«Ты не переживай, Артур, и не ходи ко мне больше. Спасибо за Новый год, за всё… Мне было хорошо с тобой. И останутся яркие воспоминания. А о ребёнке не думай. После праздников я ложусь на аборт. И всё останется, как прежде. Ты пожалел меня, и я благодарна тебе. А теперь уходи. Мне очень больно. Моя жизнь, считай, кончена…»

— О-о, приятного аппетита!

Полковник Петруничев появился неожиданно и не поздоровался. Утром они виделись на первой в новом году планёрке. Ему, как и майору Тураеву, удобнее было побеседовать не при всех, а наедине. И потом шеф соизволил угробить свой обеденный перерыв.

— Какие аппетитные гренки! А бутерброды — с рыбкой, с перчёным мясом, с сервелатом! Мама завернула остатки новогоднего пиршества? — Петруничев был в ударе.

Раньше он никогда не мешал сотрудникам принимать пищу, понимая, что у них каждая свободная минута на счету. Тем более полковник никогда не шатался по комнатам и не попрошайничал, а аккуратно посещал столовую.

— Прямо слюнки потекли…

— Не мама. Другая, очень милая женщина. — Тураев выключил кипятильник и открыл банку кофе. — Присаживайтесь.

— Спасибо!

Александр Георгиевич расстегнул пиджак на полнеющем животике, пригладил блестящие залысины и поправил очки. Носил их полковник недавно и очень стеснялся.

— Появилась новая подружка?

— А что, нельзя? — шутливо спросил Артур, стараясь не вспоминать заплаканные глаза своей случайной любовницы, которой он сломал всю жизнь.

— Почему нельзя? Всё можно!

Петруничев добродушно улыбнулся, хотя ещё совсем недавно мечтал избавиться от строптивого сотрудника. Но оба делали вид, что всё забыли, потому что иначе не могли бы работать вместе.

— Вот, держи чай, перестань кофе травиться. И курить надо бросить.

— Хорошо бы. — Артур принял от полковника пачку «Павлова Посада». — Но не во всём человек над собой властен. Придётся чифирить.

— Это как хочешь, — разрешил полковник, явно намереваясь почаёвничать с Тураевым.

Артур всё отгонял от себя образ Ирины Рыцаревой, но против воли вспоминал их прощание. Чтобы отвлечься и прийти в норму, он снова воткнул вилку кипятильника в розетку, насыпал в кружку чуть ли не половину пачки и стал внимательно наблюдать за тем, чтобы коричневое варево не выплеснулось на стол.

А Петруничев искоса поглядывал на майора и думал, что только ему и можно доверить дело Валерии Леоновой, которое потрясло всё милицейское начальство до глубины души. Петруничеву приказали подобрать для расследования самые лучшие кадры, и он вспомнил об Артуре Тураеве тотчас же, как будто не было под началом других сильных и рисковых ребят.

Вспомнил об этом вот интеллигентном брюнете, невысоком, нешироком, с негромким голосом и слишком уж непривычными для «мента» манерами. Вспомнил потому, что понимал — Артур ни при каких обстоятельствах не отступит, даже если ему придётся пожертвовать родственниками, друзьями и собственной жизнью. У него хватка ротвейлера и разум столетнего ворона. К тому же он обожает всякие головоломки и имеет возможность посвящать работе всё своё время.

Да, подружки у него водятся, но ни одной из них майор не делает предложения. Помнит, как несколько лет назад его бросила жена. Сейчас она и их сын живут, кажется, в Германии, и у шантажистов, если таковые объявятся, богатого выбора не будет. Правда, очень бы не хотелось доставлять неприятности очаровательной матери Артура, которую, кажется, зовут Норма Мансуровна…

— Ну вот, готово! Попробуйте, Александр Георгиевич.

Артур поставил перед полковником дымящуюся кружку, подвинул бутерброды и гренки.

Полковник, между прочим, заметил университетский значок на отглаженном пиджаке Тураева, каждую пуговку на его жилете, стрелки на брюках. Все бы ребята так любовно следили за своим гардеробом, а то иногда до ушей приходится краснеть. В лучшем случае натянут форму, а в худшем явятся в джинсах. И не всегда даже побреются, примут утром душ. А уж о лосьонах, кремах и туалетной воде и говорить не приходится.

— Вкусно!

Александр Георгиевич всё не решался приступить к разговору, ради которого, собственно, и пришёл. Почему-то захотелось дать Тураеву задание в неформальной обстановке и без свидетелей.

— Любят тебя бабы, майор…

— Это ещё как сказать, — лениво пережёвывая бутерброд, возразил Тураев. — Хотя, конечно, гренки у Иры вышли замечательные.

— Ира, значит? — Петруничев выбрал здоровенный кусок хлеба с мясом в перце. — А насчёт Маринки забудь — она дура и дрянь. Всё у тебя впереди. Артур. Молодой, здоровый… Кстати, грипп прошёл?

— Как рукой сняло, — сказал Артур, уже точно зная, что чаепитие закончится для него не спокойно, как начиналось. — Обошлось без осложнений, и ладно.

— Значит, снова в седле?

Полковник почувствовал, что от чифиря заколотилось сердце, и слегка «поплыла» голова. Тураев, скорее всего, гипотоник, а вот ему-то не надо было так издеваться над собственным организмом.

— Я к тому насчёт баб сказал, что не только по жизни, но и по службе они тебя сопровождают постоянно. Едва закончил дело Кормилицы, окаянного врача-вредителя, так теперь подвалили проблемы красавицы-студентки. Я хочу предложить тебе заняться преинтереснейшим делом. Как по заказу — точно для тебя!

— Почему именно для меня? — Артур наполнил обе кружки, на сей раз, разбавив чифирь кипятком.

Петруничев благодарно кивнул.

— Ты когда-нибудь расследовал похищение ребёнка из чрева матери?

— Простите, не понял. — Тураев поперхнулся. — Как это?..

— Очень просто. Прокесарили девушку, младенца забрали, а её выбросили в яму у шоссе, на мороз. Случилось это в Высоковском районе…

— Кто прокесарил? И второй вопрос — она выжила?

Тураев уже забыл про чай. Расчёт полковника оказался верным — он загорелся.

— На второй вопрос отвечаю сразу — вроде, выкарабкалась. Уже разрешили допрос. Правда, времени много не дали — десять минут. И вот сегодня или завтра ты этими десятью минутами сполна воспользуешься. Кровь влили, с обморожением тоже справляются помаленьку, а помощи психотерапевта пока не требуется. Девчонка держится отменно. Другая на её месте в дурдом угодила бы, а эта… Представляешь — последнюю неделю дохаживала! Уже знали, что дочка будет, Миленой назвали. В честь Миллениума, как я понимаю. И вдруг в предновогодний вечер, в тихом переулке, недалеко от того дома, где она проживала у гражданского мужа, будущую мать заталкивают в машину трое амбалов. Она, конечно, цапается-кусается, но тщетно. Девушке делают укол, и больше она ничего не помнит. На какой-то момент от адской боли и холода приходит в себя и понимает, что лежит на снегу. Потом — опять провал, темнота. Каким чудом дождалась врачей, непонятно. Но, видимо, здоровая была. Ей бы у нас работать — кремень. Муж в истерике бьётся, ведь у них это первенец, а она ещё его утешает. Мол, всякое бывает, а мёртвой нашу дочь никто не видел. Значит, есть надежда.

— Действительно, характер! — покачал головой Тураев. — Её муж кто?

— В рекламном бизнесе работает и весьма преуспевает, даже после кризиса. Звать его Валерий Ильич Вандышев. Упорный и смышлёный, как все сибиряки, но сейчас близок к помешательству. Держится только на уколах, и потому с ним, думаю, будет сложно.

— Кто её обнаружил на снегу?

Артур про себя решил, что ехать в больницу нужно сегодня. Вроде, никаких важных дел нет, а завтра они вполне могут появиться — ведь от текучки его никто не освобождал.

— Борис Алексеевич Щербинин, девятнадцати лет от роду, студент МАИ. Ранее с Валерией Леоновой знаком не был. Совершенно случайно, проходя по шоссе, заглянул в заброшенный колодец. Показалось, что там кто-то стонет. Тоже потрясён до глубины души и очень жалеет, что ничем не может помочь следствию. Но главное он сделал — девчонку спас. Да, потерпевшая в Москве не зарегистрирована, практически никого здесь не знает. Все её связи нужно искать в Питере — там она учится в Электротехническом университете. Проживает в общежитии. Сам понимаешь, не ахти какой пансион, так что там может следок мелькнуть. Вандышев клянётся, что никого не подозревает, и таких уж смертельных врагов у него нет…

— Хорошего она себе мужа нашла, будучи лимитчицей. Раз в общежитии живёт, значит, не петербурженка. А здесь — рекламный делец, бомонд, перспективы. Яркая жизнь у Валерии Леоновой, интересная. И сама она, судя по всему, личность примечательная. Разрешите сейчас к ней поехать?

— Так и знал, что ты начнёшь с цепи рваться. — Петруничев допил чай и встал. — Возьмёшь у секретаря дело, прочитаешь, а потом поступай, как хочешь. За Вандышева большие люди хлопочут, так уж не подведи меня. Он специализируется на уличной рекламе, на щитах, и запросто вхож в мэрию. Горнолыжник, пловец, собирает живопись и оружие, охотится, любит гонять на автомобилях. Балуется шахматишками, не чужд страсти к казино. Был женат, супруга душевнобольная, помещена в интернат, так что с её стороны пакостей вряд ли можно ожидать. Других женщин на горизонте не замечено, и в сауне Вандышев потеет один. Часы досуга с друзьями делит редко, в основном проводит время с Валерией. В последние три загранкомандировки брал её с собой, везде представляя как супругу. Свадьбу собирались играть уже после рождения ребёнка. Самого Валерия Ильича тоже вряд ли в чём-то можно заподозрить, хотя чёрт его знает; чужая душа — потёмки. Больше ничего интересного сообщить не могу, да тебе пока и хватит. И твоя задача — ответить на собственный вопрос «кто её прокесарил?» И ещё — зачем? Непременно нужно выявить заказчика. Такие дела походя не делаются…

— Понял, Александр Георгиевич. — Артур быстро убрал со стола.

— Можешь рассчитывать на любую помощь, какая только потребуется. Привлекай «источники», Вандышев согласен их оплатить. Не мне тебя учить, одним словом. Сам всё прекрасно знаешь. Спасибо за угощение. — Александр Георгиевич вытер платком лоб, вздохнул. — Значит, за это дело я могу быть спокойным. Будем надеяться на лучшее.

— Нам без надежды никак. — Артур запер бумаги в сейф. — Она нам придаёт силы и освещает путь во мраке. А что касается того, что не вам меня учить… Лично я считаю ваш опыт бесценным, и никогда не упускаю случая поднабраться ума-разума…

— Ума тебе и так хватает, Тураев. И карьеру свою ты можешь загубить лишь по причине одного физического недостатка.

— Какого именно? — Артур непроизвольно глянул в зеркало.

— Позвоночник у тебя не гибкий, — объяснил полковник, примирительно улыбнулся и вышел из кабинета, не ожидаясь реакции майора.

* * *

— Скажи, что я скорее поправлюсь, если поем своих любимых «звёздочек» или рисовых шариков…

Девушка, лежащая на широкой кровати с поднятым изголовьем, устала и умолкла, а сидящий рядом плотный мужчина в белом халате нежно сжимал её тонкие пальцы. Вернее, их кончики, потому что руки больной были забинтованы пропитанной чем-то остро пахнущей марлей, и такая же повязка стягивала её голову.

— Но до сих пор ты хотела только пить. Дать тебе воды?

Вандышев повернулся к тумбочке, где радом с букетом розовых роз стояла бутылки минералки. Девушка глазами показала, что нет, не хочет.

А Валерий Вандышев, несмотря ни на что, чувствовал себя счастливым, потому что живая Лера была рядом. Её только что перевели из реанимации в отдельную палату, о чём позаботился любящий муж. Теперь вся ответственность лежала на нём. Милиция нашла пропавшую, врачи вытащили её с того света, а Вандышеву придётся заботиться о ней так, как не заботился раньше.

Лера должна понять, что жизнь не кончена, что впереди ещё много доброго и светлого, потому что для своего юного возраста она и так перенесла слишком много. Только найдут ли ребёнка, вот вопрос. Даже если после всего произошедшего Валерия сможет иметь других детей, исчезнувшая Милена не уйдёт из их жизни, из их памяти. Не уйдёт, несмотря на то, что родители никогда не видели свою дочку. Но так много говорили о ней, с таким нетерпением ждали, что казалось, будто девочка уже долго была с ними.

В дверь постучали, и Вандышев почувствовал, как задёргались его усы. Совсем психом стал, ведь предупредили, что должен приехать сотрудник из МУРа, лучший кадр, на которого можно положиться во всём. До сих пор Валерию не доводилось встречаться с ребятами из уголовного розыска, и было интересно пообщаться, а потом обсудить с друзьями.

— Разрешите? — Голос из-за двери прозвучал мягко, даже задумчиво.

— Да-да! — Вандышев, ожидавший почему-то громового рыка, оторопел.

Вошедший молодой человек, у которого из-под казённого халата выглядывала серо-синяя дорогая «тройка», удивил Вандышева и некрепким сложением, и восточной внешностью, и выражением равнодушной вежливости на лице. Во взгляде карих глаз отсутствовала острота, а в движениях — порывистость и сила. Глядя на маленькие руки муровца, на его небольшие ботинки, судя по всему, только вымытые под краном, Валерий подумал, что вполне мог бы двумя пальцами сломать ему позвоночник.

Но раз говорят, что это толковый парень, значит, имеют основания. Вроде бы перед самым Новым годом он упаковал в «Матросскую Тишину» членов какой-то очень крутой банды, и за это представлен к правительственной награде.

Артур раскрыл удостоверение, показал его Вандышеву и представился. Валерия всё равно не смогла бы разобрать в красной книжечке ни слова. Она лежала, полузакрыв глаза, и часто, неглубоко дышала, откровенно игнорируя вошедшего.

— Мне уйти? — Вандышев, не дожидаясь ответа, встал со стула и направился к двери. — Через десять минут вернусь, а пока покурю.

— Договорились, — кивнул Тураев, присаживаясь на тёплый стул.

Вандышев ещё раз, от двери, взглянул на его аккуратную причёску, пожал плечами и буквально вывалился в коридор, изо всех сил пытаясь подавить раздражение.

Он плохо представлял себе, как этот «ботаник» крутит руки бандюганам и потому чувствовал себя кинутым по-крупному. Не придали значения просьбе, побрезговали прислать стоящего мужика. Теперь выслушивай до второго пришествия заумные объяснения относительно того, почему ребёнок до сих пор не найден, а преступники не пойманы. Такой может только заболтать — на это, видимо, и надежда.

— Валерия Вадимовна, добрый день.

Тураев моментально оценил состояние больной и потому счёл нужным свести количество вопросов к необходимому минимуму.

— Как вы себя чувствуете? Можете разговаривать?

— Конечно, могу, — еле слышно отозвалась Лера. — Спрашивайте.

— Я сегодня много времени не займу.

Тураев раскрыл «дипломат», достал диктофон и включил запись. Вообще-то так поступать не полагалось, но Артур разработал собственную теорию анализа интонаций голоса допрашиваемого. И, слушая потом запись по нескольку раз, старался поглубже проникнуть в его душу. Потом Валерию посетит следователь и оформит протокол, как положено, а сейчас нужно вытянуть самую суть, и на основании добытых данных работать дальше.

Но теперешнее состояние Валерии Леоновой могло помешать чёткому и безошибочному анализу — паузы между словами, тяжёлое дыхание, остановившийся взгляд человека, только что переведённого из реанимации, не могли свидетельствовать об его вине. Но на всякий случай Тураев решил сделать запись.

— Валерия Вадимовна, вы подозреваете кого-нибудь? — задал самый банальный вопрос Тураев.

На него взглянули изумительной красоты глаза чайного цвета, но взгляд девушки был затуманен болью и жаром.

— Абсолютно никого, — еле слышно, но твёрдо сказала она.

— Вам или вашему мужу кто-нибудь угрожал в последнее время?

— Мне — никто, а насчёт мужа не знаю. Во всяком случае, он ничего не говорил об этом. Неприятностей в бизнесе у него не было. — Лера опять опустила веки и некоторое время отдыхала.

— И никакой слежки за собой вы не замечали? — продолжал настаивать Артур. — Может, кто-то интересовался привычками, распорядком дня, вашими вкусами и планами? Вы не пытались вспомнить?

— Так сразу сообразить не могу, — призналась Лера. — Надо будет подумать. Во всяком случае, поводов волноваться у нас не было.

— Вы смогли хотя бы мельком разглядеть лица похитителей? — Артур старался не жалеть распростёртую перед ним красавицу и не думать, где же сейчас находится её дитя. — Или у вас не было такой возможности?

— За рулём сидел парень, обритый наголо, — немного помедлив, сказала Валерия. — Укол мне сделал очень мощный дядя, но лицо его я не запомнила. От парадного меня тащил третий, он был весь в коже и замше, очень сильный, высокого роста. Я ведь открывала кодовый замок, когда на меня напали сзади. Машина у них была тёмно-синяя, кажется, вот какой марки, я не могу сказать. Скорее всего, «БМВ».

— Ну, вы просто молодец! — восхитился Тураев. — За считанные минуты, в таком состоянии, и так много запомнили! Но вы их не знаете?

— Голоса незнакомые. Всех троих впервые видела, — подтвердила Лера. — Но они по-быстрому укололи, и я отключилась.

— А что было потом? — Артур тревожно взглянул на часы — четыре с половиной минуты прошло, а ничего нового он, собственно, не узнал. Тёмно-синий «БМВ», бритый парень, мужик в замше и коже — таких в Москве миллионы. Всех не проверишь. Тем более что нашли Валерию в Высоковском районе — значит, придётся прочёсывать и область.

— Куда меня повезли, не знаю. Я всё время была под наркозом. Видела странный сон. Будто бы с папой в пилотской кабине самолёта. Он лётчиком был, и я заходила посмотреть, как экипаж работает. Тихонько, не дыша, наблюдала. И вот будто бы мы летим — под нами облака и розовое небо. Самолёт набирает высоту, и вдруг папа говорит: «Лера, тебе придётся выйти. Мне запрещено допускать тебя к приборам». Он буквально вытолкал меня из кабины, а самолёт стал падать. Как резко, что живот пронзила острая боль, меня затошнило и вырвало. Как только мы приземлились, я очнулась в снегу. Правда, сразу ничего не поняла. Потом догадалась, что меня выбросили в канаву или в яму, и я истекаю кровью. Все мысли только о ребёнке — что с ним? Я как-то сумела дотронуться до живота и поняла, что Милены во мне больше нет. Опять — непереносимая боль и шок. Я очень хотела умереть, потому что знала — случилось самое страшное. Когда меня тащили в машину, я подумала, что берут в заложники…

— Это было бы лучше, по-вашему? — перебил Тураев удивлённо.

— Конечно, лучше. Тогда Милена бы осталась со мной. — Лера поморщилась так, словно ей опять сделалось дурно. — Когда меня сверху окликнул этот студент, Щербинин, и бросил куртку, я пожалела, что до сих пор жива. Не знала, как мужу посмотрю в глаза. Ведь могла бы сидеть дома, ждать его, а не идти в магазин, не покупать игрушки и тряпочки до родов. Говорят ведь — плохая примета, и нужно было слушать…

— Вы ни в чём не виноваты, — быстро успокоил Тураев, а сам уже в который раз поразился самообладанию совсем молодой женщины. Другая бы рыдала и проклинала судьбу за жестокость, а эта смотрит сухими глазами на сыщика и в то же время как будто не видит его. — И муж вас безумно любит, это заметно. Он простит. Впрочем, ему нечего прощать.

— Я должна была предвидеть, — возразила Лера и забылась.

За окном валил густой снег, и Артур с минуту смотрел то на метель, то на раковину, то на тумбочку, на капельницу, на какие-то современные приборы, контролирующие состояние больной. она должна была предвидеть? Получается, дела Вандышева шли не так хорошо, как и он, и Валерия пытались представить. А, может быть, потерпевшая просто бредит? Окончательно не пришла в себя? О чём-то сознательно умалчивает? И почему-то винит себя, что вообще-то невероятно. Только за то, что вечером вышла на улицу, нельзя наказывать столь безжалостно.

Если случившееся стало для неё полной неожиданностью, и перед тем не было даже признаков надвигающейся беды, Лера просто супер-вумен. Не жалуется, не злится, не трясётся от страха, даже не просит найти ребёнка; а ведь Вандышев повторяет это через каждые два слова. Вот он практически на грани, близок к нервному срыву — это очевидно.

Реакция Валерия просчитывалась легко — он не доверяет присланному муровцу, серьёзно его не воспринимает. Но говорить с ним надо, потому что иного выхода нет.

— Ваши родители погибли? — чуть слышно спросил Тураев, но Валерия сразу же очнулась, и только тут губы её задрожали.

— Да, в девяносто седьмом году, — пролепетала она и всхлипнула. Светящаяся точка на дисплее одного из приборов запрыгала, и Артур пожалел, что задал этот вопрос. — Оба, сразу, в один день. На наш дом упал самолёт. Я ведь родилась в Иркутске.

— Ах, вот оно что!

Тураеву показалось, что ещё полминуты назад он знал намного меньше, чем сейчас. Девчонка давно уже научилась держать себя в руках и сама пробиваться в жизни.

— А вы были в это время в Питере?

— Да, сдавала зачётную сессию. Собиралась в гости, домой. В общежитии девочки услышали по радио о катастрофе, сразу же прибежали ко мне, потому что знали иркутский адрес. Я не даже не поняла, о чём они говорят…

— Простите. — Артур, увидев, что положенные десять минут истекли, встал. Он страстно желал наказать подонков, посмевших надругаться над сиротой. — Вы когда из Петербурга уехали в этот раз?

— Двадцать девятого декабря. Рассчитывала родить в Москве. Лучше бы у нас осталась, в Педиатрическом институте. Хотя там условия не очень-то комфортные, а здесь Валерка договор уже заключил на мои роды, оплатил всё. Думала, попразднуем недельку или чуть поменьше… Родила, называется! — Валерия закусила губу до крови, подавляя рыдания.

— Не волнуйтесь, я найду вашу дочь.

Артур сам не понял, как эти слова сорвались у него с языка. Глазищи чайного цвета распахнулись во всю ширь, потому что Валерия оторопела от такой самоуверенности.

— Вы учитесь в Электротехническом университете на пятом курсе?

— Да. Гуманитарный факультет — связи с общественностью.

— Ясно, — впервые улыбнулся Артур. — А я уже хотел спросить, как милая девушка управляется со всей этой навороченной электроникой. Итак, не стану вас больше мучить, займусь пока другими действующими лицами нашей драмы. Отдыхайте.

Артур кивнул Валерии, повернулся и пошёл к выходу, но вдруг почувствовал, что девушка что-то хочет сказать. Обернулся и понял, что был прав — Валерия, в упор глядя на него, шевелила губами.

— Вспомнили что-нибудь?

— Нет, я только хочу поблагодарить и врачей, и милицию. И всех остальных, кто спасал меня. Я выкарабкалась окончательно, несмотря на то, что ещё очень слаба. Но все мысли отныне — только о моей девочке, которую я люблю без памяти, хотя никогда ещё не видела. Где Миленка, жива ли? И ещё мне до слёз жаль мужа — ведь ещё неизвестно, кому из нас тяжелее. Я прошу вас тоже войти в его положение. И не реагировать, если Валерка будет в чём-то к вам несправедлив.

— Я давно уже не реагирую на эксцессы потерпевших.

Артур услышал в коридоре шаги. Без стука отворилась дверь, и вошёл Вандышев. Тураев ещё раз оглядел палату, пятнадцать розовых роз на длинных стеблях. Потом заметил, что у Вандышева распухли глаза и сильно дрожат пальцы.

— Я постараюсь сделать всё для того, чтобы вы оба как можно скорее увидели своего ребёнка. Выздоравливайте, Валерия Вадимовна, а к вашему мужу я загляну завтра в офис.

— Я буду ждать вас в двенадцать, — без промедления согласился Вандышев.

Он подумал, что сыщик действительно чего-то стоит, раз уловил страстное нежелание Вандышева ехать для допроса на Петровку.

* * *

Значит, Валерия Леонова — не истукан, и может плакать. Вполне можно было и не заводить речь о погибших родителях именно вчера, но Тураев решил проверить, в здравом ли потерпевшая уме. Да, она реагирует адекватно на тот слепой трагический случай, но осознанное, спланированное, омерзительное действо вроде бы даже оправдывает.

Валерия не повредилась рассудком и всё помнит. Она должна постоянно думать о том, что месте с крохотной дочерью она лишилась частицы матери и отца. Будучи единственным ребёнком в семье лётчика гражданской авиации, пилота первого класса Вадима Сергеевича Леонова, она несла по жизни великую миссию — продолжить его род, пусть под другой фамилией. А теперь врачи не гарантируют, что Валерия когда-либо сможет стать матерью. Остаётся только надеяться на то, что вряд ли девочку таким изощрённым образом похитили только для того, чтобы убить.

За окном всё так же летел снег, и его белизна выгодно подчёркивала дорогую мебель в кабинете Валерия Вандышева. Все предметы гарнитура были очень странного, инфракрасного цвета. В зависимости от того, с какой стороны на них смотрели, они казались то антрацитовыми, то багровыми.

В тон обстановке Вандышев подобрал и костюм, совершенно ему не идущий — чёрный, с красным галстуком и таким же платочком в нагрудном кармане. Видимо, с ним плохо поработал стилист, или же Валерий Ильич не желал тратить деньги и время на эти глупости.

А вот секретарша, которая принесла им кофе «Кабриолет», очень Тураеву понравилась, и сам напиток он счёл великолепным. Девушка, копия Клаудиа Шиффер, соблазнительно упакованная в чёрный комбинезон-стретч с длинными рукавами и зауженными брюками, сама по себе служила украшением рекламной компании. И если бы Артур собирался стать клиентом этого заведения, то, попробовав огненного кофе с водкой и шапкой взбитых сливок наверху, отбросил бы всяческие сомнения.

Как и следовало, «Кабриолет» подали в бокалах типа пивного «тюльпана». Видимо, это был любимый рецепт венского кофе в этой фирме, потому что секретарша подала его, не дожидаясь просьбы шефа.

Входя пятнадцать минут назад в кабинет, Тураев успел полюбоваться миниатюрным садом камней, среди которых журчал ручеёк. А сейчас с удивлением заметил, что холодильник в этом сумрачном кабинете тоже чёрный. Вандышев сам достал оттуда минеральную воду, разлил по бокалам и сел напротив Тураева.

Хозяин и гость закурили; первый — кубинскую сигару, купленную в Цюрихе, второй — короткую трубку. Заметив это, Валерий усмехнулся. Решил, что муровец строит из себя Шерлока Холмса. Тураев едкую гримасу проигнорировал.

— Сигара — признак благополучия, — пояснил Вандышев, откровенно, несмотря на горе и сомнения, любуясь собой в итальянском дымчатом зеркале напротив. — Это — сила, воля, власть. Валерии нравилось, что я предпочитаю сигары, несмотря на то, что мой рот не всегда оказывался свободным для поцелуя. Сама она покупала только дамские сигариллы.

— Да, жених вы для девочки из общежития завидный, — согласился Тураев. — Обычно они мечтают о меньшем. Всего лишь о московской прописке, насколько я знаю. Валерия же сорвала крупный банк и не должна была вести себя опрометчиво. Она действительно хотела иметь этого ребёнка? Или инициатива в основном принадлежала вам?

Вандышев сузил глаза, пытаясь справиться с внезапно вспыхнувшим негодованием, но Тураев смотрел на него спокойно, доброжелательно.

— Она была сумасшедшей матерью всё это время. Говорила, что начинает воспитывать малыша ещё в эмбрионе. Как только бэби-тест показал беременность, а доктора подтвердили, Лера преобразилась на глазах. Из девчонки стала женщиной, мадонной, каким-то неземным существом. Она была уверена, что носит в себе гения, которого до сих пор так не хватает стране. Была уверена, что, отняв родителей, судьба даст ей возможность заполнить пустоту в душе. Просила меня прижиматься щекой к животу, шептать: «Я — твой папа!». И после уверяла, что ребёнок отзывается на мой голос, знает меня. Так ждала рождения Миленки, воображала, как я впервые возьму её на руки и скажу ту же фразу. Уверяла, что в Америке ребёнок, которого так приветствовали, начал говорить в четыре месяца, а в семь — ходить. У Леры слух хороший, она каждый вечер пела Миленке колыбельную. Классическую музыку слушала до одурения, несколько раз таскала меня в театр, непременно в Большой. Атас! Доходило до того, что Лерка вслух читала ребёнку книжки. Там, в общаге, она так не могла чудить, но зато в Москве отрывалась. Наша дочь должна была чувствовать, как она желанна. Психическое состояние девочки оценивалось как идеальное. Я показывал Леру лучшим медикам, её обследовали на новейших приборах. Счастливее нас они не видели семьи!

— Наверное, сглазили, — заметил Тураев и отпил глоток кофе.

— Может быть, — согласился Вандышев. — Но теперь вы, надеюсь, поверите, что Лера страстно желала иметь ребёнка. Кроме меня и Милены у неё никого нет. Ни матери, ни отца… Дом в Иркутске разрушен, а ехать туда и качать права насчёт жилья Лерка боится. Может сойти с ума от горя. Увидев ровное место там, где был родной дом…

— Отчасти поэтому вы и решили жениться на ней? Пожалели? — Артур пососал чубук.

Он не хотел сознательно злить фирмача, но гнева его абсолютно не боялся. Просто ему чисто по-мальчишески хотелось сбить с задаваки спесь и заставить его понервничать. Понервничать не так, как раньше, а по-другому, перед тем забыв о своём положении в обществе, о скороспелой и заслуженной карьере.

— Я полюбил Валерию если не с первого взгляда, то вскоре после знакомства. И сделал бы ей предложение в любом случае. — Вандышев, кажется, уловил намерения майора и подавил гнев. — И так ведь бывает.

— А давно вы знакомы? — продолжал Артур, между делом соображая, подслушивает их сейчас секретарша или нет. Неужели Вандышев не спал с этой дивой в брючках? Если нет, то Валерий Ильич полный идиот.

— Без малого год. В марте девяносто девятого я поехал в Питер к друзьям. Давно хотели собраться и по-простому попить пивка. Помните, как в рекламе — «Надо чаще встречаться»?

— Пили «Золотую бочку»? — полюбопытствовал Тураев.

— Да нет, ирландское большей частью. Ну и поехали мы в «Конюшенный двор» на канале Грибоедова, рок-поп послушать; тем более что один из моих корешей оказался соучредителем клуба. Между делом услыхал, что недавно там, же на канале, смертельно ранили одного парня. Он в Электротехническом учился, на пятом курсе, но уже имел какой-то маленький бизнес, и в «Конюшенный двор» заскакивал. Вон, говорят, его подружка сидит, Валерия. Они часто в клубе вместе появлялись. Оба ведь из общежития, с Выборгской стороны, а там, даже если ты при деньгах, круто не оттянешься. Она одна за столиком была, вся в чёрном. Что пила, не помню, но я встретился с ней взглядом. Песню сразу же вспомнил, в пьяную голову ударило: «Эти глаза напротив чайного цвета…» А потом: «Вот и свела судьба нас! Только не отведи глаз!»

— Да, глаза у неё необыкновенные, — задумчиво сказал Артур.

— Я всё мечтал, чтобы у дочки такие же были, а Лерка от матери их унаследовала. В общем, попросил познакомить. Тогда ещё про предков ничего не знал, про упавший самолёт… Просто видел перед собой красотку, которой грех долго горевать. Решил доказать, что на том студенте свет клином не сошёлся. Павел его звали, вроде, а фамилию не помню.

— Кто и за что его убил, не выяснили? — встрепенулся Артур.

— Да нет. Ходили слухи, что работал опытный киллер. Говорю же, бизнес у парня был, а в таких случаях часто концы прячутся в воду. Свадьба у них намечалась, заявление лежало во Дворце. Теперь вот со мной такая петрушка вышла. Но Лерку я не брошу, вне зависимости от того, найдёте вы ребёнка или нет. — Вандышев увидел, что его бокал пуст, и поднялся. — Хотите ещё водки? Нет? А я выпью — мне очень тяжко.

— Дело ваше. — Артур обрадовался, что беседа ненадолго прерывалась, и можно осмыслить услышанное. А подумать было над чем.

Девушка ждала ребёнка с таким нетерпением, что читала ему сказки и пела колыбельные ещё до рождения. Это можно понять, особенно если учесть прошлое Леры, трагедию в Иркутске, её одиночество в общежитии. Закончит она свой Электротехнический университет, и выпишут её с площади. Или нужно возвращаться в Иркутск, или следует как можно скорее искать мужа с питерской регистрацией. А тут судьба посылает зажиточного москвича, пусть и не коренного. Далее — беременность, тем более желанная, что младенец крепче привяжет Вандышева к Лере. Единственный родной человечек зреет в чреве, и вдруг в один момент его вырывают и похищают. А Лера отлично держится, демонстрируя какую-то мазохистскую готовность принять наказание. Может быть, она виновна в чём-то? В гибели Павла, например? Так не ведут себя люди, считающие, что небеса покарали их незаслуженно. Но Вандышев, похоже, не в курсе.

— Значит, о погибшем приятеле Лера с вами не говорила?

— Нет. — Вандышев выпил подряд две стопки водки и успокоился.

— Но о чём-то вы говорили! Родители погибли, друг — тоже. С кем она по жизни общалась? Не сидела же безвылазно дома! Ей ведь двадцать лет, она красавица, пользующаяся бешеным успехом…

— Я ей не сторож, — перебил Вандышев. — В Питере не мог Лерку контролировать. Но знал, что лишнего она себе не позволит. С золотой медалью школу закончила, в институте идёт на «красный» диплом. Да, был парень, а где ж теперь целку найдёшь? Но лучше меня для неё никого нет. В общаге соседки у неё неплохие, трое в комнате они живут. Лерка даже скучала по ним, вспоминала разные случаи. Слова плохого ни разу не сказала. Я даже предлагал ей после свадьбы в московский ВУЗ перевестись, а она отказалась. ЛЭТИ, говорит, закончу, там у меня друзья.

Вандышев смотрел в стопку и говорил всё медленнее, с трудом ворочая языком, — действовало спиртное. Тураев успел незаметно поменять кассету в диктофоне.

— Вам лучше с ними поговорить, они Лерку знают с первого курса. Она в Питер приехала, когда ей семнадцати не исполнилось. А я старался прошлую жизнь своей жены не ворошить…

Если до этого момента Тураев считал Вандышева в целом искренним, то сейчас здорово в этом усомнился. Или Валерий не так любит свою избранницу, как пытается изобразить, или скрывает собственный интерес к тому, что ранее происходило с человеком, столь ему дорогим.

— Валерий Ильич, а лично у вас никаких подозрений нет?

— Абсолютно. Разве только у кого-то зародился столь изуверский способ поквитаться со мной. Блин, знаю, что детей из колясок крали, но чтобы из живота… У них не было времени подождать, пока Лерка родит? Или им срочно нужен был именно наш ребёнок?

— Нельзя исключать и такой вариант. — Тураев поднялся и улыбнулся, но кривовато, напряжённо. Так получалось, когда собеседник был ему не симпатичен. — На сегодня всё. Спасибо за угощение и за содержательные ответы. Если потребуется, я вам позвоню. Пожалуйста, вот визитка, здесь все номера телефонов. Если у вас появятся новые сведения, вспомните что-нибудь интересное, одним словом, как-то изменится обстановка, можете звонить в любое время дня и ночи. Будем надеяться, что всё у нас с вами получится.

— Надеюсь, куда ж денешься! Иначе хоть в петлю.

Вандышев смотрел на майора мутно и пьяно. Он встал из-за круглого низкого столика, подошёл к окну и глянул вниз, на парковку. Сразу же заметил новую машину, удивлённо ухмыльнулся.

Вернулся к своему рабочему столу, нажал кнопку селектора и позвал:

— Алла!

— Да, Валерий Ильич, — немедленно отозвалась секретарша.

— Зайди, — велел Вандышев, грузно плюхаясь в вертящееся кресло.

Ослепительная Алла бесшумно появилась на пороге и показала ряд слишком уж острых зубов. Сейчас она показалась Тураеву похожей на щуку.

— Проводи господина майора до его красного джипа «Мерседес»! — с трудом выговорил Вандышев и качнулся вперёд, опираясь на руки.

— Благодарю, но не стоит, — наклонил голову Тураев и вышел вслед за секретаршей, понимая, что Вандышев оказал ему величайшую честь, не хотел понапрасну отвлекать Аллу от насущных дел. По дороге он намеревался решить, когда удобнее всего будет вылететь в Питер.