Анн с рецептом в руках проводила доктора Морэна до двери и вернулась. В коридоре она столкнулась с отцом, выходившим из гостиной.

– Ну как он? – спросил Пьер.

– Ничего страшного, похоже на бронхит…

– Ты хочешь оставить его здесь?

– А куда хотел бы отправить его ты?

– В его комнату, наверх.

– Папа, у него жуткая температура, а комната наверху не отапливается. Ему нужен постоянный уход.

– Ну не знаю. Есть же больница, в конце концов…

Она холодно взглянула на него:

– Больница, говоришь? А ты представляешь себе, что такое больница? И это когда у нас есть совершенно свободная комната. Та, задняя. В любом случае, там ему будет лучше.

Пьер покачал головой:

– Этим ты усложняешь себе жизнь.

– Нужно уметь помогать другим, папа, – сухо парировала она.

Анн тяготило сознание собственного двоедушия. Почему не выкрикнула она ему прямо в лицо правду? Снова поддается идиотским предрассудкам? Накануне, увидев ее с заходящимся от кашля Лораном, Пьер не произнес ни слова. Передумал? Собрался с мужеством? За ночь?

– У этого парня что – нет семьи? – спросил он.

– Его родители живут в Экс-ан-Провансе, – ответила она.

– И в Париже он никого не знает?

– Знает. Меня.

– И все же я считаю эту ситуацию странной. Позволь мне сказать, что…

Она оборвала его:

– Послушай, папа, об этом мы поговорим с тобой позже, сейчас я тороплюсь. Мне еще нужно сбегать за лекарствами. В десять я должна быть в издательстве, а сейчас уже половина десятого!

– Луиза смогла бы прекрасно с этим управиться.

– Нет, я сама…

Она слетала в аптеку, вернулась с горой медикаментов и прошла в комнатку в конце коридора, где на узком диване спал Лоран. Здесь же стояли чемоданы, вдоль задней стенки были сложены какие-то коробки. Но рядом с диваном место было расчищено. Низенький столик с ночной лампой, английское кресло, плетеный стул. Среди тишины и спокойствия, исхудавший и заросший бородой, здесь царствовал Лоран. Анн помогла ему подняться и принять таблетки. Далось это ему с трудом, и он без сил откинулся на подушки.

– Мне обязательно глотать всю эту дрянь?

– Да, – сказала она, – если хочешь быстро поправиться.

– Мне то жарко, то холодно…

Она больше не беспокоилась. Раз она снова рядом, ему больше не угрожает никакая опасность. Анн поцеловала его и поспешно вышла.

Войдя в свой кабинет, она тут же позвонила Марку. Не может ли он пропустить с ней по стаканчику? В ответ он предложил вместе пообедать.

– Нет, Марк, это невозможно, но мне очень нужно с тобой поговорить.

Они встретились в «Старине Жорже» – как обычно, за бокалом белого вина.

– Тебе нельзя больше звонить мне домой, – сказала она.

– Почему?

– Лоран заболел, и я перевезла его к нам.

Марк сдержанно удивился. Анн показалось, что он это сделал скорее ради проформы.

– Что по этому поводу говорит Пьер? – поинтересовался он.

– Ничего особенного.

– Как ты ему объяснила?

– Ничего я ему не объясняла, совсем.

– Он, должно быть, сомневается насчет тебя и Лорана?

– Не думаю. Хотя мне все равно.

– Анн, – сказал он, взяв ее за руку, – ты теряешь голову.

– Да, и это очень приятно! Ты знаешь, как я его нашла? Вчера вечером вдруг телефонный звонок…

Она рассказывала о своей поездке с горделивой радостью, чувствуя всю ее неуместность, но не в силах сдержаться.

– Лоран ужасно ревнив, – подытожила она. – Ты для него – что красная тряпка для быка. Думаю, он и на полицейского набросился бы, пристань тот ко мне на улице с расспросами.

– То есть, нам не стоит встречаться, – грустно заметил Марк.

– Да нет же, только так, чтобы он об этом не знал.

Марк улыбнулся:

– Согласен, Анн. Но тебе не кажется, что это какая-то чушь?

– Пойми, Лоран – чрезвычайно чувствительная натура, ну просто до истеричности.

– А я думаю, что он плохо воспитанный мальчишка, который тобою пользуется.

– Никто не сможет мною пользоваться, Марк. Я вылечу его, я вытащу его оттуда. – Ей не сиделось на месте, казалось, по ее телу пробегали электрические разряды. – Ладно, мне пора бежать. Ты мне позвонишь в издательство? До скорой встречи.

– Да, в «Старине Жорже», как обычно и когда захочешь, – с кислой миной пообещал он.

Возвратившись домой, Анн застала в гостиной отца, хмурого и чопорного, поцеловала его в щеку и убежала на кухню, где Луиза деловито возилась с кастрюлями.

– Мадемуазель, я приготовила вашему приживальцу овощной бульон, как вы и просили. И с чем он только есть его будет?

– Оставьте, – приказала Анн, – этим я сама займусь.

Она поставила на поднос глубокую чашку с горячим бульоном, положила два ломтя только что отрезанного Луизой ростбифа и тарелочку с зеленым горошком.

– Ох, – вздохнула Луиза, – ну и скверные воспоминания вызывает у нас этот поднос, правда мадемуазель?

Анн не ответила. На кухню забрел отец и с безучастным видом принялся наблюдать за происходящим. Она плеснула себе в стакан белого вина, второй подвинула ему. Выпили молча. Пьер неожиданно спросил:

– Скоро на стол накроют?

– Как всегда, – ответила Анн.

И ушла, держа в руках поднос. Проходя комнату матери, она почувствовала, как сдавило сердце, и поспешила проскользнуть в конец коридора. Лоран спал, разметавшись на кровати, будто приготовленный к четвертованию. Одна его нога торчала из-под простыни. Он спал так крепко, что Анн, наверное, смогла бы стащить его с кровати и уложить обратно, не разбудив. Таблетки доктора Морэна подействовали на него, как на младенца. Какое-то время она смотрела на него с двойственной нежностью – как мать и как женщина, – затем вышла из комнаты, унося с собой и поднос.

Когда она села за стол – прямо напротив отца, – тот как бы ненароком спросил:

– Поел?

– Нет, спит.

Луиза поставила на стол ростбиф и молча ушла к себе на кухню.

– Ну а чем вообще этот юноша занимается?

– Ничем, сейчас ничем. Ищет.

Пьер, казалось, изучал содержимое своей тарелки. Он заметно боялся нарваться на резкий ответ, задав очередной вопрос.

– Да, молодежи сейчас тяжело, – вздохнул он.

После чего над столом повисла долгая пауза. Анн даже показалось, что воздух вокруг нее как бы затвердел. Напротив сидел отец, отупевший и закостенелый. Что общего между ними – им и ею? Ни общих сердечных порывов, ни совместных дерзновенных помыслов. Разве что воспоминания о Мили, не более… Только он уже задолго до ее смерти мумифицировался.

Луиза принесла салат.

– Вы его не досолили. В следующий раз…

– Нет-нет, мадемуазель, я все сделала аккуратно! – залепетала Луиза.

«Луиза меня боится, отец меня боится, меня Марк боится… Почему? Потому, что я знаю, чего хочу? Сколько же бесхребетных-то вокруг? Они сгибаются от малейшего дуновения ветра. Даже Лоран! Может, он даже беспомощнее других. Что же мне с ним делать?»

Ее внезапно накрыло всполохом радостного озарения. Он ведь здесь, в постели! Горячий, живой, пусть больной и невыносимый, но милый и необузданный… Она рассеяно накладывала себе салат, один листик упал на скатерть. И когда убирала его назад в салатницу, услыхала шепот Луизы:

– Мадемуазель, посмотрите!

Анн подняла глаза и увидела Лорана, прислонившегося спиной к дверному косяку. На нем были брюки и темно-зеленый пуловер с отложным воротом. Ноги босы, взгляд блуждал где-то вдалеке.

Она спросила чуть слышно:

– Зачем вы встали?

На «вы» она обратилась к нему инстинктивно – из-за отца и Луизы… Проявление собственного малодушия возмутило ее, но она нашла в себе силы сдержаться.

– Нельзя ли выпить чего-нибудь горячего? – попросил Лоран.

– Я приносила вам бульон, но вы спали, – сказала Анн.

– Могу я присесть здесь, с вами?

Он показывал на стул возле двери.

– Это не вполне то, что вам нужно, – ответила Анн.

– Мне надоело лежать.

– Присаживайтесь, – вставил свое слово Пьер.

И, поднявшись, подвинул к столу еще одно кресло. Получилось, что Лоран устроился между ними. Луиза поставила еще один прибор. Анн принесла из соседней комнаты покрывало и укутала Лорану ноги. Пьер предложил ему вина.

– Спасибо, не буду, – отказался Лоран.

И с аппетитом смел все, что ему предложили.

– Ну сегодня вид у вас получше, чем вчера, – сказал ему Пьер.

Анн растерялась. Отец показался ей излишне любезным, хоть и знал, что она не переносила демонстративных проявлений настроения. Она чувствовала, что внутренне Лоран напряжен, это мучило ее. А Луиза – что это она вздумала торчать здесь пеньком? Убиралась бы к себе на кухню. Все четверо словно разыгрывали сценку из водевиля. Анн попробовала что-нибудь сказать, но собственный голос не повиновался ей. Ей удалось взять себя в руки лишь после того, как заговорил Лоран:

– Что-то у меня голова закружилась. Это от лекарств, наверное. Пойду прилягу. – Она проводила его до самой комнаты. – А вот еда пошла мне на пользу, – добавил он.

В издательство Анн ушла встревоженной и обрадованной. Всю оставшуюся часть дня в толчее повседневных хлопот ее не покидала мысль о двух мужчинах, застрявших в ее жизни. Лоране и отце. Вечером, вернувшись домой, она увидела в гостиной Лорана, растянувшегося на канапе с подушкой под головой. Пьер сидел рядом с планом старого Парижа на коленях, и что-то ему объяснял.

– Я посоветовал ему перебраться сюда. Тут как никак веселее, чем в его каморке. Ты чаю не хочешь, Анн? Думаю, там еще осталось.

На круглом столике она увидела две чашки и поняла, что нарушила дружескую посиделку.

– Нет, спасибо, – отказалась она, натянув на лицо некое подобие улыбки.

На кухне она с раздражением плеснула себе в стакан белого вина. Луиза, чистившая столовое серебро, поинтересовалась:

– Вечером-то как мне быть, мадемуазель? Отнести ужин вашему постояльцу в комнату или накрывать три прибора?

– Накрывайте стол на троих, – равнодушно ответила Анн. И со стаканом в руках вернулась в гостиную.

– Ага! – воскликнул Лоран. – Анн и белое вино! Что ты в нем находишь?

Он впервые обратился к ней на «ты» перед отцом. Она почувствовала краску на щеках. Пьер складывал карту Парижа и на миг замер. На его простодушном лице отчетливо читалось удивление. Анн замешкалась всего на секунду, а затем с некоторой яростью бросилась спасать положение:

– А ты, Лоран, как можешь ты постоянно пить одну лишь воду? – парировала она. – Тоскливо, пошло и убого. Да если бы ты выпивал понемногу вина, выздоровел бы в два раза быстрее.

Смущение Пьера исчезло, и он дружески улыбнулся. «Молодежь, – должно быть, говорил он самому себе, – обращается друг к другу на „ты“ с первого знакомства».

– Но я же не водохлеб, Анн! – запротестовал он. – Где мой стакан, ты забыла про меня?

– А я подумала, после чая ты не сможешь ничего больше пить, – ответила она, смеясь.

И принесла ему стакан вина. Пьер, не спеша потягивая его, объяснял:

– Я тут рассказывал Лорану, как изменялся наш квартал после XIV века…

Анн покачала головой – вот он уже и называет его Лораном. Она удивлялась той легкости, с которой в последнее время в ее жизни происходили всяческие перемены. И при этом отдельные их частички, как в паззле, идеально подходили друг к другу. В чем же и где ловушка?

Пьер внимательно просматривал каждую страницу принесенной ею «Франс-Суар»

– Вечером по телевизору кое-что интересное, – сообщил он. – «Пыль в глаза» Лябиша. Великолепный состав исполнителей!

Анн бросила взгляд на Лорана – хулителя телевидения – и нарочито оживленно поинтересовалась:

– Это интересно. А в котором часу?

– В половине девятого, – отозвался Пьер.

– Тогда нужно быстрее ужинать!

Луиза убежала, и Анн пришлось самой накрывать на стол. Все расселись вокруг супницы, словно восстановленная семья. Поднимаясь и опускаясь над тарелками, ложки исполняли партии домашнего балета. На второе было холодное мясо и салат. Лоран сметал все с неподдельным удовольствием, каждый ломтик ростбифа покрывал густым слоем горчицы. Глаза его заблестели. Он поднес к губам стакан с водой и то, как он пил – жадными большими глотками, – взволновало ее, а когда он отламывал куски хлеба, Анн подумала о ласках.

Отдохнув, Пьер включил телевизор. Анн пристроилась рядом с отцом, в кресле. Лоран, еще не полностью оправившийся от слабости, прилег на канапе. Началась пьеса.

Каждую забавную реплику Лоран сопровождал взрывом хохота. Пьер вторил ему эхом, лишь чуточку тише. Анн не верила своим ушам. Как же мало нужно, чтобы развеселить одного и другого… Ей страстно захотелось снова взять в руки вышивание. Да так, что даже зачесались кончики пальцев. На экране суетились Ратинуа и его супруга, снимая перед приходом гостей с мебели чехлы: «За пианино, быстро. Играй гаммы!» – кричал Ратинуа. Потеряв терпение, Анн поднялась и вернулась с корзиной для рукоделия. Сделав несколько стежков, она почувствовала внутреннее облегчение. Время от времени с нежной иронией посматривала она на Лорана. Иглой она орудовала степенно и в тоже время осторожно, словно вершила на пяльцах собственную судьбу.

На заключительной фразе комедии Анн подумала, что закончилось лишь первое действие. «За стол! – распорядился Ратинуа. – Руку дамам!» И под звуки ритурнеля ярко разряженная толпа героев пьесы ринулась в гостиную. Дальнейшая программа интереса не представляла, и Пьер выключил телевизор.

Все разбрелись по своим комнатам. Сидя на кровати, Анн рассеянно листала гранки книги, которую «Гастель» предполагало выпустить в следующем месяце. Ей казалось, что за минувший день она прожила целую жизнь. Из дальнего конца коридора ее словно магнит тянул к себе Лоран. Должно быть, спит, утомившись, но через несколько дней совсем поправится. Выключив ночник в изголовье, она услышала, как осторожно приоткрылась дверь ее комнаты.

– Ты сумасшедший, Лоран! – прошептала она.

– Нет, – скромно отозвался он. – Просто мне хочется спать рядом с тобой.

Она подвинулась, освобождая ему место.