Будни контрразведчика

Тронсон Роберт

Английский писатель Роберт Тронсон в повести «

Будни контрразведчика»

отобразил широкомасштабную и бессмысленную возню многочисленных английских спецслужб. Повесть печаталась в журнале «Вокруг света» за 1972 г. Перевела с английского Нинель Гвоздарева.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

1. Потайной ход

Хаббард–Джонс спрыгнул с автобуса и нырнул в ближайший подъезд. Он украдкой огляделся по сторонам, посмотрел вперед, назад. Через минуту огляделся снова, на сей раз внимательно и не торопясь. Вдруг следом за ним подкатят какие–нибудь широколицые славяне в черной машине с дипломатическим номером или подъедет в такси элегантная черноволосая красотка, иностранная контрразведчица… Но ничего похожего он не увидел.

Значит, все в порядке: слежки за ним нет. Снова разочарование — никакого интереса к его персоне с их стороны. Он пожал плечами и двинулся через дорогу.

На противоположном тротуаре он остановился полюбоваться собой у витрины табачной лавки и остался много доволен тем, что увидел. Приподнятое настроение, в котором он покинул заседание Объединенного совета контрразведки, вернулось к нему.

— Хаббард–Джонс, — обратился он к своему отражению в стекле. — Хаббард–Джонс, приятель, ты, верно, что–то затеял.

— Доброе утро, сэр.

В стекле рядом с ним возникла высокая тощая фигура. Хаббард–Джонс пришел в неописуемую ярость, и хорошее настроение мигом улетучилось. Однако он даже не повернул головы и лишь процедил, как чревовещатель, сквозь зубы:

— За каким чертом вас сюда принесло, Джонсон?!

— Я иду обедать, сэр. У меня сейчас перерыв…

— Сколько раз я вам говорил, — накинулся на провинившегося Хаббард–Джонс, позабыв о конспирации. — Сколько раз! И вам, и всем остальным: встретили меня на улице — сделайте вид, будто не знаете. А если я, черт побери, веду слежку за опасным агентом? И вообще! Вы нас провалите, Джонсон! — вопил он. — Нас всех поубивают из–за вас…

Тут он смолк, заметив, что вокруг в ожидании драки собралась небольшая толпа.

Окинув зевак гневным взглядом, Хаббард–Джонс круто повернулся и зашагал прочь.

Он пересек еще одну улицу и оказался в узком переулке под названием Пикок–Лейн. Там, между конторой строительного подрядчика и довольно сомнительным заведением, где перекрашивали автомобили, помещался его отдел. Хаббард–Джонса трясло от негодования.

— Я из этого Джонсона кишки выпущу! — гремел он на весь переулок, пиная ржавые мусорные контейнеры у входа в дом под вывеской «Акционерное общество Футлус. Производство документальных, видовых и короткометражных фильмов». — И вообще, мне положена шикарная контора на Майфер, а не такая дыра, — добавил он поспокойнее, прыгая на одной ноге и потирая другую: он больно ушиб ее о зловредный контейнер.

У Хаббард–Джонса настроение всегда менялось неожиданно и резко, в этом он походил на английскую погоду. Сейчас его терзала обида на несправедливость.

Войдя в контору, Хаббард–Джонс остановился у стеклянной двери с надписью «Постановочная часть» и злобно воззрился на пятерых сотрудников, которые лениво перебирали за столами бумажки.

— Забываете о конспирации! Распустились! — завопил на них Хаббард–Джонс. Сотрудники подняли на него равнодушные глаза. Такие вспышки были им не в новинку, и они уже не принимали их всерьез. Хаббард–Джонс повернулся на каблуках и, громко топая, стал подниматься по лестнице. На полпути он остановился, подумал и дальше двинулся на цыпочках. На верхней площадке он неслышно подкрался к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и постоял минуту, прислушиваясь.

— В–девять, — услышал он. — В–девять. А–пять. А–семь… Звучит неплохо, серьезная шифровальная работа, как и полагается на секретной службе.

Хаббард–Джонс самодовольно усмехнулся.

За дверью в неприбранной комнате царил покой. Придурковатый шотландец Джок Мак–Ниш, положив ноги на стол, разглядывал картинки в порнографическом журнале и самозабвенно жевал резинку. Молодой человек и девушка играли в морской бой.

—… и А–восемь, там, наверно, что–то есть.

— Ничего, — объявила девушка. — У меня Г–три, ваш крейсер пошел ко дну, мистер Бейтс…

Дверь распахнулась, и на пороге возник жирный, пучеглазый Хаббард–Джонс. Сотрудники на миг оцепенели, потом с виноватыми лицами кинулись к своим бумагам. Хаббард–Джонс не произнес ни слова. Он лишь окинул всех скорбным взглядом и в горестном молчании проследовал в свой кабинет, или, как он его называл, «святилище».

— Вот это влипли! Подловил он нас все–таки, — проговорил, наконец, Рональд Бейтс.

— Ерунда, просто он не в духе. Видно, ему влетело на этом дурацком совещании за то, что много о себе понимает. И поделом ему, воображале, — сказала девушка, повернулась к своей машинке и с силой застучала по клавишам, словно вымещая раздражение на своего шефа.

— Неловко как–то получилось. Он приходит, а мы тут бездельничаем, играем в морской бой, конечно, ему неприятно, — сокрушался Рональд. Он слегка кривил душой — особой неловкости он не испытывал, а просто считал, что добросовестный человек должен на его месте устыдиться такого поведения.

— Заткнись, Рон, — злобно оборвал его Мак–Ниш.

Рональд вспыхнул, но заткнулся. Это был обыкновенный молодой человек, совсем неприметный, и лишь что–то простодушное и открытое в его лице отличало его от других.

Дверь «святилища» отворилась.

— Скромница! Идите сюда, быстро, — скомандовал Хаббард–Джонс.

— И когда он перестанет называть меня Скромницей, — вздохнула девушка, вставая и поправляя белокурые волосы. — У меня есть имя — Джина, Джина Кафф.

Хаббард–Джонс перекрестил ее в Скромницу в честь своей любимой литературной героини — персонажа из серии приключений в картинках, которая публиковалась в «Ивнинг стандард».

Скромница остановилась на пороге кабинета, обернулась и с мольбой взглянула на Рональда — пусть хоть он поймет, как тяжело ей приходится. Рональд смущейно опустил глаза. Джина вздохнула еще раз и исчезла в кабинете, с такой силой захлопнув за собою дверь, что на полках забренчали пустые коробки от кинопленки, загрохотали ящики с наклейками «Сценарии», «Последовательность кадров» и тому подобное. «Акционерное общество Футлус» служило всего лишь вывеской для одного из отделов службы национальной безопасности, но правила конспирации здесь блюлись свято.

Хаббард–Джонс гордился своей должностью. Он надувался спесью от сознания собственной значительности, хотя отдел его был не из особо важных, и работа там была лишена всякой романтики. «Отделу наблюдения за иностранными гражданами» вменялось в обязанность совместно с иммиграционными властями и Особым управлением Скотланд–Ярда вести повседневную слежку за подозрительными иностранцами, обосновавшимися в Соединенном Королевстве. До того как заведующим назначили Хаббард–Джонса, на этом посту много лет находился отставной армейский майор, служака, начисто лишенный воображения. Единственным его вкладом в дело была подробнейшая картотека ресторанов и кафе с восточной кухней. Майор считал, что быстрый рост числа подобных заведений в Великобритании свидетельствует о наличии опасного заговора со стороны восточных государств.

Отдел не располагал особыми возможностями. На его счету не имелось ни одного пойманного шпиона, и роль он играл весьма незначительную, а вернее — он был попросту не нужен. Но теперь его шеф вознамерился все это изменить, по крайней мере так он всем говорил…

«Пока что никаких изменений не видно», — грустно размышлял Рональд. Несмотря на туманные разлагольствования шефа о великом будущем, в отделе царила все та же будничная рутина. Время от времени Хаббард–Джонс пытался оживить работу несогласованными с начальством безумными тратами. Крупные суммы из скудных ассигнований (которые, кстати говоря, сокращались из года в год) выбрасывались вдруг на:

а) сомнительные мероприятия: «Бейтс, всем сотрудникам нужно пройти специальную тренировку. Ходят слухи, что начальство УВБ собирается переформировать отдел в десантный отряд по борьбе со шпионажем»;

б) опасные мероприятия: «Да, вот еще что, Бейтс. Я взял нового сотрудника, Мак–Ниша. Официально его оформить нельзя, поэтому платить я ему буду из наличного фонда. Он туповат, но нам понадобятся крепкие ребята, если придется, — тут он перешел на невнятный шепот, — убивать, когда наступит время…»;

в) личные цели: «Хватит ворчать, Бейтс. Без вас знаю, что девчонка печатает плохо, но, черт побери, глава отдела имеет право выдавать денежные премии по своему усмотрению».

Рональда глубоко тревожили эти нелепые выходки. Он с пуританской бережливостью относился к деньгам налогоплательщиков. В особенное уныние его поверг последний неоправданный расход шефа — Хаббард–Джонс не только выбросил на ветер неслыханную сумму государственных денег, но и лишил своих сотрудников единственного прибежища, превратив уютную уборную в коварную западню.

Почти всю уборную теперь загромоздила старинная газовая колонка, настоящее страшилище. Казалось, будто она наглухо привинчена к стене, на самом же деле она стояла незакрепленная на полу и могла в любую минуту рухнуть на ноги незадачливому посетителю. Это тяжеловесное сооружение из труб , баков и кранов, памятник какому–то давно умершему хитроумному водопроводчику, скрывало за собой секретную дверь в потайной ход — очередная глупость Хаббард–Джонса, которая влетела в немалую копеечку.

— Нам нужен запасной выход, — повторял он несколько месяцев подряд. — Да нет же, Бейтс! Какой еще пожар, дурак вы набитый! Это на случай, — здесь он понижал голос до выразительного шепота, — на случай, если они нападут на нас с парадного хода.

Навязчивая идея об их (кто бы они ни были) нападении все чаще и чаще приходила в голову Хаббард–Джонсу. И когда получили очередную квартальную субсидию, он без зазрения совести истратил ее на аренду заброшенного гаража на пустыре позади конторы… И теперь (если допустить, что нашелся бы подобный смельчак) можно было через дыру за колонкой головой вниз соскользнуть между двумя стенами в набитый старыми покрышками стенной шкаф гаража.

«Но кто полезет туда по своей охоте?» — размышлял Рональд, стараясь не задеть злобную колонку. И в сотый раз спрашивал себя: «Что я делаю? Зачем я здесь? И что будет дальше?» И в сотый раз был вынужден признать, что не может ответить ни на один из этих вопросов.

В огромной картотеке Управления внутренней безопасности на одной маленькой карточке поместилась вся официальная биография Рональда. Там было сказано:

Бейтс Р. (образов. — средняя школа). Место прохожд. воен. службы — Кент. Перев. в разведывательный корпус. Имеет офицерское звание. По оконч. службы завербован в систему безопасности. Назначен зам. зав. отделом наблюд. за иностр. гражд. Дополнение: оч. добросовестен; отлично составляет документацию.

Рональд немало бы огорчился, доведись ему прочесть это бесстрастное жизнеописание. В нем не было ни слова о тяжелом детстве, которое он теперь винил во всех своих недостатках и слабостях. (Правда, там не упомянули также и причины, по которой Рональда перевели на секретную службу — а именно: того, что он показал себя никуда не годным солдатом). Но разве могла официальная бумажка передать, каким разочарованием оказалась для Рональда служба в контрразведке? Солдатом он частенько мечтал о заманчивой стороне этой профессии — белых смокингах, бесшумных пистолетах и пышногрудых брюнетках. Реальность оказалась куда прозаичнее: томительные месяцы в продутых сквозняком коридорах службы внутренней безопасности и ускользающая призрачная мечта о романтическом задании, которое можно доверить только ему. Его не направили в блистательный МИ–5 или куда–нибудь в этом роде — нет, его ждал отдел Хаббард–Джонса. И Хаббард–Джонс преподнес ему самую горькую пилюлю (этого тоже не было в карточке), когда объяснил, почему он,выбрал себе в помощники именно Рональда.

— А, Бейтс, рад видеть вас в числе своих сотрудников, — встретил он его. — Теперь слушайте: главная наша задача — это обскакать все другие отделы контрразведки.

Рональд тупо уставился на своего нового шефа, пораженный его необычайным уродством.

— Вот единственная причина, — безжалостно сообщил Хаббард–Джонс, — по которой я просил назначить вас сюда. Вы столько времени болтались в правлении — у вас там должны быть полезные связи. Так вот, держитесь за них. Я не постою за расходами, чтобы получать информацию о других отделах безопасности и обскакать их. Ясно?

Сокрушительный удар? Но худшее было впереди…

Патриота Рональда привела в ужас легкость, с какой он сумел выполнить недостойное требование шефа. Пока Рональд набирался храбрости, чтобы обратиться к кому–нибудь из знакомых сотрудников Управления внутренней безопасности, один из них сам предложил ему свои услуги. В последующие несколько месяцев почти весь фонд отдела на «непредвиденные расходы» перешел в карман этого информатора, а картотека о соперниках Хаббард–Джонса необычайно разрослась.

Рональду не понадобилось много времени, чтобы понять, как мешают в избранной им карьере энтузиазм, преданность, трудолюбие и другие свойственные ему черты. И сейчас он угрюмо размышлял об этом, подпирая спиной газовую колонку в уборной. В дверь забарабанили.

— Ты здесь, Рон? Он тебя зовет, — пробасил голос с сильным шотландским акцентом. Минута покоя истекла, Рональд тяжело вздохнул и вышел. Хаббард–Джонс, казалось, был теперь в отличном расположении духа. Он сидел у Рональда на столе, хлопая себя линейкой по толстой ляжке. В «святилище» у открытой двери Скромница застегивала блузку.

— Живей, живей, живей! — орал Хаббард–Джонс. — Хватит ковырять в носу, Бейтс! Вы — контрразведчик. Нечего ворон считать.

Он игриво хлопнул Рональда линейкой по ноге. Рональд тоскливо подумал, что выглядит как наивный мальчуган.

— Как прошло заседание, сэр? — спросил он вежливо, вспомнив, что шеф только что вернулся из Управления.

— Очень, очень интересно. Об этом я и собираюсь с вами поговорить. Кто–то что–то затевает… Мак–Ниш, убирайтесь, и вы, Скромница!

Мак–Ниш и Скромница нехотя вышли, а он продолжал:

— Видите ли, до начала совещания я постоял у сэра Генри Спрингбэка под дверью, я хотел… То есть, собственно, я приехал в Управление рано. И разыскивал столовую, хотел выпить чашку кофе. Ну, вы сами знаете, Бейтс, это здание — настоящий лабиринт.

Рональд уныло кивнул. Его невыразимо угнетала привычка шефа бесстыдно подслушивать под дверьми.

— Останавливаюсь я, значит, случайно в этом коридоре, хотел спросить у кого–нибудь, как оттуда выбраться — оказалось, что я рядом с кабинетом сэра Генри… Этот старый дурак кудахтал, как истеричная наседка, и все было слышно: «Не могу, не могу — это же государственная измена», потом слышу, еще кто–то (я не разобрал кто, он говорил чертовски тихо) отвечает… Знаете, что он сказал?

Рональд кротко покачал головой.

— Он сказал: «Ваше единственное спасение — никому об этом ни слова. Даже не упоминайте об этом курьере. Если вы проболтаетесь на заседании, все набросятся на вас». Вот так. Каково, Бейтс?

Рональд помолчал минуту и спросил:

— А что было потом?

— Чья–то идиотка секретарша вышла из соседнего кабинета, и мне пришлось спрятаться в шкафу со щетками и ведрами. Но они что–то затевают, это точно. Сэр Генри все заседание подпрыгивал и разевал рот, как издыхающая рыба, — и никто ни словом не обмолвился о курьере.

— Но…

— Бейтс, глава службы внутренней безопасности утаил информацию особой важности о вражеском шпионаже! Намеренно утаил от всего Объединенного совета контрразведки! И все, что вы, черт вас побери, можете сказать — это «но»!

— Но…

— К черту, Бейтс, я вам сейчас сверну вашу дурацкую шею! — Хаббард–Джонс в ярости стукнул по столу кулаком.

Воцарилась долгая и напряженная тишина. Рональд ждал затаив дыхание. Но, как ни странно, Хаббард–Джонс вдруг совершенно спокойно сказал:

— Слушайте внимательно, Бейтс, как раз такой возможности я и дожидался. Мне надо подсидеть старого Генри, значит, нужно разузнать, что именно он утаил… Итак, беритесь за это дело, дружище!

На Рональда надвигалось багровое лягушачье лицо с выпученными глазами.

— Бейтс, это приказ! Совесть подсказывала Рональду, что нужно возмутиться. Но он свято верил в дисциплину, и неповиновение было для него столь же омерзительно, как джин для трезвенника. А кроме того, он попросту боялся своего шефа, когда тот входил в раж. Он с тяжелым сердцем снял трубку и набрал номер Управления внутренней безопасности.

— Не поиграть ли нам завтра после работы в гольф? — спросил он, когда его соединили.

Он говорил неестественно веселым голосом, хотя лицо у него было виноватое — и немудрено, ведь этот бывший бойскаут принимал теперь участие в купле–продаже государственных секретов.

— В гольф? Вообще–то я сейчас очень занят садом. У меня куча дел — надо пересадить пятьдесят кустов, — услышал Рональд в ответ.

— Да бросьте, вы проведете время в двадцать раз приятнее. Встретимся. завтра, а?

Код был несложен. «Гольф» означал СЕМУВБ, «Сводку ежедневных мероприятий Управления внутренней безопасности», особую книгу с подробным отчетом о каждом действии в системе британской контрразведки, «пятьдесят кустов» — цену в фунтах за то, чтобы эту книгу просмотреть. Бодрое встречное предложение Рональда — двадцать фунтов было с презрением отвергнуто, собеседники долго торговались, хитроумно подбирая фразы, и, наконец, сошлись на сорока пяти фунтах.

— Ну как? — осведомился Хаббард–Джонс, когда Рональд в изнеможении положил трубку,

— Я получу ее завтра вечером, значит, в субботу и воскресенье я смогу над ней поработать.

— Ладно, — сказал Хаббард–Джонс, даже не поблагодарив подчиненного за подобную самоотверженность.

Рональд задумался — единственное утешение было в том, что, заключая столь позорную сделку, он все–таки сумел сберечь пять фунтов государственных денег.

 

2. Государственные тайны

Антони де Вир Бакстер Лавлейс, член клубов Уайта, Брукса и Будла, дважды упомянутый в журнале «Закройщик и портной» в числе десяти самых элегантных мужчин Великобритании, отложил «Файнэншл тайме» и собрался идти обедать. Щегольская внешность этого невысокого, стройного человека странно не вязалась с обстановкой в запущенном здании на Уайтхолле, где под вывеской одного из отделов министерства сельского и рыбного хозяйства скрывалось Управление внутренней безопасности. Лавлейсу было тридцать два года, он двигался изящно, как женщина, отличался аристократической внешностью, вкрадчивыми манерами и непомерным самодовольством.

В длинном коридоре, куда выходила дверь его кабинета, не было ни души, только вдалеке у лифта виднелась изможденная фигура, слегка напоминавшая одну из злых карикатур на Невиля Чемберлена в дни Мюнхена. Это был сэр Генри Спрингбэк. Бедняга сэр Генри! Шесть лет службы в системе британской безопасности превратили его из способного и дельного администратора в жалкого и беспомощного неврастеника.

Прошел всего лишь год, как Бакстера Лавлейса назначили на пост Главного офицера связи объединенной контрразведки, пост, созданный со специальной целью — глава службы внутренней безопасности явно терял способность здраво мыслить и нуждался в прочной опоре. Сейчас, подкрадываясь к понурому сэру Генри, Лавлейс испытывал законную гордость. Многие отделы контрразведки похвалялись тем, что они довели сэра Генри до нервного тика, агентство «Б» ставило себе в заслугу, что у их шефа постоянно трясутся руки. Но Бакстер Лавлейс превзошел их всех. По его вине сэр Генри страдал тяжелой нервной экземой. Она покрывала коростой его бледное и унылое лицо.

— Ой! — взвизгнул сэр Генри, когда ему на плечо опустилась затянутая в безукоризненную перчатку рука. Он испуганно отпрянул назад и, безмолвно открывая и закрывая рот, в ужасе воззрился на своего первого заместителя.

— Что у вас за привычка, Лавлейс, подкрадываться сзади! — вымолвил он наконец.

— Нечистая совесть? Сэр Генри тихо застонал.

— Зачем вы меня на это толкнули? Это — сокрытие информации, должностное преступление…

— Я вас ни на что не толкал. Вы занимаете ответственный пост, от вас ждут самостоятельных решений.

— Но если узнает министр внутренних дел или эти ужасные типы из отдела борьбы со шпионажем…

Перед ними остановился лифт, и сэр Генри Фаулер Спрингбэк, королевский советник, кавалер ордена Британской империи, вошел в кабину, сопровождаемый своим злокозненным заместителем. В лифте уже находился один пассажир — маленький старичок с добрым лицом. При виде сэра Генри его слезящиеся глазки засияли собачьей преданностью,

— А, это вы, Кроум. — Сэр Генри заметно повеселел. — Лавлейс, вы ведь знаете Кроума?

— Конечно. Кто же его не знает? Действительно, весь штат Управления внутренней безопасности знал и любил старика

Кроума, старшего клерка центрального сектора документации. Он бродил по всему зданию, шаркая ногами и благодушно улыбаясь, и где бы ни появился этот согбенный, тощий старичок в поношенном черном костюме, пахнущем чернилами, и сверкающих белизной воротничке и манжетах, везде ему были рады.

— Это чиновник старой школы, — говорили о нем. — Теперь таких не бывает. Сэр Генри обожал Кроума.

— Как вы себя чувствуете, Кроум? — заботливо спросил он.

— В моем возрасте жаловаться не приходится, сэр. Подумываю об уходе на пенсию. Уже недолго осталось… Что с вами, сэр? — обеспокоился старик, увидев, что сэр Генри переменился в лице.

Откуда было Кроуму знать, что за последнее время сэра Генри терзали странные суеверия — он выдумывал свои собственные приметы. Если он замечал на улице монахиню или беременную женщину, то сидел, скрестив указательный и средний пальцы, пока машина не минует три светофора, вид катафалка на много дней погружал его в уныние. Но старик Кроум был для него связан с самой опасной приметой. Сэр Генри убедил себя, что умрет в тот день, когда старик Кроум уйдет на пенсию.

— Что с вами, сэр? — повторил Кроум . Лифт остановился, и двери растворились.

— А? Что? Ничего, ничего, благодарю вас, Кроум, — горестно ответил сэр Генри. Бакстер Лавлейс, радуясь, что лицо у его шефа дергается сильнее обычного, пошел через вестибюль к выходу. Старик Кроум сочувственно покудахтал и тоже покинул лифт, но сэр Генри словно застыл на месте.

По пятницам старик Кроум всегда задерживался на службе — в нем жил природный ужас перед незаконченными делами, которые могли остаться на следующую неделю. Начальство всячески поощряло его рвение.

— Кроуму цены нет, —- говорили они. — Что бы мы без него делали? И не один сэр Генри страшился того часа, когда старик выразит желание уйти на пенсию.

В эту пятницу Кроум завершил свою добровольную сверхурочную деятельность сравнительно рано. В 6.15 он взял котелок, зонтик и портфель, собрал ворох секретных бумаг, которые надлежало сдать в особый сейф, и на лифте спустился в подвал.

Несколько лет назад весь подвал был перестроен, и теперь, выйдя из лифта, вы попадали из помпезного интерьера конца прошлого века в обстановку, представляющую собой нечто среднее между декорацией к научно–фантастической пьесе и вокзалом в стиле модерн.

Кроум пошел по длинному коридору, миновал объявление «Только с пропусками класса «А» и остановился перед массивной стальной дверью. На ней было второе объявление, еще более грозное: «Внимание! Охрана имеет приказ стрелять в каждого, кто пытается проникнуть в данное помещение без пропуска».

У Кроума зажужжало над головой — он попал в зону телевизионного контроля. Затем стальная дверь в десять дюймов толщиной бесшумно отворилась, обнаружив замки, которые сделали бы честь Форту Нокс.

— Привет, мистер Кроум, вы сегодня пораньше, чем обычно, — сказал вооруженный автоматом охранник в черной форме, возникший по ту сторону двери.

Он провел старика Кроума во второй лифт — зловещую ультрасовременную коробку из бронированной стали, отливающей змеиным блеском.

Через мгновение Кроум очутился в просторном бетонном зале. Здесь двое охранников дежурили в будке из пуленепробиваемого стекла. Кроум пересек барьер с рентгеновской установкой — она проверяла, нет ли у входящего оружия, — затем попал под лучи аппарата с чувствительным элементом, реагирующим на фотопленку в любой, даже микроскопической фотокамере, и остановился перед будкой.

— Привет, мистер Кроум, все работаете?

— Что поделаешь, мистер Ледбеттер . Гм… я, значит, хотел бы… — Кроум заглянул в свои бумаги: — Мне нужны Альфа Ноль Три, Гамма Две Единицы и Омега.

Старший охранник повторял кодовые группы, а второй вручал Кроуму соответствующие ключи. Затем они повернули в будке тяжелое колесо, и открылась еще одна стальная дверь —в противоположном конце зала. Дверь вела в хранилище, где под железобетонными, устойчивыми против ядерной радиации сводами в сорок футов толщиной хранились в сейфах самые секретные тайны державы.

— Почему это он проходит не как все? Пропуск не показывает, в книге не расписывается, и вообще? — спросил второй охранник, когда согбенная спина Кроума исчезла за дверью. Охранник был новичок и еще не знал всех особенностей службы внутренней безопасности.

— Вот что, парень, — строго заметил ему старший, — старик Кроум здесь на особом положении. Для него, можно сказать, свои законы.

— Но ведь у него пропуск класса «В». Как же, он проходит?

— Класс «В» или не класс «В», ты запомни: Кроум надежнее многих, кто ходит сюда по праву. — с жаром заявил начальник охраны. И уже спокойнее добавил: — Да и как его не пустишь, если он один из всего Управления знает, где что находится.

В хранилище между тем Кроум уже засунул в свой портфель толстый фолиант, на обложке и на каждой странице которого стоял красный гриф: «Совершенно секретно. Ни при каких обстоятельствах не выносить из хранилища». Кроум запер сейф и двинулся к другому, обозначенному «Омега». Там в отдельных ячейках с особыми шифрами находились катушки магнитофонной ленты, числом более тысячи (на каждого сотрудника Управления внутренней безопасности, начиная с главы Управления и кончая официантом, разносившим по кабинетам чай). Это были записи всех телефонных разговоров с внешним миром.

Кроум раскручивал карандашом пленку в ячейке под своим именем и с законной гордостью патриота думал про себя, что за страну, где так замечательно обстоит дело с внутренней безопасностью, тревожиться нечего.

Он вытянул хвостик пленки с четкой надписью: «четверг, 23 сентября, время 12.63—12.56, звонил Бейтс, предмет разговора — гольф», аккуратно срезал его серебряным перочинным ножом и намотал на ручку зонтика.

Без двух минут семь Кроум был на вокзале Ватерлоо. Он купил вечернюю газету и не спеша спустился по мраморным ступеням в сверкающую белым кафелем уборную. Заплатив четыре пенса, Кроум получил салфетку и одежную щетку. Он снял пальто, повесил его вместе со шляпой, зонтиком и портфелем на вешалку, завернул манжеты и с наслаждением погрузил руки в теплую воду.

Через три умывальника от него другой посетитель поднял голову и стал энергично вытирать лицо. Это был Рональд Бейтс. Кроум украдкой наблюдал за ним в зеркале. Рональд надел пиджак, подошел к вешалке, взял портфель Кроума, и, громко топая, побежал вверх по лестнице ид перрон. На соседнем крючке он оставил точно такой же портфель, где лежали 45 фунтов в мелких засаленных купюрах.

 

3. Избранник судьбы

Хаббард–Джонс с бритвой в руке застыл в волнении перед зеркалом. Лицо у него было наполовину покрыто мыльной пеной, но все–таки оно выглядело этим утром необычно.

— Я избранник судьбы, — звучно обратился он к своему отражению, и ванная откликнулась на эти пророческие слова мелодичным эхом.

Из спальни доносилось приглушенное хныкание и шуршание. Скромница одевалась.

— Убирайся к черту! — крикнул он ей и снова погрузился в мечты об уготованной ему великой судьбе. 9.45. Понедельник, 27 сентября. Он твердо знал — наступил его день.

Его день. Быть может, этому дню суждено стать национальным — нет, всемирным! — праздником. Люди приколют на грудь значки с его портретом, и все усядутся за праздничные столы. «Что вы делаете в день Хаббард–Джонса? Едете куда–нибудь?» — «Нет, мы собираемся провести его дома, в семейном кругу, ведь для нас это священный день».

Хаббард–Джонс сделал над собой усилие и добрился. Уж если этому дню суждено стать днем его величия, нужно начинать его достойно…

Стуча каблуками, Скромница взбежала по деревянной лестнице, и вот она уже в конторе «Акционерного общества Футлус».

— Вы сегодня рано, — заметил Рональд. В его словах не было и тени сарказма. Четверть двенадцатого — это действительно было рановато для Скромницы. Четких заданий отделу не давали, сотрудников нанимали бог весть по какому принципу, и поэтому рабочий день начинался поздно. Но добросовестный Рональд всегда являлся в девять, а сегодня и того раньше — он встретился в кафе с Кроумом, чтобы снова обменяться портфелями.

— Я приехала на метро, — объяснила девушка, усаживаясь на стол, за которым работал Бейтс, и, помолчав, добавила:

— Он меня все время обижает…

Рональду очень хотелось попросить ее слезть с фотокопий, аккуратно разложенных на столе, — это были снимки с двадцати страниц книги, которую он брал у Кроума, — он слышал, как хрустит плотная бумага, но не мог вымолвить ни слова, чтобы спасти плоды своего труда, он только смотрел на гладкое колено и белое–белое плечо. Скромница наклонилась к нему поближе:

— Знаете, что он сегодня утром болтал? Рональд, в восхищении от ее красоты, лишь помотал головой.

— Он снова завел свою старую песню: мы диверсионно–десантный отряд, и сегодня особенный день, и все мы этого дня столько времени ждали, а сам он на пороге великих дел.

— Кто знает, может, быть, так оно и есть. Поглядите. Рональд протянул руку за фотокопиями, на которых сидела Скромница, и потащил из–под

нее лист бумаги. Девушка вдруг вскочила, сбросив плоды его труда на пол.

— Ах, неужели и вы такой же, как все! — воскликнула она, бросилась в «святилище» и заперлась там на ключ.

Хаббард–Джонс приехал перед самым обеденным перерывом — он все утро отмечал в баре на углу «День Х. — Дж.».

— Сэр, они действительно ведут странную игру, — сказал ему Рональд, как только шеф появился на пороге. — Вот посмотрите. Вы сказали, что сэр Генри упомянул какого–то курьера. И курьер должен был прибыть в лондонский аэропорт накануне этого заседания. И он прибыл. Но его машину по дороге в Форин оффис обстреляли. Курьер был убит, а мешок с диппочтой украден! — Рональд перевел дыхание. — И он не первый, — продолжал Рональд, но шеф бесцеремонно его перебил:

— А что я говорил? Черт возьми, я—гений! Гений! Что я говорил? Утайка. Он это утаил. Даже не упомянул на совещании. Ну, теперь сэр Генри Спрингбэк у меня на вертеле. Я его зажарю! Зажарю!

— Минуточку, сэр, я не закончил. Это не все. Это только начало.

— С меня достаточно!

— Нет, взгляните, сэр, — кодовое название материалов, которые этот курьер вез, — Терн–сихора!

Хаббард–Джонс тупо поглядел на Рональда. Он нетвердо держался на ногах.

— Тер–р — как вы сказали?

— Терпсихора, муза танца.

— А–а… Бейтс, вы пьяны.

— Но, послушайте, сэр, — было еще три курьера, их точное так же убили в течение предыдущих двух недель. Вот кодовые названия их материалов. Клио, Талия, Евтерпа… Понимаете?

— Что понимаю? Бейтс, у вас ничего не разберешь.

— Это все имена муз. Понимаете — эти задания все связаны между собой. И их должно быть еще пять — ведь муз было девять…

Но уж этого Хаббард–Джонс снести не мог — он никому не позволит считать его неучем!

— Черт вас побери! Я не хуже вас знаю, сколько было муз. Я тоже учился в школе. Стараясь держаться с достоинством, он проследовал к двери в свой кабинет, но дверь была заперта.

— Какого черта! — завопил он. — Кто там?

— Пошел вон, — донесся из–за двери голос Скромницы.

— Ну это мы посмотрим. Запомните: мы теперь десантный отряд. Хаббард–Джонс сделал шаг назад и изо всех сил бросился на упрямую дверь в ту самую минуту, когда Скромница, убоявшись своего непослушания, отперла ее. Хаббард–Джонс с разбегу влетел в кабинет, потерял равновесие, стукнулся головой об угол письменного стола и рухнул замертво.

Рональд и девушка склонились над бесчувственным телом, и в это время в комнате появился Джок Мак–Ниш.

— Что случилось? Рональд и Скромница объяснили как умели, стараясь не выставлять Хаббард–Джонса в уж очень нелепом свете. Джок примерился и тяжелым башмаком три раза сильно ударил шефа в бок.

— Это тебе за безмозглого шотландца, — прошипел он и пошел прочь. — Запомни, Рон, — добавил он, вдруг обернувшись: — Уж если бить, то лучше лежачего. И исчез за дверью.

Наступили три хлопотливых дня.

Они были полны хлопот для Хаббард–Джонса: долгие часы он сидел в одиночестве у себя в кабинете с забинтованной головой и перевязанной грудью и обдумывал, как наилучшим образом подложить бомбу, которая потрясет Управление внутренней безопасности до железобетонного основания.

Они были полны хлопот для Рональда Бейтса: у него не шла из головы так неожиданно выплывшая тайна «Девяти муз». Он впервые столкнулся с настоящей разведывательной операцией, в которой действовали живые, из плоти и крови шпионы. Он был взволнован и встревожен.

У старика Кроума тоже хлопот был полон рот: человек по натуре справедливый, он не хотел отдавать предпочтение одному какому–то отделу и изрядно потрудился в эти дни, пустив по рукам книгу СЕМУВБ, причем процедура обмена происходила в самых неожиданных местах, включая вагон метро, читальню Общества христианской науки и комнату ужасов в Музее восковых фигур мадам Тюссо.

 

4. День длинных ножей

— Господи! — ужаснулся сэр Генри, открывая дверь своего кабинета и увидев там троих коллег.

Мелкий проступок, совершенный на прошлой неделе, не давал сэру Генри покоя. Ему все время мерещился огромный заголовок в «Таймс»: «ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ СКРЫВАЕТ УТЕЧКУ СЕКРЕТНОЙ ИНФОРМАЦИИ».

В помутившемся сознании сэра Генри рождались мысли о всевозможных напастях, его терзали мрачные предчувствия. Он уверил себя, что сегодня решится его судьба. Самолично им составленный гороскоп гласил: «Если сегодня, в четверг, 30 сентября до конца заседания Объединенного совета контрразведки его преступление не будет раскрыто, значит все обойдется, и никто не узнает его позорную тайну». Но дорога на службу в это утро кишела дурными приметами: на каждом шагу беременные женщины, монахини и катафалки. И теперь, увидев, что в кабинете его дожидаются трое, он понял: это конец.

Слева направо сидели:

Первым — Крэбб, начальник Особого управления Скотланд–Ярда, известный больше по прозвищу Кислятина, которое он получил еще в бытность свою молодым констэблем. Говорили, что за тридцать восемь лет службы он ни разу не улыбнулся.

Вторым — Бойкотт, заместитель начальника Особого управления, самый молодой в стране полицейский в столь высоком чине (всего двадцативосьми лет от роду), поборник использования современных методов.

Третьим — Бакстер Лавлейс.

Первый и второй созерцали друг друга с нескрываемым отвращением. Третий взирал на них обоих с презрительным безразличием.

Сэр Генри не сомневался, что начальство Особого управления явилось его арестовать, а Бакстер Лавлейс пришел поиздеваться.

— Господи! — повторил он и добавил: — Прессе уже все известно?

— О чем это вы? — спросил Бакстер Лавлейс — Вы сегодня очень опоздали. Все вас ищут. — Безжалостные зеленые глаза Бакстера Лавлейса буравчиками сверлили объятого ужасом сэра Генри. — Что это вам вздумалось лазать словно вору по пожарной лестнице на потеху всему Управлению? Вы что, нездоровы? — добавил он с любопытством, но без тени сочувствия.

Сэр Генри (он уже протянул вперед руки в ожидании наручников) икнул и привалился в изнеможении к двери.

— Дело в том, — продолжал Бакстер Лавлейс, — что Бойкотт, по–видимому, откопал какие–то весьма неаппетитные сведения. Давайте займемся ими, у нас есть еще десять минут до этого проклятого совещания.

Начальник Особого управления Крэбб прокашлялся и вставил:

— Мне нужно кое–куда позвонить. Докладывайте без меня, Бойкотт.

Крэбб явно не желал принимать в подобном деле никакого участия. Он оглядел своего заместителя. Казалось, будто гробовщик мысленно прикидывает размеры гроба для смертельно больного.

Успех Крэбба на полицейском поприще объяснялся его блестящей интуицией, которую он сочетал с обстоятельной и упорной логикой. Он приучил себя рассуждать вопросно–ответным методом, и сейчас, как всегда, прибегнул к нему.

В. Долго ли еще ты сможешь терпеть Бойкотта у себя на шее?

О. Нет.

В. Как же ты думаешь от него избавиться?

О. Пока еще не знаю, но нужно придумать что–нибудь похитрее.

И, взяв пальто и шляпу, он вышел.

Заместитель начальника Особого управления Эдвард Бойкотт поднялся во весь свой шестифутовый рост, с грохотом опрокинув низкий столик. Он знал, что Бакстер Лавлейс его не переваривает, но это его вдохновляло и радовало.

В ходе его молниеносной карьеры начальство нашло у Бойкотта лишь один недостаток — бестактность, а если такое заметили в полиции, значит бестактность эта была поистине вопиющей. За полгода пребывания на посту заместителя начальника Особого управления он нажил немало врагов среди начальства, и это являлось для него предметом гордости.

— Кажется, у вас все еще продолжаются неприятности с «Девятью музами», — отметил он с удовольствием.

Бакстер Лавлейс незамедлительно перешел в контратаку:

— Именно. И все благодаря вам. Эти несчастные курьеры просто сидячая мишень, никакие меры для их охраны не принимаются.

— А чего же вы хотите, если МИ–5 не желает сотрудничать с моими людьми? Но я не для того сюда пришел, чтобы снова все это обсуждать, — добавил Бойкотт поспешно.

Он имел в виду недавний инцидент на одном из заседаний Объединенного совета контрразведки. Бойкотт тогда обвинил МИ–5 не только в том, что они подслушивают его телефонные разговоры, но и в том, что у него в кабинете в Скотланд–Ярде установлен магнитофон. И хотя это была чистая правда (МИ–5 устанавливают аппараты для подслушивания повсюду, на случай если какой–нибудь зарвавшийся контрразведчик из другого ведомства вздумает сунуть нос в их дела), начальство славного департамента, все трое, как один, поднялись в глубоком негодовании. И все трое, как один, заявили, что не допустят подобных оскорблений, и опять–таки все вместе, как один, покинули зал заседаний. Позднее они официально сообщили, что прекращают всякие отношения с Особым управлением, пока Бойкотт не возьмет свои слова обратно и не принесет извинений за клевету. Бойкотт, конечно, и не подумал извиняться, невзирая на давление сверху. И сейчас с горделивыми нотками в голосе он продолжал:

— Меня интересует, мистер Лавлейс, через кого происходит утечка информации о дате и часе приезда курьеров с донесениями «Девяти муз ». — Он заглянул в блокнот: — У вас, кажется, есть служащий по фамилии Кроум ?

— Кроум ? — Сэр Генри навбстрил уши. — О, Кроум вне всяких подозрений.

— Тогда, быть может, вам небезынтересно будет узнать, сэр Генри, что этот Кроум за последние несколько дней положил в банк 450 фунтов стерлингов.

В кабинете воцарилось тягостное молчание, которое, наконец, прервал Бакстер Лавлейс.

— Возможно, этому есть самое простое объяснение, — неуверенно заметил он. — Выиграл в лотерею или еще что–нибудь…

У Бойкотта задергался кончик носа, как у гурмана, почуявшего аромат тонкого и редкостного блюда. Он двинулся на Бакстера Лавлейса, опрокинув при этом горшок с цветком,

— А выигрыш положил на три разных счета? И мелкими купюрами? Наступила одна из счастливейших минут в жизни Бойкотта.

Справка. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЭЛЕКТРОННЫХ МЕТОДОВ В КОНТРРАЗВЕДКЕ Когда Бойкотта назначили заместителем начальника Особого управления, он сделал весьма странное заявление представителям прессы: «Наша контрразведка должна руководствоваться тем, что в эпоху электроники в любом деле можно обойтись без участия человека».

В отличие от своего начальника Кислятины Крэбба Бойкотт придерживался самых современных взглядов. Он хотел прославить свое имя тем что обуздал Науку и заставил ее послужить суровому ремеслу охотников за шпионами. Это он, Бойкотт, несмотря на серьезное противодействие, настоял на приобретении гигантской ЭВМ, которую с трудом втиснули в одну из комнатушек в Скотланд–Ярде.

Теперь его правота подтвердилась. Вероломство старика Кроума было обнаружено с помощью электронной техники.

В трудную минуту Бойкотт мчался к своей ЭВМ, как древние греки к дельфийскому оракулу. Он обратился к ней и на этот раз. Его электронная любимица получила обильную информацию обо всех, кто имел какое–либо отношение к секретной операции под кодовым названием «Девять муз», донесения о которой так ловко похищались, стоило им прибыть в Англию. Прошло не более минуты, и ЭВМ выдала несколько десятков фамилий. Многие из них, к превеликому неудовольствию Бойкотта, уже отбывали в тюрьме длительные сроки по обвинению в государственной измене, другие давно покинули Англию. В конце концов у Бойкотта осталось шесть человек. Все они занимали высокие правительственные посты, и потому, естественно, Кроум в их число не попал. Бойкотт приказал установить тщательное наблюдение за этими потенциальными предателями.

Один из подозреваемых был хрупкий старичок из руководства Управления внутренней безопасности, милейшее существо по фамилии Пирсон,

Внешне он сильно напоминал Кроума. Не удивительно поэтому, что полицейские, которым была поручена слежка за Пирсоном (снабженные фотографией своей жертвы, они постоянно вертелись возле Управления), избрали объектом слежки старика Кроума…

Конец справки

Вернемся в Управление внутренней безопасности, где в главном конференц–зале заседает Объединенный совет контрразведки.

Дама Берта Спротт, единственная женщина среди руководства службой безопасности, сообщила, что в четверг присутствовать на заседании (которое стало роковым) не сможет. Поэтому за столом собрались одни мужчины, числом не меньше двадцати или тридцати, верные стражи наших государственных тайн. Выглядело это сборище необычно — бороды, повязки на глазу, темные очки, бррские шрамы, нависшие брови… Кинорежиссер с самым необузданным воображением не рискнул бы выбрать ни одного из них на роль тайного агента.

В зале царило уныние, лишь двое из присутствующих были настроены жизнерадостно; Хаббард–Джоис и, как это ни странно, сэр Генри Спрингбэк.

Последний председательствовал и занимал место во главе стола, рядом с ним по одну сторону сидел Бакстер Лавлейс, по другую были три пустых стула, где, если бы не присутствие Бойкотта, восседали бы «Трое безымянных» из МИ–5. Непривычный оптимизм сэра Генри объяснялся утренней новостью. Ведь если Кроума посадят в тюрьму (а это неизбежно), он, по сути дела, останется на государственной службе, и значит день его отставки, грозившей сэру Генри, как он вбил себе в голову, неминуемой смертью, отодвинется в далекое будущее.

Этот просвет среди туч, нависших над головой сэра Генри, дал ему силы вынести дополнительное бремя. Заседание подходило к концу, однако никто пока еще не швырнул ему в лицо обвинения в том, что он утаил важную информацию. Он заглянул в повестку дня — оставалось «разное», и сэр Генри был уверен, что с этим пунктом все как–нибудь обойдется, а там заседание закончится —и он спасен!

От возбуждения он начал подпрыгивать в кресле,

На другом конце длинного стола второй оптимист — Хаббард–Джонс, избранник судьбы, дожидался своего часа.

Хаббард–Джонс окинул взором длинный стол: вот командор Бертрам Стадхоум Солт, толстый пожилой, морской офицер, он возглавляет какой–то мелкий отдел морской контрразведки, дальше сидит грозный бригадир Радкинс, в чьем ведении находится таинственная сеть контрразведчиков, известных просто как «радкимены», дальше Бойкотт, у которого победоносно пылали нос и уши, кисло–мрачный, как всегда, Крэбб, еще семь членов Внутреннего совета, и, наконец, на председательском месте… По странному совпадению, Хаббард–Джонс и сэр Генри думали об одном и том же — пройдет «разное», и тогда все в порядке.

Худой прыщавый агент, который уже давно нагонял сон на всех присутствующих докладом о возможности саботажа на одном ядерном заводе, казалось, исчерпал свою тему.

«В заключение…» Магические слова — слушатели начали просыпаться и зашуршали бумагами. «В заключение нужно отметить, что несчастный случай мог иметь место и не в связи с саботажем. Дело в том, что использовались шарикоподшипники того же типа, как и в детских роликовых коньках…»

— Что это он там бормочет, болван окаянный! — громко обратился бригадир Радкинс к командору.

Агент, впервые выступавший на важном заседании, побагровел и хотел было отпарировать такой же грубостью, но, взглянув на своего критика, осекся. Бригадир был огромен, лыс, с лицом как масляный блин, который перерезала прямая линия — рот почти без губ, и в довершение всего на нем были очки с одним светлым, а другим темным стеклом. Прыщавый молодой человек насмерть перепугался, кое–как закончил доклад и быстро сел.

«Разное» прошло быстрее обычного. На сей раз ни один из присутствующих не стал выступать. Это произошло главным образом потому, что сэр Генри, ко всеобщему удивлению и смущению, закрыл глаза и затянул фальцетом «Пребудь со мной».

Несколько подхалимов, решив, что отныне заседания будут кончаться молитвенным пением, поднялись с мест и начали подтягивать. Бакстер Лавлейс подумал, что, видимо, пост главы службы внутренней безопасности перейдет к нему не позднее чем через две недели.

Распевая псалом, сэр Генри неприметно оглядел комнату и, ловко улучив минуту, сделал неожиданный рывок к дверям. Однако Хаббард–Джонс, увидев, что жертва ускользает, ринулся вдогонку, оставив заседающих с разинутыми в изумлении ртами.

— Простите, мне некогда, — бросил через плечо сэр Генри, ныряя в дверь с надписью «Джентльмены». — У меня срочный визит — неотложное дело.

— Вы не сможете уделить мне немного времени? — Хаббард–Джонс пролез в дверь вслед за сэром Генри. — Нам нужно кое–что обсудить, — добавил он, притиснув сэра Генри к кафельной стене. — Речь идет о сокрытии утечки секретной информации.

Сэр Генри в ужасе смотрел в белесые рыбьи глаза Хаббард–Джонса, который размахивал у него под носом авторучкой и листком бумаги…

Бакстер Лавлейс мрачно растолкал жужжащих, как пчелиный рой, контрразведчиков и кинулся к двери с надписью «Джентльмены».

Совет в полном составе нокинул конференц–зал и недоуменно толпился в коридоре. «Какого черта понадобилось этому Хаббард–Джонсу?» — можно было прочесть на всех лицах.

Приняв молниеносное решение, как Нельсон в его лучшие дни, командор Солт на цыпочках вернулся в конференц–зал к телефону.

— Лейтенанта Игара, — скомандовал он хриплым шепотом, когда его соединили со штабом. — Это ты, старина? Послушай, тут один парень, Хаббл–Смит, или как его, что–то замышляет…

Услышав шаги в коридоре, он велел собеседнику подождать, вставил в глаз монокль и тревожно поглядел на дверь конференц–зала. Издалека донесся четкий голос Бакстера Лавлейса:

— Вызовите «Скорую помощь», — приказал он, объятый радостью. — У сэра Генри, кажется, легкий сердечный приступ.

 

5. Личная жизнь тайного агента

— Невероятно, — в восхищении проговорил премьер–министр. — Поверьте, Х–2, вы заслужили благодарность нации. Но как вы снесли такие мучения и пытки?

— Я читал про себя «Грантчестер». Руперт Брук всегда помогает мне в тяжкую минуту.

Как это ни удивительно, беседа протекала в крошечной неуютной комнатушке в Кенгуру–Вэлли. Агент Х–2, он же Рональд Бейтс, лежал на узкой и жесткой кровати, вперив взор в рас–тресканный потолок, где ему рисовалась заманчивая сцена беседы с премьером. Но сегодня он не находил в мечтах обычного утешения. Он не мог ощутить истинной радости от слов главы нации, от его преклонения перед героизмом Рональда. Тень Хаббард–Джонса, так неожиданно получившего пост в Совете контрразведки, вставала между мечтателем и его грезами.

Рональд снова вернулся к проблеме, которая не давала ему покоя с самого утра. По сути своеа проблема особой сложности не представляла. Должен ли он сообщить начальству ужасную правду? Или не должен? Рональд не мог этого решить.

Задача встала перед ним еще тогда, когда Хаббард–Джонс в великом возбуждении объявил:

— Бейтс, сегодня день Д. Мы выходим на передовую. Он не нашел на нее ответа и на следующей неделе, когда ему попался на глаза документ (его подготовил Хаббард–Джонс, и подписал дрожащей рукой злосчастный сэр Генри), предоставляющий их отделу неограниченные фонды.

Проблема оставалась нерешенной и в последующие дни, когда Хаббард–Джонс купил себе новую машину (транспорт отдела), меховое пальто Скромнице (защитная одежда), дорогую мебель для «святилища» (деловые контакты). И вот прошли две недели, а Рональд все еще ничего не решил…

 

6. Люди и их тени

Рональд озабоченно вздохнул. Сегодня он был сам не свой.

— С–тире–точка–тире–точка, — уныло бормотала Скромница. — Ну и задаст же он мне, если я этого к вечеру не выучу!..

Тут дверь распахнулась, и через комнату в свой кабинет пронесся Хаббард–Джонс, новый Хаббард–Джонс.

— Бейтс! — завопил он из «святилища». — Идите сюда.

Рональд встал, предчувствуя скорый конец своей карьеры контрразведчика. Скромница посмотрела на него с состраданием.

Рональд с трепетом представил себе, как шеф, приняв гитлеровскую позу у нового шведского письменного стола, учинит ему жестокий нагоняй. Вместо этого, к своему превеликому, изумлению, он увидел, что Хаббард–Джонс притаился на четвереньках в углу у нового итальянского бара.

— Поглядите в окно! Быстро!

Рональд повиновался с некоторой опаской: а вдруг по дороге к окну шеф тяпнет его за щиколотку, как бешеный пес.

— Что там происходит, Бейтс? Да встаньте так, чтобы вас не было видно, идиот! Рональд отпрянул в сторону.

— А теперь доложите, что там делается, — все подробно!

— Ничего особенного. Рабочий из соседнего гаража разговаривает с девушкой…

— Кому это интересно, остолоп! Что–нибудь необычное? Двоих мужчин не видно?

— Двое какие–то стоят, но ничего особенного в них нет.

— Один косоглазый, в клетчатой кепке и комбинезоне?

— Да.

— А другой очень высокий, в темно–синем макинтоше? Закодируйте их, — приказал Хаб–бард–Джонс, вспомнив один учебный фильм.

— В кепке — «Красный–один», в макинтоше — «Красный–два», — без запинки откликнулся Рональд, вспомнив этот же фильм. — «Красный–один» идет к телефонной будке.

— Ясно. Они ходили за мной по пятам все утро. Хаббард–Джонс потянулся к бару за бутылкой виски, сделал большой глоток и устроился

на ковре поудобнее.

— Как же вы не понимаете, Бейтс? У нас были огромные затраты на расширение отдела. Вы, верно, думаете, что я швыряю деньги на ветер, а ведь это необходимо по ряду веских причин.

— Вы хотите сказать, что они хотят выяснить эти причины?

— Именно! — Виски и богатое воображение помчались наперегонки. — Именно! Выслеживают. Они не дураки, эти русские, а может, китайцы. Они быстро пронюхали: здесь что–то затевают. Не сводите с них глаз, мне надо знать каждое их движение.

Хаббард–Джонс говорил и сам начинал себе верить. Все так и есть. Он устроил хитрую ловушку с приманкой, и они в нее попались. Он шантажировал бедного сэра Генри также из патриотических побуждений. Джонс, гроза шпионов, вступил в смертный бой с врагами нации.

Позабыв об опасности, он вскочил и зашагал по комнате, глаза у него горели, и он вдохновенно врал своему доверчивому приспешнику.

— Мы выведем подлецов на чистую воду. «Наши таинственные друзья» из МИ–5 назвали мой план «План Х. — Дж.». Они считают его гениальным, — скромно пояснил он.

— Эй, — Рональд задохнулся от неожиданности. — Они… они фотографируют нас — нашу вывеску, дом!

Крошечный фотоаппарат, который «Красный–один», прикрыв носовым платком, поднес к глазам, развеял сомнения. Да, за ними шпионят.

— Что вы предпримете дальше, сэр? — спросил он. Хаббард–Джонс не имел ни малейшего представления о том, что предпринять дальше, но он прибегнул к своей обычной уловке:

— А разве вам не ясно, Бейтс?

— Э… значит, когда они уйдут, то есть если они уйдут, мы должны выследить их, они выведут нас к своей базе.

— Точно! Вы понемногу начинаете соображать,

— Благодарю вас, сэр, ох, черт! — Рональд замер в волнении. — Они уходят. «Красный–один»…

Но Хаббард–Джонса словно ветром сдуло. Украв чужой план, он незамедлительно приступал к его осуществлению.

Через мгновение он появился снова. Рональд не сводил глаз с улицы: а вдруг незнакомцы скроются.

— Сэр, они уже на середине переулка. Я пойду за ними.

— Нет, это моя обязанность, — отрезал Хаббард–Джонс. — Я проскользну потайным ходом. Где они сейчас?

— Сворачивают налево. Но вас они узнают, сэр.

— Не волнуйтесь, я замаскирован.

Рональд обернулся — на его шефе была мятая шляпа, темные очки и засаленный макинтош. В одной руке он держал старый парусиновый портплед, в другой — белую палку, с какими ходят слепцы.

— Им меня теперь не узнать! — прокричал он за дверью, и тут же послышался оглушительный грохот и отчаянный вопль. Должно быть, в спешке Хаббард–Джонс позабыл о коварстве шаткой колонки.

Октябрь был на исходе, но день стоял по–летнему ясный. Осеннее солнце ласково грело плечи Хаббард–Джонсу, который шагал по узким улочкам, стуча белой палкой. Оно не жалело своих лучей и для двух агентов Особого управления, расположившихся на травке в Сент–Джеймс–парке. На скамье неподалеку объект их слежки спокойно ел бутерброд — был обеденный перерыв.

— До чего будет жалко, если старика сцапают, — сказал один из агентов с неподдельным волнением.— Я к нему привязался всей душой.

— Точный, как часы, — согласился его коллега. — С ним никаких забот. Хочешь — пойди пропусти стаканчик или еще что, всегда знаешь, где он будет.

— Эх, если бы все такие…

Оба вздохнули, подумав, насколько у них обычно бестолковые и несобранные поднадзорные. На скамье старик Кроум достал серебряный перочинный ножик и начал преспокойно чистить яблоко. На коленях у него лежала раскрытая газета. И вдруг скамья зашаталась — рядом села толстуха лет сорока, крашеная блондинка, с битком набитыми хозяйственными сумками. Приятное одиночество Кроума было нарушено.

— Гляди–ка, он встал! Он никогда не ходит кормить уток так рано.

Агенты всполошились.

Оставшись одна, женщина, которая испортила Кроуму обеденный перерыв, рассеянно подобрала оставленную стариком газету и положила в одну из своих огромных сумок. Затем она устало поднялась и побрела по длинной асфальтовой дорожке.

— Видал? Вот так точно было показано в учебном фильме. И именно здесь, в этом парке. Он оставил ей газету с заданием.

Агент вскочил на ноги.

— Так оно и есть. Она его связная. Приказ, который они получили непосредственно от Бойкотта, был предельно ясен.

— Верно! Теперь он нам не нужен, идем за ней. Ты первый — передашь ее мне у выхода.

Хаббард–Джонс уже давно преследовал «красных». В целях конспирации нужно было переодеться, и он укрылся для этого в темном подъезде. Содержимое портпледа пошло в ход, и через мгновение Хаббард–Джонс (ни дать ни взять уменьшенная копия Распутина: войлочное пальто с капюшоном и длинная накладная борода) снова шел по следу. «Красные» спокойно шагали, не ведая, что за ними крадется переодетый сыщик. Хаббард–Джонс, в свою очередь, не замечал, что от него ни на шаг не отстает бдительный полицейский, у которого возникли на его счет немалые подозрения.

Кислятина Крэбб говорил по телефону, когда к нему в кабинет неожиданно ворвался Бой–котт. Начальник Особого управления обладал немалым жизненным опытом, поэтому он ничуть не смутился, увидев своего заместителя, хотя разговор шел именно о нем и был весьма нелестного свойства. Крэбб и бровью не повел и закончил, даже не изменив тона:

— Сейчас я вам об этом больше ничего сказать не могу. Он положил трубку и желчно спросил у своего подчиненного:

— Вас никогда не учили, что нужно стучать в дверь? Задумайся Бойкотт над этим вопросом, он наверняка ответил бы отрицательно, но сейчас он не был расположен к пустым словопрениям.

— Кроум встретился со своей связной, — выпалил он, опрокинув подставку для шляп.

— Какой Кроум?

— Тот, через, которого происходит утечка информации из УВБ. Я засек его при помощи электронной машины.

Хотя предательство Кроума раскрылось весьма косвенным образом, Бойкотт наперекор всему расценивал это разоблачение как победу электронной техники.

— А, вот вы о ком… — На Крэбба эта новость, казалось, не произвела ни малейшего впечатления.

— Оставьте свой издевательский тон. Мое подозрение окончательно подтвердилось. Связная, некая миссис Кромески, замужем за поляком.

Он подался вперед и сшиб у Крэбба со стола пепельницу.

— Ее выследили. Вот ее адрес.

— Ну что же, Балморал–Касл–Драйв, адрес не вызывает подозрений.

— Вы думаете, если это окраина, то там тишь да гладь. Работаете по старинке. С новыми методами мы бы их всех давным–давно переловили.

Крэбб не слушал. Он вспоминал, на чем прервался телефонный разговор, когда Бойкотт вошел в комнату. «Не волнуйтесь. При первом же удобном случае я приготовлю для Бойкотта крепкую петлю, а уж он не замедлит сунуть в нее голову…» — пообещал он собеседнику.

Прославленная интуиция Крэбба подсказывала ему сейчас, что удобный случай подвернулся, а Бойкотт, ни о чем не подозревая, продолжал свой доклад:

— Теперь еще несколько слов о связной, этой самой Кромески. Прошу вашего распоряжения установить круглосуточное наблюдение за ее домом. Возможно, это потребует большого числа людей, но, на мой взгляд, игра стоит свеч.

У Кислятины в глазах промелькнула еле заметная искорка.

— Не знаю, как и быть. Сейчас ожидаются два государственных визита.

— Ах, государственные визиты! — Бойкотт не признавал никаких мероприятий Особого управления, которые не были непосредственно направлены на охоту за шпионами.

— Ну ладно, — согласился шеф с покорной миной. — Если уж вы так настаиваете… Этого Бойкотту было достаточно. Молниеносно, как кобра на свою жертву, он кинулся к телефону и отрывисто залаял в трубку, отдавая приказ об установке диктофонов, подключении аппаратуры для подслушивания телефонных разговоров и подготовке электронной системы наблюдения за каждым уголком и щелью в доме Кромески.

Тем временем Крэбб по своему обыкновению анализировал обстановку вопросно–ответным методом.

В. Крепка ли эта петля?

О. Выдержит. Она выдержит целое полицейское управление.

Как всегда унылый и бесстрастный с виду, Кислятина в душе безудержно хохотал. В битве между наукой и интуицией победа суждена интуиции — в этом он не сомневался.

Был час «пик». Хаббард–Джонс на заднем сиденье попавшего в пробку такси кипел от негодования. «Дураки набитые, фараоны косолапые!» — выкрикивал он, к вящему изумлению шофера.

Он снова переживал события дня. Как все удачно складывалось, пока идиот полицейский не сунул нос не в свое дело!

«Красные — один и два» привели его в район Нотинг–Хилл, к солидной вилле, стоявшей особняком в глубине большого сада. Сад был окружен высоким, футов в девять, забором. Забор венчала полоса битого стекла. Два огромных платана заслоняли окна верхних этажей. Настоящее шпионское гнездо, такое пришлось бы по душе любому матерому разведчику — уединенное место, но и от центра недалеко, в глаза не бросается, и тем не менее вид зловещий — не подступись. Хаббард–Джонс разглядывал виллу, пуская от удовольствия слюни.

На тротуаре напротив были сложены строительные материалы. Укрывшись за грудой кирпича, Хаббард–Джонс торопливо отмечал про себя самые характерные черты этой крепости, которой он дал кодовое название «Роковой дом».

Тем временем «Красные — один и два» ждали у ворот. К восторгу Хаббард–Джонса, их долго и внимательно разглядывали через маленькую решетку, прежде чем впустить. Хаббард–Джонс удостоверился, что на улице ни души, и полез на свое кирпичное укрытие — сверху лучше видно.

То, что он заметил, превзошло все его ожидания! Из одной дымовой трубы «Рокового дома» показался тонкий металлический стержень и медленно пополз вверх.

— Антенна! — трепетно прошептал Хаббард–Джонс, не видя, что из–за его спины вынырнула полицейская каска.

Хаббард–Джонс полез было в карман за микрофотоаппаратом, но почувствовал, что его схватили за ноги.

— Попался! — победоносно завопил страж порядка.

Стараясь удержать равновесие, Хаббард–Джонс замахал руками, но тут почва стала ускользать у него из–под ног, и в мгновение ока оба — и преследователь и жертва — оказались погребенными под целой тонной кирпича.

После этого дела пошли из рук вон плохо. Чертовы ослы в полицейском участке притворились, будто никогда не видели карточки ЦСБ, которой Хаббард–Джонс без всякого успеха размахивал у них под носом, грозя позвонить самому министру внутренних дел. Его бесцеремонно втолкнули в холодную камеру, где пахло дезинфекцией и мочой.

Выпустили его только через несколько часов, когда разыскали инспектора. Тот высокомерно заявил:

— Но вы должны признать, что все это выглядело весьма подозрительно. Наш сотрудник просто–напросто выполнял свои обязанности. Ну ладно, ладно, какого черта вы разорались — ваши дурацкие карточки засекречены, у нас в полиции только инспекторы и высшее начальство знают, что это за бумажка…

— Я этого так не оставлю, — пригрозил Хаббард–Джонс самодовольному фараону, с достоинством покинул участок и сел в подъехавшее такси. По дороге он ругал полицейских последними словами и возмущенно повторял: «По крайней мере, обратно они могли меня отпва–вить в полицейской машине».

 

7. Ночь длинных совещаний

СОВЕЩАНИЕ 1. ЗДАНИЕ НА НАБЕРЕЖНОЙ ВИКТОРИИ. Бойкотт, обращаясь к своим коллегам — полицейским электронного века:

— Теперь все зависит от нас, нельзя терять ни минуты. Главное — любой ценой удержать преимущество во времени. Я никогда не прощу себе, если, положим, МИ–5 опередит нас в этом деле… («Безликие», пожалуй, были единственным отделом безопасности, который не проводил в ту ночь совещаний. Тем не менее все, что говорил Бойкотт, передавалось в секретный штаб МИ–5 на Керзон–стрит и записывалось там на магнитофон)… у нас имеется то преимущество, что мы используем современное оборудование, мыслим по–современному. И главное наше преимущество — никому, кроме нас, не известно о доме Кромески.

Он торжествующе махнул рукой, сбив со стола бюст сэра Роберта Пила.

СОВЕЩАНИЕ 2. ФЕШЕНЕБЕЛЬНЫЙ КЛУБ НА МЕЙФЕР. — Этот осел Бойкотт воображает, будто напал на интересное дело. Его ребята, по–моему, выследили сегодня какую–то женщину. — Бригадир Радкинс беседовал со своими начальниками подразделений. — Пустая затея, конечно, а все же не спускайте с него глаз. В последнюю минуту его всегда можно будет обойти и успех приписать себе…

СОВЕЩАНИЕ 3. ЗАЛ ИНСТИТУТА ЖЕНЩИН НА ОКРАИНЕ ЛОНДОНА. Дама Берта Спротт — на ней изящный туалет, она только что с приема у королевы — держит речь перед сотрудницами своего отдела, отменными уродинами, известными больше как «Ищейки».

— Если предоставить мужчин самим себе, с ними не оберешься хлопот. Я всегда говорю: в интересах нашей контрразведки мужчин нужно держать от нее подальше. А потому, душеньки, займемся–ка этой старой крысой Радкинсом — следите за каждым его шагом.

СОВЕЩАНИЕ 4. ПОХОРОННАЯ КОНТОРА НА ДОЛЛИС–ХИЛЛ. — Разузнайте толком, что замышляет эта чертова кукла Берта Спротт со своими ведьмами, — приказал безымянный глава сектора «Б» службы внутренней безопасности. (Как обычно, он вещал из–за ширмы. Он без малейшего на то основания убежден, что ни одна душа, включая собственных сотрудников, не знает, кто он такой.)

СОВЕЩАНИЕ 5. КАЮТ–КОМПАНИЯ ВОЕННОГО КОРАБЛЯ «X». Командор Солт, обращаясь к лейтенанту Игару:

— Ах, «Девять муз»? Я, старый морской волк, в литературе не очень–то разбираюсь. Но ты, сынок, пока суд да дело , пристраивайся в кильватер к нашему безымянному дружку из сектора «Б».

СОВЕЩАНИЯ С 6 ПО 30. ПОДВАЛЫ, ЧЕРДАКИ, КЛУБЫ, ГОСТИНЫЕ И Т. Д. Совещания мало чем отличаются от описанных выше. Почти все отделы службы безопасности сумели тайком кое–что выведать. В эту ночь стадное чувство согнало их вместе — повсюду строились всевозможные догадки об операции «Девять муз».

СОВЕЩАНИЕ 31. «АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО ФУТЛУС». — Бейтс, если вы не прекратите свою надоедную болтовню о девяти музах, я вас кастрирую.

Хаббард–Джонс по–прежнему считал, что разговор о музах ведется ему в пику, что ставится под сомнение его эрудиция.

— Но послушайте, сэр, ведь это наверняка связано с шайкой, которую вы раскрыли. То есть если они действительно, как вы говорите, новая ударная группа из–за «железного занавеса»…

— Заткнитесь, Бейтс. От вас голова идет кругом. Это совещание началось неудачно. Полчаса потратили, приколачивая к стене «святилища» огромную карту района Нотинг–Хилл. Задача оказалась не из легких — изуродовали стену, Рональд зашиб молотком палец, а у Хаббард–Джонса вконец испортилось настроение.

— Бейтс, сколько у нас всего людей?

— Тридцать восемь человек, сэр.

— Без вас знаю, что в отделе тридцать восемь сотрудников, дурак вы набитый. Отвечайте четко, если вы на это вообще способны, сколько сотрудников могут немедленно выйти на операцию?

Рональд, проглотив обиду, потянулся за списками.

— В нашем распоряжении восемь человек и один в отпуске.

— Чем занимаются остальные?

— Четверо уехали по обмену от Общества англохорватской дружбы, пятеро следят за венгерским рестораном, где…

Хаббард–Джонс не захотел слушать дальше. Встав в наполеоновскую позу, он изрек:

— Снимите их с этого задания. Они мне нужны.

— Но, сэр, это не так просто…

— Мне понадобятся все, кого удастся заполучить, — не унимался Хаббард–Джонс. Он взял гигантскую булавку с красным бумажным флажком и подошел к карте. — Необходимо круглосуточное наблюдение за данным объектом. Линкольн–Террас, 96. Кодовое название — «Роковой дом».

Он театральным жестом всадил булавку в карту. Карта, словно она только этого и ждала, плавно соскользнула на пол. Хаббард–Джонс издал яростный вопль и стал ее топтать.

Он гонял карту пинками по всему кабинету, извергая на нее потоки брани, пока не зашиб ногу — ту самую, на которую утром свалилась газовая колонка. Это его полностью доконало, и он, чуть не плача, повалился в кресло у письменного стола.

Рональд подождал, пока шеф немного отойдет, и начал снова его уговаривать:

— Может быть, лучше передать это дело МИ–5 или Особому управлению?

— Чтобы они потом приписали себе все заслуги? Да вы рехнулись! Посидев в удобном кресле, Хаббард–Джонс вновь обрел спокойствие, и в нем, как обычно, опять произошла молниеносная перемена — теперь это был хладнокровный руководитель, лаконичный, твердый, как кремень, невозмутимый.

— Вот что, Бейтс. Я получил приказ от верховной власти нашей страны. Я знаю, что делаю, и не потерплю ваших мелкотравчатых попыток мне помешать. Я начал это дело, и я намерен довести его до конца. Ясно?

— Да, сэр, — покорно ответил Рональд.

— Отлично. Значит, сколько у нас людей?

— Девятнадцать, сэр.

— Мало. Чем занимаются остальные?

— Ну, кое–кто приставлен к венскому цыганскому трио.

— Кое–кто? Сколько их? — Напряженная тишина. — Бейтс, я вас спрашиваю.

— Двенадцать, — уныло признался Рональд.

— Двенадцать? — возмутился Хаббард–Джонс. — Двенадцать сотрудников мотаются за этими жалкими цыганами? Отозвать.

— Ни за что, — вырвалось у Рональда из глубины души. Рональд был в восторге от венского трио. Он знал подноготную всех музыкантов и жадно прочитывал ежедневные сообщения агентов о каждом их шаге.

— Конечно, сэр, на первый взгляд может показаться, что двенадцать человек для них и многовато, но ведь их трое, понимаете, сэр, — трио…

— Да я что, по–вашему, не знаю, сколько человек в трио? Хаббард–Джонсу снова почудилось, будто его образованность подвергается сомнению. Он вытаращил на Рональда водянистые глаза, точь–в–точь обозлившаяся рыба.

Пришлось Рональду уступить — жертва немалая. Теперь он ничего больше не узнает о своих обожаемых цыганах: женился ли Иозеф на той официантке и что будет с Францем, неужели ревматизм в кисти заставит его навсегда бросить музыку?

— Значит, решено, Бейтс, тридцать два сотрудника ведут наблюдение за «Роковым домом». Так–то будет лучше.

Но тут в Рональде заговорило дотоле ему неведомое мстительное чувство — пускай и Хаб–бард–Джонс попрыгает.

— Да, кстати, почему бы нам не снять еще шестерых с задания? Ведь понадобятся все, кого удастся заполучить.

— Каких шестерых?

— Занятых на операции «Красотка». Хаббард–Джонс неожиданно смутился.

— Да, верно. Как там обстоят дела? Не вижу донесений.

— Вот они, у вас на столе. Поступают ежедневно с ноября прошлого года, — Рональд с наслаждением сыпал соль на рану, злорадно упиваясь неведомым дотоле чувством. — Результатов у них, похоже, никаких, хотя времени прошло и немало.

Хаббард–Джонс раскрыл пухлую папку. Действительно, незадолго до того, как Рональду поступить в отдел, Хаббард–Джонс пришел к выводу, что добиться продвижения по службе легче всего, шантажируя начальство . Многообещающей мишенью казался Бакстер Лавлейс — человек необыкновенно привлекательный и, как это ни странно, в свои тридцать с лишним лет до сих пор неженатый.

— От него всегда разит одеколоном, вы заметили, Бейтс? — сообщил Хаббард–Джонс, листая донесения. —И еще, — продолжал он, словно оправдываясь. — Он ни разу не оставался в своей шикарной берлоге наедине с женщиной.

— Он ни разу не оставался там и наедине с мужчиной, — возразил Рональд, дивясь своей смелости.

Но Хаббард–Джонс твердил свое:

— Черт побери, а ведь он и точно из этой породы. Если бы это доказать, тогда держись! — размечтался он. — Гомосексуалист на важном государственном посту. Это угроза национальной безопасности, Бейтс. Наш прямой долг — оставить сотрудников на операции «Красотка». Пусть следят за каждым шагом Лавлейса вне службы.

Рональд всегда был глубоко предан начальству. Поэтому он так долго, в упорной борьбе с собой пытался сохранить хотя бы долю уважения к Хаббард–Джонсу. Сейчас, однако, от этого уважения не осталось и следа, его сменило острое недоверие. Рональд давно уже лишился покоя. А полтора месяца назад он вдруг сел и написал Лавлейсу письмо, в котором сообщал ему о слежке, установленной за Лавлейсом по приказу Хаббард–Джонса.

Подпись под письмом Рональд не поставил.

 

8. Начало конца одной эпохи

Сэр Генри, точный как всегда, приехал на маленькую площадь вовремя и расплачивался за такси под мерный бой церковных часов.

После сердечного приступа сэр Генри возвратился на службу слишком рано, невзирая на запрет врача. Сэр Генри испытывал непреодолимое отвращение к своим коллегам, но он не мог жить без служебной рутины, она была ему необходима, как воздух, а колкости Бакстера Лав–лейса он сносил легче, чем придирки своей супруги.

Сэр Генри был таким же рабом своих привычек, как старик Кроум. Вот уже многие годы в последнюю пятницу месяца в половине пятого вечера он приезжал сюда, на площадь с облезлыми старыми домами, окруженную тесным кольцом машин. И сегодня он снова стоял здесь, безучастно глядя перед собой, — на церкви били часы, с платанов на землю падали осенние листья. Сэра Генри ждала здесь минута сладостного отдыха, которую он урывал от долгих и подчас мучительных заседаний. Ибо в последнюю пятницу каждого месяца он выполнял тяжкую обязанность: докладывал кабинету министров, как обстоит дело с государственной безопасностью…: «Сколь печальные повести мне подчас приходится излагать», — горестно думал сэр Генри.

Сегодня битком набитый портфель казался тяжелее обычного. Но у подъезда дома № 28 он ощутил внезапный прилив сил. Сэр Генри распрямил усталую спину, лихо заломил набекрень шляпу и нажал кнопку звонка.

Под звонком на маленькой карточке было аккуратно напечатано: «Мисс Домина Уиплеш».

В эту же самую пятницу наступила передышка и для всей службы безопасности, где в последнее время развивалась непривычно бурная деятельность. Правда, в основном кипучая энергия контрразведчиков уходила на отчаянные попытки разведать что–нибудь об операции «Девять муз» в других отделах и заключалась в слежке друг за другом. Тем не менее это было занятие трудное и небезопасное. И вот, в пятницу по всему Лондону руководящие деятели контрразведки со вздохом облегчения собирали принадлежности для гольфа — до понедельника наступило неофициальное перемирие.

Бойкотту, однако, эти два дня не сулили отдыха. Последние две недели он был занят по горло операцией «Шпионская группа на Балморал–Касл–Драйв». Ежедневно его ЭВМ набивали информацией о каждой мельчайшей подробности из жизни миссис Кромески, но аппарат упорно не желал дать ключ к разгадке загадочного дела, в котором она была замешана. Бойкотт с безрассудством отчаяния занимал слежкой все больше и больше людей, а Кислятина Крэбб, хладнокровно взирая на все это, выжидал, когда его обреченный заместитель сам себя погубит.

Конец недели не сулил отдыха и Рональду Бейтсу. Он вот уже полмесяца усердно трудился, осуществляя, правда в меньших масштабах и без ведома высокого начальства, операцию, подобную той, что проводил Бойкотт. Однако по странной иронии судьбы он в отличие от Бой–котта добился кое–каких результатов. Было установлено, что зловещая антенна регулярно появляется над крышей «Рокового дома», а кроме того, не оставалось сомнений, что там творятся какие–то темные дела в духе «плаща и кинжала». Но какие?.. В пятницу по дороге домой Рональд томился дурными предчувствиями. Таинственный враг, возможно, прекрасно осведомлен о затее Хаббард–Джонса и лишь посмеивался в кулак. А вдруг Хаббард–Джонс вообще замахнулся не по плечу? Тогда отделу несдобровать. От этой мысли Рональд похолодел. Глубоко задумавшись, он стал переходить улицу, но вдруг услышал скрипучий голос:

— Бейтс! Подите сюда! Рональд недоуменно оглянулся. Кто бы это мог быть? Машина рядом с ним нетерпеливо загудела, и водитель высунул в окно огромную лысую голову. Рональд увидел лицо, как масленый блин, и на лице очки с разными стеклами — темным и светлым. Машина была очень старая, маленькая, чуть ли не с детскую коляску, и неописуемо грязная.

— В чем дело? — спросил Рональд. — В чем дело, сэр? — поправился он: во внешности водителя было что–то начальственное, наводившее трепет.

— Влезай, парень! — Водитель пинком открыл дверцу, и Рональд, обойдя машину, послушно взобрался на ободранное сиденье. Он терялся в догадках, кто бы это мог быть, но тут заметил среди остроумных изречений, начертанных пальцем на грязном стекле, лаконичную фразу: «Радкинс — шпион» — и все стало ясно.

Рональд не знал, чего от него хотят, и застенчиво поглядывал краешком глаза на знаменитого контрразведчика… Машина внезапно дернулась, с оглушительным треском вылетела на шумную, людную улицу и покатила по ней.

Некоторое время Рональд молчал, потом, собравшись с духом, подсказал:

— Сэр, на этой улице одностороннее движение. Потому они все нам и гудят.

Его совет не возымел никакого действия. Бригадир Радкинс лихо свернул вбок и сосредоточенно повел машину против движения со скоростью двадцати миль в час, не глядя на светофоры, не обращая никакого внимания на другие автомобили и на оскорбительные выкрики в свой адрес. Рональд закрыл глаза — ему было страшно смотреть на сумятицу, которая сопровождала их продвижение вперед. «Я попал в лапы к сумасшедшему», — с ужасом подумал он.

— С ума сошел! Окончательно спятил! — неожиданно откликнулся бригадир словно в ответ мыслям Рональда.

— Кто, сэр? — кротко спросил Рональд, боясь разгневать похитителя.

— Как кто? Ваш начальник, конечно. Остолоп. Тупица. Рональд при всем желании не нашел, что ответить, и промолчал.

— Моих ребят называют «радкимены». Да, «радкимены». Все они у меня не профессионалы, а любители. Единственный профессионал — я сам. И так лучше. А взгляните на мои очки — ловко придумано, правда? У меня их две пары. В одной паре темное стекло левое, а в другой — правое. Если очки незаметно поменять, можно напугать собеседника до полусмерти. Помню, Генри Спрингбек чуть однажды не рехнулся из–за этих очков,

Бригадир неожиданно резко повернул, въехав на тротуар.

По сравнению с мостовой, забитой транспортом, здесь было настоящее раздолье, и Радкинс погнал машину вдоль тротуара. Пешеходы разлетались от него, как испуганные голуби.

— От любителей куда больше пользы. Все двери им открыты. Кого только нет среди них: бизнесмены из Сити, букмекеры, сельские дворяне, актеры, юристы, даже парочка католических священников имеется.

Он внезапно остановился. Они находились посредине пустынной серой улицы. «Наконец–то, — подумал Рональд. — Теперь бригадир заговорит о деле». Рональд чувствовал, что сейчас услышит нечто исключительно важное.

— Какое у нас сегодня число, Бейтс?

— Двадцать девятое октября, сэр.

— Прекрасно. Ну, всего доброго. Рад был встретиться. Неожиданно бригадир ловким движением выбросил вбок огромную ногу и пинком открыл дверь, у которой сидел Рональд. Рональд очутился на мостовой, вокруг не было ни души, машина, стреляя отработанным газом, исчезла из глаз, оставив в прозрачном осеннем воздухе густое облако черного дыма.

На некотором расстоянии отсюда, в запущенной подвальной квартире сэр Генри и мисс Уиплеш пили чай. Сэр Генри был доволен и покоен.

— Как дела на службе, милый? — спросила мисс Уиплеш, будто преданная жена.

— Ужасно, — признался сэр Генри. — Ужасно.

— Бедняжка, — откликнулась она совсем по–матерински.

Обсудили здоровье сэра Генри, поговорили о странных болях в спине, мучивших в последнее время мисс Уиплеш. Потом, взглянув на часы, она воскликнула:

— Половина шестого! Сижу и болтаю, словно мне нечего делать. Сейчас надо будет принять одного выжившего из ума старикана. Он наверняка явится раньше положенного!

С этими словами она выбежала из комнаты и стала громко звать свою горничную Розу. Сэр Генри вздохнул. Волшебные минуты пролетели. «Может, она и про меня говорит «выживший из ума старикан»?» — с горечью подумал он. Сэру Генри вдруг пришло в голову, что, пожалуй, это самое подходящее для него определение.

Не успел он выйти от мисс Уиплеш, как Роза закричала из прихожей:

— Старый дурак опять забыл портфель!

— Боже! — воскликнула мисс Уиплеш. — Вечная история! Она взяла тяжелый портфель из блестящей кожи, туго набитый секретнейшими докладами, предназначенными только для глаз членов кабинета министров, — возвратясь в управление, сэр Генри обязан был тут же их уничтожить.

— Роза, голубка, догони его, пожалуйста!

— Эй! — закричала толстуха Роза, карабкаясь по ступенькам, ведущим из подвала на улицу. Сэр Генри был уже далеко, он заворачивал за угол. Роза бросилась следом со всей быстротой, на какую были способны ее старые ноги. Она побежала через сонную площадь, не замечая мчавшегося на нее фургона. Фургон сшиб старуху, отшвырнул ее далеко в сторону, и ей тут же пришел конец.

Фургон (вел его Мак–Ниш) направлялся к «Роковому дому». Мак–Ниш не обладал чувствительным сердцем и даже не подумал остановить машину. Он видел, что свидетелей нет, и просто–напросто понесся дальше, не ведая, что судьба избрала его своим орудием…

Когда Розу сбило, портфель сэра Генри вылетел у нее из рук и, описав высоко в воздухе длинную дугу, упал на кучу осенних листьев в скверике посредине площади. Листья падали и падали, и через несколько часов портфеля уже не было видно. Портфель остался здесь лежать на всю долгую зиму и мало–помалу сгнил. К весне десяток государственных секретов особой важности превратился в кучку полезного и питательного удобрения.

В ту же самую пятницу вечером сэр Генри повесился у себя в кабинете. По случаю выходного дня тело его обнаружили только утром в воскресенье.

Он позвонил мисс Уиплеш и узнал, что Роза ушла с его портфелем и не вернулась. Но покончил он с собой не из–за этого. Хотя ему было отлично известно, что от дома мисс Уиплеш до русского посольства рукой подать, а за несколько шиллингов Роза готова расстаться со своей бессмертной душой, он в тот момент не предпринял ничего… Нет, он наложил на себя руки несколько позднее, когда, вернувшись в управление, нашел на своем столе вежливую записочку, приглашавшую его на неофициальное торжество — проводы, которые коллеги устраивали мистеру Кроуму в связи с его уходом на пенсию.

 

9. Некрологи

Первыми о смерти сэра Генри узнали «Трое безымянных» из МИ–5.

Тот, который услышал эту весть по телефону, не промолвил ни слова. Он положил трубку и молча прошёл мимо своих двух коллег («Безликих») к щиту, занимавшему целиком одну стену. Там на сложной схеме, отображавшей взаимосвязь всех отделов безопасности, значились фамилии их руководителей. «Безликий» зачеркнул фамилию сэра Генри и вернулся на свое место. Двое остальных кивком головы дали понять, что им все ясно, и заседание продолжалось.

Бакстер Лавлейс получил сообщение о смерти своего шефа по прямому проводу, соединявшему его элегантную квартиру с Управлением безопасности. Лавлейс не смог уехать за город на эти дни, а сидеть в воскресенье в Лондоне ему было обидно, поэтому он пребывал в дурном расположении духа. Чтобы как–то отвлечься, он лепил фигурку из пластилина, отрабатывая каждую деталь.

— Ну конечно. В этом весь сэр Генри. Нарочно выкинул такой номер в воскресенье, чтобы не дать людям спокойно отдохнуть. Ладно, сейчас я приеду.

Он повесил трубку и вернулся к своему занятию. Фигурка была дюймов в девять высотой и сильно смахивала на Бойкотта.

Бакстер Лавлейс отыскал на письменном столе огромную булавку и с силой воткнул ее фигурке под ложечку…

— Ох! — простонал Бойкотт, отрываясь от мощного телескопа, направленного на открытую балконную дверь дома Кромески.

— Что случилось, сэр? — спросил полицейский инспектор, вошедший с каким–то донесением в руках.

— Не иначе, как язву заработал, — горделиво объявил Бойкотт, схватившись за живот. Язва, по его мнению, была болезнь достойная, полностью в духе века электроники.

— Вот, только что получено для вас, сэр.

Бойкотт решил, что труды его увенчались долгожданным успехом. Он нетерпеливо вырвал у инспектора бумажку. Оказалось, что это всего–навсего сообщение о трагической смерти сэра Генри. Бойкотт смял сообщение в комок и отшвырнул прочь.

— Кому это интересно! — пробормотал он в раздражении, возвращаясь к телескопу. Командор Солт тоже наблюдал через окно за внешним миром, но при посредстве огромного морского бинокля.

— Что за унылая картина вокруг! — заметил он мрачно.

— Унылая картина сейчас на Уайт–Холле — старик Спрингбек повесился у себя в кабинете, — с присущим ему остроумием сообщил лейтенант Игар, подавая шефу рапорт,

— Та–а–а–к, — протянул бравый командор, вставил в глаз монокль и принялся за чтение. — Пожалуй, это сигнал опасности. Давай–ка, приятель, свернем на некоторое время все дела. Надо выждать.

— Ничего удивительного, — констатировал бригадир Радкинс. — У бедняги Спрингбека кишка была тонка для такой работы. Но все–таки это уж чересчур. Старый дурак.

— Сибилла! — позвал жену старик Кроум. — Достань–ка мне черный галстук. Только что трагически скончался мой бывший шеф.

Он узнал о смерти сэра Генри из шестичасового выпуска последних известий и огорчился до глубины души.

— Но я уже упаковала все галстуки, Эдвин.

— Прости, дорогая, я тебе доставляю столько хлопот, но сама понимаешь… Завязывая галстук в спальне перед зеркрлом, он сказал дрогнувшим голосом:

— Это конец целой эпохи. Он и я, пусть на разных ступенях служебной лестницы, были последние — я в этом убежден — самые последние хранители старых традиций государственной службы.

У старого честного труженика навернулись слезы на глаза, а жена посмотрела на него растроганным взглядом.

Но тяжелее всех воспринял печальную новость Хаббард–Джонс. Он попросту впал в неистовство.

— Черт побери! — вопил он. — Проклятье! Безмозглый осел! Да как он посмел! Хаббард–Джонс метался по своей роскошной новой квартире, швыряя на пол и опрокидывая все подряд и изрыгая проклятия:

— Черт! Черт побери! Черт их всех побери!

 

10. Операция «Жмурки»

Стоял холодный ясный вечер, какие бывают в пору первых заморозков. В небе висела полная луна, круглая и белая, словно тарелка. Безлюдные воскресные улицы в ярком лунном свете казались театральными декорациями. Фургон «Акционерного общества Футлус» с головокружительной скоростью несся по Кэмден–Хилл.

На крыше фургона под брезентом распростерся мертвецки пьяный Хаббард–Джонс, загримированный под Черного менестреля.

За рулем сидел Джок Мак–Ниш. Ему было невдомек, что смерть толстухи Розы, случившаяся по его вине, послужила толчком для операции «Жмурки».

Сидя рядом с Мак–Нишем, Рональд Бейтс размышлял об удивительных событиях последних часов, из–за которых он попал теперь в эту историю.

Началось все с того, что Рональда срочно вызвали на службу. Факт сам по себе невероятный, ибо в обычное время Хаббард–Джонс скорее пустился бы вплавь через Ла–Манш, чем согласился работать в воскресенье. Вместо приветствия шеф торжественно объявил:

— Бейтс, сегодня вечером мы должны проникнуть в «Роковой дом». Начинаем операцию «Жмурки».

— Какую операцию?

— А вы что, черт возьми, не соображаете? Я вам сто раз о ней говорил. — В действительности мысль об операции «Жмурки» пришла ему в голову полчаса назад. — Это вторая часть «Плана Х. — Дж.», дубина вы эдакая.

Находясь в подпитии, Хаббард–Джонс снова и снова возвращался к идее о блистательном маневре, который раскроет тайну «Рокового дома». Но до сего дня все это оставалось заманчивой мечтой, не влекущей за собой решительных действий. Однако теперь над Хаббард–Джонсом нависла страшная угроза — место сэра Генри займет Бакстер Лавлейс, и тогда прости–прощай его привилегии, которых он только что добился. Наступало время укрепить свои позиции, доказать на деле, что его отдел — боевой отряд контрразведки. И доказать незамедлительно.

— Так вот, — продолжал он. — Массированный рейд. Как можно больше людей. Вооруженных до зубов. — Тут даже он понял, что хватил через край, и несколько сбавил тон. — То есть, не поднимая особого шума, кто–то один из нас должен пробраться в дом.

— Вот оно что, — сказал Рональд. И добавил: — И кто же? Хаббард–Джонс притворился, будто не слышит. Некоторое время он шагал взад и вперед по комнате, погруженный в раздумье. Наконец как ни в чем не бывало он объявил:

— Бейтс, как только мы туда приедем, вы перелезаете через забор, и после этого вам следует…

— Ни за что, — прервал Рональд с твердостью, неожиданной для самого себя.

— Вы отказываетесь выполнить приказ, Бейтс?

— Да.

Они молча уставились друг на друга. Трудно было сказать, кто из них удивлен больше. И сейчас в уютной и теплой кабине Рональд вспоминал с некоторым даже удовольствием, как он впервые в жизни выказал неподчинение. Правда, Хаббард–Джонс сразу насел на него, пустив в ход весь набор приемов, которым располагает уязвленное начальство, и Рональд чуть было не утратил свой бунтарский дух. Еще немного — и он бы уступил, но тут нечто неожиданное и трогательное вновь придало ему мужество: Рональд откинулся на спинку подпрыгивающего сиденья, и перед его глазами опять прошла следующая сцена.

Место: Отдел наблюдения за иностранными гражданами.

Время: вечер того же дня. На сцене: передний план — Скромница, Рональд Бейтс. Задний план («святилище») — Хаббард–Джонс. Рональд в тревоге ходит из угла в угол.

Хаббард–Джонс. Ох! Ой! Какая боль в спине! У меня, должно быть, смещен позвонок.

Рональд. Ничего не поделаешь. Придется мне взять это на себя. Ему такое сейчас не под силу.

Скромница. Нет! Пожалуйста, не надо, мистер Бейтс.

Рональд. О чем это вы?

Скромница (смущенно). Если… если все кончится плохо, если кого–то ранят или убьют, когда нужно будет лезть в этот дом, или еще что… пусть лучше его, а не вас…

Рональд. Но ведь… Вы и он…

Скромница (неожиданно взяла его за руку обеими руками). Да ничего у меня к нему нет… Просто я боюсь его — он командует, и я сразу теряюсь и не могу за себя постоять. Пожалуйста, мистер Бейтс, не подвергайте себя такой опасности!

Рональд (неожиданно дерзко). Надо бы и мне так командовать…

Скромница. Нет, нет! Глупый, ведь вы мне и нравитесь потому, что вы не такой, как он. (Глаза у нее сияют, Рональд зачарованно смотрит на нее. Волшебный миг.) Пожалуйста, мистер Бейтс! Поберегите себя. (Скромница дарит ему нежный поцелуй и выбегает из комнаты.)

Рональд возвращается к действительности и смотрит на часы. Слежка за «Роковым домом» показала, что наиболее удобный момент для прорыва — это одиннадцать часов вечера. Сейчас двадцать пять двенадцатого. Время упущено. Их операция должна бы уже сейчас идти полным ходом.

Подготовительная стадия проходила удачно. В десять часов через забор в сад «Рокового дома» забросили несколько кусков мяса со снотворным. Через четверть часа свирепые сторожевые псы спали глубоким сном. Вокруг все дышало покоем. Хаббард–Джонс, смирившись наконец с тем, что Рональд не возьмет на себя его обязанностей, тоже, казалось, успокоился. Весь день он пил, не переставая, но тем не менее позволил облачить себя в черный кожаный комбинезон и намазать себе лицо черной ваксой.

Скромница вслух читала по списку, а Рональд и Джок Мак–Ниш вооружали и снаряжали нетвердо стоящего на ногах и с ухмылкой озирающегося шефа.

1 нож с длинным тонким лезвием, 2 ножа с широким лезвием, 1 автоматический пистолет 32–го калибра, 2 микрофотокамеры.

И так далее… Длиннейший список, но наконец десантный отряд в составе одного человека был полностью экипирован и готов к бою.

И только когда шефа укладывали на крыше фургона, стало ясно, что он мертвецки пьян.

Хаббард–Джонса спрятали под куском брезента, приставную лестницу унесли» и вдруг из–под брезента высунулась перекошенная черная физиономия:

— Мне не дали бомбы со слезоточивым газом!

— Дали, дали. Я все проверила дважды, — ответила Скромница. Она вышла с ними попрощаться и, дрожа от холода, стояла у фургона. Машина тронулась в путь, когда было далеко за одиннадцать. Скромница помахала им вслед рукой.

Джок гнал сломя голову и не обращал ни малейшего внимания на Хаббард–Джонса, если тот вдруг начинал отчаянно барабанить по крыше, требуя, чтобы машину остановили. Только благодаря Мак–Нишу налет вообще состоялся. Было уже без четверти двенадцать, когда веревку с крюком зацепили за платановую ветвь, и Хаббард–Джонс повис, качаясь, над забором «Рокового дома»… Рональд и Джок ждали, напрягши слух. Наконец послышался тяжелый глухой удар…

— Приземлился!

Затем раздались неверные шаги, приглушенные проклятия, что–то звякнуло. Хрипение, кашель, плевки — из–за забора поднялось клубящееся белое облако.

— Боже милостивый! Он хлопнул об землю слезоточивую бомбу, — догадался Джок.

Полицейский констебль Уорт любил ночные дежурства. Он с удовольствием бродил в одиночестве по пустынным улицам, погруженный в свои мысли. Он перебирал в памяти все когда–либо нанесенные ему обиды, стараясь ни одной не пропустить. А в этот ясный вечер, совершая обход залитых луной улочек и переулков, Уорт неотступно думал о самой большой своей обиде. Это было нечто из ряда вон выходящее, и вот уже две недели воспоминание о ней наполняло его душу сладостной болью. Подумать только — явился инспектор и приказал (конечно, чтобы задержать продвижение Уорта по службе) освободить из–под ареста преступника (задержанного Уортом с риском для жизни), который выдал себя за слепца, оказал сопротивление властям и совершил нападение на офицера полиции… Тут Уорт заметил неподалеку в тени дерева огромный фургон. Констебль насторожился. Фургон мог быть связан с нарушением порядка, нарушение порядка могло означать арест, аресты же, по мнению простодушного Уорта, означали продвижение по службе.

Используя полицейский прием, известный под названием «растаять в ночной темноте», он стал крадучись подбираться к фургону.

Облако слезоточивого газа развеялось, кашель затих вдали, и Рональд и Джок принялись за запасное колесо, из которого предварительно был выпущен воздух. Они положили колесо на мостовую, разбросали вокруг инструменты, надеясь таким образом создать впечатление, будто заклеивают прокол, если вдруг привлекут к себе чьи–нибудь любопытные взоры.

— Дай бог ему унести оттуда ноги!

— Черта с два, — бесстрастно ответил Джок. — Ничего у него не выйдет. Поручил бы мне — я с четырнадцати лет взламываю замки и залезаю, куда надо. И сцапали меня всего два раза. Так–то. И вообще, на черта нам мерзнуть вдвоем, — рассудил он, забрался в кабину и тут же заснул.

Рональд остался один, он так замерз, что у него не гнулись пальцы. Он считал своим долгом думать и тревожиться о Хаббард–Джонсе, но мысли его были заняты только Скромницей… Внезапно ему в лицо посветили фонариком..

— Что случилось, приятель?

— Ничего страшного, констебль, всего–навсего прокол. Я уже почти привел колесо в порядок. Уорт прошелся с фонариком вокруг фургона и увидел надпись: «Акционерное общество

Футлус. Документальные, видовые и короткометражные фильмы». Подозрения констебля мигом развеялись, он преисполнился доброжелательности.

— Снимаете фильм, сэр? Рональд начал излагать легенду, сочиненную на подобный случай.

— Совершенно верно. Были на съемках с шести утра. А сейчас уже почти дома, и надо же такому случиться.

— Ну, ребята, вы вкалываете не хуже нашего. Давайте–ка я вам пособлю, устали небось.

— Ничего, констебль… Я и сам справлюсь… Уже почти все… Рональд принялся завертывать гайки, надеясь так потянуть время, но Уорт, ткнув носком башмака в колесо, заключил:

— Верно, у вас тут все в порядке. Теперь гоните домой, и на боковую.

— А я не спешу… То есть, конечно, на боковую, — неумело изворачивался Рональд.

— Вы один, сэр?

— Э–э… не совсем. Рональд открыл дверцу и изо всех сил встряхнул храпящего Мак–Ниша.

— Значит, он вернулся? — поинтересовался Джок спросонья. Рональд отчетливо и громко прокричал ему в ухо:

— Констебль любезно помог мне, Джок. Можно ехать.

— Ну и ну! — вырвалось у Джока.

— Что делать? Не бросать же здесь шефа одного, — взволнованно зашептал Рональд. Джок лишь пожал плечами.

— Благодарю вас, констебль, — обратился Рональд к Уорту. — Пожалуй, мы двинем дальше.

Уорт закрыл за Рональдом дверцу и вежливо откозырял:

— Спокойной ночи, сэр. Поезжайте осторожнее. Сразу же за углом Джок остановил машину.

— Пойдем глянем, — сказал он. Они вылезли из машины и на цыпочках двинулись обратно. На Линкольн–Террас ни души, вокруг мертвая тишина.

Вдруг из «Рокового дома» донесся оглушительный взрыв. Джок и Рональд в ужасе посмотрели друг на друга.

— Смотри–ка! — прошептал Джок. — Он, кажется, провернул это дело. На заборе появилась черная тень. Прыжок — и тень благополучно приземлилась, но в тот же миг из мрака вынырнула еще одна черная тень. Завязалась схватка, замелькали руки, ноги… И на середину мостовой в пятно лунного света выкатилась полицейская каска.

— Я смываюсь, — заявил Джок. — Он теперь в лапах у правосудия.

Рональд, к своему изумлению, каким–то образом очутился рядом с Джоком в кабине. Фургон понесся по улице. Рональд понимал, что не проявил должной храбрости, но трусость всегда заразительна.

Схватка на мостовой была недолгой — через минуту Уорт подтащил свою жертву к ближайшему фонарю. Крупные капли пота, стекая, оставляли следы на черной ваксе, и лицо у Хаб–бард–Джонса было все в полосах. Тем не менее Уорту не стоило большого труда узнать черты, столь глубоко врезавшиеся ему в память. Да, ночка сегодня выпала удачная.

— Ах, это опять ты! — воскликнул бравый констебль. — Ну уж теперь держись…

 

11. Тяжелые последствия

Рональд брел по Пикок–Лейн, еле волоча ноги. Он провел остаток ночи без сна, терзаясь сомнениями. Может быть, нужно пойти в полицейский участок Ноттинг–Хилл и выручить Хаббард–Джонса? Или ему следует обратиться в Особое управление и убедить их арестовать всю шайку в «Роковом доме», пока те не удрали, предупрежденные об опасности визитом Хаббард–Джонса? Не в силах, как обычно, отважиться на самостоятельный поступок, он решил пойти на службу — вдруг там есть какие–нибудь новости, которые помогут ему принять нужное решение.

У двери «Акционерного общества Футлус» он остановился в сомнении. А что, если Хаб–бард–Джонса уже выпустили и он его ждет? Рональд уныло отворил дверь и вошел. И тут его подстерегала засада. Ему зажали рот с силой так, что все тело пронизала резкая боль, заломили назад руки, потащили вверх по лестнице и втолкнули в комнату, где он обычно работал.

— Бейтс, — лаконично объявил один из пленивших Рональда.

Рональд, ничего не понимая, поднялся с пола. Несколько человек вели тщательный и методичный обыск, не оставляя без внимания ни единой щели.

— Отойдите к стене, Бейтс. Руки на голову. Рональд повиновался и обнаружил рядом с собой Джока Мак–Ниша, тоже обхватившего голову руками и выглядевшего весьма нелепо. Они обменялись недоуменными взглядами. Ни Хаббард–Джонса, ни кого–либо из сотрудников не было видно.

Из «святилища» появился высокий и красивый молодой блондин.

— Так это вы Бейтс? Вас ждут, мистер Бейтс. — И с этими словами он взял Рональда за ухо и повел в «святилище».

Справка. Операция «Жмурки», ретроспективно. Когда слезоточивый газ рассеялся и кашель стих, Хаббард–Джонса охватило странное блаженство — газ и пары виски настроили его на смешливый лад, и в высшей степени серьезное предприятие каза лось теперь ему чуть ли не шуткой. Он с необычайной легкостью проник в дом, как и было задумано, через окно второго этажа, и очутился в узком коридоре.

Где–то вдали часы пробили полночь.

Он соскользнул по лестнице к массивной двустворчатой двери, которая вела в комнату с многочисленными яркими телефонами, пестрыми морскими кодами и мрачными телетайпами. Хаббард–Джонс озирался, как в тумане, пытаясь сообразить, зачем он здесь. Увидев огромный радиопередатчик, он смутно припомнил, что нужно выяснить, на какую он настроен волну.

Но, осторожно подкрадываясь к передатчику, Хаббард–Джонс заметил и многое другое: большие красные ведра с надписью «пожарное ведро», заглавия на морских кодах, неожиданно четко возникшую надпись, которая начиналась словами «Министерство оборо…», потом он почувствовал запах сигары и осознал, что тут кто–то есть. И с него сразу слетел весь хмель.

Он молниеносно обернулся, хватаясь за пояс… В дверях стояли командор Солт и лейтенант Игар. Они смотрели на Хаббард–Джонса участливо, словно посетители в больнице.

— Так–так–так, — произнес командор. К подобному сюрпризу Хаббард–Джонс не был подготовлен. Он настроился на встречу с вооруженными до зубов представителями восточного мира, но никак не ожидал увидеть перед собой холеных морских офицеров с сигарами в зубах. Хаббард–Джонс схватил первое, что нащупал на поясе (это была маленькая ручная граната), швырнул ее в моряков и бросился бежать. Он уже снова забрался на второй этаж, когда раздался взрыв и на пол посыпались штукатурка, крючки и фотографии военных кораблей. Конец справки. Вернемся в отдел наблюдения за иностранными гражданами, в «святилище», где Рональд только что выслушал гораздо более выразительное изложение этих же событий.

Бакстер Лавлейс окинул Рональда ледяным взглядом, Затем посмотрел на полного бледного человека с моноклем, сидевшего справа от него; затем на нахального блондина по левую руку; наконец, на девушку в углу, которая стенографировала беседу (это была Скромница — жива, слава богу, хоть и заплаканная, расстроенная, на Рональда даже не взглянула).

— Я глубоко разочаровался в вас, Бейтс.

— Виноват, сэр, — пробормотал Рональд, вытянувшись по стойке «смирно». Все это очень походило на заседание военного трибунала.

— Я назначил вас в этот отдел, так как полагал, что вы будете оказывать сдерживающее влияние на Хаббард–Джонса, всем известного несколько неустойчивой психикой. Кстати, если вас это в какой–то мере утешит, вчерашний эпизод положил конец его карьере. Я отправил его туда, откуда он к нам пришел, — обратно к иммиграционным властям. Что касается вас, Бейтс, вы поощряли его безумные затеи. Одним словом, Бейтс, вы проявили себя в крайне невыгодном свете. Я закрываю отдел — все равно от него никогда не было толку. А вы, — зеленые глаза сверкнули ледяными искрами, — вы можете считать себя в резерве на неопределенный срок.

Это было равносильно смертному приговору — изгнание из контрразведки, из прекрасного мира мечты.

Рональд прошел к своему столу и начал собирать вещи. Дверь в «святилище» осталась полуоткрытой, и он улавливал обрывки разговора между Солтом и Бакстером Лавлейсом.

— Что вы думаете делать с остальными сотрудниками? — спросил Солт.

— Некоторых мы переведем в другие отделы, но…

— Переведите девушку ко мне. Я давно ищу секретаря. Рональд уже почти ничего не воспринимал, и эта убийственная просьба даже не задела его.

Затем снова послышался голос Лавлейса:

— Некоторые из них вообще ни на что не годны, обыкновенные преступники. Одного вдобавок разыскивает полиция. Он стащил кипу ордеров на обыск и пользовался ими, чтобы проникать в частные дома. Стоило хозяину отвернуться, и он хватал, что плохо лежит, совал в чемодан и исчезал…

У Джока Мак–Ниша лицо внезапно покрылось испариной.

— Разрешите выйти по нужде? — обратился он к своей охране. Те вопросительно взглянули на лейтенанта Игара.

— Один пройдет с ним и станет у двери. Джока вывели. Через несколько секунд, как Рональд и ожидал, загремела, падая, колонка.

Потайным ходом воспользовались в последний раз, и впервые с толком.

В отличие от Джока Бакстер Лавлейс покидал здание через парадный ход.

— Ну, слава богу, они хоть не занимались подрывной деятельностью. Просто–напросто по воле одного психопата и одного дурака, — он уничтожающе взглянул на Рональда, — выброшена на ветер огромная сумма государственных денег., А вы, командор, дешево отделались. Не стоило, конечно, вам самим браться за обыск, следовало подключить Особое управление — это их дело. Но от них теперь, пожалуй, ничего не добьешься. Кажется, они все до одного торчат возле какой–то лачуги где–то на окраине.

И он исчез за дверью.

— Неплохая работа, неплохая, — потирал рукн командор Солт. — Нам повезло, что все это случилось сегодня — Лавлейс первый день на новом посту вместо Спрингбека. Ну, крошка, идем, — обратился он к Скромнице, которая покорно ждала, когда о ней вспомнят.

Девушка пошла за своим пальто, по–прежнему пряча глаза от Рональда, но он успел заметить, что она опустила какой–то листок в карман его макинтоша.

— Не повезло вам, Бейтс, — посочувствовал командор. — Я всегда говорю: если работаешь у нас в контрразведке, главное — умение лавировать. Иными словами, сиди и не рыпайся.

Командор пропустил Скромницу в дверь и доверительно подмигнул Рональду: «Военная добыча».

Рональд сидел в кафе, устремив взгляд в чашку с чаем. Все кончено! Вот ему нет и тридцати, а карьера его уже оборвалась. Он мрачно полез в карман за запиской Скромницы. К своему удивлению, он обнаружил там еще одно письмо. На дорогом конверте стояло: «Рональду Бейтсу, эсквайру. Лично. Конфиденциально».

Скромница ему писала:

«Дорогой мистер Бейтс! Простите, не смогла предупредить вас, но через два часа, как вы уехали, те, которые вас ждали сегодня утром, ворвались и держали меня здесь всю ночь. Около восьми утра пришел, который на вас орал. И я так виновата, я все выболтала тому с моноклем. Он мне скомандовал, я и струсила. Тороплюсь, больше писать не могу. Ваша Джина (Скромница)».

«Джина (Скромница)», — печально размышлял Рональд. Он никогда не знал, как ее называть, и обращался к ней просто «вы», а она не пошла дальше «мистера Бейтса». Он грустно перечитал записку, а затем вскрыл дорогой конверт.

«Мне необходимо встретиться с Вами в частном порядке и кое о чем переговорить. Не смогли бы Вы быть у меня сегодня в 8 часов вечера? Проверьте, чтобы за Вами не было слежки.

Искренне Ваш А. де В. Б. Л.

P. S. Не принимайте близко к сердцу утренних событий».

 

12. Петля затягивается

Кислятина Крэбб явился с визитом к Бойкотту во временный штаб. Маленькая комната, некогда служившая гостиной, была завалена кипами бумаг: вся подноготная мистера и миссис Кромески, их прошлое, друзья, враги — все было здесь. Крэбб в восхищении оглядел комнатку и начал свой внутренний диалог:

— В, Как обстоит дело с Бойкоттом?

— О. Прекрасно.

— В. Петля затягивается.

— О. Все туже и туже, осталось лишь дернуть как следует.

— Неплохо, — похвалил Кислятина, указывая на горы толстых папок.

— За две недели набралось, — снисходительно отвечал Бойкотт.

— За девятнадцать дней, — кротко поправил его шеф. — На вас сейчас работает чуть ли не все управление.

Бойкотт начал объяснять в двадцатый раз:

— Сразу положительные результаты получить трудно. Каждый шаг в том доме фиксируется. Каждое письмо, каждый телефонный звонок. Мы знаем, кто к ним ходит, с кем они встречаются вне дома. Вся эта информация ежедневно поступает в ЭВМ. Пройдет еще немного времени — и они у нас в руках. И не одно мелкое звено, как бывало раньше, а вся их грязная сеть.

— Понятно, — добродушно отозвался Крэбб. — Ну что же, только не забудьте: на следующей неделе состоится государственный визит. Президент одной африканской республики.

— Африканской? — Бойкотт вскочил на ноги, сбив со стола поднос с чайником и чашками.

— Да, — продолжал Крэбб. — Вы, наверное, знаете кое–что о деятельности здешних студентов из этой страны. Забавные ребята. Они, судя по донесениям, недолюбливают своего президента, так что нам велено смотреть в оба.

— Но, черт побери, — встревожился Бойкотт, — я не могу снимать людей с этого задания. Если хоть на день прервется поток информации, нужно будет начинать все сначала. ЭВМ должна получать материал регулярно. Это ее хлеб насущный.

— Боюсь, что недельку ей придется поголодать. В штабе еле–еле хватает людей для охраны королевской семьи, не говоря уж об африканских президентах.

У Бойкотта запылал нос.

— Я ставлю вас в известность об этом, так как со следующей недели вам предстоит взять на себя руководство всей нашей конторой.

Бойкотт уронил карандаш.

— Поэтому я к вам и зашел. В понедельник у меня начинается курс лечения, срок — месяц. Доктора велят — ничего не поделаешь, а иначе разве бы я стал перекладывать все дела на ваши плечи?

— Ну что же, — сказал Бойкотт, заметно повеселев. — И прекрасно, то есть я не про вашу болезнь. Я насчет этого государственного визита. Не беспокойтесь, все будет в порядке. Не хотите ли все осмотреть, раз уж вы к нам заехали? У нас есть очень интересное новое оборудование.

Он провел Крэбба наверх, откуда была видна тыльная часть дома по на Балморал–Касл–Драйв.

Комната была невелика и с трудом вмещала огромное количество техники, не говоря уже о сотрудниках. Они преспокойно распивали чай, но с виноватым видом засуетились вокруг аппаратуры, притворяясь, будто работают, когда в комнату втиснулись Крэбб и Бойкотт.

— Что–нибудь новенькое? — бодро спросил Бойкотт. Он видел, что Крэбб настроен недоверчиво, и размечтался: хорошо б сейчас доложили, что в саду напротив только что сел вертолет и высадилась целая группа агентов, и на рукавах у всех у них красные повязки: «СССР. Кадровый шпион».

— Кладбищенское спокойствие, сэр.

— Кажется, ваши сотрудники не сумели установить у Кромески диктофоны? — поинтересовался Крэбб.

— Об этом лучше спросить Гендерсона. Передайте, что его хочет видеть начальник управления.

Через несколько минут появился Гендерсон, эксперт–связист. Лицо у него было сконфуженное.

— Дело вот в чем, сэр. Сперва пошел Морисси под видом газовщика. Потом констебль Нил, притворился электромонтером. Опять ничего не вышло. Тогда отправился я сам, будто я водопроводчик. Единственное, что мне удалось, — это пристроить диктофон в ванной.

— Что же вам мешает? — терпеливо спросил Крэбб.

— Да все эта женщина, сэр. Миссис Кромески. — Гендерсон слегка покраснел. — Она… ну ходит за нами по пятам.

— Зачем?

— Она… она делает разные намеки…

— Интимного характера?

— Именно, сэр. Грязные предложения. И не дает работать.

— Ладно. Надевайте фуражку водопроводчика и отправляйтесь туда снова. И примите ее предложения.

— Но я женатый человек, сэр.

У Крэбба не было ни малейшего намерения помогать Бойкотту, но в нем заговорил профессионал. Он не терпел отсутствия инициативы в работе.

— Вы можете оказаться женатым человеком без работы и без пенсии, если не будете выполнять приказов, Гендерсон.

Гендерсон судорожно вздохнул — ему ничего не оставалось как подчиниться.

— Вот видите, такая простая деталь человеческого поведения ускользнула от вашей электроники, Бойкотт. Ну, мне пора. Не забудьте насчет государственного визита. Да, кстати, надеюсь, Кроум у вас по–прежнему под наблюдением?

— Зачем? Это бы его только настораживало. Мы и так знаем, где его найти, если понадобится.

— В прошлую пятницу он вышел на пенсию.

— Это не имеет значения.

— Боюсь, что имеет, и немалое, — веско заметил Крэбб. — Он, кажется, скопил изрядную толику и приобрел участок земли в Аргентине. Улетел туда сегодня утром с женой. К сожалению, с Аргентиной у нас нет соглашения о выдаче преступников.

Бойкотт разинул рот и вытаращил глаза.

— Похоже, он ускользнул у вас прямо между пальцев, Бойкотт, не так ли?

С этими словами Крэбб покинул своего заместителя.

У ближайшей телефонной будки он остановился. Кислятина знал, что только по телефону–автомату можно говорить без опаски, все частные аппараты прослушивались.

Он набрал одиннадцать цифр. В трубке зажужжало. Затем послышался гудок особого тона. Крэбб набрал еще шесть цифр, и его соединили непосредственно с «Тремя безымянными».

— Он ваш. Можете его брать в любой день на следующей неделе.

— Крэбб подловил для нас Бойкотта, — сказал «Безликий» двум остальным «Таинственным друзьям».

— Превосходно. Один из них встал, прошел к схеме и, взмахнув карандашом, вычеркнул фамилию Бойкотта из списка.

 

13. Новая эра

У Рональда весь день прошел в заботах и беготне, и его подавленность как рукой сняло — он заметно приободрился.

Ни на минуту не забывая о многозначительной просьбе Лавлейса: «Проверьте, чтобы за вами не было слежки», — он носился из одного кинотеатра в другой и с риском для жизни соскакивал на ходу с автобусов, чтобы оторваться от хвоста, который, возможно, был к нему приставлен. Для большей верности он хватал одно такси за другим и на полдороге внезапно менял маршрут . К семи часам Рональд исколесил весь город, умаялся окончательно и остался без гроша.

И вот он бредет, прихрамывая, по Пикадилли к Белгрейвии, где находится дом Лавлейса. Улица Нейпиар–Кресент состоит из роскошных особняков, в большинстве из них разместились посольства, но дом № 32 разделен на квартиры — самые большие и дорогие квартиры во всем королевстве. Перед Рональдом раскрываются тяжелые двери, и он попадает в вестибюль, какой можно увидеть лишь на экране кино.

В квартире Бакстера Лавлейса его встречает экономка в черном платье из плеяды преданных слуг семейства Лавлейс.

— Мистер Антони ожидает вас в кабинете, сэр. Будьте любезны, следуйте за мной. Рональд идет за нею по устланному толстым ковром коридору, где на стенах красуются портреты предков семейства Лавлейс.

— Мистер Бейтс, сэр, — объявляет экономка. Лавлейс сидит за письменным столом в другом конце огромного кабинета. В комнате полумрак, обои цвета выдержанного красного вина, мебели немного, но она массивна и роскошна.

— Входите, Рональд. Рональд вспыхнул от радости. Такая важная персона называет его просто по имени — о подобном он никогда не мог и мечтать.

— Присаживайтесь, — говорит Лавлейс. — Вы, наверно, замерзли. Выпейте коньяку. Бокал похож по размерам и весу на бочонок, коньяк — старый, ароматный, налит щедрой рукой. Рональд чувствует, как он согревается в жарко натопленной квартире.

— Я должен извиниться перед вами за нелепый утренний спектакль, но я был вынужден его устроить. Все должны были поверить, что вы вышли из игры.

— Понимаю, — сказал Рональд, не представляя себе, о чем идет речь.

— Я вам доверяю. Это вы мне писали, не так ли? Анонимное предупреждение о том, что Хаббард–Джонс установил за мной слежку?

Рональд кивнул. За последние двое суток произошло так много событий, что об этом письме он начисто забыл.

— Я могу положиться лишь на очень немногих. По правде говоря, сейчас только на двоих. Это вы и бригадир Радкинс, — печально говорил Лавлейс. — Вы, наверно, догадались, поговорив со стариком на прошлой неделе, что у меня к вам дело.

Рональд полагал, что теперь его уже ничем не удивишь, но это сообщение его потрясло — значит, нелепая прогулка в машине с бригадиром считалась деловым разговором! Лавлейс подлил Рональду еще коньяку и продолжал:

— Вам, видимо, небезызвестно, что положение сейчас создалось напряженное. Министр внутренних дел просил меня занять пост главы службы внутренней безопасности, но он отлично знает, что мое назначение не всем придется по душе…

— Сэр, ваше назначение встретят с восторгом! — воскликнул Рональд. Его начинало клонить в сон.

— Нет, многие будут против. Начальникам отделов при Генри Спрингбеке все, что угодно, сходило с рук. Я такого не позволю, и они это отлично понимают. Они будут всячески ставить мне палки в колеса. Но я их одолею. Одолею! — Лавлейс зашагал по комнате. Казалось, он разговаривает сам с собой, а не с Рональдом. — С ними нетрудно управиться. Пусть перегрызают друг другу глотки. Они передерутся, и выстоят только сильнейшие. И тогда я скажу свое слово. Я создам самую эффективную контрразведку в Европе, нет, во всем мире.

Бакстер Лавлейс сверкнул на Рональда зелеными кошачьими глазами и снова подлил ему в бокал.

— И мне это будет нетрудно: моя семья и семьи, с которыми она породнилась, заключая браки, управляют нашей страной вот уже много поколений. Вице–короли, послы, премьер–министры, лорды–канцлеры, истинный правящий класс… — он внезапно прервал себя. (Рональд старался сидеть прямо и щурил один глаз — все перед ним двоилось и плыло.)

— Я вас совсем заговорил. Вы, конечно, жаждете узнать, зачем я вас сюда пригласил. Пока я занимаюсь делами на внутреннем фронте, деятельность нации вовне продолжается. Нам необходимо выяснить, как происходит утечка важнейшей секретной информации. Операция…

— «Девять муз», — не утерпел Рональд и готов был откусить себе язык.

— Вам о ней известно? Боюсь, что известно всем. С этой минуты вы работаете непосредственно на меня. Ни один человек, повторяю, ни один не должен об этом знать. Если вам понадобится помощь, свяжитесь с бригадиром Радкинсом, но только в случае крайней необходимости.

Он протянул Рональду визитную карточку и ключ.

— Связь со мной и бригадиром будете держать через эту даму. Рональд попытался разобрать фамилию на карточке, но не смог.

— Это ключ от квартиры, адрес вот здесь, на ярлыке. Ваша легенда — вы приобрели эту квартиру и въедете, как только она будет отделана. Ваша связная — художница по интерьеру, так что вы можете встречаться с ней ежедневно у себя на квартире — обсуждать цвет обоев и тому подобное. Ясно?

Рональду стоило немалого труда понять, что от него требуется.

— Но у меня нет денег, — сказал он наконец. — И все знают, что нет. Как же я купил такую квартиру?

— Просмотрите вечерние газеты, и вы увидите, что выиграли пять тысяч фунтов—первый приз в викторине компании, производящей консервированную фасоль. И вы сообщили корреспондентам, что всегда мечтали жить в фешенебельном районе.

— Понимаю.

— А теперь, — Лавлейс подлил Рональду еще, — теперь я расскажу вам, как обстоят дела с этими проклятыми «Девятью музами».

— Четырех уже прихлопнули, — подсказал Рональд, с трудом выговаривая слова. Он пытался вспомнить их имена, но не мог.

— Это Клио, Талия, Эвтерпа и Терпсихора. На прошлой неделе убрали Каллиопу и Эрато. Кровавые убийства. У нас почти не остается курьеров.

— А муз осталось три, — победоносно заключил Рональд после долгих упражнений в устном счете.

— Две. Потому что с Мельпоменой расправились сегодня утром. Так что, сами видите, нужно действовать без промедления.

Но Рональд уже полностью отключился. Он вроде бы и не спал, глаза у него были открыты, но голова пуста, как банк в воскресный день. Он только сумел удержать в памяти слова Лавлей–са: «Девять муз»— это ряд секретных донесений, которые мы получаем из…»

Рональд Бейтс (недавно назначенный специальный тайный агент) не помнил, как он покинул квартиру Лавлейса. Он умудрился выйти оттуда без посторонней помощи, но двигался словно во сне. Тактичная экономка проводила его до лифта. Он пересек импозантный вестибюль, даже не пошатнувшись. Швейцар распахнул перед ним дверь такси, вызванного Лавлей–сом по телефону.

Когда машина отъехала от дома, двое промерзших до костей следопытов, которые прятались за столбом, вздохнули с облегчением.

— Пробыл у него не меньше двух часов, — отметил один.

— Ага. В лицо я его не разглядел, но, похоже, совсем молоденький.

— Теперь шеф обрадуется. Первое дельное донесение за столько месяцев. Никто не подумал сообщить людям Хаббард–Джонса, следившим за Бакстером Лавлейсом, что в этот самый день еще утром отдел их прекратил свое существование.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

1. Тайный агент на службе нации

Вагон покачивается, электричка, подпрыгивая, громыхает по рельсам. Рональду знаком каждый стык, каждая шпала еще с той поры, когда он дважды на день совершал этот путь — в школу и обратно. Вот и сейчас он ловит себя на том, что повторяет шепотом, как заклинание, названия станций, — может, это его подбодрит, а то он совсем приуныл.

«Эрлсфилд, Уимблдон, Рейнс–Парк, Нью–Молден, дайте мне силы в минуту опасности!»

Из статейки, напечатанной в одном скандальном еженедельнике, Рональд узнал, что его дом в Сент–Маргаретс оказался «гнездом порока». В доме после смерти матери хозяйничал мерзавец–отчим, но Рональд боялся, что отвечать придется ему.

Промозглый ноябрьский вечер, мокрый снег, лохматые тучи. Рональд кутается поплотнее в макинтош, и перед ним снова проходят события последних четырех дней, неудачное начало его деятельности в роли специального тайного агента, подчиненного непосредственно главе службы внутренней безопасности…

Четыре дня! А ведь кажется, будто со вторника, когда он проснулся в тяжелом похмелье после визита к Бакстеру Лавлейсу, прошел целый год. Проснувшись, он не мог вспомнить, как добрался до дому, но самое страшное — он напрочь забыл, в чем состоит его секретное задание.

— «Девять муз»! — в ужасе бормотал он, бреясь дрожащей рукой. — Ключ от квартиры! Фамилия связной!

По счастью, ключ и визитная карточка нашлись у него в кармане, и он кое–как добрался до Сохо. Разыскивая дом, указанный в адресе, он изводил себя упреками.

«Первый случай отличиться, и ты его проморгал. Господи, такая возможность никогда больше не подвернется! Дом 3–а, наверное, на другом конце улицы. Поторапливайся!..»

Но вот и дверь квартиры, которая якобы перешла в его собственность. Он принялся было отпирать хитрый замок, как вдруг вспомнил: «Болван! Сперва нужно проверить, как зовут связную. Где эта чертова визитная карточка?..» «Жаклин д'Инди. Оформление интерьеров (благоухающая жасмином роскошная восточная красавица, в сумочке — револьвер системы Бирет–та, убивает наповал).

— Ш–ш–ш–ш!..

Рональд замер на пороге. Оказывается, она уже здесь, в маленькой душной квартирке, стоит на коленях под столом и водит по деревянным панелям каким–то непонятным прибором. Рональд удивленно разинул рот. Аппаратик тонко гудел, вспыхивали красные и зеленые лампочки. Наконец все смолкло.

— Диктофонов пока что нет, вас не подслушивают. — Из–под стола показалась голова.

На Рональда сквозь толстые стекла очков грустно и ласково глядели близорукие серые глаза. Мисс д'Инди выползла и поднялась на ноги. В ней оказалось больше шести футов росту! Великанша с печальной улыбкой протянула Рональду большую вялую руку.

— Меня зовут Джеки, — представилась она. Мисс д'Инди все утро отхаживала Рональда черным кофе и аспирином и согревала теплом женского участия. А незадачливый контрразведчик мучился, сознавая, что он здесь вообще не по праву. И окончательно скис, когда связная предложила, наконец, перейти к делу.

— Вот вам на расходы. Здесь сто фунтов. Время от времени будете пускать окружающим пыль в глаза — ведь вы выиграли огромную сумму.

Рональд взял деньги, чувствуя себя при этом Иудой Искариотом, а вовсе не тайным агентом.

— Здесь фотокопии всех документов, относящихся к операции «Девять муз», — продолжала Жаклин, поднимая с пола, как пушинку, два толстенных альбома с образцами обоев. — Они заложены между образцами. Вам, наверное, не терпится взглянуть на них, так что лучше я оставлю вас одного.

Пока она надевала огромное пальто, Рональд в ужасе листал покрытые неразборчивыми письменами шифрованные страницы. Его переполняло чувство глубокой вины, и он решил во всем признаться доброй великанше. Однако, когда он обернулся, ее уже и след простыл. Рональд хотел броситься вдогонку, но тут раздался долгий и грозный звонок в дверь.

Звонок заливался, не умолкая, и Рональду пришлось отпереть. Его тут же отбросило в сто–рону–в крошечную переднюю ворвалась, с силой хлопнув дверью, какая–то неизвестная приземистая личность. Рональд тупо разглядывал посетителя. Молодой, толстый, как бочонок, коротышка, черноволосый, с бородкой. Бородка ему не шла, кричащее пальто сидело, словно на корове седло, а черная кожаная шляпа без полей окончательно уродовала и без того мерзкую физиономию. Он протянул Рональду засаленное удостоверение ЦСБ.

— Смит. Районный уполномоченный МИ–пять, — с развязностью коммивояжера назвался он. Рональд взял удостоверение, но не смог разобрать ни единой буквы. Он ошарашенно последовал за своим визитером в тесную гостиную.

— Да, квартирку тебе подсунули не ахти…

— Послушайте, я не знаю, к чему вы клоните, но я бросил контрразведку. Мне только что досталась крупная сумма, большой выигрыш…

— Не морочь мне голову. Нам все известно: вы с Лавлейсом что–то затеваете. «Наши таинственные друзья» приказали мне не спускать с тебя глаз.

— Но послушайте, мистер Смит… — опять завел было Рональд, однако Смит снова перебил его:

— Зови меня Содовый, как все. Это из–за желудка. Ни к черту не годится, только и спасаюсь питьевой содой.

Тут Рональд понял — ему казалось, что на улице работают пневматической дрелью, на самом же деле это грохотало в животе у контрразведчика из МИ–5.

— Да, — продолжал Смит, — наши ребята говорят, что я не гожусь для слежки: меня слышно за версту. — Он закатился визгливым смехом. — Кстати, тебе, наверное, дали кучу денег. Одолжи до пятницы десять монет. Моя птичка желает нынче вечером повеселиться, просится на ярмарку в Баттерси.

Рональду пришлось выложить две пятифунтовые бумажки. И лишь много часов спустя он вспомнил, что эта ярмарка закрылась на зиму…

— Смею вас уверить, — начал Рональд высокопарно, — вы не туда попали… Не хватайте эти книги, там секретные документы! — Он негодующе захлопнул альбом.

— Ах, секретные? «Безликие» знают все ваши секреты. Давай–ка, Бейтс, уговоримся — зачем мне тратить время, мотаться за тобой? В этих краях есть дичь поаппетитнее! Я тебе предлагаю: если ты двинешь куда–нибудь, дай мне знать, куда и зачем. Нам обоим так спокойнее. Решено?

Предложение, конечно, шло вразрез с законами служебной этики, но Рональд его принял. Иначе от мерзкого мистера Смита было не отвязаться.

В то утро, во вторник, Рональд, долго не мог заставить себя приняться за работу. Наконец его загрызла совесть, он раскрыл один из альбомов; и ему сразу попался на глаза документ, который он без особого труда прочитал. Там излагались обстоятельства гибели семи «муз ». Жуткие, словно из комиксов взятые подробности. Сами курьеры, сотрудники службы безопасности и случайные люди, не имеющие отношения к делу, попадали в кровавую западню и становились жертвами злодейских убийств. Рональд осознал, с каким беспощадным врагом он выходит один на один, и ему ледяными тисками сжало сердце. Теперь и он, Рональд Бейтс, попал в число тех, за кем охотится эта неразборчивая в средствах шайка.

Когда Рональд справился с первым приступом панического страха, он впал в отупелое состояние (сработал защитный рефлекс), которое и поддерживал в себе до конца недели, — он составил строжайший режим дня и неукоснительно ему следовал.

Ровно в девять утра Рональд садился за стол и раскладывал перед собой все свои секретные бумаги. Затем он брался за один из списков, которые был в состоянии разобрать, а именно за список агентов, тех, кто мог хоть что–нибудь знать о «Девяти музах». К списку прилагались фотографии, особые приметы, описания черт характера, привычек, слабостей. Рональд тщательно изучил все это; ему даже казалось, что он знает агентов лично.

В четверть одиннадцатого, когда являлась Жаклин, Рональд сидел, зарывшись в бумаги.

— Все работаете, Ронни? Только не переутомитесь, — грустно говорила она и шла на кухню варить кофе.

Сразу после ее ухода Рональд складывал бумаги аккуратной стопкой, считал до 250 (за это время Жаклин удалялась на нужное расстояние от дома), а затем украдкой пробирался в соседнее кино. Там целый день крутили один и тот же шпионский детектив, и Рональд семь раз его посмотрел.

Ему не хотелось думать, принимать решения… Будь что будет!

И все же он ни на минуту не забывал о нависшей над ним смертельной угрозе. У себя в квартире, запершись на все замки, он был спокоен, но вне дома старался держаться поближе к самым людным местам. Однако поездка в полупустой пригородной электричке в Сент–Маргаретс была делом небезопасным. И Рональд, предательски нарушив джентльменское соглашение, вынудил Содового Смита сопровождать его. Рональд решил: если ему суждено погибнуть смертью героя, то пусть эта гибель (хоть и совершенно бессмысленная) произойдет в присутствии свидетеля, который сообщит Бакстеру Лавлейсу прискорбную весть…

Недолгая и невеселая жизнь Рональда в роли специального агента проходила еще более одиноко, чем прежде. До четверга он вообще видел только одну Жаклин, да Содовый Смит несколько раз приходил клянчить деньги. Но четверг оказался днем встреч со старыми друзьями. По дороге из кино после двух сеансов шпионского детектива он вдруг услышал оклик: «Рон!» — перед ним стоял Джок Мак–Ниш.

— Выпьем по такому случаю, Рон, — предложил Маш–Ниш, и они спустились в какую–то грязную пивную в полутемном подвале.

— Что поделываешь, Рон? — поинтересовался Джок за стаканом виски. Рональд начал уныло плести свою легенду, отлично сознавая, насколько неправдоподобно она звучит. Однако наивный шотландец принял все за чистую монету.

— Тебе повезло. — Он придвинулся ближе. — Слушай, ты не одолжишь мне двадцатку? Сижу без гроша.

Пришлось Рональду расстаться еще с двадцатью фунтами из своей быстро тающей казны.

— Рон, ты настоящий друг. Если тебе что понадобится — приходи. Ты меня всегда найдешь здесь И я в этих краях не последний человек.

Когда Рональд вышел из пивной, на улицах уже почти не было народа, но крепкое виски, выпитое с Джоком, придало Рональду бодрости, и он быстро шагал вперед, позабыв на время, что обречен. Вдруг рядом с тротуаром у входа в ночной клуб остановилось такси, и оттуда вышли полный элегантный мужчина и высокая блондинка.

— Мистер Бейтс! — воскликнула блондинка радостно. — Я вас узнала по макинтошу.

Это была Скромница. А мужчина был командор Солт.

— Привет, Скром… то есть Джина. Рональд, запинаясь, в первый раз назвал ее по имени.

— Киска, — строго поправил командор.

— Командор — поклонник Джеймса Бонда, — объяснила девушка. — Помните, там у него была Киска?

Командор Солт по–хозяйски обнял Киску–Скромницу–Джину за плечи. Рональд содрогнулся от ревности.

— Что поделываете, Бейтс?

— Мне, знаете ли, повезло. Я принял участие в одной викторине… Легенда звучала как заезженная пластинка, но, к счастью, тут вмешался шофер такси:

— Может, все–таки расплатимся, приятель? Или прикажешь торчать здесь всю ночь? Нахмурясь, командор принялся выговаривать таксисту за грубость, а Киска (или Скромница, или Джина) торопливо зашептала Рональду в ухо;

— Мистер Бейтс, он знает, что вы в чем–то замешаны. Он послал за вами «хвоста» в прошлый понедельник после скандала у нас в отделе. Вы весь день гоняли по городу и увернулись, и он догадался — что–то здесь кроется. Он прямо кипит…

Ей не удалось ничего больше сказать — командор закончил с шофером и позвал:

— Пойдем, крошка, а то мы опоздаем на первое отделение. Спокойной ночи, Бейтс, желаю удачи.

И они исчезли в дверях. Беспомощная, еле заметная улыбка, губы сложились, словно для поцелуя, — вот и все, чем наградила Рональда на прощание его любовь.

У него навернулись слезы на глаза при мысли о том, что он никогда больше не увидит Джину. Поезд замедлил ход; вот и Сент–Маргаретс. Здесь ему молча всадят под ребра безжалостный нож или столкнут на рельсы под колеса поезда.

Рональд вспомнил станцию метро Эрлс–Корт и то, что там случилось…

Его там снял уличный фотограф, и Рональд, плохо соображая от холода и с похмелья, не увидел в этом ничего особенного. И лишь много позже он с неприятным чувством стал искать в карманах карточку, которую фотограф ему всучил. Он нашел ее. На ней не было ни адреса, ни фамилии, только рдели красные буквы единственного слова: «СМЕРТЬ…»

Поезд дернулся и остановился. Рональд кинулся из вагона на перрон. Свисток, поезд отправился дальше. Тишина… На перроне никого, лишь какой–то толстый коротышка.

Удивленный и даже несколько разочарованный Рональд быстро пошел к выходу.

— Эй, Бейтс! Какого черта?! Вытворяешь невесть что! Содовый догнал его, когда Рональд уже вышел на улицу.

— Видишь, не очень–то легко от меня отделаться. Ты мне скажешь, куда идешь, или нет?

Рональд колебался, не зная, что делать. Он сам вовлек агента МИ–5 в эту идиотскую поездку, а тревога оказалась ложной, и теперь ему было неловко. Но все равно, опасность миновала, и теперь общество Смита могло ему только помешать.

— Послушай, но у меня действительно личное дело. Ну зачем тебе идти со мной? Мне недалеко.

И вдруг произошло то, чего он страшился. Две ослепительные вспышки! Два резких громких хлопка!

Рональд в мгновение ока схватил Содового за плечи, и они растянулись на мокром тротуаре.

— Берегись!..

Снова выстрел. Пуля просвистела у Рональда над самой головой, задев волосы. Единственным укрытием была стоявшая неподалеку машина. Он пополз к ней, таща Смита за собой.

— Ты что вытворяешь? Пусти, тебе говорят, тянешь в самую грязь!

— Пригни голову, дурак!

— Да ты взбесился! Это же фейерверк. Сегодня день Гая Фокса, дубина!

Содовый в гневе поднялся, стряхивая с плаща комья грязи, а потрясенный Рональд еще некоторое время лежал ничком.

 

2. События в пригороде

«Пятое ноября», — думал, злясь на себя, Рональд. Запах мокрой земли и пороха живо напомнил ему детство. Он брел по знакомым улицам (Содовый Смит не отставал ни на шаг), а вокруг шипели в кострах головешки, огненные колеса фейерверка угасали, едва взорвавшись, плакали в огорчении дети.

Рональд со Смитом шли дальше, и вдруг они увидели нечто странное и неожиданное — из–за угла, из переулка выбежал долговязый человек в одной рубашке, без брюк, а за ним мчался второй, низенький, размахивая мясным секачом и выкрикивая угрозы.

— Остановите его! Ради бога, задержите! — завопил долговязый, поравнявшись с Рональдом и Смитом.

— Давай его выручим? — предложил Рональд.

— Еще чего! Видел топор? И они двинулись дальше. Вдруг Содовый остановился.

— Я знаю этого типа.

— Какого? С топором?

— Нет, другого, без штанов. По–моему, он из особого управления. Они подошли к калитке дома № 29. У подъезда стояли двое юнцов.

— Сюда нельзя, — сказал юнец повыше. Ему было лет шестнадцать.

— Между прочим, я владелец этого дома, — сообщил Рональд не без важности.

— Ну и что? Здесь молодежный клуб . Старше двадцати одного вход воспрещен. Рональд заколебался, но дело решил Содовый Смит. Он схватил молодых людей за воротники и как следует тряхнул обоих.

— С дороги, или я вам головы поотрываю!

Юнцы отлетели в сторону. Рональд даже проникся к своему коллеге некоторым уважением. Они вошли в дом. Их ослепил свет мощной лампы без абажура, которая висела высоко под потолком. Дом ритмично содрогался от невыносимо громкой музыки. Пахло горьким, дурманным дымом. Рональд был человек неискушенный, но Содовый сразу узнал запах каннабиса. И музыка и дым доносились из гостиной — там, сидя на полу, несколько человек пили кока–колу и курили тонюсенькие сигареты, а посредине комнаты две девицы самозабвенно извивались в танце.

Поднявшись по лестнице, Рональд прошел в родительскую спальню и там нашел отчима — грозу своего детства.

— Привет, Рон, — пробормотал старик, словно они только вчера расстались, а ведь они не виделись одиннадцать лет.

— Что здесь происходит? — строго спросил Рональд.

— Я хотел воспитывать из молодежи верных слуг отечества. Я старый солдат. Хотел прививать им воинскую дисциплину, делать из них людей… — Вдруг он разрыдался. — Забери меня отсюда, Рон. Забери! Я знаю, ты всегда меня не любил. Из–за твоей мамы и вообще, но, пожалуйста, забери меня. Прошу тебя, прошу. Я думал, бойскауты, клубы и все такое… А они все у меня отняли, Рон. Я ничего не могу с ними поделать…

— Не волнуйся, я тебя выручу. Сейчас мне надо идти, но я тобой займусь. Внизу хохот Содового Смита перекрывал рев музыки, и Рональд оставил уполномоченного

МИ–5 развлекаться в молодежном клубе.

Дождь прошел, и фейерверк теперь весело вспыхивал в небе. Рональд решил вернуться домой на автобусе. На остановке было темно. Он прислонился к дереву — и вдруг его разобрал смех. Сколько раз в юные годы он рисовал себе картины мести ненавистному отчиму, представляя, как тот униженно, валяясь у него в ногах, просит пощады. Сегодня мечты его воплотились в жизнь, а ему все равно. Над деревом разорвалась ракета и на миг осветила остановку, и в яркой вспышке перед Рональдом возникло знакомое лицо. Густые усы, длинные черные бакенбарды, нависшие брови над мрачными глазами. Самое заметное лицо из списка агентов, который он ежедневно изучал:

Лейнионшард К–Дж. (кодовое имя «Одежная щетка»). Агент–двойник. Кличка «Косматый»… Секунда — и Рональд бросается вперед. Однако Лейнионшард успел сесть в уходящий автобус.

Рональд кинулся к пареньку с велосипедом.

— Следуй за этим автобусом!

— Что?

— Гони за этим автобусом! Речь идет об интересах нации! Паренек невозмутимо разглядывает Рональда.

— А ты что, фараон, что ли? — спрашивает он.

— Я контр… Неважно, кто я. Ты заметил на остановке такого черного, заросшего, лохматого?

— Видел. Он здесь постоянно болтается.

— Живет где–нибудь поблизости?

— Ага. Точно где не знаю, но недалеко.

Рональд не смел верить своей удаче. Его охватило сильнейшее нервное возбуждение. Наконец–то он напал на нужный след! Он засек Лейнионшарда, а это настоящий шпион…

Через несколько домов от той же автобусной остановки Бойкотт в своем временном штабе, коттедже напротив дома Кромески, шагает взад и вперед по комнате. В отсутствие Кислятины, Крэбба он один осуществляет руководство Особым управлением. Он сделает все, чтобы мир не забыл его кратковременного пребывания на этом посту. Перед ним встают газетные заголовки: «Раскрыта огромная шпионская сеть». И Бойкотт вспоминает, что не видел сегодняшних газет. Он берет «Ивнинг ньюс», и ему бросается в глаза совсем другой заголовок: «Приветствуем высокого гостя». Но Бойкотта привлекает иное сообщение — несколько строк в конце полосы: «Демонстрация африканских студентов». И фотография — группа африканцев мокнет под дождем, в руках у них знамена и лозунги.

Бойкотт берется за телефонную трубку.

— Задание первоочередной важности, — пролаял он, когда его соединили со Скотланд–Ярдом. — Собрать и обработать в ЭВМ следующие данные: первое — число обучающихся у нас студентов–африканцев; второе — число серьезных инцидентов во время государственных визитов за последние пятьдесят лет; третье… Подождите минуту, — прервал он себя. — Ко мне пришли. Заходите.

Это был старший инспектор, который номинально руководил операцией (на самом деле Бойкотт вмешивался во все, ставя его в нелепое положение), и с видимым удовольствием сообщил неприятную новость:

— Гендерсон накрылся.

— Что значит «накрылся»? — Бойкотт не одобрял, когда его сотрудники отходили от принятой терминологии.

— Он был за забором — на Балморал–Касл–Драйв — забавлялся с миссис Кромески…

— Забавлялся?! Посещения Кромески входят в его служебные обязанности.

— В общем, исполняя свои служебные обязанности, он сегодня влип. Мистер Кромески вернулся домой раньше обычного.

— И что случилось?

— Вот у меня доклад из местной каталажки, то есть, я хочу сказать, из полицейского участка. Кромески погнался за Гендерсоном, их обоих сцапали, то есть, я хочу сказать, арестовали, попался какой–то остолоп–фараон, — инспектор взглянул на доклад, который держал в руках, — сержант Уорт. Его только что назначили в эту дыру, то есть, я хочу сказать, в этот район. Он пришил Гендерсону непристойное поведение, Кромески — покушение на убийство и обоим вместе — нарушение общественного порядка и еще пятьдесят обвинений.

Бойкотт возмутился до глубины души. Вспомнив о телефонной трубке, он сказал:

— Я позвоню попозже. У нас неприятности. Мне придется зайти в полицейский участок.

 

3. В поисках «Косматого»

— Бригадир Радкинс в восторге от вашего плана, Ронни, — говорила Жаклин. — Я только что звонила ему. Он ждет вас в понедельник утром. Он доволен вами. По–видимому, «Косматый» самый опасный агент из всего списка; наверно, поэтому вы и остановились на нем — не хотели тратить время на прочую мелюзгу.

Рональд испуганно кивнул — видно, в докладе о своей встрече он из хвастовства несколько исказил истину (работа под началом у Хаббард–Джонса явно не прошла для него бесследно).

— Лейнионшард не просто агент–двойник — он трижды двойник. Он без конца перебегает от одних к другим и всем уже опостылел. В прошлом году он связался с албанцами. Это, конечно, небезынтересно. «Бамбуковый занавес»! Бригадир считает, что курьеров убивают подосланные из–за «бамбукового занавеса».

«Клуб спортсменов и артистов» помещался в огромном старинном особняке на Мейфер. Это был штаб «радкименов». Рональд явился туда с утра пораньше для встречи с бригадиром.

— Мистер Бейтс? Я Дженнифер, секретарь бригадира Радкинса. Он просил извинения, вам придется немного подождать, он делает сейчас зарядку. А я пока, если разрешите, покажу вам клуб.

Она повела его по тирам, гимнастическим залам, электронным мастерским. Несмотря на ранний час, тренировки по борьбе каратэ и дзю–до шли полным ходом, а несколько бизнесменов, прежде чем отправиться на службу в Сити, усердно вникали в хитроумные тонкости шифровального мастерства. Клуб отлично служил целям бригадира Радкинса и его контрразведчиков–любителей. Само название клуба обеспечивало доступ туда широкому кругу, его исключительное положение позволяло принимать в клуб только избранных — энтузиастов, преданных своему увлекательному делу.

Наконец Дженнифер подвела Рональда к высокой двустворчатой двери с надписью — «Посторонним вход воспрещен». Постучала, вошла, объявила: «Мистер Бейтс» — и вышла, оставив Рональда на пороге огромного бального зала. На другом конце Рональд увидел бригадира, одетого в белую рубашку с открытым воротом и мешковатые синие шорты. Рональд подошел поближе. Старик возился с узкопленочным проекционным аппаратом. Рональд понял, что сейчас ему покажут какой–то фильм, скорее всего о «Косматом», — ленту, снятую скрытой камерой где–нибудь за «железным (или «бамбуковым») занавесом».

Бригадир, однако, запустил старый, изорванный мультфильм о похождениях «Лягушонка Флипа». Через незанавешенное окно свет бил на служившую экраном облупленную стену, и разобрать, что показывалось в картине, было невозможно, однако бригадир все время прыскал и похохатывал.

— Мое правило — с утра посмеяться от души, — заметил бригадир, когда фильм кончился. — И еще зарядка. Вы делаете зарядку по утрам, Бейтс?

— Да, сэр, — соврал Рональд.

— Молодец! Мне понравился ваш план, Бейтс. Значит, я посылаю ребят в Сент–Маргаретс, и они под видом агентов, рекламирующих крем для бритья, прочесывают всю округу и собирают информацию о «Косматом». Отличный план. Дженнифер! — завопил он вдруг. — Сколько нам нужно времени, чтобы приступить к осуществлению плана вот этого парня, Бейтса?

— Приступаем сегодня же во второй половине дня. Полковник Поттинджер…

— Служит у одного промышленного воротилы, — пояснил бригадир. —… и мистер Блэр–Блэр…

— А этот занимается социальными контактами. —… начали разработку. У них уже подготовлена кампания подобного рода, и они готовы

провести ее в жизнь. Они хотели бы сейчас обсудить кое–что с вами.

— Пусть войдут , — приказал бригадир. — А теперь, Бейтс, ответьте мне: что сейчас, по–вашему, самое главное для британской контрразведки?

Рональд не мог сразу же дать ответа. У него перед глазами понеслись, сменяя друг друга, словно напечатанные яркими буквами, изречения:

Сейчас для нашей контрразведки самое главное —

Сэр Генри Спрингбек: «Не превратиться в посмешище для ЦРУ».

Юстас Хаббард–Джонс: «Обскакать все другие отделы».

Командор Б. Солт: «Умение лавировать».

Эдвард Бойкотт: «Помнить, что в эпоху электроники в любом деле можно обойтись без человека».

Дама Б. Спротт: «Держать подальше от контрразведки мужчин».

Пока Рональд ломал голову над правильным ответом, бригадир ответил себе сам:

— Сейчас для нашей разведки самое главное… Его прервала Дженнифер, войдя в сопровождении двух ходячих карикатур — полковника

Поттинджера и мистера Блэр–Блэра. Тем не менее бригадир закончил свою мысль: —… это ловить шпионов. И все.

— Вас только за смертью посылать! — накинулся Бойкотт на шофера, который привез пакет из Скотланд–Ярда.

— Весь центр забит машинами, сэр. Государственный визит. Встречают, — пояснил шофер.

Бойкотт вскрыл пакет. Он нетерпеливо листал страницы: детали, детали, и наконец заключение. ЭВМ никогда не лжет, а сейчас она благословляет его предприятие. Вероятность того, что какой–либо неприятный инцидент серьезно повлияет на ход данного государственного визита, составила 0,8753421066 к тысяче. Ничтожная цифра!

В дверь постучали, и вошел старший инспектор.

— Прошу извинения, мистер Бойкотт, с вами хочет поговорить наша сотрудница констебль Харти.

Констебль Харти, женщина в летах, не раз принимала участие в операциях Особого управления. Это была чопорная старая дева, сейчас она выступала в роли хозяйки коттеджа, из которого велось наблюдение за домом Кромески. Среди соседей распустили слух, что она принадлежит к таинственной и фанатичной религиозной секте «Братья пламени и серы». Соседи, отпугнутые миссионерским пылом хозяйки, предпочитали держаться от нее подальше.

Бойкотту Харти не нравилась. Она не вязалась с эпохой электроники, скорее она была в духе Кислятины Крэбба с его пристрастием к мистификации.

— В чем дело? Харти мученически вздохнула и положила на стол две пятифунтовые бумажки.

— Что это за деньги?

— Видите ли, сэр, днем пришли рекламные агенты, их называют «белые кролики».

— Какие еще «белые кролики»?

— Они уже много лет рекламируют стиральный порошок «Зизз». У меня случайно была пачка этого порошка. Они попросили ее показать и задали мне вопрос: «Какой стиральный порошок самый лучший?» Я, случайно, знаю ответ, который нужно давать «белым кроликам» на их вопрос: «Зизз» — самый лучший, самый пенистый и мягкий, замочите белье, и вы убедитесь в этом». За такой ответ полагается приз — пять фунтов. Вот он.

— Ах так!

— Да, а примерно через час в дверь звонят снова — на этот раз рекламные агенты «Розового лепестка» — это крем для бритья. А я случайно заметила, что им пользуется констебль Хэммонд. Он бреется после ночных дежурств и в ванной оставляет тюбик. Я им показываю тюбик…

Бойкотт выбежал из комнаты и ринулся по лестнице наверх. Харти взяла свои денежные призы и помчалась за Бойкоттом, не прерывая рассказа:

— А они спрашивают: «Кому из мужчин, проживающих поблизости, нужнее всего прекрасный крем для бритья?» Я ответила, что такой мужчина живет неподалеку, на Лалуорт–Крезент, у него страшно густая растительность на лице. Так я выиграла еще один приз, снова пять фунтов.

Она вошла за Бойкоттом в спальню. Бойкотт разносил подчиненных за неосмотрительность.

— Почему мне не сообщили об этих визитерах? Этих щедрых благотворителях?

— Сэр, но это обычные рекламные агенты.

— Идиоты! Сколько их тут побывало? — рявкнул Бойкотт, задрожав от ярости. С каким блеском, с какой хладнокровной наглостью действовал враг! Бойкотт был потрясен. Дежурный полистал журнал текущих событий и сообщил:

— Значит, так: пятнадцать «белых кроликов» и двенадцать в пластмассовых костюмах, вроде тюбиков.

Вдали от ЭВМ Бойкотт вынужден был сам заняться устным счетом. 15+12=27X6=162, удвоим на всякий случай = 324, возьмем для верности 350 наших агентов.

— Немедленно снять всех сотрудников с государственного визита и перебросить сюда! — приказал он старшему инспектору.

— Но, сэр…

— Делайте, что вам сказано! Подчиненный, бледный как полотно, взял телефонную трубку. Бойкотт обернулся к Харти — та потихоньку всхлипывала от обиды — и скомандовал: — Вызовите мою машину! Я еду в город к ЭВМ.

Гарри Мерч, служащий крупного агентства, глава рекламной группы «белых кроликов», горделиво поглядывал на своих агентов, которые резво скакали по Балморал–Касл–Драйв во славу стирального порошка «Зизз». Как вдруг…

Из–за угла в костюмах–тюбиках появились «радкимены». Они веселились от души. В отличие от Гарри они не принимали своего дела всерьез, и их радостные вопли смущали покой домашних хозяек. У них уже имелась полная информация о «Косматом», которую было давно пора доложить на базу. Однако они решили продлить небывалое удовольствие и с шумом и криками носились по Балморал–Касл–Драйв, неподалеку от дома, где любила и грешила миссис Кромески. Так они вторглись на территорию и в сферу деятельности «белых кроликов».

Для Гарри Мерча это был удар ниже пояса. На его глазах подрывались устои профессионального этикета. Он подбежал к веселящейся группке.

— Эй вы! Я руководитель рекламной группы «Белые кролики»! Вон с моего участка!

— А разве здесь частное владение? — с изысканной вежливостью ответил контрразведчик–любитель мистер Блэр–Блэр.

И это окончательно взбесило Гарри.

— Вон отсюда! Катитесь к черту!

— Убирайтесь сами! Тут Гарри не стерпел и ударил мистера Блэр–Блэра по голове, тот не остался в долгу, и

«тюбики» и «кролики» принялись дубасить друг друга.

Местные жители и сотрудники Особого управления, из штаба Бойкотта, столпились вокруг и с интересом наблюдали за сценой, которой суждено было получить известность под названием «Битва на Балморал–Касл–Драйв».

 

4. Голоса из прошлого

Рональд поднимался на эскалаторе, поглядывая из–за раскрытой газеты на «Косматого», который стоял пятью ступеньками выше.

Он теперь решил работать в одиночку. Этому было две причины: во–первых, привитая Хаббард–Джонсом жажда славы, а главное — он больше не доверял весельчакам–любителям бригадира Радкинса. Они обошли Рональда, не взяв его с собой на операцию «Розовый лепесток»; причем Рональд отлично понимал — они боялись, что он испортит им все удовольствие от столь занимательного мероприятия. Рональд, не находя себе места от беспокойства, ждал их до десяти часов вечера, когда они возвратились сильно навеселе, распевая во весь голос. Рональд пришел к выводу, что с профессиональной точки зрения у этой любительской организации есть весьма серьезные недостатки.

Наконец после того, как Рональд по настоянию «радкименов» осушил, стоя на столе, большую кружку пива, они дали ему прочесть свой доклад. К–Дж. Лейнионшард (кодовое имя «Одежная щетка») действительно снимает квартиру в пригородном районе Сент–Маргаретс и живет там между многочисленными поездками за границу. Кроме того, каждый вторник по утрам он ездит в Лондон.

Сегодня как раз был вторник. Рональд некоторое время покрутился у вокзала Ватерлоо и действительно засек Лейнионшарда, когда тот в толпе пассажиров шел с перрона. Рональд последовал за ним и оказался на Оксфорд–Серкус.

Лейнионшард уверенно шагал вперед и привел Рональда к зданию в стиле «модерн» 30–х годов. Рональду дом показался смутно знакомым. «Косматый» вошел в здание, а Рональд притаился за колонной церкви Поминовения усопших. Сзади раздался знакомый голос:

— Интересно, зачем ему понадобилось в Дом радиовещания?' Это был бригадир Радкинс. Рональд обозлился: когда наконец старый идиот оставит его в покое? Не доверяет он ему, что ли? И в то же время устыдился своей небрежности. Идя по следу, он сам привел за собой «хвоста».

— Вперед! — приказал бригадир. — А то провороним мерзавца. Они торопливо прошли в огромный людный вестибюль. Лейнионшард уже садился в лифт.

Следопыты бросились за ним…

— Прошу прощения, джентльмены. — Перед ними возник дежурный — пожилой человек, в черной, словно у гестаповца, форме. — Разрешите узнать, по какому вы делу?

— Прочь с дороги, болван! — взревел бригадир, но в эту минуту двери лифта сомкнулись, и «Косматый» исчез из глаз.

Делать было нечего, пришлось объяснять дежурному, что им нужно повидать одного человека.

— Тогда вам помогут вот эти дамы, — сказал дежурный, незаметно, но решительно оттесняя Рональда и бригадира к столу справок.

Две безупречно одетые женщины с бесстрастными лицами подняли на них глаза.

— Если вы назовете фамилию нужного вам лица, — сказала одна из них, — мы его разыщем.

— У нас секретное дело. Черт побери, вы что, не знакомы с «Положением о государственных тайнах»?

— Каким положением?

— Ш–ш–ш–ш!.. — зашипел бригадир, словно вестибюль был битком набит шпионами.

— Но поймите, — женщина тоже невольно перешла на шепот, — мы не знаем, кто вам нужен, как же мы можем вам сказать, где его найти?

— Идиотки! Кто здесь представляет службу безопасности? Мне надо с ним поговорить.

— Одну минутку. Дамы зашушукались, укрывшись за батареей телефонов. Рональд видел, что вокруг него и бригадира смыкается кольцо стражей в гестаповской форме. Если бы только старый дурак позволил ему вести переговоры…

Наконец одна из дам позвонила куда–то. Она говорила еле слышно, но Рональд все же сумел разобрать:

— Бути? Слава богу, вы на месте… Да, двое. И, по–моему, из самых опасных.

Кавендиш Бутхорн положил трубку и вышел из своего кабинета, потом вернулся и сказал секретарше:

— Я скоро приду, Кей, внизу двое каких–то чудаков. Нужно их срочно утихомирить. Несмотря на срочное дело, прошло минут двадцать, пока он добрался до вестибюля. Он был популярной личностью, и ему приходилось по дороге останавливаться с каждым встречным.

Кавендиш Бутхорн, по прозвищу Бути, происходил из семьи землевладельцев, которая в иное время определила бы своего слабоумного младшего отпрыска на церковное поприще. Теперь его пришлось устроить в Би–Би–Си. Он был человек покладистый и совершенно неспособный ни к какому делу. За сорок лет чем только ему не пришлось заниматься — он вел детские передачи, комментировал скачки, переходил из отдела в отдел, а теперь ведал приемом посетителей.

Должность эта была не такой легкой, как может показаться. Дом радиовещания постоянно осаждали всевозможные чудаки. Более солидное учреждение не постеснялось бы вышвырнуть их за дверь. В Би–Би–Си, однако, памятуя о своем долге перед обществом, таких визитеров уговаривали покинуть здание по своей собственной воле. Эти мирные уговоры как раз и составляли обязанность Бути.

Он разработал определенную систему. Будь то восьмилетний ребенок, явившийся жаловаться, что его просьбу не включили в концерт по заявкам малышей, или же религиозный маньяк, считавший радио дьявольским порождением и замысливший убить генерального директора, — Бути всех принимал одинаково: беглый осмотр здания и нехитрое угощение в буфете. После столь радушного приема даже самые ярые противники корпорации должны были, по мнению Бути, смягчиться.

Так и Рональд с бригадиром очутились в буфете. Они сидели и попивали слабый кофеек, которым их угостил Бути. Бригадир сменил гнев на милость и благодушествовал к вящей тревоге Рональда — тот с досады не находил себе места и уже предпринял несколько попыток сбежать и самостоятельно взяться за поиски Лейнионшарда, но поднаторевшие в своем деле чернорубашечники–дежурные (они не отставали от следопытов ни на шаг) были все время начеку. Рональд в отчаянии оглядел унылый буфет и поднялся.

— Прошу прощения, мне нужно выйти.

— Первая дверь налево, — любезно откликнулся Бути. — На ней надпись «Джентльмены». В то же время он сделал дежурным знак, чтобы они следовали за Рональдом. Как видно, не такой уж он был все–таки дурак.

В прохладной кабине Рональд, приникнув лбом к белому кафелю (дежурные тактично остались в дверях), думал про себя: «Какое идиотство! Какая получается ерунда!»

— Послушайте, — спросил из соседней кабины приятный низкий голос. — Почему вы за мной следите?

Рональд поднял глаза и увидел над переборкой мрачное лицо К–Дж. Лейнионшарда.

— Не очень–то у вас ловко получается, — продолжал трижды двойник. — Я мог запросто оторваться от вас, только мне было любопытно, что вам от меня понадобилось.

У Рональда словно отнялся язык. Не получив ответа, Лейнионшард направился к умывальнику, а Рональд, зачарованный, поплелся за ним, так и не вымолвив ни слова. «Косматый» с любопытством рассматривал своего преследователя, его все это явно забавляло. Наконец Рональд вновь обрел дар речи и помимо своей воли выпалил (как это уже случалось):

— «Девять муз».

Что он наделал! Что натворил!.. Как теперь быть? Но Лейнионшард и бровью не повел.

— А, вот в чем дело! — сказал он. — Вам это обойдется недешево. Придется выложить, дайте подумать, пятьсот монет. Найдете меня в комнате 4020а.

Он вытер руки и вышел.

Рональд вернулся в буфет вне себя от возбуждения. Бригадир с аппетитом уплетал булочки. Бути, отвернувшись, переговаривался с другими столиками, и Рональд незаметно для него сообщил бригадиру новость.

— Только вот как бы нам отсюда выбраться, сэр?

— Положитесь на меня, — ответил бригадир. Он снова настроился на серьезный лад и шарил под столом в огромной сумке, которая была у него с собой.

Бути, снова обернувшись к своим гостям, разглагольствовал о том, как изменились люди на радио.

— Нашел, — объявил вдруг бригадир.

Он вытащил руку из–под стола и показал Рональду черный блестящий шарик. Широко размахнувшись, бригадир швырнул шарик на пол. Тот покатился между столиками, стукнулся о барьер кассы и, полыхнув ярким огнем, взорвался.

— Пожа–а–а–р! Горим!.. — завопила кассирша. По буфету поплыли густые клубы едкого черного дыма.

— За мной! — крикнул Рональду бригадир, кидаясь к выходу, над которым была надпись «Для обслуживающего персонала».

Пока Бути сообразил позвонить дежурному офицеру безопасности и сообщить, что в здании находятся два буйных сумасшедших, прошло немало времени. Была организована погоня, но Рональд с бригадиром успели скрыться в лаборатории звукозаписи, заперев за собой дверь, на которой записка гласила: «Будем через десять минут».

— Значит, пятьсот фунтов? — переспросил бригадир, снова роясь в сумке. — Секрет нашего ремесла в том, Бейтс, что нужно иметь под рукой абсолютно всё.

Он вытащил три банки мясных консервов, старый пистолет, компас, перочинный нож, популярное издание книги «Маленькие женщины» («Непременно прочтите, Бейтс. Отличная вещь») и, наконец…

— Нашел! — Ворох засаленных старых фунтовых и десятишиллинговых ассигнаций. — Помогите сосчитать.

Считать пришлось долго. Получилась толстенная пачка. Ее втиснули в конверт с грифом «Би–Би–Си», а конверт тщательно заклеили.

Между тем кто–то уже давно изо всех сил барабанил в дверь. Теперь можно было открывать, что бригадир и сделал. На пороге толпилась группка прыщавых и очкастых молодых людей.

— Проверяем вентиляционную систему, — объяснил бригадир.

— Давно пора. Здесь настоящее пекло. А дверь почему заперли?

— Помощник у меня стеснительный. Не терпит посторонних взглядов, когда работает. Как нам быстрее попасть в комнату 4020а?

Погоня, видно, уже отказалась от поимки двух сумасшедших, и Рональд со своим компаньоном без особых приключений отыскали нужную комнату. Там сидела чопорная дама лет тридцати.

— Нам нужен К. Дж. Лейнионшард, — обратился к ней Рональд.

— Мистер Лейнионшард — наш внештатный корреспондент. Он был здесь сегодня. Ждать он не мог, но оставил статью для «Нью нэйшенс» — видимо, это для вас? Он, помнится, упомянул о гонораре. Что–то вроде пятисот фунтов, — добавила она с гримасой отвращения.

— Правильно. Вот, пересчитайте, если хотите, — предложил бригадир, вручая ей конверт.

— И не подумаю! — фыркнула дама, протягивая бригадиру толстую рукопись.

Рональд с жадностью глядел на рукопись. На обложке было написано карандашом несколько слов по–гречески, но в греческом и латыни Рональд был не силен и надписи прочитать не смог.

— А теперь нам лучше разойтись в разные стороны. — Бригадир засунул рукопись к себе в сумку. — Я пойду первым. Постарайтесь пробраться через заднюю дверь.

— Но, послушайте–е, — протянул Рональд, как обиженный ребенок, у которого отняли новую игрушку. — Когда же я вас теперь увижу? Ведь это ключ к разгадке…

— А вы зайдите ко мне часа в четыре, — ответил бригадир, не глядя Рональду в глаза, и исчез.

 

5. Держите путь на восток, юноша

Рональд Бейтс понимал, что тайна «Девяти муз» уплывает у него из рук , что ее разгадают счастливчики из привилегированного общества, чье образование включает знание греческого языка. С этой мыслью он шел по Брукстрйт к штабу бригадира Радкинса. Впереди него шагал рабочий, сгибаясь под тяжестью длинного цилиндра, завернутого в бумагу. Обогнав рабочего, Рональд вдруг услышал знакомые звуки, словно журчание воды, набегающей на гальку, и, обернувшись, увидел, что это Содовый Смит, переодетый в рабочую спецовку. Агент МИ–5 со вздохом облегчения опустил свою тяжелую ношу на мостовую.

— Смотри, Бейтс, твои «хвосты» тянутся за тобой всем снопом. Рональд с тяжелым чувством вспомнил: ведь Киска–Скромница–Джина предупреждала его, что командир Солт установил за ним слежку. Треволнения последних дней многое выбили у него из головы.

— Как это всем скопом?

— Господи, ну и дубина ты, Бейтси! За тобой таскается половина всех отделов вашего управления.

Содовый широким жестом обвел улицу. В подъездах торчали, уткнувшись в газеты, какие–то бездельники. С противоположного тротуара на Рональда пялили глаза–бусинки две женщины — транспортные контролерши. Настоящие или же из отдела Берты Спротт?

— Ну хоть ты оставил меня в покое, — сказал Рональд наконец, так и не разобрав, шутит Содовый или же говорит серьезно.

— Да, «Наши таинственные друзья» потеряли к тебе интерес — ты ведь едешь за границу.

— Содовый притворился, будто не заметил, как Рональда огорошило это сообщение. — А я теперь на новом задании. Слава богу, а то бегать за тобой по кино — со скуки можно было помереть. Однако мне пора двигать дальше. Будь другом, пособи. Эта чертова штуковина весит не меньше тонны.

Рональд взялся за один конец цилиндра. Что–то в этом свертке напомнило Рональду о днях его солдатской службы.

— Что у тебя там? Ни дать ни взять — базука. Рональд пошутил, но Содовый не откликнулся на эту шутку. Он в сердцах вырвал у Рональда тяжелый сверток и пошел прочь.

— Не суй нос, куда не надо! — прокричал он, исчезая в подъезде дома напротив отеля «Кларидж».

Рональд уже битых два часа ждал в библиотеке «Клуба спортсменов и артистов». С каждой минутой ему становилось все тоскливее. Ведь если бригадир, такая заметная фигура, ходил за ним сегодня все утро, а он об этом и не подозревал, значит, Содовый прав — целая вереница самых разнообразных преследователей может висеть у Рональда на «хвосте». Поэтому Радкинс и сбежал с ключом к разгадке тайны. Поэтому его и заставляют ждать — ему больше не доверяют.

Он стал обдумывать, не подать ли ему в отставку, пока не выгнали, но тут появилась Дженнифер и провела его в бальный зал.

— Извините, мистер Бейтс, что вам пришлось ждать так долго, мы все сегодня просто сбились с ног.

В огромной комнате, казалось, никого не было, но вдруг послышался знакомый голос:

— Входите, Рональд, и закройте дверь. На раскладушке в изящной позе сидел Бакстер Лавлейс.

— Урания погибла. Ее сегодня злодейски убили,— сказал он просто. — Остается одна…

— Полигимния, — вставил Рональд: уж если он не умеет читать и писать по–гречески, то имена муз он, во всяком случае, знает.

— Как я вам уже говорил, эта муза — девятая — ключ ко всем предыдущим восьми донесениям. Без нее им нечего делать. И предотвратить ее гибель — задача жизненной важности.

— Да, конечно, — согласился Рональд. Он не помнил, говорил ли ему Лавлейс что–нибудь подобное, но счел за лучшее согласиться.

— Пока что у вас все идет очень хорошо. Очень хорошо! Но нам нельзя медлить. Последнее донесение прибудет в ближайшие несколько дней. Вы помните, конечно (я говорил вам), предатель, через которого происходит утечка информации, несомненно, должен занимать высокий пост в системе безопасности.

— Помню, — снова соврал Рональд.

— Кто бы это ни был, он умнее, чем я думал. Мы расставили ему всевозможные ловушки, но он умудряется их обходить и по–прежнему передает информацию. Нам придется действовать не только с молниеносной быстротой, но и с крайней осторожностью.

Осторожность! Рональда охватил ужас и виноватое смятение.

— Я хочу сказать вам, — начал он, решив хоть в чем–то придерживаться правды, — что МИ–5 сразу же приставили ко мне агента. Наверно, они установили у вас в квартире диктофоны.

— Разумеется, — нетерпеливо ответил Лавлейс. — Они подслушивают всех. Вообще–то, МИ–5 никому не делают зла, если их не задевать, как этот кретин Бойкотт. Никакого зла… Впрочем, и добра от них не жди, — заключил он.

Наступило молчание. Рональд было наорался мужества и хотел честно сказать Лавлейсу, что не помнит, в чем состоит его задание, но Лавлейс заговорил сам:

— Вы отыскали «Косматого». Это ваша заслуга, и это доказывает, что мы имеем дело с «бамбуковым занавесом». А то я уже подумывал, не замешано ли здесь ЦРУ.

Рональд обомлел. Прошло немало времени, покуда он разобрался в сложной системе межведомственного соперничества в британской службе безопасности. Но чтобы страны–союзницы могли шпионить друг за другом — такое не укладывалось у него в голове.

— Янки создали сильнейшую организацию, они не останавливаются ни перед чем, и эти убийства вполне могли бы быть делом их рук, — пояснил Лавлейс, заметив ужас и недоумение Рональда. — Однако вернемся к делу. Информация, полученная от Лейнионшарда, — это несколько строк по–гречески. Вы, наверное, видели.

Лавлейс подвинул к Рональду толстую рукопись.

— Кассаглис, четырнадцать, улица Леопосси. Афины, — перевел Лавлейс. — Очевидно, Кассаглис — кодовое имя агента, работающего там на китайцев. Нам дали адрес — значит, с нами хотят вступить в переговоры. Такую возможность упускать нельзя, и вам, к сожалению, придется завтра вылететь в Грецию.

Рональда зашатало от восторга.

—… Как правило, мы агентов за границу не посылаем, это делает Форейн оффис. Но подобного рода миссию им доверять не следует. А выбор пал на вас, Рональд.

— О сэр, я готов… я счастлив… — пробормотал Рональд в волнении.

— Великолепно! Правда, мы вынуждены информировать этого старого дурака «Q», так требует протокол. Вы встретитесь с ним сегодня. Они с бригадиром сочинили для вас какую–то легенду. Кстати, мерзкий тип из МИ–5 — Смит, что–ли? — он все еще ведет за вами слежку?

— Уже нет. Собственно говоря, я его сегодня видел. Его перевели на новое задание.

— Превосходно. — Лавлейс улыбнулся своей кошачьей улыбкой.

Помощник комиссара полиции города Лондона, ведающий кадрами, выключил у себя в кабинете радио и зевнул. Он всегда по вторникам работал допоздна, но не потому, что так повелевал служебный долг, просто в этот вечер его жена не ходила на курсы.

— Что у нас осталось еще? — спросил он молодого инспектора с мрачным лицом. Тому вовсе не улыбалось сидеть в Скотланд–Ярде весь вечер.

— Опять этот чертов сержант Уорт из Твикенема никому не дает покоя. — Он протянул начальнику длинное заявление.

— Уорт? Фамилия знакомая. Это не он ли постоянно впутывается в какие–то истории с ребятами из ведомства «плаща и кинжала»?

— Он самый. Но сейчас он жалуется, что они его преследуют. И грозит написать министру внутренних дел, если мы не примем меры.

— Гм… Трудное дело. — Помощник комиссара в раздумье запыхтел трубкой. Он гордился тем, что всегда умело решал вопросы, связанные с «трудными» полицейскими, вроде Уорта. И сейчас он вдруг довольно усмехнулся.

— Есть! В Особом управлении скоро откроется вакансия. Прекрасно! Если Уорт не может с ними управиться, пусть переходит к ним работать.

И он наложил на заявление соответствующую резолюцию.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

1. Полет к Олимпу

Рональд Бейтс не привык странствовать но свету. Он с завистью поглядывал на своих спутников — тем, видно, путешествия были не в диковинку. Рональд же минуты не мог поси деть спокойно. Он беспрерывно щелкал выключателем лампы над своим креслом, обследовал содержимое кармана на обивке (там оказались гигиенические пакеты и маршрут полета) и даже заполнил вопросник авиакомпании, похвалив надменных стюардесс, перед которыми отчаянно робел. Но после трех часов полета Рональд стал томиться, и ему в голову снова полезли назойливые мысли.

«Q» оказался совсем молодым, высокого роста, тощим, как скелет. Говорил он тоном, не допускающим возражений, с изысканным акцентом выпускника привилегированного университета.

— Мне разве не полагается… ну хотя бы револьвер? — отважился попросить Рональд, когда беседа подходила к концу.

— Это еще зачем? Вы что, на дядю Сэма работаете? Я вообще не понимаю, зачем вас ко мне направили, вы не по моей части. Но эта гадюка Лавлейс считает, что вам в Афинах понадобится помощь. И я дал задание одному нашему агенту связаться с вами. Его фамилия — Ди–митриос. Его крыша — сеть оздоровительных спортклубов, он там управляющий. А вы — коммивояжер компании по производству спортивного инвентаря.

Затем Рональд получил: 1) легенду — ее нужно было выучить наизусть и уничтожить; 2) паспорт и билет первого класса до Афин и обратно, и то и другое на имя Ричарда Барсетта; 3) кодовый знак — Х08; 4) портфель, набитый рекламными каталогами;  5) квитанцию на номер, заказанный для него в афинском отеле «Тумбергер»…

Револьвер он все–таки себе раздобыл. Уязвленный саркастическими замечаниями «Q», Рональд отправился в Сохо , в грязную пивную, где Мак–Ниш однажды потчевал его крепким виски.

— Тебе нужна пушка, Рон? — Джок даже не спросил зачем. — Выкладывай пятьдесят монет, и я погляжу, что можно сделать.

Джок скоро вернулся с пистолетом, завернутым в газетный лист.

Дома, к своему великому негодованию, Рональд узнал в «пушке» револьвер 32–го калибра из арсенала Отдела наблюдения за иностранцами.

Теперь встал вопрос, как носить оружие. Кобуры, которую надевают через плечо под пиджак и носят под мышкой, у Рональда не было. В кармане пистолет слишком заметен. Наконец, вспомнив читанную однажды книгу, Рональд приладил пистолет под брюки пониже колена и туго примотал к ноге лейкопластырем.

Рональд потянулся (пистолет при этом впился ему в ногу) и в который раз принялся разглядывать своих попутчиков.

Двое (они летели вместе) особенно привлекали его внимание. Чем дольше он на них смотрел, тем очевиднее ему становилось, что это тоже тайные агенты. Высокие, элегантные, искушенные путешественники в отлично отутюженных (не то что у Рональда) костюмах. Один из них смутно напоминал Шона Коннери, другой слегка походил на Патрика Мак–Гуна. Стоило им улыбнуться — и надменные стюардессы из кожи вон лезли, чтобы им угодить. Это особенно бесило Рональда. Он бросил на двух джентльменов презрительный взгляд (чего они не заметили) и с вызывающим видом надел темные очки — он думал, что так, пожалуй, сойдет за киноактера, путешествующего инкогнито.

— Леди и джентльмены! Мы приближаемся к Афинам. Просьба застегнуть ремни и не курить, — приказал строгий женский голос.

Самолет покатился по дорожке и остановился. Рональд, слегка прихрамывая — мешал тяжелый пистолет, — спустился по трапу. Сейчас ему в лицо дохнет теплом лунная эгейская ночь. Но в Афинах лил холодный проливной дождь.

Стоя в растерянности посреди своих чемоданов, Рональд пытался вспомнить, как по–гречески «такси», и очень удивился, когда к нему подъехала машина.

— Отель «Тумбергер», — прошептал он неуверенно шоферу. Таксист смотрел на него в полном недоумении.

— Разрешите помочь? — Это был джентльмен, который слегка походил на Патрика Мак–Гуна. Он нагнулся к шоферу и отчетливо произнес: — «Томбаггер».

Таксист сразу понял, и Рональд, сконфуженно поблагодарив незнакомца, полез в машину. Что–то тяжело стукнулось о землю.

— Извините, пожалуйста, — человек, смутно напоминавший Шона Коннери, просунул голову в окно машины и вручил Рональду его пистолет. — Кажется, это вы уронили?

Рональда разбудил телефон.

— Мистер Барсетт? — шепеляво спросили в трубке.

— Вы не туда попали. Моя фамилия Бейтс.

— Мистер Ричард Барсетт, — настаивал шепелявый. — С вами говорит мистер Димитриос. Страшная действительность обрушилась на Рональда, над ним словно захлопнули крышку гроба.

— Извините, — произнес он, запинаясь. — Да, это я, Барсетт.

— Я хотел бы с вами увидеться. Я буду у вас в девять.

Рональд посмотрел на часы. До прихода Димитриоса — десять минут . Он еле успевает побриться и одеться. И когда он завязывал галстук, раздался стук в дверь.

Но это был не Димитриос. Официант вкатил в комнату сервировочный столик.

— Ваш завтрак, сэр. Рональд вроде бы не заказывал завтрака, но ничего, так будет даже лучше. Кофе и гренки прибавят ему храбрости в беседе со связным. Необходимо исправить впечатление, которое могло сложиться у Димитриоса после телефонного разговора. Надо предстать перед ним хладнокровным опытным агентом, как те двое в самолете. Он оглядел комнату. Кровать не застелена, вот что плохо… Но времени все равно не остается. Пистолет не влезает в карман, надо спрятать его в простынях.

Рональд надел темные очки, вышел на балкон со стаканом апельсинового сока в руке и принял картинную позу — совсем как персонаж из великосветской пьесы перед началом действия.

Димитриос появился в одиннадцатом часу. Рональд закоченел на балконе, зубы у него стучали, от холода он потерял дар речи. И первые слова принадлежали Димитриосу.

— Вы — сидячая мишень. Сейчас же идите в комнату, — прошипел тот. Рональд повиновался, досадуя, что опять свалял дурака. Димитриос первым делом закрыл окна и задернул портьеры. Он оказался совсем не таким, каким его представлял себе Рональд. Низенький, лысеющий толстяк под пятьдесят, в прошлом, наверно, красавчик, ничего зловещего во внешности. Связник нежно улыбнулся и протянул Рональду свою визитную карточку, нацарапав на ней «Q711». Рональд в ответ, как ему было велено, там же написал «Х08». Димитриос взглянул на кодовый знак и сжег карточку. Затем внимательно оглядел номер, сунул руку в вазу с цветами и, словно фокусник, вытащил крошечный магнитофон.

— Видали? Нужно соблюдать предельную осторожность. Афины кишмя кишат шпионами. — И раздавил аппаратик каблуком. — Ваш Кассагалис неуловим. Мы не сумели выяснить, кто он такой. Однако от него получен сигнал через хозяйку дома на улице Леопосси (адрес вам дал «Косматый»). Кассагалис ждет вас одного сегодня в одиннадцать утра. Мне пора, а вы постарайтесь быть там ровно в одиннадцать. За Кассагалисом, по–видимому, следят. Он не станет ждать.

В кафе отеля «Тумбергер» перед Рональдом поставили какое–то несъедобное блюдо. Он не хотел есть и, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, развернул местную газету, выходившую на весьма сомнительном английском языке. Его внимание привлекла маленькая заметка в самом низу страницы.

Под заголовком «Убийство африканского президента, прибывшего в Англию с государственным визитом» сообщалось:

«Высокий гость и почти все сопровождавшие его лица убиты в отеле «Кларидж» в Лондоне противотанковым снарядом, влетевшим в апартаменты президента через окно…»

— Мистер Барсетт, вас ждет машина, — провозгласил швейцар в ливрее, и Рональд лишь через несколько дней нашел время подумать над удивительным газетным сообщением.

Рональд доехал до площади Омония, пересел там на метро и вышел на станции «Монасти–раки».

Монастираки — блошиный рынок. Лавки и лавчонки образуют на нем улочки и тупики. Рональда тянули во все стороны, навязывали ему старую аттическую бронзу, предлагали почистить башмаки. Он спросил дорогу на улицу Леопосси, нашлись добровольные толмачи, и в мгновение ока вокруг Рональда собралась толпа. Греки — сердечный народ, и вся толпа жаждала оказать помощь заблудившемуся чужестранцу. Разгорелся спор, какой дорогой лучше идти, самые неистовые затеяли драку…

Двадцать минут двенадцатого! Обливаясь потом, Рональд пробивался вперед по нескончаемым переулкам, которые нельзя было отличить один от другого. Человек пятьдесят ретивых помощников не отставали ни на шаг, спор и крики не затихали. Наконец Рональда подтолкнули к маленькому дому.

— Спасибо. А теперь вы можете идти. Вы очень любезны, но меня ждут здесь одного.

Слова эти не возымели действия. Проделав с Рональдом столь долгий путь, его свита решила ждать до конца. С душевным трепетом Рональд постучал в дверь. Ему открыла косоглазая приземистая женщина с густой черной бородой.

— Кирос Кассагалис, — неуверенно произнес Рональд.

Доброжелатели громким нестройным хором, как в древних греческих трагедиях, повторили имя. Женщина, казалось, поняла.

— Ochi, — сказала она в ответ.

Слово прозвучало как «о'кэй», и Рональд, оттолкнув хозяйку, бросился в дом. На ходу он потянулся за пистолетом и с ужасом вспомнил, что оставил его на постели в номере…

Женщина закричала ему вслед. По ее тону было ясно, что Рональд здесь — незваный гость. Но он не мог терять времени на объяснения. Он помчался по лестнице. Косоглазая не отставала, колотя Рональда метлой по спине. Снизу доносился возмущенный гомон — похоже, бывшие друзья не одобряли его действий.

Рональд ворвался на чердак и закрыл на засов дверь. На чердаке недавно кто–то был — валялись окурки, грязная мужская сорочка… Женщина вопила под дверью. Надо убираться, как бы она не вызвала полицию. За окном вилась по стене виноградная лоза. По ней можно спуститься во двор и сбежать. Рональд перекинул ноги через подоконник и вдруг заметил надпись на грязном стекле: «Х08. Бегите. Звоните 027—165. К». Разглядывать надпись повнимательнее Рональду было некогда.

Рональд укрылся в маленьком кафе неподалеку и с жадностью глотал сладкий и терпкий турецкий кофе. Костюм у него был изорван, измазан, в волосах, словно у Диониса, застряли виноградные листья…

После второй чашки Рональд немного успокоился, подошел к стойке, набрал номер 027— 165 и почти сразу услышал приятный мужской голос.

— Кирос Кассагалис, — сказал Рональд.

— Ne, — вежливо ответил голос. Ответ, несомненно, был отрицательный.

— Извините, — Рональд уныло повесил трубку.

Он заметил часы над стойкой — две минуты двенадцатого. Почему же на его часах две минуты первого? И все неожиданно встало на свои места. Накануне вечером в самолете, когда все ставили часы по афинскому времени, Рональд от волнения напутал и перевел свои на час вперед. Теперь ясно, почему Димитриос утром опоздал и почему Кассагалиса не было в том доме. Нужно вернуться туда, Кассагалис, наверно, ждет. Преисполнившись надежды, Рональд стал осторожно красться назад к калитке в заборе, через которую он убежал. В пять минут двенадцатого Рональд был на месте. Как теперь снова пробраться в дом, обманув бдительность хозяйки? И вдруг раздался оглушительный взрыв. Дом медленно осел и развалился, поднялось густое облако пыли, на дорогу посыпались камни и обломки.

У Рональда душа ушла в пятки — бомба предназначалась ему и, очевидно, Кассагалису. Шатаясь, Рональд побрел назад в кафе и там хрипло попросил: «Ouzo!» Это греческое слово он знал хорошо.

«Ouzo» — приятный, мягкий напиток. По вкусу он напомнил Рональду анисовые леденцы, излюбленное лакомство его детства. Рональд проглотил подряд шесть рюмок. Хозяин восхитился, но сделал ему знак, что хватит.

— Весь «ouzo» Греции не зальет моего горя, — еле ворочая языком, пожаловался Рональд. И вдруг отчетливо понял, что может легко и просто положить конец всем бедам. Нужно вернуться в отель, собрать вещи, взять билет на самолет и домой — в Лондон, на Кенгуру–Вэлли, в свою конуру, единственное место, где он чувствует себя в безопасности. Рональд хватил еще несколько рюмок в честь этого мудрого решения и покинул кафе.

Участливые посетители подсадили его в такси — за три часа, проведенные в кафе, Рональд со многими подружился. Греки любят чудаков, и этот растерянный и прибитый, весь в пыли и грязи молодой человек, который то плакал, то смеялся, вызвал всеобщее сочувствие.

В отеле «Тумбергер», однако, чудаки были не в почете. И когда Рональд свалился посреди шикарного людного вестибюля и, свернувшись калачиком, заснул в трогательно–детской позе, никто не выразил желания ему помочь.

Портье позвал коридорных. Они подобрали спящего и отнесли в лифт. Поднявшись на восьмой этаж, они отволокли Рональда к дверям его номера. Один поддерживал бесчувственного постояльца, другой отпирал дверь.

В комнате, притаившись за портьерами, ждал убийца…

Он выстрелил три раза и попал в коридорного, который держал Рональда; оба рухнули на пол. Второй коридорный пустился бежать, но и его настигла пуля. Убийца втащил труп в комнату, швырнул его на два других тела, выбрался из номера, захлопнул дверь и покинул отель через служебный выход.

 

2. Среди мертвых

Неподалеку, в старомодной, но тоже роскошной гостинице, командор Солт принимал душ, распевая одну из трех известных ему песен. Он был чрезвычайно доволен собой.

Агенты службы внутренней безопасности, которые носились за Рональдом по Лондону, как гончие псы, остались в аэропорту не солоно хлебавши. И лишь командор удержал след. Ни один из отделов не имел права посылать своих сотрудников за границу, но бравый командор через товарищей по оружию, полупьяных морских волков, получил два места на военном транспортном самолете до Кипра. Там на английской базе он разыскал собутыльников своей юности, и его отправили на торпедном Катере в Пирей. Оттуда полчаса на такси… и вот цел и невредим он в Афинах.

Командор закрыл воду.

— Собирайся, Киска! — закричал он. — Нам пора. Измученная путешествием, Джина (Скромница, Киска) жалобно застонала в ответ. Солт взял ее с собой как для собственного удовольствия, так и для пользы дела. Быть может, ее придется подключить, чтобы выудить у Рональда нужную информацию. Правда, сейчас, судя по ее виду, Киска не годилась ни для того, ни для другого.

— Держись, старушка, — приказал командор и, сев на кровать, взял телефонную трубку. — Соедините меня с английским посольством.

Чиновник посольства сообщил ему, что морским атташе в Афинах является капитан Горацио Снаппер. Командор пришел в восторг.

— Передайте ему, что в гостинице «Гранд Бретань» Берти Солт ждет его звонка.

На другом конце великолепного бульвара, именуемого проспект короля Константина, Рональду Бейтсу снилась Скромница. Он нежно обнял ее во сне… и пробудился.

Его охватил слепой всепожирающий ужас, от которого помутилось сознание. Он с трудом выбрался из–под теплых трупов. Одежда его насквозь пропиталась кровью. Рональду опять стало дурно. К горлу подступила тошнота. Он долго мылся, оттирая кровь щеткой, и переоделся в другой костюм. Ужас постепенно сменился потусторонним безразличием. Рональд тупо взирал на леденящую душу сцену и думал: «Мне нужна помощь, иначе конец».

Он позвонил Димитриосу. Никто не ответил.

«Английское посольство», — подумал было Рональд, но он знал, как печальна участь тайного агента — собственная страна должна отречься от него…

И вдруг ему вспомнилась надпись на грязном оконном стекле: «Х08. Бегите…» Кассагалис, кто бы он ни был, наверное, знал про бомбу и хотел предупредить его. Рональд снова взял трубку. «Соедините меня с номером 027—165». Наплевать на языковой барьер — телефонистка отеля переведет, если надо. Его соединили. В трубке раздался голос:

— Кассагалис слушает. Рональд облегченно вздохнул.

— Х08, — сказал он.

— Я ждал вашего звонка. Я встречусь с вами в «Американском баре» в восемь. Ясно? — И телефон замолчал.

Рональд причесался, переступил через мертвые тела и вышел из номера. Он покинул отель, как и убийца, через служебный выход.

Командор Солт и капитан Горацио Снаппер прогуливались по саду английского посольства. Солт объяснил Снапперу, что его интересует. Капитан послал на разведку младшего офицера. Через некоторое время тот вернулся и вручил шефу листок бумаги.

— Ага, — сказал Снаппер, пробежав листок глазами. — Твой паренек, кажется, остановился в отеле «Тумбергер» под именем Ричарда Барсетта.

— Да, это он. Те же инициалы — Р. Б.

— В 15.35 он говорил по телефону. Вот смотри, — и морской атташе показал командору запись разговора с Кассагалисом.

— Твои ребята держат ухо востро, — не мог не признать Солт.

— Это заслуга торгового атташе. Он платит телефонисткам больших отелей, и они записывают на магнитофон все разговоры. А иначе как же мы будем знать, чем занимаются янки–дудли, не говоря уже о макаронниках и лягушатниках. Только делишки типа «плаща и кинжала» вроде ваших устарели. — Он сочувственно поглядел на командора. — Теперь в моде промышленный шпионаж.

Рональд вежливо помог двум пожилым американкам выйти из старинного дилижанса.

— Какие прекрасные манеры! — восхитилась одна из них.

— И что за очаровательный акцент! — с восторгом отозвалась другая.

— Окажите любезность, выпейте со мной, — попросил Рональд — он боялся остаться один. Рональд выбрался из отеля через гараж и некоторое время бродил по улицам. Его терзал страх, он хотел затеряться в шумной, многоликой толпе…

На площади Синтагма Рональд увидел то, что ему было нужно. Возле американского туристского бюро стоял запряженный лошадьми дилижанс, готовый повезти туристов по Афинам. Небольшая группа американцев рассаживалась в карете. Рональд заплатил пятьдесят драхм и получил право на четырехчасовой осмотр города.

Рональду пришлось нелегко. Он пристроился к двум энергичным старушкам и таскал за ними их сумки, фотоаппараты, путеводители. Они поднялись на Парфенон, обежали храм Зевса Олимпийского, постояли у Башни ветров, побывали на Старом рынке, на Римском рынке и т. д., и т. п. Но зато Рональд был среди людей.

Ровно без десяти восемь он привел своих дам в помпезно–роскошный «Американский бар».

— И это американский бар? Совсем непохоже. Настоящий бар у нас в «Тумбергере». Давайте возьмем такси и поедем туда.

Рональд задрожал при одной мысли об этом.

— Но уж если вам так нравится здесь… Однако не обольщайтесь: вся эта резьба и бронза — подделка. В Штатах бары из пластика и хромированного металла.

Рональд, не сознавая того, выбрал место, крайне неудачное со стратегической точки зрения. За его столиком можно было незаметно наблюдать: а) с балкона над стойкой; б) у стойки (глядя в зеркало): в) из–за столика у прилавка с закусками. Как только Рональд со своими спутницами появился в баре, командор Солт занял позицию «б». Через несколько минут джентльмен, похожий на Шона Коннери, и его друг, похожий на Патрика Мак–Гуна, заняли позицию «в». Позицию «а» выбрали Димитриос и убийца из отеля, они сидели там уже двадцать минут.

В тот день телефонистка отеля «Тумбергер» заработала неслыханные деньги.

 

3. Туз пик

Капитан Горацио Снаппер позвонил в «Американский бар» и вызвал к телефону Солта.

— Что нового? — осведомился Снаппер.

— Сижу рядом сам знаешь с кем, — хрипло зашептал Солт. — Он тут с двумя старушками. Американки. Вполне возможно, из ЦРУ.

— Ну так вот. Этот твой Бейтс или Барсетт долго там не пробудет. Его ищет вся афинская полиция. В «Тумбергере», у него в номере, обнаружили, двух убитых служащих и пистолет. А утром он подложил бомбу в какую–то лачугу на Монастираки. Взрывом убиты две женщины.

— Ну и ну! — ахнул Солт. — Кто бы подумал! И с уважением покосился на Рональда. К половине девятого Рональд потерял всякую надежду. Придет теперь Кассагалис или нет, все равно ждать его в ярко освещенном и многолюдном баре слишком опасно. В довершение всего американки напились. Они громко хохотали, привлекая всеобщее внимание. Винные пары примирили старушек с «Американским баром», и теперь были тщетны все попытки Рональда увести своих дам.

Он снова оглядел переполненный зал (преследователи в позициях «а», «б» и «в» вытянули шеи и тоже стали всматриваться в публику — а вдруг Рональд кого–то увидел) — ему казалось, будто несколько минут назад он слышал голос, отдаленно похожий на голос Квссагалиса. Голос этот принадлежал очень высокому элегантному негру с бородой и в золотых очках. Однако негра уже и след простыл.

И тут в баре появился продавец лотерейных билетов. Он шел от столика к столику, нахваливая свой товар. Яркие бумажки были прикреплены к длинному шесту, и продавец казался участником какого–то символического восточного обряда. А символом была смерть!

Рональд сразу понял: этот человек подослан его убить. Они словно узнали друг друга, когда продавец билетов бросил на него взгляд, входя в зал. Все будет совсем просто — он наклонится над его столиком и бросит Рональду в бокал капсулу с ядом… Повинуясь безотчетному порыву, Рональд вскочил и направился к убийце.

Преследователи в позициях «а», «б» и «в» тоже вышли из–за столиков, а вслед за ними поднялись двое греческих полицейских в штатском, которые искали убийцу из отеля «Тумбер–гер»… В шумном баре воцарилась напряженная тишина. Все это напоминало сцену из третьесортного вестерна, где герой и злодей медленно шагают навстречу друг другу по залитой солнцем улице.

— Купи билет, счастливый билет, — забормотал тощий горбатый продавец, столкнувшись нос к носу с Рональдом. — Счастливый билет. Погляди.

Он помахал билетом под носом у своей жертвы. Первые три цифры были «Х08». На обороте стояли слова: «Оторвитесь от хвостов и ждите меня на горе Ликавиттос. Скорее. К.».

Рональд испуганно оглянулся. Кто–то пробежал к телефону (Солт), двое попытались укрыться за колонной (Димитриос с коллегой), еще двое сделали вид, будто изучают меню (двойники Коннери и Мак–Гуна), переодетые полицейские начали спускаться по лестнице… И тут Рональд неожиданно рванулся к выходу и в мгновение ока исчез.

— Эй! — завопили покинутые кавалером старые американки. — Не бросайте нас одних! — И тоже кинулись к дверям.

Вслед за американками помчались разведчики, контрразведчики и сыщики. И вся орава (девять человек, включая дам) застряла в узком дверном проеме. Садясь в такси, Рональд успел заметить, как две его старые леди расправлялись с семью мужчинами. Они с силой колотили всех подряд без разбора фотоаппаратами.

— Грязные насильники! — гремела одна.

— Сексуальные маньяки! — вторила ей другая. Впервые с той минуты, как он отправился на это задание, Рональд Бейтс точно знал, что слежки за ним нет.

Гора Ликавиттос высоким утесом вздымается над самым центром города. Когда–то, много веков назад, на ее вершине выстроили византийскую церковь, а недавно правительство соорудило фуникулер и смотровую площадку, с которой открывается самая красивая в Афинах панорама.

Но у Рональда, когда он поднялся на вершину, не было ни малейшего желания любоваться пейзажами. Он походил среди столиков кафе, занимающего часть смотровой площадки, никто не обратил на него внимания, и он устроился в углу потемнее.

— Послушайте, я думал, вы лихой парень, а вы… лопух. — Перед Рональдом стоял элегантный негр из «Американского бара». (Значит, это все–таки Кассагалис.) — Когда я узнал, что этим бандитам никак не удается вас пристукнуть, я решил: вот твердый орешек, такого второго не сыщешь. Но когда вы сидели в баре, и вся эта братия не спускала с вас глаз, а вы даже не замечали, я понял — вам просто–напросто…

— Везет, — угрюмо подсказал Рональд. Кассагалис издевательски засмеялся.

— Помогите мне отсюда выбраться!

— Помочь? Детка, вы обратились не по адресу. Эти головорезы мечтают свернуть вам шею, но я им нужен еще больше, чем вы.

— Что же мне делать?

— Поступайте как знаете, только я вам не компания. Вряд ли вы унесете отсюда ноги. А я сегодня смываюсь на рыбацкой лодке.

— Кто вы такой?

— Детка, я бродяга, скитаюсь по белу свету. Но хватит болтать, мы попусту тратим время. Несколько дней назад прихватили последнюю, «девятую музу». Какие–то ловкие пареньки в полицейской форме сцапали ее в Лондоне у самого входа в Форейн оффис — вы как раз садились в афинский самолет. Наших это взбесило.

— А при чем тут ваши люди?

— Да вы шутите! Операция «Девять муз» была направлена на сбор сведений об одном из звеньев гигантской системы поставок оружия. Такой еще не было со времен Гитлера, с той поры, как он нацелился прибрать к рукам Европу. Донесения «муз» сообщали, где и в каких количествах закупают оружие белые боссы из ЮАР и их дружки из Португалии и Родезии. Эти белые боссы объединились против нас, африканцев, и вооружаются до зубов. Ваш Форейн оффис проявляет немалый интерес к подобным делишкам и запросил у разведки фотокопии донесений «Девяти муз». Ваши дипломаты обещали и нас посвятить в эти тайны. Но ваша контрразведка хлопала ушами — стоило курьерам «Девяти муз» добраться до Англии, как их убивали, а донесения похищались. И ни Форейн оффис, ни мы этих документов в глаза не видели.

— А при чем здесь Афины?

— В Афины приходит вся информация о поставках и отсюда переправляется дальше. Но я выяснил (жаль только — поздно), что агент вашего «Q», Димитриос, — двойник. Он сообщал одному важному английскому боссу о сроке прибытия «муз» в Англию. Этот босс, оказывается, вложил в торговлю оружием миллион фунтов.

— А кто он? — спросил Рональд.

— Если бы я знал! — с угрозой в голосе сказал Кассагалис. — Но он умело заметал следы. А скажите — от этого кое–что может проясниться, — когда именно вы узнали, что я в Афинах?

— Во вторник, приблизительно в 12.30.

— Полтретьего по афинскому времени. Все ясно. В три часа меня чуть было не пристукнули ребята Димитриоса. Ну что же. Оставляю вас с этим приятным известием.

— Но мы заплатили Лейнионшарду пятьсот фунтов, — пролепетал Рональд (ему казалось, что Кассагалис не оправдывает сделанных на него затрат).

— «Косматому»? Ай да молодец! И мы заплатили ему пятьсот фунтов, чтобы он организовал встречу с вами. Он наобещал, что мы получим от вас исчерпывающие сведения о торговле оружием. Ничего себе! Урвал тысячу фунтов. И за что? Дал одному слепцу в поводыри другого слепца. А вернее, послал немного потолковать с глухим.. Ну что же, еще увидимся…

И Кассагалис как сквозь землю провалился.

Дела в баре принимали смехотворный оборот. Семеро преследователей: Солт, Димитриос с подручным, таинственные незнакомцы, похожие на двух киноактеров, греческие сыщики зорко следили друг за другом. Если вставал один, вставали все; если один шел к телефону, остальные, сгрудившись вокруг, беззастенчиво подслушивали; если один шел в уборную… И так далее. Близилась ночь, и Солт решил, что пора этому положить конец.

— Послушайте, ребята, — предложил он. — Я знаю: нас, англичан, считают тупоумными ослами, но мы гении по части компромисса. И я предлагаю вот какой компромисс. Мы все охотимся за одним и тем же парнем. Никто не знает, где он. Хватит нам здесь торчать, уйдем все разом, каждый куда надумает. И пусть победит достойнейший.

Все молча обдумывали это предложение, пока Димитриос многословно переводил его греческим сыщикам.

— Мне здесь до смерти надоело, — добавил Солт. — Джин кончился, а ничего другого я не пью. Предложение обсудили, и оно было принято — теперь Солт мог пуститься по следу Бейтса в одиночку.

Рональд не знал, сколько времени он простоял, обняв столб ворот, прислонясь щекой к его прохладной шершавой поверхности. Быть может, прошли часы, а может быть, минуты.

На горе Ликавиттос Рональд окончательно лишился присутствия духа — ему казалось, будто расстилавшийся внизу город кишит убийцами, жаждущими его крови. Как в тумане он сел в фуникулер, спустился вниз и бесцельно побрел по темным закоулкам Колонаки. И вдруг нежданно–негаданно перед ним возник этот дом — величественный особняк с массивным гербом над дверьми. Глаза у Рональда наполнились слезами. Он почувствовал себя Моисеем у земли обетованной, на которую ему не дано было ступить.

Дом! Тот уголок земли чужой, где Англия моя — английское посольство. Рональд зарыдал и стал покрывать поцелуями стену, отделявшую от него клочок родины в далекой стране.

Он отлично знал, что не имеет права войти в эти ворота. Его прогонят прочь как разоблаченного шпиона или выдадут полиции как убийцу. И все–таки Рональду стало легче от ощущения, пусть обманчивого, что здесь его прекрасная родина. «Там сейчас пьют чай, — подумал он, — говорят по–английски, заключают футбольные пари…»

И вдруг позади него раздался веселый голос:

— Кого я вижу! Рональд подумал, что у него начинается бред. Ровно неделю назад в это же самое время он встретил Солта в Сохо, когда тот расплачивался за такси. И сейчас по странной игре воображения на темной афинской улице перед Рональдом снова возникла та же самая картина. Однако видение подошло, взяло его под руку и обратилось к нему с добрым советом:

— Нечего вам здесь околачиваться, Бейтс, старина. Они первым делом явятся за вами сюда. Залезайте в такси, и прокатимся по городу.

Солт боялся поверить своему счастью. Он приехал в посольство выяснить у капитана Снаппера, нет ли чего–нибудь нового о неуловимом Бейтсе. И такая удача! Командор оглянулся — а что, если за ним увязался, нарушив договор, кто–нибудь из преследователей Бейтса? Но горизонт был чист, Солт громко приказал таксисту: «Ехать, ехать, кругом, кругом. Понимай?» — и сделал рукой кругообразное движение, словно ведьма, помешивающая в котле.

Несколько минут они молчали. Солт украдкой поглядывал на Рональда, соображая, с какой бы стороны к нему подобраться.

— Боюсь, дела ваши плохи, Бейтс, — сказал он наконец. — Но мы вас отсюда вызволим. Командор первым же выстрелом попал в цель. Детское лицо Рональда исказилось от волнения. Он напоминал заблудившегося щенка, который наконец нашел хозяина.

— Вам повезло, что я вовремя на вас наскочил. Не волнуйтесь, флот выручит. На рейде вас дожидается один из крейсеров Ее Величества.

— Слава богу, слава богу, — жалобно забормотал доверчивый Рональд. Ему даже в голову не пришло спросить у Солта, почему тот в Афинах.

— Сейчас я вас оставлю, — продолжал его спаситель. — Таксист отвезет вас в Пирей, в один кабачок. Вы там будете в 23.15. В 23.30 туда явится британский морской патруль якобы для того, чтобы арестовать вас как дезертира. Затем вас препроводят на борт военного корабля «Лифмоулд», в полночь он отходит на Мальту.

— Спасибо вам. Вы спасли мне жизнь.

— Прежде чем мы расстанемся, — сказал Солт, — на всякий случай, на самый крайний случай, ну вдруг до прихода патруля какая–то непредвиденная случайность…

— Да? — отозвался Рональд, готовый на что угодно, лишь бы удружить этому старому морскому волку, такой надежной опоре в минуту жизни трудную.

— В общем, пожалуй, вам бы лучше передать мне те сведения, которые вы здесь добыли. Вы виделись с Кассагалисом? Вам удалось узнать что–нибудь новое о «Девяти музах»?

До этой минуты Рональд не задумывался, удалось ли ему что–либо выяснить. Но внезапно все для него стало ясным. Эта мысль, должно быть, зародилась у него подсознательно, когда он стоял у ворот посольства, она неотвязно преследовала его с тех пор, и он теперь понял: он знает тайну «Девяти муз»…

Как пес, ластящийся к хозяину, он любовно поглядел на Солта и все ему выложил…

Солт вылез из такси у гостиницы «Гранд Бретань».

— Счастливо, старина. Не забудьте — Англия ждет от нас подвигов, и все такое. Командор с чувством пожал Рональду руку, и в душе у него шевельнулось что–то похожее на жалость к простаку, которого он посылал на верную смерть.

— До свидания, командор. До встречи в Лондоне!

— Черта с два мы с тобой встретимся, — пробормотал себе под нос Солт и приказал швейцару: — Скажите таксисту, чтобы отвез его в ту пирейскую таверну, где собираются все шлюхи. — И вошел в гостиницу.

Не обращая внимания на хнычущую Киску, он позвонил в полицию и сообщил, где и когда они смогут арестовать убийцу.

— Все сложилось превосходно! — воскликнул командор, положив трубку. — Мне дадут адмирала.

— За что? — спросила ничего не понимающая Киска.

— А за то, моя радость, что я раскрыл тайну «Девяти муз». Вот за что.

— А как же бедный мистер Бейтс?

— А его повесят. Если только Димитриос со своими молодчиками не сцапает его раньше.

— Убийца! — закричала Киска.

— Еще одно слово, и я тебе все кости переломаю. Укладывай вещи и не хнычь.

Киска повиновалась, хотя сердце ее разрывалось от горя. А Солт вышел на балкон посмотреть, все ли спокойно на горизонте.

— Черт побери, — выругался он вдруг. И крикнул в комнату Киске: — Выключи свет! Через площадь к гостинице решительно шагали агенты, похожие на Шона Коннери и Патрика Мак–Гуна. Они остановились под балконом Солта и посмотрели вверх.

— Сейчас они, пожалуй, ворвутся сюда. Киска, бросай чемоданы, мы сбежим через черный ход!

— Кто эти люди? — спросила Киска.

— Не знаю. Я даже не знаю, на кого они работают. И не собираюсь выяснять. Агенты все не уходили, они совещались о чем–то вполголоса.

— Надевай пальто, крошка. А мне надо в гальюн. Командор скрылся в ванной, и Киска торопливо нацарапала в темноте на листке бумаги:

«Кто бы вы ни были пожалуйста помогите мистеру Бейтсу он в полиции или у мистера Ди–митриоса. Ваша Дж. Кафф (мисс)».

Она выбросила записку с балкона. Листок затрепетал на ветру и стал медленно опускаться. Но Киска так и не узнала, подобрали двое агентов ее сигнал бедствия или нет.

Стрелки часов подходят к половине двенадцатого. С минуты на минуту появится морской патруль. В таверне танцуют под варварские ритмы джаза.

— Станцуем, дорогой? — спрашивают за спиной у Рональда. Рональд оборачивается и видит нежно улыбающегося Димитриоса.

— Пора домой, милый мистер Бейтс.

Двое злобных головорезов хватают Рональда под руки и тащат из зала, словно он мертвецки пьян и они, его дружки, хотят отвезти его домой. Несколько громил ждут на улице. Рональд отбивается, но его тянут к машине, где уже открыта задняя дверца. И в эту минуту издалека доносится вой полицейских сирен. Рональд вырывается и бежит прочь, не разбирая дороги. Чем–то тяжелым и твердым, наверно рукояткой пистолета, его бьют по затылку. Рональд теряет сознание.

Так заканчивается четверг, 11 ноября, самый богатый событиями день в жизни Рональда Бейтса.

 

4. Пора, когда цветет сирень

«Два дня назад произошло одно из самых досадных недоразумений в истории нашей страны (говорилось в передовой статье «Дейли мейл»). Из–за вопиющей небрежности начальника Особого управления Скотланд–Ярда был злодейски убит прибывший к нам с государственным визитом глава дружественной державы. Напрашивается вопрос: когда же Эдварда Бойкот–та, чья непростительная безответственность сделала возможным подобное преступление, уберут с ответственного поста, на который его вообще не следовало назначать?»

Кислятина Крэбб читал за завтраком газету в своем маленьком уютном коттедже недалеко от Доркинга.

«Будем надеяться на скорейшее выздоровление и возвращение к работе надежного и опытного руководителя, мистера Крэбба, которого во время его болезни Бойкотт замещал. Мы уверены, что он сумеет исправить тяжелое положение, создавшееся в системе нашей внутренней безопасности».

«Эта статейка сыграет определенную роль, если меня представят к ордену Британской империи», — подумал Кислятина и по обыкновению задал себе вопрос, на который сам и ответил.

В. Сколько еще продержится Бойкотт?

О. Его вынудят подать в отставку сегодня же. А сообщение в прессе появится до пятницы.

В комнате зазвонил один из трех телефонов — прямой провод из Управления службы безопасности.

— Дорогая, возьми, пожалуйста, трубку, — попросил Крэбб свою маленькую, седую, улыбчивую в отличие от супруга жену.

— Ах, доброе утро, мистер Лавлейс.

Крэбб отрицательно замотал головой.

— Нет, к сожалению, не лучше, а скорее хуже. Крэбб громко застонал. Он не собирался показываться в управлении по крайней мере еще две недели.

— И вдобавок Бойкотт так его подвел. Для больного человека всякое потрясение… Кислятина взял отводную трубку. Бакстер Лавлейс говорил:

— А у меня новость, которая его порадует. Под давлением сверху — вмешался парламент и даже королевский двор — это чудовище Бойкотт был вынужден наконец подать в отставку.

Больной вскочил и начал лихо отплясывать шотландский танец. А когда его жена закончила разговор с Лавлейсом, Крэбб снова взялся за «Дейли мейл».

«Но Бойкотт должен нести ответ не только за смерть президента. Ему предъявлено также обвинение в нарушении служебной этики. Вчера Джозеф Кромески, жертва войны, возбудил судебное дело о возмещении морального ущерба — его жену бесчестно соблазнили. И кто же? Один из сотрудников Бойкотта. С ведома шефа этот негодяй, используя свое служебное положение…»

Тут случилось нечто небывалое. Крэбб издал горлом странный звук и схватился за грудь.

— Что с тобой, милый? —- испугалась жена.

— Xa–xa–xa–xa–xa — Крэбб смеялся.

— Артур ! — за тридцать лет совместной жизни жене не довелось видеть на лице Кислятины даже тени улыбки.

— Ха–ха–ха–ха! — хохотал Крэбб, не в силах остановиться.

— Артур, чему ты… — она с трудом заставила себя произнести это слово, — смеешься?

— Ха–ха! — Кислятина ткнул было пальцем в газету, но вдруг лицо у него окаменело, и он, смолкнув, повалился на пол.

— Удивительный случай, — сказал через полчаса врач, обернувшись к рыдающей вдове. — Я, признаться, слышал, что люди умирают от смеха, но вижу такое впервые в жизни.

«Цветет сирень в моем саду.

А под окошком у меня

Улыбаются гвоздики и…»

Рональд, раздетый догола, распятый, как Христос, на шведской стенке в огромном гимнастическом зале, читал про себя «Грантчестер». Но внутренней силы и выдержки любимые стихи ему не прибавляли.

— Где Кассагалис? — в двадцатый раз спросил Димитриос.

— Не знаю! — крикнул Рональд.

— Двинь–ка ему еще, Тассо. В живот (лицо у Рональда давно превратилось в кровавое месиво).

— О–о–о–о–о! — взвыл Рональд.

— Попробуем другой вопрос. Что вы знаете о «Девяти музах»?

— Кассагалис говорит…

— Не то, что говорит Кассагалис, а то, что вам сказали в Лондоне.

— Я не помню. Я тогда выпил слишком много коньяку, я опьянел, и все вылетело из головы.

— Дурацкая отговорка. Глупо. Адонис, попробуем что–нибудь другое.

— Зачем вы меня мучите? Я ничего не знаю!

— И все–таки, дорогой мистер Бейтс, скажите мне, пожалуйста, где находится Кассагалис. Я очень вас прошу.

— Англия, земля родная! — весело воскликнул командор Солт, спускаясь по трапу с океанского пакетбота вслед за бледной, еле держащейся на ногах Киской. Они вернулись кружным путем: восточный экспресс до Парижа, автобус до Брюсселя, затем в наемной машине до Остенде, пересекли на пароме Ла–Манш и прибыли в Гарвич. «Никому и в голову не придет искать меня в Гарвиче», — самодовольно размышлял Солт.

— Ваш паспорт, пожалуйста, — сказал представитель иммиграционных властей. Солт, вручая паспорт, глянул чиновнику в лицо и обомлел — на него пялились знакомые рыбьи глаза.

— К сожалению, паспорт у вас просрочен. Придется вас здесь задержать, сэр, — объявил Хаббард–Джонс с мрачным удовлетворением: наконец–то сбылась мечта, которую он так давно лелеял, теперь он сможет отомстить командору за все.

Лихорадочное забытье и проблески сознания слились для Рональда в нескончаемый поток боли.

Рональду виделся отец, которого он не помнил, и он закричал: «Папа, папа, подожди!», и отец остановился, а Рональд вдруг понял, что это старик Кроум. «Мистер Кроум , я не знал, что вы мой отец». — «Конечно, я твой отец, Рональд, ведь меня не убили». Рональд бежит к нему, но это уже отчим обнимает его колени и молит: «Забери меня отсюда, Рон», а потом оказывается, что это не отчим, а сэр Генри Спрингбек. «Я думал, вы тоже умерли». — «Умер, умер, я и не жил никогда», — горестно отвечает сэр Генри.

Наступил проблеск сознания, и Рональд увидел, что его держит за ноги не отчим и не сэр Генри. Человек, похожий на Шона Коннери, отвязывал Рональду ноги от шведской стенки. Второй, похожий на Патрика Мак–Гуна, разрезал веревки на руках.

— Вы сможете идти сами?

— Конечно, смогу, — хотел ответить Рональд, но вместо этого жалобно закричал и беспомощно соскользнул на пол.

Новый проблеск сознания — Рональда, завернутого в одеяло, кто–то несет, как ребенка, на руках. В углу валяется Димитриос. Тассо, избитый до неузнаваемости, распростерся на полу. Изуродованные трупы вокруг — это остальные мучители. Рональд не испытывает мстительной радости, ему бесконечно жаль бедняг.

Запахло бензином. «Готово», — говорит один из его спасителей. «Бежим!» — отвечает второй, тот, что несет Рональда на руках, и они выбегают из здания, объятого пламенем. Рональду смутно вспоминается какая–то поговорка, что–то вроде: «Из огня да в полымя». И он снова теряет сознание.

 

5. Приговор, который не был вынесен

— Так кто же все–таки ваши спасители? — спросил Бакстер Лавлейс.

— Я их больше не видел, — Рональду было трудно говорить — у него не осталось передних зубов. Прошла неделя с тех пор, как его вытащили на руках из афинского гимнастического зала, но синяки на лице еще не прошли, а кроме того, давали себя знать переломанные ребра.

— Я очнулся в монастыре. Там ко мне были очень добры.

— А как вам удалось выбраться из Греции? Ведь вас разыскивала полиция.

— Меня переодели монахиней.

— Ну слава богу, вы дома. Тут уж вас все похоронили. Итак, что мы предпримем дальше? Вы, конечно, правы. Но как доказать, что за всем этим стоял Радкинс?

— Это, безусловно, он, — Рональд снова начал рассказывать. — Когда мы получили от «Косматого» рукопись, бригадир сбежал с нею, не дал мне даже прочитать адрес. Через полчаса после этого бригадир, видимо, позвонил Димитриосу, и тот пытался убить Кассагалиса. А когда вы послали меня в Афины, он хотел убрать и меня.

— Знаю. Знаю. А я так доверял старому черту. Я видел: это хитрая лиса, но он оказался хитрее, чем я думал.

— А кто, кроме него, мог организовать похищение докладов «Девяти муз », такую широкую операцию? Ни у кого больше не хватит на это людей. Наврал, должно быть, с три короба своим любителям–контрразведчикам, а те, дураки, и рады пострелять.

— Это не доказательство. Улик никаких нет.

— А я все рассказал командору Солту, — вспомнил вдруг Рональд. — Может быть, он разобрался, что к чему?

— Командор Солт служит сейчас на старой посудине, патрулирует северные берега Шотландии. Ваша приятельница–блондинка рассказала мне, как он с вами поступил. Я тут же позвонил своему двоюродному брату (он — начальник морского штаба), и с Солтом расправились по заслугам.

— Но он хотел мне помочь.

— Бедный Рональд, вы все так же доверчивы, ваши приключения ничему вас не научили. Видно, придется рассказать вам все, как было.

И Рональд узнал о вероломстве командора.

—… Однако вернемся к делу. Нужно вывести бригадира на чистую воду.

— Нам поможет Жаклин, мисс д'Инди. Я говорил с ней по телефону сегодня и все рассказал…

— Что? Да вы просто дурак! Теперь из–за вас все пропало! — Лавлейс подошел к камину и нажал кнопку.

— Жаклин — честный человек. Ей можно доверять.

— «Честный», «доверять» — эти слова безнадежно устарели в наш циничный век. Вы доверяете мне? Я честный человек?

— Конечно, доверяю. Иначе я не был бы здесь. Но сказать, что вы честный, я не могу. Вы спокойно наблюдали, как Солт заманил бедного Хаббард–Джонса в ловушку. А потом закрыли, пользуясь этим, наш отдел.

— Я не только наблюдал, я поощрял Солта. Ведь вам известен мой принцип — разделяй и властвуй, пускай псы пожирают друг друга.

— И вам наверняка было известно, — продолжал Рональд (он долго об этом размышлял, пока его отхаживали в монастыре в Афинах), — что МИ–5 специально подстроили убийство президента и, таким образом, отделались от Бойкотта.

— Это я их надоумил, — скромно признался Лавлейс. Вошла экономка в черном платье и подала хозяину серебряный поднос.

— Благодарю вас, миссис Паунси.

Когда за нею закрылась дверь, Бакстер Лавлейс взял с подноса маленький пистолет системы Биретта.

— А теперь, Рональд, встаньте, пожалуйста, — и он навел на него пистолет. Рональд встал, полагая, что это шутка.

— Вряд ли у вас с собой оружие, но на всякий случай — руки на голову! И пройдемте в сад на крыше.

Рональд не двинулся с места.

— Послушайте, не могу же я пристрелить вас здесь, ковер стоит несколько тысяч фунтов. Этот странный довод почему–то оказал действие. Рональд прошел через стеклянную дверь на плоскую крышу, засаженную кустами и деревьями. Листья блестели под дождем. Лавлейс с пистолетом в руке проследовал за Рональдом.

— Вы дурак, Рональд. Я выбрал вас для этого дела только из–за вашей наивности. Я думал, вам ничего не удастся выяснить. А чтобы окончательно сбить вас с толку, я подсыпал вам снотворного в коньяк, когда давал задание. А потом напустил на вас уличного фотографа… Тем не менее вы все–таки ухитрились докопаться до сути.

Рональд в ужасе уставился на Лавлейса.

— Так это ваших рук дело?

— А кто же еще сумел бы с таким блеском разработать подобную операцию? Каждое донесение «Девяти муз» содержало перечень различных европейских фирм, торгующих оружием. Фирмы получают огромные заказы из Южной Африки. Я всё до последнего пенни вложил в эти предприятия. На прошлой неделе акции необычайно поднялись И я заработал полмиллиона. Не будь вы таким идиотом и не впутай в это дело Жаклин, я бы все свалил на бригадира. Но с ней подобный номер не пройдет. Малютка Джеки похожа на безмозглого страуса, но такую умницу поди поищи. Она сумеет разобраться, что к чему… И теперь мне ясно, откуда взялись ваши ангелы–хранители. Это она наняла каких–то частных агентов. Жаклин знала, что вы едете в Грецию на верную смерть. А она всегда питала к вам необъяснимую слабость.

Да, я надеялся безбедно прожить жизнь на свои дурно пахнущие денежки, но, видно, придется отправиться по стопам старика Кроума куда–нибудь в Аргентину. Жаклин того и гляди явится, чтобы меня арестовать. А ну–ка, пройдите к парапету,

Рональд помимо воли сделал шаг назад.

— Дальше!

«Стой, остановись!» — повторял себе Рональд. И шел дальше. Крыша кончилась. И он полетел вниз. Однако он успел уцепиться за выступ карниза и повис, раскачиваясь в воздухе. Ногой в элегантном ботинке Лавлейс изо всех сил ударил Рональда по пальцам.

— Какая жалость! Если бы вы погибли в Греции, из вас бы сделали героя.

— Бросьте пистолет, мистер Лавлейс, и подойдите сюда. С пожарной лестницы спрыгнула великанша Жаклин в необъятном прозрачном плаще. В руке она держала кольт новейшей системы.

— О господи, как это банально! — сказал Лавлейс, неохотно подчиняясь команде. — Словно в бездарном телевизионном спектакле. Героя спасает звонок в дверь.

Рональд нащупал ногами выступ в стене и устроился понадежнее.

— Помогите, пожалуйста! — робко попросил он, но на него не обратили внимания: из–за кустов на крыше появился бригадир.

— Молодец, Джеки. А я записал все, что здесь говорилось, на магнитофон.

— Явился на расправу, — злобно отметил Лавлейс. Бригадир снял с плеча сумку для гольфа и высыпал на крышу ее содержимое. Среди палок и мячей он нашел автомат. Радкинс поднял его, взвел курок и стал напротив Лавлейса.

— Беги, Джеки, приведи того босса из Особого управления, и мы арестуем мерзавца.

— Он какой–то странный, этот инспектор. По–моему, он у них недавно. Но ничего не поделаешь. Ведь Особое управление теперь вообще без начальства.

Бригадир и Лавлейс, оставшись одни, молча глядели друг на друга.

— Помогите! — тихонько молил Рональд. Но тщетно. Бригадир спокойно приказал Лавлейсу:

— Бросайтесь с крыши.

— Чего ради?

— Ваша исповедь записана на пленку. Вам теперь меня не впутать в эту историю. Вас погубило тщеславие. Я знал, что так будет.

Рональд не верил своим глазам. Бригадир Радкинс, чудаковатый старик, оказался хладнокровным и беспощадным убийцей… Дождь лил и лил, держаться за мокрый карниз становилось все труднее.

— Помогите! — крикнул Рональд громче, но опять никто не обратил на него внимания.

— Вы опоздали, — говорил Лавлейс. — Деньги в швейцарском банке, а номер счета известен одному мне. И я не собираюсь кончать с собой. Я получу двадцать пять лет…

— Сорок пять, по меньшей мере, — прервал бригадир. — Вы занимаете высокий государственный пост.

— Лорд–канцлер — мой дядя, моя кузина замужем за генеральным прокурором, половина палаты лордов — моя родня. Я получу двадцать пять лет, не больше. А потом мне сократят срок. И я выйду, когда мне не будет пятидесяти. И еще могу рассчитывать на приличную пенсию.

Бригадир издал собачий рык и побагровел до синевы.

— Номер счета, — прошипел он сквозь зубы, — или я тебя пристрелю. Лавлейс улыбался по–кошачьи.

— Не глупите — я не скажу, вы это прекрасно знаете.

— Половина денег принадлежит мне. Но тут возвратилась Жаклин с инспектором.

— Помогите! — закричал Рональд во весь голос: хоть Жаклин его услышит. Но она уже исчезала в роскошной гостиной.

Инспектор вытаскивал из кармана наручники. Выглядел он действительно странно — плащ до пят, голова редькой, близко посаженные глаза.

— Вы — Антони де Вир Бакстер Лавлейс? — торжественно спросил инспектор.

— Вы меня прекрасно знаете, Уорт. А вас, бригадир, остается только пожалеть. Этот еще похуже Бойкотта.

С формальностями ареста было покончено.

— Помогите! — отчаянно завопил Рональд.

— Что вы стоите как чурбан? — накинулся бригадир на инспектора. — Помогите Бейтсу, а уж я сам присмотрю за этим типом. — И бригадир повел Лавлейса в гостиную, подталкивая в спину дулом автомата. Лицо старого контрразведчика перекосила кровожадная гримаса.

 

6. Встреча на Кенгуру-Вэлли

Дождь лил не переставая. Рональд еле шел от боли — сказывались афинские приключения, вдобавок ныли натруженные мускулы рук, саднило ладони, разодранные о каменный парапет. Рональда душила лютая злоба.

Замок квартиры в Сохо был покрыт царапинами. Кто–то здесь побывал в его отсутствие. Но Рональд не обратил на это никакого внимания. Ему казалось, что теперь ничто на свете не растрогает его, не поразит, не заставит испытать волнение. В квартире звонил телефон. Рональд не подошел. Телефон зазвонил снова. Потом опять. Наконец Рональд сердито крикнул в трубку: «Убирайтесь к черту!»

— Простите, как вы сказали?

Рональд узнал голос Дженнифер, секретарши бригадира, и стал ей врать что–то несуразное.

— А я уж подумала, что вы сошли с ума, — заметила Дженнифер. — Бригадир просит вас непременно быть сегодня вечером на одном заседании. В девять часов.

— К черту. Ни на какое заседание я не пойду, — отрезал Рональд, дивясь себе.

— И все–таки вам следует на нем присутствовать, — настаивала Дженнифер. — Ведь оно состоится на Даунинг–стрит.

Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, — патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства.

— Ладно, — согласился он угрюмо. — Приду.

— Невероятно! — в восхищении воскликнул премьер–министр. — Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации.

Рональд зажег сигарету.

— Но как вы снесли такие мучения и пытки?

Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие — министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц — восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал.

— К счастью, все закончилось благополучно, — продолжал премьер–министр. — Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом — это бы плохо отразилось на национальном престиже.

— И все–таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, — заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этот вечер не выступил с критикой.

— Мерзавец пытался бежать, — соврал бригадир, даже не покраснев.

— Не будем ссориться, — вмешался министр обороны. — Мы должны на коленях благодарить Бейтса — ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди.

— Внимание, внимание! — с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов.

Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув: «Ведь он чудесный парень…»

Исполнилась заветная мечта Рональда — его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал ничего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил.

— Заткнитесь! — шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра). «И это знают все … И это знают…»

Пенье смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека.

Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившей все его существо.

И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь.

В зале наступила неловкая тишина.

Потом министр внутренних дел заметил:

— Проклятье. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно.

— Тогда, — предложил «Q», — надо найти кого–нибудь еще. Введем в рассказ нового героя.

— А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден — и чем бы это могло кончиться?

Присутствующие взволнованно загудели:

— Мы бы, наверное, так никогда и не узнали…

— Лавлейсу все сошло бы с рук.

— Он остался бы среди нас…

— Предатель во главе службы безопасности…

— Нам чертовски повезло…

— Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?..

— Понятия не имею…

— А это не Джонс, или как его там? Который…

— Конечно же! Хаббард–Джонс. Он давно подозревал Солта.

— Правильно, он тогда устроил налет.

— Хаббард–Джонс! Хаббард–Джонс!

Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово. Заседание подошло к концу.

— Жаль, что этот паренек нас подвел, — посетовал министр обороны. — Он мог бы нам сослужить неплохую службу.

Присутствующие единодушно согласились.

— Никуда не денется, — сказал бригадир. — Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, — и он мой навсегда.

И вот Рональд ковыляет вверх по лестнице. Он на Кенгуру–Вэлли, у себя дома — здесь, в убогой комнатенке, его единственное прибежище. Заседание на Даунинг–стрит, однако, не идет у него из головы. Зачем бригадиру понадобилось делать из Рональда героя? Приписывать ему все заслуги — будто он один разгадал тайну «Девяти муз», будто он бесстрашно, рискуя жизнью, вынудил Лавлейса сознаться в своих преступлениях? Зачем? Зачем? Старый негодяй, безусловно, замешан в этом деле. Быть может, соображал Рональд, Радкинс действовал из патриотических побуждений (хотя его патриотизм и оборачивался всем во вред), надеясь пустить свою долю доходов на расширение организации контрразведчиков–любителей? А Лавлейс искал только личной выгоды… Мысли у Рональда путались от боли и усталости. И вообще, какое ему до всего этого дело?

Он закрыл за собой дверь, опустился в единственное свое неудобное кресло и горестно вздохнул. Послышался шорох. Рональд поднял взгляд и увидел белокурую голову и синие глаза, любовно смотревшие на него.

— Привет, Скромница, то есть Киска, — сказал он. Его теперь уже ничто не удивляло.

— Зовите меня Джина, — попросила девушка. — О мистер Бейтс, Рональд… Ронни! Я люблю вас! — И она разразилась слезами, а вслед за нею и Рональд.

— Что с тобой сделали! — плакала Джина, гладя его изуродованное лицо.

— Да, мне пришлось тяжко, — признался Рональд. Крепко обняв его, она попросила:

— Давай уедем. Развяжись с этими подлецами. Обещай мне.

— Обещаю, — поклялся Рональд. — Не беспокойся. Я к ним ни за что не вернусь! Никогда.

— Послушай, любимый, умерла моя тетя и оставила мне маленькую зеленную лавку на окраине. Над лавкой — квартира. Давай поселимся там и забудем их — всю эту подлую банду.

— Давай! — радостно подхватывает Рональд. — И забудем. Больше мне ничего не надо. Забыть о них навсегда

 

7. Будущее тайного агента

В лондонском аэропорту приземлился сверхзвуковой трансатлантический авиалайнер. На площадке для встречающих стояли два тайных агента. Один из них наблюдал в мощный бинокль за приземлившимся самолетом. К самолету подкатили трап, открылась дверца, появилась старшая стюардесса. Она достала белый кружевной платок и вытерла им левую руку.

— Это значит, — пояснил агент с биноклем, — что тот тип, за которым наши охотятся, выйдет вместе с пассажирами.

— Понятно, — отвечал его коллега, младший по должности, хоть и старший по возрасту. В нем с трудом можно было узнать Рональда Бейтса.

Рональд украдкой поднес ко рту ручные часы (крошечный радиоаппарат) и передал сообщение. За несколько лет он сильно изменился. Он потолстел, облысел. Это был пожилой человек, и трогательно ребяческого в нем ничего не осталось. Искусственные зубы (подарок благодарной нации за выдающиеся заслуги) были плохо вставлены и громко лязгали, когда он говорил.

Через полчаса агентам объявили по радио, что операция закончена. Наши благополучно прикончили того типа, за которым охотились.

— Прекрасно. Теперь можно и по домам, — сказал Рональду начальник. — До скорой встречи!

На вокзале Виктория Рональд купил газету и сел в пригородный поезд. По дороге он вызубрил подробности футбольного матча на кубок страны, который состоялся в тот день в Хайбери.

Со станции пришлось ехать на автобусе, а потом долго идти пешком. Но вот Рональд дома, в ненавистной лавчонке, насквозь пропахшей гнилой картошкой.

— Это ты, Рон?

— Да, дорогая.

— Раковина опять засорилась.

— Сейчас прочищу.

Он снимает макинтош и неохотно бредет на кухню, где его ожидают супруга и дети. Джина уже не та, что в первые дни их семейной идиллии. Лицо у нее всегда недовольное, она растолстела и оплыла. Рональд тихонько отстраняет двух детей, хватающих его за брюки, и нагибается к третьему, который на высоком креслице сидит за столом. Он хочет поцеловать младенца, но тот шлепает его по лицу куском хлеба с вареньем. Рональд вздыхает. Сверху в потолок стучат палкой, и доносится плаксивый голос старика отчима: «Джина! Кто там пришел? Я знаю, это полиция. Они меня заберут , не пускай их…» Джина оборачивается к Рональду:

— Я не могу больше его выносить. Ему место в сумасшедшем доме. — Она в сердцах швыряет на стол рядом с тарелкой Рональда несколько мокрых пеленок. — Мне не под силу везти этот воз, всё на мне — этот старый дурак, ребятишки, лавка. А ты только и знаешь бегать весь день по стадионам…

Позднее, когда, уложив своих отпрысков спать, Рональд и Джина коротают вечер у телевизора, она говорит неожиданно:

— А знаешь, все–таки это странно.

— Что странно? спрашивает Рональд.

— Не думала, что ты можешь так увлечься футболом.

— Сегодня была очень интересная игра, — и Рональд принимается бойко излагать газетный отчет о футбольном матче.

Он оглядывает неприбранную комнату, бросает украдкой взгляд на Джину, толстую, раздражительную, я вспоминает шумный лондонский аэропорт, радостное волнение, с которым он настраивает часы–аппарат…

«Я ничего не могу с собой поделать, — думает он. — Я одержимый, одержимый».

Его охватывает панический страх — а что, если жена узнает?

«Господи, только бы она не догадалась! Только бы не узнала… Только не это…»

 

ЭПИЛОГ

Министр внутренних дел — Премьер–министру

Как Вы справедливо заметили, возникла настоятельная необходимость назначить «новую метлу» на пост главы Управления внутренней безопасности.

После консультации с руководством я считаю возможным предложить только одну кандидатуру на этот жизненно важный участок.

С точки зрения интересов нации, а также из соображений репрезентативного характера самой достойной кандидатурой является Юстас Хаббард–Джонс, чьи блистательные успехи на поприще внутренней безопасности Вам хорошо известны.

Премьер–министр — Министру внутренних дел

Касательно Вашей памятной записки: горячо одобряю. Прошу передать мои личные поздравления новому главе Службы внутренней безопасности.

Ссылки

[1] После того, как один американский журнал предательски опубликовал в 1967 году фамилии нескольких руководителей британской секретной службы, расконспирированный бывший глава МИ-5 был заменен не одним, а тремя сотрудниками. Этот безымянный триумвират именуются «Люди без имени», или «Безликие», или «Наши таинственные друзья». (Прим. автора)

[2] Карточка Центральной службы безопасности – удостоверение личности, которое выдается британским агентам невысокого ранга. Удостоверение якобы дает право на покупку вещей в кредит, поэтому на нем имеется фотография владельца и описание его наружности. Специальный кодовый номер обозначает должность агента и отдел, где он служит. Эти карточки очень легко подделать, и почти все иностранные разведки фабрикуют их в неограниченном количестве. (Прим. автора.)

[3] Как это ни странно, по-гречески оно означает «нет» (Прим. автора)

[4] Однако по-гречески это означает «да» (Прим. автора).

Содержание