За иллюминатором проносилась нескончаемая груда непроницаемых серых облаков. Вжавшейся затылком в спинку кресла Анн казалось, что едва они оторвались от земли, она тут же утратила связь с реальностью. Все вокруг было ненастоящим – от воздуха, которым она дышала, до собственной персоны. Вырвавшись из привычной череды сменяющих друг друга дней, перемещаясь в неосязаемом пространстве, она повернулась спиной к тому, кто до сих пор составлял смысл ее существования.

В соседнем кресле мсье Куртуа листал иллюстрированный журнал. На высоте в несколько тысяч метров Анн почувствовала всю абсурдность соседства с человеком, который для нее ровным счетом ничего не значил, а в то же время в далекой комнатке, которую она же и превратила в пустыню, не находил себе места от обиды и злости Лоран. Он не простил Анн ее отъезда. В ночь накануне он занимался с ней любовью с каким-то неистовством, зло и раздраженно, словно, лежа на ней, мстил самому себе за то желание, которое она в нем вызывала. Казалось, ничего не интересовало его, кроме физического удовольствия. Он был не способен ни на одно из чувств, кроме ревности и жажды обладания. Все его существование вертелось вокруг необходимости касаться и обожать. Утром он умолял Анн позвонить ему сразу же по прилету в Болонью. Ребячество какое-то! Нет, она не уступит. Нужно его приучить обходиться без нее, хотя бы время от времени. Иначе жизнь станет невыносимой в этих тесных путах, связавших их обоих.

Мсье Куртуа отложил глянцевое издание, которое только что перелистывал, открыл свою деловую папку, извлек из нее стопку листов, испещренных текстом.

– Я вам не говорил, что получил официальное заключение экспертизы? – спросил он своим хрипловатым голосом. – Так вот, по их мнению, речь и в самом деле идет о коротком замыкании.

Самолет затрясло, он провалился в воздушную яму. Динамики прохрипели, что только что перевалили через первую гряду Альп.

Луиза принесла следующее блюдо. Пьер отказался, помотав головой. То же самое сделал и Лоран. Сидя друг против друга перед пустыми тарелками, ни тот ни другой не испытывали ни малейшего желания есть, и уж тем более – говорить. Поглощенный собственными мыслями, Пьер смотрел на того, другого, как на жертву кораблекрушения, бившуюся от него не далее чем в двух гребках, еле видную в облаках пара. Этот молчаливый соратник по невзгодам не вызывал в нем ни симпатии, ни антипатии. Все, что не составляло его собственное горе, было ему совершенно безразлично. Зазвонил телефон. Они одновременно вздрогнули. Пьер тут же подумал – Элен Редан! Боль была столь остра, словно в сердце вонзился наконечник копья. Со времени той чудовищной сцены разрыва он жил в постоянном страхе перед тем, что эта женщина так его не оставит. Что же ей отвечать в отсутствие Анн? Лучше бы ему умереть – это его единственная надежная защита. В то же время с другой стороны стола, словно из катапульты, выскочил Лоран. Для него звонок не означал угрозу, а давал надежду. Отъезд Анн два дня тому назад добил его. Он не выходил из квартиры в ожидании вызова телефонистки. Лоран сорвал трубку с аппарата, но ожившее было лицо его потухло и затвердело.

– Даю его вам.

Пьер прошептал в полной растерянности:

– Кто это?

– Не знаю, – огрызнулся Лоран.

И Пьер вынужден был подняться. Ноги его стали ватными, он испуганно принял трубку и поднес ее к уху, будто гранату. Вот-вот все взорвется. И его голова, и весь дом, всё. Но разве не этого ему и хотелось? Услышать голос Элен и тотчас же умереть.

– Алло, это ты, Пьер?

Он едва не рухнул на пол, узнав голос Клардье. Его приглашали на партию бриджа.

Подавленный собственной слабостью, он сначала пробормотал что-то о готовности, затем пожаловался на недомогание и закончил тем, что окончательно запутался в извинениях. Возвращая трубку на законное место, он, казалось, освободился от непомерного страха. Жизнь приобретала прежнее спокойное содержание, без смысла и без надежды. Всем своим существом он снова мог отдаться неотвратимому потоку серых, уходящих в небытие дней. Пьер вернулся к столу. Луиза принесла десерт. Лоран сообщил:

– Сегодня вечером я ухожу к себе, на шестой этаж. К ужину меня не ждите.

– А… если позвонит Анн? – спросил Пьер.

– Она не позвонит.