Место и время

На войне как на войне. Она всегда оставляет после себя жертвы и разруху. Лет двадцать назад даже в страшном сне я, как и множество военных моего поколения, не мог представить, что придется воевать на родной земле, да еще со своими же соотечественниками. И тот факт, что меня и других военных вынудили это сделать бандиты, — весьма слабое утешение. Но иначе мы поступить не могли. Жизнь заставила.

Однако безусловный положительный момент «чеченской эпопеи» — то, что армия здесь не только сражалась. Она многое восстанавливала и строила. Если возрождение Чечни в чем-то и обозначилось, то прежде всего в появлении капитальных военных городков. Сегодня они фактически стали форпостами стабильности на этой не знающей покоя земле. Возвели городки в труднейших условиях военные строители, а эксплуатируют их, обеспечивают жизнеспособность новостроек нередко подвергающие себя риску работники квартирно-эксплуатационных частей (КЭЧ). И те и другие очень многое сделали для обустройства войск и местного чеченского населения. Думается, о военнослужащих и гражданском персонале строительно-квартирного комплекса стоит рассказать особо. Тема заслуживает того. Тем более что в СМИ и в целом в обществе об этом мало говорили, мало знают. А жаль. Военные строители за свой каторжный труд заслуживают слова благодарности.

Как и любого другого офицера, жизнь меня часто сводила с квартирными службами и военными строителями. Нередкие переезды из гарнизона в гарнизон, с последующими заселениями в общежития, коммуналки и (о счастье!) в изолированную квартиру, подразумевали получение и сдачу ордеров, каких-то справок и многое другое. Все это отнюдь не способствовало горячей любви к работникам квартирно-эксплутационной части или, как их называют в войсках, — «кэчманам». Тем более что жилье большей частью нуждалось в ремонте. Одно спасение, что заселяли в него быстро. Если же после смены места службы мне говорили, что жить пока негде, то обещали, что сейчас военные строители возводят дом и через несколько месяцев квартира будет готова. Обычно так и случалось, но мы, бесквартирные, ворчали и сердились, что придется где-нибудь снимать угол.

И все же то, что моему поколению лейтенантов или капитанов тогда не нравилось, сейчас нынешней молодой офицерской когорте кажется неосуществимой мечтой. Выпускники военных университетов и институтов успевают стать майорами, а то и полковниками, когда получают свою первую квартиру. Поэтому в нынешние времена, если есть такая возможность, я стараюсь разделить с офицерами эту радость получения жилья — сам вручаю ордера. Вот только праздники такие случаются куда реже, чем хотелось бы. Основные силы, средства, техника нашего строительно-квартирного комплекса брошены в Чечню. И не зазря. Там уже поднялись военные городки в станице Калиновской, в Ханкале, Борзое, Шали. В этих населенных пунктах теперь есть настоящие гарнизоны — своего рода военные базы — с казармами, столовыми, медпунктами, складами, школами, магазинами.

Прежде, еще до первой чеченской кампании, то есть в советское время, несколько городков располагалось в Грозном. Под селением Шали квартировали танкисты, а в Ханкале размещались авиаторы. Ханкалу особенно чтят в нашей семье. Ведь здесь моя мать-казачка познакомилась с моим отцом, бывшим в ту пору военным летчиком. Так что в определенном смысле мои корни — именно в Ханкале. Много воды с тех пор утекло…

Уже после первого освобождения Грозного (зимой 1995-го) районы, где располагались военные городки, лежали в развалинах. Встал вопрос: стоит ли их восстанавливать? Ответ должны были дать военные проектировщики и архитекторы.

Еще не отгремели выстрелы, когда в Грозный прилетели начальник 711-го военпроекта полковник Салав Зайналабидов и главный инженер полковник Владимир Ткаченко с несколькими изыскателями. Прежде они бывали здесь не раз, по их проектам в столице республики было возведено несколько десятков зданий, они украшали Грозный. Теперь же, чтобы добраться в центр города из полуразрушенного аэропорта Северный, им пришлось взобраться на броню.

Взорам проектировщиков открылась страшная картина. Война не пощадила ни одного здания, спроектированного ими и по их чертежам построенного военными строителями. Одни из них еще дымились, другие (с вмятинами и проломами, а то и со снесенными несколькими этажами) казались безжизненными… В каждом из них могли затаиться боевики. Но медлить было нельзя. И, рискуя попасть под обстрел или подорваться на растяжке, проектировщики провели тщательное обследование развалин. Приговор вынесли неутешительный — руины восстановлению не подлежат. Надо возводить городки на новом месте.

В ходе второй контртеррористической операции вопрос о восстановлении городков в центральных районах Грозного даже не ставился. Во время повторных боевых действий было окончательно уничтожено все, что можно было хоть в какой-то мере возродить.

Но это было позже. А в первую чеченскую кампанию проектировщики полковника Зайналабидова подготовили проектно-сметную документацию на три городка: один — на пустыре в районе аэропорта Северный, второй — в Ханкале и третий — под селением Шали. Два из них (в районе аэропорта Северный и в Ханкале) удалось почти полностью построить. Начались работы и на третьем — под Шали. Но в конце 1996-го поступил приказ вывести войска. Работы пришлось прекратить.

К зодчим, вообще ко всем строителям, у меня отношение особое. Я уже говорил в первой книге о том, что в юности хотел стать архитектором. Более того, после окончания школы даже поступил на архитектурный факультет Московского института инженеров землеустройства. И если бы не ушел в армию и не поступил в военное училище, сегодня был бы зодчим. А учитывая династическую привязанность к Вооруженным силам, по всей вероятности, выбрал бы профессию военного зодчего.

Но жизнь сложилась по-другому, а любовь к архитектуре осталась, как и любовь к городу моего детства — Грозному. Что, кстати, неудивительно — в не столь далеком прошлом он с полным на то основанием считался одним из красивейших на юге России.

Ныне как-то подзабылось, что Грозный заложили русские солдаты, чтобы помешать абрекам, промышлявшим разбоем, спускаться с гор в долину. Центральная часть города была спланирована с учетом прохождения войск, улицы — прямые и широкие. Прежде здесь было много зелени и цветов, над речкой — прекрасный старый парк с вековыми деревьями… Столицу Чечни пощадила Великая Отечественная война. Фашистов, рвавшихся к грозненской нефти, остановили под Владикавказом.

В свое время мне нравилось гулять по набережной Сунжи, где стояли старинные чугунные фонари, любоваться особняками XIX века, как будто перенесенными из сумрачного Санкт-Петербурга на солнечный Кавказ… Неподдельное детское любопытство вызывали расположенные в центре Грозного военные городки. В них сохранились казармы, другие здания и сооружения дореволюционной постройки. Каждое с толстыми и прочными стенами, как бы подчеркивавшими свою принадлежность к военному ведомству. Ныне всего этого больше не существует. Осталось лишь на старых фотографиях да в памяти коренных грозненцев. Война прошлась по городу безжалостным, всесокрушающим катком.

Что делать? Опускать в бессилии руки? Отчаиваться? Конечно, нет. Поэтому там, где была хоть какая-то возможность и надежда, военные проектировщики старались возродить дома. Наглядный пример тому — Ханкала. Фактически это предместье Грозного, отделенное от него утопающими в прежние времена в зелени дачами. Военный городок состоял из зданий разных лет постройки: похожих на особняки двухэтажных «сталинок» с толстыми стенами и высокими потолками, куда более скромных кирпичных пятиэтажек хрущевской поры, не обошло Ханкалу и панельное строительство. Однако в 1995 году здесь не осталось почти ни одного целого здания. Проектировщики все их досконально обследовали и в короткий срок выдали необходимую документацию для строителей. И что вы думаете? Все жилье восстановили!

Во вторую военную кампанию все было разбито и разрушено. Причем повреждения еще более серьезные, чем прежде. Прилетевший из Ростова главный инженер Военпроекта Владимир Ткаченко и все члены возглавляемой им группы изумлялись: как могли в ходе боевых действий выстоять стены возведенных военными строителями зданий и сооружений?! Стройбат традиционно и прежде критиковали, да и теперь поругивают за невысокое качество отделки, штурмовщину перед сдачей объектов в эксплуатацию. Но прочность домов, возведенных военными строителями, всегда оказывалась отменная. Это доказали обе чеченские войны. Ни авиабомбы, ни артснаряды коробок домов не сокрушили. По крайней мере, большую их часть. И все же результаты боев ужасали.

Восстанавливать, как известно, тяжелее, чем строить заново. Больше забот и у проектировщиков. Ведь нужно досконально обследовать каждый квадратный метр кирпичной кладки, технические помещения, прилегающую территорию и многое другое. Изыскатели и проектировщики Андрей Мельников, Владимир Чижов, Альберт Айдогдыев, Николай Иванов, Алексей Гришанов спускались в темные и забитые мусором цокольные этажи. Неяркий свет фонариков вырывал из темноты «лежки» боевиков и наспех оборудованные места, где жители прятались от артобстрелов и бомбежек. Вместе с проектировщиками (обычно впереди) шли саперы. В ходе таких обследований неоднократно находили установленные боевиками мины-ловушки, растяжки. Не меньшую опасность представляли и подъемы по искореженным лестницам на полуразрушенные этажи, обследования прилегающей территории. За день проектировщикам и изыскателям приходилось проходить до двадцати и более километров. А ведь надо было не только пройти по развалинам, но и записать все данные, по которым, опять же в короткое время, предстояло определить судьбу того или иного здания. Часть строений пришлось потом разобрать или пустить под нож бульдозеров, но большинство удалось восстановить. Это дало возможность не только ускорить возрождение Ханкалы, городка в станице Калиновской, но и сберечь для нового строительства большие деньги.

Городки в Чечне проектировались с учетом реально сложившихся обстоятельств. Если в Ханкале большинство зданий лежало в развалинах, то станицу Калиновскую жестокие бои обошли стороной. Проектировщикам работать здесь было легче, проектносметную документацию подготовили быстрее, и со временем военный городок в Калиновской первым передали в эксплуатацию.

Два же других городка (под селениями Шали и Борзой) пришлось возводить с первого колышка. «Шалинскую базу» проектировали ростовчане из 711-го военпроета, «борзойскую» — москвичи из Центрального военного проектного института.

Выбор места для городка — дело архиответственное. Все определяется его военной целесообразностью, но вместе с тем надо подобрать такую территорию под застройку, которая бы располагалась невдалеке от хорошо оборудованной дороги (прокладка новой обходится крайне дорого), не подвергалась затоплению, должна была иметь подземные водоносные слои, подходящие грунты и многое другое. Ошибаться тут нельзя, иначе в будущем возникнут проблемы.

Военные поселения часто бывают и градообразующими. Тот же Грозный, Владикавказ, Майкоп, ряд других городов на Северном Кавказе были заложены вначале, в XIX веке, как крепости. Планировали их русские военные инженеры. Их талант, чувство предвидения определили и далекое будущее этих поселений. Они стали крупными промышленными и культурными центрами региона, а многие из зданий, возведенных в XIX веке и в дореволюционные годы, стоят и поныне. Я никогда не переставал удивляться этому. Как мудро все делалось!

Итак, начальник 711-го военпроекта полковник Зайналабидов.

Мне неоднократно доводилось встречаться с Салавом Зайналабидовичем. Это способный, высокоэрудированный и смелый человек. Вместе со своими проектировщиками и изыскателями он шел сразу же за боевыми порядками, не раз попадал под обстрел. Но иной, более спокойной жизни полковник Зайналабидов и не представлял, работать в условиях войны уже привык. Кроме того, затяжка в производстве работ даже на несколько дней на такой же срок отдаляла ввод строительных объектов в эксплуатацию. А это существенно для войск.

Участок под городок возле Шали нашли сравнительно быстро. А с территорией в горном районе вблизи границы с Грузией пришлось, как говорится, повозиться. Первоначально намеченное место не подходило по всем условиям. Пришлось его перенести в район высокогорного селения Борзой.

И в первую, и во вторую войну городки в Чечне монтировались из сборных зданий. Но все они спроектированы в лучших традициях русской архитектурной школы. Все делалось быстро и обеспечивало армейцам приличные условия для жизнедеятельности.

Труд коллектива 711-го военпроекта позже получил высокую оценку. Большая группа изыскателей, проектировщиков, архитекторов была удостоена государственных наград. А ставший к тому времени генеральным директором Военпроекта и полковником запаса заслуженный строитель России Салав Зайналабидов был награжден орденом «За военные заслуги».

По делам и честь…

 

«Стройбат из поднебесья»

Помню, в «перестроечные» годы не раз ставился вопрос: нужен или не нужен вообще стройбат. Это воинское формирование в общественном мнении частенько подвергалось откровенному осмеянию. Был даже роман писателя Сергея Каледина «Стройбат» — полный сарказма и презрения к военным. Я уж не говорю про анекдоты и прибаутки типа «два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Однако обе чеченских кампании наглядно продемонстрировали — стройбат не только нужен, но и крайне необходим. При экстремальных условиях, а тем более при работах вблизи районов ведения боевых действий, стройбату нет цены.

В первую военную кампанию солдаты в рабочих спецовках успешно справились со всеми стоящими перед ними задачами. Вначале военно-строительным управлением командовал подполковник Михаил Ташлык, а затем его сменил полковник Виктор Елишев. Обоих офицеров знал лично, так как постоянно приходилось с ними взаимодействовать, принимая объекты для заселения подразделениями и частями 58-й армии. Никаких претензий обычно к ним не было, а если и были какие-то вопросы, то они решались незамедлительно. В августе 1996-го, когда боевики уже фактически захватили Грозный, а наши войска пытались выбить их из города, на строительных объектах продолжался аврал по выполнению плана. Стройбатовцы «штурмовали» будущую резиденцию главы администрации Чечни, которую должны были сдать еще в первом полугодии. Из Турции в Ханкалу доставили специальные тонированные стекла, без которых приемная комиссия не хотела подписывать акт ввода в строй двухэтажного здания стоимостью в четыре миллиарда рублей (в старом масштабе цен), отделанного с необыкновенной роскошью. Все это так «по-нашему», даже сейчас грустно. «Хотели как лучше, а получилось как всегда»…

Военные городки в районе аэропорта Северный и Ханкале монтировались из сборных конструкций. В 1996 году после Хасавюрта, где А. Масхадов и А. Лебедь подписали соглашение о выводе наших войск, когда городки были практически готовы, здания надо было срочно разобрать и вывезти из Чечни. Срок на это отводился ограниченный — немногим больше двух месяцев. Причем в соглашениях было оговорено: все, что не успеем вывезти, остается безвозмездно в «Ичкерии». Короче, был явный расчет на то, что мы все бросим, не будем возиться.

С тяжелым чувством взялись строители за разборку зданий. Женщины-служащие откровенно плакали. Чтобы уложиться в отведенный срок, приходилось трудиться беспрерывно днем и ночью. Адская работа была проделана! Но в результате ни одна сборная казарма боевикам-«ичкерийцам» не досталась, офицерское общежитие, штаб и все остальное было снято с мест. Изделия и конструкции, где по железной дороге, а где и автотранспортом, отправили в Буденновск и Буйнакск. Там их вновь собрали, обложили кирпичом, и теперь мало что напоминает о необыкновенных путешествиях этого, как говорят военные строители, «жилищно-казарменного фонда».

Вся эта беспримерная в истории военного строительства операция была проведена под руководством тогдашнего заместителя командующего войсками СКВО по строительству и расквартированию войск генерал-лейтенанта Леонида Шатворяна и начальника строительного управления округа полковника Юрия Иванова. Непосредственно же занимался демонтажем городков, их вывозом и повторным возведением в Буденновске — начальник Управления начальника работ (УНР) полковник Виктор Елишев.

А вот восстановленные в Ханкале стационарные кирпичные и панельные здания эвакуации, естественно, не подлежали. Их пришлось по Указу Президента России Бориса Ельцина по актам передавать бандитам. Большего унижения для офицеров-строи-телей и работников квартирно-эксплуатационных частей трудно было придумать. К тому же представители «независимой Ичкерии» требовали все передавать только в исправном состоянии. Вплоть до того, что заставляли запускать котельные. Если бы во всей России администрации городов так принимали у коммунальщиков хозяйство, в стране не было бы проблем с ЖКХ.

Под одним из актов приемки я видел подпись «подполковника» Ширвани Басаева — «великого ичкерийского хозяйственника». Меня аж передернуло от увиденного (я с ним лично был знаком по переговорам еще в первую кампанию).

Вскоре после того, как наши войска покинули Чечню, в Ханкале побывал Аслан Масхадов. Ему по душе пришелся «подарок», который сделали незаконным вооруженным формированиям высшие должностные лица федеральной власти. Особо приглянулась Масхадову резиденция, предназначенная для главы чеченской администрации Доку Завгаева. Тем не менее бывший советский полковник в конце осмотра все же заметил, что подобная роскошь во время войны непозволительна. Увы, с ним нельзя не согласиться. Огромные деньги, затраченные на восстановление и строительство зданий и сооружений в Чечне, труд и самоотверженность наших специалистов вылетели в трубу. А ведь вместо этого можно было построить квартиры для тысяч ныне бездомных офицеров и прапорщиков (в том числе самих строителей).

Во вторую чеченскую войну стройбат вновь демонстрировал чудеса героизма, вновь показал, на что он способен. Конечно, зеркального повторения прошлого не было и быть не могло. Перед строителями были поставлены новые, еще более сложные задачи. Число военных городков увеличивалось с трех до четырех. В несколько раз возрастало количество зданий и сооружений, планируемых к постройке. Счет пошел на сотни. И это при том, что к началу контртеррористической операции военно-строительный комплекс СКВО претерпел существенные изменения. После реформирования резко сократилось количество военно-строительных частей и подразделений в округе, уменьшилась численность личного состава. Постарела и техника…

Поступил приказ на вылет. Стройбат в Ханкалу из Моздока в полном смысле этого слова спустился с неба. Высаживались с вертолетов, как десантники.

Размещаться пришлось на голом месте. Поставили привезенные с собой палатки и сразу же начали готовить производственную базу. Уже через несколько дней стал выдавать продукцию растворобетонный узел, начали поступать материалы, изделия и конструкции, были заложены первые объекты. Работами на участках руководили офицеры-строители УНР Виктора Елишева.

Полковника Елишева я знаю давно. Он ветеран строительного управления округа. Поистине неподдельное уважение вызывает этот человек… Еще в советское время, перед первой войной, Виктор Иванович командовал грозненским УНР. Но после установления дудаевского режима ему пришлось переехать в Ростов, где он служил в стройуправлении СКВО. Стали офицерами и продолжают службу оба сына полковника Елишева.

Елишеву довелось восстанавливать здания, которые и прежде возводились под его началом. В их числе была и пятиэтажка в Ханкале, еще в советское время при строительстве доставившая много забот инженерно-техническому персоналу. На этом доме поменялось несколько прорабов, но все равно здание пришлось сдавать в эксплуатацию в срок с недоделками. Как это часто бывает, ответственные за огрехи лица клятвенно обещали, что после подписания акта о вводе незамедлительно устранят недостатки, но слова своего бракоделы не сдержали. О случившемся кто-то из жильцов написал жалобу в высокую инстанцию. Понаехали комиссии и выяснили, что злополучный дом имеет даже куда больше недоделок, чем записано в акте. Как из ящика Пандоры, посыпались взыскания, выговоры. Досталось и Елишеву. Что-то исправили, что-то нет. Но пока шел этот весь сыр-бор, в Чечне началась смута, появился Джохар Дудаев, и тут уже было не до исправления огрехов на каком-то здании. Но это не вся история.

В первую войну, перед уходом из Ханкалы, дудаевцы взорвали вместе с другими строениями и этот злосчастный дом. Но все же пострадал он меньше, чем другие. Поэтому в 1995-м здание восстановили в первую очередь и сделали из него офицерское общежитие. Но все повторилось и во вторую чеченскую войну. Дом боевики опять взорвали и опять под руководством все того же Елишева восстановили во второй раз.

Злоключения не прошли для дома безрезультатно. Особенно это заметно по фасаду. Как ни пытались скрыть следы первоначального брака и «шрамов» от разрывов, они все равно проглядывают даже через толстый слой штукатурки. Зато, как оказалось, жилое здание обладает завидной прочностью. Несмотря на первоначальные недоделки и жалобы, несмотря на две войны, дом, сработанный руками стройбатовцев, стоит подобно памятнику.

Объем восстановительных работ и нового военного строительства в Ханкале, Калиновской, Шали и Борзое после ввода войск на территорию Чечни во второй кампании был настолько велик, что потребовал создания крупного объединения, которое за сравнительно ограниченный срок могло бы возвести и сдать в эксплуатацию сотни военных зданий и сооружений. Решение этой важной государственной задачи было поручено вновь сформированному строительному управлению региона с дислокацией в Ханкале.

Вначале его возглавил полковник Владимир Шкаленко, а затем полковник Александр Остремский. Начальник строительства и расквартирования войск — заместитель министра обороны генерал-полковник Александр Косован взял под личный контроль формирование и деятельность этого управления и сам стал решать самые сложные и неотложные проблемы. А их было немало.

Мне часто доводилось бывать на стройплощадках, и я, как и другие военачальники и командиры, видел, что все офицеры-строители, от лейтенанта до полковника, чувствовали себя на объектах как рыба в воде. Вроде бы только что прибыли, только взглянули на чертежи, но уже незамедлительно начали организовывать производственный процесс. Уверен, такое большинству гражданских специалистов сегодня не по силам.

Характерно, что десятки офицеров (в основном младших, а также уволившихся в запас при реформировании военно-строительного комплекса) обратились в военкоматы с просьбой вновь призвать их и направить на службу в Чечню. В большинстве своем они хорошо проявили себя, выросли в званиях и продолжают службу.

Как я уже упоминал, первым был передан в эксплуатацию городок в станице Калиновской, восстановленный управлением начальника работ полковника Дмитрия Брахнова. УНР было сформировано в Чечне, но костяк составили военные строители из Ставрополья. Оттуда и весь командный состав УНР и двух батальонов — полковника Валерия Солохненко и подполковника Александра Алексаняна. Ставропольцев у нас в округе всегда отличало высокое качество строительства. Не ударили они лицом в грязь и на этот раз. Например, большинство объектов в Калиновской — не вновь построенные, а восстановленные. Но восстановили их так, что здания стали лучше, чем были прежде, до войны.

Военные строители успешно справились еще с одним заданием, которое вовсе не входило в утвержденный план производства работ. Более того, это задание вообще к армии отношения не имело. В чем же дело? За годы существования «независимой Ичкерии» самозванный экстремистский режим палец о палец не ударил, чтобы хоть что-нибудь сделать для социальной сферы республики вообще и для народного образования в частности. Не составляла исключение и школа в станице Калиновской. Ее не ремонтировали с 1980-х годов, а два последних перед освобождением Калиновской федеральными силами года учителя совсем не получали заработной платы. За месяц с небольшим военные строители преобразили школу, сделали в ней капитальный ремонт. Ныне тут обучается более тысячи учащихся. И детишки, и коллектив учителей этой школы встречают российских военных как самых дорогих гостей. Ну, понятное дело…

Когда я размышляю о той роли, которую сыграли в чеченских кампаниях пресловутые стройбаты, невольно приходит на ум сравнение с русскими инженерными войсками XIX века. Крепости, построенные около полутора веков назад, стали градообразующими. Нечто подобное могут сделать и наши военные строители. Создав военные городки, они могли бы взяться за восстановление гражданских объектов Чечни. Лишь бы правительство выделило для этого деньги. Уверен, не было бы такого воровства, как в цивильных строительных организациях, бюджет страны был бы целее, да и сроки работ намного бы уменьшились.

 

В бой идут… квартирмейстеры

За последнее десятилетие нет такой «горячей точки» на Северном Кавказе, где военнослужащие и гражданский персонал квартирно-эксплуатационных служб, зачастую с риском для жизни, не занимались бы обустройством войск. Северная Осетия — Алания, Чечня, Дагестан и вновь Чечня — вот адреса, где приходилось работать квартирмейстерам.

Когда бандиты Басаева и Хаттаба ворвались в Дагестан, туда для обустройства наших частей и подразделений, обеспечения их необходимым довольствием вылетела группа офицеров квартирно-эксплуатационного управления (КЭУ) СКВО.

Бои шли высоко в горах, где нет гарнизонов и военных городков. Поэтому в ходе рекогносцировок были определены места для разбивки палаточных лагерей и создания вокруг них оборонительных сооружений. Сюда доставили металлические печки с искрогасителями, деревянные настилы, даже туалеты. Там, где это было возможно, организовали временное электрическое освещение. Войскам своевременно подвозили питьевую воду, которая так была необходима в тот жаркий август и сентябрь 1999-го.

С перенесением боевых действий на территорию Чечни перед личным составом КЭУ округа были поставлены уже другие, куда более ответственные задачи. Как известно, у «кэчманов» уже был определенный опыт действий в боевых условиях на территории Чечни.

…В первую войну вновь сформировали грозненскую КЭЧ. В отличие от своей мирной, советских времен предшественницы, она дислоцировалась не в столице республики, а в Ханкале. В ходе первой кампании, как я уже упоминал, военные строители СКВО восстановили Грозненский аэропорт, а вблизи него возвели новый городок. Такой же был построен и в Ханкале, а эксплуатацией их занималась Грозненская КЭЧ. Но что это была за работа? Многие думают, что квартирмейстеры — это «теплый обоз» армии. И напрасно. Потому что война и смерть не выбирают своих жертв «по специальности». Мало кто знает, что из шести офицеров Грозненской квартирно-эксплуатационной части были убиты трое. Ровно половина. Подобного соотношения потерь не знало абсолютное большинство воюющих боевых подразделений. Причем квартирмейстеры погибли не от случайной бомбы или мины. Они держали оборону и пали с оружием в руках, отбивая атаки превосходящих сил бандитов. Пали смертью храбрых и удостоены высоких наград подполковник Алексей Ли, капитан Владимир Тимченко и старший лейтенант Алексей Жарин. Их имена не должны быть преданы забвению. Я склоняю голову перед их мужеством. Но точно так же восхищаюсь мужеством трех выживших в тех боях офицеров. Потому что как только началась антитеррористическая операция в Чечне, оставшиеся в живых офицеры Грозненской КЭЧ тут же подали рапорты об отправке их в зону боевых действий. В знакомые места выехали подполковник Алексей Курносов, майор Владимир Клюкин и капитан Анатолий Чекрышев. Запомните их имена. Они и теперь в Чечне, которая для этих мужественных людей фактически стала второй, малой родиной. Но эти люди — не исключение. Среди квартирмейстеров таких много.

…Директивой начальника Генерального штаба от 18 марта 2000 года был создан 326-й квартирно-эксплуатационный отдел, который возглавил полковник Магомед Хандаев. Наследство от бандитов ему досталось тяжелое. Боевики перед своим уходом разрушили городки. Ханкала лежала в развалинах. А войскам срочно нужна была вода. Поэтому Хандаев с подчиненными сразу же приступил к работе, чтобы восстановить станцию водозабора. Трудились, когда перестрелка еще шла в сотнях метров от Ханкалы. И все сделали. Военные строители (до сих пор не знаю почему) работали в Чечне без оружия. Это грозило серьезными опасностями.

И вот в один из апрельских дней полковнику Хандаеву доложили, что боевики, просочившиеся через железнодорожную линию, движутся к водозабору. Связь вскоре оборвалась, и полковник Магомед Хандаев, подполковники Андрей Амельченков и Юрий Белоглядов, прихватив с собою автоматы и несколько магазинов к ним, выскочили из вагончика. Вскоре они уже были на водозаборе…

Вот когда пригодилась офицерам и курсантская училищная наука, и боевой опыт первой кампании. Среди «кэчманов» робкие попадаются крайне редко. К тому же все трое оказались хорошими стрелками. По еле заметным в тумане фигурам боевиков хлестко ударили автоматы. Бандиты вначале залегли и открыли ответный огонь, надеялись сломить оборону, а потом дали задний ход — начали отползать за железнодорожную линию…

Бой продолжался более часа, пока к нашим не подошла подмога. Водозабор удалось отстоять. А это значило, что вода продолжала отправляться в части и подразделения бесперебойно. Действия трех офицеров в этом бою получили достойную оценку. Впоследствии их наградили орденами «За военные заслуги»…

И прежде, и ныне профессия квартирмейстера, или, иначе говоря, военного коммунальщика, — одна из самых опасных в Чечне. К каждой водовозке, спецмашине или мусоровозу бронетехнику для охраны не приставишь, да и саперов для осмотра каждой подъездной дороги не вызовешь. Вот и приходится рисковать. То там, то здесь возникают нештатные ситуации. Одни заканчиваются благополучно, другие не очень. Отсюда и потери, в том числе и среди гражданского персонала.

Спору нет, опасность налагает свой отпечаток на все действия военных квартирмейстеров в Чечне.

Но главное — постоянная работа по обеспечению и обустройству войск. Фактически это коммунальная служба армии. Она и на гражданке хлопотная, а тут, на войне, в полевых условиях — и подавно трудна. Не зря на основании Директивы начальника строительства и расквартирования войск — заместителя министра обороны РФ генерал-полковника Александра Косована от 6 мая 2000 года были сформированы четыре квартирно-эксплуатационные части — Ханкалинская, Итум-Каленская, Шалинская и Калиновская. Каждая из них теперь обслуживает свой военный городок, возведенный военными строителями в 2000–2002 годах.

Но деятельность этих КЭЧ началась задолго до того, как городки сдали в эксплуатацию. «Кэчманам», как и строителям, все пришлось начинать с первого колышка. На первых порах они выполняли обязанности службы заказчика и на всех этапах контролировали качество производства работ. А как только то или иное здание было окончательно готово и подключено к системам жизнеобеспечения, приступали к его заселению.

Любой командир по собственному опыту знает, что это не столь простое дело. Следует все тщательнейшим образом проверить и выявить все огрехи, чтобы не допускать течи водопровода, забивки канализации и тому подобного, что создает немало дополнительных забот личному составу. К тому же надо было обеспечить все казармы, офицерские общежития и другие строения мебелью, лампочками, шторами, сантехникой и т. п. На первый взгляд дело это вроде бы совсем простое, прозаическое и для любого горожанина где-нибудь в «Большой России» не доставляет особых хлопот. Нынче плати деньги — тебе мебель и привезут, и на этаж поднимут, и даже расставят в квартире по твоему желанию. Но в Чечне эту самую мебель доставляли в военные городки в сопровождении бронетехники. Для ее хранения (как и для других «скоропортящихся», ценных для воров материалов) построили специальные склады. А потом развезли и расставили в казармах в целости и сохранности. Иной обыватель подумает: что это за подарок — кровать с тумбочкой и табуретом, да еще в помещении, рассчитанном на сотню с лишним служивых! Но так считает только тот, кто отродясь не хлебал солдатской каши, не прожил хотя бы несколько месяцев на нарах в палатке или, того хуже, переделанном под жилье сыром блиндаже. Тут начинаешь ценить и умывальник, и сушилку для вещей, и сантехнику. Нехитрый солдатский уют — большое счастье для военного человека в тех экстремальных условиях, которые сохраняются в Чечне уже несколько лет. Обеспечивают его все те же работники квартирно-эксплуатационных служб.

Условия труда в 326-м КЭО и подчиненных ему КЭЧ — особые. Сплошь и рядом рабочий день неограничен. Выходные бывают редко, от случая к случаю. Каждая поездка за пределы гарнизона, транспортировка грузов сопряжены с риском. Но и в этих экстремальных условиях военные квартирмейстеры терпеливо и достойно выполняют все возложенные на них задачи. Как бы им ни приходилось трудно, но казарменно-жилой фонд в Чечне обеспечивается всем необходимым. Поломки и аварии здесь случаются даже реже, чем в так называемых мирных гарнизонах. Последнее мое замечание не случайно и сделано не ради красного словца. Качество обслуживания имеющегося жилфонда и систем жизнеобеспечения в Ханкалинской, Итум-Каленской, Шалинской и Калиновской КЭЧ — одно из лучших в СКВО.

Не секрет, что в квартирно-эксплуатационной службе гражданский персонал составляет большинство личного состава. В Чечне же (по понятным причинам) не все виды работ могут поручаться местным жителям. Поэтому при 326-м КЭО был сформирован эксплуатационно-технический батальон. Командует им подполковник Алихан Карумов. Личный состав состоит из военнослужащих, которые не относятся к военным строителям. В этой части есть даже свой взвод охраны, вооруженный автоматическим оружием.

Подчиненные подполковника Карумова работают операторами котельных, электриками, машинистами дизельно-электрических установок, заняты на погрузочно-разгрузочных операциях и других работах. В большинстве своем эти «редкие армейские» специальности солдаты и сержанты получили уже во время службы. Кстати, и очень этим довольны. На гражданке сгодится.

Вместе с военнослужащими, там, где это возможно, трудятся и гражданские специалисты. Часть из них прежде работала по вольному найму в других КЭЧ округа и теперь находится в Чечне в длительной командировке. Остальные — местные жители, в большинстве своем чеченцы. Думается, о гражданском персонале строительно-квартирного комплекса стоит рассказать особо. Вклад этих людей во все, что сделано и делается в последние годы, огромен. Но об этом знают очень немногие.

Редко упоминается в прессе и о деятельности работников квартирно-эксплуатационных служб в Южной Осетии и Абхазии, где находятся наши миротворцы. Абхазия, конечно, не Чечня, но там тоже стреляют. В республике еще с советских времен осталось несколько военных городков. Теперь они находятся на балансе 148-го КЭО, где начальником полковник Игорь Воля. В ходе боевых действий в Абхазии эти городки оказались заброшенными, а то и полуразрушенными. И хотя по своим размерам они невелики, хотя имеют собственные системы жизнеобеспечения, до последнего времени миротворцам в местах постоянной дислокации приходилось жить чуть ли не в полевых условиях. Казармы и общежития плохо отапливались, возникали перебои в подаче воды, электроэнергии. Теперь ряд зданий капитально отремонтирован, запущены котельные, подается вода. Здания, принадлежащие Российской армии, чуть ли не единственные в Абхазии, где есть и действуют все так называемые городские удобства.

Но об Абхазии и Южной Осетии это так, между прочим. Вернуться же хочу к гражданскому персоналу, поскольку тема эта не коммунальная, а политическая. Как в капле воды отражается весь мир, так и в вопросе трудоустройства местных жителей Чечни в строительные и квартирно-эксплуатационные организации Вооруженных сил отражается проблема доверия чеченцев к федеральной власти и перспектива восстановления мирной жизни в республике.

Освещая события в Чечне, пресса обычно хватается за так называемые сенсации. Телевидение демонстрирует, а газеты пишут о взрывах, обстрелах, терактах… В общем, темы известны. Делается это уже так давно, так однообразно, что возник некий фон, на котором сенсацией теперь может выглядеть хорошая новость (например, о том, что в Чечне собрали невиданный даже в советские времена урожай). А ведь поводов для хороших новостей в республике больше, чем для «жареных фактов».

Я не претендую на публикацию сенсационной информации, но убежден, что для абсолютного большинства населения нашей страны, а для зарубежной публики — тем более, совершенно неизвестно, что около двух тысяч местных жителей-чеченцев работают в наших Вооруженных силах на различных должностях — от инженера КЭЧ до дворника, от врача в госпитале до водовоза… При этом все знают, что Аслан Масхадов и его сподручные смертью карают «предателей», сотрудничающих с федеральными войсками. Угрозы на многих людей действуют, но, как видите, не на всех.

Любопытно, что анализ терактов в Чечне показал: в воинских частях и организациях, где работают чеченцы, диверсий нет. И не потому, что бандиты стараются беречь своих соплеменников. Как я уже сказал, наоборот, они прежде всего карают так называемых «национал-предателей». Так что дело, видимо, в том, что местные жители лучше знают, от кого и откуда ждать беды, стараются дорожить работой и покоем, пытаются завоевать доверие русских. И это при том, что бандиты за ними действительно охотятся. Тот же анализ показывает, что среди всех потерь нашей группировки войск от терактов около половины приходится на гражданский персонал.

Эти факты почти никому не известны. А о чем они говорят? Думаю, прежде всего о том, что местное население в Чечне постепенно интегрируется в мирную жизнь, не боится угроз масхадовских и басаевских палачей и смело сотрудничает с федералами, работая в воинских частях.

Спросите у этих людей: хотят ли они переговоров Москвы с бандитами, за которые не устают ратовать некоторые политики? Эти две тысячи чеченцев (у которых, кстати, большие семьи) прекрасно понимают: переговоры, а значит — уступки бандитам, позволят террористам вырезать их вместе с семьями. В потенциале это минимум около 10 тысяч трупов. Вот какова цена вопроса. Готовы ли наши «либералы» взять на свою совесть такое море крови?

Подчеркну: речь идет прежде всего об этой группе риска — чеченцах, составляющих гражданский персонал нашей армии. Они просто под прицелом бандюг ходят. Остальных чеченцев, работающих в гражданских организациях, чтобы семьи прокормить, может, еще и простят басаевы да Масхадовы. А армейских «пособников» — ни за что. Даже если этот «пособник» всего-навсего кочегаром в полковой котельной работает.

Когда я слышу из Москвы призывы о переговорах, сразу вспоминаю чеченцев из наших воинских частей. У них лица меняются при упоминании политиков, зацикленных на «переговорных процессах». Хоть бы этих людей пожалели! Не тех, кто с автоматами по лесам бродят (их мизерное количество), а тех, кто мирно трудится (их тысячи). Или для некоторых «либералов» они ничего не значат?

Чеченцы — они разные, всех под одну гребенку не причешешь. Но одно для меня очевидно: абсолютное большинство населения за нормальный труд, за восстановление республики, за Федерацию. Лишь малая толика находится в бандах, приблизительно такая же не воюет, зато ворует. Ворует и национальные богатства Чечни, ворует и то, что вся Россия от себя отрывает и посылает в Чечню, что Москва из нашего скудного бюджета направляет обездоленным людям.

А знаете, я говорил об этом выше и не боюсь повториться: увеличьте штаты военных строительных организаций, добавьте должностей гражданского персонала (чтобы принять на работу местных жителей, слоняющихся без дела), перенацельте финансовый поток на «стройбаты», и наши специалисты втрое дешевле, без воровства и в сжатые сроки восстановят разрушенную войной республику.

Кстати, заняли бы людей работой — меньше осталось бы шансов у басаевых за триста рублей нанимать молодых недорослей, чтоб мины ставили на дорогах.

Может быть, я и ошибаюсь, может, упрощаю проблему, но, глядя на наших стройбатовцев и работников квартирно-эксплуатационных органов (в том числе чеченцев), невольно приходишь к выводу: то, что они сделали в республике, — это некий выход, как говорят строители — на нулевой цикл, то есть на создание фундамента. Лет пять назад (в конце 1990-х) об этом и не мечталось. Но ведь дело сделано, начало положено. Военные городки и даже школы построены. Можно строить дальше. Давайте! Есть опыт, есть силы, есть желание. Неужели остановимся? Неужели разгоним стройбаты, уволим людей? Бросим фундамент, чтобы травой зарастал?.. Ей-богу, аж на душе муторно, как представишь, что все это может пойти прахом.

Член военного совета Владимир Чуб

Штрихи к портрету

С Владимиром Федоровичем Чубом я познакомился в 1995 году. Я тогда был командующим 58-й армией, а он возглавлял администрацию Ростовской области, хотя «политическим тяжеловесом» еще не считался. Но кроме того Чуб входил в состав военного совета нашего Северо-Кавказского военного округа. Именно эта его «вторая» должность и послужила поводом для встречи. Мы увиделись на заседании военного совета и были представлены друг другу. Так обыденно вроде бы и состоялось знакомство. Однако уже на следующий год я ощутил, насколько оно стало для меня благотворным.

…1996 год стал черным годом и для Вооруженных сил в целом, и для СКВО в частности. Захват Грозного масхадовцами в августе, паникерские настроения Москвы и «вето» федерального центра на операцию по освобождению города от бандитов. Зловещая фигура сутулого Бориса Березовского — как его называли в прессе в то время, «серого военно-политическо-го кардинала России», разруливавшего ситуацию на Северном Кавказе, затем капитулянтские хасавюртские соглашения, напоминавший бегство вывод войск из Чечни… Как вспомню, так вздрогну…

Озлобленный неудачами, федеральный центр навалился на СКВО проверочными комиссиями и изматывающими командно-штабными учениями с заранее уже выставленными отрицательными оценками и выводами. Москва давила на Ростов, а штаб округа соответственно давил на штаб армии.

В общем, на очередном военном совете, фигурально выражаясь, с меня начали семь шкур сдирать. И дисциплина у нас, в 58-й армии, дескать, ни к черту, и порядка нет, и боевой учебы не видать… Я — человек привычный, не первый год в строю, да и война (первая чеченская на тот момент уже закончилась) за плечами — терплю, одним словом. Как говорят в армии, «нас дерут, а мы крепчаем». Хотя и обидно было в душе. Много несправедливого в тот день высказывали. Короче говоря, сижу я на Военном совете, молчу, голову опустил… Как боксер в безнадежной ситуации, ушел в глухую защиту. В конце концов, что говорить о личных амбициях и проблемах, когда вообще в армии и в стране ситуация патовая (напомню — шел провальный в военно-политическом аспекте 1996 год). И тут слышу голос Чуба:

— Подождите, я что-то не пойму, — удивился Владимир Федорович после выступления очередного докладчика, который в пух и перья разносил и меня, и моих офицеров. — Сколько в 58-й армии людей?

Ему ответили: столько-то, мол.

— А в Волгоградском корпусе? — опять спросил Чуб.

Столько-то, назвали цифры.

— А в Краснодарском? — не унимался «гражданский» член военного совета.

Ему снова ответили.

— Это что ж получается, — удивился Владимир Федорович, — у Трошева личного состава больше, чем в обоих корпусах? Его армия составляет около половины численного состава всех войск округа? А показатели количества нарушений воинской дисциплины уважаемые докладчики сравнивают, как говорится, по «номиналу»: столько-то в армии, столько-то в корпусе, столько-то в дивизии. Но разве можно так сравнивать, если армия даже с корпусом не сопоставима, не говоря уже про дивизию. При таком подходе заведомо ясно, что у Трошева количество ЧП будет больше. Тут и анализ не нужен… Тем более 58-я армия стоит на «осетино-ин-гушском разрезе», выполняет миротворческие задачи в Южной Осетии, в конце концов воюет в Чечне. Люди с оружием в руках, в боевой обстановке… Это же не кремлевский полк!.. Что же мы от них хотим? Считать, по-моему, следует в процентном отношении. Тогда и картина яснее, и справедливости больше…

В зале повисла напряженная тишина. Руководству округа стало неловко за направленность своих докладов и критических стрел, поскольку правота Чуба была очевидна.

Не знаю, что там было запланировано у окружного начальства по поводу меня и 58-й армии, какие оргвыводы. Не исключаю, что и жесткие. Однако после «вопросов» Чуба критику заметно смяли. Я распрямился и поднял голову — не сидел уже сгорбленным, как побитый бедный родственник.

После завершения военного совета я поблагодарил Владимира Федоровича за то, что вник в ситуацию и поддержал. Он молча улыбнулся в ответ и пожал руку. По-моему, в тот день мы виделись с ним всего-навсего второй раз в жизни…

Спустя время, в 1997 году, я был назначен заместителем командующего войсками СКВО (командующим на тот момент стал генерал В. Казанцев) и соответственно — начальником гарнизона в Ростове-на-Дону. Теперь мы с Чубом оказались в одном городе.

Что такое начальник гарнизона, должность которого по традиции исполняет замкомандующего? Это как бы мэр города по военным вопросам. На нем и проведение парадов, встреч высоких гостей, празднование «красных дней» календаря, помощь городским и областным властям в проведении различных мероприятий… «Заморочек» всегда куча. В том числе и протокольных, и хозяйственных, и коммунальных, и других… А самое главное здесь — четкое взаимопонимание и взаимодействие с местными властями. Если начальник гарнизона его не наладит — «труба» делу, ни с чем не справится, все завалит. В общем, очень хлопотная эта должность. Тем более что она ведь не основная, а «нагрузочная». У замкомандующего есть еще свои прямые служебные задачи, касающиеся войск округа.

Не знаю, насколько четко справлялся я с обязанностями военного градоначальника — со стороны виднее. Однако, насколько помню, ни одного мероприятия не завалил. И во многом благодаря помощи губернатора.

Вообще, надо признать, что Чуб — настоящий член военного совета округа, действующее лицо, не декоративная фигура. Он несколько раз бывал в Чечне, общался и с офицерами нашей группировки, и с простыми солдатами, и с местными жителями, и с республиканскими властями. Пытался вникнуть в обстановку, узнать настрой людей, выяснял, чем он сам лично и область могут помочь, чтобы поскорее покончить с войной и восстановить разрушенное хозяйство. Насколько я знаю, между Ростовской областью и Чеченской Республикой заключено соглашение о взаимопомощи и сотрудничестве. В рамках этого соглашения с Дона в Чечню была, к примеру, направлена солидная партия сельскохозяйственных машин, выезжали из Ростова в Грозный и специалисты различного профиля, чтобы помочь республике в налаживании энергетической системы. Этими примерами и ограничусь. Не хочу утомлять читателя перечислением «достижений» Чуба в политической и социально-экономической сферах его деятельности. Само собой разумеется, что у руля Владимир Федорович уже около двенадцати лет, и за это время оценки ему выставили люди и без меня. И на федеральном уровне, и в области, и на выборах, и между ними.

Но вернуться хочу все же к военному аспекту.

Бывая в Чечне, Чуб не только общался с людьми и раздавал солдатам праздничные наборы к «красным дням» календаря. Он не думал о «пиар-акциях», как это делали некоторые политики, и не лез в телекамеры. Чуб доподлинно выяснил, в чем есть нужда, и… подарил каждому полку, дислоцирующемуся в Чечне, автобус — детей военнослужащих в школу возить.

Только за последние несколько лет по распоряжению губернатора Ростовской области выделено 94 квартиры семьям погибших в Чечне военнослужащих. Регулярно оказывается финансовая помощь Героям России, получившим это высокое звание в ходе боевых действий.

Владимир Федорович очень много сделал для военных медиков, особенно для Ростовского окружного госпиталя, чтобы обеспечить их всем необходимым (аппаратурой, медикаментами) для лечения раненных в Чечне.

А когда грянула беда с вертолетом Ми-26, он сразу, в первый же день, выделил 300 тысяч рублей на медикаменты и другие материалы, необходимые для спасения раненых. Потом выделил еще 200 тысяч. Организовал дежурство, создал штаб для работы с семьями пострадавших. Родителей солдат ждали автобусы, бесплатное жилье, питание, связь…

Когда случилась беда в Каспийске (теракт на параде 9 мая 2002 года), он сразу выделил деньги, транспорт, бесплатные гостиницы, продукты питания для родных и близких погибших и раненых военных моряков, которые со всей страны стали приезжать в Ростов, в госпиталь.

Кстати, основная масса пострадавших была из Каспийской военной флотилии, а она в состав СКВО не входит. То есть для члена военного совета нашего округа (с федерально-чиновничьей позиции) эти люди — как бы из чужой епархии. Но Чубу даже в голову не приходило делить ребят по ведомственному принципу. Для него все были НАШИ.

Кстати, про флот. Мало кто знает, что Владимир Федорович в молодости служил на Северном флоте. И сохранил о службе самые добрые воспоминания. До сих пор по возможности старается ездить туда, когда его приглашают на различные мероприятия моряки-североморцы.

Впрочем, бывает он и на Черноморском флоте. Тем более что жители города Азова шефствуют над одноименным кораблем «Азов», входящим в состав этого флота. Объясняется любовь Владимира Федоровича к флоту еще и тем, что в свое время ему пришлось работать на водном транспорте. Короче говоря, флот — его родная стихия.

Однако, как я уже сказал, Чуб никогда не делил людей на «наших» и «ненаших» по ведомственному или профессиональному признаку. Да и вообще, умеет встать над суетой, приподняться над мелочными, местечковыми, эгоистическими соображениями, которые, к сожалению, нередко проявляются у некоторых местных руководителей.

В доказательство приведу следующий пример. В 2001 году я всерьез обратил свое внимание на нашу футбольную команду «СКА Ростов-на-Дону». Во-пер-вых, у нее были немалые шансы выйти в первую лигу российского чемпионата. А это уже серьезный уровень. Во-вторых, былая слава ростовского СКА, бравшего в свое время даже кубок СССР, явно контрастировала с тем прозябанием клуба, которое я наблюдал в конце 1990-х годов. Решил команду поддержать и укрепить. Но как?

Прежде всего написал пространные письма всем главам администраций субъектов Федерации на юге страны. Просил денег, просил игроков. Даже к Валерию Газзаеву (главному тренеру ЦСКА на тот момент) обращался, чтоб «отдал» в Ростов пару игроков. Хотелось также привести в порядок стадион, на котором большинство трибун от ветхости просто рухнули. А ведь он вмещал в свое время больше 30 тысяч зрителей. Теперь же (в 2001 году) на нем не было ни освещения приличного, ни электронной информации, ни помещений для команд и т. п. А что говорить про тренировочную базу клуба?! Слезы…

В общем, взялся за эпистолярный жанр — сочинял письма и обращения. И что вы думаете? Никто не ответил, никто не помог. Только Чуб! Я страшно удивился. И вот почему.

Дело в том, что у Чуба (ну, не у него лично, конечно) есть своя головная боль — футбольный клуб «Ростсельмаш». Он давно выступает в высшей лиге, но играет из сезона в сезон неровно, бывает на грани вылета из нее. Частая смена тренеров, перетасовка игроков, финансовые вливания и прочие спасательные меры проку давали мало. Существенных результатов «Ростсельмаш» так и не мог добиться.

Немаловажная деталь: стадион «Ростсельмаша» вмещал только 16 тысяч зрителей и зачастую был переполнен. Короче, давно стал тесноват. Это особенно проявилось в один из сезонов, когда ростовчане получили возможность играть с иностранными клубами. Даже «Ювентус» однажды приезжал. К слову, заявок на билеты было около 300 тысяч!

Я знал, что в головах ростовских спортивных (и не только) функционеров давно созрела мысль окончательно «похоронить» наш клуб «СКА Ростов» или слить его с «Ростсельмашем» и заполучить себе военный стадион — пусть и развалившийся, но все же в два раза вместительнее. Если он станет собственностью «Ростсельмаша», то на его реконструкцию и деньги, мол, быстро найдутся. Тем более что положение, сложившееся в ростовском футболе и вокруг него, благоприятствовало осуществлению такого плана. Ну ведь действительно поклонников у «РСМ» больше. И команды к ним приезжают именитые… Логика своя тут была. Здраво рассуждая, лучше иметь в городе один клуб, но сильный, чем два относительно слабых. И, соответственно, один большой, хорошо оснащенный стадион, чем два не удовлетворяющих ни зрителей, ни команды, ни спортивных функционеров.

Думал, что Чуба давно на это дело подбили, но он в силу деликатности, зная, что я болею проблемами СКА, вопрос этот не поднимал. Конечно, и ему письмо направил — думал скорее для проформы. Каково же было мое удивление, когда он и откликнулся на мои просьбы.

— Конечно, Геннадий Николаевич, СКА нужно помочь, — сказал мне Чуб.

И помог. Дал армейскому клубу, что мог. Не исключаю, что даже за счет «Ростсельмаша».

А как он радовался, когда в «стыковом» матче с саранской «Светотехникой» мы победили и вышли в первую лигу! По-моему, больше меня.

Короче говоря, с помощью Владимира Федоровича, его так называемого «административного ресурса» северо-кавказские армейцы поднялись выше в турнирной таблице российского футбола. Жаль, что не удержались, опять скатились во вторую лигу. Но это уже другая история. Я здесь хотел рассказать о Чубе, о логике его поступков, которая лишена меркантильного, собственнического аспекта. Хотя злопыхатели могут сказать: но ведь Чуб — член военного совета округа, ничего удивительного нет в том, что он радел за команду «своего округа», то есть «личный интерес» у Владимира Федоровича, дескать, был. Отвечу так: в конце концов, донской футбол («гражданский» он или «военный») от всего этого только выиграл. И прежде всего — зрители, которые получили второй в городе приличный стадион.

…С Чубом мы подружились. Несколько раз встречались семьями, удавалось изредка выезжать на открытие охотничьего сезона или на рыбалку. И вот однажды на рыбалке, сидя за удочками, я у него поинтересовался:

— А почему вы, Владимир Федорович, не спрашиваете, как я собираюсь баллотироваться на пост губернатора Ростовской области?

Он хитро улыбнулся:

— Жду, когда сам расскажешь…

А дело было вот как. Приблизительно летом 2001 года, в канун выборов губернатора Ростовской области, в местной прессе провинциальные «аналитики-политологи» высказали предположение, что В. Чубу альтернативы на выборах нет. Единственный, кто по своему авторитету в обществе, дескать, мог бы составить ему конкуренцию, — это командующий войсками СКВО генерал Г. Трошев. Идею эту подхватили, и «пошла гулять брехня по селу».

Спустя время не только в области, но и в столицах субъектов Федерации Юга России, и даже в Москве стало укореняться мнение, что я собрался уходить «в политику» и планирую выставить свою кандидатуру на пост главы администрации Ростовской области. Меня об этом напрямую спрашивали, звонили разные «высокопоставленные люди», пресса перешла от намеков и предположений к «серьезному анализу» расклада сил и возможностей «кандидатов в губернаторы».

Я лишь посмеивался и убеждал собеседников, что слухи о моем губернаторстве «сильно преувеличены». Увы, это мало помогало. «На чужой роток не накинешь платок» — как гласит народная мудрость. Тем не менее я задумался над тем, стоит ли делать официальное заявление для прессы, чтобы прекратить сплетни. К тому же был убежден, что до Владимира Федоровича слухи дошли. А мы ведь в добрых отношениях. Что он там себе думает по этому поводу?

Вот на таком «политическом фоне» и случилась наша совместная рыбалка и мой «хитрый» вопрос: почему, дескать, не интересуетесь моим «решением баллотироваться».

В общем, все Чубу рассказал. И про «утки» прессы, и про молву в чиновничьих кругах, и про свою позицию. Он поулыбался и коротко «припечатал» сплетников соответствующей характеристикой.

На этом инцидент, как говорится, был исчерпан. Однако до сих пор думаю, что слухи тогда были запущены в умы жителей Дона не просто так, случайно. Не исключаю, что кому-то было выгодно рассорить меня с Чубом, кому-то наши дружеские отношения не давали спать спокойно. Кому? Вопрос трудный. Можно лишь предполагать. Однако фамилий называть не буду, чтобы не уподобиться тем же сплетникам, от чьих злых языков сам и пострадал. Короче говоря, «замнем для ясности».

Не раз пытались вбить клин в наши отношения. Я рассказал лишь об одном таком случае. А их было, к сожалению, несколько.

Но главное, наши отношения не нарушились и после того, как я был освобожден от должности командующего войсками СКВО. Больше того, Владимир Федорович, опасаясь, что я «расклеюсь» после кадрового решения, очень плотно опекал меня, морально поддерживал. Я благодарен ему и за это, и за все, что он сделал и продолжает делать для округа, для людей в погонах, которым так непросто приходится на Северном Кавказе. Чуб — настоящий государственный человек, настоящий мужик. Побольше бы таких во власти. Может, тогда бы и Россия воспряла, быстрее пошла в гору.

«Особая папка»

Хроника террора

2002 год

Если ранее диверсионно-террористическая деятельность боевиков в основном заключалась в минировании автодорог и обстрелах пунктов временной дислокации федеральных сил в ночное время, то за последний месяц предпринимаются попытки проведения широкомасштабной акции.

В ночь с 4 на 5 июня группа боевиков, численностью до 40 человек, пыталась штурмом захватить здание одного из отделов внутренних дел. В ходе боестолкновения один бандит убит, двое получили ранения. Задержаны 6 человек.

11 июня обстреляна военная комендатура Октябрьского района Грозного. Огонь велся из автоматов и подствольных гранатометов.

В горной части Чечни захвачено большое количество штабных документов Масхадова, из которых стало известно о намерении бандитов предпринять 25 июня захват Грозного. Среди документов были списки 500 человек, которых Масхадов приговорил к смерти.

В Шатойском районе на фугасе, установленном вблизи военной комендатуры, подорвался автомобиль с бойцами стрелковой роты, призванными из Чечни. Погибли десять человек.

После проведенных специальных операций в Итум-Ка-ленском и других районах Чечни бандиты заметно снизили активность. Затаившись, стали действовать исподтишка, вымещая свою злобу на беззащитных мирных жителях.

Так, в Веденском районе убит житель Ведено Хамит Боршигов. Его тело с огнестрельными ранениями в голову и грудь было найдено на окраине села Дышне-Ведено. В селении Новые Атаги застрелен местный житель Лечи Сайтов. Он сидел на скамейке возле своего дома, когда из проезжавшего автомобиля «Газель» была открыта стрельба из автоматического оружия.

Анализируя криминогенную ситуацию в Чечне, российские правоохранительные органы отмечают резкое увеличение бандитских нападений и убийств. Прокурор республики Николай Костюченко на совещании республиканского правительства сообщил, что в настоящее время в производстве находится 360 уголовных дел, возбужденных по фактам убийств.

В Грозном задержана гражданка, занимающаяся изготовлением фальшивых паспортов. По месту ее жительства обнаружены и изъяты бланки паспортов старого образца и печать. Сотрудники правоохранительных органов отмечают, что данный вид преступного ремесла набирает силу.

Директор одной из фирм, путем завышения объема строительных работ, совершил хищение бюджетных средств на сумму более 1,2 миллиона рублей. По предположению спецслужб, похищенные деньги направлялись для финансирования бандформирований.

Продолжается вербовка молодежи боевиками. При этом замечено снижение возрастного ценза при наборе в банды — до 14–16 лет. Родственникам завербованного выплачивается аванс 150–200 долларов. Подготовка боевиков к террористическим актам проходит главным образом в горной части республики либо в Панкисском ущелье. Только за несколько дней в учебные лагеря на территории Грузии из Урус-Мартана были переброшены 5 подростков в возрасте до 1 7 лет.

В ходе спецоперации освобождены трое сотрудников концерна «Севосетингазпром», захваченных в плен у селения Хурикау Моздокского района в ноябре 2001 года, а трое их коллег, взятых вместе с ними в заложники, умерли в плену.

Как сообщило Северо-Кавказское региональное управление Федеральной погранслужбы России, с начала 2002 года на российско-азербайджанской границе задержаны около 30 человек по подозрению в причастности к незаконным вооруженным формированиям. У них изъяты огнестрельное и холодное оружие, 70 единиц различного типа боеприпасов, контрабанда на общую сумму более 30 тысяч долларов США.

Четыре захоронения с останками более чем 70 военнослужащих и гражданских лиц обнаружено в Чечне в окрестностях населенного пункта Старый Ачхой.

Как сообщили представители регионального оперативного штаба по проведению контртеррористической операции на Северном Кавказе, еще в начале 1996 года бандиты Масхадова и Басаева оборудовали в этом месте концентрационный лагерь, куда со всей Чечни свозили военнопленных и захваченных в заложники гражданских лиц.

В ходе предварительного следствия удалось найти Виктора Рослякова, чудом выжившего в застенках бандитского концлагеря. Согласно его свидетельским показаниям, в конце января 1996 года в селение Старый Ачхой были привезены 20 заложников-энергетиков АОЗТ «Гермес-Юг», которые работали вахтовым методом на Грозненской ТЭЦ-2. Все они были жителями Волгодонска Ростовской области.

До середины февраля их, а также шестерых работников «Ростовэнергоремонта» и двух священников (отца Сергия и отца Анатолия) держали в подвале местной школы, оборудованной под тюрьму.

Там же, по показаниям свидетеля, содержался Александр Соколенко, украинец по национальности, прибывший в Чечню для участия в боевых действиях на стороне боевиков. Однако со временем бандиты, вместо обещанного денежного вознаграждения, превратили его в раба.

Затем в Старый Ачхой доставили 15 солдат федеральных войск и 8 чеченцев, среди которых был бывший министр печати Чеченской Республики Лечи Удугов, а также 28 строителей из Зеленокумска.

В начале марта в тюрьму поместили еще 24 военнослужащих. Так что уже к середине марта 1996 года в лагере находилось до 150 человек.

При осмотре мест захоронения, а также по свидетельским показаниям опрошенных жителей Старого Ачхоя следствием было установлено, что всех заложников боевики использовали на строительстве дороги, ведущей к границе с Грузией. Затем большая их часть была замучена и расстреляна. Во всех захоронениях останки человеческих тел были без черепов. По достоверным данным, известно, что бандиты отрубали или отрезали головы у заложников, насаживали их на колья и с целью устрашения выставляли на всеобщее обозрение.

Большие жертвы среди мирного населения стали результатом очередного теракта в Грозном. Мощный взрыв прогремел днем в одном из самых оживленных мест чеченской столицы — на площади Победы. Установленное вблизи дороги взрывное устройство бандиты привели в действие в тот момент, когда мимо проезжал рейсовый автобус. Есть погибшие и раненые. По данному преступлению возбуждено уголовное дело по двум статьям УК — терроризм и умышленное убийство.

Наемник-россиянин, участник одного из чеченских бандформирований, задержан в Дагестане при попытке перейти российско-азербайджанскую границу. Перебежчик — гражданин России Сергей Калиниченко — принимал участие в совершении тяжких преступлений на территории Чечни.

В Махачкале убит начальник Управления по борьбе с экстремизмом и уголовным терроризмом МВД Дагестана полковник Акилов. Группа преступников из автоматов расстреляла его служебную «Волгу» и скрылась. Акилов и водитель автомобиля скончались на месте.

У следствия практически нет сомнений, что убийство связано с профессиональной деятельностью Акилова — непримиримого борца с экстремистскими группировками ваххабитов в Дагестане.

Целую серию убийств совершили бандиты в Курчалоевском районе Чечни. В селении Октябрьское, во дворе собственного дома, был зверски убит заведующий учебной частью местной школы Агариз Сайдалиев.

В Аллерое застрелены два милиционера полка вневедомственной охраны УВД Чеченской Республики.

В Цодан-Юрте от рук бандитов погиб Хасан Батаев и вся его семья.

В селении Новая Жизнь убит помощник муллы, 68-летний Якуб Джамалханов.

Три человека были убиты в городе Гудермесе: лейтенант милиции Хасан Ахмадиев, а также жительницы Грозного — Лейла Корхоева и Раиса Дараева.

Но самым беспрецедентным насилием в отношении мирных жителей, получившим широкий общественный резонанс, стал взрыв в Грозном, в районе центрального рынка. В результате его, по данным прокуратуры, погибли семь человек, среди них пять женщин и годовалый ребенок, а 24 получили ранения.

Как сообщил прокурор Чеченской Республики Н. Костюченко, взрывное устройство сработало на участке, где в ожидании маршрутных автобусов собираются десятки людей.

В Урус-Мартане похищен сын главы районной администрации, 20-летний студент московского вуза Русланбек Ясаев. По версии следствия похищение Русланбека связано со служебной деятельностью его отца. Ширвани Ясаев с первых дней контртеррористической операции занимал активную позицию в борьбе с боевиками.

Теракт, совершенный боевиками в чеченской столице, в результате которого погибли 25 человек и 15 получили ранение, поверг в шок все население республики.

Взрыв прогремел в здании Заводского РОВД 10 октября примерно в 17 часов 30 минут по московскому времени. В тот момент там проходило совещание. Сила взрывной волны была такова, что рухнули перекрытия всех четырех этажей. Среди погибших начальник отделения Магомед Сибаев, а также почти весь руководящий состав РОВД.

23 октября в Москве, в бывшем Дворце культуры Государственного подшипникового завода вооруженные террористы из Чечни взяли в заложники зрителей и труппу мюзикла «Норд-Ост» (всего — около 800 человек). Бандиты выдвинули требование — прекращение контртеррористической операции в Чечне, вывод войск из республики. В противном случае террористы пригрозили взорвать и расстрелять заложников.

26 октября в результате проведенной операции спецназом «Альфа» заложников удалось освободить. К сожалению, более ста человек не смогли выжить. Уничтожены все 40 террористов, из них 18 женщин-камикадзе. Убит главарь бандитов Мовсар Бараев.

Терроризм бросил очередной вызов не только России, но и всему мировому сообществу.