Возвратившись, мы обнаружили Элисон на кухне, с убитым видом она сидела за столом и ела мороженое из пластикового контейнера. В гостиной играли Indigo Girls, но, насколько я понял, они тут были ни при чем.

– За весь день от него ни звука, – пожаловалась Элисон. – Пробовала с ним поговорить – не отвечает.

– Рассержен или просто спит, – предположил я.

– Не так я все это себе представляла, – удрученно призналась Элисон. – Думала, мы сможем составить ему компанию, говорить с ним. Ему там так одиноко.

– Сегодня только первый день, – попыталась утешить ее Линдси. – Нам тут еще целую жизнь предстоит прожить, не забывай. Все изменится.

– Ты права, – отозвалась Элисон неуверенно.

– А где Чак? – поинтересовался я.

– Взял машину напрокат и поехал в Нью-Йорк подлечить нос и договориться на работе, чтоб его подменили. Вернется поздно вечером или завтра с утра.

Элисон поднялась, поставила мороженое в холодильник.

– А еще я проверила сообщения на автоответчике у себя дома, – добавила она медленно.

– И?

– Одно от Сьюарда. Интересовался, не общалась ли я с Джеком в последние пару дней.

– Итак, началось, – сказала Линдси торжественно, будто со сцены.

– Да просто не будем ему отвечать, и все, верно? – спросила Элисон.

– Пожалуй. Пока, – ответил я. – Сейчас Сьюард думает, видимо, что Джек загулял, но скоро объявится.

– Не впервой, – ввернула Линдси.

– Я так понимаю, на следующей неделе начнется подготовка к съемкам “Голубого ангела – 2”, – сказала Элисон. – И, если Джек не найдется, Сьюард взбесится.

– А уж режиссер и продюсеры будут просто рвать и метать, если Джек не появится, – добавила Линдси. – И, учитывая последние его подвиги, подумают они о самом плохом.

– Джеку могут предъявить обвинение в нарушении условий договора, – заметила Элисон. – И это, конечно, подорвет его репутацию. Никто не захочет его страховать.

– Может, поговорить со Сьюардом? – предложил я. – Попробовать привлечь его на нашу сторону.

– Весьма сомнительное предприятие, – сказала Линдси.

Элисон села и поглядела на нас:

– Как бы наша авантюра не принесла больше беды, чем пользы.

– Ну нет. Нужно верить: мы все делаем правильно, – возразил я. – Продолжай Джек в том же духе, он в конце концов нанес бы своей карьере куда больший вред.

– Верно, – согласилась Линдси. – Надо думать об отдаленной перспективе.

– Поговорил бы он с нами, – вздохнула Элисон.

– Поговорит, – ободрил я ее, – не тревожься. В глубине души он прежний.

– Он словно и не хочет излечиться.

– Вот поэтому мы не оставляем ему выбора, – подытожил я.

Хотелось бы мне быть таким же уверенным, как мой голос.

Тем вечером смотрели новости втроем. Никто не высказал этого вслух, но всем хотелось узнать, не просочилась ли новость об исчезновении Джека в прессу. Оказалось, нет, и я так этому обрадовался, что чуть не забыл про подсчет трупов. На сегодня погибших оказалось шестеро – пять жертв взрыва на заводе в Монтичелло и некий вооруженный субъект, подозреваемый в домашнем насилии, застреленный полицейским в каком-то тупике.

Позже мы с Линдси поднялись наверх отнести Джеку ужин. Оба усердно делали вид, что никакой ссоры между нами не было. Актерами мы оказались никудышными. Я заглянул в замочную скважину: Джек спал, раскинувшись на постели. Уверенный, что Джек притворяется, я наблюдал за ним, пока Линдси отпирала, а затем потихоньку толкнул дверь внутрь. Джек не шелохнулся. Я чуть помедлил, осматривая комнату, на которую будто налетела стая саранчи, по ошибке приняв ее за пшеничное поле.

Повсюду валялись разорванные, искореженные книги, осколки стекла. Покалеченное мифическое чудовище – стол красного дерева без двух изогнутых ножек – было перевернуто на бок. Не думал я, что одному человеку такое под силу. За дверью в луже стекла лежал телевизор (мы слышали, как Джек разбил его) с зияющей зубастой трещиной на пластиковом корпусе. Белые электронные детали усеивали ковер, словно перхоть – костюмную материю.

Увидеть такое разрушение – как заглянуть в истерзанную душу. Я посмотрел на распростертого на диване Джека, по жилам пробежал ледяной холодок. Никогда бы не подумал, что где-то внутри него живет неистовая, мрачная ярость, способная вдохновить на такой разгром. Я взглянул на Линдси, потрясенную не меньше моего: правая рука прижата ко рту, глаза широко распахнуты.

– Господи, Бен, зачем он это сделал?

Я ответил бессмысленное:

– Понятия не имею.

Поставил поднос с едой (индейка, бутерброд с сыром, термос с гороховым супом) на пол, сгреб остатки последней трапезы Джека – все, до чего смог дотянуться, – и дал задний ход. Линдси замкнула дверь, убрала ключ на дверной косяк. Мрачнее тучи я спускался за ней по лестнице, вновь задаваясь вопросом, посильное ли дело мы задумали. Захотелось, чтобы вернулся Чак, сказал: “Да это же обычные симптомы ломки!” Его невозмутимая уверенность стала бы желанным противоядием от грызущих меня сомнений.

По молчаливому согласию мы решили не сообщать Элисон, что творится в комнате. Утреннее светопреставление она наблюдала, как и все мы, и, я думаю, представляла себе масштабы бедствия, но свидетельства очевидцев все равно могли ее расстроить.

– Как он? – спросила Элисон, когда мы вернулись в логово похитителей. Она свернулась калачиком в углу большого бордового дивана и маленькими глоточками пила из кружки горячий сидр. На огромном кожаном диване Элисон, одетая в футболку и леггинсы, казалась совсем девочкой. Мне захотелось взять ее – маленький живой комочек – и обнять. Вместо этого я отпил сидра из ее кружки и сел рядом на пол.

– Спит, – ответила Линдси. – Если повезет, проспит до утра.

– Хорошо, – сказала Элисон тихо и крепко обхватила пальцами горячую кружку, будто пытаясь согреться. – Посмотрим, что на “Эйч-Би-О”?

Я взял пульт со стеклянного чайного столика, нажал на кнопку. И вот он, Джек, с бутафорской окровавленной раной на переносице, взобравшись на багажный транспортер в переполненном аэропорту, стреляет из пистолета – первые сцены “Западни”, безнадежно средненького, но весьма кассового фильма, в котором Джек снялся после сумасшедшего успеха “Голубого ангела”. Двое злодеев бегут вниз по лестнице, двое других – вверх. Джек стремглав бросается в погоню, перемахивает через груду чемоданов, мчится, расталкивая массовку. Останавливается на мгновение, чтобы поднять сбитую с ног девчушку, подает ей оброненную куклу, сверкает широкой белозубой улыбкой: “Вот, держи”. Разворачивается и продолжает погоню, несется вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

– Тогда на съемках он повредил колено, – проговорила Элисон монотонно, как зачарованная глядя на экран. – Настоял, что в кадре сам будет спрыгивать с транспортера, подвернул ногу и неделю лечился, пришлось даже приостановить съемки.

– Помню, – сказал я, – Джек всегда уважал Джеки Чана, потому что тот сам выполнял свои трюки.

– Харрисон Форд тоже, кажется, что-то повредил, снимаясь в “Беглеце”? – спросила Линдси.

– Ага. Спрыгнул с автобуса вроде бы и получил травму, – подтвердил я.

– Ну-ка, от Харрисона Форда до Джека Шоу за четыре фильма. Не считая того, где они вместе играли, – предложила Линдси.

– Легко, – ответила Элисон. – Харрисон Форд снимался с Энн Арчер в “Играх патриотов”, Энн Арчер – с Майклом Дугласом в “Роковом влечении”, Майкл Дуглас – с Энди Гарсиа в “Черном дожде”, а Энди Гарсиа – в “Голубом ангеле” с Джеком.

– Здорово, – похвалила Линдси. – Но я могу за три.

– Валяй.

– Харрисон Форд с Джеймсом Эрлом Джонсом в “Играх патриотов”.

– И “Звездных войнах”, – вставил я.

– Точно, – согласилась Линдси, – Джеймс Эрл Джонс с Эриком Робертсом в “Лучших из лучших”, а Эрик Робертс снимался в “Западне”.

– От Джулии Робертс до Джека за три фильма, – задал задачку я.

– Это уж совсем для дилетантов, – сказала Линдси. – Джулия Робертс с Джоном Малковичем в “Мэри Райли”…

И пошло-поехало. Мы засиделись до позднего вечера: играли, болтали, предавались воспоминаниям, прихлебывали горячий сидр, и успокаивающее сине-зеленое свечение телеэкрана согревало нас будто горящий камин. С пола я переместился к Линдси и Элисон на мягкий диван, и скоро мы трое вперемешку с разбросанными подушками, под толстым вязаным пледом, который нашелся рядом в корзине, представляли собой нечто бесформенное. Запах кожаной диванной обивки смешивался с ароматами сидра и женского шампуня. Я закрыл глаза, откинулся на спинку, впитывая мирные запахи и звуки, окружавшие меня, и впервые за долгие годы почувствовал, как время наконец, пусть ненадолго, замедлило бег. И вот мы принялись клевать носом, но подниматься в спальню никому не хотелось, мы прижались теснее друг к дружке под одеялом, как трое новорожденных щенков, чувствуя себя в тепле и безопасности от близости другого. Уже много месяцев мне не спалось так сладко.