехал в свой двор и остолбенел. На том месте, где он обычно парковал свой автомобиль, с довольно-таки угрожающим видом стояли трое, среди которых он узрел мрачную физиономию гаишного майора. Мысль заработала, стремительно выложившись в бегущую строку «Ни хрена себе!»

Он медленно подъехал к месту парковки, еще чуть сбавил скорость и стал буквально вползать на «свой» почти законный кусок асфальта под покосившимся фонарным столбом.

Складывалась интересная ситуация. Те трое стояли, расставив ноги и уперев руки в боки, явно не собираясь уступать. И не смущала их невероятная сложность для пешехода тягаться в игру «кто первый уступит». Здравый смысл подсказывал Сергею, он имеет хорошие шансы на успех.

Видимо, оппоненты решили не испытывать судьбу, утюжить брюки необязательно методом проката и, выскочив из-под колес, ловко впрыгнули на бордюр. Один из них, высокий тип с взлохмаченной шевелюрой пепельных волос и классическим профилем дебила даже сгоряча шарахнул кулаком по крыше «Пежо».

Сергей заглушил мотор, пару раз крутанул головой, чтобы размять шею, открыл дверцу и вышел наружу. К вечеру значительно посвежело, хотя солнце еще даже не спряталось за верхушки огромных лип, окаймлявших уютный и зеленый двор. Захлопнул дверцу, при общем молчании обошел машину и, приблизившись к лохматому вплотную, прямым ударом правой в лоб отправил того поостыть в разросшиеся кусты акации. Взглянул на остальных.

Гаишный майор, похоже, оказался решительнее всех — начал теребить безнадежно глухо застегнутую форменную кобуру. Второй, тот который был в штатском и вообще вид имел бомжеватый и нахальный, взвизгнул:

— Ты почему, паскуда, не останавливаешься, когда тебе палкой машут?!

— «Палкой», козел, ты перед своей телкой махать будешь! — пошел на обострение ситуации Сергей, прекрасно понимая, пытались остановить его неспроста, и здесь они оказались тоже не ВСЛЕД за ним, а значительно ОПЕРЕДИВ. Значит, пасли именно его. А раз так, значит обострение обязательно будет. Даже совсем и неважно, кто начнет первым. Почему бы не ему?

— Ну ни хрена, крутой выискался! — вроде бы изумился нахальный. — Глянь, майор, хвост распушил, что твой павлин!

— Ладно, заткнись, Эдик! — майор перестал теребить свой патронташ, вздохнул и полез в карман.

Вместо ордера на арест или еще какой хренотени, он достал пачку «Пэл Мэл», устало выковырял сигарету и совсем обречено вставил ее в рот. Взметнулся огонек зажигалки. Пачка снова сгинула в карманах кителя, причем безо всяких интеллигентских выкрутасов, типа, «не хотите ли и Вы закурить?»

Майор сделал глубокую затяжку, зажмурил глаза и выдохнул дым через нос. Взглянул на мир. В мире ничего существенного за это время не произошло. Тогда снова сконцентрировался на Сергее.

— На этом вечерняя программа, полагаю, завершена? — Сергей открыл заднюю дверцу, достал пакет с продуктами и пискнул сигнализацией.

— Не торопись!

В грудь ему ткнулся знакомый полосатый жезл. Майор сделал последнюю затяжку, втоптал окурок в асфальт и снова поморщился.

— Ты это, орел, чой-то на приглашения никак не реагируешь? — продублировал он вопрос своего компаньона. — И сотрудника ГАИ вон уложил на месте… Ну да Бог с ним.

Сергей осторожно поставил полиэтиленовый пакет на землю и укрепил в нем тяжелую бутылку с Кока-колой. Взглянул в прищуренные и холодные глаза майора.

— Кончай этот детский сад, майор! Я не знаю, зачем я вам понадобился, но я не заметил там на дороге никакого поста, или хотя бы драндулета с мигалкой, чтобы ты так вольно махал своей дубиной! А уж в окружении подозрительных лиц, и вовсе не дело пытаться притормозить кого-нибудь!

— Смотри ты, грамотный! — усмехнулся Эдик. Посмотрел на своего дружка в кустах, сплюнул и снова уставился на Сергея.

Тот улыбнулся в ответ, и от этой улыбки майор весь подобрался, и взгляд его стал еще более настороженным.

— Я уж не говорю о том, чтобы кто-нибудь из вашей компании представился… — продолжал давить основами юриспруденции Сергей. — А уж ваше появление здесь раньше меня, вообще подводит меня к мысли отказаться от всяческого с вами общения! Даже если вы, ребята, наперегонки отрапортуете по всей форме!

— А не много ли берешь на себя! — процедил майор. — Я ведь могу…

Сергей колебался не дольше секунды. Да, конечно, сразу же сработал неистребимый рефлекс нелегала-параноика. Но Сергей подавил его — не шифроваться же теперь от каждого фонарного столба! Он — дома. Поэтому он отчеканил:

— Ты ничего не можешь по отношению к подполковнику разведки, майор!

И где-то глубоко в недрах его души встрепенулась гордость при этих словах. Но так глубоко и застенчиво, что он почти не обратил на это никакого внимания. Зато на остальных присутствовавших эта нехитрая фраза произвела видимый ошеломляющий эффект. У Эдика сигарета прилипла к оттянувшейся к низу нижней губе. Глаза майора на секунду выдали замешательство, но молниеносно взял себя в руки:

— Мда? И «ксиву» предъявить можешь?

— Майор, не строй из себя идиота! — сердито ответил Сергей, поднимая пакет. — С каких это пор гаишники стали проверять документы у пешеходов?!

Он уже собрался было уходить, но пожал плечами и довольно миролюбиво сказал:

— Можешь проверить по ДОРовскому телефону номер 26489-К.

И направился к подъезду.

— Эй, умник! — окликнул его голос майора. — Это все херня, чо ты наговорил! Таких телефонов и такой связи в природе не существует, и номер засунь себе в задницу!

— Смотри-ка — всамделишный мент! — усмехнулся Сергей и, набрав код замка на двери, растворился в темноте подъезда.

 

Глава 3

14 июня

20:15

Этот непонятный эпизод с гаишником оставил довольно противный след в душе Стоцкого. В основном из-за невозможности проникнуть в глубинную сущность материализации на его жизненном пути компании во главе с майором. А еще… прошло уже три дня, но пока никаких последствий его откровенно хамского поведения не наблюдалось!

В Штатах было все ясно и примитивно — с определенного момента ты остался один, а все кто вокруг — враги. И любое их действие трактуешь как изначально враждебное. В соответствии с этой философией и принимаешь решение.

А здесь… на Родине… скажем так, в стране, которую он убедил себя считать родиной, той самой — настоящей… здесь приходилось делать полную переоценку. Хотя, при зрелом размышлении… А при зрелом размышлении выходило, ситуация-то принципиально не изменилась. Изменилась география, а к англо-говорящим врагам добавились родимые соотечественнички. «Как я это называю» процитировал он. И змейкой скользнула параноидальная мыслишка, а мир-то потихоньку ополчается супротив тебя.

В Вашингтоне Сергей часто пытался представить, как будет протекать жизнь в России. Всю сознательную жизнь он готовился, да и, откровенно говоря, его готовили к этой миссии. Она окутывалась неким ореолом таинственности и романтики. Начиная с полной тайн и драматизма истории с отцом, русским по происхождению, который погиб где-то на Ближнем Востоке, когда маленькому Сержу не было и десяти лет. Мать так и не забыла «своего русского». В ее дальнейшей жизни были мужчины, но даже Сергей чувствовал фальшь этих взаимоотношений. А в доме так никто и не задержался…

Именно мать приложила все силы для устройства сына в детский сад, а затем и школу при советском посольстве в Вашингтоне. Благодаря этому обстоятельству, русский язык стал для него таким же родным, как и английский. Появлялись друзья, позже связи…

Йельский университет, предложение ЦРУ, щенячий восторг. Смена фамилии Брайтман, заучивание новой автобиографии «сына» умершего шесть лет назад и в действительности бездетного эмигранта из России некоего Владислава Стоцкого. Внедрение в Министерство юстиции в качестве сотрудника ЦРУ. Четыре года работы на «партнерском канале», где под чутким наблюдением своего руководителя Джеймса Вествуда «попал» в поле зрения российской разведки. «Вербовка», поступление в российскую Дипломатическую Академию и трудоустройство два года назад в Министерство Иностранных Дел. Американцы празднуют успех, их русские коллеги ликуют в предвкушении великих дел. Нашедший-таки на свою задницу приключений Сергей Владиславович Стоцкий отчаянно балансирует между двумя спецслужбами в силу своего понимания справедливого служения человечеству.

Он не был ни противником так называемой демократии и «общечеловеческих ценностей», ни сторонником мировой коммунистической идеи. Просто однажды достаточно давно он получил доступ к материалам аналитического центра ЦРУ по советскому блоку и узнал правду. Правду обо всем, что на самом деле творилось с Россией вот уже свыше десяти лет…

После этого он стал иначе воспринимать работу сначала в области противодействия терроризму, затем в качестве двойного агента (комизм ситуации заключался в присвоении каждой из сторон права считать его СВОИМ основным агентом). Между тем постепенно складывались в четкую картину все те маленькие и досадные недоразумения, которые не давали ему спать. Например, полнейшее молчание в ответ на направляемые им (в обе службы, кстати) схемы пресечения каналов нелегального вывоза капитала из России, персональные счета руководителей государства россейского и их лукавых прихлебателей, списки иностранных трастовых управляющих бюджетными счетами — все это оказалось никому ненужным. А намеками было дано понять — еще и опасно. Причем, намеки эти последовательно были высказаны российскими, а затем и их американскими коллегами. Связные уклонялись от назначаемых им встреч. В течении последних двух лет его деятельности на территории Соединенных Штатов они выходили на связь лишь в случае постановки очередного задания перед ним. Задания, которое вновь останется без оценки.

Вот от чего он устал. А вовсе не от напряженной работы. Он устал от безразличия к судьбе страны, которую он уже привык считать своей, со стороны тех, кого это должно было бы заботить в первую очередь. Вакуум вокруг него стал вполне осязаем. Никому не нужны были его отчеты, необходим был сам факт его присутствия в стане врага. Чтобы кому-то дородному и важному в Москве на плечи упала золотая капля и растеклась бы очень крупной звездой.

А еще он понял, прав все-таки оказался Суховлинский во время их встречи — он ничем не отличается от капризного ребенка, которому что-то не понравилось. И произнесено это было два дня назад в ответ на весьма раздраженные слова Сергея о прекрацении им игры и официальном увольнении из всех возможных спецслужб.

Лишь оставаясь наедине с собой, Сергей мог признаться в реальных причинах своего бегства. У него была семья. Он почти перестал чувствовать ответственность. Свою собственную… А это было страшно, когда тебя лишают чувства ответственности. Семья же вернула ему это почти утраченное ощущение нужности. И он ни на секунду не пожалел о своем решении…

Еще через три дня, прошедших в хлопотах по покупке нового дома, он задвинул досадное происшествие в самые дальние закоулки мозга. За это время они осмотрели дом все вместе, и Лена с сыном, придя в восторг от коттеджа, сразу же начали паковать вещи. Он же договорился с одной из многочисленных фирм, промышляющих такими вот перевозками. И глобальный переезд должен был состояться утром следующего дня…

17 июня

19:15

Сашка носился где-то впереди, поглощенный сбором разнообразных камней. Из его объяснений следовало, это — строительный материал для будки их будущей собачки в их будущем садике возле их будущего домика. Вздохнув, Сергей дал согласие дотащить «материал» до дома. И пока мальчик прилежно набивал рюкзачок, они с Леной неспешно прогуливались по главной улице ее родного городка.

За все прожитое вместе время они первый раз вышли гулять семьей. И шагая по трещинам в асфальте, он испытывал в этот последний вечер в ставшем родным городе странное чувство робости и почти застенчивости.

Стоял прекрасный летний вечер, подумалось, и он мысленно плюнул за столь банальную мысль. Выйдя на центральную площадь, купили в павильончике по ледяной бутылке пива и развалились на скамеечке, вытянув порядком уставшие и гудевшие ноги. Было очень хорошо, и мысли, вихляя и кружась, стремились куда-то ввысь, к застывшим высоко-высоко перьям облаков. И были они, эти раздумья, в общем-то приятными — он был свободен, относительно богат (по здешним меркам), свои тридцать три года нес легко и наслаждался покоем рядом с семьей…

— Элен?!

Внезапный звуковой поток на фоне общего убаюкивающего гомона одним ударом вогнал воспарившую было душу обратно в тело, скрутил внутренности в горячую спираль и вызвал желание захныкать. Он распахнул глаза. Здоровый силуэт заслонял вечернее солнце, сияя контуром заправского полтергейста. Сергей поднял руку на манер козырька, вздохнул и привел тело в сидячее положение.

— Ленка! Матюшкина! — продолжало вопить видение.

Смекнув, просто так не отделаться, Лена горестно вздохнула:

— Привет, Витек!

По ее глазам Стоцкий догадался о страшном насилии над памятью, совершенном женой, чтобы распознать в этом обвешанном золотом бугае бывшего одноклассника, паренька, как она позже призналась, в прошлом робкого и худенького.

Витек радостно сверкал подзаплывшими щелками-глазками, суматошно взъерошивая миллиметровый ершик на макушке.

— Сколько лет, старушка, сколько зим! — нескончаемо радушничал Витек.

— В общем-то столько же… — усмехнулась Лена.

Витек замер с раскрытой пастью, моргнул глазенками. Лена очаровательно улыбнулась:

— Расслабься, Вить! Сколько лет, столько и зим, ничего более!

— Острота, блин! — гоготнул Витек! — Ты вон на мне жуткую испарину вызвала. Прошу пардону, Серый.

— Так вы знакомы… — зевнула Лена.

Пока Витек пространно повествовал, как он познакомился с Сергеем в местном автосервисе, сам Стоцкий пытался проанализировать свое внутреннее состояние. Что-то там не давало ему покоя, словно это непредвиденное вторжение в его размышления должны были нести определенную смысловую нагрузку. Важную и, самое главное, неприятную. Но вот, убей Бог, он не мог понять, что именно его так встревожило. Даже не встревожило, а дало некий осадок. Появление Витьки Головнина? С чего бы… Его вызывающая манера общаться? Да вроде не самый худший вариант, бывали ситуации и похлеще. Чего, например, стоит молодой российский разведчик, припершийся однажды с новой шкалой шифров прямо в его квартиру в Вашингтоне.

Или он настолько четко разграничил свою жизнь до и после, что любой призрак, неважно, его ли прошлого, или его родных, взывает тревогу. И не поэтому ли он подсознательно стремится начать абсолютно новую жизнь? Дабы вот так, одним махом избавиться от всех призраков мира?

А появление Витька расставило у него в душе все по своим местам, и от этой своей кристальной честности к себе же стало жутковато?..

— … давно тебя не видел. Где-то пропадала?

Стоцкий в пол-уха слушал болтовню жены. В любом случае завтра все должно кончиться. Завтра они начнут действительно новую жизнь…

— …в Канаде. — услышал Сергей концовку беззастенчивой лжи Лены и попытался сосредоточиться на разговоре.

— Класс! — засветился Витек. — Мы хотим законтачить с Канадой. Это, блин, просто вещь, что мы встретились! У тебя ведь остались бизнеса там, а? Я тебе дам пару прайсов, ты посмотри, что там будет возможно пихнуть…

При этом почему-то выжидательно и преданно он смотрел на Сергея, и тот, с ужасом понял — любимая супруга его бессовестно подставила. Как это по-русски — перевела стрелки!

Почувствовав, Сергей готов взорваться, она мило улыбнулась:

— А почему бы, Вить, тебе не зайти к нам денька через три? В ближайшие дни мы будем заняты на даче, а вот после зайдешь, и обговорите свои дела с Сергеем.

Сергей просветлел лицом. Ах, какая молодец у него жена! Если бы у него был такой толковый напарник, то они горы бы свернули. Пусть Витек их через три дня ищет у черта на рогах! Уже завтра прошлое не сможет их догнать…

Витек вскочил на ноги, размахивая руками:

— Вот это базар! Я сразу понял, с вами можно дела делать! У меня же, знаешь, какие возможности? — он самодовольно улыбнулся. — Вчера только с Пал Палычем в баню ходили. Зовет к себе в управление.

Он продолжал снисходительно улыбаться, и Сергей с трудом подавил в себе желание сбить эту улыбку коленом. Вместо этого он зевнул и нарочито вежливо, чтобы сразу было ясно — на самом деле ему до лампочки и ответ и собеседник, поинтересовался:

— А кто такой Пал Палыч?

У Витька мелькнула искра ликования, но Сергей заметил ее и едва не расхохотался. Нет, определенно, отсюда надо сваливать! Встречаться с такими каждый день — это слишком большое испытание для его психики.

— Бородин! — как можно небрежней ответствовал Витек и, видя, фамилия ни о чем Сергею не сказала, пояснил с дикой смесью деланной скромности и рассчитанной небрежности. — Да это, можно сказать, что-то вроде Управляющего делами президента…

— Аа… — Сергей тоже встал и протянул руку. — Давай, заходи через пару деньков…

Но Витек округлил глаза в сторону Лены:

— Да ладно, без балды, правда, что ли не знаешь?

— Пап, а что такое «без балды»? — поинтересовался из-под руки подбежавший Сашка.

— А вот дядя нам сейчас и пояснит. — вновь впал в бешенство Сергей.

Но на Витька подобные психологические экзерсисы не произвели абсолютно никакого воздействия. На его удивленном лице запузырились слова, наскакивая друг на друга и мельтеша между зубами:

— Так у нас, блин, сегодня встреча этих, как их, одноклассников, блин! Там почти все будут! А ты никого не видела? В 23-м бывшем детском садике. Мы там сняли на сегодня зал. Так с вас полтинник и добро пожаловать!

Сергей чертыхнулся про себя и проклял ласковый летний вечер, заставивший их выйти на улицу.

— Спасибо, но я лучше на них дочке мороженного куплю! — холодно ответила Лена. — Передавай всем привет.

Она повернулась и собралась уходить, но Витек бесцеремонно сграбастал ее мужа за рукав легкого пиджака:

— Да ладно вам, жмоты, все уже уплочено! — он захохотал. — Приходите просто так! На халяву, блин! Оба!

— Спасибо, но я действительно занята вечером! — Лена снова сделал попытку уйти. Затем развернулась и лукаво сообщила, указывая на мужа. — Вот он не занят.

Сергей стойко принял новый удар судьбы, пытаясь избавиться от жжения в солнечном сплетении…

17 июня

21:30

…Вопли во дворе выдернули из кресла также стремительно, как привязанная к двери нитка, вырывает детский молочный зуб. Метнувшись к окну, Сергей влип носом в стекло, принимая на американский манер любой крик на улице за зов помощи. Картина во дворе заставила яростно выругаться — он не мог распознать всех, но глыба Головнина намекала на то, что бывшие однокласснички пытаются привлечь внимание семьи Стоцких. Сергею даже показалось, среди них мелькнул милицейский китель, но сумерки не позволили укрепиться видению. Лена заглянула в комнату:

— Ты чего встрепенулся?

— Да клоуны эти, мать их!

Она подошла к окну, чем вызвала восторженный гул во дворе, и погладила его голову:

— Сегодня твой последний вечер в этом городе. Может, все-таки сходишь? Без меня? А то будут здесь торчать всю ночь…

Он поморщился.

— Ладно, вернусь через час-полтора…

 

Глава 5

17 июня

21:45

Ввалившись развеселой шумной толпой в актовый зал бывшего детского садика, они были встречены одобрительными криками полутора десятка человек. Сергея окружили незнакомые женские и мужские лица. Ему улыбались, его хлопали по плечам, каждый норовил поднести ему пластиковый стаканчик, и прошло немало времени, прежде чем схлынула первая волна утомительного интереса к нему, и он получил возможность перевести дух возле распахнутого окна.

Как всегда, на всех географических широтах по детсадовскому паркету фланировала куча посторонних людей — мужей, жен, друзей и подруг тех, кто задумал этот бестолковый «вечер встречи». Сверкало выставленное напоказ золото, дождем сыпались визитки с маловразумительными монограммами, делались заверения, тут же заключались сделки и убегали вдаль вагоны с мазутом.

В глазах горели неведомые, но непременно светлые дали. И вот уже менеджер менеджеру под шорох пластиковых стаканчиков выделяет кредит, а тот тут же вкладывает полученные деньги в дело третьего менеджера, чем вызывает, натурально, пьяное недовольство первого. Следует короткая разборка с убедительной распальцовкой, но через пару бутылок на месте образовывается холдинг.

По большому счету, никому не было ни до кого дела, главное, успеть рассказать все о себе. Хотя… возможно и следовало допустить наличие на этой планете людей, которым действительно интересно общаться с бывшими одноклассниками…

Когда он в тысячный раз проклял себя за мягкотелость, следствием которого стал приход на этот чертов вечер, с трудом отвязался от рыжей девицы, которая хрипатым голосом полчаса втолковывала, она хоть и не из их класса, но теперь учится на парикмахера, потому как в институт не захотела поступать, а Ваську она знает еще с пятого класса, с тех самых пор, как переехала сюда из Чехова, и вот они дружат компанией, но все пошли за выпивкой, а она бросила курить… и нескончаемая череда столь же логично вытекающих друг из друга силлогизмов, к нему подрулил Витек. Сергей с ужасом понял — настоящее мучение начинается только теперь.

— Ну, Серый, герой, твою мать! — дружески начал в доску пьяный Витек, покачиваясь на нетвердых ногах, словно потрепанное в штормах судно. — Эх, не до конца вы в Афгане всех додавили! Зря…

Стоцкий онемел от пронзительного холода, заставив работать мозг в совершенно запредельном режиме — кто, когда и каким образом увязал его личность с Афганом, почему Витек, вечер… чушь!!!

Головнин же горестно вздохнул, утешительно похлопал Сергея по плечу и рывком достал из внешнего кармана пиджака плоскую пластиковую бутылку «Смирновской».

— Опа! Во, блин, гляди, стащил у этих обормотов! Давай-ка хлебнем с тобой за совместный проект…

Он ловко скрутил крышку, налил до краев свой стаканчик и протянул Сергею бутылку. Тот машинально поставил ее на подоконник, размышляя о наиболее подходящем способе умерщвления этого полудурка. Головнин же прочувственно поморгал и с надрывом произнес:

— Ну, за бундесов!

— Почему за них? — искренне удивился Сергей, одновременно с огромнейшим облегчением убеждаясь, проклятое слово «Афган» вылезло в мозгу Головнина исключительно в силу непомерного потребеления спиритуса, исторических реалий СССР, известной ему дипломатической деятельности Стоцкого и еще целого воза и маленького игрушечного грузовичка всякой хрени, коей забиты головы так называемых среднестатистических граждан этой части суши.

— Да я тут недавно с одной из них так славно провел время! Нинкой звали. Представляешь? Немчура — и с русским именем… — Витек залился светлым райским смехом. — Ты вообще, чем сейчас-то занимаешься? — в очередной раз вильнула непредсказуемая головнинская мысль.

— Да ни чем! Работу ищу. — усмехнулся Сергей.

— Так ты же говорил, у тебя все схвачено в Штатах! — изумился Витек.

— Не в Штатах, а в Канаде. — поправил Сергей, недоумевая, как, окруживший себя спиртным облаком Витек, вполне сносно поддерживает разговор. — И не я это утверждал, а ты!

— Ты чего, сделку нашу сорвать хочешь? — враз набычился Витек. — Да братва…

— Знаешь, Витек, затрахал ты меня уже в доску и со своей братвой, и со своими одноклассниками! — зло проговорил Сергей. Он вылил содержимое стаканчика в окно, смял и бросил его в ближайшую кадку с каким-то разлапистым деревом.

— Ты чо? — выпучил глаза Витек. — Чо за базар?

— Пошел к черту!

Он отлепился от подоконника и стал продираться к выходу сквозь замирающие в ужимках под музыку тела. Пораженный Витек не нашел в себе сил даже сделать шаг следом. Лишь горестно повздыхал и прижался лбом к прохладному стеклу…

Оказавшись на улице, Сергей вдохнул изумительный ночной воздух и некоторое время таращился в звездное небо. Не обнаружив признаков иноземной жизни, побрел по направлению к дому самой длинной дорогой, дабы выветрился из одежды смрад этого сборища. В частых беседах с самим собой, ставшими частыми в последние дни, он мог признаться, будучи человеком импульсивным и деятельным, уже не раз втайне пожалел о своем решении выйти из игры. Это в корне противоречило его «официальным» убеждениям и принципам, поэтому до мозга эта мысль не успевала внятно сложиться, оставаясь неуловимо витать на астральном уровне, куда он старался не заглядывать. Там же, где обитали все его подозрения, страхи и сожаления. И там же он уже не раз продумывал варианты возвращения в Вашингтон.

Суховлинский, конечно же, был прав, Вествуд слишком увлекся, играя в кавалерию, преследующую пару индейцев. В результате своего стремительного броска из Москвы, когда никто толком так и не понял, куда сорвался руководитель позразделения «Z», ни один человек, кроме самого Вествуда и не подозревал Сержа Стоцкого в шпионаже в пользу России. Долгое отсутствие Сергея еще ни о чем не говорило: большинство своих заданий он получал непосредственно от своего руководителя. Перед ним же и отчитывался. Так что носиться по всему свету Сергей мог в свое полное удовольствие, главное, чтобы отчет выглядел убедительно и во благо американской нации.

А если уж и вовсе как следует подумать, то из Вествуда получается славный козел отпущения. Следует лишь усугубить и развернуть в противоположную сторону его провал в Пакистане, а ребята из СВР помогут убедительнее долепить картину негодяя-американца.

Сергей так до сих пор и не известил российское руководство — Вествуд и так был «двойником», о чем ФБР были в свое время информированы самим Сергеем! Суховлинский также не знал, для возвращения Сергея «в строй» не требуется практически ничего делать. Так уж вышло, Сергей шагал по жизни беспечно шпыняя перед собой тугой клубок интриг спецслужб двух великих государств…

Помимо своей воли Сергей все чаще и тщательней обмусоливал эти планчики — пнуть клубочек в нужном ему направлении и снова зажить полноценной, полной опасностей и непредсказуемости жизнью…

С другой стороны, совсем в глубине витала подлая мыслишка, а тем ли делом он занимается? Что он будет рассказывать Сашке о своей жизни, кроме красочных повествований явок, чистки оружия, зубрежки кодов и шифров! Разумеется, когда придет время… Что он сможет передать ему, кроме умения так обхитрить человека, чтобы он полностью раскрылся перед тобой и выложил всю известную ему секретную информацию; как вырвать свою жизнь из лап дьявола и при этом дать хорошего пинка старухе с косой! А так называемые человеческие ценности? А те мечты, что…

— Ну, чудила афганская, странник хренов!

«Какого черта, за мной прилепился Афган!!» мысленно успел взвыть Стоцкий. Он не стал стремительно оборачиваться, возможно, именно этого и ожидали. Он как раз находился возле угла жилого дома, и из-за которого всегда можно получить приличный удар по безмозглой башке.

Вместо этого развернулся на девяносто градусов, спиной к открытому пространству сквера и держа в поле зрения угол дома и тех, кто был сзади.

Трое. Вроде бы незнакомые рожи, как показалось при свете не самого яркого в мире уличного фонаря. И вновь показалось, в отдалении мелькнул, словно приближаясь, серый бушлат, перекрещенный светящимися ремнями портупеи.

А из-за угла, как и предполагалось, показался еще один. Тот, который должен был бить. Их слабое звено. Потому как — один. Просто и даже примитивно. И прорываться надо было сразу, пока не объединились. Сергей прилично дрался, но если у каждого по куску арматуры, то спасует и Джеки Чан. «А ведь я даже ни одного его фильма не посмотрел!» напоследок удивил себя откровением. К месту и очень вовремя…

Он не стал ждать приближения тех троих для выяснения отношений. Шагнул к намеченной жертве, взметнул руки, имитируя удар, и с размаху зафиксировал свой ботинок между ног противника, там, где сходились вместе брючины. И когда, тот, охнув, стал заваливаться на бок, добавил другой ногой в физиономию. Раздавшийся хруст не сулил ничего хорошего обладателю резко закинувшейся назад головы, но Сергея уже не интересовали детали.

Метнувшись за угол, он помчался что есть духу по ночным дворикам, нисколько не стесняясь своего бегства.

Ага, помнится, в этом доме сквозные подъезды. Если, конечно, не заколотили…

Обернулся назад. Преследователи пыхтели метрах в пятидесяти. Видят его прекрасно. Ворвался в центральный подъезд этого длиннющего дома, преодолел подъем-спуск и пулей вылетел из противоположного выхода. До соседнего подъезда ему надо было успеть раньше, чем здесь окажутся «гончие». Дверь, рывок. А теперь, мягко, но быстро прикрыть ее. Есть!

Он услышал гулкий хлопок соседнего подъезда. И вновь длинный скачок к противоположной двери, так же мягко прикрыть ее, в два шага добраться до ограды детских яслей. Прыжок, захват, тело переброшено через металлические прутья и надежно укрыто в низких, но густых кустах акации. И затаиться. Не мальчик, в конце концов, чтобы кроссы давать и со шпаной юшку пускать.

Вот они. Вырвались из подъезда, словно пробка из бутылки шампанского. И озираются. То-то, идиоты! Нашли, за кем гоняться…

Они довольно быстро сообразили, с той стороны дома ему деваться было некуда — напротив возвышалась глухая стена местного Дома Культуры, напоминающего скорее рейхстаг образца мая 45-го, а в стороны тянется унылый и пустынный двор, где бегущего человека было бы видно в течение нескольких минут. С этой же стороны дома в некий пятачок сходятся несколько извилистых и затемненных тропинок, в том числе и та, по которой они домчались сюда. По любой из них Сергей мог давно скрыться. Несколько минут догоняющие осмысливали сложившееся положение, и зловещий мат огласил окрестности.

Дыхание восстановилось, и он уже с интересом рассматривал этих неудачливых Спидди-гонщиков. Определенно, незнакомые лица. Те самые трое. Значица, четвертого он вырубил довольно качественно. Убивец, блин.

Тяжелые сытые морды, обритые по последней российской моде. Выражения глаз не рассмотреть. Доведенные до престижной тучности тела, облаченные в нетленный «Адидас». Явная турецкая кожа заканчивает банальнейшую композицию «Новорусский перекур». Так что же им надобно было? Шпана, косящая под «братишек»? А иного объяснения и быть не может, если… если только не увязывать их с примелькавшейся ментовской формой. А он-то уж было подумал, премерзкая сценка во дворе забыта…

Так-так, подались, родимые, прочь. Да и мы поплетемся восвояси, вот только еще чуток расслабимся, на далекое небо глядючи.

Голоса стихли. Прохладная тишина растворила бодрящий эпизод без остатка. Сергей выполз из своего укрытия. Веселенькая ночка! А теперь с оглядками (не хватало еще шпиену на китайскую «выкидушку» напороться!) до дома.

Родной двор ничем примечательным не встретил. Никто не опорожнялся с матерком на деревянных медвежат, не сверкали наикрутейшие печатки, ничего, способного насторожить его чуткую натуру. В окнах темно. Лена, наверняка, спит. Да и что ей делать в два часа ночи-то? Он бросил вокруг себя проницательный цэрэушный взгляд, набрал код на входной двери и открыл ее. В ту же секунду белесое облако ударило в лицо, проникая едкой и вонючей ватой в носоглотку, и отключающийся мозг успел уловить незамысловатое обращение:

— Падла…

И круговорот ступенек в природе…

 

Глава 6

… …

… …

— Ну, паря, очухался?

Голос был настроен на дружелюбную волну. Кажется. Голова плавно покачивалась на волнах, и выходить на берег совсем не хотелось.

— Да ладно, вставай, бомжатник!

Нет, с этими голосами не помечтаешь! Сергей приоткрыл глаза. Ничего, вроде. Все видно. Только сон еще, оказывается, не закончился. И снилось ему, расположился он без всяческих удобств на дощатом настиле среди мрачного вида серых стен, сходящихся в зарешетчатом дверном проеме. Тоскливое освещение. Жутко воняет. Так воняет, как если бы он на вечере пил, то его непременно вырвало бы.

Руки-ноги в порядке. Надо попробовать встать. Получилось. А теперь, как обычно в снах бывает, следует подойти к решетке и открыть ее. Только бы, как тоже частенько случается, не увязли бы ноги в полу!

Он сделал пару неуверенных шагов, одновременно пытаясь вспомнить, присутствовали ли раньше в его снах рассуждения, базирующиеся на исходной точке — это с ним происходит во сне? Не придя ни к какому решению, он подергал прутья. Заперто, Штирлиц! И Вы, Бонд, попались тоже.

Новый приступ дурноты. Вдохнул полную грудь спертого воздуха, закашлялся, выдохнул. Развернулся и прижался спиной к решетке. Обозрел камеру и уперся взглядом в старичка на соседних… ну-да, натуральных нарах. Всклокоченная бороденка и грива спутанных грязных волос, пиджачишко на голое тело, босые ступни застенчиво выглядывают из порванных брюк. Любопытные живые глазенки. С остервенением почесал себе бок под пиджаком, достал пятерню, подозрительно на нее уставился. Что-то погрыз на ладони, выплюнул.

Сергей закрыл глаза, убеждая себя, вот сейчас самое время проснуться. Открыл. Мужичок растянул рот в улыбке:

— Да ты, паря, нанюхался чего?

Кошмар продолжался.

— Где я?

Не сказать, будто голос показался чужим, но какая-то непривычность присутствует. То ли язык распух, то лт еще чего. Тут глаза уставились на его же ноги, а в нос ударила та самая пакостная струя вони, которой вовсю сопротивлялся организм. А воняла-то его собственная одежда. Точнее не его одежда, а та, которая была на нем напялена в настоящий момент. Невообразимого цвета замызганная ветровка, шерстяные спортивные штаны и вдрызг раздолбанные кроссовки. Вот это все и воняло. Он провел рукой по щеке. Если бы он не был уверен, что с утра вчера побрился, то мог бы поклясться — не прикасался к станку уже дня четыре. С ужасом представил, на кого похож.

— А ты кто, дед?

— В штанах у тебя дед! — ответил бойкий старикан. — А меня Петром Иванычем кличут.

Сергей вздохнул, доплелся до своих досок и осторожно присел.

— Ну, извиняй покорно, Петр Иванович…

— Не Иванович, паря, а Иваныч! — строго одернул дед.

— Иваныч. Петр. — устало принял поправку Сергей.

Снова потрогал подбородок:

— А сколько времени я здесь, Петр Иваныч?

Видно было, старик обрадовался возможности поболтать.

— Ну, меня-то добрые люди денька два назад упекли, а ты уж и валялся, будто твой барин. И никакой реакции от тебя я не видел. И вот, на ж тебе, очухался, любезный!

У Сергея закружилась голова. Какие, к чертовой матери, два денька?! А Лена?! А их переезд?! Да ведь вечер встречи… вчера же был? Или…

Если это не сон, то вырубили его очень даже натурально! А потом? И вообще, когда все это было?!

— Эй!! Кто-нибудь!! — заорал Сергей.

Уяснив или убедив себя, это не сон, а ловушка, Стоцкий сразу собрался и стал действовать, оставив расспросы на потом.

— Кто-нибудь есть?! В бога-душу-мать!!

Он одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от решетки и стал трясти ее. Вдалеке послышался скрип проворачиваемого ключа, взвизгнула несмазанная бронированная дверь, хлынул поток света, и в коридор за решеткой вступило нечто.

Оно вразвалочку приблизилось к решетке, и Сергей невольно захлопнул рот. Облачено оно было в распахнутый на пузе милицейский китель с сержантскими погонами, о короткий ежик волос можно уколоться, выражающие изумление щелки-глазки, вдребезги расплющенный нос, и нереально маленькие аккуратные ушки, плотно прижатые к мясистой голове. А голова эта покоилась на высоте примерно метра девяносто.

— Ты чего, гнида, разорался? В хлебало захотел, киллер-хрениллер?!

— Мне нужно позвонить! — буркнул Сергей. — И вообще, на каком основании я здесь, что это за дерьмо на мне надето и где я?!

— Ты, козел вонючий, задержан по обвинению в убийстве! — заурчал сержант. — Но пока ты пребывал в своем астрале, нормальные люди по дачам разбрелись. Вот завтра придет начальство, оно и просветит тебя подробнее…

Завтра понедельник?! А встреча одноклассников была вечером в среду! Господи Всемогущий!

Сержант, звякнув связкой, стал готовиться к выполнению маневра, связанным с разворотом в узком месте.

— Эй! — снова затряс решетку Сергей. — Дай позвонить, а?

— Я те щас … дам! — бросил через плечо охранник.

Сергей лихорадочно соображал. Нечего пока забивать голову каким-то убийством, о котором болтает этот дебил. Рано. Завтра с ним итак побеседуют. Неизвестно, что с ним произошло, после того, как прыснули баллончиком. Может какого-нибудь «жмурика» и подложили под бочок. Может даже того самого, красиво уложенного ногой. А свои же для верности еще и дырочку в боку проделали, вложив ножичек Сергею в руку. Некогда также размышлять, откуда на нем эта рванина и лить слезы по несчастной жене, потерявшей мужа.

Но для чего?! Стоп! Вот это как раз и не главное. Главное сейчас — выбраться отсюда. Используя любые возможности. Не впервой, чай.

Снова война…

— Эй, мусор! — снова приложился к решетке. — По-хорошему прошу, тащи сюда хренов телефон! А за «козла» потом ответишь, дурила. — присовокупил он и направился к своим доскам, по пути отметив, старичок хоть и вжался в стену, но интерес в глазках не угас.

Сержант медленно развернулся.

— Колян! — гаркнул он через плечо. — Ща я тут этому гнойнику вставлю пистон! Ты пока нарезай!

В ответ донеслось нечто неразборчивое, но согласительно-одобрительное. Сержант широко ухмыльнулся и достал из-за спины деревянную, годами полированную палку и вставил ключ в огромный навесной замок.

— Я тебя щас так отмудохаю, кэптэн еще несколько раз на дачу сгоняет, прежде чем ты пасть сумеешь открыть!

Сергей округлил глаза и испуганно подобрал ноги:

— Э, ты чего! Ну нет телефона и ладно! Я потерплю.

— Эт' точно, ты щас натерпишься! — по-людоедски веселился гигант.

Сержант распахнул решетку и ступил в камеру, похлопывая дубинкой по раскрытой ладони левой руки. Он шарил глазами по тряпью на Сергее, явно выбирая место, куда ударить сначала. Шел к своей жертве не спеша, нагнетая атмосферу страха и испытывая кайф от сознания собственной силы.

Когда сержанту осталось сделать до нар пару шагов, Стоцкий прыгнул, метя пальцами в глаза. От напора и пронзительной боли сержант потерял равновесие и грохнулся на пол. Сергей оказался на нем, и взмахнул окровавленной рукой. Его прямые пальцы воткнулись в горло охранника, вырубив его очень надолго — жизнь тому спас слой жира на шее и огромный пеликаний подбородок, прикрывший собой место смертоносного удара. Сергей вскочил на ноги, прихватив с пола дубинку. Миг, и петля захватила кисть. Он взглянул на старика.

— Ты как, Петр Иваныч, со мной или остаешься?

— Уж больно ты резв, паря! — проворчал Петр Иваныч, слезая с нар и почтительно обходя недвижимого охранника. — Пойду с тобой уж! А то влипнешь еще куда, террорист-бомбометатель!

Сергей молча кинул ему связку ключей и заткнутые до этого за пояс сержанта наручники. Старикан, проявив завидную резвость ума, защелкнул обе руки охранника за привинченную к полу ножку нар.

Сергей уже крался по коридору. Осторожно выглянул за бронированную дверь, и картина открылась перед ним самая мирная: уютно горел телевизор, и Доренко что-то невозмутимо втолковывал телезрителям, может про очередную хворь президента, а может про украденный завтрак пятиклассника. Колян с погонами младшего лейтенанта, расстелив на пульте дежурного «МК» действительно аккуратно нарезал подозрительного вида колбасу. Буханка черного хлеба покорно ждала своей очереди. Пульт жил своей жизнью: помигивал, похрипывал, но, в общем, не доставлял Коляну ни малейших хлопот.

Сергей напал молниеносно, обрушивая дубинку. Милиционер охнул, повалился на стул и опрокинулся с него под пульт. Сергей знал, добавлять не следует — повезет, если тот выживет. Старикан вмиг оказался рядом, запихивая в рот куски колбасы и рвя руками хлеб.

— Никакого почтения к власти! — посетовал он с набитым ртом.

Сергея передернуло: он действительно вел себя как на вражеской территории. Может он и ошибался, но в любом случае надо было смываться. Бегло окинул пульт и метнулся к вахтенному журналу — так, пятница, четверг… есть! Четверг, 18 июня… ага… «…доставлен… 5 часов утра… б.о.м. ж… без документов… наркотическое опьянение… опознание не представляется возможным… до…» Ясно, до тех пор, пока в себя не придет! В общем, ничего дела! Если это не липа, то имя Сергея Владиславовича Стоцкого никоим образом с этими окаянствами даже и не связано.

Он значительно повеселел. Облажались, уроды! Думали его бомжатником заделать и замуровать в ментовке! А вышло-то наоборот, и это обстоятельство несказанно ему жизнь облегчает.

Поколебавшись немного, он склонился над поверженным офицером и влез в кобуру. Ага! На свет появился ПМ и запасная обойма. Сергею, привыкшему к оружию, стало гораздо спокойнее. По крайней мере, неожиданные и судьбоносные повороты он теперь встретит во всеоружии. Ха-ха! очень остроумно, осадил он сам себя. Статью себе лишнюю вешаешь! Хотя, впрочем, черт с ней. Наверняка, когда в следующий раз до него доберутся, то никакого задержания проводить не будут, а просто грохнут для своего же вящего спокойствия…

Обойму сунул в карман ветровки. Пошарил глазами и отыскал пластиковую бутылку минеральной воды. На опохмелку господам дежурным, надо полагать. В два приема свинтил крышку и стал лить на пол.

Рядом раздался стон. Петр Иваныч коршуном ринулся к бутылке, вырвал ее и стал вливать себе в глотку. Через пару секунд все было кончено, и он подал ее Сергею, отчаянно отрыгивая.

Тот прыгнул к оружейному шкафу, дернул затвор «Макарова» и кое-как нахлобучил на ствол пустую бутылку, чуть надрезав ее ножичком со стола. Пшик! Разовый глушитель отлетел в одну сторону, висячий замок в другую. Вынув из петель осиротевшую дужку, дернул дверцы.

Что ж, совсем неплохо! Навесил один АКСУ себе на шею, упрятав под куртку, и сколько смог напихал за пояс полные магазины. Петр Иваныч только охал, наблюдая за его действиями и скоропостижно уничтожая колбасу.

— Вперед, аллюром! — выдохнул Сергей и ринулся к двери.

Петр Иваныч был уже рядом, с коркой черного хлеба в зубах…

22 июня

3:10

Выйдя из ментовки, он некоторое время таращился на абсолютно незнакомый город, даже не город, а какой-то поселок! Шагая по неизвестной улице, он спросил у все еще жующего старика,

— Что это за, мать вашу, город?!

— Как что? — изумился старикан. — Яковлево.

Сергей врос в асфальт, и семенящий чуть сзади Петр Иваныч налетел на него, словно пресловутый «Запорожец» на «шестисотый».

— Где ЭТО?

— То-то мне показалось, я тебя в наших краях не встречал! — просветлел ликом Петр Иваныч. — Ты, паря, совсем плохой был, не знаешь, в какой ментовке ночевал?!

Сергей посмурнел.

— Слушай, Петр Иваныч! В состояние, в котором ты меня нашел, меня погрузили в среду вечером какие-то ублюдки, и тогда меня еще Сергеем звали, и что было со мной до сегодняшнего дня я не знаю. В отрубе был, понимаешь?

— Отчего же не понять! — поддакнул словоохотливый Петр Иваныч. — Дело молодое! Когда к нам с уважением, то и мы со всем почтением. Сергей, так Сергей. Дело такое… Должно быть, мил человек, забавно было бы тебя послушать! Уж больно загадочно у тебя все получается! Да и прыгаешь ты, что твой каучук, и добрых людей вырубаешь знатно… Давайкось познакомлю я тебя с местными красотами и прочими достопримечательностями, а там, глядишь, и разберемся, что к чему…

Старик переместился в авангард и резво пошел плутать по улицам «хрущевской» застройки. Точнее говоря, это была единственная улица в полном смысле этого слова, упирающаяся в площадь с вечно молодым Ильичом. А с другого края этой площади брал свое начало лабиринт покосившихся заборов частного сектора.

Утро только занялось, но тем разительней показалась разница между унылыми пятиэтажками и личными наделами, в которых уже кипела по-деревенски ранняя жизнь.

Они миновали некую опасно накренившуюся конструкцию из почерневшего от времени железа, вросшую в землю на некотором отдалении от последних домиков, и окончательно промокнув насквозь от утренней росы, уткнулись в явно заброшенный сарай, куда старик уверенно и ввел Сергея.

 

Глава 7

22 июня

4:00

Это было одно из самых живописных обществ, встречавшихся на жизненном пути Сергея. Человек десять грязных, немытых, нечесаных и т. д. просыпались, зевали, потягивались, незлобно переругивались, почесывали космы бород, отлавливали живность на себе и отчаянно воняли. Воняло все — их одежда, тела, даже стены сарая, казалось, провоняли насквозь. На Сергея уставились мутные, слезящиеся, испуганные, любопытные, настороженные глаза. Но Петр Иваныч был на высоте. Он чинно поприветствовал сообщество и подтолкнул Сергея к центру «комнаты».

— Это, любезные мои, человек Сергей. Как и все мы, имеет свои странности и даже, я бы сказал, особенности, весьма опасные для ворогов. Но! Дамы и господа, наш друг такой же обездоленный и просит Вашего решения, касательно принятия его в наше общество!

Выслушав эту пылкую речь, Сергей с удивлением отметил, да, действительно, среди слушателей Петра Иваныча были и женщины. Но от особей мужеска пола их можно было отличить лишь по отсутствию бороды, а уж о том, чтобы определить возраст, не было даже и речи. В общем, Петр Иваныч выслушан был благосклонно, специально для Сергея освободили некоторое пространство на одной из трех деревянных широких лавок и всунули ему в руки основательно помятую, исцарапанную миску с навечно выбитым номерком «08 ос». Он растроганно принял дар и, не зная всех тонкостей протокола, неловко топтался на месте. Петр Иваныч усмехнулся в немытую месяцами бороду, взял его под локоток и вывел на свежий воздух.

— Ну, мил человек Сергей, откуда ж ты родом-то? И что думаешь делать дальше?

Они присели на полусгнивший чурбачок. Сергей все еще бестолково держал алюминиевую миску. Петр Иваныч все еще посмеиваясь взял ее и кинул к входу в сарай.

— Да без надобности она тебе, Сергей! — стал задумчив Петр Иваныч. — Сдается мне, ты такие в жизни и не видел…

— Да нет, отчего же, в армии пришлось! — также задумчиво ответил Сергей, не вдаваясь в подробности, в какой именно.

И случилось невероятное. Блестящий нелегал, успешно работавший треть своей недолгой жизни на две мощнейшие противоборствующие спецслужбы, «сломался». Он не смог сопротивляться неведомому порыву и, начихав на все мыслимые инструкции и законы, выложил старику все как есть, начиная с той самой армии и до возвращения сознания в кутузке.

В течение повествования Петр Иваныч несколько раз начинал дымить чем-то крепким и поразительно вонючим. Когда же Сергей завершил свою одиссею, то на некоторое время воцарилась тишина. А выговорившийся Сергей, сидел и гадал о причинах внезапного желания поплакаться на плече бомжа.

Докурив очередную пакость, Петр Иваныч покряхтел, встал, потянулся и хитро, прямо по-ленински, сощурился:

— Сразу ты мне, мил человек, непростым показался! И стража-то вона как выключил, что твоего телка на бойне! Ну, пойдем, кой-чо покажу, да и будем собираться в путь.

— Куда собираться? — ошеломленно переспросил Сергей.

— В путь-дорожку, мил человек! — спокойно подтвердил Петр Иваныч. — Ты ж своими окаянствами столько шуму наделал, через несколько часиков по области и мышка не прошмыгнет. И моих ребяток без причины шмонать станут. В общем, жития спокойного нам туточки уже не будет. Так что двинемся стайкой, словно перелетные птахи и доведем тебя до родимого дома… Вот только от ментовских «пушек» избавиться надобно… Я вообще в толк не возьму, зачем они тебе понадобились!

— Петр Иваныч! — Сергей остановился, открутил веточку жимолости, пожевал ее, взглянул на старика. Даже не пристально, а просто с великой усталостью. — А вам-то что за охота ввязываться в это… Да и выгоды никакой не предвидится…

Петр Иваныч тоже застопорился, но не обернулся, а ответил просто:

— Да никакой. Просто все равно нам выпала судьба сниматься с насиженных мест, так почему бы и тебя с собой не прихватить? Мнение общины ты слышал, а что до направления, так им без разницы. Да и приглянулся ты мне, Сергей, сам не знаю, что за напасть такая… — уже тише добавил он.

Сергей крепко зажмурился, раскрыл глаза и долго смотрел в голубое небо, пока не стало казаться ему, будто летит по этой бескрайней дали, навстречу своей гибели… Люди продолжали его удивлять…

Из транса вывел его по-прежнему беззаботный голос Петра Иваныча:

— Ну-кась, мил человек, помоги старику!

Сергей опустил глаза — неугомонный дед уже успел открыть мастерски замаскированный люк и стал выволакивать из ямы два солдатских вещмешка. Сергей подхватил оба и дернул, словно пресловутую репку. Петр Иваныч лихо закинул один из них себе за спину и развязал тесемки на втором. Затем сбросил вниз оружие, прихваченное при побеге, и захлопнул люк.

— Там одежа кое-какая… Не знаю, как с размером, уж не взыщи,… немного денег… Это я тебе на тот случай говорю, если вдруг доведется нам непредвиденно расстаться. А явишься на глаза милой в такой рванине, как на тебе сейчас, так она тебя первая снова в ментовку сдаст!

— Петр Ив…

— Слушай, Сергей, мы тебя доведем — с нами веселее, да и маскировочка похлеще, чем у Штирлица, но вот выпутываться из своей ситуевины будешь сам. Мы в государственные дела не вмешиваемся! Так что без обид и начинай думать о своей судьбинушке!

— Странные вы люди, Петр Иваныч! — проговорил Сергей, снова зашнуровывая мешок и приноравливая его за спину. — Есть деньги, а не используете, есть одежда, а не носите…

— А на кой нам новая одежда, мил человек? — искренне удивился старик. — На вокзалах можно и в нашей посидеть, а ежели станем деньги тратить, то когда ж их зарабатывать? — Он похлопал грязной ладонью Сергея по плечу. — Эти люди, Сергей, не совсем нищие, как ты мог бы подумать, у них есть и «деньги и одежда», просто каждый из них по каким-то причинам оказался вырванным из привычной среды, оказался невостребованным в «той» жизни… И становятся они вольными странниками, уповающими на людское сострадание, а зачастую и используя его. Проходят по самому дну нашего непростого общества, со смирением принимают удары судьбы, сносят насмешки и терпят оскорбления. Они — вне общества, так какая разница, какая на них одежда! И деньги им пока не нужны! Для многих — это лишь временное прибежище, дающее возможность переосмыслить свою жизнь, попробовав найти то самое свое маленькое местечко в ней. Помнишь, расчистили тебе место на лавке. Это — символ. Кто-то же остается на этой лавке на всю жизнь, не желая или не в силах приспособиться к обществу, ужиться с ним… Ну, идем, что ли, мил человек, а то нас уже заждались…

Сергей оглянулся: «община» действительно живописной стайкой дожидались их, словно пионеры в перед отправкой в пионерские лагеря. У кого за спиной болтался такой же мешок, кто взвалил на плечи тюки из простыни, кто пижонил с настоящими чемоданами, переживающими, наверное, не первый десяток лет. Сергей мог бы поклясться, никакого знака Петр Иваныч не подавал, хотя, черт их разберет — этого хитрого, жуликоватого философа и его «общину»!

23-24 июня

… …

… Второй день они пробирались подмосковными лесами к родному городу Сергея. За это время он понял, оказывается, до сих пор никогда и не был в настоящих лесах. Не тех, где в детстве катался на лыжах с широкими тропинками и полянами массового отдыха, а где солнечный свет таял, не в силах пробиться сквозь плотную крышу ельника. Не тайга, конечно, но в этих местах временами совершенно невозможно все время топать прямо, и путь начинает петлять, как речь дипломата, но всегда неведомыми тропами Петр Иваныч выводил на некую прямую, проложенную, видимо, в его голове. И хоть для толкового человека не составляло большого труда помнить наизусть карту московской области, но все-таки было в этом что-то противоестественное — шагать по прямо-таки сказочным дебрям, в то время как над головой светлыми полосами расчерчивали небо авиалайнеры.

К концу первого дня остановили свой неспешный переход в низине, неподалеку от весело журчащего, как тот час же придумал для него банальное определение Сергей, ручейка. Несколько костерков значительно разнообразили пейзаж, где, как полагал недавний цивилизованный горожанин, явно не ступала нога человека после Ильи Муромца. Хотя, какого черта ему бы понадобилось спускаться в этот овраг, Сергей решительно не мог придумать.

Он расположился чуть поодаль от основной массы попутчиков, укутавшись в относительно приличный шерстяной плед, найденный им среди прочих вещей в мешке. За время перехода голова прочистилась, он стал спокойнее воспринимать свое дикое положение, с удивлением отмечая, люди, с которыми его свела судьба, отличаются от его обычного окружения двумя моментами — одеждой и полным отсутствием всякого намека на суетливость. К чему он так и не смог привыкнуть, так это к едкому запаху…

Шелест голосов под аккомпанемент сверчков (или кузнечиков) успокаивал лучше всякой колыбельной, звезды на небе стали чаще падать в костры, заставляя их пылать ярче, но при этом пламя становилось размывчатым, меняя свою окраску и постепенно отдаляясь. Он заснул…

Стоп!

— Что это вы, старче, ночной охотой промышляете?

Сергей крепко держал в захвате руку Петра Иваныча, отведя ее в сторону от себя. Старик охнул от боли:

— Отпусти ты, басурман!

Сергей пожал плечами и расплел руки. Старик подвигал плечом, посгибал правую руку.

— Знаешь, мил человек, есть анекдотец про таких вот недоверчивых. Был у одного мужика стеклянный глаз, который он каждую ночь клал в стакан со спиртом. Для дезинфекции, так сказать. И однажды утром с жутчайшего похмелья потянул он носом и хвать этот стакан до дна. Вместе с глазом и снова спать. Потом поискал глаз, поискал, да и вставил запасной. А через несколько дней приходит к врачу и говорит: «Доктор, у меня жуткий запор!» Ну, доктор и приказывает ему снять штаны и нагнуться. Заглядывает к нему в задницу-то и молвит: «А коли ты мне, мил человек, не доверяешь и подсматриваешь, так я и делать ничего не буду!». А мораль сей басни проста — не будь уж очень хитрож…ым.

Сергей все это время с интересом неотрывно следил за этой рукой старца, в которой тускло блестел пистолет.

— Порешить меня задумали, Петр Иваныч? — усмехнулся Сергей. — Место под Вашим любимым деревом занял?

Он поежился — ночная прохлада проняла его до самого дерева, к которому он прислонился.

— Это баловство осталось в прошлом. Я теперь прощенный, мил человек! — загадочно промолвил старикан. — А пушечку я для тебя прихватил… из старых, так сказать, запасов. Но не мог же я при всей честной компании размахивать ей…

— Да я уж вижу — для меня! — хохотнул Сергей. — Мне и в голову не пришло, это Вы ночью за белкой подкрались.

— Да цыц ты, балагур! — зло одернул его старик и оглянулся на спящую общину. — Не гоже мне перед моими людьми в образе супостата появляться! Это ты у нас террорист хренов! На вот, пригодится тебе, раз такие игры пошли. — Он вложил в руки Сергею довольно тяжелый пистоль. — Пушечка-то «чистая», в делах ни разу не бывала. Ну а то, что она нелегально через границу-то государства нашего попала, так это, мил человек, отныне твоя забота!

Сергей покрутил в руках пистолет.

— «Смит&Вессон Компакт». Калибр девять миллиметров… — задумчиво промолвил он и посмотрел на старика. — Интересными игрушками балуетесь, Петр Иваныч…

— Ишь ты, убивец! — изумился старик. — Все стволы наизусть знает!

— Да просто прочитал…

Петр Иваныч усмехнулся и побрел прочь, почесывая косматую бороду.

— Петр Иваныч! — тихо окликнул его Сергей. — А что значит «прощенный»?

Старик обернулся, в ночи замерцали его глаза, придавая ландшафту еще более сказочный облик.

— Простили и ладно! — неохотно ответил старик. — Давно это было. Да и тебе нечего всякой ерундой голову забивать! Ты-то у нас и так избранный! И когда твое время придет, все тебе станет насквозь ясно и известно. Не торопись, мил человек, в тайны-то проникать, успеется…

— Загадочный Вы человек, Петр Иваныч… — покачал головой Сергей.

— Парень, парень, да мои загадки яйца выеденного не стоят, по сравнению…

Махнув рукой и поникнув головой, старик растворился в ночной мгле, выйдя за освещенными кострами круг…

…На следующий день, оставив сбоку городок Щербинку, «странники» вышли к довольно высокому песчаному карьеру над рекой Пахрой.

— Никогда не думал, что буду так искренне радоваться, видя этот ручей. — пробормотал Сергей, вглядываясь в знакомые силуэты кирпичных двенадцатиэтажек на другом берегу.

Метрах в двухстах от них прогрохотал товарняк, под грузом которого старый железнодорожный мост натужно скрипел и дрожал.

— Честное слово, никогда ноги моей не будет в этих поездах! — воскликнул Сергей, с ужасом глядя на все это безобразие.

— Во-во, ногами-то надежнее! — поддакнул Петр Иваныч, тоже с видимым любопытством уставившись на подползающий к реке город. — Можа, оно и медленнее, но уж куда как безопаснее…

А через реку перебирались все по тому же мосту. Перед марш-броском долго ждали, гадая, есть ли кому возвращаться в будку охранника. Никто не появился. И был сделан грустный вывод — видимо, усердно разваливаемое государство не в состоянии доле охранять и свои стратегические объекты. К величайшему удовольствию многочисленных «друзей» и «партнеров»…

— Эхех, Сергей, государственный ты человек, вот скажи-ка ты мне, когда ж все это безобразие кончится? — горестно вздохнул Петр Иваныч, старательно вышагивая, словно журавль на болоте между потемневшими шпалами.

— Очень скоро, старик! — неожиданно глухо ответил Сергей, вместо приготовленной шутливой фразы, словно кто-то ответил вместо него.

Петр Иваныч зыркнул на него, но смолчал и лишь сильнее закачал головой. И седые космы развевались на ветру, словно вывешенное белье на рабочей окраине…

 

Глава 8

24-25 июня

… …

И вот остались далеко позади краснокирпичные зингеровские корпуса завода. Старые, сложенные еще до славного Октября, при взгяде на которые возникает видение отчаянного мальчишки, карабкающегося по ржавым скобам на заводскую трубу, с явным намерением вывесить красный флаг на зло всем буржуям, а затем изо всех сил мчаться на маевку под раскидистым дубом.

Огромную территорию завода, сменили уродливые грязно-стеклянные постройки советского времени, принадлежащие, судя по вывеске, «Автоколонне номер такой-то», с непременной доской почета, с которой на железнодорожное полотно угрюмо взирали лучшие люди предприятия.

Скрытый же за огромными липами тесный дворик штаб-квартиры ГАИ с непременными остовами разбитых автомобилей во устрашение отчаянных гонщиков вообще нагонял скуку смертельную.

И вот железнодорожный переезд с вечной очередью из автомобилей, раздолбанных вдрызг рейсовых автобусов, призывов без упора не работать и обязательной толстой теткой со скрученным в трубочку оранжевым флажком в руке возле будки из белого кирпича. Своеобразная граница города, за которой начинаются лесопосадки, переходящие в довольно приличные чащобы до самого Серпухова.

Брели по самой кромке леса. По затейливо петляющей тропинке среди небольшого, но крайне неприятного болотца с пушистыми камышами, которая постепенно карабкается на зеленый бугор, протянувшийся вдоль полотна, усеянный еще свежими коровьими «лепешками» и вздыбливающийся время от времени толстыми сухими и отполированными миллионами подошв корнями. До дома оставалось три километра…

Как его встретят? И как он объяснит свое почти недельное отсутствие! Доблестного сотрудника всяческих служб вырубили струей газа в его же собственном подъезде, переодели в вонючее рванье, увезли и определили в кутузку за тридевять земель!! А домой он добирался пешком в оборванной компании бомжей, чей предводитель снабдил его нелегальным стволом… Он застонал и закрыл глаза.

А закрыл он их по причине пришедшей в голову шальной мыслишки, будто вполне может статься, весь этот кошмар был подстроен фирмой «Сухомлинский и K°.», и если так, то они его почти убедили вернуться на службу, ибо вообразить свой остаток жизни, насыщенный вот такими приключениями, мозг решительно отказывался. Но закрыть глаза от стыда за собственное малодушие все же силы нашлись…

Перед тем, как снова пересечь железнодорожное полотно и войти в свой город, Сергей сел на склоне холма и некоторое время глазел на приходящие электрички, на заполняемые толпами народа перроны. Всех этих людей, завершивших свой очередной рабочий день, ждала дома семья… и ужин, что немаловажно. Спокойные, возбужденные, угрюмые и радостные лица.

Вечерело… «Ты еще добавь, воздух стал прозрачным и свежим, а солнце пламенем отразилось в виднеющихся окнах выходящих к лесу домов!» зло оборвал он себя, но ничего поделать не мог. Все было именно так — и воздух, и предзакатное солнце в окнах, и щемящее чувство тоски в этот вечерний час. И вроде не было причины для нее! Ну, поволновались дома, появится он через десять минут и успокоит всех. Отмоется, переоденется и поиграет с сыном. Но что? Что не дает ему покоя? Откуда эта тоска на пороге радости?! «Еще одна реплика в подобном стиле, и…»

— Идем, что ли, Петр Иваныч…

Все члены их бродячей труппы, по указу Петра Иваныча, спустились к лесу и табунком расположились на огороженной орешником полянке. Вдвоем же они переоделись в одежду, более подходящую для города и бдительных взглядов милицейских патрулей, пересекли по сухой вытоптанной дорожке поле, причудливо разделенное хозяйственными жителями города на огороды, миновали Симферопольское шоссе и юркнули в зеленые дворы.

Не обращая внимания на шарахающихся от них, точнее от живописной мочалы на подбородке Петра Иваныча, прохожих, путники стремительно, почти бегом приближались к дому Сергея. Перед последним поворотом, образуемым углом ограды детского сада, Петр Иваныч, трусивший позади Сергея, остановился и дернул того за рукав.

— Все, — тяжело выдохнул Петр Иваныч, — к своему дому пойдешь сам. А то там слишком много народа…

— С чего Вы взяли, Петр Иваныч? — обернулся к нему Сергей. — Обычный дворик…

— Да ни с чего я не взял! — перебил его старик. — Вон, он знает лучше…

Сергей взглянул по направлению вытянутой руки Петра Иваныча и обомлел — в двух шагах от него развевался легким белым плащом молодой человек, которого еще секунду назад на этом месте не было и появиться было неоткуда. Было в его лице что-то знакомое, ассоциирующееся почему-то со Штатами. И он вспомнил! Шесть лет назад. Лос-Анжелес. Автоматные очереди, спешно превращающие в требуху номер-люкс гостиницы «Мариотта». И вот подмосковный городок…

Человек кивнул, и враз оробевший Петр Иваныч растворился среди буйствующего кустарника. Сергей прислонился к ограде детского садика, справедливо полагая, просто ради удовольствия его лицезреть, один из ликвидаторов (так, кажется, он назвал себя тогда — от имени и по поручению Высоких небес… выпендрежник) вряд ли станет возникать на пути.

— Ты чего это ухмыляешься! — поинтересовался Сергей, пытаясь незаметно нащупать рукоятку пистолета и вспоминая, есть ли в стволе патрон или нет.

— Да видок у тебя…

Ликвидатор широко осклабился, затем враз стал серьезным и даже печальным. И выражение этих холодных голубых с зеленью глаз можно было трактовать как угодно, не исключая и собственного приговором.

— Тебе не стоит ходить туда.

— Почему? — несмотря на вечернюю прохладу, Сергей чувствовал враз прилипшую к мокрой спине рубашку.

Получалось, его необъяснимая тоска над железнодорожным полотном обрела свое физическое воплощение.

— Почему? — снова переспросил он. — И что ты здесь делаешь?

— Я здесь по другим делам, но подумал, почему бы заодно не спасти тебе жизнь?

Сергей понял, посланник пытается заговорить его. Вялость как рукой сняло. Выхватив пистолет, ринулся было мимо ликвидатора, но железная рука пригвоздила его к месту.

Как пишут, проклятье уже готово было сорваться с губ Стоцкого, как гулкий взрыв заложил уши, вызвав при этом обильный листопад. А над детсадовским летним тентом, превращенным в эпоху недоразвитого капитализма в общественный сортир, взметнулась тугая спираль черного дыма. Этот тент как раз скрывал от них окна квартиры, куда он так стремился…

Сергей обернулся, но ликвидатор словно растворился во тьме под липами. Сам он, шатаясь, вышел из-за угла садика и окаменел. Густой дым валил из окон его квартиры, щедро покрывая хлопьями сажи доступную кусок стены и окна соседних квартир. Не вполне владея собой, Сергей пересчитал этажи, надеясь на какое-нибудь чудо. Но это был именно его пятый этаж…

Оцепенение длилось до тех пор, пока возбужденный гул толпы не прорезал тоскливый вой пожарных машин. Машинально отметил про себя, времени прошло не так уж и много — пожарная часть располагалась метрах в трехстах через пару кварталов. Тогда что же он, дурак, стоит! Он еще может их спасти… Резким движением Сергей сунул пистолет сзади за пояс, чувствуя раздираемую «мушкой» кожу и бросился напролом через кусты акации к подъезду.

Но второй раз за вечер чья-то рука мертвой хваткой вцепилась в куртку — от неожиданности его тело развернуло назад, ноги переплелись, и, описав свободной рукой некую параболу, со всего маху грохнулся на землю. Попытался вскочить, но смог встать всего лишь на колени. Петр Иваныч, оказывается, обладал нешуточной для своего тщедушного тела силой! Он тоже стоял рядом на коленях, обхватив за плечи Сергея и не позволяя ему подняться.

— Куда, твою мать! — гаркнул он, не боясь быть услышанным — на фоне невообразимого шума от криков зевак, сирены, злых голосов пожарников их разговор просто невозможно было разобрать, находясь далее, чем в метре. Да, собственно говоря, никто и не обращал на них внимания.

— Пусти, б… — хрипел Сергей, извиваясь в объятиях старика и, как ребенок, размахивая руками.

— Куда тебя пустить, дурак! — шипел взмокший от натуги Петр Иваныч. — Смотри!

Сергей повел безумным взором — из подъезда несколько человек в полной противопожарной экипировке выносили нечто, завернутое в брезент. Все внимание толпы переключилось с мощной пенной струи, протянувшейся к окнам, к этому… в брезенте…

Его вновь охватил жар. Окружающий мир перестал существовать, растворился в мерцающем серо-блестящем калейдоскопе точек и зигзагов, сузился до контуров тел, укрытых брезентом. Петр Иваныч разжал руки, и Сергей, словно зомби на коленях полз до группы зевак, пока не уткнулся в чьи-то колени.

— Пшел вон, козел! — послышался брезгливый голос откуда-то сверху, из зоны серого тумана.

Рядом извиняющим тенорком залопотал Петр Иваныч, но взгляд Сергея был прикован к брезенту, в то время как уши невольно собирали всю окрестную информацию. Он еще надеялся…

— Газ… газ рванул… — испуганно и возбужденно шепталось вокруг. — Утечка… воду-то, небось, закрутили, а про колонку забыли!

Авторитетный басок привнес свою версию происшедшего, из которой следовало, мол, самоубийцы совсем распоясались и ни черта не думают об окружающих, унося с собой жизни посторонних людей. Прокашлявшись, бас пошел еще дальше, разъясняя причины, по которым, собственно, было совершено это прямо-таки групповое отравление.

А может не они?.. Может… Брезент, к ужасу толпы, зашевелился, из-под него выскользнула жуткая, покрытая пузырями рука. Пожарный матюгнулся, а Сергей не мог оторвать взгляда от знакомого ему простенького стального перстенька с затейливым вензельком, который еще чудом держался на обуглившемся пальце….

— А сами-то вы в этом дерьме долго-ль еще проживете? — вопрошал бас.

— Да… да уж… довели людей… пенсия… зарплату вона с марта… — соглашательски зазвучали голоски, вибрируя и расплываясь.

В целом, сочувствие толпы было на стороне пострадавших, по какой бы причине ни рвануло. Газ, он и есть газ! Жалко, конечно, людей-то… А струища-то как хлещет… Да какой там ремонт… И кто там…

Заскрипели тормоза «Скорой». После недолгих переговоров с начальником пожарного расчета, человеком пожилым и злым, санитары загрузили брезент в «рафик», и стук носилок внутри автомобиля вернул Сергея в реальный мир.

Двор окрасился в свои естественные цвета, необычайно резкие и контрастные, мозг фокусировал происходящее, моментально анализируя ситуацию. Не могла Лена забыть ни про колонку, ни допустить прочей ерунды, приведшей к взрыву. За двадцать семь лет непрерывного пользования этой чертовой колонкой, все действия совершаются автоматически — точно также, как сначала одеваются трусы, а уж потом брюки, а не наоборот, в каком бы состоянии ты не пребывал!

И всколыхнувшись, некая идейка нашла свое местечко в голове, а мозг уже посылал сигналы для проверки версии.

Внимательно оглядел скопившихся во дворе людей. Это соседи… этих постоянно видишь во дворе… старушки… еще старушки… не то! Так, группка оживленно жестикулирующих мальчишек… несколько мужиков, способных совершить террористический акт разве что только в отношении бутылки водки. Бухнуло в висках при виде двух кожаных спин с какими-то идиотскими надписями. Дело было не в этих писульках, а развороте плеч, посадке головы и мимолетном взгляде на погружаемые в «Скорую помощь» трупы.

На редкость спокойные взгляды, совершенно неестественные в данном случае, каким бы чурбаном ты ни был. Это не было спокойствие просто хладнокровного человека, привыкшего завтракать в обществе трупов. Кстати, такой хладнокровный человек и не стал бы так долго стоять и глазеть на происшествие. Он давно бы ушел, как только составил бы для себя картину происшедшего и убедился, его это никак не коснется. Нет, это был взгляд, УБЕЖДАЮЩИЙСЯ. Или что-то в этом роде, чего Сергей не мог объяснить словами, но он выделил именно этих парней, лет тридцати пяти на вид, из всей толпы.

И решение пришло мгновенно. Рядом тенью возник Петр Иваныч:

— Вижу, мил человек, ты начал действовать? Оклемался? Прости, пришлось грохнуть тебя о землюшку, но… — он грустно покачал растрепанной головой, — ты ничем уже не мог помочь!

Вместо ответа Сергей указал ему на двух парней:

— Мне нужно проследить за ними. Если они разделятся, «возьмешь» второго. — его указания были четкими, голос хриплым, но ровным, а глаза сухими. Мельком взглянул на старика. — Извини, Петр Иваныч, не могу подробнее объяснить, но что-то есть в них такое… насторожившее меня… может быть то, что в ту мою последнюю ночь один из них гонял меня, словно затравленного зайца. Точнее, гоняли его дружки. А сам он в это время досконально обследовал свой член… ну… и дальше идет дежурная фраза насчет того, мол, не верю я в подобные совпадения!

— Понимаю. — старик сощурился, глядя на «объекты». — Проследим…

— В час ночи встречаемся здесь же. Надеюсь, уж ночью все это сборище разойдется. — он полыхнул глазами по зевакам, все еще с тупым возбуждением следивших за действиями пожарной команды.

Сергей лениво поднялся с колен, почувствовал на плече руку, обернулся.

— Мне действительно очень жаль, Сергей! — в ореоле седых и грязных косм пронзительно сверкали глаза.

— Мне тоже. — опустошенно ответил Сергей. — Но прежде чем все закончится, нужно закрыть пару страничек…

Он слегка сгорбился, прихрамывая, прошел мимо кожаных парней, задев одного из них локтем, пробормотал извинения. Они скривились, но, как он и полагал, ничто в выражении их лиц не указало на то, что они его узнали. Остановился поодаль, спрятавшись за каменной вентиляционной шахтой, одного из раскиданных по всему городу подземных бомбоубежищ, которые соблазняли уже не одно поколение мальчишек на отчаянные попытки исследовать их подземные лабиринты.

Стоцкий рассудил, его «подопечные» не принадлежат к числу очень уж любопытных людей, и, получив необходимое количество удовлетворительной информации, должны будут уйти. Так и случилось. Потоптавшись минуты три, парни неспешно продефилировали в направлении городского парка. Там их пути разошлись. Тот, который в свое время неудачно «охотился» за Сергеем, свернул в сторону стадиона, второго же тень Петра Иваныча (такая же грязная и вонючая) повела к обшарпанному зданию городского Дома Культуры.

Отметив про себя, для бомжа Петр Иваныч слежку ведет весьма искусно, Сергей брел метрах в пятидесяти за своим, стараясь, чтобы между ними всегда были люди. Тот же, купив по пути упаковку пива, развалился на деревянных скамейках трибуны и стал пить.

Воспользовавшись сгустившимися сумерками, Сергей прокрался вдоль трибуны к следующей лестнице, призраком взлетел по ней, прошмыгнул по верхним рядам и неслышно залег рядах в четырех от любителя пивка, используя лавки в качестве прикрытия. На мгновенье он подумал, все пропало, когда парень вдруг шумно потянул носом, обеспокоено завертел головой, но не найдя ничего подозрительного, снова успокоился…

К концу часа, когда уже нестерпимо ломило шею, стали ватными ноги, а холод через отмерзший позвоночник прочно обосновался внутри, в мире произошли существенные изменения. К пропивающему свободное время парню вернулся его напарник. До Сергея донеслись взрывы хохота.

Воспользовавшись моментом, когда оба глазели на темные беговые дорожки, где фанаты спорта продолжали практически в полной темноте лупить мяч, Сергей перекатился на два ряда вперед.

— …и перло от этого козла — я думал меня вывернет, пока я ему пузо вспарывал!

— Он что-нибудь сказал? — поинтересовался «объект» Сергея под аккомпанемент вскрываемой последней пары банок.

— Да неа! — протянул второй. — Молчал, козел! Вонял и молчал!.. Черт, так и не смог отчистить руки после его сальных волос…

— Где на голове?

— Нет, дурак! Под мышки я ему полез! — ощетинился второй. — Конечно, на башке! К его бороде я просто побоялся прикасаться! Бубнил только, мол, просто шел той же дорогой, пердун старый! А то я не знаю, когда «на хвост» садятся. Сам в «наружке» оттоптал…

Сергей закрыл влажные глаза и глубоко вдохнул. Нет, он ошибся, не умел, оказывается, Петр Иваныч квалифицированно вести слежку. Раскрылся и так нелепо погиб. А ведь его это совсем не касалось… «Я тебя доведу, а там уж выпутывайся сам…» Или что-то вроде этого? И подставил его именно Сергей. Всех, с кем его сталкивала судьба, начинали преследовать несчастья. Да уж себя-то не обманывай! Общение с тобой оборачивалось не просто несчастьями, а заканчивалось смертью! Прости, Петр Иваныч, сам прощенный когда-то, старый хитрый странник. Но недостаточно хитрый для таких игр…

Он пошевелил рукой и закусил губу от нестерпимых уколов миллионов иголок в онемевших суставах. Стрелять с такими руками…

— Ладно, потопали, а то босс заждался!

Простучали по каменным ступеням пустые банки, вслед за ними, тихо переговариваясь, спустились оба парня.

Дождавшись, пока они скроются за углом, Сергей резво вскочил и невольно охнул от разлившейся по ногам сладостной слабости. Пока он взбрыкивал ими, пытаясь загнать колкие «пружины» в ступни, мозг напряженно работал над проблемой, что же так насторожило хозяина. В поведении этих парней было нечто такое, чего Сергей не мог пока классифицировать. Необыкновенная проницательность этих парней? Да в принципе, не заметить бомжа… Что же тогда…

Сам факт охоты за ним городской шпаны? С трупами и взорванными квартирами? Но с какой стати?! Даже если Сергей по незнанию и «наехал» на кого из местных, то уж больно круто все получается. Не бывает таких разборок по пустякам! Так ведь даже и пустяка-то даже не было! На пустом месте все возникло, вот ведь в чем дело…

Весь путь через ночной город он мучительно ломал голову, сам не зная над чем, попутно пытаясь догадаться, куда они идут. Не стыковался как-то весь этот бардак. И мозг, как будто нарочно, отказывался «переваривать» информацию. Ответ-то был где-то рядом…

И тут внезапно перед глазами возникло видение его семьи. Десять лет профессионализма научили задвигать боль глубоко в себя, не отвлекаясь на нее во время акции. Все будет потом — переживания, горечь, слезы и отчаяние. Но во время акции мозг должен подчиняться. Иначе — гибель. Он сморгнул и врезал голым кулаком в ствол дерева. Содранная кожа окончательно сожгла видение, и он снова сосредоточился на тех двоих.

Пройдя несколько кварталов в сторону центральной площади, они юркнули в предпоследний перед ней дворик, да так неожиданно — Сергею пришлось почти бегом преодолеть до поворота метров тридцать. Силуэты мелькнули в конце «хрущевки» и протянулись тенями к торцу следующего дома. Кратко взвизгнула решетка, закрывающая вход в подвальные помещения. Раньше там располагалась лыжная секция…

Приблизившись, Сергей осторожно потрогал остывшую и влажную решетку, которая с легким знакомым скрипом подалась. Он преодолел шесть ступеней, стесанных до мраморной скользкости, вышел к массивной бронированной двери. Потянул на себя колесо, запирающее дверь, и она плавно раскрылась. Длинный коридор с тускло мерцающими лампочками. По бокам несколько дверей. А чуть поодаль, метра через два большое ярко освещенное окно в стене.

Есть! Он понял причину своего беспокойства. Организация! То-то он никак не мог учуять криминал в милицейском понимании этого термина от этих парней. От них так и несло слаженной организацией, никак несовместимой с «братвой» подобного городка. И внешний вид этих парней, их поведение никак не подходили под общепринятые нормы провинциальных крутеньких ребяток, предел мечтаний которых — десятилетняя «БМВуха». Их поведение… несуетливое для мелкой шпаны… «Наружка!» Он же, мать его, бросил что-то про «наружку», тогда на стадионе!

Он мысленно чертыхнулся — да они, падлы, вели себя так, словно находились на вражеской территории! И ему было прекрасно знакомо это ощущение гораздо большей раскованности по сравнению с тем, когда нелицеприятничаешь в родном месте. А раз так, то…

Волосы зашевелились на голове Сергея. Он выхватил пистолет, но рука словно сломалась от пронзительной жгучей боли, а в следующую секунду невидимый ботинок явно возымел желание пройти сквозь его живот.

Сергей рухнул на пол, и его вырвало.

— Какие мы, б…, нежные! — раздался насмешливый голос, в котором Сергей узнал того, кто несколько раньше резал Петра Иваныча. — А мне говорили, крутой парень! Терминатор, блин, хренов! Мы чуть со скуки не подохли, ожидая, когда же ты нас «засечешь» во дворе. А уж за твою вонищу Костяну следовало бы орденок привинтить «За работу в экологически небезопасном месте»… Оклемался чуток? Встать, козел вонючий!

Сергей поднял глаза. В тусклом освещении поблескивал автомат. Конструкция неизвестна, но, наверняка, имеющая красочное название, типа «скорпион», «бизон», «соколиный хрен»…

— «Вал». Под пистолетный патрон. Бесшумная модель! — улыбнулся парень, угадав ход мысли Стоцкого. — Я тоже неравнодушен к этим игрушкам. И вставай что ли, наконец? А то, сейчас, Костик подойдет, неча его лишний раз раздражать…

Сергей, кряхтя, поднялся на ноги и, получив указание, в каком направлении двигать поршнями, побрел вдоль коридора, вынашивая и всячески лелея нехитрую мысль — чем дальше он удаляется от двери, тем дольше он ее не увидит. Если увидит вообще…

Миновал окно. Дежурного вида мужик лениво скосил взгляд в его сторону и вновь с видимой скукой уставился в огромный экран телевизора, на котором развеселые молодые люди самозабвенно занимались любовью «а труа» на некоем секс-снаряде, напоминающем как за тренажерный, так и пыточный агрегат. Развязки Сергей не увидел, почувствовав недвусмысленный ощутимый толчок в спину. Ох уж эти эффектные действия! Толчки в спину, руки за голову…

Сергей молниеносно развернул корпус, проскальзывая боком вдоль ствола и нанося сверху удар руками. Сразу же правая рука распрямилась в сторону лица противника, в то время как левая цепко вцепилась в автомат. От удара по рукам, пусть и не сильного, но совершенно неожиданного, парень опешил, а уж выпад против носа воспринял и вовсе крайне болезненно — со стоном ручонки взметнулись к лицу, моментально залившемуся кровью, и Сергей стал счастливым обладателем бесшумной игрушки.

Быстрый взгляд на автомат, и от души веером по «дежурке». Как и предполагалось, стекло не было ни бронированным, ни даже просто мало-мальски противоударным — брызнуло фонтаном «дружбы народов». Вскочившего с пистолетом охранника швырнуло обратно на стул, на пол, где и замер в нелепой позе — только нога поверх стула еще подергивалась.

Обернулся к мычащему сопровождающему, и по полу звякнули еще несколько отработанных гильз — оружие было чертовски скорострельным.

Нагнулся, выхватил у того из-за пояса свой пистолет, прихватил выпавшую из кожаного кармана «зипповскую» зажигалку и стал быстро отступать обратно к массивной двери, держа под прицелом длинный коридор.

Тошнило от мысли, все это происходит в ИХ городе… вне рамок задания… «Не свои… не свои… они — не свои…» упрямо стучало в висках. Пока все было тихо. Даже если и была поднята тревога, никто не спешил показываться в узком проеме.

Сергей выскочил на свежий воздух и изо всех сил принялся крутить колесо. Смешно, конечно, но тем не менее… Сделал гигантский прыжок вверх по лестнице и схватил замеченный накануне изогнутый отрезок арматуры с болтающимся на конце увесистым куском пупырчатого бетона. Через полминуты колесо на двери было прочно блокировано. До первого мальчишки поутру… По крайней мере, сейчас за ним погони точно не будет — где бы они ни расположили запасные выходы.

Казалось, гул шагов способен разбудить всех жителей домов, мимо которых он мчался. Мысли в голове метались, словно кошка с прищемленным хвостом. Но дыхание было ровным, это вошло в рефлексы, и никакие переживания не смогут их заглушить — два шага вдох через нос, два шага выдох через рот… два шага — вдох, два шага выдох… И не рассуждать… не думать… просто бежать и производить диктуемые навечно заложенной программой синтеза Лэнгли и практического оперативного опыта.

Вместе с ритмичным бегом к Сергею возвращались давно забытые ощущения. Ощущения, покинувшие, казалось, навсегда… Ощущения детства. С каждым новым метром он впитывал в себя знакомый ДУХ города. Когда-то он так же носился мальчишкой по улицам, переулкам и зеленым дворам…

Преодолев бегом полгорода, Сергей снова оказался возле детского сада, граничащего с его двором. Неслышно прополз через детскую площадку и юркнул в кусты, обдирая руки о колючие ветви акаций. Несколько минут вязко перетекли в историю.

Ничего. И никого. Ни единого шороха, дымка, потрескивания рации… Зыбкие тени «И таинственные, прошу заметить…» не мельтешили на освещенном фонарем пространстве.

Все-таки, он снова ошибся. Это — не его территория. Отныне он находится на окупированной, вражеской земле! И действовать будет жестко…

Он сморгнул и снова вгляделся в тусклые подъездные окна с разбитыи стеклами. Нет, не было никаких голов… Ничего не было, кроме уродливых и страшных черных пятен на фасаде дома и пустых оконных проемов…

В его «Пежо» все еще желтеющим в стороне от дома и, на первый взгляд, совершенно не пострадавшего ни от пожара, ни от энергичных действий пожарных, тоже никто не пил кофе из термосов или традиционных пластиковых стаканчиков. Они могли, конечно, оборудовать ее каким-нибудь пеленгатором на касание, проникновение. Могли даже заминировать, но… А какого черта ему оставалось делать в этой жизни, кроме как рисковать?

Он поднялся на ноги, прижимая к бедру направленный в землю автомат. Никто не заорал истошным голосом. Ладно, будем считать — чисто. Он вновь побежал, но уже к Дому Культуры. Господи, как тихо кругом! Да и кто станет будоражиться в три часа ночи… Хотя нет, вон в окне на втором этаже горит свет. Два шага вдох, два шага выдох…

Тело Петра Иваныча он отыскал в дебрях кустарника вдоль глухой стены ДК во дворе того дома, где почти неделю назад он так ловко ускользнул от преследователей. Надежно спрятанный от посторонних глаз и прижав ноги к подбородку, словно ребенок во сне, Петр Иваныч мог доставить немало хлопот замыслу Сергея, хоть ночи и теплые, да и времени прошло не так уж много, но…

Сергей буквально продрал труп сквозь кусты и поднял на руки. Он был на удивление легким, но успел уже подзакоченеть. На страшную рваную рану на животе Сергей старался не смотреть — как бы не был человек тренирован, но всему есть предел.

Обратный путь к своему дому. Бывшему дому… бывшему, тупо стучало в висках. Десять минут. Уже не таясь, Сергей ступил в освещенный круг, в котором стоял его автомобиль и положил тело старика на обочине дороги. А теперь надо действовать быстро.

Чтобы проверить свои сомнения, хлопнул рукой по крыше автомобиля. Никакой реакции, ни сирены, ни, кстати, взрыва. Отсутствие сирены он, впрочем, предполагал по простой и вполне логической причине — за время отсутствия владельца в ней, наверняка, копошились. Не важно, что они там делали или что искали, но копошились обязательно! Просто не могло быть по иному. Это — оперативная логика, это — прописная истина. А раз так, то и сигнализация свое уже давно отработала.

Обогнул автомобиль, приставил автомат к замку багажника и выстрелил. Выстрел, хоть и бесшумный, но клацанье затвора заставило снова оглядываться по сторонам. Приоткрыл крышку багажника и дал очередь по бензобаку. Ничего, пули не зажигательные, авось, не вспыхнет! Радостно забулькало, скапливаясь в районе «запаски». Сергей закинул автомат на спину и снова взвалил на руки мертвое тело. Теперь скрюченная поза только помогала, благодаря чему удалось устроить Петра Иваныча вполне сносно, свесив верхнюю часть туловища в багажный отсек.

«Прости, Петр Иваныч» прошептал Сергей и уже почти высунулся из багажника, но метнулся обратно и прижал нечесаную голову старика к своей груди. Глаза защипало, и сразу заложило нос, но слезы он загнал обратно. Пока не время. Пока время думать о живых. Он осторожно вернул голову этого странного странника в изначальное положение, отступил на пару шагов, и пули с пшиком впились в труп. Пусть гады голову поломают! Картина рисовалась примерно следующая: владелец полез в багажник за инструментами, чтобы завести автомобиль и смотаться, но то ли был застрелен, то ли уже был раненый, черт потом разберет…

Выхватил зажигалку. Пламя было яркое и веселое, оно никак не соответствовало… Ты бредишь, Серый!

А что было дальше? Потом человек то ли был убит, то ли потерял сознание, и освещающая темный багажный отсек зажигалка выпала рядом с простреленной стенкой бензобака…

Он положил ее в нескольких сантиметрах от стремительно расползавшейся лужи бензина, пламенем в сторону от жидкости, чтобы обеспечить пару лишних секунд. Бросил автомат между задними колесами и стремглав бросился за угол.

Рвануло секунд через десять. Да так — посыпались уцелевшие от дневного взрыва стекла. С грохотом обрушился обратно на асфальт подброшенный взрывной волной «Пежо». Сергей выглянул из-за угла. Горело качественно. Даже в двадцати метрах струился жар. Гудело, скручиваясь в тугие жгуты пламя, поглощая предложенный ему десерт. В этом огненном безумии нельзя было ничего разобрать. Даже больно было смотреть. Казалось, глаза высохли навсегда, а веки еще не скоро избавятся от нестерпимого накала.

Он ждал. Даже если пожарные, как в детском стишке, заняты исключительно книгами, шашками и домино и совершенно не обращают внимание на бушующее в паре сотен метров от них зарево, кто-нибудь из обезумевших жильцов, наверняка уже тыкает в кнопки телефонной трубки…

И впрямь довольно скоро послышались далекие тревожные завывания, а еще минуты через три второй раз за эти сутки во двор влетела красно-белая «пожарка». Теперь пусть тушат, все что нужно сгорело… Для всех он окончательно мертв…

25 июня

4:30

В лесу на берегу поросшего тиной пруда было чертовски холодно. Через пару часов станет совсем светло… Пока же серая мгла превращала сосновый бор в некую декорацию сказки типа «Сережа-дурачок и воспаление легких» или «Как Сергей-стрелец в Россию ходил». Предрассветная роса крупными каплями облепила траву, бусами нанизалась на серебристые нити паутины. И тихо. Тихо так, как не может быть в реальной жизни. Лишь посвистывание какой-то совсем ранней птахи нарушало эту тишину.

Час назад он вернулся в лес и, отыскав табунок «странников», рассказал про гибель Петра Иваныча. Они посовещались, залили костерок, взвалил свои пожитки на спины и сгинули в лесной темноте. А он остался снова один. Один в городе, в стране, на планете.

Выкопал свой мешок и, спотыкаясь о корни деревьев, быстрым шагом направился в сторону лесного пруда. В последнее время он сжился с вонью, а ее спокойное восприятие стало пугать. Пора было принять человеческий облик.

По проржавленным ступеням он шагнул в черную, окутанную легким туманом воду. Вопреки мрачному виду пруда, вода была теплой, хотя и сравнение с парным молоком было бы излишеством. Сергей вынырнул и, подгребая руками, распластался на поверхности, уставившись в блеклое предрассветное небо. А память нещадно вытаскивала из самых запретных уголков по кусочкам боль. История садистски зациклилась на нем, извращенно оттачивая некие тенденции. В Пакистане он вот точно также глазел лягушкой в небо после гибели напарницы. А теперь вот…

Чтобы обсохнуть, он голяком обежал пруд. «Пневмонию так зарабатывают!» озлобился он, глядя на веселые водяные струйки на теле. Попытался разжечь костер, но десять минут отборного мата на двух языках с убили желание воспламенить сырые от росы ветки.

Просто вытерся старой одеждой. Напялил на себя мятые, но чистые джинсы, незнамо какими путями оказавшиеся в распоряжении Петра Иваныча, выцветшую хлопчатобумажную сорочку и адидасовские кроссовки советского розлива «быстрее, выше, сильнее». Вонючее старье свернул комом, завязал узлом, запихал в мешок и швырнул в воду, внеся, таки образом, свой вклад в дело загрязнения окружающей среды. А пистолет засунул под рубашку. В таком виде и вышел из леса.

Из-за виднеющихся за городом заводских труб растекался желток восходящего солнца. Да, черт возьми, у него осталась еще масса дел в этом городе, но… Но он был сейчас не в состоянии продумывать разумную стратегию. Он был один. У него не было ни документов, ни дома, ни денег. Он совершил побег из милицейского участка, основательно вырубив двух дежурных, на нем висят два трупа, родом, как он подозревал, из самой златоглавой. С таким багажом после недели мытарств по подмосковным лесам в обществе стаи бомжей он не мог, поигрывая автоматом, лихо ворваться в подвал и изящно положить еще гору трупиков, мстя за семью. Просто нет сил. Он не Ван Дамм и не Рэмбо. Он вообще никто. И он умер.

Поэтому он ни разу не оглянулся на город, где был счастлив… Ностальгия испарилась вместе с газом, который несколько дней назад отправил его в далекое путешествие…