Часа в три дня явилась первая репортерша. Поднялась на крыльцо, постучала в дверь. Оператор ждал внизу.

– Кто там? – спросил я, хотя мы вместе наблюдали из окна гостиной, как она подходила к дому – симпатичная девушка до тридцати, с шелковистыми светлыми волосами, в костюме шоколадного цвета с юбкой, достаточно короткой, чтобы длинные изящные ноги не остались незамеченными. Уверенно, с безразличным видом – это у репортеров профессиональное – журналистка прошагала по газону. Она показалась нам знакомой, но действительно ли мелькала по телевизору или выглядела так, будто должна была мелькать, мы так и не поняли.

– Меня зовут Салли Хьюз, “Фокс ньюс”, – репортерша тщательно интонировала слова, чтобы не превратиться случайно в двустишие.

Я открыл дверь, словно бы ненароком встал так, чтобы не попасть в камеру, сказал:

– Здравствуйте. Чем могу помочь?

– Это шоссе Озера Кресчент, 32?

– А как вы догадались? – я многозначительно посмотрел на золотистую табличку с номером дома на двери.

– Дом Шоллингов, верно?

– Нет, – я попытался изобразить недоумение как можно правдоподобнее. – Шоллинги живут в доме сорок два, на той стороне озера.

– Да? – она была, конечно, раздосадована. Достала из кармана пиджака свернутый вдвое листок бумаги, глянула на него, сдвинула брови. – А мне сказали – тридцать два.

– Ошиблись, значит. Бывает, – я улыбнулся миролюбиво и закрыл дверь.

Мы наблюдали, как репортерша устремилась вниз по подъездной аллее – оператор несся в ее кильватере – и вскочила в припаркованный на обочине голубой фургон.

– Ужасно спешат, – заметила Линдси.

– Гонятся за сенсацией, – сказал Чак. – Она скоро вернется.

Салли Хьюз вернулась через десять минут, покрыв улыбку, еще более фальшивую, чем в первый раз, свежим слоем помады. Оператор еще не успел вылезти из фургона, а она уже торопливо шагала к парадному входу. Дверь открыл Чак.

– Привет, – поздоровалась Салли. – Я хотела бы взять у вас интервью, не возражаете?

– Для какого канала? – осведомился Чак.

Тут подоспел оператор, она ловко, быстро подала ему знак начинать съемку.

– “Фокс ньюс”.

– “Фокс ньюс”, – повторил Чак. – В прямом эфире?

– Нет, для сюжета, который мы будем давать в прямом эфире чуть позже.

– На предмет чего?

– На предмет исчезновения Джека Шоу.

– Актера?

Лицо Салли Хьюз расколола циничная ухмылочка.

– Будете отрицать, что вы и остальные в этом доме друзья Джека Шоу?

– Даже не знаю, – задумался Чак. – А это преступление?

– Я недавно беседовала с агентом Джека Шоу Полом Сьюардом, так вот он убежден, что друзья Джека похитили его и привезли сюда, – бойко заявила Салли. – Не желаете прокомментировать?

– Симпатичная блузка, – заметил Чак. – Так подчеркивает вашу грудь – просто загляденье.

– Простите?

– Ваша грудь, – повторил Чак громче в самый микрофон, делая ударение на каждом слоге, – прекрасно выглядит в этой блузке.

Салли раздраженно махнула оператору, тот перестал снимать, опустил камеру, безуспешно пытаясь спрятать усмешку.

– Зачем вы это делаете? – спросила она Чака.

– Вы же просили прокомментировать.

Она открыла было рот, но тут на дороге показался другой фургон, затормозил и припарковался за фургоном “Фокс ньюс”.

– А вот и “Эн-Би-Си”, – сказал я Чаку.

– Круто, – отозвался Чак.

– Вот блин, – пробормотала Салли Хьюз, развернулась на каблуках и помчалась к дороге.

– Батюшки мои! – Чак некоторое время провожал ее глазами, потом закрыл дверь. – Аппетитная штучка. Видали, какие при ней ноги?

– Чем дальше, тем интереснее, – крикнула нам Элисон из гостиной.

Все побежали к дивану у окна наблюдать за намечавшейся снаружи заварухой. Салли Хьюз при ногах, указывая то на дом, то на дорогу, о чем-то спорила с мужчиной, только что появившимся из фургона “Эн-Би-Си”. Тем временем с другой стороны появился третий фургон с логотипом “Эй-Би-Си”, остановился напротив первых двух, на противоположной стороне дороги. В этом фургоне прибыла еще одна репортерша и два парня, которые выскочили и принялись поспешно возиться со спутниковой тарелкой на крыше.

– Все это живо напоминает мне историю с О. Джеем, – заметил Чак.

– Может, закрыть ворота? – предложил я.

– У нас нет ворот, – ответила Элисон.

– А, тогда не о чем беспокоиться.

– Нет, ты только посмотри, – Чак снова указал на Салли Хьюз. – Она действительно знойная или мне кажется?

– Тебе случается не думать о сексе? – поинтересовалась Линдси.

– Секс как воздух, – сказал я. – Не придаешь ему значения до тех пор, пока он есть.

– Тут не возразишь, – Линдси сочувственно похлопала Чака по плечу.

– Да пошли вы, – отмахнулся Чак.

Через час на обочинах шоссе напротив дома теснилось шесть фургонов, несколько автомобилей, человек двадцать журналистов и операторов сновали взад-вперед. Кажется, прибыли представители всех крупных телерадиокомпаний, а также нескольких скандальных телешоу. Помощник Дэн с момента нашего возвращения от шерифа следил за домом из автомобиля, стоявшего ниже по шоссе, и ему ничего не оставалось, как включиться во всеобщую суету. Он припарковал патрульную машину на нашей стороне дороги, перекрыв подъездную аллею, по рации вызвал грузовичок с синими полицейскими заграждениями, установил их и оттеснил таким образом репортеров на противоположную обочину. Огородив средства массовой информации, помощник Дэн встал на дороге, принялся подавать знаки редким автомобилям – проезжайте, мол – и болтать с журналистами.

В скором времени телерадиокомпании начали вещание в прямом эфире, корреспонденты с серьезным видом сообщали населению, что бумажник Джека Шоу найден в ручье неподалеку от этого дома, в котором при подозрительных обстоятельствах поселились четверо друзей кинозвезды. Ни больше ни меньше, чем знали и все остальные, но журналисты искусно твердили это на все лады, дополняя не относящимися к делу обрывками фактов и осторожными догадками, и время от времени интервьюировали выражавшего страстную готовность помощника Дэна.

– В департаменте шерифа действительно полагают, что Джек Шоу был похищен? – спрашивала его Салли Хьюз из “Фокс ньюс”.

– Пока я не имею право делать комментарии, – отвечал помощник Дэн с энтузиазмом и пристально глядел в камеру, будто надеялся увидеть там миллионы зрителей, к которым обращался.

– Правда, что шериф Салливан получил ордер на обыск этого дома?

– Боюсь, что и здесь не смогу прокомментировать, – повторил Дэн, хотя ясно было, что прокомментировать ему смерть как хочется. Очевидно, Салливан провел с ним беседу и наказал держать рот на замке, а в противном случае пенять на себя.

– По имеющейся у нас информации, после того как бумажник Джека Шоу был найден в речке неподалеку, шериф Салливан обыскал этот дом, а затем допросил четверых человек, которые здесь остановились и являются друзьями Джека Шоу.

Помощник шерифа посмотрел на нее недоуменно:

– М-м-м, это вопрос?

Во взгляде Салли читалось раздражение:

– Можете хотя бы частично подтвердить эти сведения?

– А-а, – помощник Дэн облегченно вздохнул, определив наконец местоположение вопросительного знака. – Без комментариев.

– Намерено ли ФБР допрашивать обитателей дома?

– Полагаю, да.

– Значит, департамент шерифа проинформировал ФБР?

Поняв, что дал маху, помощник шерифа положительно приуныл, пробормотал:

– Постойте…

– Вы сейчас сказали, ФБР будет допрашивать жителей дома, а значит, федералы по меньшей мере подозревают, что здесь имело место преступление. Верно?

– Это вы сказали, – принялся защищаться помощник Дэн, испуганно глядя на Салли. – Я ничего такого не говорил…

– А она молодец, – признал Чак.

Мы вчетвером уселись на диван и смотрели новости.

– Плохие новости – явно не ее конек, – поддразнила Чака Линдси.

– Я бы сделал ей эксклюзив, – заметил Чак плотоядно.

– Эксклюзив – это то, чего ни у кого никогда не было, – возразил я.

– Тоже верно, – согласился Чак.

– Я бы, наверное, даже обрадовалась фэбээровцам, – сказала Элисон. – По крайней мере мы бы знали, что Джека ищут, и ищут люди компетентные, не этот недотепа.

Теперь по телевизору крутили кадры из “Голубого ангела”, где Джек в зале ресторана дерзко беседовал с сидевшим за столом мафиози. Имени актера, игравшего мафиози, я не мог припомнить, но точно видел его в какой-то бродвейской постановке. На экране Джек казался бутафорией, голливудской поделкой вроде компьютерных динозавров из “Парка юрского периода”. Сюрреализм происходящего вдруг поразил меня. Кто такой Джек Шоу? Этот человек в кадре, который искусно уклоняется от нападающего противника и швыряет его на стойку с салатами? Так он мне чужой. И в то же время я узнаю в нем своего друга Джека. Мы думали, что знаем настоящего Джека и можем помочь ему, ведь он наш друг, но, увидев его теперь на экране, я впервые неожиданно для себя подумал: вот настоящий Джек Шоу, дружба с нами, да и сами мы – лишь часть его прошлого, пройденный этап.

– А ведь мы ошиблись, – сказал я.

– В чем? – Элисон повернулась ко мне.

– Мы были абсолютно уверены в своей правоте. Уверены, что знаем настоящего Джека, а Джек-знаменитость – всего лишь профессия или маска, но это не так.

Я указал на экран: теперь Джек ехал на мотоцикле по пустыне.

– Вот подлинный Джек Шоу. Джека, которого мы знали, не существует, это прежний Джек, его нет больше.

– Что ты хочешь сказать? – Элисон вскочила с дивана, встала передо мной.

– Мы хотели как лучше, – объяснял я. – Хотели помочь ему. Но помочь нельзя: он не принадлежит нам. Больше нет.

Элисон взяла пульт с журнального столика, выключила телевизор. Постояла немного, глядя на темный экран, а потом вдруг резко повернулась и швырнула пульт к противоположной стене, в которую он врезался с глухим стуком прямо под репродукцией Моне в рамочке и разлетелся на кусочки. В момент удара телевизор заработал: перед гибелью пульт послал ему последний сигнал.

– Эй! – крикнул Чак, спрыгивая с дивана. Мы глядели на Элисон с опаской, но, кажется, уничтожив пульт, она несколько успокоилась, напряжение отпустило ее. Элисон посмотрела на меня устало, и я в который раз подумал, как, должно быть, тяжело ей приходится.

– Ты прав только отчасти, – сказала она. – Вопрос не в том, который Джек настоящий. Они оба настоящие, вот в чем проблема. Есть два Джека, и если это сбивает с толку тебя, представь, каково ему. Он не понимает, кем ему быть.

Минуту мы размышляли над ее словами.

– И который из них принимает наркотики? – ляпнул Чак.

– Заткнись, Чак, – попросила Линдси. – Элисон, вы обсуждали это с Джеком?

– Бывало, – кивнула Элисон. – Раньше…

На экране снова появился фасад дома Шоллингов, на фоне которого Салли Хьюз подводила итоги своих изысканий: “Итак, мы в прямом эфире из Кармелины, штат Нью-Йорк, и находимся перед домом, куда предположительно привезли Джека Шоу. Приехал ли он сюда по собственной воле и может ли до сих пор находиться здесь – на эти вопросы у нас пока нет ответа. Судя по документам, хранящимся в городском архиве, дом принадлежит некой Лесли Шоллинг, но какое отношение она имеет к Джеку Шоу и имеет ли, нам неизвестно…”

Отчего-то трудно было поверить, что все это происходит здесь, прямо перед домом. Я уставился в телевизор: неужели где-то в глубине зернистого изображения дома находится скопление электронов, которое есть я? Я взмахнул рукой – никакого заметного эффекта на экране. Элисон пересекла комнату, задернула шторы, и на экране шторы в окне зашевелились.

– Круто, – тихо протянул Чак и тут же ахнул: в кадре на крыльце стоял он сам, улыбался Салли Хьюз. – Черт возьми! – заорал Чак, вскакивая и тыча пальцем в экран, будто мы его не видели.

Показывали отрывок того самого интервью, что Салли взяла у Чака пару часов назад, но звук приглушили, и слышен был только ее голос за кадром: “Этот мужчина, отказавшийся назвать свое имя, – один из четверых человек, остановившихся в загородном доме, которых полиция подозревает в причастности к исчезновению Джека Шоу”.

– Что она делает! – возмутился Чак. – Меня с работы уволят!

– Расслабься, – посоветовала Линдси. – Не хочешь попасть в телевизор – нечего бросаться к двери и давать интервью.

– Он на журналистку бросался, – заметил я. – Не на камеру.

– Верно говоришь, – ошарашенный Чак разглядывал себя на экране. Потом притих, провел пальцами по голове. – Батюшки, неужели я так выгляжу? Да я изрядно полысел.

Внезапно в кадр вернулась Салли Хьюз, глядя прямо на нас, сказала: “Мы остаемся здесь и будем наблюдать за развитием событий. Для «Фокс ньюс» из Кармелины, штат Нью-Йорк, Салли Хьюз”.

И снова ей удалось не срифмовать “Хьюз” и “ньюс”.

Чак напряженно смотрел в телевизор, пока на экране не появилась студия телеканала на Манхэттене, а потом задумчиво сел на диван.

– Ей это даром не пройдет, – пробормотал он.

– Уже прошло, – заметила Элисон.

Зажужжал пейджер. Чак стащил его с ремня на поясе, глянул недовольно на экранчик.

– Дьявол, – он нажал на кнопку. – Мама.

Пейджер загудел снова, Чак отшвырнул его, и пейджер покатился по полу, забуксовал в осколках пульта – россыпи черной пластмассовой крошки на ковре. Да, электронике в доме Шоллингов в тот день явно не везло.

– Есть хочется, – ни с того ни с сего сказала Линдси. – Кто-нибудь еще хочет есть?

– Я бы поел, – кивнул я.

– И я, – поддержала Элисон.

– Тогда пойдем куда-нибудь поедим, – предложила Линдси.

– Пойдем? – переспросил Чак, глянув скептически в просвет между шторами. – Интересно, что они будут делать, если мы выйдем?

– Вероятно, пойдут за нами, – предположил я.

– Ну и что? – сказала Линдси. – Мы же не узники.

– А полиция? – возразил Чак. – Мы ведь обещали никуда не уезжать.

– Мы отправимся в самый центр города, – заметил я. – В окружении папарацци. Чего ж им еще?

– Белый “форд-мустанг” и предсмертная записка? – предложила Линдси.

Элисон убежала на минуту, вернулась в куртке “пилот” поверх свитера. Мы стояли в дверном проеме, смотрели на нее и улыбались.

– Идем, – скомандовала она.

Джек однажды рассказал мне, что правильно вести себя с надоедливыми папарацци несложно, есть одна маленькая хитрость. “Главное – не давать задний ход, – сказал он и объяснил, что в этом случае тебя не смогут загнать в угол. – Идешь – иди, стоишь – не двигайся с места. Так, во-первых, контролируешь ситуацию, а во-вторых, лучше смотришься на снимках и по телику”.

Только мы ступили за порог, и все журналисты, операторы как один, будто по беззвучному сигналу, сорвались с места, тут же забыв порядок и пиетет к полицейским заграждениям. Мы быстрым шагом направились к “форду” Чака, но свора уже повисла на хвосте. Верный заветам Джека, я удерживал позиции, в результате мне отдавили ноги и едва не съездили по лицу телекамерой. Линдси втолкнула меня на заднее сиденье, сама прыгнула следом, хлопнула дверцей, прижав чей-то длинный микрофонный штатив, который сломался с приятным “хрясь!”. Чак и Элисон успели вскочить на передние сиденья, а вопросы все сыпались, фотовспышки, камеры облепили машину, как гнус. “Вам предъявили официальное обвинение?” – “Где Джек Шоу?” – “Кто из вас Элисон Шоллинг?”

Камеры окружили нас, бились в стекла, репортеры галдели. Тотчас слева у окна рядом с тучным оператором я увидел Салли Хьюз.

– Боже ты мой, – пробормотала Линдси.

– Эй! – заорал Чак. – Поосторожнее, машина!

Он повернул ключ в замке зажигания, включил передачу. Отпрянуть в страхе у репортеров не получилось. Чак наполовину опустил боковое стекло.

– Не могли бы вы очистить дорогу? – попросил он.

Просьба была встречена новым шквалом вопросов. “Вы уезжаете насовсем?” – “Где Джек Шоу?” – “Вы едете к нему?” – “Как вас зовут?”

Чак высунул руку из окна, мягко взмахнул кистью, будто готовился произнести речь и призывал аудиторию к молчанию. Журналисты, учуяв лакомый кусок сенсации для вечерних новостей, сгрудились у окошка Чака, пихались, ерзали, всеми правдами и неправдами стараясь протиснуться поближе.

– Что ты делаешь, Чак? – Элисон лукаво улыбнулась.

– Спокойно. Я знаю, что делаю.

– Это вовсе не означает, что дело кончится добром.

Чак коварно ухмыльнулся, глянул в окошко на репортеров.

– У вас много вопросов, понимаю, мы с удовольствием ответим на все, – сказал он. – Хотите знать, где Джек Шоу? Мы и сами хотим. Никаких обвинений нам не предъявили, потому что мы ни в чем не виноваты. Мы находимся здесь, поскольку обеспокоены судьбой нашего друга.

Последовал очередной яростный шквал вопросов, но Чак отмахнулся.

– С этого момента, – заявил он, – я буду беседовать только с Салли Хьюз.

Разгневанный, недоуменный ропот.

– Почему с ней? – спросил кто-то.

– Потому что она близко знакома с Джеком Шоу, – сообщил Чак как бы между прочим. – Они ведь встречались. Я думал, это всем известно.

Толпа охнула разом, тотчас все повернулись к Салли.

– Да не слушайте вы его, – пробормотала она.

Воспользовавшись внезапным затишьем, Чак отыскал желанную брешь в толпе, рванул прочь с подъездной аллеи, шины взвизгнули, репортеры остались позади в облаке пыли.

– Что за хрень, Чак? – поинтересовался я.

– Сработало ведь, – Чак с гордым видом повернул на 57-е шоссе. Слева я увидел бегущего сломя голову к патрульному автомобилю помощника Дэна, пытавшегося на ходу вынуть из чехла рацию. Рация вдруг вылетела у него из рук, покатилась по пыльной обочине. Еще одно электронное устройство почило в бозе. Коротко поразмыслив, нет ли в наблюдаемой тенденции какого-нибудь знака, я ни к чему не пришел и вернулся к делам насущным.

– Не совсем понял твою оригинальную методику, Чак, – заметил я с заднего сиденья. – Чего мы этим добились?

– Мы ничего, – Чак бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Я же добился многого.

– А именно?

– Разыграл любовную прелюдию.

– Взбесить Салли Хьюз – часть любовной прелюдии? – уточнила Элисон.

– А то!

– Как так?

– Тонкая грань между яростью и страстью, – пояснил Чак.

– Господи, – вздохнула Элисон. – Ты действительно в это веришь?

– Целиком и полностью, – сказал Чак. – Вы же не можете не признать, что теперь она обо мне думает.

– Думает, как бы теперь придавить тебя.

– Придавить, оседлать… Это лишь разновидности доминирования.

– Я думала, мужчинам вообще плевать на прелюдии, – съязвила Линдси.

– Эй! – возмутился я.

– Присутствующие, конечно, не в счет.

– Вот смотрите, – Чак притормозил перед поворотом. – Теперь она думает обо мне и что-то чувствует, так? Может, и нехорошее, но это уже что-то. Она уже не безразлична ко мне. Есть с чем работать. Между яростью и безразличием я всегда выберу ярость.

– А самое печальное, что до некоторой степени я с этой теорией согласен, – сказал я.

– Похоже на эпизод из “Сайнфилда”, – заметила Элисон.

– Плохой, – уточнила Линдси.

– Эй, притормози, – попросил я.

Мы проезжали поворот, где я сбил оленя. Черные следы шин сворачивали с дороги, ниже склон был изрезан колесами, трава примята – здесь BMW съехал в канаву и остановился. Кое-где валялись осколки оранжевой и бесцветной пластмассы – остатки передних фар. Ожидал ли я, что вот сейчас, как в кино, вспыхнет живое воспоминание и я встречу его мужественно, надеялся ли, что оно придет, не знаю, только ничего не произошло, и мы свернули, оставив место аварии позади.