– Всё к чертям! Было у меня плохое предчувствие…

Дмитрий Стеличек еле сдерживался, чтобы не грохнуть кулаком по приёмнику. Не стесняясь собравшихся, он долго матерился, а потом бессильно опустил голову. В руке он ещё держал план-схему автомобильных дорог Ленинграда и области, по которой совсем недавно ориентировал Зураба Сакварелидзе.

– Что за паскудство такое – второй раз в году одно и то же! В январе операция была на мази, и тут – денежная реформа! Сколько мы тогда потеряли? Между прочим, очень много – спасибо падлам-коммунякам. А теперь они и вовсе решили власть взять?!

Руки молодого «авторитета» так тряслись, что только с третьей попытки ему удалось зажечь сигарету. Остальные участники ночной сходки молча сидели за овальным полированным столом – они не знали, что нужно говорить, что теперь делать. Зураб Сакварелидзе, Ншан Тер-Микаэльянц, Рафик Алмякаев, Валентин Додонов и Валериант Ким из вальяжных, богатых, уверенных в себе хозяев жизни моментально превратились в испуганных, загнанных зверей. Слова «чрезвычайное положение» не сулили им ничего хорошего.

В полнейшей тишине из чёрно-серебристого «коробка» импортного приёмника падали на стол, на пепельницы с окурками, и маленькие чашечки с остатками кофе и коньячные рюмки слова о смене власти в Москве и создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Поблёскивало, высыхая, золотое перо додоновского «паркера». Записная книжка Стеличека упала под стол, но никто её не поднимал.

Шёл девятый час утра, и нужно было уже разъезжаться. Но участники ночного совещания сидели неподвижно, плохо представляя, что ждёт их сейчас за дверями дома на Гороховой улице. Только что они были деятельными, возбуждёнными, азартными. Теперь «авторитеты» смотрели друг на друга покрасневшими от бессонной ночи глазами и ждали, что кто-то из них заговорит первым, даст разумный совет.

Нет бы всё произошло хоть немного пораньше! Тогда драгоценный груз ещё не тронулся в путь, и не передали всем участникам операции дату и час, а также названия начального и конечного пункта переброски. Разумеется, они пользовались особым шифром, не говорили открытым текстом, но эти предосторожности могли помочь лишь в условиях мирного времени. ЧП предполагало совсем другие правила игры, и нужно было что-то срочно менять – или останавливать груз, или вообще отменять операцию. Но ведь оружие, боеприпасы, автомобили, радиотехника уже вот-вот прибудут на станцию, где станут добычей армейских и милицейских патрулей. Однако, и на обратном пути, в случае отмены операции, может произойти то же самое. И «авторитетов» сдадут со всем ливером – «шестёрки» не станут заслонять их собой.

Опасным казалось как продолжать операцию, так и сворачивать её, и потому «авторитеты» пытались найти выход из положения. Им уже мерещились расстрелы без суда и следствия, прямо около транспорта с оружием. Страх мешал думать, сопоставлять, смотреть на вещи здраво. Стеличек и Тер-Микаэльянц сделали всё от них зависящее, чтобы обезопасить себя от милицейских агентов, которые могли сорвать операцию по переброске товара. Но удара такой силы, со столь неожиданного направления, они никак не ожидали, и потому спали в ступор.

Дмитрий молча вытащил из-за ремня брюк свой «кольт» и положил его перед собой на стол, словно хотел уже сейчас сдать оружие. На самом же деле он ни о чём таком не помышлял. Напротив, хотел продемонстрировать остальным, что готов к решительным действиям, а вот к каким именно, он не знал. И потому злился, нервничал, бормотал ругательства и соображал, о чём сейчас нужно в первую очередь думать – о деле или о семье. В точности те же самые мысли одолевали и прочих участников сходки.

Мысли Стеличека метнулись к Татьяне и Боженке, которые сейчас жили у тёщи – на углу Восьмой линии и Малого проспекта Васильевского острова. Потом он вспомнил о матери, Нине Константиновне Холодаевой, которая отдыхала сейчас в Италии. А ещё мелькнули перед глазами остроконечные крыши и шпили Праги, мосты через Влтаву, увитый плющом коттедж Яна Стеличека и его нынешней супруги. Тут только Митя сообразил, что, несмотря на доставшееся по наследству от дяди и преумноженное им самим влияние в преступном мире города, он остаётся маленьким мальчиком. Ири первой же опасности кидается, пусть мысленно, к маме и папе.

Вцепившись побелевшими пальцами в край стола, Дмитрий смотрел на не менее потрясённого Ншана. Тот, шевеля губами, барабанил ногтями по полировке в ритме марша. Смуглая, заросшая щетиной шея Тер-Микаэльянца вспотела, и по белому воротнику сорочки поползли неряшливые, желтоватые пятна.

Полнокровный толстяк Додонов достал носовой платок в ярко-синюю клетку и тщательно вытер обширную, блестящую лысину. У Валентина Максимовича начало постукивать в висках – наметился очередной гипертонический криз. Он незаметно полез за лекарством, ища глазами графин с кипячёной водой.

Ниндзя-Ким плотно сжал свои коричневые губы, а короткий тупой нос его сморщился. Набухшие над узкими чёрными глазами веки мелко дрожали. На морщинистом лбу, под смоляной гладкой чёлкой тоже выступили капельки пота. Он расстегнул «молнию» на спортивной куртке и откинулся назад, тяжело, со свистом, дыша.

А диктор всё читал и читал документы прошедшей ночи. Оказывается, не только они в эти тёмные глухие часы не спали и в последний раз прикидывали, сверяли свои действия с объективными обстоятельствами, предусматривали каждую мелочь. Их было шестеро, тех – восемь; тех, ударивших первыми. Вводя чрезвычайное положение в Москве и Ленинграде, новые руководители рубили под корень планы и надежды Дмитрия. Ншана и многих, им подобных, на всей территории страны.

Услышав, что в десять часов на радио выступит комендант города, Стеличек скрипнул зубами:

– Это хана, ребята, понимаете?! Если введут комендантский час, мы не только не перебросим товар, но и спрятать его хорошенько на станции не сможем. Часовых везде расставят, обыски проведут. А там и до нас добраться недолго…

Дмитрий схватил со стола рацию, сказал несколько слов и уставился на дверь, ожидая кого-то. Через минуту на пороге появился прилизанный мужчина лет сорока, с усиками полоской.

– Алексей, слышал, что случилось? – Стеличек нагнулся и подобрал свой блокнот.

– Естественно, шеф! – Алексей, похоже, перетрусил не меньше других.

– Ты уже передал на Выборг, что в ночь с двадцатого на двадцать первое покупатель ждёт товар?

– Передал шеф, как и было приказано. – Алексей тем самым напоминал Мите, что действовал не по своему усмотрению, а, значит, ни за что не отвечает.

– О муковозах на станции Сестрорецк они тоже в курсе? – Дмитрий повернулся к своим гостям. – Я решил пустить их именно для того, чтобы отвлечь внимание. На самом деле товар должен быть перегружен совсем в другой транспорт.

– Я всё передал, шеф, в соответствии с вашими указаниями. – Алексей Кирпичёв плотно пригладил чёрные волосы к голове, покусывая тонкие, бледные губы.

– Значит, так… – Дмитрий ещё раз всё обдумал. – Сейчас же давай отбой насчёт груза. Мне ещё жить не надоело.

– Груз в пути, шеф. Очень сложно отправить его назад. Пусть лучше доедет до станции. – Кирпичёв, переправивший уже не одну партию оружия, знал в этом деле толк.

– А на станции что? – раздражённо сказал Стеличек. – Могут начаться повальные обыски, в каждом вагоне и на складах. Оружие примутся искать в первую очередь – к бабке не ходи. Если наткнутся на такую кучу «стволов», мы погибли. Не только я, Алексей, но ты. И все вы! – Дмитрий зло посмотрел на собравшихся. – Пусть никто из вас не думает, что, вырвавшись из Питера, он спасётся. На всех нас в ментовке имеется досье, а границы, конечно же, закроют. Давайте-ка лучше рогами шерудить, а не думать, как сбежать. Я за всех вас хомут волочь не желаю. На Луну, в случае чего, пустят не меня одного. Я вёз товар для вас? Значит, ответственность поровну. И те, кто сейчас сопровождает груз, пусть не думает смываться. Отвечать будем все – это я гарантирую. Что касается муковозов, отмени заявку. Неустойку я заплачу. Конечно, если к этому времени буду на свободе, – счёл нужным добавить Стеличек. – На каждый роток не накинешь платок, а агентами все мы пользовались. Теперь любая курва, чтобы себя спасти, сдаст всех, кого знает. Через нас сейчас никакое оружие не должно поступать в город. Более того, надо подумать, куда девать то, что у нас имеется. Раз собирается выступать комендант, речь точно пойдёт об изъятии стволов, боеприпасов и взрывчатки. Не дай Бог, если всё случится быстро, и мы не успеем обезопасить себя и наши семьи…

Стеличек встал и подошёл к окну. По Гороховой улице, как обычно, шли люди. Многие из них, вероятно, даже не знали о происшедшем. Никаких признаков скорых облав или хотя бы большего, чем обычно, количества военных он не заметил. Но это ещё ни о чём не говорило, и успокаиваться было рано.

Шеф, вы сказали всё, что хотели? – напомнил о себе Кирпичёв.

– Погоди… – Дмитрий с трудом оторвался от окна. – Ниндзя, ты как? Останешься здесь или вылетишь к себе?

Ким, поджав губы, подумал и махнул рукой.

– Там меня скоро заберут. Здесь-то мало кто знает. Так что будет, наверное, безопаснее. Только надо пока придержать «Хонды» – до прояснения обстановки. Конечно, это не «узи», но тоже могут стоить воли.

– И по каким каналам ты с ними связываешься, Валериант? – Ншан наконец-то разомкнул уста.

– По рации. А там уже цепочкой передают – так вернее. Сейчас мой груз в районе Хабаровска. Я боюсь, что мощности у передатчика не хватит.

– В таком случае, поедем со мной, Ниндзя! – Ншан с грохотом отодвинул стул. – У меня имеется сильный передатчик. А тебе, Митя, и остальным я так скажу – сейчас надо расходиться. Если нас всех тут здесь накроют, будет действительно хана. А так – ещё неизвестно. По крайней мере, пока я никаких признаков ЧП на улице не вижу. Но, на всякий случай, нам нужно рассредоточиться по городу, и как можно быстрее. Тебе в первую очередь надо проведать семью, а здесь пускай остаётся пустая хаза. Ничего подозрительного не оставим, «стволы» возьмём с собой. Может быть, ещё и проскочим. Главные-то дела в Москве делаются, а в Питере – уже потом, когда там ясно будет. Или у тебя другое мнение?

– Нет, Ншан, ты прав, – признал Стеличек. – Валентин Максимович, а вы станете задерживать товар?

Додонов вздрогнул так, словно только что проснулся.

– Надо бы придержать, – растерянно промямлил он. – Но связываться с Москвой отсюда я не буду. Митя, ты уж прости, но мне лучше бы подыскать менее заметную квартиру, не в центре. Когда такие дела, лучше ютиться на окраинах.

– Какие будут мнения? – Стеличек обвёл всех настороженным взглядом. – Нам с Москвой нужно держать связь в любом случае. Просто для того, чтобы находиться в курсе событий.

Сакварелидзе вдруг улыбнулся, чем несказанно удивил остальных.

Ншан сердито проворчал:

– Ты чего радуешься? Со мной поедешь или к молодой жене? Где тебе кажется безопаснее?

– Домой, Ншан. Ты только не сердись. – Зураб вдруг хлопнул по спине оторопевшего от такой фамильярности Додонова. – Дорогой, садись ко мне в машину, и рванём вместе на Пороховые. Это далеко не центр, но у меня дома ты будешь как король. И скучать не придётся – моя Арина во девушка! Ты б её видел…

– Да, скучать мы не будем, – согласился Ншан. – Но я. на твоём месте, думал бы сейчас о том, как вместе с Ариной убраться в Гори! И мне надо с Вазгеном, родным братом, переговорить по рации, пока не запеленговали. У них взяты заложники, так что надо отдать приказ срочно всех выпустить, без выкупа. Хотели так кассу пополнить, но теперь не до жиру. Не судьба, видно! – с горечью посетовал Ншан. Он снял со спинки стула свой замшевый пиджак, торопливо надел. – Митя, надеюсь найти тебя в добром здравии – у тёщи.

– Найдёшь, если не загребут, – усмехнулся Стеличек, надевая короткую кожаную куртку.

Он уже думал, какие вещи взять на Васильевский. Неизвестно, сколько там придётся прожить. Детского белья и вещей Татьяны у тёщи в достатке. А вот своё барахло надо собрать в чемодан. «Мерседес-Бенц-500 СЛ» стоит у подъезда – до него два шага. Пистолет вот проклятый, всё испортить может. А без него тоже никак в такое время. Ладно, понадеемся на удачу, и поедем.

А знает ли Татьяна о том, что произошло? Она никогда не интересовалась политикой, не слушала радио, кроме станции «Европа плюс». А уж сейчас-то она точно, дрыхнет, как убитая, после дочкиных ночных воплей. Вот уж рот-то разинет!.. Ншан прав – надо скорее ехать туда.

– Значит, исчезаем в неизвестном направлении? – подмигнул Тер-Микаэльянц.

– Так уж и в неизвестном! – поддразнил его Стеличек. – Для того оно неизвестное, а органы тебя везде найдут, если захотят.

– Валентин, не трясись так – стол прыгает, – лениво заметил Сакварелидзе. – Ничего страшного. Говорю – со мной поедешь. Будет у тебя шикарная комната с телефоном и прочими аксессуарами. – И Зураб, достав «гавану», принялся тщательно очищать её от соломы.

– То есть как это «ничего страшного»? – изумился Додонов, посасывая валидол.

– А так! – Сакварелидзе неторопливо зажёг сигару. – Что-то долго не идут ваши танки. По идее, в таком случае требуется как можно быстрее захватывать все коммуникации. Мить, ты можешь как-нибудь узнать, оцеплены ли аэропорты, вокзалы? Активизировалась ли жизнь в казармах? Выдвигается ли бронетехника к городу? Это всё уже должно случиться, если ситуация действительно серьёзная.

– Проверим, – коротко согласился Стеличек. – Но не отсюда.

– Да, и самое главное! – Зураб выпустил струю дыма в сторону окна. – Арестованы ли российские руководители? Допустим, Горбачёва изолировали в Форосе или где-то ещё. А Ельцина? Всю его компанию? Если их не уничтожить, переворот обречён.

– Я думаю, их или уже взяли, или чего похуже, – уверенно сказал Ншан. – Иначе тогда какой смысл шум поднимать? Если это не так, ГКЧП самых посадят. Неужели они такие ослы – министры всё-таки, и войска у них под рукой, спецслужбы. Тут как на войне: или – ты, или – тебя. Мы-то уж с вами, господа, должны это понимать.

– Да что они там, перепили, что ли? – жалобно канючил Додонов, обращаясь к Ниндзя, молчащему, как могила. – С бухты-барахты всю страну на уши поставили!

– Дорогой, они тебе открытку с предупреждением должны были прислать? – осведомился Зураб. – Пойдём ко мне – хоть отдохнёшь. Я, конечно, могу и ошибаться. Сейчас танков нет. А через десять минут, может, будут. От меня можешь с Москвой хоть целый день разговаривать – заплачу. Согласен?

– Согласен, – наконец-то решился Додонов. – Мне тоже, наверное, придётся задержать груз.

– Тогда вперёд! – Сакварелидзе мигнул Рафику Алмякаеву.

Тот на протяжении всего разговора не издал ни звука. От него требовалось только охранять боссов, и сейчас он встал перед Зурабом навытяжку.

Шеф приказал:

– Держи под наблюдением эту хазу, когда Мити тут не будет. Сейчас быстро проверь Пороховые, Петроградскую. Короче, все наши ховиры. Если там всё чисто, мы едем. Выполняй.

– Есть! – клацнул зубами Алмякаев и выскочил за дверь.

– Собирайся, дорогой! – Зураб поддержал под локоть Додонова, который никак не мог выбраться из-за стола. – Проверка много времени не займёт.

– Тише! – Стеличек вдруг поднял палец. – Раз уж мы всё равно пока здесь, послушаем коменданта города. Мы должны быть в курсе того, что творится в Питере.

…Едва смолкли последние слова генерала Самсонова, ворвался Алмякаев.

– Всё чисто, в городе спокойно! Нигде никаких танков, и ментов тоже не видно. Можно перебазироваться.

– Рафик! – Дмитрий перегнулся через стол. – Кирпичёв задержал груз?

– Задержал. Всё в порядке, шеф.

– Я же говорю – ничего страшного! – Зураб потушил сигару. – Мне начинает казаться, что это мятежники действуют неправильно. Хотя бы главные улицы города давно надо было взять под контроль. Разумеется, аэропорты, вокзалы, мосты и так далее. Когда разъедемся, узнаем по своим каналам, были какие-то аресты…

– Мне думается, что не было, – предположил Ниндзя. – Может быть, мы рано радуемся, но произошло не то, на что мы подумали.

– Что бы ни случилось, расходимся! – Дмитрий каждому пожал руку. – Будем связываться по рациям, обмениваться новостями. Разумеется, по делу – ни слова. Пушки свои прячьте подальше, ребята. Всё-таки, неровен час…

* * *

Дмитрий вёл машину сам, чтобы не ставить своего водителя в курс дела. Сколько-нибудь нужных вещей набралось немного. На всякий случай, прежде чем покинуть квартиру, он переворошил ящики стола, забрал несколько записных книжек, магнитофонных и видеокассет, а также фотоаппарат вместе с плёнкой. Потом положил во внутренний карман куртки паспорт Татьяны, свидетельство о рождении Божены, все свои документы. Проверил, не оставил ли где включённый светильник, плотнее подкрутил краны, взял чемодан и вышел на лестницу.

Поставленная на сигнализацию и запертая на три замка квартира оставалась под наблюдением Анатолия. Дмитрий же спустился к своему красному «Мерседесу», открыл дверцу, нырнул за руль и ещё раз проверил, на месте ли заграничный паспорт, деньги – в валюте и в рублях, а также кое-какие драгоценности.

Не заметив ни на Гороховой улице, ни на Адмиралтейском проспекте сколько-нибудь заметного оживления, он повернул к Дворцовому мосту. На площади уже собирались люди, и над одной из групп откровенно развевался российский триколор – флаг торгового флота. К удивлению и радости Стеличека, манифестантов никто не разгонял. Напротив, в их сторону направлялись всё новые и новые протестующие.

Инопланетянин хмыкнул и пожал плечами – он начал что-то соображать. Зураб, как всегда, оказался прав – на то он и начальник службы безопасности. О каких танках и репрессиях может идти речь, если не соблюдается основная заповедь любого переворота – немедленный арест бывших руководителей и силовое подавление любого сопротивления? А уж если боятся тронуть каких-то прыщавых юнцов, у которых слишком уж разыгрались гормоны, то разве может идти речь о городском и российском руководстве?

«Действительно, мы зря струхнули и задержали груз, – размышлял Дмитрий, сворачивая на Университетскую набережную. – Если это и переворот, то обречённый на провал – видно уже без очков. Для чего было его начинать, если нет огня, драйва, воли к победе? Дело даже не в возрасте его руководителей – к примеру, ни Тьер, ни Пиночет, ни, страшно сказать, Ленин и Сталин мальчиками не были. Жизненный опыт в этом деле никогда не помешает, и один старик может стоить десяти молодых. Просто дело в том, что «совок» давно уже сгнил и выродился. Туда, в верха, не поступала свежая кровь, и потому Союз заболел гангреной. Если уж входящий в ГКЧП председатель КГБ не в состоянии грамотно произвести переворот в собственной стране, на кой чёрт такой председатель, такая страна? Значит, наша сделка с Ншаном тем более должна состояться. Плевать, что задержали груз, отменили аренду муковозов – это даже безопаснее. О таком транспорте знал покойный Гюлиханов, а, значит, передал Горбовскому. Даже если муковозы остановят без оружия, всё равно остановят, начнут допытываться, что да как. А ребята могут струхнуть из-за этого ЧП, наболтают лишнего. Короче, что ни делается, всё к лучшему. Но всё-таки надо немного подождать, осмотреться. Как ни крути, а экстремальная ситуация налицо, и всё ещё может измениться…»

На Восьмой линии Дмитрий остановил машину у дома тёщи и с чемоданом ринулся вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки. Ему пришлось долго звонить, потому что ключ он второпях куда-то засунул. Кроме того, не хотелось входить хозяином в чужую квартиру – Дмитрий знал, что тёще это не понравится.

Дверь наконец-то открыла заспанная Татьяна, которая придерживала на груди халат.

– Митька, чего с тобой? Ты больной, что ли? Я же кормлю в это время – разве забыл? А мама в ванной, под душем…

– Ты что, подруга, ничего не слышала? – задыхаясь, спросил Стеличек и протиснулся мимо жены в переднюю.

– А что я должна была слышать? – Физиономия Татьяны дышала чистотой и полным неведением. – Закрой дверь, я же голая почти. Ребёнка до родимчика напугал своим трезвоном…

– Таня, в Москве переворот или, по крайней мере, какие-то беспорядки. Не ясно, одним словом, кто правит страной. Говорят, что президент тяжело болен, и по радио – траурная музыка. Вице взял на себя его обязанности и ввёл ЧП – в Москве и здесь. Ты понимаешь, что в такой ситуации мне и тебе с Боженкой нельзя здесь оставаться. Я сейчас с вашего телефона кое-куда звякну. Не исключено, что нам с ребёнком придётся летать к моему отцу в Прагу. Это в том случае, если переворот действительно состоится. Правые консерваторы захватят власть, и тогда мне в Союзе делать нечего. Дорога одна – на нары…

– Так что, теперь опять коммунисты будут, да? – догадалась Татьяна. Тон её не выражал ни радости, ни горя.

– По крайней мере, сейчас они объявили о переходе всей власти в их руки. Так что мне, тебе и всем моим родственникам чесаться некогда. На всякий случай собери дочку и приготовься сама. Дай Бог, чтобы население подняло хипиш, не промолчало. В поражении этих комитетчиков спасение в первую очередь для нас, для нашего дела. Но даже если придётся бежать из страны, не пропадём, не бойся. Там рядом Югославия, а, значит, велика потребность в оружии. Надо только благополучно улизнуть из Питера. Я знаю, что аэропорт пока свободен.

– Митька, кошмар! – только и смогла вымолвить Татьяна . Она растерянно моргала глазами, не слыша ни плача Боженки, ни голоса матери. Анастасия через дверь ванной спрашивала, что случилось, и почему неожиданно приехал зять.

Ни слова не говоря, Дмитрий прошёл мимо жены к телефону, торопливо снял трубку. Часы показывали без пятнадцати двенадцать, но никаких войск и бронетехники на Васильевском острове не было. Трубка гудела, как обычно, и на душу Дмитрия внезапно снизошёл покой.

А тем временем «Шевроле» Сакварелидзе, в котором, кроме хозяина, находились ещё Додонов и личный шофёр, ехал по Свердловской набережной в сторону Шоссе Революции. Зураб и Валентин Максимович сидели сзади, чтобы, не привлекая к себе внимания, держать в после зрения дорогу.

Сакварелидзе расстегнул ворот своей рубашки из плотной коричневой ткани, с множеством фурнитуры. Опять, как и прежние дни, днём стало жарко, хоть солнце редко вырывалось из-за туч. Валентин Максимович увидел на волосатой груди своего нового знакомого медальон. На крышке его был выгравирован крест, а внутри, похоже, находился чей-то портрет.

– Красивый у вас медальон, Зураб Вахтангович, – не удержался Додонов. – Старинный, да?

– Да, ещё от бабушки достался. – Тот отвернулся от окна, через которое наблюдал за едущей следом машиной ГАИ.

– А там, под крышкой, есть что-нибудь? – заинтересовался Додонов. – Если не секрет, конечно.

Сакварелидзе с готовностью расстегнул цепочку, нажатием пружинки открыл крышку. Додонов, надев очки, взял в руки тёплый медальон и увидел портрет молодой блондинки в подвенечном платье и белой шляпке.

– Это ваша супруга? Очень мила! – Додонов вернул Зурабу медальон. – Я вижу, что вы очень любите её и тоскуете. Давно не виделись?

– Со вчерашнего вечера. Но мне этого достаточно, – негромко, но страстно, тяжело дыша, сказал Зураб. – Я всё никак не могу надолго остаться с ней. Постоянно нужно куда-то уезжать, бросать Арину на ночь. Я ревную её, люблю, но ничего не могу поделать. Вот когда закончим переброску, поеду с ней в Гори.

– Завидую я вашей жене, – искренне признался Додонов. – Всех бы нас так любили! Значит, вы считаете, что события на самом деле не стоят и выеденного яйца? – перевёл Додонов разговор на другую тему.

– Ну, сами посудите, дорогой! – Зураб мотнул головой в сторону абсолютно спокойной набережной. – Прошло достаточно много времени с момента объявления о создании ГКЧП. Вы думаете, если бы произошёл настоящий переворот, здесь не стояли бы танки? Конечно, всё решается в Москве, а потому надо узнать, как дела там. Главное, нужно узнать, на свободе ли российское руководство. Если да, то мы спасены. Реальные путчисты давно упрятали бы их за решётку, если не пристрелили на месте…

– Да, это очень важно, – согласился Додонов. – Может статься, что Дмитрий зря задержал груз.

– Осторожность никогда не помешает. Можно передать отбой тревоги, если всё уладится. – Зураб развалился на простёганном лиловым бархатом диване. – Я вот почему такой оптимист. Уже видно, что новые власти слабохарактерны. Вообразите, что сделали бы на их месте мы с вами. Может быть, останься страна такой, как была раньше, равнодушное население поставили бы перед фактом, и никто бы не пикнул. Но сейчас, похоже, начнётся массовое сопротивление. Слишком много людей уже вкусило нормальной жизни, или же очень хочет её вкусить. Стало быть, сопротивление нужно давить танками. Народ испугается только тогда, когда удивит не только серьёзные намерения, но и готовность их реализовать. А эти идеалисты что провозгласили? Запрет на порнографию и водку? Да сейчас все только этим и занимаются. А кто сам не может, видаки смотрят.

– Да, это верно. – Додонов заметно повеселел. – Мой младший сын учится в МГУ, и там такие нравы… Что вы! Я в его годы и помыслить о подобном не смел. Только разврат, фарцовка, кражи, наркотики, даже детоубийство! Новорождённых душат в пластиковых пакетах…

– Я думаю, что молодые люди не захотят прекращать услады души и тела, и вместо этого ехать на уборку урожая. Похоже, там, в Кремле, совсем оторвались от реальности. Ну, какой дурак захочет под дождём копать картошку, если её можно запросто наворовать на поле, а потом продать на рынке? Пять-шесть рублей за кило спокойно можно взять. Я в этих вопросах специалист. На базарах сплошь и рядом всё ворованное. И ещё – я ведь в молодости исторической факультет кончал, Валентин Максимович. Кое о чём смело могу судить. Летом в России такие дела не делаются. У нас не Франция, где большинство революций совершалось в июле. А здесь всегда беспорядки осенью или зимой. Народ должен хотеть жрать, а в августе голода обычно не бывает. К тому же, население одержимо мыслью о грядущем изобилии, которое гарантируют демократы. И. что самое главное, для этого не придётся работать. Всё принесут на блюдечке – надо только потерпеть.

– Не находите аналогию с корниловским мятежом? А, господин историк? – оживился Додонов. – Почти в тех же числах… А через два месяца команда крейсера «Аврора», грудью вставшая на защиту Временного правительства, чем занималась? Ась?

– Отсюда вывод – мы в убытке не останемся. Вот и приехали! – Зураб указал на дверь своего подъезда. – Езжай в гараж и будь там при рации, – приказал он водителю. – В любой момент могу вызвать.

– Понял. – И водитель дал задний ход.

В лифте они поднялись к квартире Зураба, и тот достал из внутреннего кармана куртки ключи. Додонов кашлянул, снял шляпу и помассировал лысину. Здесь, на Пороховых, тоже было тихо, и только орали во дворе уже ввернувшиеся в город дети.

– Арина! – Зураб позвал жену, как только шагнул через порог, но та не отзывалась.

Сбросив куртку на пуфик у зеркала, Сакварелидзе побежал в спальню. Арина крепко спала, лёжа ничком по диагонали широкой кровати. Маленькая мягкая ручка её безвольно свисала над ковром. В подсвечниках застыли короткие, оплывшие огарки; тут же лежали колода карт и упаковка снотворных таблеток.

Зураб опустился перед постелью на одно колено, погладил жену по волосам:

– Вай мэ! Арина! Аринка, родная! Что с тобой?

Он с ужасом смотрел на упаковки реладорма, из которых, правда, много не убыло. Додонов попятился, не желая видеть интимную сцену. Чтобы не терять времени, он снял летнее пальто и шляпу, повесил всё это в строенный шкаф.

Жена Зураба неохотно открыла глаза, увидела перед собой совсем не то лицо, что утром, и сонно спросила:

– Который час?

– Первый час, Арина. Почему ты в постели? Заболела?

– А что, нельзя? – Молодая женщина зевнула. – Я просто приняла снотворное. – Она с трудом села, держась за голову. – Зачем ты меня разбудил? Мы же договорились – обед разогреешь сам.

– Почему ты пила таблетки? – Зураб сжал её тонкие запястья, стал целовать руки.

Додонов кашлянул за приоткрытой дверью. Арина обернулась.

– Ты не один?

– У меня гость. Я тебе всё объясню. Ему нужно на день-два где-то остановиться.

Арина повыше приподнялась на подушках, до подбородка натягивая одеяло.

– Он откуда? Твой земляк?

– Нет, из Москвы. У нас ночью проходили деловые переговоры.

– Понятно. – Арина откинула с лица волосы и поднялась. – Не оставляй гостя одного, Зураб, он может обидеться. Я сейчас быстро оденусь и выйду к вам.

– Тогда я устрою его и вернусь.

Сакварелидзе встал с колен, отряхнул брюки. Арина тупо смотрела на него, на серый день за окном. Кажется, он ни о чём не догадывается. Значит, Андрею удалось незамеченным уйти отсюда, встретиться со своим сотрудником на проспекте Тореза. Теперь нужно узнать о том, до чего «авторитеты» договорились сегодня ночью.

Вообще-то, Зураб никогда не посвящал Арину в свои дела, и она ими не интересовалась. Если сейчас она вдруг начнёт задавать даже наводящие вопросы, это будет выглядеть подозрительно. Ни о чём другом, произошедшем этой ночью, она не знала и не хотела знать.

Сакварелидзе вышел к Додонову и в изысканных выражениях попросил прощения. Сказал, что супруга неважно себя чувствует, недавно заснула, и сейчас ей требуется время, чтобы привести себя в порядок. После этого она будет готова принять дорогого гостя, а пока пусть он располагается в своей комнате. Счёт идёт на минуты, и нужно в первую очередь связаться со столицей. А потом принять окончательное решение и довести его до сведения подчинённых.

Сам Зураб, проводив Додонова в комнату с лоджией и широким окном на северную сторону, объяснил, где можно умыться и сделать все другие дела. Потом он вернулся к жене и увидел, что Арина, уже одетая в пеньюар, сидит на краешке постели и кончиками пальцев массирует потный холодный лоб.

– Я тебя ещё раз спрашиваю! – Сакварелидзе двумя ладонями поднял личико жены кверху. Голос его был срывающийся, страстный. – Почему ты злоупотребляешь лекарствами? Какая проблема так тебя мучает?

– Да какая тут проблема – просто бессонница! – Арина вспомнила, что лучший вид защиты – нападение. – В конце концов, муж ты мне или нет? Для чего ты вообще заводил семью, если не считаешь нужным ночевать дома? Снимал бы проституток и ходил по нужде! А уж если решился привести в дом приличного человека, то сначала раскинь мозгами. В первую очередь подумай, сможешь ли уделить ему максимум внимания. Я целыми вечерами одна, как собака! У нас даже медового месяца не было – вот до чего дошло! Надо было мне думать тоже. Твоя первая жена умерла ещё молодой – значит, не так-то сладко с тобой жить…

– Не надо так, Арина, на то была воля Божья. Болезнь Нателы была наследственная, и я к ней не имел никакого отношения. А что касается моих отлучек, то они, поверь, временны. Я скоро закончу очень важное дело и всецело займусь тобой. Я знаю, что ты скучаешь. Мы недавно поженились, всё время должны быть вместе. Но деловой человек не может позволить себе это. Клянусь – потом мы с лихвой наверстаем упущенное! Не надо увлекаться «колёсами», сердце моё, ты ещё совсем девочка. Потом будет не выбраться, поверь мне. Сколько я видел отличных парней, погубивших себя! А уж девушка и вовсе обречена в этом случае на деградацию!

– Почему же? – Арина, забывшись, решила рискованно поспорить. – Если человек волевой, он может слезать даже с иглы.

– Ты такого знаешь? – улыбнулся Зураб. – Или просто байки слышала?

– Конечно, знаю! Он и морфин колол, между прочим.

– В институте, что ли, познакомились? Надеюсь, ещё до меня. – Зураб продолжал улыбаться, а сам думал о том, что его ангел оказался порочным. Неужели Арину испортил этот наркоман?

– Допустим! – Она шутливо ткнула мужа пальчиком в плечо. – Что, ревнуешь? Вон, ноздри-то раздулись! А я откуда знаю, действительно ты сегодня ночью на совещании был, или уже кого-то завёл от меня?

– Арина, ещё только один раз я отлучусь, а потом мы уедем в Гори, справим свадьбу по нашим обычаям. Там и проведём медовый месяц. А, если захочешь, махнём в Париж, в Рим, в Лондон – куда угодно! Я помню свой долг, и не нужно меня упрекать. Ты ещё не знаешь, что такое для грузина семья, жена, сын! Ты познакомишься с моей матерью, отцом, братьями и невестками. И с дочерями тоже, разумеется. Тебе их не воспитывать – они уже взрослые. Только успокойся, милая, всё будет хорошо. Молись за меня будущей ночью. И знай, что я всё время думаю о тебе.

– А что будет, если нужно молиться? – встревоженно спросила Арина.

Зураб поднял на неё повлажневшие глаза, обнял, прижал к себе.

– Я тебе потом всё объясню, а сейчас нужно принять гостя…

Сакварелидзе уже хотел поцеловать Арину, но в это время раздался стук в дверь.

– Можно к вам, молодые люди? – шутливо спросил Додонов. – Зураб, вы мне срочно нужны.

Выпустив Арину из своих объятий, Сакварелидзе выскочил в коридор. Взволнованный Додонов ждал его с огромным нетерпением.

– Что у вас? Свежие новости?

– В Москве танки, слышите? Танки! Кроме того, другая военная техника, очень много солдат. На столе лежит снятая трубка, крутится счётчик, но дело стоит того. Я хочу, чтобы вы приняли участие в разговоре. Пусть супруга великодушно извинит – форс-мажорные обстоятельства, ничего не поделаешь.

– Сейчас! – Зураб пригладил волосы перед зеркалом. – Пойдёмте.

Он широким шагом направился в ту комнату, где поселил гостя. Додонов семенил следом и трясся со страху.

– Ну, вот вы… Человек, несомненно, опытный! Скажите – останавливать мне груз или нет? Ведь от моего слова много что зависит. А у меня в голове полный кавардак, и я боюсь допустить оплошность.

– Берите трубку, – скомандовал Зураб, усаживаясь в мягкое кресло около журнального столика. Он закинул ногу на ногу и прикрыл глаза. – Спросите, арестован ли кто-нибудь из российского руководства?

Додонов исполнил требование, весь цепенея от ужаса. Он воображал, что разговор слушают, и вскоре приедут сюда разбираться с крамольниками. Но через минуту он уже весь сиял от счастья.

– Нет?! Серьёзно, нет? Это точные сведения? Мне информация нужна, как воздух! Что?! Ельцин выступил с резким протестом? Сказал, что произошёл переворот? Куда залез? На танк? И его не снял снайпер? Странный какой-то путч, опереточный. Нет, даже в оперетте было бы страшнее, я думаю. А какая реакция была на заявление Ельцина? Вялая? Константин Владимирович, ваши данные стопроцентно точны? Господи, а мы-то тут так все испугались!

– Так я и думал с самого начала! – подал голос Зураб. – Спросите, как себя ведут солдаты? Ну, те, что на танках и на бэтээрах? Они агрессивны или нет? Есть ли у них контакты с протестующими?

Потом он закурил новую сигару и с облегчением вдохнул пряный дым. Никаких сомнений не осталось – груз задержали зря. После того, как Додонов закончит беседовать с Москвой, он свяжется со Стеличеком. Тот обещал досконально выяснить обстановку собственно в Ленинграде. Судя по всему, Мите не придётся бежать с женой и младенцем в Прагу. Время комитетчиками упущено, и начинается отсчёт для их противников. В том числе и для него, Зураба Сакварелидзе.

– Представляете, военные совершенно спокойны! – потрясённо говорил ему Додонов, сам не веря в такое счастье. – Кстати, некоторые подразделения уже перешли на сторону Ельцина. Он выступил перед толпой с одного из танков. Но даже те, кто ещё не сделал выбор, подавлять протест явно не собираются. Мальчишки ползают по броне, а солдатики кушают мороженое. Полный политес, одним словом. А я теряюсь в догадках – зачем оно всё было нужно?

– А посему, Валентин Максимович, дайте распоряжение грузу следовать сюда, – подвёл итог Зураб. – Не сегодня-завтра всё кончится. Когда армия имеет серьёзные намерения, граждане на танки не карабкаются. Разложение системы дошло до предела. Если мозг, то есть верхушка, поражён маразмом, то и весь организм погибает. – Сакварелидзе выдохнул дым в потолок. – Нас можно поздравить, дорогой. Приказывайте своим, и пойдёмте обедать.

– Продолжайте действовать по плану, – распорядился Додонов в трубку. – Никаких изменений в программе! В назначенное время груз должен быть на месте. Я вам гарантирую, что всё будет в порядке. Да, я тут со знающими людьми посоветовался. У нас всё спокойно. И никаких танков нет. Вы своих тоже не бойтесь – не заслуживают они этого. Как вошли в город, так и выйдут. Всё, действуйте!

Арина же, едва Зураб вышел, вскочила с постели, последними словами ругая себя за расхлябанность и легкомыслие. Не в её правилах было спать до часу дня – она всегда была «жаворонком». Это само по себе выглядело подозрительно, но здесь положение спасли забытые с вечера таблетки – на них муж и списал её ненормальное состояние.

А сейчас надо разузнать, что у них там случилось. Этот гость явно из тех, кто замешан в известном деле. Почему-то оба волнуются – Зураб выскочил к нему, как ошпаренный. Андрей популярно объяснил Арине, что от неё требуется, и нужно было выполнять свои обещания.

Она решила застелить постель, стащила одеяло и тихо ахнула. Если бы гость не постучал в дверь и не вызвал мужа в прихожую, Арине очень быстро пришёл бы конец. Успей Зураб приподнять одеяло, он бы понял, что молодая супруга провела эту ночь не одна, и отнюдь не безгрешно…

Дрожащими руками, колотясь от ужаса, Арина стащила простыню, свернула её в несколько раз. Сняв пеньюар и накинув кимоно, она сунула свёрток под мышку. Спас же её этот незнакомый дядька с дребезжащим голосом, дай Бог ему здоровья! Муж мог простить Арине всё, что угодно, но только не это.

Стуча зубами, она шмыгнула в ванную, где с вечера мокло её бельё. Вытряхнула из-под кимоно простыню и поспешно утопила её в мыльной пене. Теперь всё, опасность миновала, муж ничего не узнает. А почему решила выстирать простыню? Да комаров на потолке чёртова уйма, всё закровянили, и нужно как можно скорее эту гадость ликвидировать.

Арина пустила горячую воду, слив давно остывшую, и повязала длинный фартук из клеёнки. Она торопилась поскорее закончить стирку, чтобы успеть приготовить обед для мужа и его гостя. А потом, за изысканно накрытым столом, можно будет попытаться выведать побольше тех подробностей, что интересовали Андрея.

* * *

Следующее утро выдалось таким же – хмурым и тревожным. Впрочем, Дмитрий Стеличек давно уже успокоился и теперь старался утешить своих домашних. Он выглядел уверенным в себе, даже весёлым, а события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра окончательно рассеяли все опасения.

Татьяна вдоволь нахохоталась, то и дело напоминая, как её супермен, вытаращив глаза, примчался вчера к тёще прятаться, да ещё собирался бежать в Прагу. Правда, свой билет Анастасия Дмитриевна сдала, решив в такие времена из дома не отлучаться, и из квартиры обе женщины старались без нужды не выходить. Сейчас Таня включила машину, чтобы перестирать пелёнки, а её мать спустилась погулять с Боженой. Зять разрешил ей выйти из квартиры, поняв, что ни он сам, ни его компаньоны никого не интересуют.

После того, как в шесть утра по своему японскому приёмничку Стеличек прослушал выступление мэра города, он окончательно пришёл к выводу, что всё вчерашнее – ничтожный балаган. Громкие слова о хунте и путче употреблялись совершенно не к месту, иначе о подобных высказываниях не могло быть и речи. Стеличек позвонил по открытой связи Кирпичёву в Уткину Заводь и приказал передать сопровождающим товар людям распоряжение следовать дальше.

Сейчас Митя распечатал пачку «Винстона», рассеянно закурил. Он сидел в кресле, закинув ноги на журнальный столик, и смаковал коммерческую водку. Рядом с бутылкой стояла серебряная, с золотым узором, рюмка на тонкой ножке, и лежала американская зажигалка.

Постепенно в голове складывался разумный и легко осуществимый план. Значит, всё в порядке, и сегодняшней ночью состоится передача товара Ншану Тер-Микаэльянцу. Оружие прибудет на одну из северных железнодорожных станций, откуда его перебросят двумя автобусами на предпортовые склады. Туда же в скором времени поступит техника Додонова. «Хонды» Кима, разумеется, будут переданы позже – дорога от Хабаровска далека. Но автомобили – не оружие, и бояться тут особенно нечего. Нужно только уточнить, всё ли в порядке у Додонова, не произошло ли в Москве чего-нибудь неожиданного? Да этого следует выйти на Зураба, у которого остановился Валентин Максимович, и всё выяснить.

Что касается транспорта, то Дмитрий возблагодарил судьбу за эту суматоху. Пошли к чёрту муковозы – теперь вся эта конспирация вообще без надобности! Прикрытие можно будет обеспечить значительно более дешёвым способом. И, главное, при этом оно окажется во сто крат надёжнее! После того, как он условится о встрече со своими партнёрами, позвонит Жене Пинхасику. Тот должен будет раздобыть побольше демпрессы, листовок, а также – два маленьких триколора с присосками на ножках. Дальше следует приготовить простенькую жратву, сигареты, бумажные стаканчики и термосы с кофе.

Насчёт двух автобусов-ЛИАЗов успел договориться сам Ншан. Всё же соблюдая осторожность, он сообщил об этом Стеличеку по рации. Теперь надо срочно увидеться где-нибудь, желательно в людном месте, чтобы за ними труднее было наблюдать. Кроме того, там уж точно не должно быть подслушивающих устройств.

У Дмитрия созрело разумное предложение насчёт того места, где им удобнее всего сойтись. Но прежде следовало посоветоваться – если не с Ншаном, то, по крайней мере, с Зурабом. Заодно он узнает у Додонова, следует его часть груза к месту назначения или нет.

Не опасаясь уже ничего, Стеличек скинул ноги со столика. Надел восточные тапочки с загнутыми носами. Татьяна как раз выключила машину и, накинув кремовый, в сборках, плащ, побежала за матерью и Боженой. Дочку пришла пора кормить. Митя же отправился в кабинет своего покойного тестя Вениамина Артёмовича Баринова, которого в январе этого года уничтожил Святослав Иващуга, его же дружок. Такими далёкими казались теперь те, купюрные, дела, связанные с ними волнения и потери! Впрочем, потерь-то особенных не было – освободиться от Иващуги и его кореша-людоеда Стеличек мечтал давно.

Нынешняя компания ему нравилась куда больше. По крайней мере, эти кавказцы вряд ли станут работать против него, а Иващуга с Жислиным давно уже замышляли очередную подлянку. Но Бог миловал, их пристрелили, и Митя вздохнул с облегчением. Спасибо ещё и Севке Грачёву – он избавил Инопланетянина от необходимости самому ликвидировать Иващугу и Жислина.

Стеличек нажал на семь клавиш, уже не сверяясь с записной книжкой. Номер телефона Зураба на Пороховых он выучил наизусть. Там подошла девушка со звонким, как колокольчик, голосом – та самая блондинка Арина. Почему-то Митя не разделял уверенности Зураба в том, что молодуха ему верна. Похожая на лисичку хитрюга явно ставила рога старому мужу, но делала это так изящно, что он не замечал. Впрочем, Митя эти мысли держал при себе, ни с кем ими не делился.

А Зураб сам виноват – нечего было зариться на молоденькую. На фиг ей сдался потасканный тип с морщинистой физиономией, которому даже спать с ней некогда? Мог бы и ровесницу взять, вдовую или разведённую, потому что не в его положении привередничать. А если купил за деньги эту Арину, пусть терпит все её выходки, включая измены. «Старый муж, грозный муж» – это как раз про них. Кого-то другого она, конечно, любит, может, даже и умирает, любя…

– Я вас приветствую и извиняюсь! – вкрадчиво начал Дмитрий. – Зураб уже встал? Это Стеличек беспокоит.

– Мы все давно встали! – Арина почему-то тяжело дышала, будто только что пробежала кросс.

– Вы чем-то встревожены, Арина Геннадьевна? – удивился Митя.

– Сейчас все встревожены, – уклончиво отозвалась мадам Сакварелидзе. – Я мужа позову. Одну минуту!

– Да, буду очень признателен. Скажите, а Додонов у вас?

– Да, он ночевал. Но не спал, а всю ночь гонял вместе с мужем транзистор, – недовольно сказала Арина.

Дмитрий понял, что ей, как и Татьяне, осточертела политика. Странные существа эти бабы – у них какое-то совсем иное восприятие окружающего мира.

– Такие события, что невозможно спать, – заметил Стеличек. – Я вот тоже всю ночь глаз не смыкал.

– Дело ваше, – заметила Арина. Потом, отвернувшись, крикнула в сторону: – Подойди, тебе звонят. Кто? Дмитрий.

Зураб подскочил сразу же и немедленно отрапортовал:

– Московский груз мы не останавливали, потому что уже вчера днём всё стало понятно. Просто не увидели в том необходимости. И всё. Теперь товар прибудет вовремя.

– Я тоже, как видишь, говорю в открытую, – сообщил Стеличек. – Час назад я узнал, что мои уже на подходе. Додонов отслеживает маршрут? Когда его товар будет в городе?

– Пусть он сам скажет. Впрочем, подожди минутку. – Зураб, видимо, переговорил со своим гостем, потом снова взял трубку. – В половине шестого утра груз пересёк границу Новгородской области. Сейчас предположительно находится в районе Любани.

– Отлично, Зураб! – Стеличек щёлкнул пальцами. – Зря я вчера панику поднял. Впрочем, тоже укладываюсь в график. Так что особенно ничего не потерял. А звоню, собственно, потому, что нам нужно всем срочно встретиться.

– Я тоже об этом думаю, только не знаю, где лучше это сделать. – Сакварелидзе явно обрадовался такому звонку. – Какие у тебя предложения?

– Слышали о том, что в десять на Дворцовой митинг?

– Да, а как же! И что дальше? – На сей раз Зураб не догадался сразу.

– Соберёмся там – самое надёжное место. Никому до нас не будет дела. Додонов с тобой, всё слышит. Нужно передать Ншану и Киму. Алмякаеву я сам сообщу – он, вроде, сейчас в «Выборгской». Собираемся перед началом митинга у арки Главного Штаба…

– Ты думаешь, нам там дадут спокойно поговорить? – усомнился Зураб.

– Там будет спокойнее всего – обещаю! Да ты и сам увидишь, – пообещал Стеличек.

– Ты – местный, и я тебе верю, – согласился с его доводами Зураб. – Значит, без пяти десять под аркой Главного Штаба, – повторил он. – Я передам всем. До встречи.

– Всего хорошего, – сказал Дмитрий и положил трубку.

Он сделал несколько упражнений, чтобы привести себя в норму, накинул лёгкую полотняную куртку и вышел из кабинета. Дверь в комнату жены была открыта – Татьяна на столе пеленала хныкающую дочку. Тёща собирала в кухне на стол.

– Вы будете кушать? – вежливо спросила она зятя, увидев, что он опять куда-то собрался.

– Только выпью кофейку с бутербродом, – ответил Стеличек. – Я очень спешу, и потому имею в резерве всего двадцать минут…

* * *

А потом он вёл машину по Восьмой линии к набережной Лейтенанта Шмидта. Никто не обращал внимания на ярко-красный «Мерседес-Бенц», то и дело превышающий скорость. В сторону дворцовой площади со всех концов города двигались – пешком, на автобусах, на мотоциклах и велосипедах – возбуждённые люди. Вдоль тротуаров сгрудились прохожие, пропуская караваны протестующих. Создавалось впечатление, что утром во вторник вообще никто не работает.

Стеличек про себя удивился – он не ожидал такого мощного протеста. Думал, что народ устал от неразберихи и разгула преступности, что он хочет порядка. А, стало быть, только и ждёт, когда можно будет свести счёты с такими, как сам Митя, как Ншан и прочие. Потому и испугался вчера, выбил семью из привычного ритма. Тёща даже на свой курорт не улетела, побоялась дочку и внучку бросить – а ведь так долго ждала. Оказалось, что «деловые люди» более желательны для народа, чем эти несчастные комитетчики. На будущее надо запомнить и не трепать нервы – ведь клетки не восстанавливаются.

Оценив по достоинству размеры толпы, в которой ему придётся искать своих, Дмитрий оставил машину на Дворцовой набережной. С трудом удалось впихнуть её между потрёпанной «Волгой» и казённым «рафиком». Удостоверившись, что «Мерседес» пристроен надёжно, Стеличек в общем потоке отправился на Дворцовую площадь. Так как митинг должен был начаться через пятнадцать минут, он без особых сложностей, не торопясь, добрался до арки.

Над главной площадью города всё ниже нависали тучи, и Стеличек уже начал беспокоиться – он оставил дома зонт. Смущало Инопланетянина и то, что он вёл переговоры с Зурабом открытым текстом, называя вещи своими именами. Если в городе, а конкретно на Литейном, осталось хотя бы несколько не обезумевших служак, которые ещё интересуются незаконной торговлей оружием, то к тёще вскоре могут пожаловать люди в штатском. Но другой, внутренний голос, возражал: нет, не пожалуют. Твои дела, Митя, всем до фонаря. Дома всё в порядке, и действуй, как намеревался…

Стеличеку пришлось ответить на массу приветствий, пожать руки совершенно незнакомым людям. Тут все были, как братья и сёстры, породнённые одной общей идеей. Он обаятельно улыбался, поднимал вверх руку с раздвинутыми буквой «V» пальцами; несколько раз подряд обматерил гэкачепистов. Делал он это с таким искренним чувством, что люди тут же лезли обниматься. К нему подобрались двое парней лет по семнадцать, с горящими от азарта глазами, и спросили, где можно записаться в группы пикетирования. Дмитрий ответил, что, по логике вещей, это должно происходить на Исаакиевской площади.

Серое небо то и дело закрывали полотнища российских триколоров. Встречались и другие флаги – прибалтийские, украинские, молдавские. Неподалёку от эстонского знамени Дмитрий нашёл своих – Зураба, Ншана, Кима, Додонова. Через некоторое время к ним протолкался и Рафик Алмякаев.

– День добрый! – от волнения его акцент стал сильнее. – Извините, что опоздал. По Невскому никак не пробиться. Я торопился, но всё равно не смог…

– Да ты ещё и не опоздал, дорогой! – успокоил его Зураб. Он был в белой куртке и джемпере под тельник. Спокойный, красивый и уверенный, он положительно действовал и на других. – Без одной минуты десять, – сказал он, взглянув на часы. – Митя, кто сейчас будет говорить?

– Мэр, наверное, кто ж ещё, – рассеянно ответил Стеличек. – Уж он как начнёт – так держись! Всех на лопатки положит. Ладно, братва, не будем терять время. У нас ещё много разных дел…

Но всё-таки несколько минут пришлось затратить на выражение взаимных симпатий с новыми манифестантами, которые выгрузились из автобуса у арки. Лишь когда начал выступать мэр, и галдёж прекратился. Стеличек собрал всех в кружок.

– Значит, так! Мой груз в десять вечера прибывает в Сестрорецк. Я лично еду туда, так как опознавательные знаки вагонов известны только мне. К тому же, Ншан, я исполню твою просьбу относительно участия моих людей в переброске. Сделаю даже больше – сяду сам за руль первого автобуса. Кстати, где их нам передадут?

– В автопарке на Земледельческой, – отозвался Ншан. – Аренда на ночь и утро, а днём уже надо вернуть.

– А в парке знают, для чего нужны автобусы? – насторожился Зураб.

– Нет, конечно, – успокоил Ншан. – Их одни «бабки» интересуют.

– Да, думаю, что ночи нам хватит, – согласился Сакварелидзе.

– Не надо зарекаться, – предупредил осмотрительный Ким. – Никогда не поздно впросак попасть. Плюнь через плечо на всякий случай.

– Это сделать затруднительно – сзади люди стоят. И деревянного ничего нет – постучать, – усмехнулся Стеличек. – Чего доброго, поймут неправильно и побьют. Народ-то нервный сейчас, лучше не провоцировать. В любом случае, автобусы мы или вернём, или вместо них купим другие…

В это время площадь по какому-то поводу грянула «молодцы!», и Дмитрий, вскинув кулак, повторил это слово вместе с всеми. Его компаньоны, подумав немного, сделали то же самое, чтобы не выделяться.

Когда все, заверив, что «фашизм не пройдёт», наконец-то угомонились, Тер-Микаэльянц удивлённо взглянул на Митю своими глубокими печальными глазами.

– Ты решил сам за руль сесть? Почему?

– Но Зураб-то садится! – парировал Стеличек. – Больше, чем себе, я никому не доверяю. Валентин Максимович, вы водите? – повернулся он к Додонову.

– А как же! У меня ещё смолоду был автомобиль. С «Победы» начал, а сейчас уже добрался до «Рено-Клио».

– Неплохо! – одобрил Зураб. – Мы с Алмякаевым садимся во второй автобус, а в первый – Митя и Валентин Максимович. Рафик, ты жену предупредил?

– Сказал, что поехал на родину. Мать надо проведать. Большего ей знать не нужно, – отрезал Алмякаев.

Тут компания на время замолчала. И все узнали, что две воинские колонны, которые двигались к городу, внезапно изменили свой маршрут.

– Откуда войска-то двигались? – спросил, ни к кому конкретно не обращаясь. Ншан.

К нему повернулась женщина с распущенными, спутанными волосами, в очках, в ветровке и в потёртых джинсах.

– По Таллиннскому шоссе шли, по Таллиннскому! А потом повернули к Киевскому. – Она нервно улыбалась, но высохшее лицо молодело от счастья. – Они не прошли. И не пройдут! – тоном Долорес Ибаррури выкрикнула демонстрантка.

– Того ещё не хватало – по Таллиннскому! – Лицо Додонова исказил ужас. – Это же недалеко от Предпортовой! Слава Богу, что повернули, но вдруг другие приедут?..

– Понадеемся, что этого не случится. Каждого куста бояться – лучше дома сидеть, – с некоторым раздражением ответил Стеличек. – Мы на Предпортовой будем в два ночи, максимум – в половине третьего. Надо только успеть проскочить мосты до разводки. Конечно, бдительность не помешает – на каждом шагу подстерегают опасности. Могут объявить комендантский час – раз. А если этого не сделают, в городе вообще начнётся анархия…

Беседа вновь прервалась истошным рёвом толпы на площади, отдельными выкриками и аплодисментами. Всё это напоминало Мите ноябрьские и майские демонстрации, куда его водил дядя Виталий, не ведавший о своём бандитском будущем. Сам Митя тогда тоже был вполне советским мальчиком и старательно размахивал красным флажком, забавлялся с разноцветными воздушными шарами и блестящим раскидаем на резинке.

– Дмитрий, я буду ждать вас на Предпортовой вместе с Валериантом, – предупредил Ншан. – Он пока свободен. Согласился нам помочь. Когда вы приедете, Валентин Максимович встретит своих людей, передаст товар. На станциях всё знают и будут молчать.

– А в Сестрорецке дежурят мои люди.

Стеличек, с высоты своего роста, имел возможность видеть, что площадь забита до отказа, и вновь прибывшим колоннам на ней уже нет места. Удивившись, как много в городе идиотов, Инопланетянин решил, что пора приступать непосредственно к делу. Наверное, только они одни из многих тысяч разговаривали сейчас о делах, а не переливали словеса из пустого в порожнее. На трибунах уже мелькали другие ораторы, и всё повторялось сначала. Люди, озлобленные или, напротив, очень весёлые, вздымали кверху кулаки, громко кричали били в ладоши.

– Значит, так! – Ншан, сам высокий, свободно доставал до уха Стеличека. – Поскольку я уезжаю на Предпортовую, договоримся сейчас. Вы с Зурабом встречаетесь на углу Белоостровской и Земледельческой, около того самого автопарка. Это будет в восемь вечера. Там есть какой-то институт и автобусное кольцо, так что не ошибётесь. С Зурабом приедет Валентин Максимович, там же вас встретит Рафик. Нам с Кимом номера автобусов известны. Загрузите так, как и собирались.

– Как вы думаете, когда эта говорильня кончится? – спросил Ким, подёргивая щекой. – У меня дел полно, а отсюда, гляжу, просто так не вылезешь.

Впрочем, вскоре зачитали резолюцию митинга, и площадь дружно, как в старые добрые времена, проголосовала за неё. Резолюция включала в себя требование ареста путчистов и создание на предприятиях комитетов поддержки законной власти. Потом мэр объявил митинг закрытым, призвал всех возвращаться на свои рабочие места и ждать указаний в предзабастовочной готовности.

– На рабочие места – это правильно! – рассмеялся Зураб. – Не привык я подолгу бездельничать.

– Вы там скажите жёнам, чтобы в дорогу еды собрали, – напомнил Ким. – И курева побольше – от волнения тянет.

– Насчёт этого у меня проблем не будет, – довольно сказал Сакварелидзе.

– Его жена бесподобно готовит. Я имел счастье убедиться! – подтвердил и Додонов. – За всю жизнь так не наедался. Моя-то, надо сказать, больше говорит о всяких разносолах, чем на самом деле старается. Закатки – куда ни шло, а уж что посложнее… Не дано, как говорится.

– Только вы не очень-то рассказывайте Арине, куда собираетесь, – предупредил Ншан. – Митя, и ты с Таней своей не делись. Женщины всё-таки, языки без костей. Сами не заметят, как соскочит. Я не сомневаюсь в их чувствах к вам, но надо соблюдать меры предосторожности.

– Ca ira! – уверенно сказал Дмитрий. – Расходимся?

– Давайте в разные стороны, – приказал Ншан. – Старайтесь нигде не застрять, а то сейчас это легко. Отдохните хорошенько перед тем, как идти на дело. Головы у всех должны быть свежими.

– И руки чтобы без тремора! – добавил Зураб.

– Без чего? – не понял Рафик.

– Без дрожи, – перевёл Стеличек. – Зураб от своей любимой жены набрался – она ведь врач.

– Лишние знания никогда не помешают, – миролюбиво сказал Сакварелидзе и первым растворился в толпе.

* * *

– Ты можешь связно сказать, куда направляешься?! – раздражённо спросила Арина, засовывая в полиэтиленовый пакет снедь и термос с кофе.

Свёрток получился внушительный, потому что предназначался для двоих – самого Зураба и Додонова. Сакварелидзе, в дорогом спортивном костюме и кроссовках, подошёл к жене сзади и обнял её, но Арина вырвалась.

– Кто тебя знает? Может, ты с бабой на пикник собрался, а еду вам готовлю! – Она выразительно оглядела мужа. – В таком виде на службу не ходят. Ты бы ещё в банных шлёпанцах поехал и в халате! Про всё остальное можно было бы мне и рассказать. В конце концов, я не дурочка. Давно знаю, чем ты занимаешься…

– Ариша, ты с ума сошла! – возмутился Зураб. – Какая баба?

Он достал носовой платок и промокнул лоб. Этим и должно было кончиться. Женщине ведь не объяснишь, что по ночам действительно можно работать. Конечно, она имеет право подозревать. Но и рассказать всё, как есть, тоже нельзя. Сама Арина ни о чём догадаться, конечно же, не сможет…

Она стояла у кухонного стола, жалобно опустив плечи – нежная блондинка в графитовом, тонкой белой полоской, платье с коротким рукавом. Воротник из вологодского кружева делал простенькое платьице нарядным, оригинальным. Бантик от завязок фартука за спиной дрожал, словно от обиды, и Зураб почувствовал, как сжалось его сердце.

– Так что же ты в глаза мне не смотришь? – Арина всхлипнула, повернулась к мужу. Она действительно плакала, и слёзы, размазывая тушь, катились по щекам. – Бесстыжий… Я ведь переживаю за тебя! Скажи – это опасно?

– Да, Ариша, – Зураб крепко обнял жену, погладил её по спине. – Я же ещё вчера сказал – молись за меня. После сегодняшней ночи всё изменится – либо в лучшую, либо в худшую сторону. Но ты всё равно надейся на успех, потому что иначе окончательно сорвёшься.

– Ничего себе лето у меня получается! – нервно засмеялась Арина. Она взвесила свёрток на руках и отдала его Зурабу. – Муж говорит такие вещи, что впору повеситься. Везёт же другим женщинам! Мужья ходят только на работу, ну, ещё в пивную и в баню. Изредка – на рыбалку. И всё! А у меня каждый день – как на войне. Начнём с того, что просто страшно в такое время сидеть одной дома. Кто знает, что произойдёт этой ночью? В самый ответственный момент ты сбегаешь из квартиры. Защитник, называется!

– Ариша, ты же знаешь, что квартира под надёжной охраной, и тебя никто не тронет. Только не вздумай никуда уезжать одна. Здесь остаётся шофёр, который тебя отвезёт, если будет нужно. Ну, всё, дорогая, уже половина шестого. Мне нужно идти.

– Зураб, а вдруг… Мало ли… Ты, короче, понимаешь… – залепетала, давясь слезами. Арина. – Могу я как-нибудь с тобой связаться в течение этой ночи?

– Связаться? – Сакварелидзе задумался, но ничего подозрительного в словах жены не нашёл. Действительно, ей страшно, и ни к чему мучить слабую женщину. Определённая логика в этом есть. – Конечно, можно. Давай ладошку, я напишу номер телефона. Я там буду примерно с двух часов ночи и в течение завтрашнего утра. Потом вернусь к тебе надолго – обещаю.

– Пиши! – Арина с готовностью протянула руку.

Зураб достал несмываемый импортный карандаш, написал семь цифр подряд, без промежутков.

– Только, Ариша, звони в самом крайнем случае, а по мелочам меня не беспокой. Как я уже сказал, на это есть водитель.

– А что такое «крайний случай»? – уточнила Арина.

– Это – непосредственная угроза твоей безопасности.

– Я для этого номер и попросила! – Молодая жена опять надула губки. – Ты же знаешь, что я никогда не отвлекаю тебя по пустякам.

– Ты – умница! За это я тебя и полюбил! – Зураб зарылся носом в её душистые волосы.

В это время зазвонил телефон, и Сакварелидзе ушёл к аппарату в комнату Додонова. Арина взяла оставленный им на подзеркальнике пакет с провизией, термос, и положила всё это в объёмистую спортивную сумку. Потом на всякий случай проверила куртку, висящую на «плечиках» и обнаружила в кармане пистолет «вальтер». А потом, цепенея от ужаса, она приподняла трубку другого аппарата, который стоял в прихожей, и услышала громкий голос мужа.

– Хорошо, что ты меня застал, Митя. Значит, будут другие автобусы? Тогда диктуй быстро их номера, и я поехал…

– Я ещё хочу сказать, что подъеду прямо на станцию, – добавил Стеличек. – Давай, записывай…

Сердце Арины стучало так громко, что она едва расслышала оба номера. Едва Дмитрий продиктовал их Зурабу, Арина осторожно положила трубку, схватила телефонный алфавит и наскоро нацарапала буквы и цифры на первом попавшемся листке. Потом, закусив губу, она на цыпочках убежала в кухню и стала убирать со стола. Она нарочно громко звенела посудой, ножами и вилками, открывала краны, двигала табуретки.

Муж, уже в кожаной куртке и со спортивной сумкой на плече, заглянул в дверь.

– Ну, всё, Ариша, до встречи! Жди меня и молись.

Сакварелидзе притянул к себе супругу, поцеловал её в накрашенные тонкие губы, и вкус помады надолго остался у него во рту.

– Удачи тебе! – Арина стиснула в узких ладошках усталое лицо мужа. Осторожнее там… И возвращайся скорее! Я жду тебя, Зураб!

Уже стоя около входной двери, она слышала, как на этаже остановился лифт, а потом он с шумом пошёл вниз. Развязав тесёмки фартука, Арина вытерла белой накрахмаленной тканью разгорячённое лицо, без сил опустилась на табуретку. Настенные часы показывали без десяти шесть. Андрей вчера сказал, что постарается подойти сюда в семь.

Она сделала всё, что могла – узнала и телефон, и номера автобусов. Теперь нужно было, не вызывая подозрения, передать всё это Озирскому. Но как сделать это так, чтобы не попасться на глаза водителю? Он, конечно, будет следовать сзади, как тень, потому что до смерти боится шефа. Позвонить же Озирскому отсюда Арина тоже боялась. И потому лихорадочно соображала, как быть.

Она принесла на кухню алфавит, нашла там свою запись и перенесла номера автобусов в свою собственную книжку, разместив их между строками гораздо более ранних записей. Этот же листок она вырвала, сожгла на горелке, а пепел выбросила в унитаз, потом проветрила кухню. Зураб вообще-то алфавитом никогда не пользовался, у него был свой. Но, на всякий случай Арина пыталась «зачистить концы». Устроив свой маленький блокнотик под косметичкой, Арина немного успокоилась и вдруг ощутила свинцовую, страшную усталость.

Повесив фартук на крючок. Арина прошла в спальню и, не раздеваясь, прилегла на кровать. Как только закрыла глаза, словно провалилась в сон. Чувствовала, что летит куда-то вместе с постелью, а в спальне очень пахнет яблоками. Она привезла корзинку в клинику военно-полевой хирургии, когда Андрей был ранен – в конце прошлого года. Тогда в её жизни ещё не было Зураба Сакварелидзе, и с Озирским они просто дружили.

Насмерть перепуганная Ирина Геннадьевна Скресанова тёмными декабрьскими вечерами листала справочники и призывала из глубин собственной памяти познания в области огнестрельных ранений грудной клетки. Сначала она работала за письменным столом, потом переместилась на пол, на широкий ковёр, где горой лежала имеющаяся в доме медицинская литература. Но девушка была педиатром, и потому не очень-то «волокла» в хирургии, особенно в военно-полевой. Впрочем, от неё этого никто и не требовал. Для Андрея Арина была всего лишь знакомой, которая навещала его в приёмные дни и передавала соки с фруктами. Тогда яблоки точно так же благоухали где-то в углу её комнаты на проспекте Космонавтов, вызывая в сердце сладкую тоску.

Внезапно аромат куда-то исчез, и Арина снова оказалась в своей спальне. Она отлично знала, что окно здесь выходит на восточную четверть. Но сейчас, вечером, вопреки всем законам природы, в окно светило солнце. От этого стало так страшно, что на Арину напал озноб, и захотелось бежать вон, без оглядки. Она поспешно села на кровати, не чувствуя своего тела, и стала искать домашние туфли.

И вдруг среди ватной тишины она услышала тихое шипение – будто прокололи велосипедную шину. Арина оглянулась на звук и закричала, но вопль стих в вязком воздухе потусторонней комнаты. Из-под электрической розетки высунула плоскую головку болотная гадюка. Она широко разинула пасть, и там мелькнуло раздвоенное жало. Пропав на мгновение, оно снова появилось, и змея в упор установилась крохотными немигающими глазками на Арину.

Молодая женщина хотела ещё раз закричать, но уже не смогла. Она только рванулась к двери, чтобы спастись от ядовитой твари, и чуть не упала с кровати. Часы показывали десять минут седьмого, и никакого солнца в комнате не было. Обои около розетки сияли нетронутым золотом, а рядом стояла горка с коллекцией фигурок из Уэленской резной кости. Зураб оптом купил коллекцию чукотских и эскимосских мастеров и подарил её жене на свадьбу – в числе других дорогих вещей.

Сердце Арины едва не выламывало рёбра. После благополучного пробуждения кошмар почему-то не исчез, а лишь превратился из потустороннего в реальный. Арина локтём вытерла со лба холодный пот, попробовала встать; но ноги дрожали, подгибаясь в коленях. Просидев так пять минут, и немного придя в себя, Арина решила, что нельзя оставаться тут и ждать Андрея. Квартира враждебна ей, полна смертельных опасностей, затаившихся именно в стенах. Как сказал муж? Под надёжной охраной? И шофёр будет следить за каждым шагом. Мимо него не проскользнуть. Если она попробует это сделать, сразу же попадёт под подозрение. Амбалы Зураба тут за каждым углом, особенно сейчас, когда он уехал на дело.

Надо поступить по-другому. Но как именно? А что, если поехать к Андрею в Ульянку? Адрес Арина знала, телефон тоже. Но как побороть ужас, окончательно решиться на этот рывок? Она ощущала ледяное дыхание смерти, исходящее из пустоты. И думала, что к Зурабу теперь уже никогда не сможет вернуться. Но куда от него спрятаться? Законный муж, господин, хозяин найдёт везде. Значит, без Андрея и тут не обойтись. Он втравил Арину в это дело, а потому просто обязан позаботиться о ней.

Она понимала, что лишь по счастливой случайности муж до сих пор не узнал, что Андрей был здесь. Но обманываться не нужно – он непременно узнает. Когда заботы, связанные с проведением сделки, останутся позади, Зурабу непременно доложат о проделках его супруги. Просто сейчас всем некогда – нужно протащить через весь город оружие, доставить радиотехнику и автомобили. А тут ещё эта заваруха в Москве, из-за которой все уже окончательно встали на уши. Но как только жизнь войдёт в привычную колею, и у Зураба появится свободное время, Арине придёт конец.

Озирский никогда не прятался от чужой беды, особенно если дело касалось его агентов. Значит, надо как можно скорее увидеться с ним, попросить приютить, спасти, оградить от напастей…

Арина торопливо переоделась в брюки-бананы и в лёгкий шерстяной джемпер молочно-голубого цвета. На ноги она натянула прогулочные полосатые тапочки – чтобы удобнее было бегать. Не стоит и пытаться самой сесть за руль – нужно вызвать шофёра, а потом слинять от него. Лучше всего это сделать в «Пассаже». Если магазины на Невском сейчас открыты, и в центре нет никаких беспорядков, так и надо поступить. В «Пассаже» есть секции, где торгуют коммерческими продовольственными товарами, а у скучающей мадам всегда могут возникнуть странные желания…

Арина сунула в сумочку деньги, которые были в её распоряжении, – рубли и доллары. Она посмотрелась в зеркало, увидела своё осунувшееся лицо. Хотела подкраситься, но потом махнула рукой. Всё равно и губы, и глаза у неё не очень-то красивые – узкие, и от этого лицо кажется злым. Да и кто будет сейчас смотреть на обыкновенную девчонку, которая бежит куда-то по своим делам? Наоборот, надо быть незаметной, серенькой, непривлекательной – тогда, может быть, удастся уйти от погони.

Арина остановилась на пороге спальни, оглядела её, будто прощаясь. А потом решительно, набросив на плечо ремень сумки, заперла дверь и вызвала лифт. В распоряжении жены Зураб оставил чёрную «Волгу», которая стояла сейчас под кустами сирени, на парковке. Боря Шилов, резервный водитель Сакварелидзе, читал газету «Смена» и одновременно пил крепкий кофе из крышки термоса.

Увидев хозяйку, он невероятно удивился, но никак этого не показал.

– Вы хотите куда-нибудь поехать, Арина Геннадьевна?

– Да, мне нужно в «Пассаж». Хочу купить коньяк «Наполеон» и конфеты к возвращению мужа. Может быть, что-нибудь ещё приглянется. Ближе нигде такого выбора нет, – совершенно естественным, немного капризным тоном говорила Арина.

Она открыла дверцу и уселась рядом с Борей. Тот допил кофе, привинтил крышку на место и сложил газету.

– Я всё понимаю, но… – Шилов повернул ключ зажигания, и автомобиль мелко задрожал. – Там, в центре, некоторые улицы могут быть перегорожены. Я вас просто предупреждаю, чтобы не было вопросов…

– Перегорожены? – удивилась Арина. – Почему?

– Баррикады, – просто пояснил Шилов. – Надо же защищать Ленсовет и мэрию.

– От кого? – Арина смотрела на него, как на ненормального. – В городе же нет никаких войск!

– Сейчас нет, а ночью могут войти, – понизил голос водитель. – В Москве очень тревожно. Ночью ожидается штурм «Белого Дома». Поэтому, на всякий случай, здесь тоже защитники готовятся отразить атаку…

– С помощью баррикад? – Арина заливисто рассмеялась. – Ой, в войнушку они не наигрались! Ладно, Боря, поехали. Авось, проскочим!

– Мне-то что! – Шилов начал выезжать с парковки, стараясь не задеть другие автомобили. – Я за вас боюсь.

– За меня не бойтесь! – беспечно махнула рукой Арина. – Кто мне что сделает?

– Конечно, – согласился Борис. – Но не хотелось бы устраивать провокации. Хозяин потом мне голову оторвёт…

– Ничего с вашей головой не будет, – нагло пообещала Арина водителю, от которого в скором времени собиралась сбежать, – что вы, как пуганая ворона, извините?.. – Она поставила сумку на колени. – Ничего страшного не случится. Не ночь же, в конце концов.

Со Свердловской набережной они въехали на Арсенальную. Потом Шилов повернул на Литейный мост, и Арина про себя отметила, что Нева уже совсем серая, осенняя. Недавно прошёл очередной дождь, и каждая лужа горела золотом под светившим от Стрелки солнцем. На мосту торчали какие-то странные люди – разговаривали, просто осматривали окрестности, прохаживались туда-сюда. И совсем рядом высился «Большой Дом», где работал Андрей. Но не было и речи о том, чтобы сейчас выйти, начать его здесь искать, и это всё больше раздражало Арину.

– Проспект точно перекроют, – пророчески произнёс Шилов. – Надо бы по Кутузовской проехать – так надёжнее.

– Я только не понимаю, зачем они это сделают! – сердито сказала Арина. – Если действительно высадят десант, что им все эти кучи мусора?

– Вообще-то верно, – подумав, согласился Шилов. – Чисто психологический эффект. Демонстрация воли и решимости.

– Знаете, когда здания такого рода берутся штурмом, – Арина кивнула в ту сторону, где остался «Большой Дом», – психологическими эффектами не спасёшься. Только город изуродуют своими баррикадами…

– Слава Богу, что пока не перекрыли! – Шилов завернул с Литейного на Невский. – А то весь день собирались блокировать гебню и ментов в их логове. – А, вон, видите, уже начинают! – Шилов указал в сторону Аничкова моста.

Там громоздились бетонные плиты, мотки колючей проволоки, куски кирпичной кладки и застывшего асфальта. Позеленевшие кони и их укротители, а также выкрашенная в ярко-оранжевый цвет ограда моста добили Арину окончательно. Глотая слёзы, она обдумывала, что будет делать дальше, но мысли разбегались, и сердце ёкало.

У подземного перехода на углу Невского и Садовой всё более мрачнеющий Шилов остановил машину и попросил Арину сделать покупки как можно скорее. До наступления темноты следовало убраться как можно дальше от центра, чтобы переждать решающую ночь в безопасности.

Арина пообещала управиться по-быстрому и заторопилась в секцию коммерческой гастрономии, где её знали как богатую покупательницу. Кроме «Наполеона» и конфет, она купила несколько разных пачек печенья для детей Озирского. Но после, вопреки собственному обещанию, она не вернулась на Невский, а прошла по галерее до конца, ненадолго останавливаясь около застеклённых и открытых витрин. Убедившись, что Шилов за ней не следит, Арина ускорила шаг и стала проталкиваться к выходу на улицу Ракова.

Возбуждённые голоса людей, обсуждающих последние новости, слились в раздражающий нервы гул. Всегда аккуратная и обязательная. Арина страшно переживала, что обманула хорошего парня, но иначе поступить она не могла. Дойдя до конца и уперевшись в закрытую дверь, она поискала глазами кого-нибудь из персонала. По щекам поползли мурашки – неужели придётся вернуться, сесть в «Волгу» и отправиться на Пороховые? А как же тогда Андрей узнает про станцию и автобусы? Нет, нужно раскошелиться, если это потребуется, потому что дело всего дороже…

– Дорогу! – послышался сзади низкий женский голос.

Арина вздрогнула и обернулась. Толстая, ярко накрашенная тётка, толкала перед собой громоздкую железную телегу с приятно пахнущими коробками.

Тронув кладовщицу за плечо. Арина зашептала:

– Извините, дама, я вас очень попрошу… Мне на улицу Ракова очень нужно. Я думала, что здесь открыто, как всегда. Можете выпустить меня через служебный вход хотя бы?

Толстуха выпятила живот:

– С какой это стати? Сказали – закрыть, мало ли что! И так тут все трясёмся – как бы чего ни вышло. Вам что, трудно пройти немного с Невского? Молодая, здоровая – какие проблемы?

Конечно, с точки зрения стороннего наблюдателя, просьба Арины выглядела весьма странно. Ничто не мешало ей выйти на Невский, а потом добраться до улицы Ракова – если бы не ждал в машине Боря Шилов…

Арина расстегнула сумку, достала новенькую полусотенную купюру и выразительно продемонстрировала её кладовщице. Та сначала приоткрыла рот, потом глазами показала на свой карман. И Арина быстро опустила туда бакшиш.

– Светлана! – окликнула кладовщица молодую женщину, тоже в фирменном халате, – отвези, будь другом, товар в парфюмерный – там ждут.

Потом, крепко взяв Арину за руку, толстуха прошептала:

– Пойдёмте, девушка.

Через минуту они уже стояли на улице Ракова, и кладовщица оглядывалась по сторонам. Арину тут явно никто не ждал, и потому её просьба показалась ещё более странной.

– Никому не говорите про это, – предупредила Арина. – Ради вашей же безопасности…

Она уже представляла, как Зураб начнёт выпытывать у продавцов, куда подевалась из «Пассажа» супруга, и потому решила немного припугнуть толстуху.

– Что вы, дамочка, конечно! – Та была и обрадована, и напугана одновременно.

Арина, махнув ей на прощание, побежала к площади Искусств, где напротив Русского музея банковал таксист. Она открыла дверцу лимонно-желтой машины и спросила:

– Вы свободны?

– Смотря куда ехать! – лениво ответил парень.

– В Кировский район, – торопливо ответила Арина.

Таксист пошире приоткрыл глаза, оглядел предполагаемую пассажирку и решил, то много с неё не надоишь.

– На конюшню тороплюсь! – отрезал он, пожёвывая резинку.

– Не заметно, чтобы вы очень торопились, – заметила Арина. – Плачу в зелени*.

– Так бы сразу и говорили! – Таксиста будто подменили. Он стал вежливым и предупредительным. – Садитесь. Куда, говорите?

– В Ульянку. Доедете до проспекта Маршала Жукова, там я назову точный адрес. И давайте как можно скорее. Вот вам задаток, чтобы не было вопросов. – Арина сунула в руку таксиста три доллара по одному, что уже равнялось девяноста рублям.

Воодушевлённый такой удачей, парень направил желтую «Волгу» и зелёными шашечками к набережной Фонтанки. Арине стало смешно, потому что со стороны машина напоминала яичницу с луком.

Вновь увидев Аничков мост и материалы для строительства баррикад, Арина вспомнила Борю Шилова и пожалела его. Ждёт, бедняга, свою хозяйку, а она… Тьфу, какая гадость, подлость! Борису мало не покажется, когда Зураб узнает об этой истории. Но не нужно было окружать её флажками, как волка на охоте! Теперь в первую очередь нужно о собственной безопасности думать. Вот ведь странный у неё характер – только что помирала от страха, а теперь всё вокруг интересно. Мысли скачут в голове, как блохи, и хочется хихикать по любому поводу…

Таксист не молчал – он всю дорогу рассуждал о политике, а также высказывал собственные мысли насчёт баррикад. В общем и целом они совпадали с Ариниными – баррикады не нужны, скоро всё закончится, никакой перестрелки не будет. Впрочем, он признался, что вчера здорово перепугался за свой бизнес и даже подумывал уехать из страны.

– Я чуть не напился с горя, да на работе был! – рассказывал таксист, энергично крутя баранку. – Только жить начал, а тут такое. Ни зелени тебе, ни других удовольствий. Становись опять шляповозом и катай старушек за «деревянные»?..

Арина про себя отметила, что в точности то же самое говорили Зураб и его московский гость. Люди, вкусившие зелья свободы и вседозволенности, не захотят возвращаться в «совок». Но все эти люди сейчас не на баррикадах – у них других дел полно. Тогда кто же там? Наверное, студенты и всякие научные сотрудники, которым в институтах нечем заняться. Каждый считает, что в Америке только его и ждут…

– А вы всё время на такси работали? – с любопытством спросила Арина.

Водила покачал головой, сворачивая с набережной Фонтанки на проспект Газа.

– Не всегда. Бывало, и на «скорой» вкалывал, когда там неплохо платили. Теперь вспомнить жутко! Ночью, в любую погоду, всё на нервах. А как жил? Да моя собака теперь лучше живёт!

– Там же нужная работа! – не выдержала Арина. – Я сама врач, знаю. Вы же людей спасали!

– Спасал! А что имел? Часто и носилки приходилось таскать за санитара. Инфарктники, инсультники, всякие дам жертвы ДТП… Стоны, хрипы, кровища. Бывало, что и мозги по асфальту, и дерьмо в салоне. А сейчас – «Мальборо» и французское вино, баксы и рестораны! Хочу – везу клиента, хочу – отшибаю. Как «грины» в «деревянные» переведёшь – аж дух захватывает! Кстати, если вы врач, откуда у вас доллары? – прищурился таксист.

– Муж за границей работает. – Арина прикусила губу и повернулась к открытому окну. Чёрт дёрнул трепаться с этим выжигой! Сколько раз давала себе зарок держать язык за зубами – и хоть убей…

Смекнув, что слишком ушлый водила может навредить делу. Арина попросила его остановиться на улице Маршала Захарова. Она расплатилась, убедилась, что машина уехала, и торопливо направилась к Петергофскому шоссе. Потом взглянула на часы, ахнула и бросилась бежать, не думая уже ни о чём. Хорошо, что один раз Арина здесь побывала, и потому не пришлось долго кружить по дворам.

Она влетела в парадное, чуть не сбив с ног бабку, которая вела за руку толстого внука. Тот еле загребал ногами, уродуя импортные новые кроссовки – видимо, купленные к новому учебному году.

– Ишь, пацанка носится! – каркнула вслед старуха. – Этак и людей пришибить недолго…

Поскольку лифт был занят. Арина через ступеньку припустила вверх. Выплёвывая набившиеся в рот волосы, она припала лбом к стене и некоторое время отдыхала. Потом, найдя нужную квартиру, нажала на кнопку звонка, молясь всем угодникам, чтобы кто-нибудь оказался дома.

Молитва была услышана, потому что за дверью раздались шаги. Потом грудной женский голос спросил:

– Кто там?

– Мария Георгиевна, вы меня не знаете… Мне Андрей очень нужен. Откройте, пожалуйста! Он должен был сегодня со мной встретиться…

Арина успела подумать, что мать Андрея может ей и не открыть. Человек незнакомый, дома, наверное, дети – мало ли, что может случиться? Но Арина ошиблась, потому что один за другим защёлкали замки, потом открылась дверь. Наверное, Мария привыкла к таким визитам – агентура у её сына была обширная.

На пороге появилась удивительно красивая, несмотря на усталый вид, женщина. Мать Андрея куталась в пуховый платок, хотя на улице было тепло, и Арина жалела, что оделась в шерсть. Мария Георгиевна оказалась настоящей генеральской дочерью – в своей белой, с кружевом, блузке и тёмной юбке до середины икры. Широкий лакированный ремень с массивной пряжкой плотно обхватывал её тонкую, даже без корсета, талию.

Арина виновато улыбнулась, увидев эту величественную даму, и опустила голову.

– Простите меня, нахалку, но дело очень срочное. Андрей дома?

– Он вскоре должен прийти, – ответила мать Озирского и дотронулась до дрожащей Арининой руки, сжимающей ремень сумки. – Проходите, девушка! – Она посторонилась. – Вы чем-то расстроены? Как вас зовут?

Арина назвала имя и девичью фамилию. Успокоенная видом и голосом хозяйки, она наконец-то разжала пальцы, и сумка упала на подзеркальник.

Мария Георгиевна встревоженно спросила:

– Ира, вы нездоровы? Проходите на кухню. В одной комнате внучка спит, в другой не прибрано. Лёля простыла на даче, почти всё время плачет. Ей трудно дышать носом – гайморит…

Арина вспомнила про испорченный дымоход на даче – Андрей вскользь упомянул об этом тогда, в ночь на понедельник. Она тогда спросила, один ли Озирский сейчас живёт в квартире. Оказывается, его матери и детям стало опасно находиться на даче, и они вернулись домой.

– Я понимаю, что вам трудно одной с детьми, – горячо сказала Арина. – Может быть, нужны какие-нибудь продукты, лекарства? Я бы могла…

– Что вы, мне ничего не нужно! – запротестовала Мария. – Проходите на кухню, садитесь за стол. Я сейчас чай поставлю. Вы вся дрожите. Что с вами? Кто-нибудь напугал?

– Я не понимаю, как вас-то ещё не напугали! – Арина прижала холодные ладони к горячим щекам. Мать Андрея зажгла газ под стоящим на конфорке чайником. – Какое-то безумие на улицах, остервенение. Танков и войск нет, но все только о них и говорят. Запасают арматуру, камни, наверное, даже бутылки с горючей смесью – а врага не видно. Это становится похоже на паранойю…

– Ничего, сейчас вы в безопасности! – Мария положила руку на запястье Арины. – Сын обещал заехать около семи, а потом опять куда-то сорвётся. Но я уже привыкла к его режиму и всё время держу горячий обед под куклой. – Озирская указала на стол-тумбу. Там на кастрюле, как на троне, сидела ватная черноволосая купчиха.

– Андрей ко мне собирался, но я приехала сама. Так будет безопаснее для нас обоих. – Арина, вспомнив о чём-то, юркнула в прихожую, откуда вернулась с пластиковым пакетом. – Вот, возьмите. Тут коньяк, конфеты, печенье разное…

– Ира, вы с ума сошли! – всполошилась Мария. – «Наполеон»! Это же баснословно дорого стоит! Я не могу принять такой подарок. – Мать Озирского даже побледнела и спрятала руки за спину.

– Берите, иначе я обижусь! – резко сказала Арина. – Коньяк может долго храниться – и до Нового года, и после. То же самое и конфеты. Пусть дети печенья покушают – сейчас с продуктами напряжёнка. – Гостья снова уселась на табуретку. – Я не привыкла приходить с пустыми руками.

– Хорошо, Ира, я возьму, – с непривычной кротостью сказала Мария. – Действительно, дети мало видят лакомств. Да и простую кашу сейчас сварить – тоже проблема. Внучке-то год и пять месяцев, так что ей печенье придётся в молоке размачивать, – задумчиво продолжала Мария. – А старшему, Жене, в больницу отнесу…

– Он в больнице? – испугалась Арина. – Простите, я не знала.

– А почему вы должны это знать? – удивилась Мария. – Ваши гостинцы всё равно дойдут до мальчика. Он лежит в Четвёртой детской с воспалением лёгких. Вот так мы пожили на даче…

– И давно? – Арина прижала локтём трепыхнувшееся сердце.

– Нет, второй день. Сначала старались на дому справиться, а вчера врач предложила его госпитализировать. Действительно, больница хорошая. Я его сопровождала и всё осмотрела. Далеко от нас, правда, но ничего, прямая линия метро. Там садик яблоневый, рядом – зелёный двор. С одним-то ребёнком мне легче стало. Но теперь за сына сердце изболелось. Эта его адова работа, похождения в банды, масса подозрительных физиономий в нашей квартире… Но сыну такая жизнь нравится, и я смирилась. Сама виновата – воспитала его соответственно.

– Да, я знаю, он рассказывал о ваших принципах, – кивнула Арина. – И я восхищаюсь вами! Так спокойно обо всём этом говорить…

– В жизни человек должен обязательно пройти через разные, порой диаметрально противоположные испытания. – Мария смотрела на закипающий чайник и говорила ровно, тихо, но твёрдо. – Бедность и богатство, комфорт и лишения, свет и тьма, страх и отвага – всё должно быть ведомо ему. Только закалившись в огне, а потом остыв в воде, он может приобрести нужную прочность. Я, к примеру, родилась в достаточно обеспеченной, любящей, полной семье. Потом потеряла мать, а отец всё время был в командировках, в том числе и за границей. Я подолгу жила одна, сводила концы с концами, учила уроки, вела хозяйство. Тысячу раз могла попасть в плохую компанию, пойти по кривой дорожке, бросить школу – но не сделала этого. Моя попытка вновь обрести большую, зажиточную, интеллигентную семью с треском провалилась. И я поняла, что ни один мужчина не дотянет до моего отца, который был и остаётся для меня идеалом. Тогда я решила сама воспитать такого мужчину…

– И у вас это прекрасно получилось! – перебила Арина. – Извините, но я действительно так думаю.

– Хотелось бы надеяться, – сдержанно заметила Мария. – Отец был генералом госбезопасности, и теперь мне этим колют глаза. Кстати, и Анджею тоже. – Мария называла сына по-польски. – Теперь многие женщины считают меня чокнутой, но я лишь смеюсь над ними. Они просто не понимают, что только так и нужно обращаться с мальчиком, чтобы потом видеть рядом с собой мужчину.

– Я бы не смогла так, как вы, – чистосердечно призналась Арина. – Наверное, я истеричка, слабачка. Мне жаль, что ваши внуки остались так рано без матери. А Андрей замечательно держится, и вы тоже. Такое не каждому дано…

– Успокойтесь, Ирочка, что вы! – Мария заметила, что из глаз гостьи закапали слёзы.

Она говорила, как всегда, взволнованно и сдержанно, стараясь сохранять самообладание. Но в это время дверь открыли ключом, и в прихожей послышались быстрые шаги.

– О-о, кого я вижу! – Андрей, похоже, очень удивился. – Захожу и чувствую, что Ариниными духами пахнет! Решил, что у меня от переутомления галлюцинации. – Он смотрел на гостью смеющимися глазами и ничуть не стеснялся матери. – Ты как здесь оказалась?

– Решила сама к тебе приехать, потому что ко мне нельзя. За квартирой следят. – Арина встала с табуретки. – У меня всё с собой, сейчас тебе отдам.

– Мам, нам нужно поговорить наедине, – заявил Андрей. – В комнате Лёлька спит?

– Да, я еле её уложила. Носик заложен, она плачет. Пришлось бежать за детским галазолином, чтобы хоть немного полегчало. Вы уж постарайтесь говорить тише, а то разбудите, и всё начнётся сначала. – Мария всё так же куталась в платок.

– Пойдём, в прихожей пошепчемся. – Андрей схватил Арину за локоть и вытащил из кухни. – Почему ты решила, что за квартирой следят? Я ведь как-то прошёл…

– Тогда, видимо, ещё не следили. Но узнали о событиях в Москве, решили усилить охрану, – объяснила Арина.

Она сияющими глазами смотрела на Озирского и замечала всё – его испанскую кожаную куртку, американскую чёрную рубашку, такого же цвета «бананы» и туфли.

– А как ты сейчас улизнула? – поднял брови Андрей. – Трудно было?

– Да нет, не очень. Муж велел только с шофёром выезжать, и мне пришлось подчиниться. Но в «Пассаже» я прошла насквозь и поймала такси. Жалко парня, конечно, то ты для меня дороже, – откровенно призналась Арина.

– Ты прямо во двор приехала? – забеспокоился Андрей.

– Да нет, не такая я дура, как ты думаешь, – обиделась Арина. – За квартал «тачку» остановила.

– Вот и славно, – заметил он. – Что тебе удалось узнать?

– Всё, что ты просил, – гордо заявила Арина. – Они переправляют товар сегодня – это точно. Зураб уехал из дома тридцать пять минут шестого. У него была договорённость где-то встретиться с Дмитрием. Но потом тот позвонил и сказал, что приедет прямо на станцию.

– Откуда ты знаешь, что Стеличек мужу сказал? – прищурился Андрей.

– А я трубку параллельного сняла, – беспечно хихикнула Арина. – Ничего, кажется, не заметил. Больше того, я записала номера автобусов, которые повезут это оружие. У них были арендованы сначала другие, а потом поменялись. Митя Зурабу номера назвал, а я подслушала и теперь передаю тебе. Вот, тут они у меня! – Арина достала блокнот, нашла между строчками нужные записи.

– Момент! – Андрей добыл свой ежедневник, будто из воздуха. – Где они? Вот эти? Отлично! – Он переписал номера и вскинул на подругу удивлённые, прозрачные глаза. – Ну, ты даёшь! Это же полный аншлаг. Ещё выведала что-нибудь?

– Я спросила мужа, где можно будет его найти ночью. Мол, боюсь одна оставаться, и всё такое…

– И что? – Андрей стал похож на пантеру, приготовившуюся к прыжку.

– А вот! – Арина протянула руку ладонью кверху. – Он мне телефон написал. Сказал, что будет там с двух часов ночи и всё утро.

Андрей, восхищённо качая головой, переписал в ежедневник ещё и этот номер.

– Так… Выходит, передача должна состояться в два часа ночи или чуть позже, – прикинул он. – Конечную станцию мы вычислим, и это – победа. Автобусы, считай, в наших руках. Целую ручки! – сказал Озирский и тут же прижал пальчики гостьи к своим губам. Она покраснела от смущения и восторга. – Номер телефона говорит о том, что это – Московский район, а конкретно – Предпортовая. Того и следовало ожидать. Откуда можно следовать туда через весь город? Из северных районов – Приморского, Выборгского, Калининского. Везде есть станции и склады, так что там искать смысла нет. Нужно перехватить их на подъезде к Предпортовой…

– Анджей, Ира, обедать пора! – напомнила Мария Георгиевна. – Или, скорее, ужинать.

– Аринка, давай-ка подзаправимся! – пригласил Озирский.

Он пошёл сначала в ванную тщательно вымыл там руки, а потом с видимым удовольствием устроился за столом. Арина, не спуская с него влюблённых глаз, села напротив. Есть ей совсем не хотелось, но за компанию с Андреем она была готова даже умереть.

– Можно мне остаться здесь пока? – спросила Арина, когда грибной суп был съеден. – Честное слово, я мужа до смерти боюсь! Ведь ему доложат, что я от водителя сбежала…

– Именно это я и хотел тебе предложить! – Озирский принял из рук матери тарелку с каким-то странным кушаньем, напоминавшим рагу. От него пахло мускусным мылом и цитрусовым одеколоном. – Я не могу отправить тебя обратно в логово. Вот когда твоего благоверного повяжут, сможешь вернуться. Постараемся сделать так, чтобы как можно больше его амбалов тоже оказались в изоляторе. Сейчас, разумеется, ты останешься здесь. Мам, я тебя очень попрошу никому дверь не открывать, запереться на все засовы. Я еду в телецентр, на Петроградскую – там у меня есть дела. Разумеется, твои сведения я немедленно передам по назначению. А это сейчас сделать довольно трудно, потому что на местах никого нет. Все бегают, как муравьи во время пожара. А потом, разумеется, я подскочу на захват этих автобусов. Проконтролирую всё лично, а после тебе расскажу. – Озирский с аппетитом ел, и за ушами у него трещало.

Арина клевала, как птичка, и не чувствовала вкуса рагу.

– Боже, Андрюшка, как я за тебя-то боюсь! – Она под столом положила руку ему на колено.

Андрей немедленно стиснул в своей сильной шершавой руке нежные тонкие пальцы, но сам при этом не перестал. Неизвестно, догадалась ли о чём-нибудь Мария; но она сделала вид, что ничего не заметила.

В это время в комнате раздался детский плач, и бабушка поспешила к внучке. Воспользовавшись её отсутствием, Андрей и Арина обнялись и слились в очередном бесконечном поцелуе, который на сей раз оказался особенно страстным…