Раны затягивались быстро. Не зря говорят, что женщины живучи как кошки. Доктор Франсуа предписал Ларисе постельный режим, все его указания выполнялись безукоризненно. Сиделка Кристин молча брала ее руку, втыкала иглу, ставила обезболивающие, приносила соки, минералку, фрукты, намазывала ее ароматными мазями, от которых переставали ныть ушибы и синяки рассасывались почти на глазах. Вот только одного не могла Кристин: ласково, задушевно поговорить, как умеют это делать только пожилые нянечки в провинциальных русских больницах.

Как Ларисе хотелось, чтобы рядом оказался кто-то свой, родной: подружка, Юра, мама… И вдруг ее обдало жаром, а в следующий миг холодная, темная тоска охватила сердце. И мама, и папа, и подруги, и Юра – все они считают, что она погибла! Боже! Она погибла для всего света, для всех, кроме этих странных, подозрительных корсиканцев… Лариса с невыразимой нежностью вспоминала маму. Она наверняка все глаза выплакала о своей любимой дочке. Как бы шепнуть ей, что дочь жива, как бы передать весточку! Во сне бы хоть присниться ей, мечтала Лариса, чтобы у мамы появилась тайная надежда, что дочь жива. Ей же не нравился Шуршин, не доверяло ему материнское сердце… Ох, мама, мамочка, как ты была права! А Орлов? С грустью Лариса думала, простил ли Юра обиду, узнав о ее смерти? Узнает ли она когда-нибудь об этом?

«Да, положению моему не позавидуешь, – размышляла Лариса. – Хотела сбежать из одного плена, а попала в новый». Она вспомнила сон, осмотрела свою роскошную комнату. Золотая клетка. Птичка в золотой клетке. Отсюда ей не выбраться, если хозяева не проявят сострадания. Здравый смысл говорил, что после ее выздоровления у семейства Карно не будет причин задерживать ее на острове, но интуиция подсказывала, что на свободу ее выпускать не собираются. Лариса не понимала, в чем дело. Вендетта, на которую ссылался Рене, не имела к ней никакого отношения. Чего они опасались? Того, что Лариса найдет их кровных врагов и выдаст секретные сведения о вооружении замка? И вообще, чем им может угрожать иностранка?

Лариса каждый день собиралась серьезно поговорить с Рене и заявить, что они не имеют никакого права удерживать ее на острове силой. Но к этому суровому мужчине невозможно было подступиться. Он заходил часто, но говорил мало. Вопросы Ларисы попросту пропускал мимо ушей или сводил все к ее самочувствию, погоде, милым, ни к чему не обязывающим комплиментам. Его похвалы женской красоте Ларисы не отличались утонченностью и изыском, однако он искренно восхищался ею, это она читала в его глазах. Порой он заходил, долго пристально смотрел на нее, будто удивляясь, что она все еще здесь, и также молча исчезал.

Однажды в комнате появился Жан. От него исходило ощущение опасности, отчего Лариса даже зябко поежилась под простыней. Он уставился на нее откровенным похотливым взглядом. Девушка ощутила себя будто бы обнаженной: если он вздумает сдернуть тончайшую ткань, укрывавшую ее, то она очутится целиком в его власти – беспомощная и беззащитная.

– Мадам, вы слишком красивы, чтобы скучать в одиночестве, – промолвил он и мерзко ухмыльнулся. – Надеюсь, вы скоро поправитесь. Я жду с нетерпением того часа, когда вы полностью восстановите свои силы…

Он ушел, но в комнате Ларисы еще долго витало ощущение скрытой угрозы.

Зато с их сестрой, Катрин, Лариса подружилась. Эта девчушка была само очарование и непосредственность. От нее Лариса кое-что узнала об обитателях замка. Например, о том, что братья недолюбливают друг друга и частенько ссорятся. Рене – законный наследник клана, ему перейдет власть и состояние после смерти отца, а Жану это не нравится. Катрин любит обоих братьев, но Рене просто обожает. Он всегда сам выбирает ей подарки и никогда не ошибается. Катрин вся сияла от счастья и гордости, показывая Ларисе подаренные братьями бриллиантовые сережки. Но веселая болтовня Катрин навеяла на нее грустные мысли. Лариса вспомнила, как вернула Юрию его подарок, решив выйти замуж за Вадима. Те серьги, конечно, были поскромнее, но ведь и Орлов – не владелец острова и замка, а обычный служащий банка… Так чей же подарок дороже, задавала себе бесполезный вопрос Лариса, потому что ее запоздалое раскаяние было уже ни к чему. «Я вела себя как последняя дура…

А теперь каждую ночь вздрагиваю в страхе, что в комнату крадется этот похотливый Жан».

Лариса включила небольшой переносной телевизор, который ей поставили в комнату. Не успела выбрать программу, как дверь открылась и на пороге появился Рене.

– Вы прекрасно выглядите! – по традиции вместо приветствия сказал он. – Как себя чувствуете? Что-нибудь беспокоит?

Лариса покачала головой:

– Нет, ничего не болит. Мне кажется, я абсолютно здорова.

– Доктор Франсуа того же мнения.

– Да, его мази просто великолепны.

– Он наш добрый волшебник! – просиял Рене. – Доктору приходилось вытаскивать людей с того света… – Он осекся. Опять боится сказать лишнее, поняла Лариса. Эти непрекращающиеся тайны начинали действовать на нервы.

– Рене, я очень признательна вам за все, что вы сделали. Вы спасли мне жизнь…

– Не нужно меня благодарить, мадам. Все дело в вас… – Он подошел к кровати и сел рядом в кресло. – В вашей необыкновенной красоте.

«Нос прямой, но не длинный, – оценивала его Лариса. – Выражение все той же решительности и твердости. Да, он мужчина с характером, он может быть очень жестким… Возможно, даже жестоким».

– Вас, наверное, интересует, чем мы занимаемся на острове. – Лариса кивнула, и Рене продолжил: – Свободных плодородных земель здесь немного, и того, что выращивается, не хватает для пропитания. Нас кормит морская пучина. – Он рассмеялся, заметив недоумение на лице Ларисы. – Мне удалось вас заинтриговать?

Лариса пристально вглядывалась в собеседника. Сегодня он выглядел совсем иначе. Ей было трудно описать свои ощущения, но Рене был более раскован, не напряжен, как обычно, прост и доброжелателен. Словно был снят некий внутренний запрет, и ситуация изменилась в лучшую сторону. Лариса приободрилась: лучик надежды вернулся к ней.

– Средиземное море, – продолжал Рене, – это перекресток многих древних морских торговых путей. Кто только не бороздил эти воды на самых разных судах: римских галерах, французских корветах, испанских галеонах. Они везли дорогие ткани, вино, пряности, зерно, золото и драгоценности… Увы, многие не достигли желанных причалов. Вы понимаете, к чему я клоню? Нет? Ну как же! Конечно, пряности и ткани от долгого пребывания на морском дне не стали лучше, но золото! Ему не вредит морская вода.

– А! – догадалась Лариса. – Вы занимаетесь поисками кладов!

– Вот именно, вам не откажешь в проницательности! – Рене весело смотрел на нее пронзительными темными глазами, в которых угадывалось превосходство и насмешка. – Мы – кладоискатели!

Звучало заманчиво и романтично, но Ларисе не нравились смешинки в глазах Рене. Казалось, что он дурачит ее, как несмышленую девчонку.

– И насколько удачен ваш промысел? – не без иронии осведомилась Лариса.

– Дела идут с переменным успехом, – уклончиво ответил Рене. – Почему-то чаще всего попадаются амфоры с вином и маслом.

– А вино перекисшее? – сочувственно спросила Лариса.

– Нет, вино прекрасное. Сегодня за ужином вы его попробуете сами. Мы часто находим и более интересные вещи. На свете много чудаков, которые хотят иметь у себя старинные монеты, украшения, кувшины и статуэтки богов. За эту мелочь мы выручаем неплохие деньги.

– А золото?

– Встречается и золото. Но настоящего клада, на несколько миллионов долларов, нам еще не попалось. Такие клады ищут десятилетиями, а главный поиск идет вовсе не в море.

– А где же?

– В архивах. Нужны старинные записи об исчезнувших кораблях, на борту которых перевозились ценные грузы. Кстати, мой кузен роется в портовых записях, в журналах, где сообщается о пропавших без вести кораблях, пытается выяснить, где примерно они потерялись. Конечно, такой корабль мог быть разграблен пиратами, но шанс есть.

– Мне кажется, в архивах работать даже интереснее. Я бы с удовольствием покопалась в старинных книгах…

– Я рад, что вас это заинтересовало, и мне удалось немного развеять вашу скуку.

– Вы покажете мне что-нибудь из найденного на дне моря? – спросила Лариса и, пользуясь случаем, добавила: – Рене, вы сами сказали, что я здорова. Могу я покинуть свою комнату и немного пройтись?

– Ваше желание понятно. – Рене был сама любезность. – Нет больше причин держать вас взаперти. Однако хочу предупредить: замок такой большой, что в нем легко заблудиться. В нем есть также комнаты, куда вам просто нельзя заходить, а они не всегда бывают на замке. Все наши домочадцы прекрасно знают все запреты, но вы, человек новый в замке, можете попасть в неловкую ситуацию. Например, мой отец… – Рене помолчал, тень пробежала по его лицу. – Отец занимает несколько комнат и ужасно не любит, когда кто-то заходит к нему в неурочный час. Но вы-то не представляете, за какой из дверей можете наткнуться на свирепый взгляд господина Карно…

– Вы меня пугаете, Рене.

– Ничуть, всего лишь предупреждаю, мадам.

– Но из ваших предупреждений следует, что мне и шагу нельзя ступить по замку, не рискуя влипнуть в неприятную историю.

– Совершенно справедливо, мадам Лариса. Мало того, отдаленные уголки замка настолько заброшены, что туда никто не рискует заглядывать. В любую минуту там может провалиться пол или упасть балка…

– Боже! – Лариса растерянно смотрела на Рене. – Но это значит, что я вынуждена оставаться пленницей своей спальни, – со слезами в голосе произнесла Лариса.

– Там, в темноте, носятся летучие мыши! – в глазах Рене плясали бешеные чертенята. Он наслаждался ее страхом. Лариса кусала губы, едва сдерживая рыдания. Она уже ненавидела свою розовую комнату. «Еще неделю заточения, – думала она, – и я выброшусь из окна».

– Не надо отчаиваться, мадам Лариса, – вдруг нежным ласковым голосом произнес Рене, наклоняясь к ней. – Я это сказал лишь к тому, что сам намерен показать вам замок и в первое время сопровождать вас в ваших прогулках, пока вы не освоитесь здесь. Только и всего. Не так уж страшно, не правда ли?

Рене весело рассмеялся, довольный, словно мальчишка. Лариса через силу улыбнулась, хотя ей хотелось его убить. «Он просто издевался надо мной, – поняла девушка. – А ведь Рене гораздо лучше своего братца, хотя, судя по всему, смертельно боится отца. Тогда каков же господин Карно и какая угроза исходит от Жана?» Лариса чувствовала, что ее жизнь в замке будет далеко не безмятежной.

– А вечером мы выпьем вина с римской галеры, – как ни в чем не бывало продолжал Рене. – Отметим ваше чудесное спасение.

Филипп Карно курил трубку, выпуская клубы синеватого дыма. Нет ничего лучше, чем трубка после обеда, думал он, глядя на входящего в кабинет Рене. Эта комната была его любимой, прежде здесь работали его отец и дед. Филипп откинулся на спинку деревянного ажурного стула. Ему не нравились большие мягкие кресла, которые обволакивают тело, делая его изнеженным и капризным, а от этого портится дух, теряет твердость характер. Карно-отец, несмотря на свои шестьдесят с лишним, был подтянут, энергичен, находился в здравом уме и памяти. Только вот зубы пожелтели от постоянного курения, да морщины времени избороздили суровое лицо.

– Вы звали, отец? – в голосе Рене были уважение и скрытый страх.

– Садись, Рене.

В комнате повисла тишина.

– Эрик действительно вытащил сегодня утром огромного тунца? – наконец спросил Филипп Карно.

– Да, удивительный экземпляр, больше трех метров! Сравнится разве с тем, что вы лет пять назад поймали у берегов Крита. – Рене хорошо знал эту привычку отца подбираться к серьезному разговору издалека.

– Ты возьмешь Эрика завтра с собой?

– Нет причины менять команду, пока все идет хорошо.

– Трудно спорить, все складывается прекрасно. Однако никогда не следует забывать об осторожности. Если наши люди не ошиблись на счет этой американской красотки, то полицейские сели нам на хвост. Напомню, на этот раз вы должны забрать груз в районе сорокавесельной галеры. Не забудь взять статуи. Да-да, я знаю, что ты все усвоил, но лишний раз напомнить никогда не помешает.

«Сейчас вспомнит деда», – с тоской подумал Рене. Однако ошибся.

– Надеюсь, завтра у вас все пройдет нормально. – Старший Карно помолчал. – Что ты собираешься делать с этой русской? – неожиданно спросил он.

– Она мне нравится, отец. – Рене сам не мог понять, как признание сорвалось с его губ, но это было самым простым и верным объяснением ситуации.

Филиппу Карно пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не дать волю эмоциям, однако корсиканский темперамент прорвался сквозь внешнее спокойствие.

– Сын мой, ты слишком часто стал загонять меня в тупик. Ты знаешь девушку всего несколько дней и говоришь о своих чувствах к ней. Вы любовники?

– Нет, отец, но…

– Это еще хуже, – мрачно перебил Карно. – Романтическая любовь – самая большая глупость, на которую только способен мужчина. Какие особенные достоинства нашел ты в ней, если считаешь, будто она заслуживает твоего внимания?

– Я сам в растерянности, отец, – тихо промолвил Рене. – Это загадка. Я увидел ее в бинокль, она лежала недвижно, я почти не разглядел ее лица. Но во мне все перевернулось, и я понял, что без нее мне нет жизни.

Лицо Карно исказилось от ярости.

– Ты просто сумасшедший! – заорал он. – Ты несешь бред, который простителен только тринадцатилетнему неоперившемуся птенцу! – Он с трудом перевел дыхание и продолжил более спокойно, но злым, полным презрения и боли голосом: – Ты подобрал на берегу умирающую, сброшенную со скалы девчонку, проявив к ней жалость. Жалость! Это я еще как-то стерпел, но сейчас ты заявляешь мне, что она твоя судьба. Никогда за всю свою жизнь я еще не слышал подобной чепухи. Никогда, ни от кого!

Старик действительно переживал, это видно было по его лицу. Рене сумрачно молчал. То, что он сейчас сказал, не укладывалось в сознании Филиппа Карно, и отец безмерно страдал от того, что у его любимого сына, его преемника вдруг помутился рассудок. «Боже, он считает, что влюбиться – это самое постыдное, что может сделать мужчина, – с грустью думал Рене. – Ничто – ни убийство, ни воровство, ни мошенничество – не может так опозорить сына Карно, как внезапная, не поддающаяся никакой логике, неугодная семье влюбленность».

– Вы правы, отец, – попытался Рене смягчить удар, который невольно нанес старику своим признанием, – я сам не понимаю, что за затмение на меня нашло.

Карно-старший, немного успокоившись, заметил, что у него погасла трубка. Он не спеша принялся ее раскуривать, пытаясь справиться с расходившимися нервами.

, – Тем более она русская! – напомнил Карно.

– Да, ее зовут Лариса Чарская. – Рене не понимал, какое это имеет значение.

Филипп сделал глубокую затяжку и выпустил большое кольцо дыма. Внимательно проследил за ним, и лишь когда оно растаяло, продолжил беседу:

– Значит, она человек ниоткуда и ее никто не будет искать.

– Что вы хотите этим сказать, отец? – насторожился Рене.

– Я имел в виду совсем не то, о чем ты подумал, – усмехнулся Филипп Карно. – Помнится, я говорил тебе, что в случае неудачи ты сам будешь разбираться с девчонкой. – Отец отложил трубку и взялся за инкрустированный ножик для резки бумаг. Он внимательно разглядывал узоры на ручке, словно хотел найти там ответы на снедающие его вопросы: – Она может оказаться полезной на берегу. Женщина иногда способна сделать во много раз больше, чем мужчина. Да, Лариса э-э-э…

– Чарская. Это ее фамилия по отцу, – Рене все еще не уловил ход мыслей отца.

– Значит, она тебе нравится?

Рене молча кивнул. Он весь был как натянутая струна.

– А ты ей? – усмехнулся отец. – Ты ей нравишься? Впрочем, влюбиться за такой короткий срок дано не каждому. В этом смысле ты самородок. – Карно-отец почти издевался над сыном. – Это странно, Рене. К тому же у нее есть муж.

– Это не имеет никакого значения. Он давно считает ее мертвой. И он тоже умер для нее.

– Хорошо, Рене, даю тебе ровно месяц, начиная со дня ее появления в замке. – Отец был суров и серьезен. – Через тридцать дней либо она выйдет за тебя замуж, либо… Но выйдет по любви, без шантажа и насилия. Кроме того, даже в этом случае она должна будет пройти самое суровое испытание.

– Я вас понял, отец. – Решения главы клана не оспаривались, а лишь беспрекословно исполнялись.

– И еще одно. Как ты намерен поступить с Мари? Девушка тебя любит и, естественно, ей придется не по душе твое новое увлечение. А ты знаешь характер Мари. Запомни, сын: женщина в гневе опаснее мурены.

Как только за Рене закрылась дверь, Филипп поднялся, подошел к книжному шкафу, стоящему в глубине кабинета и стал перебирать старинные книги. После трубки это был второй проверенный способ успокоить нервы. «Если ты еще чему-то удивляешься, значит, ты еще живешь», – усмехнулся Карно-отец.

В старом доме на Кутузовском проспекте Орлов гостил несколько раз. Последний пришелся на день рождения Ларисы. Чарские жили здесь с тех давних пор, как Сергея Яковлевича назначили министром союзного правительства. Поднявшись на третий этаж, Юрий с минуту не решался позвонить. С тяжелым сердцем переступал он порог этого дома.

Дверь открыл отец Ларисы, грузный мужчина с большими руками. На его осунувшемся лице застыла скорбь.

– Проходи, Юра. Спасибо, что пришел.

В прихожей появилась Александра Федоровна.

– Как же так, Юра, – она смотрела на него беспомощными заплаканными глазами. – Проводили дочку в Париж, радовались, что едет чуть ли не в рай земной, а она там… – Женщина зарыдала. – Утонула-а-а…

– Как утонула? – Юрий был искренне удивлен. – А кто вам сообщил об этом?

– Вадим позвонил, – мрачно объяснил Чарский. – Говорит, утонула в море, и больше никаких подробностей. Она любила плавать…

– И плавала прекрасно! – напомнил Юрий. – А где же был в это время Вадим? – Супруги в ответ лишь растерянно пожали плечами.

Значит, Лариса утонула, а этому негодяю хоть бы что?! Юрий был взбешен. Он-то надеялся, что гангстеры расправятся с Шуршиным. Эта сволочь, похоже, умудрился договориться со своими врагами, а Ларису спасти не захотел. И вот теперь неутешные родители оплакивают смерть единственной любимой дочери, после того как негодяй хладнокровно сообщил им о гибели дочери, причем даже не соизволил рассказать подробности. «Ну еще бы! – бушевал Орлов. – Не мог же он им объяснить, что чуть ли не сам убил свою жену!»

– А почему вас не вызвали на похороны? – спросил Юрий.

Чарские снова растерянно переглянулись.

– Но ведь тело не нашли, – неуверенно проговорил Сергей Яковлевич.

– Значит, тела никто не видел? – продолжал Орлов. – Тогда почему вы поверили, что она утонула?

– Но, Юра, – удивленно вскинул брови Чарский. – Если бы Вадим не был уверен, он не стал бы нам говорить с такой определенностью… Он бы сказал, что она просто пропала.

– Но как она утонула? Есть очевидцы? – Юрию было искренне жаль бедных стариков, но он не знал, как убедить их, что Лариса жива. «Как же вернуть им надежду?» – лихорадочно соображал он, продолжая расспросы, которые могли навести их на мысль о том, что дочь, возможно, и не погибла. – Значит, она ушла купаться в море, одна, и ее больше никто не видел? Только на берегу нашли ее халатик?

– Да, кажется, так сказал Вадим, – подтвердил Сергей Яковлевич. – Но если бы… – Он задумался. – Если бы Лариса не утонула, она бы уже объявилась…

Ну что ж, с последним доводом Юрию трудно было не согласиться.

– Ах, что же мы стоим в прихожей?! – всплеснула руками Александра Федоровна. – Юрочка, проходи в комнату.

– Да, да, конечно, – сказал Сергей Яковлевич и прошел вслед, все уселись в гостиной. Орлов чувствовал, что настроение Чарских постепенно меняется. Очевидно, им впервые пришло в голову, что сообщение о гибели Ларисы прозвучало несколько странно. Они не были на похоронах, поэтому им с трудом верилось, что любимая дочь умерла. Орлову удалось посеять сомнения в правдивости их бывшего зятя.

– То, что Лариса не вернулась в дом мужа, еще не доказывает, что она погибла, – заявил Юрий.

– Я тоже в глубине души не верю, – вздохнула Александра Федоровна. – Но я даже боюсь надеяться! Ведь куда-то же она исчезла. Если бы ее кто-то нашел, Вадиму бы сообщили.

– А если она в тяжелом состоянии? У нее может быть амнезия! – предположил Орлов.

– Такое бывает только в этих дурацких сериалах, – грустно покачал головой Чарский. – Я понимаю, Юра, вы любите Ларису, и вам трудно смириться со страшной реальностью…

– Я не верю, что она погибла! – решительно сказал Орлов.

– Почему? – с надеждой в голосе спросила Александра Федоровна.

– Я видел ее во сне. Ларисе угрожала страшная опасность, она едва не погибла. Но ей удалось спастись.

– Ах, во сне… – разочарованно махнул рукой Царский. – Не верю я ни в какие вещие сны. – Он с досадой встал и пошел на кухню.

– А я верю, Юрочка, – Александра Федоровна подсела к нему поближе. – Расскажи, что ты видел.

– Помните, я описывал вам жизнь Ларисы в таких подробностях, каких не мог знать?

– Да, но ты же сказал, что встретил знакомых, которые видели Шуршиных в Париже.

– Я тогда… ввел вас в заблуждение. Не было никаких знакомых. Я просто все это видел во сне.

– Боже мой!

– В последнем сне я видел Ларису на берегу моря, на самом краю скалы. Рядом стоял Вадим…

Орлов рассказал все в подробностях.

– Лариса не разбилась, – убежденно повторил он, – и не утонула. Ее подобрала яхта. Не знаю, куда ее увезли, но она жива, не сомневайтесь!

– Я тоже надеюсь на это, – тихо произнесла Чарская. – Но пока я не увижу ее своими глазами…

– Я вас понимаю, Александра Федоровна. Давайте поступим следующим образом. Если позвонит Шуршин, скажите ему о скале над морем, где они стояли недавно с Ларисой, и внимательно проследите его реакцию. Лучше всего запишите разговор на магнитофон.

Чарские недоуменно уставились на Орлова.

Лейтенант Энн Хьюс обворожительно улыбнулась. Впрочем, у нее было сейчас другое имя. На этот раз – Синтия. Синтия Карлайн.

– Мсье, у меня появились проблемы, и, полагаю, вы могли бы мне помочь?

Молодой бармен-негр широко улыбнулся в ответ, обнажив крепкие как орех зубы. Он всегда улыбался клиенткам, независимо от их возраста и внешности. Но этой симпатичной американочке он улыбался особенно широко, ибо не прочь был провести с ней наедине часок-другой в уютном номере. Она действительно очаровашка, его не обманули.

– Никогда бы не подумал, что у такой неотразимой мадемуазель могут появиться проблемы. Однако я сделаю все, что в моих силах, и даже сверх того, чтобы вам помочь.

Негр окинул Синтию жадным взглядом. Карлайн и бровью не повела, ибо давно привыкла к откровенным взглядам мужчин и весьма недвусмысленным предложениям. Вот уже полмесяца она таскалась по злачным местам Ниццы и Сен-Тропезе, пытаясь выйти на след торговцев наркотиками.

– Нет, Лакруа, вы меня неправильно поняли. – Имя бармена она прочитала на карточке, висевшей на его груди.

– Неужели? – его огорчение было вполне искренним. – Хотя, признаюсь, я и сам был удивлен: такая красивая мадемуазель, при желании всегда найдет, с кем приятно провести вечерок. Однако вы не похожи на француженку. Вы шведка?

– Я американка. Приехала посмотреть Европу. Старушка на самом деле не стареет, она хороша и свежа, как на своем первом балу. Очевидно, Европа знает секрет вечной молодости… – Синтия помолчала. – Я довольна путешествием, у меня масса впечатлений. И все-таки… – Синтия перешла на доверительный шепот. – Столько впечатлений, что иногда хочется отключиться, словить кайф… Расслабиться. Ну понимаете меня? Я привыкла в Штатах, там достать это без проблем…

«Не стоит делать из себя полного идиота, – подумал Лакруа. – Меня предупреждали, что она очень настойчива».

– Понимаю, чего ж тут не понять?! – он равнодушно пожал плечами. – Я не дурак, я все сразу понял. Хотите «травки»?

Синтия, быстро оглядевшись по сторонам, кивнула.

– Только между нами. Был у меня один приятель, промышлял «травкой» несколько лет, здесь, в баре. Прибыльное дельце. Но новый хозяин предпочитает жить в ладу с законом, он сразу выгнал моего дружка, а меня предупредил: если заметит за мной что-либо подобное, тут же сдаст полиции. А я как раз хотел жениться. Вот, смотрите. – Лакруа вытащил из кармана фотографию молодой полноватой мулатки. Карлайн с интересом посмотрела на фото.

На большее, чем стать мисс бара «Морские звезды», где Синтия напрасно тратит сейчас время, приятельнице Лакруа рассчитывать не приходилось.

– Очень симпатичная, – польстила Синтия. – Жаль, что ты не можешь мне помочь, – вздохнула она. – Мой отдых под угрозой. Наверное, придется возвращаться в Штаты.

Она говорила чистейшую правду. Целыми вечерами отиралась в барах, заговаривала с подозрительными субъектами, однако ничего интересного так и не выяснила. Ей либо не везло, либо кто-то очень хитрый и умный «вычислил» ее и предупреждал «своих» о предстоящих визитах Синтии. И чутье подсказывало ей, что последнее предположение верно – кто-то невидимый затеял с ней коварную и опасную игру.

В последнее время несколько крупных партий наркотиков прошли через Францию. В европейском отделении «Интерпола» по борьбе с наркобизнесом решили провести совместную операцию с коллегами из-за океана. Расчет строился на том, что заокеанские агенты вызовут меньше подозрений. Сама же Синтия считала, что коллегам из Старого Света просто захотелось подстраховаться. В случае успеха – победа будет общей, в случае же неудачи виноваты окажутся эти неповоротливые янки. Похоже, так оно и будет. Ей осталось торчать здесь неделю, максимум две. Она уже настолько примелькалась, что удивительно, как на нее еще не показывают пальцем.

Но каким образом ее раскрыли? Она вела себя очень осмотрительно, все-таки не новичок в подобных делах. Легенда была тщательно продумана, она и внешне походила на младшую дочь миллионера из Техаса, по неизвестным причинам, но, скорее всего, небескорыстно согласившегося сыграть роль прикрытия…

И бар «Морские звезды» ничего не дал. Расплатившись за стакан апельсинового сока, Синтия легкой упругой походкой направилась к выходу.

Какие чудные ножки! Бармен Лакруа не мог отвести от них восхищенного взгляда. Если бы все полицейские были такими, мечтательно подумал он.

Бармен достал из кармана фотографию девушки, которую даже не помнил по имени. Когда-то он провел с ней ночь. Лакруа вдруг сам удивился: и чего это он хранит фото такой дурнушки?

От бесчисленных поворотов кружилась голова. Рене вел Ларису по прохладным мраморным плитам, местами украшенным строгой мозаикой. В открытые окна ветерок приносил влажный запах моря и водорослей.

– Это настоящий лабиринт. Кажется, мы прошли расстояние, которое равно длине среднего города, – пожаловалась Лариса.

Рене рассмеялся:

– Мы едва ли осмотрели треть замка.

– Неужели он такой огромный?

– Наш замок по сравнению с обычным особняком – все равно что Париж и Кан.

«И как они наводят здесь порядок? – недоумевала Лариса. – Нужен огромный штат прислуги, а людей почти не видно. Моя мама ни за что не согласилась бы здесь жить».

Воспоминания грустной тенью пробежали по лицу Ларисы. От внимательного взгляда Рене не ускользнула перемена ее настроения.

– Да, замок пробуждает воспоминания, я вас понимаю, мадам. Это от древних стен исходит особая магия. Хотите, я расскажу вам историю замка?

Лариса кивнула.

– До последнего десятилетия восемнадцатого века его владельцем был знатный дворянин Пьер Валуазе. Мадам, наверное, кое-что слышала о Великой французской революции?

– О да, разумеется.

– Именно в те горячие дни и закончилась жизнь Пьера Валуазе де Констеньен, причем далеко не так, как он надеялся. Его наследники долго не могли найти покупателей, чтобы продать замок. Дело в том, что остров Сен-Кам находится довольно далеко от собственно Франции. И все же им повезло. Как вы понимаете, замок с островом приобрели мои предки.

– Может быть, это вам повезло? – спросила Лариса.

– Мне трудно решить, хорошо это или плохо, что мы до сих пор владеем замком. Мой прадед жил своей семьей в большом богатом доме недалеко от Аяччо. Город нынче знаменит тем, что там, в тысяча семьсот пятьдесят седьмом году, в семье небогатого адвоката родился сын, впоследствии прославившийся под именем Наполеона. Это всем известный факт, но вряд ли кто-нибудь помнит, что, когда Карло, отец будущего Бонапарта, отправил мальчика учиться на материк, почти одновременно с ним такое же решение принял наш предок Жозеф Карно. Его первенец, Тьерри, был старше Наполеона на два года. Они учились в одно время в Парижской военной школе, но, хотя и были знакомы, друзьями не стали. Наполеон вообще не имел друзей и с детства рос замкнутым и угрюмым. Блестяще закончив училище, Тьерри стал офицером и надеялся сделать карьеру военного. Однако его судьба сложилась по-другому. Я вас еще не утомил? – вдруг участливо спросил Рене. Все это время они продолжали путешествие по замку. Девушка замотала головой, тогда он продолжил: – Я позволю также сказать несколько слов об истории Корсики, без краткой исторической справки вы можете просто не понять историю семьи. Корсика долгое время принадлежала Генуе, но в тысяча семьсот пятьдесят пятом году корсиканцы восстали и под предводительством одного местного землевладельца прогнали чужеземцев. Править островом стал лидер восставших – сеньор Паоли. А через тринадцать лет Генуэзская республика продала Франции фактически недействительные права на владение островом. Весной следующего года французские войска разгромили отряд Паоли и провозгласили Корсику своими владениями. Прошло долгих двадцать лет и после революции корсиканцы разделились на два лагеря: одни хотели полной независимости, а другие видели преимущества в правлении островом сильной Францией. Семья Карно оказалась в числе последних, а потому стала врагами Паоли, возглавлявших повстанцев. В его рядах оказался и клан Морсини, заклятый враг Карно. К тому времени вендетта между нами бушевала уже тридцать лет. Однажды ночью Морсини уговорили Паоли напасть со своим отрядом на дом Карно. Они подкупили слугу Жозефа, и тот помог проникнуть за ворота. Никто в доме не уцелел в жестокой бойне. Захваченные врасплох, мои предки дрались как львы, но силы оказались слишком неравными. Когда Тьерри узнал о трагедии, он поклялся отомстить коварным убийцам всей его семьи. Морсини разграбили дом, но большую часть состояния они не смогли найти, поэтому Тьерри досталось почти все. Он не захотел оставаться в залитом кровью родных доме и нашел этот замок. Он не прожил бы на Корсике и дня – один, в окружении врагов. Отсюда же он делал успешные вылазки, по одиночке выслеживая членов семьи Морсини и уничтожая их. Его дело продолжили его сыновья и внуки… Как видите, у нашей вендетты давняя история.

– Если я правильно поняла, Карно все еще враждуют с Морсини? – не могла поверить Лариса.

– Разумеется. Вендетта будет продолжаться, пока на свете останется хотя бы один Карно и один Морсини. Я мог бы рассказать об этой вендетте множество кровавых и ужасных историй, но, похоже, вы сегодня и так уже очень утомлены. Нам пора возвращаться в вашу комнату.

– Пожалуй. Но я надеюсь на продолжение истории. Если мы будем продвигаться в том же темпе, ее хватит на много лет.

– Ну что ж, в таком случае мы будем продолжать этот многосерийный рассказ, – согласился Рене. – Теперь вы убедились, как опасно бродить по замку?

– Мне и через год не запомнить расположение комнат, – огорченно вздохнула Лариса. – Значит, я долго еще не смогу выходить из спальни одна.

– Все зависит от того, как часто мы будем совершать совместные прогулки по замку, – заметил Рене. – Надеюсь, вы не скучали со мной?

– Нет, что вы, – ответила Лариса. – Но есть ли у вас столько свободного времени, чтобы тратить его на меня?

– Для вас у меня всегда есть свободное время. – Рене посмотрел ей прямо в глаза. – Вот и сегодняшний вечер я хочу полностью посвятить вам. Вы согласны, мадам Лариса?

– Это большая честь для меня, месье Рене, – церемонно произнесла Лариса, невольно подражая светским манерам обитателей замка.

Впрочем, кажется, Рене не волнуют ее манеры. От его пристального, нежного и волнующего взгляда Ларисе стало не по себе. Она обладала достаточным опытом, чтобы безошибочно определить, насколько сильно этот мужчина желает ее. Но Рене не просто хотел ее – он был влюблен! А это еще хуже, потому что влюбленный мужчина добивается не просто обладания, ему нужна взаимность! И он будет всеми силами завоевывать ее любовь. У Ларисы защемило сердце. Орлов, Юрочка – вот кого напомнил ей неотразимый красавец-француз. Он бывал нежным и упрямым одновременно. Юра умел отдавать, но никогда не переходил черту, которую определил для себя, именно поэтому они так часто ссорились. Лариса требовала от него безоглядной, сумасшедшей любви, признания ее полного превосходства…

Весь остаток пути они не проронили ни слова.

Рене тоже пытался разобраться в своих чувствах, поглядывая на свою спутницу и как бы заново оценивая ее. Он находил ее красивой, но были у него женщины и поэффектней. Он не мог понять, почему без ума от нее, почему ему нравится каждое ее движение, улыбка, поворот головы. Он не знал ее, не понимал, любить ее было опасно, чревато ссорами с отцом, недоразумениями, угрозой безопасности семьи, но между тем… Он был бессилен бороться с этим наваждением.

Думая каждый о своем, они не заметили следовавшую за ними бесшумно и неотступно, как тень, легкую грациозную фигурку. Мари напряженно ловила каждое сказанное ими слово. Она шпионила.

Мари спешила по ступенькам, тихо ругаясь про себя. Нахалка! Эта русская всего несколько дней на острове, а Рене уже у ее ног. «Извините, не возражаете, будьте любезны», – Мари за всю жизнь не слышала от него столько вежливых слов, сколько он наговорил русской за три часа. Конечно, она для него давным-давно наскучившая девчонка, которую он знает с детства. Он знал ее, возможно, даже лучше, чем Мари знала саму себя. Мужчины любят новизну и тайны. А эта русская, несомненно, рассказала ему какую-то необычную историю про себя, Рене уши и развесил. Да, было что-то странное в том, как Лариса оказалась одна на берегу, а этот твердый и суровый корсиканец вдруг заболел романтизмом!

Дьявол! Мари с первого мгновения, как узнала о ее появлении, почувствовала угрозу. Не стал бы Рене ни с того ни сего привозить в замок незнакомку. Господи, почему она не разбилась, упав с головокружительной высоты! Говорят, ни один человек не выжил бы в такой ситуации, а эту, похоже, хранит сам дьявол.

Мари остановили сильные руки.

– Жан! – растерялась от неожиданности девушка.

– Куда спешит наша прекрасная Мари, уж не на свидание ли со мной? – Жан широко улыбнулся.

– Пусти, ты сломаешь мне руку!

– Отчего мы такие злые? – деланно-добродушно продолжал Жан. – Уж не оттого ли, что чуткий, обожаемый Рене нашел себе игрушку поновее и покрасивее?

– Это ложь! В ней ничего нет.

– Я-то с тобой согласен, что она в сто раз хуже тебя. Я же вижу, что твои персики спелее и слаще. Но вот мой брат придерживается другого мнения.

Жан прижал Мари к стене, обеими руками смял ее груди, закрыв ей рот поцелуем. Мари потребовалось применить всю свою силу, чтобы освободиться из его объятий.

– Ты сошел с ума! – гневно крикнула она.

– И ты тому виной, – спокойно ответил ее обидчик, но в глазах еще горел тяжелый, злой огонь желания. – Пойдем ко мне, не упрямься! Ты здесь, на острове, изнываешь от скуки и томления, и никто никогда не оценит твою красоту, кроме меня. Рене изменил тебе. Принца из сказки не будет, жди ты хоть сто лет! Пойдем ко мне, умоляю! Мари, ты узнаешь, что такое объятия настоящего мужчины. Поверь, ты не пожалеешь. Ты зря упрямишься! – он говорил напористо, страстно, с обезумевшими глазами.

Мари было страшно и неприятно.

– Отстань! – решительно высвободилась из его рук она. – Ты мне не нравишься!

– Ну и сохни по своему Рене, в то время как он забыл о твоем существовании! Скоро у них с русской все сладится, а ты оставайся старой девой. Я всегда могу найти девочек на материке, а вот ты в этом монастыре скоро на стенку от тоски полезешь! Но когда ты на коленях приползешь ко мне, я еще подумаю, взять ли тебя!

– Будь ты проклят! – Мари со слезами на глазах бросилась в свою комнату. Самое унизительное, что Жан был прав. Она обречена на этом острове. Проклятый остров! Ее выбор здесь ограничивался Жаном и Рене, и она давно и безоговорочно выбрала последнего. Дело потихоньку продвигалось к свадьбе, ее избранник шаг за шагом уступал целенаправленной и неутомимой завоевательной политике Мари. И надо же было такому случиться – между ними встала эта русская самозванка. Со скалы свалилась и поставила под угрозу судьбу Мари.

– Я убью ее! – в ярости закричала Мари. – Ни черту ни дьяволу не дам украсть мое счастье.