— Не понимаю, — говорит мне Джед. — Ты только что узнал, что у тебя нет рака. Почему же ты сидишь с такой кислой миной?
Мы зашли отметить хорошую новость в кафе «Люксембург». Норм, утомленный сегодняшними волнениями, попросил отвезти его домой — хотел принять душ и подремать — и велел принести что-нибудь из кафе.
— Нет, почему, я рад, — отвечаю я.
— По тебе заметно, — язвит Джед. — Ты даже не позвонил Хоуп, чтобы ее успокоить.
— Хоуп не знает, что мне было из-за чего волноваться.
Брови Джеда взмывают так высоко, что смахивают на два вопросительных знака.
— Ты не сказал Хоуп про биопсию?
— Не-а.
Подгоревшим кусочком картошки фри Джед чертит в кетчупе закорючки.
— Так что у вас с Тамарой? — наконец интересуется он.
— Ничего, — машинально отвечаю я, но под пристальным взглядом Джеда признаюсь: — Кроме того, что я, похоже, в нее влюбился.
Джед выпрямляется и опускает взгляд на тарелку.
— Ты с ней спишь?
— Ты в своем уме? — возмущаюсь я. — Нет, конечно.
— А что тогда?
Я со вздохом откидываюсь на спинку стула.
— Сам не знаю, — отвечаю я. — Полная неразбериха. Я люблю Хоуп и уверен, что она тоже меня любит. Но на самом деле на моем месте мог оказаться кто угодно. У нее есть свой список требований к мужчине. Каким-то из них я отвечаю, и она считает, что сумеет меня изменить, чтобы со временем я стал соответствовать и остальным. Мы встретились, нас потянуло друг к другу, и мы решили, что это любовь. С Тамарой все иначе. Нам ничего не надо объяснять: мы понимаем друг друга без слов. Мы это не выбирали: так вышло само собой, как будто давно нас поджидало. Это как настоящая, чистая любовь, такая, какой я ее представлял, пока не отчаялся и не решил, что так не бывает, — я умолкаю, чтобы перевести дыхание. — Похоже, я слишком рано сдался.
— К тому же Тамара красива, — Джед бросает на меня хмурый взгляд.
— Я не собираюсь отрицать, что она мне нравится как женщина.
— Черт возьми, Зак, ты говоришь о жене Раэля!
— Нет, — поправляю я. — О его вдове.
— Ты совсем чокнулся, — Джед раздраженно встает. — Она одинока, убита горем, ты ее белый рыцарь, всегда готовый прийти на помощь. Это не любовь, а дружеская жилетка. Куда уж Хоуп с этим тягаться: она тебя любит, но не нуждается в твоей поддержке. А Тамара страдает, ей страшно жить, ты же, вместо того чтобы быть ей другом, пользуешься ее слабостью, потому что можешь почувствовать себя героем.
— Раэль умер два года назад! — взрываюсь я, вскакиваю и оказываюсь с Джедом лицом к лицу. — Не нужно мне об этом напоминать, потому что я там был. Я видел, как он умирал. Ты злишься, потому что мы с Тамарой живем дальше, а ты почему-то нет. Ты прячешься за своей болью, которая давным-давно прошла. Это уже не горе, а какое-то ненормальное потакание себе. Раэль умер. Смирись с этим и прекрати уже себя жалеть.
Несколько секунд мы сверлим друг друга глазами. Воздух между нами заряжен электричеством.
— А знаешь, что самое печальное? — наконец произносит Джед.
— Что же?
— То, что мы оба правы. Но это не значит, что ты не виноват. — Он выуживает из кармана несколько купюр и бросает на стол. — Поздравляю с тем, что у тебя нет рака, — кивает он. — Если, конечно, тебя это вообще волнует.
С этими словами Джед хватает куртку и стремительно выходит из кафе.
Я опускаюсь на стул и делаю глоток пива, чтобы унять кипящую во мне злобу. У меня нет рака, и это отличная новость. Но Джеду никогда не понять, что рак — или, скорее, его угроза — был для меня чем-то вроде пропуска в новую жизнь. С человеком, у которого рак, никто не станет спорить, что бы он ни натворил. Это все равно что дипломатическая неприкосновенность. Пока я полагал, что болен, я стал решительнее. Послал босса к черту. Подрался. Поцеловал женщину, в которую влюблен. Я безумно рад, что, как выяснилось, совершенно здоров, но кто знает, чего бы мне удалось добиться, поживи я еще какое-то время с мыслью, что у меня рак. Теперь же мне остается лишь гадать, какое себе подобрать оправдание.