В ту ночь небо было усеяно яркими звездами, воздух замер в неподвижности. Мороз сковал все движения. Таинственным привидением высился надо льдом силуэт парохода, простершего в небо обледеневшие мачты. Тот, кто осмеливался показаться с открытым лицом на палубе, чувствовал, как слипались у него губы и тяжелели ресницы от невидимой водяной пыли.

В трюмной столовой две партии сражались в домино. Торба играл с Соломиным в шахматы. Стол был освещен электрическими лампочками, но светили они, словно коптилки, в углах комнаты оседала темень, и оттуда тянуло сыростью и холодом. Раскаленная докрасна железная печь нагревала воздух вокруг стола. Место возле печки заняли шахматисты. Партия в шахматы равнялась по времени трем партиям в домино. Кто раньше окончит, тому достанется «залежка», как называли самое теплое место на пароходе.

Степа протестовал против условия, по которому одна партия в шахматы была приравнена к трем партиям в домино.

- Они, - кивал он головой на шахматистов, - не так интересуются выиграть партию, как поскорее окончить ее… Надо установить: партия за партию.

- Верно, - поддержал Степу Вершемет. - Довольно нам голову морочить.

- Обратитесь к Павлюку, - смеясь, ответил механик, - это его обязанность нас рассудить. Он же был председателем товарищеского суда.

- Да… к Павлюку, - недовольно бурчал Котовай, - а где он? Понесло же его в такой мороз на палубу…

- Это не наше дело. Мы тут ни при чем, - насмешливо отвечал Соломин, радуясь тому, что взял у Торбы слоном коня.

- Мм… - замычал механик, но тут же, по недосмотру Соломина, сбил его ферзя и уже бодрее продолжал: - Что за чудак этот Павлюк! В таком холодище сидеть наверху, в нетопленной каюте…

Степа, собравшись положить дубль-шесть, задержал его в руке и задумался, услыхав слова механика.

- Степа, шесть у тебя? - спрашивал Котовай.

- Что? Шесть?.. Ну да, вот.

Степа вспомнил, как он наскочил на Павлюка в радиорубке и как тот не ответил ему на вопрос, что он там делал.

- Но он молодец, ребята, - похвалил Павлюка Вершемет. - Я спрашивал его, почему он не возьмет туда маленькую печку, чтобы хоть изредка протопить. Говорит - неудобно, топлива у нас очень мало. Замерзает парень, а держится.

Кар положил на стол дубль-четыре и обратился к Торбе:

- Андрей Васильевич, выдайте Павлюку пудов десять-пятнадцать угля, а то действительно замерзнет.

Торба посмотрел на Кара и поморщился. Ему жаль было угля. Но, не возражая, ответил:

- Хорошо.

Открылась коридорная дверь, и в облаке пара вошел одетый в меха гидролог.

- Почему, друзья, томитесь здесь? - спросил он, подходя к столу. - На палубе прекрасный воздух, а главное, чудесное небо… Товарищ капитан, вот-вот взойдет луна, и можно было бы определить наше местонахождение. А вы, физкультурники, у вас лыжи уже приготовлены? Неужели мороза испугались?

- Ура! - крикнул Степа, подпрыгивая на стуле. - Мы сейчас на лыжи - и вокруг парохода. Бросайте это осточертевшее домино!

Остальные моряки тоже охотно откликнулись на призыв Запары.

Кар, спросив, что делается па дворе, согласился с предложением гидролога. Он велел всем хорошо одеться и, взяв лыжи, выходить из помещения. Пока одевались, готовили лыжи и договаривались, кому остаться присматривать за печкой, прошел почти час. Когда, наконец, вышли на палубу, из-за горизонта на небосклон уже выплывала луна, блестящая, как начищенный самовар. В лунном свете побледнели звезды и протянулись от мачт длинные тени. Услыхав голос и смех, вышел из своей каюты Павлюк. Его приветствовали возгласами:

- Ура полярному «пустыннику»!

- Павлюк, не мечтаешь ли ты стать Робинзоном?

Вершемет подскочил к кочегару, обнял его за плечи и сказал:

- Порадую тебя, друг. Общими усилиями выхлопотали тебе четверть тонны угля.

Охотник позвал Торбу, чтобы тот подтвердил эту новость.

Павлюк поблагодарил товарищей и, схватив свои лыжи, присоединился к ним. Этот богатырь всегда был компанейским парнем. Правда, любил иногда почудить, как это казалось кое-кому из моряков. Таким чудачеством все считали и его теперешнее постоянное пребывание на палубе и в радио- рубке. Лишь у Степы шевелилось какое-то неясное подозрение, что это не обычное чудачество. Юнга любил Павлюка, но ему не нравилась таинственность, которая, - он это полусознательно чувствовал, - окружала кочегара.

- Степа! - крикнул ему Павлюк, сбегая с палубы на лед. - Айда наперегонки! Кто быстрее вокруг парохода…

- Есть! - ответил Степа, подбегая к нему, и крикнул товарищам: - За нами, ребята!

Сухой, смерзшийся снег зашуршал под лыжами. Это была первая массовая лыжная прогулка. Большинство участников, не привыкших ходить на лыжах, падали на снег под громкий смех товарищей.

Кар предложил организованное соревнование. Участники бега должны разделиться па три партии, по их уменью холить на лыжах. Для каждой партии было установлено по три премии: пачка папирос, килограмм сухарей и коробка шпротов. Каждая партия состоит из четырех человек. В первую вошли лучшие лыжники: Павлюк, Степа, Вершемет и сам Кар.

- Отто Рудольфович, - предложил Торба, включенный в более слабую партию, - переходите лучше к нам. С ними без премии останетесь.

Но Кар лишь загадочно засмеялся и свистнул, дав знак начинать бег.

Все пустились бежать.

Несмотря на жгучий мороз, лыжники разогрелись. Нужно было трижды обежать вокруг «Лахтака».

Вершемет был уверен, что придет к финишу первым. Он не очень напрягался. Но вот Степа стал его опережать. Пройдя от носа до кормы, юнга на полголовы вышел вперед. Вершемета это не беспокоило. Он не напрягал усилий, считая, что на последнем кругу все равно опередит его. Но через несколько минут его спокойствие было нарушено. На втором кругу его и Степу обошел Павлюк. Вершемет рванулся вперед, чтобы не дать Павлюку намного опередить его. Но Павлюк шел уже на целую лыжу впереди охотника. Как раз в этот момент они обгоняли третью партию, только что закончившую первый круг. Торба, задев лыжей за выступ льдины, полетел вверх тормашками и, растянувшись, преградил путь Вершемету и Степе. Вершемет замедлил бег и обошел механика. Степа же, как квалифицированный спортсмен, воспользовался небольшим уклоном, нажал на носки и, подпрыгнув, перескочил через Торбу. Тем самым он на голову опередил Павлюка. Вершемет приложил псе усилия, чтобы обогнать передних лыжников. Он приблизился к ним на несколько сантиметров, но догнать не мог. Охотник не оглядывался назад и не знал, что почти рядом с ним шел Кар. Но вот на последнем кругу охотника опередил новый лыжник, и Вершемет увидел спину штурмана. Кар на последнем полукруге поравнялся с Павлюком и в нескольких метрах от финиша уже летел на целую лыжу впереди Степы.

- Сто-о-о-оп! - крикнул Торба. - Ура капитану, ура!

Кар вышел победителем в соревновании. Это поразило всех, так как никто не знал Кара как лыжника. Правда, Вершемет ссылался на недостойный поступок Торбы, но Степа, пришедший к финишу вторым, парировал довод охотника, напомнив о своем прыжке.

Не получили премий ни Вершемет, ни Торба, ни Запара. Пока Вершемет спорил с Торбой и Степой, Кар и Запара, отвязав лыжи, взошли на капитанский мостик, чтобы взять инструменты и определить координаты.

Но вдруг все вздрогнули от громкого крика Степы:

- Берег! Земля, земля!

Все обернулись к юноше. Он смотрел на северо-запад. Там, приблизительно в полумиле от парохода, луна, поднявшаяся выше, осветила черные отвесные скалы на фоне покрытых снегом холмов.