К Москве обоз подъехал на одиннадцатые сутки. Еще издалека взору донковцев открылась грандиозная панорама столицы. За стенами земляного вала, огораживающего Большой посад, на гребне Боровицкого холма возвышались величественные силуэты Фроловской и Никольской башен Кремля, Ильинской башни Китай-города. По мере приближения к Москве число башен возрастало, и высота их увеличивалась. Донковцев удивило обилие в городе церквей и монастырей. Блеск золотых куполов и раздававшийся со всех концов города колокольный звон поражал воображение и говорил о богатстве столицы московского государства. В тоже время, убогий вид многочисленных курных изб простых москвичей в Большом Посаде, резко контрастировали с внешним видом столицы и хоромами богачей в Китай-городе.

В столице, и в дороге, старый стрелец скрупулезно выполнял все меры предосторожности, о которых они говорили в тот день с воеводой. Подводы под загрузку оставленные в селе Котлы, подогнали к заводику на Яузе вечером. Тронулись в полночь. Из белокаменной выехали быстро. На заставах, заспанные стрельцы, узнав, что они везут, не читая подорожной, осенив себя крестным знаменем, спешили отворить рогатки. Днем делали привалы в прилегающих к дороге лощинах и лесочках. За лесом, который они должны были проехать сегодня вечером, расположены Сенькины Броды, единственная переправа через Оку. Чуть-чуть в сторону от переправы до самого лета стоял полк левой руки. Но после восстановления сгоревшей во время татарского набега Коширы, его перевели в Тулу. Знал Кудеяр, где засаду устраивать!

«Может, свои кому проболтались, пока я с посулами да поминками дьякам и многочисленным подьячим по московским приказам бегал, — размышлял сотский. — Только какой в этом прок сейчас, даже если буду все знать!».

Дружина Ерофеев ошибался. Дальнейший ход событий показал, что необходимость в таких знаниях все же была.

— Ну, расскажи нам Вася, кто и где нас ждет! Не спеша и подробно, — с трудом сохраняя вид спокойного безразличия, предложил разведчику старый воин.

К удивлению сотского и подтянувшихся стрельцов, Васька не волнуясь, обстоятельно рассказал об увиденном им. Дружину Ерофеева поразило спокойствие пятнадцатилетнего юнца. Неужели он не понимает, какая смертельная опасность нависла над ними всеми! Ехать через лес — верная смерть, назад — догонят и перебьют в поле!

Закончив рассказ, юный воин еще раз удивил стариков. Он поделился с ними рискованным, но единственно возможным планом спасения. Скурыдин предлагал, оставить бочки с зельем под охраной нескольких возниц, здесь в лесочке, а остальных, с пустыми подводами направить по дороге в лес. Стрельцам и детям боярским, пользуясь разведанной Васькой дорогой, незаметно зайти в тыл разбойникам. Когда ловушка захлопнется, и разбойники бросятся на обоз, ударить им в спину огнем из ручных пищалей и стрельбой из луков. Оставшихся злодеев добить в рукопашной общими силами. Опытные старые воины согласились с Васькиным планом сразу. Они то понимали, что значит внезапность в сражении даже с превосходящим тебя по количеству и опыту врагом. Кроме того, их обрадовала возможность применения огненного боя. Вряд ли враг, даже такой отчаянный, как эти головорезы, не зная о том, что бочек с зельем на возах нет, решится применить пистоли и самопалы! А они, залпом из пищалей, разом сметут весь этот сброд!

План довели до обозников. Мужики встретили его без восторга. Первое время они будут в качестве живых мишеней для нападающих. Но смирились и согласились. Ничего лучшего никто не предложил. Сотский приказал собираться, запрягать лошадей. И тут выяснилось отсутствие холопа княжеского Ивашки. Перед самым отъездом из Донкова, Вельяминов предложил его для обслуги стрельцов да детей боярских. Хозяйством заниматься, еду готовить и прислуживать за столом! Дружина Ерофеев пытался отказаться, не велики баре, еду и обозники сготовят, но воевода настоял, человек сам просится. Стрельца удивило такое поведение Ивашки. Люди в холопство идут, чтобы сытно есть с барского стола, мягко спать и поменьше работать! А этот, наоборот, на трудности и опасности напрашивается! Не понравился он ему с первого взгляда. Вроде бы ростом велик, чернокудрявен, лицом приятен, весел, а глаза злые, как буравчики, готовы просверлить тебя насквозь. Еще в Москве, на постоялом дворе, он сам слышал, как Федька, баловневский мужик, смеясь, рассказывал обозникам, что Ивашка, когда они ходили в Гостиный двор, за покупками для своих баб и девок, с оборванцами, на каком-то тарабарском языке разговаривал. Ему бы раньше понять, что язык то этот, разбойничий! Эээ, старый дуралей! И сейчас, во время разговора, все время вертелся рядом! Если его предположение, верно, то, вызнав их планы, бежит Иуда где-то по дороге к лесу, чтобы предупредить своих друзей-разбойничков. Времени прошло немного, может, удастся догнать?

— Нет нигде Ивашки! — растерянно сообщил подошедший Инютин, которого Дружина Ерофеев направил на поиски холопа. — И саадак мой куда-то запропастился!

— Разиня ты Тиша! Скорее седлай моего Буяна! — потребовал сотский. — Василий, выручай! Быстро на коня. Постарайся перехватить Ивашку живым или мертвым, я сразу за тобой! Будь осторожен, кажется, он Тишкин саадак прихватил!

Васька все понял. Через мгновение его ноги были в стременах. Перемахнув через кустарник, конь понес всадника по дороге к оврагу.

Там, на одном из крутых поворотов, боярского сына ждала смертельная опасность. Оказывается, дорогу по оврагу приметил не только он. Стрела, пущенная вражеской рукой, сорвала с его головы «бумажную шапку», скользнув по вшитой в нее металлической пластине и застряв в плотной ткани. Голова от удара откинулась назад. Но прежде чем перед его глазами мелькнул краешек неба, он разглядел, шагах в пяти, стоящего за кустом стрелка. Скурыдин, привстав на стременах над несущим его конем, выхватил из ножен саблю, и со всей силы ударил ею плашмя по непокрытой пышной шевелюре уже заправившего стрелу лучника. Проскочив вперед, он осадил коня и, развернув назад, подъехал к лежащему без сознания холопу. Сквозь густые черные волосы лежавшего навзничь Ивашки пробивалась ярко-красная кровь, лук и колчан валялись рядом. Василий спешился и, сняв с пояса кожаный аркан, связал им руки оглушенного сабельным ударом холопа. В это время сзади раздался топот копыт. На Буяне подъехал Дружина Ерофеев.

— Мертвый? — строго спросил он, увидев кровь на голове Ивашки.

— Живой! Бил аккуратно, плашмя, может задел что! — уверенно ответил Василий. Подтверждая слова боярского сына, пленный застонал.

— Ну, что, поговорим? — с угрозой произнес сотский, слезая с коня. Подойдя к лежащему холопу, он с размаху ударил его в лицо, носком сапога:

— Очухивайся вор! Нет времени с тобой говорить!

— А мне спешить, на тот свет, нет надобности! — сплевывая изо рта выбитые зубы, ответил уже пришедший в себя холоп. — Все равно живым не оставите!

— Если честно будешь отвечать на мои вопросы, еще поживешь! В ближайшем стане сдадим губному старосте. А нет, прямо сейчас удавлю! — пригрозил старый стрелец, надавив сапогом на горло пленника.

— Слово стрелецкое дай! — захрипел, дергаясь всем телом, холоп.

— Даю! — отвернув голову в сторону от взгляда с интересом наблюдающего за происходящим Васькой Скурыдиным, пообещал стрелец. — Кто ты? И зачем ты здесь?

— Как меня батюшка с матушкой звали, тебе не нужно знать. А сейчас, Кистенем величают! На Дону это имя не пустой звук! — гордо заявил поверженный разбойник.

— Наслышаны! — презрительно улыбнувшись, ответил ему стрелец. — Дружок Кудеяра! Ну, а как, у нас в Донкове оказался?

— Зелье у атамана закончилось! Есть у Кудеяра глубокого ума старец, Болдырем его зовут. Он и придумал меня в вашу крепость заслать, сделать все так, чтобы за ним в Москву обоз пришлось посылать! А нам по дороге, зелье отобрать. Ты думаешь, казенный амбар от молнии загорелся? — разбойник изобразил кривую усмешку. — Сразу с трех сторон?

— Душегуб проклятый! — выкрикнул, не выдержав, побагровевший взбешенный сотский и опять наступил на горло разбойнику. Кистень задергался, хрипя.

— Дружина Ерофеев, ты же поклялся, отпусти его! — внезапно потребовал Васька.

Дружина Ерофеев, зло, посмотрев на Скурыдина, убрал сапог с горла несчастного. Увидев, что у него есть заступник, прокашлявшийся разбойник осмелел произнеся:

— Это я то, душегуб? Да у меня на совести загубленных душ, не больше, чем у тебя стрелец!

— Не тебе меня учить вор! — возмущенно воскликнул ему в ответ стрелец. — Я государев человек и лишал жизни своих врагов в открытом бою, за веру, государя и Отечество!

— А вот из-за таких вот защитников православной веры и государя, стал я разбойником. До шестнадцати лет жил в отчем доме с братьями и сестрами. Батюшка мой, богатый тверской купец, царствие ему небесное, души не чаял в нас. Но пришел страшный день, когда такие как ты защитники по приказу «отца земного» царя грозного Московского по пути на Новгород ворвались в Тверь и пять дней грабили город, мучили, убивали, вешали на забаву не знающих вины людей. Уцелел один я, убили изверги матушку да батюшку, сестер да братьев! После этого я поклялся мстить за них! — внезапно разоткровенничался Кистень.

— Он правду говорит Дружина Ерофеев? — заинтересованный рассказом разбойника, спросил Васька.

— Может и правду, — тяжело вздохнув, ответил стрелец, — молод ты еще, придет время, узнаешь!

Сзади опять раздался топот копыт. Это подъехали стрельцы, вооруженные пищалями. Тишина Инютин остался с обозом. Надо было ехать дальше, а что делать с пленным разбойником? Не напомни Кистень о зверствах опричников, отвел бы его Дружина Ерофеев чуть подальше, да ткнул запоясным ножем под левую лопатку. А так, что-то перевернулось в душе ветерана. Посовещавшись, забили Кистеню рот кляпом, связали руки и ноги так, что не пошевельнуться и отволокли в кусты. Если вернутся живыми, заберут и в ближайшем селении сдадут губному начальству, а нет — пусть лежит, пока не сдохнет от голода.

Пройдя по показанному Васькой пути, ратники вышли к поляне. Здесь, привязав лошадей, они выполнили все необходимые приготовления. Чтобы не тратить время на перезарядку оружия, каждый стрелец взял с собой по второй ручной пищали (из числа полученных в Пушкарском приказе). Каждую подготовили к бою: насыпали затравочное зелье на полки под боковыми отверстиями для воспламенения зелья, приготовили изготовленные из тонкой жести с небольшими отверстиями для притока воздуха, «фитильные трубки», с хранящимся внутри них зажженным фитилем. После этого, они осторожно подкрались к ничего не подозревающим разбойникам и замерли там, в ожидании обоза. Скурыдина, сотский направил дальше, к засаде у подрубленного дерева. Ему была поставлена задача, задержать тех, кто там находился. Нельзя допустить, чтобы они, услышав выстрелы, ударили в тыл стрельцам и обозникам.

За время отсутствия Васьки у второй засады разбойников, там мало что изменилось. Только те, которые раньше спали, играли в зернь, расстелив на траве зипун одного из них. Выбрав среди деревьев, удобную позицию, юный воин приготовился к стрельбе.

Где-то громко ухнул филин. Сидящий у дерева разбойник подскочил с места, схватил топор, и принялся наносить им удары по стволу. Двое других бросили игру и, подбежав к дереву, навалились на него, толкая в сторону дороги. Скурыдин не мешал их работе.

Отсутствие шума падающего дерева насторожит тех, кто сейчас поджидает обоз. Наконец дерево с треском и грохотом, подняв облако пыли, рухнуло на дорогу. Сразу за этим грянул двойной залп пищалей стрельцов. Не успело в лесу затихнуть эхо от оружейных залпов, как двое разбойников, расстрелянные стрелами Васьки, уже лежали замертво на земле. Третий, который был с топором, плотный, среднего роста мужик, уцелел. Стрела отскочила от его спины, очевидно защищенной невидимой под одеждой броней. Петляя среди деревьев и размахивая топором, он побежал в направлении на Ваську, еще не видя его. Несколькими неудачными выстрелами стрелок обнаружил себя. Топор, брошенный в него, просвистел рядом с ухом, больно задев плечо деревянной рукоятью. Оба выхватили сабли и закружили среди деревьев, отводя удары и больше рубя воздух и ветки. Противник попался сильный. Но Ваське второй раз за день, повезло. Изловчившись, он задел острым клинком плечо своего противника. Через разрыв в зипуне фонтаном брызнула кровь и сабля выпала из разом ослабевшей правой руки разбойника. Зажав левой рукой рану и воя от боли, он бросился от Васьки прочь. Юный ратник не стал его преследовать. Он устремился на помощь стрельцам и обозникам.

На дороге, среди обезображенных трупов и стонущих в лужах крови раненых, шла жестокая рукопашная схватка. Обозники, укрывшись за телегами, отбивались рогатинами, нанося острыми широкими лезвиями неприятелю страшные глубокие раны. Стрельцы, прижавшись спинами, друг к другу, отражали сабельные удары озверевших разбойников.

Боярский сын подоспел на помощь друзьям вовремя. Волосатый гигант с палицей, безуспешно пытавшийся достать ею обозников из-за подвод, оставил эту затею. Вращая дубинку над головой, он стал надвигаться на стрельцов. Еще немного, и палица разметет собравшихся в кучку воинов. Внезапно появившийся Скурыдин за какое-то мгновение выпустил в него почти десяток стрел. Но детина, весь утыканный стрелами, как еж иголками, будто-то заколдованный продолжал движение. Не дойдя нескольких шагов, до стрельцов, он развернулся и пошел на Ваську. Васька, пытаясь отбить удар направленной на него палицы, выставил вперед руку с саблей. Дубина, выбив из его рук саблю, улетевшую сажень на десять от него, просвистела над головой. «Все! — растерянно подумал обезоруженный Скурыдин. — Прощай сестренка! Не судьба мне свидеться с тобой!». Но в этот момент, от обоза, в спину гиганту забежал человек с самопалом в руке, и, приставив его к уху великана, нажал на спусковой крючок. Детина упал как подкошенный, а ожидающий смерти юноша, увидел, что его спас Тиша Инютин, неизвестно почему не применивший оружие раньше. Смерть гиганта произвела гнетущее впечатление на разбойников и придала больше уверенности в победе сопровождающим обоз. Они с новыми силами ринулись в бой. Оставшиеся в живых разбойники, не выдержав накала сражения, побежали через дорогу в лес. Вскоре, ни одного сопротивляющегося разбойника на дороге не осталось.

Дружина Ерофеев приказал всем собраться у подвод. Вымазанные кровью и грязью участники сражения от усталости еле стояли на ногах. Но все были живы. У двоих мужиков были серьезные сабельные раны, и у стрельца Истомы Соболева, рука висела как плеть. Его все-таки задел гигант своей дубиной. У всех, порезы, ушибы и кровоподтеки. Потери разбойников были страшны. В придорожной пыли лежали восемь трупов. Шестеро, в том числе детина с палицей, нашли свою смерть от ружейного огня, двое были зарублены стрельцами, во время внезапной атаки последовавшей за залпами из пищалей. К сожалению, надежды на помощь обозников не оправдались. Они в бой не лезли, а только защищались, из-за чего, возникшее после залпа из пищалей численное преимущество не удалось реализовать! Если бы не гибель детины с палицей, неизвестно кто бы еще валялся на дороге. Дрались разбойники отчаянно.

Скурыдин и Инютин пошли за лошадьми, оставленными перед схваткой у поляны, а несколько обозников, с одним из стрельцов, поехали вперед, к завалу, расчищать дорогу. Часть, осталась перенести на обочину трупы. Найдутся люди, которые похоронят их по христианскому обычаю!

Увидев мирно пасущихся аргамаков, юноши искренне обрадовались. Радоваться было чему! Разбегавшиеся в разные стороны разбойники могли наткнуться на них. Взяв под уздцы, они повели коней на дорогу. На краю поляны, Василию послышались чьи-то стоны.

— Слушай! Кажется, кто-то стонет? — неуверенно спросил он Тишу. Инютин замер.

— Да, наверное, мы здесь не одни! — прислушавшись, согласился он с Васькой.

Стон раздавался из папоротника. «Может это тот беглец, за которым гнались разбойники?» — подумал Василий и пошел в направлении нахождения предполагаемого источника звука. Раздвинув листья папоротника, Скурыдин увидел лежащего лицом вниз человека, с торчащей в спине стрелой.

— Тиш! Подойди! — попросил Василий.

— Ну и дела! А что ты с ним делать собираешься? — громко произнес подошедший к нему Тиша.

— Возьмем с собой! Бери за ноги. Положим на коня! — ответил Василий.

— Ты что, с ума сошел Васька! У нас своих таких хватает. Да и все равно на ладан дышит! Зачем нам лишняя обуза? — возмутился Тиша.

— Жестокое сердце у тебя Тишка! — упрекнул его Василий. — А если с тобой, когда-нибудь такое приключится?

— Типун тебе на язык Васька! Ладно, бери его под мышки! Только напрасная это работа, — оправдываясь, ответил Тиша.

Они подняли, оказавшимся легким тело, и положили его животом вниз поперек лошади.

Дружина Ерофеев не удивился странной поклаже вернувшихся детей боярских. Он только переспросил:

— Тот самый беглец? Снимайте его.

Некоторые из обоза, как и Тишка, выразили сомнение в целесообразности лечения незнакомца:

— Чего мучить человека? Сам помрет!

Но, известный искусным лечением боевых ран стрелец Тимофей Мартынов сын Лыков (предусмотрительный Дружина Ерофеев с трудом упросил его согласиться на поездку в Москву), не глядя на раненого, вынес свой приговор:

— На все воля божья! Удалим стрелу, а там и будет видно, жить ему или нет!

Вернулись расчищавшие дорогу, и обоз повернул к прежнему месту стоянки. Юных ратников, сотский послал забрать Кистеня, если не задохнулся еще! Там где должен был лежать связанный разбойник, его не было. Ни живого, ни мертвого. Только обрывки изрезанной веревки и куски кожаного аркана валялись на траве. Осмотрели все кругом в овраге и вокруг его. Ни души!

В лагере, Дружина Ерофеев без энтузиазма встретил эту необычную весть.

— Наверное, на него наткнулся кто-то из разбегавшихся по лесу разбойников. Повезло вору! Лучше бы я его там и удавил! Теперь опять жди засады! — огорченно произнес он, но на Ваську не обиделся. Зная тайную страсть юноши, стрелец подвел его к подводе, на которой лежало подобранное на месте сражения оружие. Достав из нее ту самую, виденную Васькой на разбойнике, так понравившуюся ему, дорогую, с клинком из булатной стали персидскую саблю, он протянул ее ему.

— Заслужил Василий! — добродушно улыбаясь, сказал старый воин. — Пользуйся! Без камушков твоего годового жалованья (5 рублей для новика 3-ей статьи) стоит!

Забыв поблагодарить сотского, улыбающийся от счастья Васька, поглаживая ножны сабли, отошел в сторону, чтобы лучше рассмотреть дорогой подарок.

Для того чтобы оказать помощь раненым и дать людям отдохнуть, решено было возобновить движение утром следующего дня. А пока, под руководством Лыкова, шла подготовка к намеченным им операциям. В котелке кипятился нехитрый инструмент лекаря, несколько видов ножей, иголки, щипчики и клубок тонкой шелковой нитки. Освободили от лишнего, и вымыли подводу, на которой должны были лежать больные во время операции. Белая бязинная ткань, купленная в Москве, была порвана на длинные полосы. Забрав с собой двух мужиков, Лыков спустился с ними вниз к ручью. Вернулись они с охапками зеленого камыша и сорванной крапивы. Сняв с узких эеленых листьев камыша верхний слой, Лыков вынул белую сердцевину, уложив ее горкой на чистой ткани рядом с телегой. Крапиву мужики порубили и, завернув в ткань, выжали из зеленой массы почти кружку сока. После чего, вымыв руки, горячим соляным раствором, лекарь приготовился к удалению стрелы. В семьях целителей и знахарей из поколения в поколение передавались древние знания народной медицины. Лыков знал, как важно правильно наложить первую повязку на свежую рану, так как от этого часто зависит ее заживление. Ему было известно и то, что сок крапивы, залитый в рану, останавливает кровь, обезболивает, способствует ее раннему заживлению, а сердцевина камыша не дает развиться гниению тканей и хорошо впитывает выделения.

На телегу уложили неизвестного со стрелой в спине. Он так и не пришел в сознание. Только здесь, все обратили внимание, что он в одежде не нашенской, немецкой, дорогой, и очень молод, чуть-чуть по старше наблюдающих за операцией новиков. Аккуратно разрезав пригвожденный стрелой малиновый камзол, лекарь точно также снял с него покрытую бурыми пятнами крови, исподнюю шелковую рубашку. Крепко зажав оставшиеся вокруг древка стрелы края ткани, он осторожно потянул их на себя. Больной застонал. Стрела медленно пошла вверх. Вскоре показался красный в сгустках крови низ клочка ткани с выпирающим из него наконечником стрелы.

— Водички плесните! — потребовал лекарь. Опять вымыв руки соляным раствором, им же он обмыл края раны. После этого лекарь, влив в рану немного крапивного сока, наложил на нее белую мякоть сердцевины листьев камыша. С помощью добровольных помощников (больного пришлось приподнимать), обмотал все полосой бязинной ткани.

— Можно убирать! — облегченно вздохнув, разрешил лекарь. — На спину не ложить. Перерыв!

Мужики подхватили больного и отнесли его на заранее приготовленную из сорванной травы мягкую постель.

Народ обступил лекаря спрашивая:

— Дядя Тимофей! Парень жить будет?

— Бог даст, будет! — не спеша, важно отвечал Лыков, рассматривая расшитый жемчужными узорами окровавленный ворот рубашки незнакомца. — Смотрите! Рубаха на нем дорогая, шелковая! Если бы не она, давно бы Богу душу отдал. Шелк рубашки не только смягчил удар, не дав наконечнику глубоко войти в тело, но и позволил мне вытащить его. В такие рубашки, у татар, когда они на Русь пришли, вся знать перед каждой битвой одевалась! Еще хорошо, что наконечник был для брони, с узким жалом. Ранка небольшая. А если бы двушипный или двурогий как для бездоспешных? Какая бы дырища была? Ладно, дайте отдохнуть ребята. Меня еще трое дожидаются!

Утром, следующего дня тронулись в путь. Проезжая место вчерашней схватки, обратили внимание на то, что трупов разбойников на обочине уже нет. Наверное, их похоронили вблизи живущие крестьяне или вернувшиеся разбойники. Дружина Ерофеев хотел отправить подводу с незнакомцем, так и не пришедшем в сознание, в богадельню для недужных и престарелых стоявшего в стороне от дороги мужского монастыря, но Лыков его отговорил. Во-первых, путь в монастырь не близок, во-вторых, чужеземца настоятель не примет, вызовет губного старосту, а тому объясняй, откуда и кто он, как к ним попал. К тому же он и добрая душа Васька Скурыдин, согласны взять на себя уход за больным.

На переправе через Оку, встретились с пятью всадниками, ратниками едущими домой на отдых с литовской границы. Оказалось, что это хорошо знакомые Дружине Ерофееву дети боярские из Епифани. Они сочувственно отнеслись к рассказу сотского о нападении разбойников. Несмотря на свое желание быстрее попасть домой, ратники предложили сопровождать медленно продвигающийся по Коширке обоз, пока их пути не разойдутся. Дружина Ерофеев с радостью согласился. Он был уверен, что разбойники готовятся к новой атаке, и только присутствие в обозе бывалых ратников, раз и навсегда заставит их отказаться от этого намерения. Через два дня воины покинули обоз, свернув с главной дороги на проселок к родным местам. На третьи сутки после прощания с епифанскими ратниками, обоз остановился на отдых в лесу, на распутье дорог, соединяющих Новосиль с Донковым. Крестьянин Офрем и его люди, занимающиеся бортничеством в этих местах, угостили путешественников душистым липовым медом. А еще через два дня, обозники, со слезами на глазах, осеняли себя крестным знаменем, увидев в конце дороги, за чернотой сторожевых башен и тына Донковского острога, вознесенный в синеву неба, сверкающий на солнце золоченый крест церкви Успенья Богородицы.