Из ворот подземного гаража, помещавшегося под монолитным двадцатипятиэтажным домом, выехал джип «Лэндкраузер» и понёсся по Ленинскому проспекту в сторону области, расшвыривая во все стороны комья грязного снега. Мощные фары выхватывали из темноты столбы, автомобили, дома, людей, а потом всё это оставалось далеко позади, будто бы не существовало вовсе.

Во всём мире были они — пять человек в джипе. Водитель, охранник на сидении рядом, ещё один накачанный юноша в короткой кожаной куртке, под которой пряталась кобура. И самые главные здесь были — высокий блондин с костистым лицом и короткой бородкой, чья куртка из замши синего цвета, с вязаными манжетами и воротником подчёркивала нарочитую скромность богатого человека, и белозубый загорелый иностранец в добротном сером пальто. Незадолго до этого пара качалась на тренажёрах, сидела в баре, прогуливалась по уютному холлу; и вот теперь иностранец попросил довезти его до гостиницы «Парк-отель Лагуна».

— Кеннет, вы меня обманули, привезли некачественный товар, — спокойно говорил иностранец, и седой ёжик его волос поблёскивал в свете мелькающих огней. — Или вы возвращаете деньги и платите неустойку, или в течение суток доставляете мне то, что обещали. Иного выхода нет.

— Она подменила товар, — растерянно отвечал блондин с бородкой.

Два охранника молча следили за дорогой, а водитель склонился к рулю, потому что джип почти летел по воздуху.

— Эта кошёлка, видите ли, передумала. С ними часто такое случается. Я ведь ей тоже заплатил, и потому заинтересован в том, чтобы её найти. Сэр, дайте ещё одни сутки, а ещё лучше двое, и я постараюсь доставить вам то, что бы просите. Они скрылись, но мне удалось выяснить, где прячется эта тварь. Она сейчас в Москве, а сама родом из Пскова. Обещаю, что вы ни в коем случае не пострадаете.

— Надеюсь, — холодно улыбнулся иностранец, показав шикарные зубы — Будь по-вашему, даю трое суток. Вы избавились от брака?

— Не волнуйтесь, всё в полном порядке! — страстно заверил бородатый. — Мне не будет ни минуты покоя, сэр, покуда я не исправлю собственную ошибку. Я проявил преступную халатность, поверил ей. А она нагло меня кинула. Я ей этого никогда не прощу.

— Не нужно высоких слов, дружище! Остановите. — Иностранец в сером тронул водителя за плечо. — Итак, трое суток, и ни минуты более. В ваших интересах всё сделать так, как было намечено. До встречи.

Холёный элегантный мужчина выбрался из джипа и ушёл в сторону гостиницы, а оставшиеся ещё некоторое время безмолвно наблюдали за тем, что происходит на улице, и, кажется, остались довольны.

— Давай, по адресу, — негромко приказал человек с бородкой водителю, и тот молча повиновался.

Бородатый прикрыл глаза, будто заснул, и никто до самого района Марьино не решился потревожить его покой. Когда джип, покрутившись между совсем новыми и ещё не достроенными домами, остановился около одного из них, человек в синей куртке очнулся.

— Рано приехали, придётся подождать.

Оба охранника еле заметно кивнули, соглашаясь сидеть здесь хоть до утра. Мужчина с бородкой был спокоен за своих ребят, которые были оснащены по последнему слову науки и техники, снабжены даже пуленепробиваемыми памперсами и плащами-невидимками, не говоря уже о бронежилетах. Электростимуляторы не дали бы им заснуть при любой степени усталости, а специальное бельё избавляло от необходимости отлучаться в туалет.

Всегда имеющаяся в наличии лицензия на занятие частной охранно-розыскной деятельностью и разрешение на ношение всеми членами группы огнестрельного оружия позволяло затаившимся в джипе людям не опасаться встречи с гаишниками и другими ментами. Сейчас они просто наблюдали за объектом, и никто не мог им в этом помешать.

Через двор ещё шли люди, но нужного типа среди них не было. Бородатый уже засомневался в правильности полученных сведений и начал заметно нервничать. Но вдруг тот, кто сидел рядом с водителем, насторожился.

— Шеф, смотрите!

И указал на сутулого человека, который почти бежал по двору, и вот-вот должен был поравняться с их автомобилем.

— Пошёл! — скомандовал бородатый, светлея лицом.

Теперь порядок, мальчики исполнят всё в лучшем виде. Беглецы ещё в этом доме. Окна светятся. А одинокий хозяин вечером шляется по улице. Значит, его квартирантка на месте. Только бы не зашумел, да не оказались где-нибудь поблизости менты, но это уж как повезёт. Судьба не должна быть благосклонна к обманщице, пытавшейся скрыться и с деньгами, и с товаром, за который она эту плату и получила.

Плечистый парень выпрыгнул из джипа, в два шага оказался рядом с сутулым мужичонкой лет шестидесяти, который от неожиданности остолбенел.

Взял его за локоть и сказал, приблизив губы к самому уху:

— Спокойно, урод, у тебя особого выбора сейчас нет. Или ты ведёшь нас в квартиру, открываешь дверь своим ключом, или же мы тебя мочим прямо здесь. И без всяких закидонов, потому что лично тебе ничего не грозит. Нас интересует твоя жиличка, а за неё глупо жизнь отдавать. Тем более что ключ мы всё равно отберём. А так даём шанс. Только не вздумай орать, а то мозги на стену вышибем.

— Я согласен, я…

Мужичонка оказался деморализован в первый же момент, и сейчас всем его существом владела одна мысль — любой ценой умилостивить незнакомых бандитов, выжить, спастись. Он изо всех сил демонстрировал, что не смотрит в лицо говорящему, ни в коем случае не пытается его запомнить.

— Пойдёмте, пожалуйста, только не убивайте!

— Конечно, ты на всё согласен. — Парень обернулся к джипу. — Шеф, порядок, шума не будет. Дяденька нам попался воспитанный и понятливый.

Бородач в синей куртке и второй охранник не спеша вылезли из автомобиля, а водитель остался за рулём. Пока всё складывалось удачно — ни за их заграничным клиентом, ни за ними самими никто, похоже, и не намеревался следить. Кроме того, служба безопасности не ошиблась, и беглянка действительно оказалась в новом квартале Марьино, где получили квартиры жертвы осеннего теракта на улице Гурьянова.

Одной из таких жертв и был сутулый мужичонка, всхлипывающий рядом, у плеча высокого блондина. Тот, брезгливо кривя губы, двинулся следом за хозяином квартиры и парнем, проводившим предварительную беседу. Замыкал шествие второй охранник, страховавший шефа сзади.

Горемычный же хозяин мысленно на чём свет стоит ругал свою молодую квартирантку, которая при найме обещала ему златые горы, а теперь, похоже, не заплатит ничего, да и сама расстанется с жизнью. Потерявшего всё имущество при взрыве дома жителя Печатников привлекла возможность быстро заработать, и он согласился с предложением симпатичной псковитянки по имени Люба, которая поймала его прямо во дворе нового дома.

Она заселяется в одну из комнат, сидит там безвылазно, а хозяин снабжает её продуктами и разрешает пользоваться телефоном. Жена была против появления полубезумной дамочки в их жилище и очень быстро уехала к родственникам в деревню. А глава семьи рассудил, что нельзя отказываться от денег, которые сами плывут в руки.

Случилось всё сразу после Нового года, и вот уже почти месяц Люба давала деньги только на продукты и на оплату телефонных счетов, не заикаясь о расчёте за постой. Будь она неладна, кажется, права была мамочка, когда возражала против этого мероприятия. Как нутром чуяла, что Люба связана с какими-то криминальными типами и от кого-то скрывается — то ли от милиции, то ли от самих бандюков…

Лифт остановился на седьмом этаже, и охранник вышел первым. Проверил лестничную площадку и только после этого позволил выползти насмерть перепуганному хозяину. Бородатый двигался неторопливо, сложив губы трубочкой, будто собирался свистеть. Как только последний, четвёртый человек покинул кабину, лифт немедленно вызвали снизу.

— Доставай ключ и отпирай, как обычно, — шёпотом сказал бородатый. — Она в своей комнате сейчас? Задвижка на двери есть?

— Есть задвижка, но она откроет, если я скажу, — пробормотал хозяин квартиры, и бородач с удовлетворением увидел, что его лицо блестит от пота.

Нетвёрдыми руками мужичонка вытащил из кармана связку ключей и принялся открывать замки. Охранники занервничали, потому что лифт, кажется, собирался остановиться именно на седьмом этаже. Но нет, пронесло, ушёл на восьмой. Значит, нежелательных встреч не будет.

Дверь отворилась, и все четверо вошли в пустую прихожую. Сразу же щёлкнул выключатель, и свет озарил синеватые обои. В новом доме уже стоял телефон — должно быть, подключили оперативно, ведь перепуганным терактом жильцам часто приходилось вызывать «скорую».

Бородатый жестом приказал охраннику закрыть дверь на лестницу, а сам тронул рукой в кожаной перчатке ручку двери, ведущей в одну и из комнат, вопросительно взглянул на хозяина.

— Нет, дальше, — прошелестел тот, дрожа от ужаса.

Все трое были без масок, на свету не прятали лиц — значит, не опасаются, что их потом узнают. Дурак, не послушался супругу, позарился на шальные деньги, а сам лишней копейки никогда не имел. Всё, что получал на заводе, забирала семья — жена и двое детей. Вложений требовала дача, дорого обходился «Москвич».

Потом всё пришлось продать, а квартиру в Печатниках разнесло взрывом. Уцелели ведь тогда чудом, не успели на последнюю электричку и остались у тёщи. А он сам, получается, беду в новый дом притащил, будто бы мало им тех, других. Прожили бы, перебились — не привыкать. А ведь эти в живых не оставят, сразу видно, и нечего надеяться. Супругу жаль, одна останется, а у детей свои семьи…

— Заперто, — одними губами сказал бородатый. — Позови её.

— Любаша! — Хозяин, стараясь говорить как можно спокойнее, постучал в дверь. — Не спишь? Тут ещё один счёт пришёл.

— Сейчас, Фёдор Иванович, минутку! — раздался тонкий женский голос.

За дверью что-то зашуршало, звякнуло, и послышались быстрые шаги. Щёлкнула задвижка, и в ту же секунду худенькая молодая женщина с пепельными волосами сдавленно вскрикнула, увидев гостя в синей куртке.

— Узнаёшь? Помнишь ещё?.. — Он обернулся к охранникам. — Побудьте с хозяином в кухоньке. Я позову, когда будет нужно…

Люба пятилась от бородатого, машинально запахивая халат, и зрачки её делались всё шире, а лицо — бледнее. Маленькая голова, коса через плечо, длинная шея, покатые плечи делали Любу похожей на испуганную лебёдушку, увидевшую перед собой чёрную дырку ружейного дула. Она и оделась в белое — в недавно купленную сорочку и пеньюар. Нарядилась на их кровные денежки, потому что своих средств у неё не могло быть.

— Садись, — приказал бородатый.

Люба стояла, не шевелясь. Тогда он, размахнувшись, с хряском швырнул женщину на постель.

— Чего, оглохла, кошёлка вонючая? Может, тебе и память отшибло, сука?! Забыла, за что пять тысяч долларов США чистыми я тебе заплатил? Думала, прощу всё, как товарка копеечный должок, и мы помиримся? Или всерьёз думала скрыться, крыса? Тогда уж денежки нужно отдать, да с процентами! Мне за моральный ущерб — так ведь?.. Язык проглотила? Ничего, сейчас ты нам арию из оперы споёшь! А потом — ещё одну, и ещё, и ещё. Впереди ночь длинная, и культурная программа у нас обширная. Я ведь не от своего имени работаю, ты знаешь…

Бородатый еле сдерживался, чтобы не наброситься на полумёртвую от ужаса женщину и не начать избивать её немедленно. Желание продлить удовольствие предвкушения пока побеждало.

— Мои услуги оплачивает солидный господин, иностранец, который не пожалел бешеных денег за твоего алкогольного выродка. И моя главная мечта — не ударить в грязь лицом, обслужить заказчика на высшем уровне, пошла прахом. Я в стельку расшибался, чтобы он остался доволен, и тебя лелеял, как экзотический цветок. На чьи средства ты, корова деревенская, в солярий ходила, витамины жрала, в бассейне плавала? Кто тебя рожать чуть ли не в Кремлёвку определил? Да ты бы на вокзале просыпалась, тварь, без меня! А теперь мой заказчик думает, что я нарочно подсунул ему сифилитика с гноящимися глазами, который всё равно помер бы через неделю. Я доверился тебе, думал, что будет в порядке, и ты привезёшь товар в условленное место. Если ты такая мать трепетная, кто просил тебя из Пскова в Москву тащиться, да ещё соглашаться на все мои условия? Дура тёмная, тебе сказочно повезло! Ты на эти баки тракториста своего и двух щенят могла сто лет кормить! Вам же детей сделать — что мне высморкаться. Вы же плодитесь, как клопы. Пока важные господа карьеру делают, вы беспрерывно трахаетесь и в абортариях заседаете, но почему-то никак не становитесь бесплодными. Тебе фарт шёл, Любовь моя. Но ведь для того, чтобы удержать удачу, тоже ум нужен. Родила по первому разряду, а потом материнские чувства взыграли? Пащенок своим слюнявым ротиком тебя за сиську потянул? Решила товар подменить и скрыться, да ещё и с деньгами? А для моего мистера купила у Трёх вокзалов плод случки бомжей? И искренне надеялась, что мистер увезёт его в Штаты, да? Спряталась в Марьино, платила за хату моими баксами, на них же с Псковом болтала — детишками и муженьком интересовалась? Как они там? Здоровы ли? А вдруг простудились и зачихали — ведь зима на дворе! Я тебе ещё тогда сказал, что ты — кошёлка. Только кошёлка, которая сама по себе мне не интересна. Что надо думать о ребёнке, которому выпала возможность уехать в самую богатую и могущественную страну мира! Что его ожидало здесь и там? День и ночь! Но ты, похоже, не только себя, но и его погубить решила. Ты могла осчастливить и старших детей, будь немного посмекалистее, — продолжала бородач, медленно накручивая на кулак Любину косу. — Ты могла бы райскую жизнь им устроить. Но ты — отвратительная мать, ты — стерва, которая вот-вот оставит детишек сиротами. Ясно тебе?! Ах, какую бесподобную куклу ты купила своей дочке, которой только катушками из-под ниток играться! Черноволосую принцессу в шляпке и кружевном платье, в панталончиках, в туфельках с бантами! У моей дочери есть такая. Я знаю, сколько эта игрушка стоит. Ты, которой не на что было в метро проехать, начала королевские игрушки скупать по всей Москве! А теперь чадам твоим останется панихиды заказывать каждый год третьего февраля. Жить я тебя всё равно не оставлю — ты опозорила меня перед клиентом. Но твоя кончина будет лёгкой, если скажешь, куда спрятала своего ублюдка. Лично я за него гроша ломаного не дал бы. Но он нужен клиенту, и потому я трачу на тебя драгоценное время. Между прочим, ты погубила дядю Федю. Его тоже придётся убрать…

— Вы не сделаете этого! — прошептала Люба, глотая слёзы.

— Все исполним, как обещали, — монотонно отозвался бородатый. — Разве мы когда-нибудь тебя обманывали? — Он ещё раз оглянулся на коробку с драгоценной игрушкой, простёганную лиловым атласом. — Ты по себе не суди. Мы — деловые люди. Итак, на раздумья имеешь пять минут. Даю последний шанс немного облегчить свою участь. Где сейчас ребёнок?

— Ни за что не скажу! — Люба сделала отчаянную попытку вырваться и вдруг вызывающе взглянула в глаза бородатому. — Я была дурой, я попала во власть дьявола, и меня обуяла жадность. Я задумала продать свою кровиночку чужим людям, отречься от частицы самой себя. Но когда увидела его, моего родного, опомнилась. И спрятала его там, где вы никогда не найдёте. Меня можете убить, но мой сын останется в своей семье. У него есть отец, брат и сестра. Есть бабушка. Его вырастят, воспитают. Я только попросила мужа никогда не рассказывать ему, как хотела… хотела избавиться от него за деньги. Вот и всё.

Люба закрыла глаза и закусила губу, из последних сил сдерживая крик, потому что бородатый медленно и с треском пригибал голову за косу к полу.

— Если парень узнает, каких перспектив ты лишила его из-за своих сучьих чувств, он проклянёт тебя через много лет после твоей лютой смерти! — Глаза бородатого смотрели холодно, яростно. — Таких матерей в нужниках надо топить. Ты должна была вернуть мне деньги, если передумала оставлять товар. Все те баки, на которые ты сладко жрала и красиво отдыхала четыре месяца! А так ты просто воровка, крысятница, понимаешь? Присвоила то, что тебе не принадлежит. А это или ребёнок, или деньги. Судя по тому, сколько подарков ты накупила деревенской родне, вернуть доллары ты сейчас не в состоянии. Поэтому тебе ничего не остаётся, кроме как раскрыть тайну. Не строй из себя Лизу Чайкину, нынешних пыток выдержать не сможет никто. В первую очередь потому, что у меня с собой есть шприц с препаратом, отключающим сознание. Ты ответишь на все мои вопросы очень подробно. Но я не откажу себе в удовольствии применить это средство в последнюю очередь. А до тех пор предложу тебя на утеху ребятам — раз. А во-вторых… Я сделаю с тобой такое, что легавые несколько раз отблюются, когда тебя найдут. — Бородатый прищурился, раздувая ноздри и дёргая углом рта. — Будем ещё думать?

— Я ничего не скажу, — раздельно произнесла Люба, прикрыв глаза, и мертвенная бледность залила её лицо. — Я приму всё в наказание за то, что хотела сделать. Я заслужила эту муку. Вы поможете мне искупить смертный грех.

— Флаг тебе в руки! — махнул рукой бородатый.

Терпение его иссякало, и он, пружинисто вскочив, вздёрнул обмякшую женщину за косу на ноги, несколькими рывками сорвал с неё дорогое бельё из лилейного шёлка с пенными кружевами и погнал, обнажённую, из комнаты в кухню.

Там на деревянных табуретках сидели оба охранника, а на полу, пристёгнутый наручниками к трубе батареи, с заклеенным полоской широкого пластыря ртом, скорчился смирившийся со своей участью дядя Федя.

* * *

— Вот, дорогие друзья, прошу вас отведать моё коронное блюдо!

Голубоглазый рыжеволосый верзила, в белой рубашке с широко распахнутым воротом и пёстром джемпере с растянутым петлями, грохнул на стол горячую форму. Там были рис, помидоры, филе сельди, яичница и тёртый сыр.

— Запеканка по-голландски. Артур, Маргарита, вы ели что-нибудь подобное?

— Нет, не ел, даже когда был в Голландии, — признался Тураев, приготавливая коктейль с пивом и джином.

Он как раз смешал джин с сахарной пудрой, добавил несколько кубиков льда, и теперь доливал в коктейль светлое пиво. Ради прикола он надел на день рождения бывшего сотрудника их отдела Олега Грушина английский фрак, которым довелось воспользоваться два раза в течение тех трёх лет, когда Артур принадлежал к миру российской элиты. Теперь фрак пылился в шкафу, и Тураев частенько с жалостью смотрел на бесполезную вещь. А сегодня решил продемонстрировать невиданную роскошь капитану Деркач и частному сыщику Грушину.

— Надеюсь, мне не придётся после твоего кушанья вызывать «неотложку»? — насмешливо осведомилась Рита, расставляя на столике тарелки.

Фрак Тураева и её чёрное вечернее платье из тяжёлой шерсти с блеском выглядели на холостяцкой кухне Грушина более чем неуместно.

— Если уж при своих-то бешеных гонорарах ты умудряешься сохранять в квартире непревзойдённый бедлам, а на кухне — гарнитур десятилетней давности, оклеенный некачественной плёнкой, то чего можно ждать от твоей стряпни? Кстати, сюда пошла бы плёнка под гранит, а ты умудрился выбрать какие-то линялые цветочки. Ты же не деревенская бабка, чтобы довольствоваться тоном застиранного ситца. Пиджак не мог надеть нормальный, глаженый?

— Пожалей его ради праздника, — примирительно сказал Тураев, выставляя бокалы с коктейлем на стол. — Олег, для дамы у тебя есть что-нибудь?

Артур придирчиво оглядывал стол, на котором красовались три прибора, салаты, бутерброды. Вилки и ножи пришлось в спешном порядке чистить мелом, а тарелки отмывать с помощью соды.

— Пожалуйста, отменное французское вино «Шато Вилльмарин», — обиженно пробурчал Грушин, едва не роняя на пол сразу две бутылки — водки и коньяка «Аист». — Не думайте, что я такой уж сундук, хотя Марго за свои гадости заслуживает отлучения от сладкого. Терпкое, красное, насыщенное. Букет концентрированный с оттенками фруктовых, ванильных и древесных ароматов. Есть даже тонкий намёк на тёмный шоколад. А что касается джемпера, то я не просил вас расфуфыриваться, как на королевский приём. Дресс-код такой — кто в чём хочет.

— Хватит ворчать, именинник. Прошу к столу! — скомандовала Рита.

Тураев тем временем приводил в порядок букет роз, который на улице растрепал ветер; к тому же цветы оказались десятой свежести. Это чудо от имени всех бывших сотрудников Грушину привезли вчера, когда в просторной, но запущенной квартире отгремела основная пьянка.

А сегодня собрались в узком кругу, имея в планах поговорить о работе, и Артур заметил, что розы совершенно никуда не годятся.

— Меня подождите, — попросил он, наполняя водой ещё одну салатницу, обнаруженную в столе-тумбе.

Розы были кремовые, и потому в воду пришлось добавить чайной заварки. Увидев композицию из плавающих цветов, Рита захлопала в ладоши, а Олег потрясённо крякнул.

— Я уже их выбросить хотел, — признался тридцатипятилетний юбиляр, то с одной, то с другой стороны разглядывая преобразившуюся салатницу. — Вот что значит немного пожить в свете! Там научился?

— Да нет, это мама где-то научилась, — думая о своём, рассеянно ответил Артур. — В высшем свете дураков гораздо больше, чем в целом по стране. А эстетически развитых личностей почти совсем нет…

— Тебе подарок-то понравился?

Рита умело разливала напитки, раскладывала салфетки и одновременно любовалась качающимися на воде розами. Друзья преподнесли юбиляру комплект посуды с антипригарным покрытием, в которой тот очень нуждался. Часто Грушин оставался голодным, потому что забывал положить на сковородку масло и тем самым губил свой завтрак или ужин.

Тураев от себя добавил кое-какую автокосметику для грушинской «тачки». Олег доверял ему куда больше, чем себе самому, и без консультации не покупал ни масел, ни красок.

— Клёво! — сдержанно отозвался Олег и выбросил длинные стебли роз в мусорное ведро, хотя глаза его светились восторгом.

— Начинаем! — провозгласил Тураев и открыл шампанское.

Грушин добивался исключительно громкого хлопка, но половину бутылки регулярно проливал на пол. Артур же умел и отсалютовать, как полагается, и не потерять при этом ни капли драгоценной влаги. Где-то с полчаса собравшиеся звенели бокалами, ножами и вилками, обсуждали напитки и закуски, болтали не о чём. Но Грушин знал, что бывшие сотрудники пожаловали не просто так, и скоро начнётся самое интересное. Правда, Тураев пока медлил, и Олег решил ускорить развязку.

Он достал из кармана брюк трубку с широкой чашкой и длинным чубуком, привезённую сюда Тураевым ещё в прошлый день рождения, и стал демонстративно набивать. Артур всё понял и извлёк свою, по случаю торжества инкрустированную серебром. Рита поморщилась и потянулась за своей сумочкой, где лежали наготове сигареты «Ротманс».

— Всегда мужики найдут, чем испортить романтический ужин, — вздохнула она, но всё-таки чиркнула зажигалкой.

И Артур, и Олег немного стеснялись её, потому что не привыкли видеть капитана милиции Деркач в туалетах оперной певицы, с золотыми браслетами на запястьях и золотой же цепью с двумя фигурками-подвесками, украшающей вырез-каре. Мужчины гораздо чаще видели Марго в серой форме или в гороховой куртке с капюшоном, опушённым искусственным рыжим мехом.

— Мой бывший на день рождения дарил исключительно жёлтые нарциссы, заявляя, что предпочитает цвет импрессионистов, цвет Моне, и жаждет выделиться из толпы. На самом же деле в начале июня они стоили дешевле других цветов. Хоть бы белые покупал, подонок! А после, отвалившись от стола, заявлял: «Дорогая, я пойду, прилягу, а ты тут приберись пока…»

— А я никогда такого не говорил жене! — вспыхнул Грушин.

— Тогда почему же она от тебя сбежала, прихватив дочек?

Маргарита покосилась на Артура и увидела, как тот помрачнел. Но не пожалела о своём выпаде, потому что майор вытянул из неё всю душу своим подчёркнуто дружеским отношением. Рита для него была только «хорошим парнем».

— Потому что я почти не ночевал дома, заколачивая те самые громадные гонорары. Правда, на самом деле это не так. Клиенты попадаются очень жадные и норовят сбежать, не заплатив. Серьёзного дела нет, мура одна. Парочки разные, поцелуйчики. Такой порнухи насмотришься — все кассеты и журналы могут отдыхать…

Грушинская квартира наполнилась густым ароматным дымом от дорогого табака, запах которого смешивался с горьковатыми духами Марго.

— Ты чего так мало съел? — удивился Тураев, который прекрасно помнил расчудесный аппетит Олега. — На диету подсел?

— Поневоле, Артур, поневоле, — горестно вздохнул Грушин. — Я ведь с детства такой, и давно уже привык быть тюфяком. Ограничиваю себя в еде, плаваю в бассейне, но толку нуль. Против природы не попрёшь. Курю, как паровоз, но никотин, вопреки общепринятому мнению, тоже в жир уходит. А ведь в нашей работе всякое бывает, и не всегда можно исполнять обязанности в привычном своём обличии. Мне на днях в старикашку пришлось перевоплотиться, седые усы наклеить, очки нацепить. Покуда я объект на лавочке выпасал, две дамы сделали мне предложение, ещё три пенсионерки пригласили попить чайку, а два ветерана войны долго уговаривали поехать летом вместе на рыбалку. Когда объект вышел из подъезда, я еле вырвался от жаждущих со мной подружиться. Поглядишь на этих пенсионеров — от зависти сдохнешь! Доживём ли мы до того времени, когда нам вот так же будет нечего делать?

— Нам нескоро станет скучно, — огорчил Олега Тураев. — Мы сегодня хотели работёнку тебе предложить. Она проходит через наш отдел, но поскольку похищена дочка зажиточного рекламного дельца, он готов платить за поиски. Особенно тебе — как частному сыщику. Я с Валерием Вандышевым уже поговорил. Он согласился с тем, чтобы ты работал в нашей группе. И делал то, что мы по понятным причинам делать не можем. Если не возражаешь, я свяжусь с Вандышевым. Ведь новорождённую и не видел ещё…

Грушин раскрыл рот, чтобы уточнить детали, но в это время запиликал мобильник Тураева, и вопрос пришлось отложить. Рита налила себе ещё вина, не спеша его смаковала, но вкуса не чувствовала. Она видела, как на глазах меняется лицо Артура, и цепенела, будто под взглядом удава. Грушин, забыв о диете, обгладывал ножку цыплёнка-табака, и запивал кушанье коктейлем, в котором давно растаял лёд.

— Да, сейчас буду, Александр Георгиевич! Маргарита со мной. Не брать её? Хорошо, постараюсь объяснить. До встречи.

— Это куда меня нельзя брать? — осведомилась Рита, отодвигая бокал. — Я такое же должностное лицо, как и ты, только ниже по званию.

— На этом основании я и приказываю тебе остаться здесь. В Марьино двойное убийство. Погибли хозяин квартиры и его жиличка. Причём, если мужику просто прострелили лоб, то гибель женщины была поистине ужасна. У неё отрублены руки. Кроме того, у женщины отрезаны груди, вспорот живот. И туда, внутрь, засунуты вещи — игрушки, одежда, даже детское питание. Восемнадцатиметровая комната сплошь залита кровью; следы на стенах и на полотке. Остальное рассказывать не стану, чтобы не портить присутствующим аппетит. Полковник хочет, чтобы я прибыл в Марьино немедленно. У него возникли какие-то соображения. Похоже, хозяина квартиры убрали исключительно как опасного свидетеля. Основные претензии были его жиличке. Рита, расскажи Олегу про Вандышева. Объясни, что именно он должен делать. И к моему возвращению уже будет ясно, согласен ты или нет принять моё предложение. — Тураев повернулся к оторопевшему Грушину.

— Так, во фраке, и поедешь? — удивилась Рита.

— Так и поеду. Думаю, тамошней публике будет не до меня. Олег, спасибо за угощение. Твоё голландское кушанье было бесподобно!

Тураев промокнул рот салфеткой, стремительно поднялся и вышел в коридор. Олег с Ритой последовали за ним, поёживаясь и переглядываясь, как маленькие дети. Все случилось неожиданно, и звонок полковника безжалостно скомкал непринуждённую атмосферу домашнего праздника. Тураев надел длинное кашемировое пальто, тщательно уложил на груди белоснежный шарф и снял с вешалки элегантную фетровую шляпу.

— Расскажешь потом, что там стряслось? — шёпотом спросил Грушин.

— Если сочту нужным. Продолжайте праздновать, господа.

Тураев неистово гнал свой джип от грушинской «сталинки» в районе Сокола до Марьино. Всю дорогу он не вынимал изо рта сигарету. Около каждого светофора чиркал зажигалкой, щурил уставшие глаза и взглядывал в лиловые сумерки, будто хотел кого-то высмотреть. Обильная реклама слепила его, действовала на нервы. Хотелось враз погасить всё море огней вечерней Москвы, как собственный торшер. Но сделать это Тураев не мог, и поэтому злился ещё сильнее.

Он что-то ответил встретившему джип участковому, вежливо попросил соседей не толпиться у подъезда. А сам думал о том, что впервые в жизни по-настоящему боится увидеть место происшествия.

— Пока поднимаемся, вкратце доложите обстановку. С чего всё началось?

* * *

— Совершенно случайно обнаружили два трупа, — быстро и взволнованно заговорил белобрысый паренёк-участковый, которого от всего происходящего откровенно тошнило. Но он старался держаться молодцом — всё-таки прошёл армию. — На пульт дежурного поступил сигнал, что в квартире вроде как драка. Грохот, звон посуды, ругань, женские вопли. Дом недавно заселён, соседи друг друга не знают. Предположить, кто на что способен, не могут. Ну и выслали наряд в количестве двух человек. У каждого по «макарову» только…

Участковый проглотил слюну, облизал пересохшие губы. Про себя он дивился ледяному спокойствию шикарного одетого майора с Петровки.

— Это было вчера вечером, и дверь наряду не открыли. В квартире было тихо — ни шагов, ни шороха. Вполне возможно, что преступники находились ещё там, потому что замки были заперты. А когда сегодня, по второму вызову, ребята прибыли, дверь в квартиру была открыта. Соседи увидели кровавые следы на полу и очень испугались…

Участковый пытался заглянуть Артуру в глаза и понять, как тот реагирует на его слова.

— Наряд увидел в квартире такое, чего в страшном сне не приснится. Не первый год служат мужики, а едва в обморок не грохнулись. Вся прихожая в крови, на кухне — труп мужика, застреленного в лоб с близкого расстояния. Прикован наручниками к батарее, рот заклеен скотчем. В квартире две комнаты. В одной — порядок, зато в другой всё перевёрнуто вверх дном. Вещи частью раскиданы по комнате, частью засунуты в распоротый живот женщины. Кругом — раскрытые чемоданы; пол в кровище. У потерпевшей отрублены руки, отрезаны груди, но лицо хорошо сохранилось. Личность удалось установить быстро. Этой гражданке двадцать шесть лет, она квартиру здесь снимала. Чем она так бандюков достала, ума не приложу. Поселилась месяц назад, на улицу не выходила, явно от кого-то скрывалась. Получается, что не зря.

Они как раз добрались до двери в злополучную квартиру. Артур вздрогнул, увидев шесть белых, будто обескровленных гвоздик, оставленных кем-то у двери на коврике. Наверное, приехала вдова хозяина или его взрослые дети.

Полковник Петруничев ещё по телефону сказал, что Лариса Кузьминична Панина была категорически против присутствия квартирантки, которая доставляла хозяевам много хлопот. Но Фёдор Иванович настоял на своём — после того, как при взрыве дома в Печатниках семья лишилась всего нажитого добра, нужны были деньги. Жена и дети ничего не смогли поделать. И вот теперь Панину уже ничего не нужно; хуже всего несчастной вдове.

Ведь не прошло и полгода с тех пор, как она потеряла квартиру. Теперь придётся доживать век одной, да ещё в комнатах, где случилось ужасное — прервалась жизнь близкого человека. Да и на мученическую кончину жилички Панина вряд ли сможет не обратить внимание.

— Приветствую, Артур Русланович! — бесцветным голосом сказал Петруничев, выходя навстречу майору с протянутой рукой.

В квартире толпилось много народу, с кухни доносились сдавленные рыдания, переходящие в хрипение — похоже, там успокаивали вдову Панина.

— Какой ты красивый сегодня — прямо хоть в опере пой…

— Из-за праздничного стола вы меня вытащили, — не стал церемониться с полковником Тураев.

Он не понимал, для чего его, собственно, пригласили. Неужели Петруничев хочет навесить на и без того перегруженного сотрудника ещё одно неперспективное дельце? Здесь произошла не пьяная драка — это очевидно. Работали люди серьёзные, которых с ходу за жабры не возьмёшь. Вполне возможно, что из самого Тураева сделают такую же отбивную — если он посмеет сунуться в эти разборки.

— У Грушина сидели, у Олега. Тридцать пять ему вчера стукнуло — юбилей как-никак.

— Да, я знаю — сам сдавал денежку. Всё-таки бывший мой подчинённый, которому вдруг захотелось уйти на вольные хлеба. Теперь он там бумажки пописывает да пропавших собачек ловит, а мы с тобой вон чем занимаемся. Тело уже увезли, и, признаться, я не смог без содрогания глядеть на это месиво. Все кишки наружу, а часть вещей из чемоданов забито в распоротый живот буквально ногой. Вполне возможно, что орудовал маньяк. Из тех, кто набивает рот жертвы кусками грудей или заталкивает туда вырезанную матку. Кстати, перед этим её ещё и насиловали в очередь…

— Это не маньяк, Александр Георгиевич.

Тураев, засунув руки в карманы пальто, стоял на пороге и осматривал почти пустую комнату. Из мебели здесь были только тахта, платяной шкаф, стол и два стула — всё не первой свежести. На полу — ковёр, задубевший от пролитой крови, а по нему разбросаны игрушки, детская одежонка, мужская рубашка.

Скорее всего, женщина накупила в Москве подарков мужу и детям. Причём, подарков дорогих, и это вызвало у Тураева массу вопросов. Получается, что убитая располагала немалой суммой денег. Причём получила их недавно, раз сразу бросилась покупать престижные обновки.

А после кто-то узнал о поживе, проник в квартиру, под пытками вырвал у несчастной то, что ему было нужно, и скрылся. И перед уходом пристрелил Панина как нежелательного свидетеля. Но почему расправа оказалась столь жестокой? Неужели жене и матери легче было претерпеть ужасные муки, превратиться в кровавые ошмётки, чем отдать свои деньги грабителям? Это не похоже на работу неумелого убийцы, но, в то же время, и версия полковника, скорее всего, не верна.

— Почему ты думаешь, что не маньяк? — удивился Петруничев.

— Маньяки охотятся за жертвами на улицах, но редко приходят к ним домой. Следы взлома на двери были?

Артур посторонился, давая пройти эксперту, снимавшему отпечатки пальцев.

— Нет. Похоже, сами впустили убийц. Или она, или хозяин. И задвижка на дверях комнаты не спасла. — Полковник дотронулся кончиком мизинца в перчатке до щеколды. — Скорее всего, и эту дверь открыли добровольно.

— Значит, или хозяин, или его жиличка были знакомы с убийцами, — предположил Артур. — Да, кстати, вы чувствуете запах жасмина? — Полковник кивнул, и Тураев продолжил: — Уходя, они распылили фитодор из баллончика, чтобы собака не взяла след. Скорее всего, что их отпечатков тоже здесь нет, кроме кровавых следов на лестничной площадке. Но ботинки можно снять и уничтожить. Вообще-то кошмарное сочетание — аромат жасмина среди зимы и залитый кровью пол… Да, как звали погибшую? Кто она?

— Горюнова Любовь Степановна, семьдесят третьего года рождения, приехала из Пскова. Как говорит Лариса Кузьминична, с мужем познакомилась в начале января. Вела себя странно, и выражалось это в постоянно присутствующем страхе за свою жизнь и желании покупать дорогие тряпки, игрушки, посуду. А поскольку Горюнова почти не выходила из дома, то всё это приходилось таскать в дом Фёдору Ивановичу. Правда, Любовь Степановна въехала в эту квартиру с двумя огромными чемоданами. Она тратила деньги вразнос, постоянно примеряла перед зеркалом красивые платья. Подолгу говорила по телефону с семьёй, обещала привезти всей родне подарки. Чем занималась Горюнова, откуда враз взяла столько денег, пока установить не удалось.

Петруничев смотрел на Артура светлыми выпуклыми глазами, а тот хранил молчание, принимая к сведению слова начальника.

— Судя по всему, трагедия разыгралась именно из-за денег. К версии, что убийцы ограбили Горюнову, добавляется другая…

— Да, об этом я и хотел сказать, — встрепенулся Артур, а ноздри его против воли трепетали, ловя любимый запах жасмина. — Вполне может статься, что она присвоила чьи-то средства, и жестоко поплатилась за это. Отрубленные руки, набитый добром живот — всё это говорит в пользу моего предположения. Следует как можно скорее отыскать мужа Любови Горюновой и допросить его. Надо выяснить возраст детей — похоже, среди них есть совсем маленький. «Галлия-1» и «Галлия-2», упаковки от которых я вижу на полу, — питание, подходящее детям от рождения до года. А муж её должен знать, каким образом жена так круто разбогатела.

— Надо бы, и немедленно, — согласился Петруничев. — Я человека в Псков отправлю. Не тебя, Артур, не бойся! — поспешил успокоить полковник, заметив тень, скользнувшую по лицу майора.

— Разрешите!

Плотный мужчина в клетчатом пиджаке протиснулся между Тураевым и Петруничевым. Увидев нового человека, он тут же полез за удостоверением и представился.

— Морозов Алексей Алексеевич, следователь межрайонной прокуратуры. Пожалуйста. — Морозов протянул книжечку Тураеву. — Во внутреннем кармане куртки покойного Фёдора Панина лично мною был найден билет на поезд № 5 «Интурист» сообщением «Москва — Санкт-Петербург», проданный третьего февраля в кассе Центрального железнодорожного агентства по продаже билетов.

— На какое число билет? — Петруничев обернулся в сторону кухни.

— На десятое февраля. — Морозов посмотрел в ту же сторону. — Лариса Кузьминична, можно вас на минуточку? Судя по всему, билет был приобретён Фёдором Ивановичем буквально за несколько часов до трагедии…

На кухне пахло корвалолом и ещё каким-то мятным лекарством. Под чайником только что выключили конфорку электроплиты, и вода в нём ещё клокотала. Толстая седая женщина в чёрном платке сидела, навалившись на кухонный столик, и по её багровому лицу текли мутные слёзы. Участковый постоянно находился рядом. Едва увидев следователя в обществе сотрудников уголовного розыска, он вскочил, загремев табуреткой.

— У Ларисы Кузьминичны давление очень высокое, — сообщил он Тураеву, который стоял ближе всех. — «Неотложку» надо бы вызвать…

— Вызывайте, — разрешил Тураев, несмотря на то, что рядом находился старший по званию. Но вряд ли Петруничев стал бы возражать. — Лариса Кузьминична, вы на пару вопросов можете ответить?

Артур, расстегнув пальто, сел на табуретку, с которой только что встал участковый. Панина с трудом подняла голову, глянула тусклыми глазами на вызывающе нарядного молодого человека, и взор её неожиданно прояснился.

— Ох, чуяло моё сердце! — уже в который раз простонала вдова, кусая угол траурного платка и заходясь в рыданиях. — Чуяло! Феденька, говорила я тебе! Молила, в ногах валялась, грозила руки на себя наложить. Нет, всё равно пустил, горе горькое… — Панина неожиданно выпростала из складок юбки горячую потную руку и положила на запястье Тураева. — Спрашивай, сынок, чего хотел, и я пойду, прилягу. Сил никаких нет видеть всё это. Детей дождусь, а потом, может, в больницу…

— Лариса Кузьминична, в кармане вашего мужа был найден билет до Санкт-Петербурга на поезд «Интурист». Скажите, вы имеете родственников или знакомых в Питере? Может быть, Фёдор Иванович сам туда собирался?

Артур снова вспомнил о Милявской и решил, что та не откажет в помощи. Возможно, придётся устанавливать связи Панина — теперь уже не отвертишься. Не мытьём, так катаньем полковник втянул его в это дело.

— У нас никого там не было, и Федя не собирался. Для Любы билет покупал. Она говорила, что поживёт до десятого, да и уедет в Питер к мужнину брату. Я уже денёчки по пальцам высчитывала, когда там десятое, чтобы кончился этот кошмар. Не дождалась.

Панина с шумом выдохнула, схватила чашку с водой, залпом выпила. По всему столу были забросаны упаковки из-под лекарств, тут же стояли склянки.

— И вот — ни денег у меня, ни мужа. Мы ведь только что рубиновую свадьбу отгуляли. Думали, до золотой доживём — он здоровый был…

— Многие люди квартиры приезжим сдают, — вступил в беседу полковник. — Почему вы были так резко против? Вам эта женщина не нравилась?

— Сама-то она ничего была — тихая, скромная, уважительная. Но я видела, что с криминалом каким-то она связана, и потому боялась! Вы же видите, чем всё кончилось. — Панина шумно высморкалась в платок. — Говорит, сама из Пскова, двое детей, муж безработный, а деньги швыряет направо-налево. Сразу видно, женщина простая, а норковую шубу носит. А самое-то главное — с ребёночком одну ночь пересидела в комнате, с новорождённым. Мальчик кроха совсем. Это третий у неё, в Москве родила. Мне показалось, что она от кого-то пряталась у нас. А вдруг, думаю, её здесь найдут? Тогда и нам не поздоровится. Она рано утром вышла со свёрточком во двор и отдала его мужчине с женщиной. Я тогда ещё не уехала, видела в окно. Сказала, что это те, питерские, деверь с женой. Она шестого января только из роддома вышла…

— А седьмого утром ребёнка отдала питерским родственникам, — задумчиво сказал Тураев. — Она не говорила, где родные живут в Петербурге?

— Вроде бы, на улице Пятилетки, если есть там такая улица. Но я и спутать могу — всё перед глазами плывёт. Знала бы, что придётся отвечать, записала. И сама Люба туда собиралась ехать. Мальчонку-то отдала, а сама попросилась пожить у нас с месяц. Вот тут-то я и восстала. Мы всю жизнь прожили честно, а здесь не пойми что — то ли сама прячется от кого-то, то ли ребёнка прячет, словно украла его, а не родила.

— Вот мода пошла — детей воровать! — Петруничев хмыкнул, постукивая пальцами по столу. — Артур Русланович, а ведь дело чем-то похоже на твоё. Если бы не мальчик, а девочка у этой женщины оказалась, я бы, грешным делом, подумал — не вандышевская ли? По возрасту подходит.

— Не говорила она, какого числа родила? — спросил Тураев.

— Тридцатого декабря, я запомнила. Наш младший сын тоже тридцатого!

Панина с трудом поднялась, подошла к окну, но ничего, кроме множества огней и стрел подъёмных кранов не увидела. Над Марьино сгустились стылые сумерки.

— Да скоро ли дети приедут?! Я же звонила, говорила, что отца убили!..

— Приедут, не волнуйтесь. Я сейчас оставлю вас в покое, и пусть доктора делают своё дело. — Петруничев почесал переносицу. — Тридцатого декабря — не подходит. Но что-то здесь неладно — факт.

— Я сегодня же позвоню Милявской и попрошу пробить Горюнова с улицы Пятилетки. Жаль, конечно, что мы имени-отчества не знаем. Лариса Кузьминична, Люба не говорила, как деверя звать?

— Вроде, Серёжей. Или муж неё Серёжа, не помню уже. Почти сразу же я уехала. Не могу, когда баба чужая по квартире ходит. Да ещё Федьку по магазинам гоняет — то поесть нужно купить, то вот билет. Даже куклу дочке ейной муж покупал. Высмотрела, говорит, ещё до Нового года, а выйти и купить сейчас не могу. Ты уж найди родных-то её, сынок, — сказала Панина Тураеву, которому почему-то симпатизировала больше всех. — Найди и скажи, что с Любашкой стряслось. Ладно, ироды эти не все подарки изгадили, так пусть заберут на память. Трое деток осталось, они-то чем виноваты, даже если мамка недоброе сотворила?..

— Обязательно найдём, — пообещал Артур, вставая. — Найдём и всё расскажем. Но пока, к сожалению, мы сами мало что понимаем. Не буду больше вас мучить, Лариса Кузьминична. Примите мои искренние соболезнования и поверьте — мне действительно больно видеть всё это.

— Федя мой мухи в жизни не обидел, а его пулей в лоб убили, как бандита какого, — вздохнула Панина, вновь доставая сырой платок. — Вы уж разыщите паршивцев этих, постарайтесь. Совсем невинного человека на тот свет упекли. Он ведь Любашке помочь хотел. Другой бы прогнал её давно, и сам жив остался. А он переживал за всех, сердешный. За каждого душой страдал. На всех его хватало, Феди моего…

В дверь позвонили, и кто-то из присутствующих в квартире Паниных отворил. В следующую минуту на кухне появился сухощавый мужик в синем рабочем костюме с красным крестом, из-за плеча которого выглядывала миловидная сестричка.

— К вам медики, Лариса Кузьминична, — сказал следователь Морозов, застёгивая пиджак. — Завтра ещё зайду — или сюда, или в больницу…

Врач уже раскрыл чемоданчик, сестричка уселась рядом с Паниной, обматывая её руку манжеткой тонометра. Тураев, Петруничев и Морозов вышли в коридор, где стоял только телефон — и тот на полу.

— Ну, и куда ты сейчас, Артур? Допивать шампанское? — Полковник достал расчёску, зеркальце, пригладил редкие волосы.

— Вы думаете, что после всего увиденного мне кусок в горло полезет? — Тураев застегнул пальто, надел перчатки и только тогда повернул дверную ручку. — Сейчас еду домой и оттуда звоню Милявской. Правда, она имеет все основания послать меня по матушке. Я и так слишком много злоупотреблял любезностью заслуженного человека. А вторым, кто меня обругает, будет Олег Грушин. Тридцать пят лет исполняется один раз в жизни, а я испортил ему праздник.

* * *

На следующий день Артур ни о чём не мог думать. Он сидел перед выключенным компьютером, и рядом стоял сигарный ящик. Отрешившись на время от сигарет и трубок, Артур вытащил из сейфа хумидор — домик для сигар, подаренный отцом на день рождения ещё в прошлом году. Отрезал кончик специальной гильотинкой и потянулся за газовой зажигалкой, потому что длинные кедровые спички из подарочного набора давно закончились. Когда кончик сигары затлел, Тураев подул на него, и только потом набрал дым в рот.

Торопиться ему было некуда. По делу об исчезновении Милены новых сведений не появилось. Родственникам Любы Горюновой о случившемся сообщили другие люди. Галина Семёновна Милявская, пообещавшая помочь, физически не могла управиться за одни сутки. Вполне возможно, что Панина перепутала, неправильно назвала улицу, или там проживает несколько Сергеев Горюновых. Впрочем, не факт, что деверя погибшей звать Сергеем. В общем, Галине Семёновне придётся поработать, да ещё просто за «спасибо». Розыск Горюнова производился не по вандышевскому делу, и никакого вознаграждения за это не обещали.

Делая один «пых» в минуту, как и полагается опытному курильщику, Тураев наслаждался вкусом сигары точно так же, как виски или коньяком. Рядом дымилась чашечка огненного кофе, и на Артуре снова был тот же фрак, что и вчера. Он хотел вернуться в ту, навсегда ушедшую жизнь, когда был баловнем судьбы, ничем не рисковал и не смотрел почти каждый день в лицо смерти. Рано ушедший из семьи отец, сделав внезапную и фантастическую карьеру в эпоху становления новой России, постоянно чувствовал вину перед старшим сыном и ни в чём ему не отказывал.

Артур спешил жить, интуитивно дойдя до убийственного вывода — долго такой кураж продолжаться не может. Он объездил полмира, посетил все дорогие ночные клубы Москвы, не говоря о ресторанах. Потом переключился на увеселительные заведения за границей. С будущей женой они обо всём договорились в парижском кабаре «Лидо».

И даже когда Марина оставила мужа, предала в самый тяжкий миг, он не уничтожил те фотографии. Оставил все альбомы, включая свадебный, именно потому, что они напоминали о пережитых блистательных днях и сумасшедших, хмельных ночах. Перед мысленным взором продолжала крутиться рулетка казино Монте-Карло, но Тураев точно знал, что столь крупного банка ему уже не сорвать.

Длинный пепел помогал сигаре гореть ровно и сильно, и потому к пепельнице Артур тянулся редко. Блаженствовал, прикрыв глаза, стараясь забыть и о Валерии Леоновой, и о том, что увидел вчера в Марьино. Здесь был его мир, куда не допускался никто и ни при каких обстоятельствах. Артур имел право мысленно побеседовать с самим собой и вспомнить былое.

И сейчас, сам плохо понимая, что делает, он отложил сигару, поднялся и подошёл к застеклённым книжным шкафам. Достал небольшой альбом из красной с золотом кожи, открыл его на первой странице и долго смотрел на жениха, плохо понимая, что это — он сам.

Смуглый парень с глянцево-чёрными волосами, в длинном смокинге и жилете на много пуговиц, в белой сорочке с такой же «бабочкой» смотрел на теперешнего Артура задиристо и мрачно. Волосы невесты-блондинки утопали в натуральном жемчуге, а тонкую фигурку облегало, как вторая кожа, платье из серебристого винила с открытой спиной. В руках Марина держала будет флёр д' оранжа. Они только что обменялись обручальными кольцами, и бриллиант на пальчике Марины пропечатался очень чётко.

Своё кольцо, очень тонкое и плоское, Артур отдал матери, когда той потребовалось золото — добавить при изготовлении гарнитура. Хранить верность Марине Артур не желал, и с радостью избавился от символа их недолго союза.

Листая альбом, он вспоминал длинный «Мерседес», откуда горделиво выбиралась новобрачная, поддерживаемая своим избранником. Воображал, как на загородной даче собрался круг избранных персон, и все остались довольны светским вечером с восточной кухней, камином и классической музыкой.

А перед тем, как молодожёны отбыли в Монако, была первая брачная ночь — свечи, ведёрко со льдом, в нём — бутылка шампанского, воздушные шары под потолком спальни, торт в виде сердца. Все старательно изображали торжественность и робость, хотя знали, что через семь месяцев на свет появится первенец этой славной пары.

Так всё и получилось, но тогда Тураев не мог предположить, что этот мальчик будет расти вдали от него. И даже нечаянное короткое свидание месяц назад не сделало отца и сына ближе друг другу. Обменявшись ничего не значащими фразами, они расстались. И, вспоминая это, Артур не испытывал ни боли, ни горести. Даже радовался, что Амир по нему не тоскует.

Страстное желание мальчика видеть своего папашу было плодом Марининых фантазий, потому что иначе она не могла пригласить Артура в гости. Разругавшись со вторым мужем, немецким банкиром, Марина пожелала вернуться к первому, но потерпела сокрушительное фиаско и снова исчезла.

Когда на рабочем столе внезапно зазвонил телефон, Артур долго таращился на него, не понимая, кому не спится в такую темень. Думал только о том, чтобы не пришлось никуда ехать — в планах на первом месте стояла ванна-джакузи с массажем, а на втором — короткий, но крепкий сон до раннего утра.

Сейчас двадцать три тридцать, люди очень глупы в это время. Вся информация выветривается, забывается даже выученное наизусть. И потому Тураев не сразу сообразил, что звонок междугородний; значит, объявилась Галина Семёновна.

— Доброй ночи! — Милявская, как всегда, говорила громко, слегка возбуждённо и даже торжественно. — Артур, я вас не разбудила?

— Ни в коем случае! Неужели вы уже пробили Горюнова?! — Тураев был потрясён оперативностью пожилой дамы. — Что-нибудь узнали?

— Да, разумеется. В Питере нет улицы Пятилетки, есть проспект Пятилеток. Находится он в Невском районе, но это так, к слову. В конце концов, москвичи не обязаны знать то, что известно далеко не всякому петербуржцу. Но Сергей Горюнов действительно в природе существует и проживает на этом проспекте вместе с женой. Жена — ленинградка, вышла за Горюнова двадцать пять лет назад. Сам Сергей родился в Псковской области. У него есть младший брат Михаил, а того, в свою очередь, — жена и двое детей. Невестка Люба ждала в конце декабря третьего, но особенно этому обстоятельству не радовалась. В Пскове семья буквально бедствовала, да и питерские родственники особенно ничем помочь не могли. Но узнала я всё это от посторонних людей, потому что две недели назад Сергей и его жена Людмила исчезли, ничего никому не сказав. А до этого на улице появлялись редко, но за стенкой, у них в квартире, вроде бы плакал маленький ребёнок. Младенца этого они прогуливали на лоджии, а не во дворе. Значит, скрывали, не хотели лишних вопросов. А чего уж они так могли бояться? Допустим, взяли пожить дитятко — ну что? Кто осудит?

— Люба ведь тоже скрывалась и боялась. Но если это — её ребёнок, тогда всё очень странно. Я на данный момент думаю, что Горюнова перед кем-то сильно провинилась и, предчувствуя расплату, поспешила отправить мальчика к родственникам, чтобы не попался под горячую руку. Но вы меня потрясли своей работоспособностью, Галина Семёновна! — не сдержал восхищения Артур. — За сутки по таким скудным сведениям отыскать семью…

— К сожалению, семью я не отыскала. — Судя по тону, Милявской польстила похвала. — Мне удалось выяснить, что у Горюновых имеется изба. Как говорят соседи, в Тихвинском районе. Вполне вероятно, что они подались туда или к родным Горюновых под Псков. Вот такие пироги.

— Галина Семёновна, если бы вы только знали, как я благодарен за помощь!

Артур окончательно прогнал от себя прошлое и вновь стал сотрудником уголовного розыска, не имеющим времени на бесполезные воспоминания. Ушедшее не вернётся — явится что-то новое, другое.

— Просите всё, что хотите, — я исполню. Обещаю совершить невозможное — как вы.

— Ладно, я ночью над этим подумаю! — пообещала со смехом Милявская и, попрощавшись, положила трубку.

Артур медленно поднялся с вертящегося кресла, разогнулся, скинул фрак, манишку и «бабочку». Криво усмехнувшись самому себе в зеркало, он засучил рукава и отправился в ванную — водные процедуры отменять сегодня не пришлось.

* * *

Грушин еле дождался, когда можно будет встать у светофора и достать из «бардачка» таблетки — после обильных возлияний в течение трёх дней торжества голова раскалывалась на крохотные черепки, а клиенты ждать не хотели. Подвела и погода — «дворники» едва успевали сгребать мокрый снег с лобового стекла; а извилистые струйки, вспыхивающие то красным, то зелёным, заставляли щуриться до рези в глазах.

Олег начинал тихо ненавидеть нынешнюю тёплую зиму, из-за которой столько неприятностей. В частности, он так и не смог ни разу съездить в Подмосковье и покататься на лыжах. Вместо этого пришлось торчать в прокуренной мастерской ещё одного приятеля, художника, который два с половиной часа развивал собственную теорию. Найдя безответного слушателя, художник не выпустил его из цепких лап до тех пор, пока не объяснил, как с помощью его умозаключений можно ловить преступников.

Выходило, что человек, исходя из собственных цветовых пристрастий, ведёт себя определённым образом. Цветовые предпочтения людей — это чистая психология, и совершения правонарушений скорее можно ожидать от любителя пурпура или чёрного, в то время как поклонники желтизны способны лишь на мелкие пакости.

Со многими положениями этой теории Грушин не согласился, но сейчас, застряв в пробке, он принялся внимательно изучать цвета стоящих радом автомобилей и скуки ради прогнозировать возможное криминальное поведение их хозяев.

Справа стояла белая «Ауди», почти растворившаяся в снегу. Цвет невинности, получается; а так ли уж непорочны пассажиры? Впрочем, во многих восточных странах траур белый — как тогда понимать выводы художника? А прямо перед автомобилем Грушина застыл тёмно-синий «бумер». Что там Макс разглагольствовал про любителей синего?

Грушин нечаянно взглянул на номер «БМВ» и сильно вздрогнул, увидев шифр — 50. Именно об этой машине говорила Марго, когда они поджидали Артура Тураева из Марьино. Артур так и не вернулся — позвонил, попросил прощения. Олег простил, потому что знал одну истину — настоящий сыщик себе не принадлежит.

Зажёгся зелёный свет, и Олег уже точно знал, что долго не слезет с хвоста этого «бумера». Ехал он домой, и потому мог распоряжаться собственным временем как угодно. Может быть, всё зря, и «БМВ» совсем не тот, пусть и из области. Мало ли в столице и окрестностях одинаковых машин! Но на всякий случай нужно проверить «тачку», записать номер, чтобы после не болела душа. Грушинского фейса они не знают, и автомобиль вряд ли вызовет какие-нибудь подозрения, если грамотно себя вести.

Чувствуя, как удаль вместе с кровью растекается по жилам, Грушин свернул вслед за синим «БМВ» с Садовой-Триумфальной на Первую Тверскую-Ямскую, и после отставал ни на метр, просто изобразив, что им по пути. Никто не может запретить двигаться в одном направлении, и доказать факт слежки будет трудно. На счастье, у Олега не было с собой ни лицензии, ни рации, ни оружия. Повезло, что успел заправиться неподалёку от мастерской художника на проспекте Мира, иначе бы ничего не вышло. Но даже в этом случае номер «бумера» был бы зафиксирован, а, следовательно, установить личность владельца труда не составляло.

Грушин не заметил, как перестала болеть голова, а руки вновь стали твёрдыми, будто бы и не пил так много. Синяя иномарка тащила за собой его машину словно на невидимом, но прочном тросе. Очень быстро обе «тачки» оказались на Новослободской, затем крутились по переулкам у Самотеки — то есть Грушин фактически возвращался туда, откуда только что уехал.

Похоже, те, в «бумере», хотят оторваться от слежки. Но от Грушина ли? Вдруг их ведёт кто-то ещё? Ничего страшного, риска никакого. Надо посмотреть, что будет дальше, а потом вернуться к себе и позвонить Тураеву…

Внезапно объект рванул в сторону Рижского вокзала, и оттуда проследовал в Останкино. В одном из тёмных, засыпанном снегом двориков «БМВ» остановился. Грушин ожидал, что водитель сейчас или выйдет, или просигналит, но он сидел неподвижно. Ничего не предпринимали и остальные трое, находящиеся в салоне «бумера». Получается, если они и отрывались от кого, то уж точно не от Грушина. В первый раз всегда везёт, и нужно пользоваться шансом.

Поднаторевший в уголовном розыске, а особенно в слежках за неверными жёнами, Олег остановил свою машину в соседнем дворе и вернулся туда, где стояла синяя иномарка; зашёл в сырую неуютную беседку и стал ждать. Он был уверен, что самое интересное свершится вскоре, потому что занятые по горло дяденьки долго тут торчать не станут.

Жаль, конечно, что промокли ноги, и в тридцать пять лет по- стариковски ломит спину. Но в целом самочувствие нормальное и диспозиция удобная — «БМВ» как на ладони. Вероятно, человек, к которому пожаловали гости, должен выйти из второго слева подъезда, причём с минуты на минуту.

Грушин довольно улыбнулся, когда увидел высокую, огненно-рыжую девушку в шарпеем на поводке. Тут же из «БМВ» вылез длинный, как жердь, мужик в короткой куртке. Когда он повернулся в профиль, Грушин заметил короткую светлую бородку. Девушка неловко нагнулась, чтобы спустить шарпея, и Олег проморгался, пытаясь понять, верно ли его предположение.

Он не ошибся — девушка была беременна, более того, дохаживала срок, и потому так осторожно двигалась. Пёс бегал по двору, попеременно справляя нужду у каждого дерева, и Грушин с опаской подумал, что его могут обнаружить. Но пёс, расписавшись в своём посещении дворика, вернулся к хозяйке, которая премило, то и дело похохатывая, болтала с бородатым.

Несмотря на непринуждённый тон беседующих, Грушин сообразил, что разговор у них важный, правда, находящийся в стадии уточнений и окончательных условий. Девушка, наряженная в нутриевую шубу до пят и немыслимой длины вязаный шарф, была очень довольна этим общением и прямо-таки искрилась оптимизмом.

Олег осторожно поднял руку, взглянул на свои командирские часы и понял, что беседуют те люди уже минут двадцать. Прошло ещё десять, и бородатый, попрощавшись с девушкой за руку, уселся в «БМВ». Теперь машина Грушина не интересовала — он хотел знать, кто такая эта кокетка в шарфе, и зачем к ней приезжали подозрительные люди.

Он потоптался в сугробе ещё с полчасика, пока не появилась во дворе тощая сутулая старуха в потравленной молью кротовой шубе. На поводке она держала резвого фокстерьера, который тут же принялся волочить хозяйку за собой по двору. В какой-то момент пёс тявкнул и злобно зарычал — перед ним возник незнакомец в надвинутой на нос кепке.

— У меня такой был, под машину недавно попал, — печально сообщил старухе Грушин.

На самом деле он являлся страстным кошатником, а собак никогда не держал. Считал, что в городской квартире им не место.

— Ох, жалость какая! — немедленно посочувствовала старуха. — Дэн, фу, фу! Как не стыдно? Нельзя себя так плохо вести. Беги, гуляй!

Собачница отстегнула поводок, и Дэн умчался в темноту.

— Думаю, сейчас во дворе пусто, и Дэн никого не цапнет. И вас при мне не тронет. У вас мальчик был или девочка? — продолжая жалеть погибшее животное, полюбопытствовала старуха. — Нового не хотите взять? Я могу помочь.

— Был мальчик, но я фокстерьера не собираюсь заводить. Жена на шарпеях помешана. Вот на таких, как только что гулял с девушкой…

Бабка доверчиво взглянула в открытое лицо рослого парня в кепке и легкомысленном пальтишке, а тот ответил ей дружелюбным взглядом почти детских голубых глаз. Дэн стоял около ближайшего дерева с задранной задней ногой и занимался одним из самых важных собачьих дел. Даже если Олега увидят в обществе пенсионерки, прогуливающей фокстерьера, подозрений это не вызовет.

— Танька-то Журавлёва сейчас гуляла? Вот ведь люди без царя в голове — первый ребёнок помер, она даже слезинки не уронила. Тут же решила второго заводить, а ведь мужа-то у неё нет. Ей бы дома сидеть на сносях-то, дитё беречь, а невесть с кем по ночам встречается. Такое не первый раз уже. Машина часто сюда приезжает. А домой-то к ней мужик этот не идёт. Отец у Таньки со сдвигом, то и дело в психушке сидит, и мать тоже нервная. Оба инвалида, и взятки с них гладки. Раньше-то неплохо жили, а теперь окончательно скатились. На их пенсии не прожить, а Танька тут ещё рожать начала одного за другим. И в Штаты уехала с пузом, с первым ещё. Само собой, там и прихватило её. Погиб мальчишечка. Говорит, опять парня ждёт…

Обрадованная возможностью высказаться, никем не перебиваемая, старуха выкладывала всё, что за долгие годы накипело у неё на душе. А Грушин согласно кивал и думал о своём сегодняшнем феноменальном везении. И ещё о том, что зря не захватил диктофон. Но кто же знал, что всё так повернётся? Олег ехал в мастерскую друга и записывать их трёп не собирался. Теперь нужно постараться ничего не упустить, не забыть.

Собачница болтала уже о Танькиных родителях, припоминая все их грехи столетней давности. Грушин полностью отключился от реальности. Он стоял под мрачным небом безлунной ночью в незнакомом дворе, смотрел в морщинистое лицо пенсионерки, с которой встретился, скорее всего, в первый и последний раз.

За уютно светящимися окошками люди ужинали, смотрели телевизор, принимали ванну. Грушин же должен был второй час мёрзнуть здесь и ублажать старушку, явно страдающую логореей. Словоизвержение мешало сыщику сосредоточиться и понять, что же помимо сознания зацепило его внимание, заставило остаться здесь, несмотря на невероятно сильное желание под любым предлогом расстаться с не в меру общительной хозяйкой Дэна. Олегу казалось, что ещё совсем недавно он где-то слышал историю, рассказанную бабулькой в самом начале. Только речь шла о другой девушке, и та история звучала более правдоподобно.

Поездка Тани Журавлёвой в Америку была предпринята не с целью убить время. Дочери двух инвалидов, носившей внебрачного ребёнка, это не под силу, особенно если участь, что сама она — студентка педагогического института.

Таня уехала в Америку, беременная на восьмом месяце, довольно долго там пробыла и вернулась с пустыми руками, заявив, что ребёнок умер. Якобы с пустыми, потому что в таких случаях матерям обычно неплохо платят — если они добросовестно выполняют взятые на себя обязательства.

Почти наверняка Журавлёва стала «кошёлкой». И, судя по всему, понравилась своим благодетелям, раз вынашивала для них уже второго младенца. Скорее всего, высокий бородатый блондин из синего джипа и приезжал к ней несколько раз именно по этой причине. Близилось время родов, и на ребёнка появился заказчик. То, что Журавлёва вынашивает плод на продажу, ещё нужно доказать, но заподозрить рыжеволосую диву и её сегодняшнего визави никто не помешает.

Интересно, как эта версия покажется Тураеву? Если Валерию затащили в эту машину, и на ней же привезли мальчика на Шаболовку, считай, полдела сделано. У Артура теперь одна задача — вызвать Валерию на откровенность, ибо девушке явно есть, о чём рассказать. На совершенно постороннего человека эти деятели не нападут; так или иначе, но Леонова должна быть с ними связана.

У неё ведь была история с первыми неудачными родами, очень похожая на приключения Татьяны Журавлёвой в Америке. Та вроде бы тоже попала в шторм, когда поехала кататься на паруснике. Это додуматься нужно — перед самыми родами взгромоздиться на столь ненадёжное судёнышко! Значит, история от начала до конца придумана.

А про Валерию Марго рассказала достаточно. Упомянула и тот факт, что ни в одной из московских и областных клиник Леонова в ночь урагана не рожала, равно как и до, и после стихийного бедствия. Вопрос, была ли Валерия вообще тогда в Москве. Могла и быть, но рожала или на дому, или в клинике, но под чужим именем — такое тоже случалось.

Грушин ещё во время работы на Петровке славился способностью строить гипотезы, которые часто оказывались верными. А вот воплотить в жизнь планы дознаний не мог — не хватало напора, жёсткости и силы воли. Не один и не два раза они работали в тесной связке с Артуром Тураевым, и сейчас предстоит то же самое. Тем более что Грушин не правомочен допрашивать Валерию, да и неудобно ему это делать.

Вдруг девушка ни в чём не виновата, действительно потеряла сына, и сойдёт с ума от чудовищного подозрения? Артур же подобными комплексами не страдал, и потому считался куда более перспективным сыщиком. Олег, ни на что не обижаясь и не закатывая скандалов, снял капитанские погоны и ушёл в тихую заводь. Устроив в тот исторический день для друзей отвальную, Олег поклялся помочь им, если в том когда-либо возникнет нужда. И этот день наступил сегодня.

Очень вероятно, что ребёнок Валерии Леоновой остался в живых и даже не собирался умирать. Разведённая студентка, у которой к тому же погибли родители, сгорела квартира, вполне могла пойти на это, чтобы поправить своё материальное положение. Дико, ужасно, но вполне реально. В противном случае она не стала бы ничего скрывать от Артура. А она скрывает, и многое. Артур ошибиться не может, он всегда славился сверхчеловеческой интуицией.

Грушин словно между челом взглянул на часы, которые носил на внутренней стороне запястья, как это обычно делают лётчики. Отец Олега, всегда служивший для сына примером, передал ему эту привычку. Кажется, и у Валерии папа был пилотом первого класса. И как он воспитал такую доченьку, которая запросто согласилась стать «кошёлкой»?..

У ребёнка был отец, была дедушка с бабушкой — родители Феликса. Если не могла растить младенца, вполне могла отдать им. Или они не согласились принять внука? Это уже должен выяснить Артур, когда наконец-то найдёт Рубецкого.

— Ой, заболтала я вас! — всполошилась хозяйка Дэна, который прыгал вокруг мирно беседующей парочки, словно хотел стать в их компании третьим. — Вывернула душу наизнанку, а вы торопитесь…

— Да, мне нужно ехать. Человек ждёт.

Грушин не лгал, он имел в виду Тураева, который всегда принимал его в своей фешенебельной квартире на Пресне. А уж сегодня, обсуждая вновь открывшиеся факты, они просидят на кухне до утра. Разумеется, Артур не ждал Олега к определённому времени, но нужно было как-то оправдаться перед бабулей за поспешное бегство.

— Приятно было познакомиться, — премило улыбнулся Грушин, кивнул пенсионерке на прощание и направился в соседний двор, где стоял его «Форд».

Уже сев за руль, Грушин усмехнулся, осознав всю нелепость последней фразы — ведь они с собачницей не узнали даже имён друг друга. Выезжая со двора, Олег решил заскочить в свой любимый супермаркет и взять там пару бутылок тёмного баварского пива — знал, что Артур не откажется составить ему компанию. И заранее порадовался тому, что прожил этот день не впустую.