Глава 24

2 июня (утро). Когда я позавчера вернулась в посёлок, кашляя и чихая, дома была одна Валентина. Конечно, она тут же стащила с меня мокрую одежду и предложила набрать ванну, но я побоялась. Парить ноги тоже отказалась, а под душем отогрелась вполне.

Когда явилась Юлия, я потела под одеялом после чая с малиной. Владу позвонила, чтобы не дёргался, и обещала приехать назавтра. Всё равно тут будет дурдом из-за Карины. Думала, что буду после всего плохо спать, но вырубилась немедленно. Проснулась уже в июне, летом, под оглушительный птичий гомон. Вспыхивали радугой капли росы на колючих мраморных изгородях и барбариса. Изумрудные, золотые, пурпурные разводы на листьях приводили меня в щенячий восторг. И Вячеслав Воронов их любил, перед всеми хвалился. И теперь всё оставалось по-прежнему. Не было только его самого.

Почему-то вспомнилось сегодня, как мы ещё при жизни матери впервые посетили Рублёвку. Она считала, что нужно обязательно познакомиться с новыми родственниками Всеволода. Тогда Вороновы жили в Жуковке, где даже нищие не брали меньше одного бакса. Тем летом он стоил тридцать рублей. Попав туда из мира, где люди старались всё покупать подешевле, я обалдела от желания приобретать разную ерунду как можно дороже. Дядя просил нас с матерью ничему не удивляться, чтобы не позорить его перед местным обществом.

Но мне было всего одиннадцать, и я часто забывалась. Меня шокировало буквально всё. И то, что резкий, гордый, мужественный дядюшка называет круглолицую блондинку «ёжиком» и «козочкой». Евгения категорически запретила деревенское «золотко». И то, что к ресторану «Царская охота» по вечерам съезжаются дорогие машины, а в зал стоит огромная очередь. Ведь надо, хочешь или не хочешь, постоянно «поддерживать статус».

Магазины, рынки и рестораны пугали нас своими ценами. Мать ни разу не решилась там что-то купить. Меня же зацепила модная тогда мебель с чертями, что продавалась в кантри-салоне. Ныне истово верующая Юлия Дмитриевна уставила этими чертями весь особняк, а в сад поместила мраморные копии греческих статуй. Были там и изображения грудастых русалок.

Кстати, в этом же салоне скупали звериные чучела, а потом выдавали их за свои охотничьи трофеи. На тех каникулах я впервые стала свидетелем того, как у супермаркета «Жуковка-плаза» из двух джипов выпрыгнули автоматчики. Они перекрыли все подходы к торговой точке и препроводили туда такого-то типа в костюме от Брионии.

Из той поездки мы привезли симпатичную керамическую фигуру – «Лягушку с бородой». Она была в дорогой «тройке» и в шляпе. Дядя сказал, что этих смешных уродцев нарочно делают похожими на известных политиков. Народ над всем этим ржёт, но очень гордится возможностью часто встречаться с разными знаменитостями. Домработница Вороновых Валентина в то время часто видела в супермаркетах самого Горбачёва.

А потом Вороновы уехали из Жуковки в Горки. Их сосед-чиновник умер странной смертью, и родители Евгении струхнули. Мужчина во цвете лет моментально сгорел от рака мозга. И по Жуковке поползли слухи – один круче другого. По одной версии, криминальные структуры отомстили за земельную политику этого деятеля. Они через третьих лиц подсунули жертве мобильник с радиоактивными зарядами. Другие уверяли, что смертельную ампулу замуровали в стену дома или в спинку кресла.

Юлия немедленно почувствовала себя плохо. Муж с перепугу продал дом задёшево – лишь бы увезти семью из зловещего места. У дяди с Евгенией было двое маленьких детей, которых следовало срочно спасать. Если в соседском коттедже «фонит», то рисковать здоровьем девочек преступно.

Да ещё невдалеке сгорел дом местной жительницы, где оказались запертыми её внуки. Бабуля в это время торговала на рынке клубникой по заоблачным ценам – в пять раз выше московских. Ей давно предлагали продать дом, но «кулачка» не соглашалась. Потом она бродила по посёлку с трясущейся головой и твердила, что Господь её наказал за жадность. Уже проживая в Горках, Юлия узнала о том, что бабуля повесилась в сарае…

От этих дум мне стало совсем тошно, и после кофе я уехала к Владу. Не обращая внимания на его дружка Гаврика, шатающегося по квартире в одних труселях, я тут же подсела к компу и принялась набивать текст. Перед этим ввела снимки, сделанные вчера на Славянском бульваре.

Сгорая от нетерпения, Влад все время пытался прочитать написанное. Мы даже несколько раз столкнулись с ним лбами. Но когда с кухни потянуло запахом горелой яичницы и сбежавшего кофе, я прогнала Брагина следить за плитой – чтобы Гаврик не сжёг завтрак окончательно. Сама же продолжала вдумчиво работать.

Завершив перегонку информации и отказавшись от еды, я собралась на местный рынок. Нужно было купить фрукты для передачи Чарне Моисеевне. Кроме того, следовало уточнить, прилетел ли из Армении её муж Паэруй. И если прилетел, то когда собирается посетить супругу. Кроме того, в планах стояла и поездка к Полинке Великойской. Но сначала нужно было забрать у «следачки» Валиулиной игрушку-фею, найденную в кровати девочки.

С Рублёвки я приехала в клетчатой, бордово-жёлтой блузе с коротким рукавом и в джинсах. Их я украсила плетёным ремнём, а обулась в сильно открытые босоножки на танкетке. Через плечо перекинула свою верную сумку, в которую напихала пластиковых пакетов. Макияжа почти не было. Зато волосы после вчерашнего душа лежали плотной волной.

Я нарочно вертелась перед зеркалом, чтобы подразнить Влада. Ему от всего этого прямо-таки не лез кусок в горло. Потом я упорхнула на рынок и по магазинам. Парни тоже куда-то свалили. А через несколько часов пришёл ответ от Дрона и расставил все точки на «ё». Ну, если не все, то многие.

Это было вчера. А сегодня, направляясь на «Сухаревскую» с тяжёлой кошёлкой, я знала гораздо больше, чем сутки назад. Очень спешила встретиться с мужем Чарны, что-то объяснить ему. Паэруй Григорян, бывший пилот, а потом и командир вертолёта, отлично знал свою жену. И потому ещё в телефонном разговоре, сразу после прилёта, заверил меня в том, что претензий не имеет. Конечно же, Чарна сама бросилась спасать ребёнка, и я не могла помешать.

Сейчас Паэруй летал только пассажиром. А вот его сын от первого брака и поныне работал бортинженером. Вертолётчик в горах – царь и бог. Особенно когда завалены снегом дороги, и нужно срочно вывезти больного или эвакуировать всё село из-за оползня.

Я ехала в сумасшедшем московском метро и думала о Дроне. Интересно, спит он вообще когда-нибудь или нет? Если и спит, то очень мало. Пашет, как проклятый. Выжимает воду из, казалось бы, сухого песка.

Итак, шефу удалось отыскать следы Тэрджи Джиоева с позывным «Зверест». В одном из боёв на Донбассе он был сильно ранен, контужен. Вследствие этого серьёзно пошатнулось здоровье. Но духом горец не пал. Он стал заниматься вывозом гражданских лиц из района боевых действий. В этом ему помогали врачи – супруги Ирина и Арсений Рындя. «Эверест» часто появлялся в донецком отеле «Столичный». Там же, в центре «города роз», видели и врачей.

Кроме эвакуации мирного населения, Джиоев занимался выявлением укропистых на территории, подконтрольной сепаратистам. При малейшем подозрении человека избивали – это в лучшем случае. Бывало и так, что люди просто исчезали без следа. Их объявляли «шпионами киевской хунты», и на семьи ложилось позорное пятно. Их уже никто не слушал и не жалел. Самое обидно, что никакими шпионами они, чаще всего, не были. Откупиться же от самого «Эвереста» и его молодцев было невозможно в принципе.

– Если ты мужчина, то берёшь кровью за кровь. Если чмо, то деньгами, – повторял он часто, отвергая даже щедрые подношения.

Деньги Джиоев брал в других местах – и немалые. По крайней мере, на джип ему хватило, и на содержание банды – тоже. Но моральное удовлетворение «Эверест» всё же ценил выше.

Ирина и Арсений Рындя организовали в России фонд «Спасение». Он имел отделения в Луганске, в Донецке и несколько офисов здесь. Дрона заинтересовал подмосковный филиал – в Серпухове. Там занимались устройством на работу и размещением беженцев с Украины. В зону ответственности входил Центральный федеральный округ. Джиоев там тоже часто появлялся. Он организовывал отъезд людей непосредственно из зоны боёв. Доставал транспорт, покупал билеты – уже в России. Выяснял, какие и где нужны специалисты.

Кроме того, его группа обеспечивала охрану офисов фонда в «народных республиках». Перебравшись в Россию, «Эверест» создал такую же службу и здесь. Конечно, он убивал в бою. Расправлялся с реальными или мнимыми шпионами Киева. Но чтобы поднять руку на мирных людей в Москве, похитить их ребёнка… Так поступить Джиоев мог в одном случае – если получил приказ. Поэтому, вероятно, он теперь и молчал.

Боевой путь Тэрджи начинал на должности корректировщика огня. Это – ужасная, убойная специальность. Такой человек всегда будет достойным противником. В вагоне метро мне было холодно, а со лба капал пот. Ведь этот «Эверест» только что стрелял в меня. В нас с сыночком…

Когда выходила на «Сухаревской», ноги были ватные. Сумки оттягивали руки, били по ногам. Наверное, я всё-таки простудилась под ливнем. Слезились глаза, першило в горле, но жара не было. Я то и дело шмыгала носом, раздражая соседей в вагоне. Метро сегодня переживало очередную облаву. Из потока пассажиров выдёргивали молодых людей неславянского вида. Я мстительно усмехнулась, вспомнив, как взяла Джиоева без всяких таких наворотов.

На другой станции оставили бесхозный пакет. Как выяснилось, с подгнившими овощами. Но перед этим к нему вызывали собак, газоанализаторы, даже рентген. Будь это действительно взрывчатка, никто бы не почесался. Зато теперь галочку поставят – провели мероприятия, можно дальше в носу ковырять.

У «проходилки» я со своими мешками застряла. Передо мной через турникет сиганул какой-то подросток, а среагировала эта параша на меня. Заверещала, конечно, на весь вестибюль Пришлось тащиться в пикет полиции и вываливать им на стол всю Чарнину передачу. Узнав, что я еду в «Склиф», менты немного подобрели.

Паэруй ждал меня у ворот «Склифа», но я не сразу узнала его. Вместо пусть и пожилого, но красивого и сильного мужчины я увидела старика с глазами побитой собаки. Он бросился ко мне, словно ища спасения. А ведь всегда слыл галантным кавалером и при случае носил женщин на руках.

– Что?.. Что случилось?! – Я сразу подумала о самом страшном. Сумки, казалось, были набиты камнями. Мы даже не поздоровались. – Говорите же! Вы были в справочном?..

– Меня не пустили в реанимацию. – Губы Паэруя дрожали, рот повело на сторону. Я испугалась, что его сейчас хватит удар. – Чарна ничего не кушает, ей очень плохо. Ещё неизвестно, спасут ли ногу. Там очень плохая рана. Стрелял профессионал. Патроны, пули были очень старые – это тоже имеет значение. В рану попала инфекция. Доктора умные, опытные, и то пока боятся делать прогнозы. Раньше опасались гангрены, теперь – сепсиса.

– Успокойтесь, всё нормально будет! – Я, как обычно, петушилась, но сама себе не верила.

Больше всего жалела, что не добила этого козла рукояткой нагана. Ведь у меня была возможность. За такое и отсидеть не жалко. Но откуда я знала, что он за фрукт? Теперь-то, конечно, каюсь, но что делать? Джиоев уже под защитой закона.

– Чарна Моисеевна такая женщина! Любому мужику пример покажет. Она выкарабкается, клянусь вам. Мы будем рядом, поможем. Теперь я знаю, что это был страшный человек, с боевым опытом. К тому же фанатик. С таким и нескольким не управиться. А Чарна Моисеевна одна повалила его на землю, отняла ребёнка…

– Она у меня такая… – бормотал Паэруй, стараясь унять дрожь в руках. – За то и полюбил. Если останется без ноги… Всё равно, пусть только выживет. Кто это был, где воевал? В Чечне?

– В Донбассе, – шёпотом ответила я.

– В мою жену стрелял! Девочку тащил… Убил её родителей. Вот, значит, как там положено, – бормотал Паэруй. – Сидит он сейчас?

– Пока сидит. Понадеемся, что и дальше будет сидеть. Только вы не думайте об этом – всё равно ничего уже не поделаешь. Вы очень изменились, Паэруй Аветисович. Я всё понимаю – вы в шоке. Но постарайтесь сейчас взглянуть на ситуацию по-иному. Вам ещё многое предстоит. Возьмите сумки домой, чтобы вам не бегать по магазинам. Может, у Чарны Моисеевны появится аппетит. Бывает, неделю не ешь ничего, а потом пробивает…

– Спасибо вам. – Паэруй не стал ломаться. Возможно, пожалел меня – ведь пришлось тащить всё обратно. – Как только смогу, сразу передам. Я ведь тут чего хожу ещё… Жду, когда спустится доктор. Он обещал всё мне рассказать, объяснить. Только сейчас очень занят…

– Возьмите моё письмо, вот в этом пакете! – засуетилась я. – Пусть ей передадут. И привет на словах… Чарна Моисеевна должна верить в справедливость. По этому делу очень плотно работают. Многое уже известно. Я не могу вдаваться в подробности, да и не надо.

– Беда не ходит одна. – Я заметила, что Паэрую очень трудно держать сумки. Он прислонил ношу к ограде «Склифа». Чтобы нас не толкали люди, бегущие по Садовой-Сухаревской, мы притулились в нише – на крышке люка. То и дело в ворота заворачивали микроавтобусы «скорой». На многих из них крутились мигалки, и выли сирены.

– У вас ещё что-то случилось? – осторожно спросила я. Вряд ли Паэруй так изменился только из-за ранения Чарны. Ведь она всё-таки жива. Кроме того, одну жену мужчина уже похоронил, но перенёс утрату.

– Сын старший, Амаяк… Он застрелился. Я вчера узнал, уже будучи здесь. Он в Краснодаре жил…

– Да что вы говорите?! – До меня даже не сразу дошло. Амаяка я не знала, но всё равно ощутила болезненный укол в сердце. – А в чём причина?

– Рак у него был. Он в Чернобыле работал, тоже на вертолёте. Над четвёртым энергоблоком. Тогда был совсем молодой. А сейчас пятьдесят три года… Очень мучился от боли, а наркотиков давали мало. За одно это «торчков» и торговцев уничтожать надо! Да – и тех, и других. Для танго нужны двое. Из-за них приличные люди стреляться должны! А что делать? Если бы только он один… Другой «чернобылец», с Урала, несколько месяцев делал винтовку, чтобы покончить с собой. По той же самой причине… Над чиновниками-то не каплет. Они думают, что будут жить вечно. И не заболеют никогда ни их родители, ни их дети. Или уж, на крайний случай, заграница им поможет. А нам как жить? Ну, допустим, мы – простые смертные. А тут генералы стреляются, профессора из окон прыгают. И для них морфия не нашли?

– Здоровье нации берегут, – жёстко усмехнулась я. – Нечего колоться. Пусть спортом занимаются, нормы ГТО сдают.

– Видно, так. – Григорян долго искал по карманам носовой платок. Я протянула ему свой, чистый. – Не только жить, но и умереть не дают достойно. С инвалидами тоже ужасы творятся. Чарна привыкла вращаться в самой гуще жизни. Что с ней теперь будет? Если сильная личность ломается, это уже навсегда. Ладно, Марианна, не буду больше вас грузить, как сейчас говорят. У вас своих забот полно. Чарна любит вас очень. Жалеет, что раньше вы не познакомились, а то бы удочерила. И я бы не возражал.

Паэруй попытался улыбнуться. Я набралась наглости и погладила его по руке. А потом решила, что стать их приёмной дочерью не отказалась бы.

– Выражаю вам свои глубокие соболезнования. Надеюсь, что теперь вашему сыну легче. Его не должны наказывать за суицид. Никто не обязан терпеть жуткие боли без смысла. В аду место тем, кто издал такой вшивый закон. По радио недавно передавали – известный учёный-ядерщик тоже добровольно ушёл в мир иной. Дядина жена сказала, что её отец знал этого человека. Вам, конечно, от этого не легче. Но хуже всего страдать, когда другие радуются жизни.

– Да, я такой не один, – согласился Григорян. – У тех несчастных тоже были родные. Но меня это не утешает. Теперь вот нужно лететь в Краснодар. Раз к жене не пускают, поеду сейчас за билетом. Только доктора дождусь, и с передачей что-нибудь решу. Пусть хоть в холодильнике оставят. Может, для других сгодится. Все люди есть хотят, пока живут…

Паэруй взглянул на часы. Они были командирские, еще с советских времён. Как и все лётчики, он поворачивал часы циферблатом на внутреннюю сторону запястья. Мог бы давно купить другие. Но это был подарок коллег, с которыми Григорян работал на ликвидации землетрясения 1988 года. Какая пропасть лежит между нами! Ему тогда было пятьдесят лет. А я родилась только через три года.

– Ох, побегу я! Доктор ждать не будет. У него больных много. Номер моего мобильника помните?

– Нет, к сожалению. – Я очень этому удивилась. – Вы не давали.

– Вот моя визитка, здесь всё есть. Звоните, если что. Я в Краснодар ненадолго – только с сыном попрощаюсь. Думал, он год-другой ещё протянет. И врачи подтверждали, что ресурс есть. Летом хотели вместе с Чарной съездить к нему. Теперь вот придётся планы менять.

– Паэруй Аветисович, вы не стесняйтесь! Если нужно помочь по хозяйству, я готова. Ближайшие дни проведу в Москве. Понятно, что вам тяжело. А я знаю всякие лайфхаки…

– Чего знаете? – Григорян задрал свои соболиные брови.

– Бытовые женские хитрости. Они позволяют быстро решать мелкие проблемы. Давно живу одна – приходится крутиться.

– Люблю таких людей, как вы, – растроганно сказал Паэруй. – У курдов есть поговорка. «Кто сказал и сделал – человек. Кто не сказал и сделал – лев. Кто сказал, но не сделал, – осёл». Так вот, сейчас вокруг одни ослы. Почти никому нельзя верить. Это, вроде, уже норма – пообещать и не выполнить. Марианна, вы совсем другая. Молча сделаете, и всё. Пожалуйста, оставайтесь такой. А то и жить незачем будет. Спасибо вам!

– И вам спасибо. – Я отвернулась, закусила губу. – Вы понимаете всё. А меня так много обсуждали и осуждали. А вы сейчас так правильно всё сказали. Как только вернётесь, сразу звоните. Я буду ждать.

Жаркий солнечный полдень резал мне глаза. Хотелось нырнуть в метро, в прохладу, чтобы немного прийти в себя, наметить планы на будущее. Сейчас я по прямой линии двину к Полинке. Следователь Алсу Валиулина передала мне куклу. Она же позвонила в больницу и попросила пропустить без разговоров.

2 июня (день). В больнице мне выдали халат, бахилы и шапочку на голову. В провожатые назначили медсестру. Проходя мимо зеркала, я увидела свою физиономию и пришла в ужас. Глаза заплыли, губы раздулись – как будто меня искусали пчёлы. Всю дорогу я тихо плакала из-за свалившихся на меня известий. Но всё-таки не ожидала, что так подурнею. Без звонка Валиулиной меня сюда точно не пропустили бы. С такой рожей и в полицию угодить можно.

Пока ждала медсестру с нужного мне отделения, смотрела телик в холле. Показывали город Металлурга – Екатеринбург. Вчера там прошло молитвенное шествие школьников по случаю успешного окончания учебного года.

Рядом со мной, на диване, переживали две врачихи. Их дети как раз сегодня сдавали ЕГЭ по математике. Русский язык сдали 25 мая. Теперь до получения аттестата остался последний рывок. Я в душе позавидовала этим деткам. За меня во время сдачи экзаменов никто не болел. Правда, горевать долго не пришлось – явилась медсестра.

– Жалко девочку – хорошенькая, умненькая, – тараторила она немного погодя. Мы протискивались мимо инвалидных колясок, каталок и родителей с детьми на руках. – Никаких оснований держать её в больнице. Заболевание у ребёнка хроническое. Травм нет. Только вот куда её выписывать? Плачет всё время, маму зовёт. Чужие родители с ней возятся, таскают на прогулки. Полиночка – всеобщая любимица, поверьте…

– Я верю. Она очень славненькая, – согласилась я. – А родственников ищут – не беспокойтесь. Но это не так просто. Они, понимаете ли, с Украины…

– Конечно, конечно, мы всё знаем. Ребёнок ни в чём не виноват. И будет находиться здесь, сколько потребуется. Даже фонд благотворительный подключился. «Спасение», кажется. Как раз оттуда, из Донбасса. Вы куда, девушка? Нам дальше по коридору. Палата в самом конце.

Мне показалось, что нарисованный на голубой стене Микки-Маус вырос в полтора раза и хлопнул глазами. Приземистая широкоплечая медсестра, наверное, приняла меня за чокнутую. А тут ещё ресницы, моя всегдашняя гордость, стали больно колоть глаза. Всё-таки, наверное, кроме слёз ещё какой-то аллерген виноват. Ведь всё вокруг цветёт и пахнет.

– «Спасение»? – Я пыталась говорить спокойно. – Они уже приходили к Полине?

– Два раза, – пожала плечами медсестра. – Дело в том, что Полиночка знает Ирину и льнёт к ней. Главное ведь, чтобы ребёнок не плакал и не боялся. А после визитов Ирины Полиночка спокойная, хорошо кушает…

Чему я, спрашивается, удивляюсь? Бабульки ведь говорили, что Ирина с мужем часто навещали Великойских. Конечно, Полинка их знает. Но это ещё ни о чём не свидетельствует. Э-эх, поговорить бы с этой женщиной! Или, наоборот, благоразумнее затаиться? Надо обсудить это с Дроном. Самостоятельно принять решение я не могу.

– Вот сюда, прошу! – Медсестра открыла дверь в светленькую палату с четырьмя кроватками. Окно было распахнуто в садик, где звонко галдели маленькие пациенты – из выздоравливающих. – Ой, а где Полина? Тут к ней пришли.

Около трёх беленьких кроваток с решётками сидели родители. Только одна постель – Полинкина – была пустая. Я облилась холодным потом и вцепилась в сумку с куколкой. После всего, что произошло за последнее время, я уже не верила в хорошее.

– Её Ирина гулять унесла, – сообщила мать Полинкиной соседки. Это была тщедушная девочка лет трёх, с жидкими волосами. – Во дворик они ушли минут десять назад.

– Пойдёмте, я покажу! – И медсестра закрыла дверь.

Посередине палаты, среди наваленных горой игрушек, сидел на пластмассовом горшке мальчик лет двух и задумчиво смотрел в окно. Его мамаша, сидя на стуле неподалёку, слушала через наушники плейер.

В коридоре три родительницы наседали на женщину-врача. Как я поняла, они требовали разрешить детям пользоваться планшетами в больнице. Они якобы без игр не могут жить и никогда не поправятся. Вспомнив жалобы старушек на скамейке, я замедлила шаг и прислушалась.

– И не думайте, и не мечтайте! – зычным голосом отвечала статная брюнетка в нежно-зелёном халате. На шее у неё висел стетоскоп. – Вам нужно получить отсюда здоровых детей? Или, в случаем случае, тяжелых неврастеников? Вы как себе это представляете? Ваши ненаглядные монстров будут громить, и другим детишкам покою не дадут. Они тогда и ночью не угомонятся. Без того почти у всех гиперактивность. Вам самим-то не жутко? Сегодня они играют в «Расстреляй автобус», а потом учителей или товарищей в школе «мочканут». Такие примеры уже были, между прочим. А то и дома бойню устроят – это тоже очень вероятно. Дети должны знать не только слово «хочу», но и слово «нельзя». Каждый тут пуп Земли, даже не подозревающий, что вокруг тоже люди…

– Пойдёмте скорее, – поторопила медсестра.

Я припустила вдогонку. Толстуха дождалась меня, и мы пошли рядом.

– Ирина – беженка из Луганска. Очень симпатичная и приятная женщина. К нам ещё и до поступления Полиночки приезжала. На работу хотела устроить тех, кто оттуда прибыл. Мы нескольких взяли – санитарками, дворниками. Одного мужчину – электриком. И сменщица моя родом из Углегорска. Это – бывшая Хацапетовка…

Мы вышли во дворик, где вокруг клумбы с петуньями стояли скамейки. На каждой из них сидели мамаши с детьми. И только на одной, отдельно – молодая женщина с Полиной на руках. Обняв девочку и наклонившись к ней, женщина что-то оживлённо рассказывала. Потом начала болтать Полинка – хоть и шёпотом, но увлечённо, охотно. Женщина поцеловала её в макушку, обняла крепче. Сегодня малышке сделали «хвостики». Наверное, ей стало жарко под копной золотистых волос.

– Вон они, – указала медсестра. – Как раз подсесть можно. Бегите скорей, а то другие место займут…

– Да, иду! Спасибо, что проводили.

Медсестра ушла, но я сразу не бросилась к Ирине. Сначала изучила её издали. Это была хорошего сложения особа, к тому же очень обаятельная. На вид лет тридцати. Черты её лица, далеко не правильные, говорили о лёгком, несколько сентиментальном характере. Ирина Рындя постоянно морщилась, словно намереваясь вот-вот заплакать.

Волосы её, густые и блестящие, цвета тёмного каштана, чубом поднимались над чистым лбом. Сзади, ниже лопаток, свисал «конский хвост», схваченный бархатно-бисерной заколкой. Небольшие золотисто-карие глаза светились нежностью и жалостью к этому несчастному ребёнку. Сиреневая помада на губах довершала весь этот привлекательный образ. И если раньше у меня были какие-то сомнения, то теперь я точно не могла представить Ирину участницей убийства Великойских.

Мне нравилось в этой женщине всё – ожерелье из ракушек, жемчужные серьги-капельки на мочках ушей. И вся она была лёгкая, воздушная, как куколка-фея. Полина с любовью обнимала её за шею. Сегодня девочку нарядили в розовый костюмчик с Чебурашкой на груди и в крошечные фиолетовые туфельки «Котофей» на широкой липучке. В детских магазинах я такие видела.

Сейчас Полинка вела себя очень активно и пыталась ножками достать до земли. Но Ирина, играя с ней, постоянно подставляла под туфельки Полины свои ноги в изящных белых босоножках на небольшом каблучке, с острым закрытым мысом. На Ирине был голубой сарафан в крупный белый горошек, с сильно открытой спиной. Соломенная шляпа с букетиком незабудок лежала рядом.

Оценив обстановку, я подошла поближе. Нужно было понравиться и Ирине, и Полине. Девочка ведь меня не знала. Вспомнив науку Старика и Чарны, я применила весь спецслужбистский арсенал приёмов. Они позволяли вызывать симпатию не только у мужчин, что я и так умела, но и у других категорий населения.

Немного наклонив голову набок, я подала Ирине дружественный сигнал. Ерухимович объяснил, почему люди «ведутся» на этот жест. Наклон головы как бы подставляет под удар одну из сонных артерий. Значит, я не жду от своего собеседника ничего плохого. На подсознательном уровне это воспринимается именно так. В моменты же опасности люди втягивают голову в плечи.

Далее нужно вскинуть брови – но ненадолго. Это знак того, что я рада встрече; по крайней мере, с Полинкой. Тут важно не переборщить. Если задержать брови дольше положенного или задрать их слишком высоко, можно нарваться на негатив. Это называется «дружелюбная игра бровями».

После этого следует короткий зрительный контакт – глаза в глаза. И опять-таки на секунду-две, не больше. В противном случае получается очень фальшиво. Поскольку мы с Ириной ещё не знакомы, я не могу испытывать к ней сильных чувств, предполагающих долгий взор. Это может быть и горячая любовь, и откровенная ненависть.

И, в-третьих, улыбка. Это у меня всегда хорошо получалось – с такими-то зубами! Но ведь есть ещё и глаза, скулы, губы, морщинки вокруг глаз, кончик носа. Старик говаривал: «Лучше пусть вообще не будет улыбки, чем она получится фальшивой». В этом случае скулы почти неподвижны, морщинки не собираются. Короче, это очень заметно, особенно для постороннего человека.

Кроме того, можно контролировать настроение своего визави по положению его ног. Пока Ирина насторожена. Острые концы босоножек смотрят прямо на меня. Она не хочет принимать в их круг кого-то третьего. Видно, и со скамейки всех разогнала. Впрочем, травмированный войной человек не всегда адекватен. Надо быть с ней поласковее.

Руки Ирины не скрещены на груди. Но одна из них наполовину сжата в кулак, другая обнимает Полинку. Ничего, сейчас мы её расслабим. Конечно, Ирина нервничает. Думает, что я буду приставать с пустой болтовнёй или что-то просить.

Но, похоже, что внешне я ей нравлюсь. Ирина не морщит нос, как злая собака. Так что здесь мне светит, если только сама не наделаю глупостей. Надо пока забыть о том, что слышала во дворе на Славянском бульваре. И сведения Дрона тоже пока отодвину в сторону. Я просто шагну к ним и сразу же представлюсь. Рассею сомнения, объясню, кто я. Мол, та самая девушка, которая лично задержала бандита. А пришла исключительно для того, чтобы передать ребёнку игрушку…

Не знаю, сработали мои приемчики, или просто совпали наши биоритмы, но через пятнадцать минут мы болтали, как давние подружки. Особенно мы сблизились, когда отдала Полине куколку-фею.

– Мама плисла! – сразу же выпалила девчонка, прижимая к себе игрушку. При этом она медленно поворачивала головку, отыскивая Еву. Вертеть шеей, как другие дети, Полинка не могла.

– Нет, мама уехала, – быстро ответила Ирина, кусая губы. У меня свело скулы и защипало в носу.

– А папа? – не отставала девочка. В её понимании игрушку могли принести только родители.

– Они вместе уехали, – охрипшим голосом пояснила Ирина. – К бабушке, в Бровары.

– А-а… – Полину, должно быть, такое объяснение устроило. Кукла резво запрыгала в её ручках. – Я домой хочу…

– Скоро заберём тебя домой! – Ирина Рындя метнула на меня быстрый взгляд и сморгнула слёзы с ресниц.

Я вытерла глаза платочком и в упор посмотрела на неё. И тут, одновременно пережив острую душевную боль, мы словно породнились.

– Поживи ещё чуть-чуть здесь, Полиночка. Мы с дядей Арсением приедем на «бибике» за тобой…

Заставляя фею танцевать на радость ребёнку, Ирина косилась на меня и явно хотела что-то спросить. У меня тоже был к ней вопрос. Догадываются ли супруги Рындя, кто убил Великойских?

– Жаль, что я не знаю, чем Полину можно кормить, – посетовала я. – Потому и не собрала передачу. Вы не в курсе, случайно? Мне сейчас сказали, что вы с её родителями семьями дружили…

– Да, действительно, – немного помедлив, подтвердила Ирина. Наверное, решила, что я всё и так знаю. Кроме того, она прямо при мне обещала девочке забрать её из больницы. – Какой кошмар! Я и теперь до конца в это не верю. Всё время кажется, что произошла ошибка. Мы же все с Украины, потому и держались вместе. Правда, Великойские раньше жили в Киеве, а мы – в Луганске. Никаких скандалов из-за этого между нами не было. Ни мы их укропами не называли, ни они нас ватниками. Часто даже подшучивали над этим. Считали, что в Москве жить безопасности. Полина здесь родилась. Они ведь гораздо раньше приехали. Девочка так на Еву похожа! Только овал лица и взгляд, как у Мирона. Великойские и нам помогли устроиться. Без них мы пропали бы. С двумя-то детьми, пяти и трёх лет… Удрали, в чём были, – только ради них. Врачам-то на фронте быть положено, конечно. Арсений рвался там остаться, а я не разрешила, в ноги кинулась. Как бы мы жили здесь без него?..

– Вы сейчас в Москве остановились? – осторожно спросила я. Очень хотелось получить сведения не от Дрона, а от самой Ирины.

– Нет, в Серпухове. Там у нас, при больнице, служебная жилплощадь. И, между прочим, приёмная нашего фонда. Здесь ведь столько людей мыкается, которым не к кому обратиться! Вот мы и принимаем участие. Марианна, я просто потрясена вашим рассказом. Мне и в полиции про это говорили. Даже не представляла, что в Москве такое бывает. Думала, что только на войне… Кому помешали Мирон с Евой? Каким-нибудь нацикам? То, что тут говорят по телевизору, даже нам с мужем кажется чрезмерным. Ведь не нацгвардейцев пойдут убивать местные радикалы, а таких вот мирных людей. Из семян ненависти добро не вырастает. Мы с Арсением изо всех сил старались задавить в себе зверя. И вдруг я слышу, что старушка и девушка бросились на вооружённого бандита, спасли Полиночку, его задержали. Сами угодили под пули. Как чувствует себя эта женщина? Имя у неё сложное. Простите, забыла…

– Чарна Моисеевна, – подсказала я. – Плохо она себя чувствует. Сейчас находится в реанимации. Ранение тяжёлое, хоть и в ногу. До сих пор есть вероятность, что отнять придётся.

– Ой, лишь бы не гангрена! – Лицо Ирины ещё больше сморщилось. – Наверное, жгут долго держали. А ранение в ногу нередко бывает смертельным. Там проходит бедренная артерия. За короткое время можно кровью истечь. Слава Богу, что этого не случилось!

– «Скорая» долго ехала. Ещё ночь была, в пробках не стояли. Но количество машин экстренных служб сократили в процессе оптимизации. Сейчас доктора боятся заражения крови. Жар не спадает. Нам остаётся только молиться. А что ещё?

– Да, вы правы. – Ирина что-то сказала на ушко девочке, подняла с травы куколку. – Вот, смотрю на вас и поражаюсь. Я бы со страху умерла. Ночь, и так жутко. А тут мимо бежит амбал с плачущей девочкой. И вы не бросились в кусты, а вступили в схватку…

– Ну, Чарна Моисеевна в кусты не полезет! Она раньше в органах работала. И меня кое-чему научила. Мы обе сразу поняли, что это не отец девочки. Полина молодец – кричала. Другой ребёнок оцепенел бы от страха. И бандит мог проскользнуть в темноте. Так что благодарить нужно не только нас.

– И до сих пор неизвестно, кто это был? – удивилась Ирина. – Его ведь задержали.

– Некий Тэрджи Джиоев, насколько я знаю. – Мне было интересно, как на это имя прореагирует собеседница. Ведь от старушек на лавке я узнала, что они были знакомы, и часто бывали у погибших.

Я не ошиблась. Ирина замерла с приоткрытым ртом. Как будто не замечая этого, я продолжала.

– Какой у него был мотив, неизвестно. Сам молчит. Парень родом из Южной Осетии. Воевал уже в восьмом году. Сейчас возвратился из Донбасса. Вероятно, произошёл конфликт с Мироном Великойским. Жену убил как свидетеля. А девочку решил забрать из квартиры, чтобы не кричала и не привлекала внимания. Наган взял из коллекции Мирона…

– Да что вы говорите?! – Ирина только сейчас обрела дар речи. – Как Тэрджи? Это точно? Он ведь с нами уже около года работает!

– Точно, – твёрдо сказала я. – Он ведь и в меня стрелял. Хорошо, что патроны кончились.

– Это невероятно! – Лицо Ирины побелело, как мел. А ведь несколько минут назад она казалась загорелой. – Мы все вместе ходили в гости к Великойским. Мирон шубы шил очень качественно. К нему очередь стояла. Жертвовал фонду не раз. Очень переживал, что на родине такое творится…

Я вспомнила, что документов у Джиоева не было; и назвался он чужим именем. Без Дрона ещё долго не установили бы его личность. Чему удивляется Ирина Рындя? Чего боится? Того, что узнали имя бандита? Или она действительно потрясена до глубины души? Может ведь и притворяться. Нет, такое в силах изобразить только профессиональная актриса. И не было у Ирины времени для того, чтобы войти в роль…

– Я знаю, что этот наган принадлежал прадеду Мирона. – Ирина проверила, не пора ли сменить Полине памперс. – Тот был красным командиром, воевал с махновцами. Оружие хранили в сейфе, вместе с патронами. Вот ведь какая судьба! Мирон всем нам его показывал. Имел разрешение, но сам не стрелял…

– И Джиоев мог достать наган из сейфа? – Я прикусила язык, потому что заговорила служебным тоном. Хорошо, что Ирина в смятении ничего не заметила.

– Думаю, что мог. Господи, я ушам своим не верю! Тэрджи не был пьяный?

– Нет, совершенно трезвый. Можете мне поверить. Вот насчёт наркотиков не знаю. Такой ас, по идее, должен был попасть в меня. Впрочем, не стану наговаривать. Что перегаром не пахло, точно. Кроме того, я слышала, что из квартиры исчезли деньги и ценности. Но при Джиоеве их не нашли.

– Как вы знаете, Полина – больная девочка, – дрожащим голосом заговорила Ирина. При ярком солнечном свете, на жаре её трясло. – А мы с мужем – врачи. Помогали, чем могли. Ева и Мирон были искренне верующими. Она раньше была униаткой, потом перешла в православие. Родители молились за свою дочь каждый день. У Мирона была знакомая по имени Снежана Быковская. Она держит несколько меховых магазинов. Раньше Снежана с Мироном вместе работали в греческой фирме. Так вот, эта самая женщина в последнее время сильно сблизилась с неким отцом Дорофеем. Он принял такое имя после пострига. Как его звали раньше, не знаю. Прежде занимался бизнесом, потом разорился. Дорофей часто навещал Великойских. Сперва со Снежаной, потом один. Ежедневно молился за Полину. И в тот день, кажется, собирался ехать к ним. А Снежана как раз отправилась за товаром. Шубы в Греции из-за кризиса копейки стоят – только бери. Она и рванула. А Дорофей заявился в гости. Мирон с Евой его привечали, давали лучший кусок…

– Какой батюшка откажется поесть на дармовщинку? – ухмыльнулась я. – Известное дело. А вот Тэрджи… Он часто бывал в доме Великойских, как я понимаю. С Дорофеем они знакомы?

Я опять сбилась на казённую речь. Но Ирина, к счастью, ещё не пришла в себя.

– А как же, конечно! У нас была одна компания. Марианна, как я хочу проснуться и понять, что всё только пригрезилось!.. Каждый день молюсь Иоанну-Воину, чтобы помог найти преступников и украденное. Вы Тэрджи нашли уже, а я не хочу верить…

– Никуда не денетесь – придётся поверить. Наверное, мне не следовало называть при вас это имя. Но кто знал, что Джиоев – ваш друг? Получается, вы в Серпухове живёте? И работаете там?

– Да. Это почти на границе с Тульской областью. Туда и прибывают беженцы, у которых в России нет родни. Мы подбираем адреса, где можно снять жильё. Если получается, устраиваем их на работу. На миграционную службу у нас тоже есть выход. Кроме того, мы здесь закупаем сыворотку против столбняка, ботулизма, бешенства. Люди в народных республиках голодают. Едят, что попало, травятся. Само собой, нужны реактивы для работы лабораторий. Шприцы, лекарства; прежде всего антибиотики. И другие, конечно, тоже. Памперсы, хирургический инструмент, шовный материал. И много чего ещё. Например, средства для обеззараживания еды. Мы выбиваемся из сил, а всё равно не хватает…

– Значит, вы совершенно не представляете, почему Джиоев мог так поступить?

Полина закапризничала. Она устала на прогулке. Кроме того, переполнился памперс. А мне требовалось узнать ещё так много!..

– Без понятия. – Ирина покачивала девочку на руках, чтобы та задремала.

– А ему не могли приказать убить? Он же бывший ополченец, причём на двух войнах.

– Ой, не знаю! – Ирина зажмурилась и покачала головой. – После контузии на Тэрджи часто находило. Тогда он кричал, матерился. Конечно, довести там могут. Для них мы сепары, портянки. Но убить, да ещё друзей!.. Даже когда Тэрджи узнал, что брат Евы воюет в батальоне «Азов», ничего плохого не сказал и не сделал. Сестра ведь за брата не в ответе. Разумеется, всех его дел я не знаю, – оговорилась Ирина на всякий случай. – Вот уж кто мне не симпатичен, так это Николай Николаевич. Вся напрягаюсь, когда он приезжает. Но приходится принимать…

– А кто это? – Я навострила уши. Артём в Греции упоминал какого-то Николая. Уж не тот ли?

– Точно не знаю, – уклончиво отозвалась Ирина. – Он из Макеевки. Кто-то вроде коммерческого директора. Тэрджи называл его «смотрящим». Через руки Николая проходят огромные суммы. Мы часто просим у него средства для своего фонда. Ведь наши беженцы – сплошной прекариат…

– Кто? – не поняла я.

– Люди, не имеющие постоянной занятости. А у всех дети, которых надо кормить. Николай сначала был очень щедрым. А недавно сказал, чтобы мы сами себя содержали. Народ обеднел из-за кризиса и санкций. Средства, дескать, на войну нужны, а не на нахлебников. Надо, говорит, здесь пощупать земляков, которые жирком обросли. Вот я и думаю…

– Что же вы, Ирина Владимировна, ребёнка столько времени на солнце держите? – напустилась на Рындю пожилая вздорная нянька. – Все детишки давно на обед собрались, а Полины нет. Уж мне влетело так влетело!

От её воплей Полина проснулась и заплакала. Я мысленно прокляла няньку и наступившее так быстро обеденное время. Но дело кончилось тем, что нянька, продолжая свою нотацию, схватила Полинку в охапку и потащила в корпус. Мы с Ирой остались вдвоём. Кстати, игрушку пришлось выгребать из-под скамейки. Во сне и без того слабые ручки Полины не смогли её удержать.

– Я куколку обязательно занесу в палату, – пообещала Ира, пряча её в сумку. После этого она внимательно взглянула на меня. – Простите, вы ждёте ребёнка? Конечно, не моё дело, но…

– А что, заметно? Четвёртый месяц только. Даже пока не шевелится, хотя пульсирует очень.

– Значит, скоро зашевелится, – успокоила медичка. – Я это поняла с первого взгляда. И в таком положении вы бросились за преступником? Подставили себя под пули? Я преклоняюсь…

– Да что вы, не надо! – Я даже покраснела, хоть и было приятно. – Ребёнка-то надо спасать.

– Первый у вас? – улыбнулась Ирина.

– Нет, второй. – Я не хотела терять контакт.

– Кто у вас старший? – Ира села на любимого конька.

– Сын. Ему уже восемь. – Мне нравилось шокировать окружающих тем, какая я молодая мама.

– Невероятно! Вы же совсем девочка с виду. Кстати, это тоже будет мальчик. Я ведь в женской консультации работала – имею опыт диагностики.

– Да, я знаю. Уже на УЗИ ходила. – Про бабку Тарью, которая первая сообщила пол ребёнка, я умолчала. Ирина вся сияла от нежности. Ей очень хотелось поговорить со мной именно про это.

– А нам не советовали раньше седьмого месяца на УЗИ посылать. Чтобы аборты не делали, если пол ребёнка нежелательный. Потом стали сквозь пальцы смотреть. Когда срок у вас?

– Седьмое-восьмое ноября. А там как получится.

– Раньше это был праздник, – вспомнила Ирина. – Люди очень гордились таким днём рождения. И всё-таки вы зря рисковали…

– Там очень удачно подвернулся мужчина с собакой. Овчар был ранен в схватке. Я хозяину вчера звонила. Спасли, слава Богу. Потом он заехал за поводком, которым Джиоева связали. Он нам и бинты дал, и ножницы.

– Это замечательно! – Ирина даже хлопнула в ладоши. Похоже, она смирилась с виной своего приятеля. – Вы тоже имеете боевую подготовку?

– Когда в тебя стреляют из нагана, подготовка не всегда помогает. – Я зябко повела плечами, вспомнив чёрный зрачок дула и вспышку выстрела.

– Да, конечно! – торопливо согласилась Ирина. – Вы очень добры. Вот, приехали к Полине, привезли её любимую игрушку. Боюсь, что вы обо мне плохо думаете. Считаете, что я выгораживаю убийцу. Тэрджи – неплохой парень. Только горячий, как все кавказцы. Он очень благодарен России – за помощь в той войне с Грузией. Его родители тогда оставались в Цхинвале, в подвале прятались. Мать осколком ранило. И Тэрджи поклялся до последней капли крови воевать за эту страну. В Крыму вёл работу ещё до присоединения. А потом в Донбасс поехал. И слово Николая для него – закон. Тому уже сорок лет, а Тэрджи – двадцать пять. На Кавказе старших уважают. И вообще, Николай огромную власть имеет. Этакий «серый кардинал». Он даже в отелях никогда не останавливается, а только в хостелах. Там вряд ли на него обратят внимание. Просто командировочный, и всё. Одевается очень скромно. И с виду – «огурец». Худой, невысокий. Часто носит приталенные клетчатые рубашки, под ними – футболки. Как правило, предпочитает узкие светлые джинсы. Бывает, кстати, и в льняной куртке. Из-за такого телосложения выглядит много моложе своих лет. Внешность абсолютно безобидная. А на самом деле…

Ирина вдруг прикрыла рот ладонью и как-то сразу от меня отдалилась.

– Что это я разболталась-то? Вы не из полиции?

– Нет, что вы! – Я не врала. В штате МВД я действительно не числилась. – Просто интересно. Так случилось, что Судьба столкнула нас. С вами, с Полиной, с другими людьми… Я вот что хочу вам сказать. У вас обширные контакты на Украине. Надо найти родственников девочки…

– Конечно, о чём речь! Мать Мирона живёт в Броварах. Родители Евы – в Львове. Боюсь, что они перессорятся из-за внучки! Мы этим уже занимаемся. К тому же, надо решать, как и где хоронить погибших. Они должны обязательно лечь вместе, в родную землю. Как в песне поётся: «Не ведал мир такой любви, не ведал мир такой печали…» И ведь в один день – как мечтали! Только не так рано. – Ирина опять вытерла глаза. – А я и думаю – куда Тэрджи пропал? И у отца Дорофея «труба» не отвечает. А я даже не знаю, где он живёт. Вроде, в каком-то монастыре. Удивительно, что его так часто отпускают. Интересно, какое у него за послушание? Ведь никогда не говорил. Если встретимся, спрошу. Он ведь весь тот день, двадцать девятого мая, провёл с Великойскими. Скучал без Снежаны. Не знал, куда себя деть. Как бы с ним чего не случилось! Это человек очень впечатлительный. Снежана Рустамовна с него пылинки сдувает…

– А что с ним случится? – удивилась я. – В квартире ведь нашли только два тела. – Тут я вспомнила про четвёртый прибор и замолчала.

– Только это меня и утешает, – тяжело вздохнула Ирина. – Если можно выразиться подобным образом… Ну, Тэрджи даёт! Приступ у него, что ли, начался?

– В таком случае он не обчистил бы квартиру, – возразила я. – Самое главное, что награбленное он куда-то быстро скинул. Не похоже на аффект. Всё продумано до мелочей.

– Да, конечно. – Ирина встала со скамейки тяжело, как старуха. – Ну, всё, Марианна. Мне нужно бежать. Муж заждался, а мне ещё до Серпухова ехать. А вы себя берегите, не понтуйтесь очень. Прошу простить за «феню». Берегите ребёночка, ладно? Нам ведь каждая жизнь дорога. И о старшем не забывайте – ему мать нужна.

– Вообще-то он с отцом остался после развода, – заметила я. – И вряд ли во мне нуждается.

– Не говорите так, не надо! – суеверно испугалась Ирина. – Если хотите, приезжайте к нам. Ведь я – акушер-гинеколог. Могу помочь при случае. А если нет, то просто поболтаем. Вот моя визитка. – Ирина торопливо открыла сумку. Оттуда выпорхнула куколка-фея. – Ой, мамочки! Чуть не забыла. Вот голова с дырой… Напекло, наверное. – Она раскрыла визитницу и подала мне карточку. – Вы сейчас на выход? А я к Полинке зайду. И с тутошним начальством надо словом перекинуться. – И надела свою шляпу с незабудками.

– Да, мне уже надо ехать.

Взглянув на визитку, я увидела те же номера телефонов, что и на сайте фонда «Спасение». Потом аккуратно вставила карточку рядом с визиткой Паэруя Григоряна и поспешила к проходной. Надо скорее нырнуть в метро и записать нашу беседу в планшет хотя бы тезисно – чтобы ничего не упустить.

 

Глава 25

3 июня (вечер). Вот уж чего никак не ожидала, так это прогулки в темноте, по ярко освещённым набережным! Да ещё в «министерском» автомобиле – только без мигалки. Мы с Владом Брагиным устроили генеральную уборку накануне приезда его родителей и младших братьев. Роман Григорьевич собирался дня через три укатить обратно. Анастасия Александровна имела планы задержаться подольше.

Натурально, Гаврик отвалил к себе в общагу, потому что места для четверых и так не хватало. Ярослав и Ярополк закончили девятый класс досрочно, и теперь валяли дурака. Анастасия решила показать им Москву, раз представилась такая возможность.

За работой мы смотрели телик – чтобы оставаться в курсе событий. Там, как всегда, было много «жесткача» с Украины. Кроме того, передали, что в Питере поднялся очень сильный ветер. Упавшими деревьями раздавило много машин; грохнулись светофоры. Кончилось тем, что КПП «Торфяновка» на финской границе остался без электричества. Где-то в лесу на линии оборвало провода.

А у нас в Москве днём прошла очередная гроза. К вечеру выглянуло солнце, и вновь стало душно. Влад точно решил идти в бассейн, а я пока пребывала в раздумьях. Вспоминала, плотно ли закрыла балконную дверь на Парнасе – подальше от неприятностей. «Вольвочку» оставила в подземном гараже, так что её ничто не грозило.

В самый неподходящий момент, когда мы оба, вспотевшие и лохматые, мыли стеклопакет и убирали лоджию, зазвонил городской телефон. Подошёл, разумеется, Брагин. Послушал немного и позвал меня.

– Старик! – шепнул он мне на ухо и закатил глаза.

Такое действительно произошло впервые. Значит, следовало срочно мобилизоваться. В конце концов, Влад и сам закончит уборку. Всю «женскую часть» я уже выполнила.

– Ты как, мадам, свободна? – торопливо поздоровавшись, спросил Ерухимович со своим неповторимым диалектом. – Если да, приглашаю покататься по центру Москвы. Подъезжай к метро «Боровицкая». Обещаю, что будет интересно. Все подробности при встрече.

Конечно, пренебречь такой честью я не могла. Сменила майку и шорты на джинсы и коричневую футболку с фолиевым принтом. Освежить лак и навести вид я уже не успевала. Пришлось бежать без подготовки, лишь немного побрызгавшись дезодорантом.

У «Боровицкой» было уже темно. Но вовсю светили фонари, фары, прожектора, кремлёвские звёзды. Я думала, что Старик явится на «мерине» со своим всегдашним водителем Никитичем. А он пожаловал на «бумере» пятой серии, где за рулём сидел незнакомый мне парень с пышной светлой шевелюрой. Видимо, Старик ему доверял, раз не закрылся прозрачной, но очень прочной перегородкой.

Мы немедленно рванули по набережным, и только ветер засвистел в ушах. Кабы не усталость, пришла бы в ещё больший восторг.

– Вот, решили новую «тачку» обкатать. – Старик оглядел через очки шикарный салон. – И почему только у нас так не могут сделать?

– Жаль, что Калашников не родился конструктором автомобилей, – довольно развязно сказал парень за рулём. Голос показался мне похожим на голос самого Старика, только говорил он по-московски. А вот насмешливые нотки копировал точь-в-точь.

Конечно, мне часто приходилось носиться в крутых авто. И каждый раз я балдела от них, как от «травки». Мы будто летели в космосе среди черноты и огней. Москва-река млечным путём светилась внизу. И только громадные, в подсветке, дома свидетельствовали о том, что мы находимся на Земле. Громко смеялись темпераментные иностранцы, фотографируясь на фоне Храма Христа Спасителя.

День был обычный, будний. Но всё равно столица пенилась, как бутылка шампанского. Откинувшись на спинку заднего сидения «бумера», я еле сдерживала сладострастные стоны. Казалось, что именно сейчас должно произойти что-то очень важное. Может, стрёмное, может, великое. Мы либо врежемся в ограду реки, либо перескочим на другой берег.

– Марьяна, ты слышишь меня? – Очки Старика сверкнули совсем рядом. – Извини, если из постели вытащил. Но дорого яичко ко дню кастрации.

– Нет, что вы! Мы уборку делали. Мама Влада приезжает завтра, а у них кавардак.

– Это уж как водится, – проворчал Старик. – Кстати, твой поход в больницу очень нам помог. Познакомься – мой сын Максим.

Мы как раз стояли у светофора, и потому смогли обменяться рукопожатием. Максим оказался красивым мужчиной атлетического сложения, безупречным во всех отношениях – от одежды до парфюма. Во мне на несколько секунд проснулась охотница, которая, впрочем, быстро заснула опять. Закончив церемонии до того времени, когда вспыхнул зелёный свет, мы двинулись дальше.

– Что, Марьяна, хорош мой наследник? – Старик любовно оглядывал спину и затылок Максима. – У меня были такие же роскошные волосы, только чёрные. Глядя на мою лысину, трудно себе это представить. Эх, время, время, времечко! Максим в мать, Дарью, натуральную блондинку. А кобелино такой же, как я. Третью жену бросает. Слишком пухленькая, видите ли. А я ему говорю: «На досках после смерти наспишься!»

– Пап, ну причём здесь это? – смутился Максим. – Будто Марианну интересуют мои семейные проблемы. Как отпетый кобелино я вижу, что она сейчас думает о другом, который далеко…

– Очень далеко, – уточнила я.

– Затылком видишь? – ухмыльнулся отец.

– Я красивых девушек ощущаю всеми частями тела. – Ерухимович-младший быстро справился с комплексами. Он заговорщически подмигнул мне через плечо.

– А я уж хотел вас сосватать. – Шутил Старик или говорил серьёзно, я так и не поняла. – Хорошая была бы пара – не только дома, но и на службе. Те три бабы тебя не понимали. А это – настоящая боевая подруга. Между вами разница меньше семи лет – самое то!

– Она за меня не пойдёт. Её сердце занято. – Похоже, что Максим действительно был ясновидящим. – По крайней мере, пока. Куда дальше? К «Балчугу? Может, зайдём?

– А по какому поводу? – осведомился отец. – Если бы помолвку спрыснуть, тогда пожалуйста. А без уважительной причины пьют только алкоголики.

– Я фейс-контроль не пройду в этой одежде.

Меня совсем не тянуло в кабак, даже дорогой. А вот Максим очень ничего. Может, заняться им? И свёкор будет отличный. Свекрови нет вообще – мечта любой невестки.

– Вы и без одежды пройдёте, – успокоил меня Максим.

– Слушай, сынок, перестань паясничать! – одёрнул его Старик. – А то Марианна решит, что у тебя не хватает. И выступит против того, чтобы ты завтра ехал в Серпухов.

– Нет, что вы! – запротестовала я. – Максим Геннадьевич отлично знает женщин. В его словах нет ничего обидного.

– Ещё бы! – фыркнул Старик. – Он даже в утробе матери сидел вместе с сестрой Зоей. И потому не может быть в одиночестве. Ну, всё, давайте работать.

– Зря вы меня по отчеству, – обиженно заметил Ерухимович-младший. – Просто Максим.

– Хорошо, согласна. – Я перевела дух, потихоньку приходя в себя после щекотливого разговора. – А вы действительно поедете в Серпухов?

– Нет, я тебя вызвал на ночь глядя шутки шутить, – проворчал Старик и уселся поудобнее. – Мы с Максимом прочитали твоё донесение Дрону. Теперь расскажи-ка нам всё вживую. Сын встретится с этими врачами и попробует их припугнуть.

– Припугнуть? Чем? – Я и сама смешалась. Не хватало, чтобы Ирина пожалела о своей откровенности!

– Чем? – Старик щёлкнул пальцами. – С этим проблем не будет. Они пожертвования из разных мест получают. Но особенно часто – от одной фирмы. Уставный капитал у неё небольшой. Занимается не пойми чем. Вроде, хостелы организуют в Москве и в Питере. А пожертвования дают большие…

– Хостелы?! – Я высоко подпрыгнула на сидении. Мы как раз проскочили какой-то мостик. – Впрочем, неудивительно.

– Само собой, – ощерился Старик. – В твоём отчёте это есть. «Смотрящий» всегда останавливается в хостелах. Можно подумать, что он прибедняется или заметает следы. Но на самом деле он выбирает именно «свои» хостелы. Там половина постояльцев – охранники. Хотелось бы с этим «смотрящим» поближе познакомиться. Это форменный гений – пятью хлебами может весь город накормить. Средства на его счетах будто бы ниоткуда берутся. Я, надо сказать, очень обрадовался, когда его имя, наконец, промелькнуло. Между прочим, имён у этого гражданина несколько. И какое из них настоящее, очень сложно определить. Всеми правдами и неправдами надо узнать его фамилию. По возможности, достать фотографию, и не одну. Потом вам с Владом придётся поработать в хостелах. А пока расскажи нам всё и езжай отдыхать. Само собой, будь в готовности. Завтра Максим навестит Ирину в Серпухове, а потом решим всё с твоим дядей. «Корочки» у него повыше рангом…

Пока я рассказывала о разговоре с Ириной Рындя, мы объездили все набережные в центре Москвы. Я не спрашивала, но знала – за нашей машиной наблюдают люди Старика, чтобы засечь возможный «хвост». И раз меня просят быть откровенной, значит, никто чужой прослушать разговор не может.

Я докладывала, почти не прерываясь, уже не глядя по сторонам. Думала только о том, чтобы поскорее уехать на Рублёвку и отдохнуть. Старик обещал меня туда подбросить. О предстоящей работе в хостелах старалась пока не вспоминать. Мы ехали по Раушской набережной. За рекой, в сиянии прожекторов, величаво высился Кремль. На фоне ярко-чёрного неба чётко выделялся крохотный прямоугольник триколора.

Замолчав на минуту, я вдруг ощутила внутри себя какую-то перемену. Ещё ничего не соображая усталой головой, интуитивно обрадовалась. Вся вспыхнула непреодолимым нетерпением. Первое движение было слабым, неуверенным, еле уловимым. За ним последовало куда более явственное.

Ирина Рындя оказалась права. Теперь я наверняка знала, что мой сын существует и двигается. Вспомнила, как это было с Маамуном-младшим. Я сидела на уроке геометрии и очень испугалась. А потом, по закону подлости, меня ещё и спросили. Пришлось срочно падать в обморок. А сейчас едва не завопила от восторга, начисто позабыв о мужчинах рядом. Мысленно сказала ребёнку: «Здравствуй!» Мы плыли в автомобильном потоке, рубиновом от света задних фар. Навстречу нам текла река, переливаясь голубыми и золотыми сполохами.

– Ты чего смеёшься? – Старик капризно надул свои полные губы. – Да, не спорю, славно поработала. А вот славно отдохнуть пока не получится. Главное пока впереди. К тому же, и самое опасное. Загонять крыс в угол тоже нужно умеючи. Тебе, Марьяна, не сглазить бы, пока везёт. А вот если Фортуна отвернётся, не до смеху будет. Хорошего всегда бывает помаленьку. Так что теперь перед каждым шагом надо трясину слегой щупать. Да чего я распинаюсь? Учёного учить – только портить.

– Я всё понимаю, Геннадий Григорьевич. Не обращайте внимания – это всё личное. Я обязательно буду умницей. И не подведу вас никогда. Теперь мне есть, за что бороться. Только об одном попрошу Максима – не нужно слишком сильно запугивать Ирину Рындя. Она – очень хорошая женщина и прекрасный врач. Не мне давать вам советы, но всё же, пожалуйста, прислушайтесь. Дети очень чувствительны, а Полина Великойская – особенно. Она никогда бы не ласкалась так к убийце своих родителей. Или хотя к причастному человеку… Если сейчас вы Ирину подозреваете, потом это окажется ошибкой.

– Пока мы её ни в чём не подозреваем, – успокоил меня Старик. – Скорее всего, эскулапов использовали втёмную, так и меховщицу. Но эта приятная публика много знает такого, что нам просто необходимо выудить. И, уж прости, Марианна, но супругам Рындя завтра придётся услышать несколько неприятных слов…

4 июня (день). О том, что происходило в Серпухове, я узнала со слов Максима Ерухимовича. Он отправился туда, имея микрофон в брелке для ключей. Потом поведал, как долго подбирал костюм. Конечно, в офисном по жаре далеко не уедешь. Но и в джинсах с майкой явиться не солидно. Поэтому Максим надел чёрные брюки «5 карманов» и тёмно-серую рубашку с короткими рукавами. Мрачный тон одежды должен был внушить супругам Рындя трепет и почтение.

Максим Геннадьевич – это мужская топ-модель, настоящий «глянец». Лично я не поверила бы, что фээсбешник может быть таким красивым. Его сестра Зоя, скорее, элегантна, особенно в платье «Уплин» и в шляпе с прозрачными полями. Портрет довелось увидеть у Старика в телефоне. Он сетовал, что дочь теперь стала стопроцентной англичанкой. Высокая, сухопарая, со светлыми короткими волосами. В отличие от брата, совершенно не кудрявая.

Чтобы поднять настроение, Максим всю дорогу слушал свою любимую группу «Омега», из Венгрии. Как раз сегодня музыканты выступали в зале церковных соборов при Храме Христа Спасителя – в сопровождении хора и оркестра. Максиму удалось раздобыть билет. И потому, кровь из носу, он должен был управиться до вечера.

Наконец-то оказавшись в Серпухове, Максим поинтересовался у первой встречной женщины, как попасть в офис фонда «Спасение». Увидев респектабельную машину и неотразимого водителя, гражданка впала в ступор и даже не сразу вспомнила адрес больницы.

Максим разыскал бревенчатый дом на окраине, где обрели пристанище врачи из Луганска. Там было очень миленько, чисто. Уже в начале июня на клумбы высадили ландшафтные флоксы сорта «Кружевница». Наверное, Ирина забыла, что в наших широтах флоксы цветут позже. Она оказалась настоящей фанаткой этих цветов. И сообщила Максиму, что слово «флокс» переводится с греческого как «пламя». Кстати, у самой Ирины были и греческие, и белорусские корни.

Уборщица в больнице оказалась ростом с гренадера. Она ходила, сметая всё на своём пути. Стоит отметить, что «бэху» Максима она отдраила до зеркального блеска – лучше любой мойки. У самой Ирины и её секретарши как раз был «кофе-брейк» – небольшой перерыв.

Спрятавшись за углом, дамы расставили шезлонги. «Синьор Кобелино», как называл себя Максим, описал мне всё в подробностях, включая цвет их купальников. У секретарши он был мятного цвета, а у Ирины – коралловый. К кофе у них была клафутти – сладкая пицца с ревенём и молотой корицей. Максима чуть позже угостили квасом из ревеня, который произрастал в каждом дворе.

Максим сразу узнал госпожу Рындя – я точно её описала. Выглядела она очень испуганной из-за круглых глаз под тонкими бровями. Кроме того, Ирина опять загрустила. Смотрела на гостя внимательно и настороженно. Максим отметил даже её крупный нос и пухлые чувственные губы.

Благовоспитанно отвернувшись от полураздетых дам, гость сообщил, что хочет побеседовать с Ириной наедине. Дамы как раз обсуждали, стоит ли секретарше ехать с детьми на курорт «Мадии» в Тунисе. Там, конечно, неспокойно, и даже стреляют. С другой стороны, это дешёво, а денег мало.

– Уж как судьба, – вздыхала Ирина, попивая то кофе, то апельсиновый сок. Всё это казалось ей атрибутами «красивой жизни».

Конечно, Максиму стало смешно. Он много поездил по миру, да и у сестры в гостях повидал достаточно. Играл с племянником и его друзьями в конное поло. Детишки прекрасно управлялись с мини-хорсп – маленькими лошадками. И не видели в этом никакой экзотики. Жители же бывшего Союза были готовы воображать даже фантиком от конфеты. Ещё Максим отметил, что серпуховские дети до сих пор играют в дочки-матери, в войну и в прятки. У нас же всё это заменили те самые компьютерные игры, о которых я уже слышала.

– Бедные детишки даже не знают, как классно лазать в полуразрушенном сарае, вдыхая запах разогретой солнцем молодой крапивы! – делился потом с нами Максим. – Хвала Юпитеру, я всё это ещё застал. Ужасно не видеть в своей жизни ничего, кроме гаджетов…

Около бочки, наполненной дождевой водой после буйных гроз, возились двое детей. Одному на вид было пять, другому – около трёх. Потом выяснилось, что это – потомство супругов Рындя. Девочка купала куклу, а мальчик пытался вымыть большой надувной мяч. Со скамейки за ними наблюдали три пожилые гражданки. Одна из них вязала, другая разбирала картошку для посадки, а третья просто загорала.

– «Тело, впёрнутое в воду, выпирает на свободу!» – весело сказал Максим, подходя к бочке и опуская в прохладную воду горячие руки. – «Сколько выперто воды, стольку впёрнуто туды!» Это, дети, закон Архимеда. Пойдёте в школу, узнаете. Потому вы и облились с ног до головы, что пока не в курсе дела. Впрочем, сейчас жарко – всё быстро высохнет.

Мелкие, конечно, ничего не поняли. Но на мордахах появились улыбки – дяденька им приглянулся.

Конечно, Ирина тут же отставила бумажный стаканчик с кофе на донышке, извинилась за свой вид и убежала одеваться. Вернулась в дымчато-сером платье типа «водопад». Наверное, держала его на выход. Секретарша откровенно демонстрировала гостю свою фигуру – неплохую, но с коротковатыми ногами. Таким женщинам просто необходимо носить каблуки.

Пока Ирина наряжалась и пудрилась, Максим любовался блеском Оки, протекающей совсем близко. Конечно, за забором моментально собралась толпа, жаждущая зрелищ. А поскольку в фонд знаменитые гости наезжали часто, аборигенам было чем развлечься.

Ирина вышла похорошевшая, легкая. Сгорая от трогательного стыда, она спросила, какое дело у Максима. И к кому конкретно он приехал – к ней или к мужу.

– Вообще-то к вам обоим, – тихо ответил гость, доставая удостоверение. – Только не волнуйтесь, пожалуйста.

Ирине не вняла его просьбе. Услышав аббревиатуру «ФСБ», она чуть не лишилась чувств. Максим понял, что перестарался. Ему пришлось представиться ещё несколько раз, прежде чем Ирина запомнила имя-отчество визитёра.

– Пойдёмте, сядем куда-нибудь на скамеечку, – предложил Максим. – Нас никто не должен видеть и слышать – во избежание сплетен.

– Да-да, пойдёмте. – У Ирины шевелились только губы, а лицо словно окаменело.

Потом выяснилось, что она сразу же вспомнила наш разговор. Тогда-то спросила, не служу ли я в полиции, а оказалось ещё круче. А она-то наговорила всякого! Вот ведь ребята работают – даже беременную женщину прислали! И притом настоящую, не с подушкой под платьем. Знали, что Ира – акушерка; и решили сыграть на этом. Она сама заговорила со мной на узкопрофессиональные темы. Было это позавчера, и вот продолжение.

– Итак, вы – Ирина Владимировна РЫндя, урождённая Скаляцкая? – с улыбкой спросил Ерухимович. Я верно «ударяю» вашу фамилию? На первый слог?

Дрожь женщины передалась даже скамейке. Они сидели под кустом белой сирени. И если Максим откровенно наслаждался ароматом, его собеседнице было не до того. Она лишь молча кивнула, неизвестно с чем соглашаясь. Максим отметил, что птицы летают низко – значит, скоро опять будет гроза.

– Да не волнуйтесь вы так! – Он сделал голос бархатным, воркующим. – Я вас не съем. Скажите, муж сейчас здесь или уехал?

– В больнице, на операции. Арсений – детский анестезиолог-реаниматолог. Сегодня сложный случай, а мальчику два годика…

– Кроме того, он – исполнительный директор вашего фонда? – мягко продолжал Максим.

– Да. Но что случилось? – На ресницах Ирины повисли слёзы. – Мы в чём-то провинились, да?

– Вы – ни в чём, – сказал гость. – По какой части трудитесь?

– По женской, в роддоме. – Ирина вновь залилась румянцем. Никак не могла забыть, в каком виде предстала перед посланцем грозного ведомства.

– Очень хорошо. Я просто хочу уточнить кое-что.

– Я понимаю, что мы – иностранцы, – облизала губы Ирина. – Даже подоходный налог платим тридцать процентов. Других обустраиваем, а сами ещё не получили разрешения на временное проживание. Но скоро получим…

– Не сомневаюсь. Я совершенно по другому вопросу приехал. Как, прижились тут? Всё нормально?

– Да, в Серпухове нам нравится. – Ирина немного отошла от стресса. – По сравнению с Луганском, городок маленький, зелёный. Наши дети в восторге, даже болеть перестали. Жизнь дороже, чем в Донбассе, но и платят больше. В Луганске муж в трёх местах числился, а здесь – в одном. Но ведь ещё и фонд берёт время. Только вот по колбасе луганской тоскуем. Продукты там натуральные были. Извините… – испуганно пролепетала она и прикрыла рот кончиками пальцев.

– Да за что же? – изумился Максим. – У каждого свой вкус. А уж украинская кухня – вообще отдельная песня. Я же всё понимаю. Бросить дом, работу, уехать в неизвестность – и не иметь проблем? Так не бывает.

– Да, и у нас всякое случалось. Жили так, что даже в Турцию выбирались иногда. Когда в прошлом году началось, стали работу по Интернету искать. Вот нас сюда и пригласили. Конечно, мы долго думали. Знали, что надо будет получать российские сертификаты, а пред этим сдавать экзамены. Всё решилось в один момент. Я с детьми у тёти гостила, когда сбили малазийский «Боинг». Когда к нам в огород упал изуродованный труп женщины, я еле удержалась от помешательства. Потом твёрдо решила – уезжаем хоть куда! Нас называли предателями, особенно Арсения. Говорили, что он обязан быть в ополчении, врачом. Но мы решили приносить пользу по-другому, помогать беженцам. Мы детей своих сиротами должны оставить? Это – гражданская война, в которой не бывает правых и виноватых. Каждого можно понять. Конечно, пошли бы в армию, приди настоящий враг. А тут придётся воевать с теми, с кем ещё вчера на одной улице жил. Стрелять в них, а они в нас… Мы не смогли. Это только наше мнение, – сразу оговорилась Ирина. – Кстати, те, кто нас порицал, потом уехали – кто куда.

– Того и следовало ожидать. – Максим очень внимательно, не прерывая, выслушал её. – Громкие слова – первый признак слабости, других всегда легко учить. А сильные люди предпочитают держать язык за зубами.

– Потом мы приехали в Москву. Некоторое время жили в хостеле. Нас туда пристроил Николай Николаевич. Съездили сюда, договорились. Половину стоимости квартиры пока оплачивает больница. Разрешение на работу оформили без проволочек.

– Российское гражданство будете оформлять? – спросил Максим, покусывая сорванную травинку.

– А как же! Не хотим назад возвращаться после того, что видели там… Да и полисов медицинских у всей семьи нет. В детский садик надо детей устраивать. Соседка с ними вечно не будет сидеть. Квартиру в Луганске мой отец продаёт. Он с нами сюда не поехал. Я против того, чтобы не согласных со мной сразу называть фашистами. – Ирина опять вспомнила, с кем говорит, и отвернулась.

– Да не воспринимайте вы меня как сталинского сатрапа! – взмолился Максим. – Просто возникли некоторые неясности. Кто у вас в фонде занимается бухгалтерией? Вы лично, или есть человек?

– Нет, я же не специалист. Работает бухгалтер из местных. Но кое-какие вопросы я решаю сама.

– Отлично. Ведь на счёт вашего фонда поступают разнообразные пожертвования…

– А это разве запрещено? – опять съёжилась Ирина. – Они не иностранцы. Все из России.

– Да кто спорит-то? Тут дело в другом. Чаще всего вы получаете средства от фирмы «Хост-люкс», зарегистрированной в Москве. Она занимается организацией мини-общежитий. Не бедствует, конечно, но и не купается в роскоши. Если сложить все суммы, что вы за год получили от этой фирмы, можно сильно удивиться. Слишком большие возможности для предприятия такого уровня. Да, они ещё имеют отделение в Питере. Но на этом рынке слишком большая конкуренция. Откуда такие деньги? Понимаете ли, «Хост-люкс» спонсирует не только ваш фонд, но и молодёжный лагерь в московской области. Собрали подростков, чтобы занимались спортом на свежем воздухе. Дело хорошее. А потом пятеро из воспитанников в игиши подались. Террористами, короче, стали…

– Кошмар какой! – дёрнулась Ирина. – Клянусь – я ничего об этом не знала!

– Хотелось бы верить, – сухо сказал Максим, испытывающе глядя на женщину из-под очков в позолоченной оправе. – Лично вы производите приятное впечатление. Как зовут представителя фирмы, который общается с вами?

– Озимин Александр Юрьевич.

– Вы имеете дело только с ним? – настойчиво допытывался Ерухимович-младший. – И ещё вопрос: как вы вышли на «Хост-люкс»?

– Нас свёл Николай Николаевич Матвиенко. Он сам из Донбасса. Хотел, чтобы мы здесь работали. Муж, конечно, лучше всё знает. Но, поверьте, те ребята сбежали к террористам по своей инициативе. Я вообще никогда не слышала о таком лагере. Те люди, с которыми мы общались, вряд ли будут работать на мусульман. Они все патриоты, православные. И если вербуют кого-то, то лишь добровольцами в Донбасс.

– Так-так, интересно! – протянул Максим. – Вы точно об этом знаете?

– Нет, только предполагаю. Да там и вербовать-то особо не надо. Люди сами потоком идут. Достаточно только помочь им перебраться через границу, устроиться на первое время…

Похоже, Ирина сомневалась, можно ли об этом говорить. Но очень уж хотелось выгородить эту фирму. Если «Хост-люкс» закроют, фонду придётся туго. А то и просто вышвырнут вон. Кому хочется иметь под боком сомнительные фирмы? Помощь же Донбассу Ирина Рындя считала достоинством, а не грехом.

Муж рассказывал ей, что Матвиенко не любится светиться на публике. Поэтому он и проводит платежи через «левую» фирму. Правда, уже давно ничего не поступало. Лишь вчера на счёт фонда пришли деньги. Арсений и Ирина никак не связывали этот факт с убийством Великойских.

Во дворе больницы дети ползали под верёвкой, играли в бумажные следы и пробирались по трубам из ткани. Среди них были и маленькие пациенты больницы, и жители окрестных домов. Внизу, под откосом, другая компания носила воду из Оки в ведро в резиновых шариках.

Их вопли Ирина слышала будто издалека, с того берега. Она никак не когда сосредоточиться и очень хотела, чтобы поскорее вернулся муж. И одновременно боялась этого, потому что уставшему после операции Арсению придётся очень сильно поволноваться…

4 июня (ранний вечер).

– Когда, по вашим сведениям, муж познакомился с Николаем Матвиенко? – продолжал Максим. Он твёрдо вознамерился дождаться здесь Арсения Рындя. – Вы можете ответить на этот вопрос?

– В прошлом году, весной, когда начались события в Крыму. Мы ещё жили в Луганске. Кто их свёл, я не знаю. Кажется, один из коллег Арсения по фамилии Кузьменко. Речь тогда шла об организации частной военной компании.

– Вот как? – Максим покачал головой, демонстрируя удивление. – И где они собирались воевать?

– Никто же не знал, что в Крыму всё так гладко получится. И Донбасс уже закипал. Им срочно потребовались врачи. Впрочем, я не хочу врать. Лучше спросить у Арсения. А я – гадкая болтливая баба! Попугая закроешь платком – и он молчит. Вот бы человека так! Очень вас прощу, не говорите мужу, что я про Матвиенко сообщила. Это вообще очень странная личность. И я боюсь его…

– Всё понял. Не скажу. – Максим промолчал бы и так, но Ирина должна была чувствовать признательность. – Значит, Матвиенко имеет отношение к фирме «Хост-люкс»?

– Они с Озиминым – друзья и единомышленники. «НН», как его называют между собой, часто сюда приезжает. Через неделю опять будет в Москве. Как вы понимаете, они с Арсением особенно не откровенничают, не говоря уже обо мне. Мы только благодарить их можем…

– Ясно. Вы не знаете, в каком отеле обычно останавливается Матвиенко?

– Арсений ездил к нему в «Ренессанс-Монарх». Но ночевать «НН» предпочитает в хостелах, принадлежащих этой фирме. Там и мы жили по приезде, и беженцев размещали. Им лишь бы где приткнуться. Поэтому сеть заведений расширяется постоянно. И в Питере он хостелы выбирает. Очень скромный человек – при таких-то доходах.

Ирина, конечно, помнила, как говорила в больничном саду с пикантной молодой шатенкой в клетчатой рубашке и в джинсах. Тогда она отозвалась об «НН» нелестно. Но теперь, после получения транша, резко изменила мнение. Как и все женщины, Ирина была эмоциональна. Матвиенко предлагал им кормиться самим, но сейчас-то нашёл возможность в очередной раз помочь. Да и связей своих у супругов Рындя не было. Все контакты шли через Озимина.

– Простите, а та девушка, с которой я говорила в больнице… Очень симпатичная, высокая, с вишнёвыми волосами… Она от вас? – Ирина всё-таки решилась на вопрос.

– Я не знаю, о ком вы говорите, – совершенно естественно заявил Максим. – Мы к вам никого не посылали. – И это тоже было правдой.

Ирина мысленно выругала себя дурой. В любом случае, ей сейчас ничего не скажут.

– Вы не можете вспомнить, в каких именно хостелах останавливался Николай Матвиенко?

– Обязательно в центре города. Только в своих собственных. И всякий раз в новом. Чтобы проверить, как там живётся. Он считает, что нельзя отделяться от народа. В Донбассе люди настроены резко против олигархов. Соответственно, не приемлют и роскошь. А «НН» был связан с «македонцами». Не хотел, чтобы про это вспоминали.

– С кем связан? – уцепился за слово Максим.

– «Македонцы» – это макеевские и донецкие. Короче, люди Януковича. Они даже на востоке Украины всех на уши поставили. Вели себя в стране, как главные. Во многом из-за них и второй майдан случился. Людям просто надело. Но «НН» вовремя соскочил с этого поезда.

– А разве тамошнее население ненавидит кого-то ещё, кроме киевской хунты? – иронично спросил Максим. – Или у меня неверные сведения?

– Это – само собой! – горячо подтвердила Ирина. – Но и против олигархов выступают тоже. Они давно Украину поделили и растащили. А народу теперь кровь проливать…

– Плохо дело. – Максим взглянул на часы. – А где «НН» ещё бывает?

Где-то за Окой погромыхивало. С той стороны дул ветер, наползали тучи. Конечно, Ирину уже ищут. Но ничего, подождут. Солнечный жар немного ослаб, и запахло цветами, свежей листвой.

– Ой, это муж скажет. Я-то с ним только здесь встречалась.

Зашуршали кусты, послышались быстрые шаги. Сзади к скамейке подошёл молодой мужчина в голубых джинсах и в красной рубашке-поло. Его русые волосы чёлкой свисали на лоб, а в серых глазах застыл немой вопрос. Мужчина этот словно навсегда остался мальчишкой – с мягкими чертами лица и пухлыми губами. На его плече висела спортивная сумка.

– Ирка, Соня там с ума сходит! Ушла на минутку, а пропала на два часа… Где дети-то наши?

Он нервничал, потому что рядом с женой сидел незнакомый красавец. Высокий прямоугольный лоб, медальный профиль, тщательно уложенная шевелюра свидетельствовали о статусе, достатке и шарме. Арсений не то чтобы вскипел от ревности, но все-таки почувствовал некоторое волнение. Слишком уж сильно он проигрывал гостю.

– Дети у Валерии Матвеевны. А у тебя как дела? Порядок? – Ирина то и дело бросала на Максима виноватые взгляды.

– Ничего, нормально. – Арсений не знал, как себя вести – уходить или оставаться.

Конечно, сюда приезжало много посетителей, но такого человека среди них не было. Женщины обычно плакали, жаловались. Мужчины или ругались, или тоже хандрили. Но никто не говорил так, как Максим – спокойно, даже мягко и в то же время властно. Да и внешне он не походил на беженца. «Бэху» во дворе Рындя тоже приметил. Может быть, это спонсор?

– Это товарищ из ФСБ, – сообщила Ирина.

Нога Рынди замерла на весу. Он знал гораздо больше жены, и теперь облился на жаре холодным потом. Арсений был уверен – новый транш поступил только потому, что погибли Великойские. Понятно, что он не делился этим с Ириной. Она же смотрела на мужа во все глаза, ища спасения.

– Вы по поводу Мирона и Евы? – наконец пробормотал Арсений. – Я и сам теряюсь в догадках.

– Кто это? – Максим продолжал ломать комедию.

– Наши друзья. Их убили на днях. Осталась девочка, два года. Сейчас лежит в больнице.

– Этим полиция занимается, – разъяснил Максим. – А у нас другие задачи. – И протянул Арсению удостоверение. У врача всё слилось перед глазами.

– Арсюша, а где «НН», когда бывал в Москве, встречался с нужными людьми? Максим Геннадьевич с ним побеседовать очень хочет.

– Да когда где. – Арсений еле ворочал языком. – Встречу всегда назначал «НН». В ресторанах, в бизнес-центрах. В «Москва-Сити» я его видел. В Питере – «Сенатор», «Quattro Corti» – у Исаакиевского собора. Может быть, где-то ещё.

– А в последний раз вы где встречались?

– На фестивале мороженого. Мы все вместе в Москву ездили. Встретились с «НН», когда Ирина пошла клумбы с фиалками смотреть. Она цветочница у меня.

– Да, там очень красивые сорта были – сиреневые, белые, пурпурные. Мужчины предложили мне поразвлечься. – Глаза Иры заблестели от удовольствия. – Наверное, «НН» очень хотел, чтобы я удалилась.

– И когда это было? – равнодушно спросил Максим.

– Тридцать первого мая, в воскресенье, – сразу ответил Арсений.

– Матвиенко был один?

– Нет, с Озиминым. Они приехали на «Порше». Потом подвезли нас до вокзала.

– Дорого-богато! – Максим скривил красивые, как у отца, губы. Глаза у него постепенно светлели от гнева.

– А то как же… Заправляются только высокотехнологичным топливом «Экто плюс» от «ЛУКОЙЛа». Ничего другого «Порше» не жрёт. Но «НН» – мужик прижимистый, кутить не любит. Всегда в хостелах живёт. И своих детей не балует. У него детство трудное было, шахтёрское. Отца рано потерял. Одна мать его тянула. Теперь гужуется от души. Часто бывает в гостинице Януковича «Шахтёр Плаза». А потом садится на «пилюлю» и едет в народ – гуманитарную помощь раздавать. Народ, конечно, в восторге. Понять можно, но всё равно противно.

– Про это я уже сказала, – вмешалась Ирина. – Вот уж что он точно не делает, то не ворует. И другим не даёт.

– Он всегда бывает с Озиминым? – Максим задумчиво смотрел вдаль, на Оку.

– Когда как. Но охрана есть обязательно, причём скрытая. Рассредоточиваются ребята, к примеру, по парку. Вокруг шкафами не стоят. – Арсений отвечал, как на уроке, сложив на коленях чистые «докторские» руки.

– Вы кого-нибудь знаете по именам? – Максим теперь в упор смотрел на Арсения. Тот немного подумал.

– Есть такой Тэрджи Джиоев. Некоторые его называют Юрой. Воевал в Донбассе…

– Он арестован, – несмело сообщила Ирина. – Прости, я тебе не сказала. Боялась, что ты расстроишься перед операцией.

– Ты знала? – оторопел Рындя. – Откуда же?

– Говорила с той девушкой, которая спасла Полину. Она и Тэрджи лично задержала…

– Ничего себе девушка! – восхищённо сказал Арсений. – Это же лучший стрелок! Хоть из пистолета, хоть из ДШК. Из любого гранатомёта, ПЗРК… И в рукопашном бою силён. Погоди, а причём здесь Полина?

Рындя то ли очень хорошо играл, то ли действительно был не в теме.

– Говорят, что Тэрджи убил Мирона с Евой, – прошептала Ирина. – Из того самого нагана. Помнишь?

– Блин горелый! – выразился Арсений. – Неужели он? Зачем?

– Пусть полиция и СК разбираются. – Максим уже понял, что попадёт под грозу. И решил переждать её где-нибудь на АЗС. – Кого ещё знаете из охраны?

– Сашка-Уильямс. Это кличка его такая. А фамилия – Фисенко. Тоже из ополченцев. Предан «НН», как собака.

Ирина неопределённо покачала головой. Про «Уильямса» она ничего не знала. Не подозревала и о том, что Полину собирались подкинуть к какой-нибудь больнице или к детскому дому – без документов. Двухлетний ребёнок ничего не расскажет. И, скорее всего, потеряется. Но даже если Полину найдут, насчёт родителей вряд ли что-то выведают.

Лично я об этом узнала позже, из очень осведомлённого источника. Но в тот день сия тайна ещё была покрыта мраком. Рындя же потом признался, что слышал о намерениях «НН» пощипать скорняка. Но об убийстве речи не шло. Возможно, в процессе «ощипывания» планы поменялись.

– Других охранников не знали? – долбил Максим.

– Они всё время менялись. Да и не до них мне было – работы много, – признался Арсений.

– А кто ещё был в окружении Матвиенко? Хотя бы здесь, в Москве?

– Знаю такого отца Дорофея. Это духовник Озимина. Сошёлся и с Матвиенко. Тот подослал его к знакомой Мирона Снежане Быковской. Так она прямо-таки запала на этого монаха! Представляете? Им же совсем нельзя… Снежана уже давно дублёнки и шубы возит – из Греции, из Турции. Ну, и так далее. С Мироном они ещё «челночили» вместе. Так Дорофей и вошёл в дом Великойских. За Полину молился всё время. Чем он берёт, не понимаю. Просто молитвы вызубрил. Видно же, что не настоящий батюшка. Всё время катался со Снежаной, в её машине. Странный тип, мягко говоря. Слишком много у него свободного времени. В храме и в монастыре не так…

– А кто ещё оказывал вам благотворительную помощь? – Максим знал, что микрофон передаёт весь разговор мне на компьютер.

– Много разных предпринимателей. Например, такие же переселенцы, как мы. Брали во франшизу всякие забегаловки, мини-кофейни, фаст-фуд. У моего приятеля теперь интернет-магазин. Он уже получил гражданство. Другой владеет детским развлекательным клубом. Всё это тоже «НН» организовал. С условием, что они будут, типа, дань платить. Мы-то с Ириной не бизнесовые, подождать можем с натурализацией. А им всё в первую очередь. УФМС Озимин берёт на себя. В Питере есть колония для несовершеннолетних. Там пацаны работают, вещи продают. Их начальник тоже кое-что посылает. Он из казаков. Таких ублюдков перевоспитывает, гаси свет! А становятся прямо шёлковыми – без насилия. Вот так, с миру по нитке, и набираем средства. Если нужно, я подниму отчётность…

– Да, я вас очень попрошу, – оживился Максим.

Арсений старался вести разговор так, чтобы фээсбешник задавал как можно меньше вопросов. А не спрошено – и не отвечено. Что такого, если они встречались в отеле или на фестивале мороженого с Матвиенко? Нельзя же просто отказаться от разговора – навлечёшь ещё больше подозрений. Только вот сообщать ли «НН», что приезжал Ерухимович? Лучше помолчать, сославшись на требование о неразглашении. Тем более что Матвиенко сам где-то наследил. Да и в Сети, при наличии мозгов, многое узнать можно, особенно по методике ФСБ.

Максим заметил, что Рындя мнётся. То и дело пытается что-то сказать, а потом закрывает рот. Ладно, пускай созреет. Доктор явно знает гораздо больше, чем говорит.

– Никому не сообщайте о том, что я здесь был. – Гость словно пролил бальзам на истерзанные души супругов. – Вы ведь хотите остаться в России, получить гражданство. Надеюсь за ваше благоразумие. Кстати, интересная у вас фамилия…

– Она не украинская, – торопливо сказал Арсений. – Скорее, молдавская. Дед мой с Северной Буковины. Приехал на шахту работать, женился. И остался в Луганске…

– Да, конечно. Я просто так спросил – из праздного любопытства. – Максим улыбался, но его светлые глаза под чёрными ресницами обдавали холодом. – Надеюсь, что всё у вас будет хорошо. Надо только избегать сомнительных знакомств.

Раскат грома прозвучал уже совсем близко. Стемнело так, что в окошках начали зажигаться огни. Туча закрыла всё небо – до горизонта. Максим встал со скамейки. И супруги, сидевшие по обе стороны от него, тоже поднялись, как скованные одной цепью.

– Здесь тоже не распространяйтесь, – ещё раз предупредил московский гость. – Скажите, что я приезжал тоже по поводу спонсорской помощи беженцам…

5 июня (вечер). Весь рабочий день генерал Грачёв пропадал на заседаниях. В своём кабинете он практически не появлялся. Дел навалилось столько, что на какое-то время «халтура» вылетела из головы. Чрезвычайные происшествия сыпались одно за другим. И невольно вспоминалась бурная молодость в джунглях «бандитского Петербурга». Только сейчас всё выглядело ещё более мрачно. Видимо, сказывались усталость и негативный жизненный опыт.

Сначала разбирались с маньяком, растлившим двух школьниц. Его любовница подговорила одну из девчонок снять забавы на телефон. Таким образом она хотела отомстить за измену. После отсидки в психушке подонок вернулся, убил любовницу и мать одной из школьниц. Пообещал расправиться и с остальными. Взять пока не удалось – подался в бега.

Следующая история вообще повергла в шок. В Питере стали называть детей в честь героев американского сериала «Игра престолов». Некоторые молодые родители офонарели до такой степени, что потеряли человеческий облик. Одному из фанатов родители запретили давать мальчикам-двойняшкам имена Теон и Варис. Хотели назвать их в честь дедушек или каких-то других родственников. В ответ двадцатилетний отец убил своего родителя ножом-фикседом. Потом, поняв, что натворил, вонзил лезвие себе в сердце.

«Страх режет глубже меча!» Этот девиз, тоже из «Игры престолов», часто повторял теперь сам генерал Грачёв, «подвешивая» нужных людей «на ниточку». Убийца и одновременно самоубийца оставил своих детей сиротами, повинуясь сначала гневу, а потом ужасу. Самое обидное, что трагедия произошла на пустом месте. Действительно, люди перестали отличать виртуал от реала.

От третьего случая впору было мгновенно поседеть. Преступник, между прочим, мент, замочил трёх своих соседей. Среди жертв был и двенадцатилетний мальчишка. Одну голову нашли в аквариуме, другую – в мусорном ведре, третью – в пластиковом пакете. Головы убийца отпилил ножовкой. Виной всему было «квартирное лидерство». Мент, к счастью, оказался из конвойной службы, и к дядиному ведомству не относился. Но шум всё равно получился великий.

В таких мелочах, как кражи терминалов на Кольцевой дороге и драка судебных приставов с алиментщиками на свадьбе почти и не вспоминали. А ведь в результате один человек погиб, трое получили ранения. Наверное, требовать от пьяных мужиков возвратить долги детишкам было не лучшей идеей. Но никак иначе достать беглых отцов не получалось.

До кучи, сорвалось задержание предполагаемого террориста. Это был гражданин России, но этнический венгр по имени Золтан. Его уже собирались брать полицейские, оперативники и спецназ ФСБ. Но в конце мая, когда это должно было случиться, в Москве прогремела очередная гроза со шквалом. Задержали много рейсов из-за границы. Одним из них и собирался возвратиться Золтан. Но он оказался человеком суеверным. Однажды встретив препятствие, в дальнейшем от полёта отказался. Теперь нужно было думать, как вести себя в новых условиях.

Попалась лишь группировка ингушей, которая специализировалась на поджоге маршруток по заказам конкурентов. На брифинге генералу Грачёву также пришлось прочесть журналистам небольшую лекцию о классификации заключённых, чтобы при опубликовании новостей не попадать впросак и не накалять страсти.

– Существуют такие понятия – козёл, мужик, вор, бродяга и обиженный. Да, есть ещё политические. Хотя, сразу предупреждаю, политических заключённых у нас сейчас нет…

Когда после совместных посиделок с начальниками из СК и угрозыска генерал Грачёв наконец-то взялся за традиционный стакан крепкого чая, на его мобильник позвонил Петренко.

– Старик нигде не мог тебя найти! – сказал он сразу после приветствия. – Скинул на почту письмо, так что глянь. Он очень спешит. Попросил меня напомнить, чтобы ты поскорее ознакомился. Предстоят большие дела, так что вызывай Постумию.

– Ох, Иваныч, когда рожает жена губернатора, тужится весь роддом! – Он даже не знал тогда, насколько это для меня актуально. – Старик до утра потерпеть может? А я хоть отдышусь…

– Этого я не знаю, – серьёзно ответил Петренко. – Пока твоя «труба» была в отключке, он мне раз десять набрал. Для него это очень много. Психом Старик никогда не был. А, значит, под ним горит. Он нам всегда помогает. И мы обязаны ему помочь. Сейчас всем жарко – не одному тебе Вчера, вон, ресторан «Бельэтаж» горел на Котельнической набережной в Москве. Разбираются, не поджог ли. В Сибири пьяный пилот угнал «вертушку», а потом свалился на местный пляж. В одном из городов-миллионников больницу разгромили. Там пациентка скончалась во время операции. Заметь, об этом я узнал не из новостей, а от своих коллег и учеников. До вечера насыплется что-нибудь ещё. Конечно, я на пенсии, но сердце всё равно болит.

– Как выражается Михон: «Больше ада!» Лады, Иваныч, ради тебя прочту. Так, значит… – Генерал сделал большой глоток чая и придвинул к себе ноутбук. – «Матвиенко Николай Николаевич, родился 9 мая 1975 года в Макеевке Донецкой области. Отец – шахтёр, погиб в забое. Мать – фельдшер. Семья с рабочими традициями. Никто из родственников не судим…»

Стоп, знакомая фамилия! Где-то я это имя слышал, причём уже давно. Ещё в ТЕ времена. Кажется, от Андрея Озирского. Связаться с ним, что ли? Нет, постараюсь сам вспомнить. Ведь точно этот Матвиенко где-то мелькал, и не раз. Значит, опознать его будет нетрудно. Прямо-таки вертится на поверхности. Вот-вот вспомню…

Предлог для задержания всегда найдётся. «Смотрящий» – фигура в любом случае значительная. И побеседовать с ним обязательно нужно. А там, возможно, новые «подвиги» всплывут. Он ведь, вроде, в чём-то очень серьёзном был замешан… Вот, всё! Эврика! Его подозревали в убийстве Олимпиады Бабенко, младшей сестры Оксаны, сотрудницы Андрея. И ребёнок Олимпиады, отцом которого был как раз Озирский, тогда исчез.

Прямо-таки калька с дела Великойских, о котором доложила Марьяна. Только тогда жертва была одна, и малыша не нашли. Парень случайно обнаружился уже двенадцатилетним. А весной девяносто шестого его подбросили к какой-то избе, в Тверской области. Старушка-хозяйка подобрала ребёнка и вырастила. После её кончины мальчишка оказался в интернате.

В деревне думали, что Андрейка – правнук старушки. А дальше случилось, как в сериале. Группа воспитанников того интерната отправилась в Москву на экскурсию. И надо же такому было случиться, что подростка увидела Алла Селиверстова – одноклассница Озирского. Она помнила, каким был Андрей-старший в школе, и потому буквально остолбенела. Рядом с автобусом стояла совершеннейшая копия того самого хулигана, который от любви едва не загнал девочку в петлю…

Естественно, Алла тут же подошла к мальчишке. А потом связалась с его отцом. Это было не так-то легко. Озирский уже эмигрировал, и приехать в Россию не мог. Пришлось посылать запрос. Тот же Петренко принял в деле активное участие. Он ликовал – ведь ребёнок оказался жив и здоров. В его пелёнках была найдена записка с именем и датой рождения. Она сохранилась в деле, в архиве.

Конечно, почерк Николая Матвиенко с тех пор изменился, но экспертизу провести можно. Жаль, что миновал срок давности. Для убийства это пятнадцать лет. Но Матвиенко и так на пожизненное пойдёт, если всё, что про него говорили, окажется правдой…

Теперь оба Андрея Озирских живут в замке де Боньер, на фамильном острове в Средиземном море. А ведь мальчик считал ту бабушку из деревни родной. Лишь на смертном одре, пригласив свидетелей, она призналась, что растила подкидыша – от одиночества и тоски. Огород и домашняя живость позволяли ей делать это.

Сопоставив даты убийства Олимпиады и появления девятимесячного ребёнка в Тверской деревушке, сыщики поняли – это и есть пропавший Андрей Бабенко. Потом кровное родство двух Андреев подтвердила экспертиза, и мальчику сменили фамилию. А вот теперь скелет с грохотом вывалился из шкафа.

Вроде, этот самый Николай был другом и ровесником Оксаны Бабенко. Потом сошёлся с Олимпиадой, которая была на пять лет моложе. Хотел на ней жениться. Жил гастарбайтером в Москве, работал вагоновожатым. Надо срочно добыть его фотку и перегнать Оксане в Киев. Вдруг это просто совпадение? Имя распространённое, особенно в тех краях. Да и рождаемость в 1975 году была высокая. Теория вероятности…

Да, Иваныч прав. Нужно вызвать Марьяну в Питер. А в Москве пусть работает Влад Брагин. Матвиенко их в лица не знает. Молодёжи в хостелах много пасётся, так что можно раскинуть сеть. Иваныч, конечно, про Матвиенко раньше вспомнил, потому и торопил. Но ему на пенсии легче думать, а тут минуты свободной нет. Ладно, не будем считаться.

В мини-гостиницах Миколе удобнее – со всех сторон. Так, кажется, он тогда себя называл. И скрылся на Украину, которая его не выдала. Насчёт принадлежности Донбасса тогда вопросов не было. Зато теперь «НН» – большой патриот Новороссии.

В хостелах этих все свои – опасаться нечего. Как правило, имеется чёрный ход. Так что беги – не хочу. Дрон проверил данные Марьяны и подтвердил их. Вряд ли в общаге, пусть даже чистенькой, органы станут искать грозного «смотрящего». «НН» не дурак, и никто с этим не спорит. Иначе не скрылся бы тогда, убив подружку из ревности, не замёл бы следы. Соображал отлично уже в двадцать лет.

Пробегал ещё почти столько же, и сейчас попал в поле зрения органов совсем по другому поводу. Противник достойный. С таким и воевать не стыдно. Когда же известить Оксану Бабенко? Сейчас? Или когда «НН» задержат? Лучше сделать это до операции. Ведь всё равно придётся расковырять ту кровавую рану. Оксана надеялась, что убийца сестры погиб или сидит. Теперь придётся её огорчить…