Глава I

ЗАЖИВОПОГРЕБЕННЫЕ

Покой и тишина царят здесь. Во время самых сильных штормов, когда на поверхности моря клокочут пенистые волны, а ветер заносит чаек на сотни километров от берегов, когда бушующая стихия ломает стальные корабли, как детские игрушки, здесь так же спокойно и тихо, как всегда. Вода не шелохнется.

Глубина восемьдесят пять метров: густые сумерки, почти темнота даже в те часы, когда на ясном небе солнце стоит в зените. На каменистом грунте растут маленькие кустики иссиня-стальных и красных водорослей. Не всякая рыба заплывает на такую глубину. Это еще не океанские глубины в тысячи метров, где давление достигает сотен атмосфер, доступные лишь для батисфер и гидростатов, но это уже по ту сторону глубинного порога, смертельно опасного для человека.

На этой глубине можно натолкнуться на потонувшие пароходы и корабли, редко тревожимые водолазами. Некоторые из них лежат здесь много десятков лет, и кто знает, сколько они еще пролежат, пока подъем их станет легким делом.

Приблизительно в ста километрах от Лебединого острова на глубине восьмидесяти пяти метров лежал странной формы корабль, без мачт, но с выступом, похожим на капитанский мостик, с двумя маленькими пушками и низенькими поручнями вокруг палубы. Опытный глаз моряка или водолаза узнал бы в этом корабле подводную лодку. И хотя не диво встретить на такой глубине современный «Наутилус», но поведение этой лодки удивило бы наблюдателя. Долгое время она лежала без движения. Из прогнутого борта тоненькой струйкой всплывала вверх нефть, руль глубины был странно изогнут. А главное, в лодке не слышно было никаких признаков жизни, как будто экипаж вымер или притаился, опасаясь надводных судоразведчиков с чувствительнейшими гидрофонами.

Впрочем, если бы водолаз опустился сюда и припал ухом к стенке затопленной боевой рубки, он услышал бы за этой стенкой между рубкой и центральным постом управления неясный шелест.

К сожалению, водолазов вокруг не было видно.

А за стенкой в маленькой каюте, расположенной в центральной части подводного корабля, слышался тихий разговор. Если бы каюту осветили лучом сильного прожектора, можно было бы увидеть на койке забинтованного человека в морской форме, с выражением ужаса и отчаяния в глазах, а рядом с ним на стуле — светловолосую девушку лет семнадцати с миндалевидными зелеными глазами, в которых светились мужество и напряженная мысль.

Девушка была Люда Ананьева, а на койке лежал раненный зверем пират, помощник Анча, брошенный на произвол судьбы своим начальником. Прошло уже много времени с момента, когда подводная лодка окончательно остановилась, а ее командир вместе с Анчем, воспользовавшись масками, выбросились на поверхность, затопив для этого боевую рубку.

В течение первого часа своего вынужденного свидания наедине Люда и пират молчали. Телефон в центральном посту долго звонил и наконец умолк. Девушка не вышла туда, а раненый не мог этого сделать, если бы и захотел. Впрочем, возможно, что в отчаянии он вообще ничего не слышал. Обоим было ясно, что их вместе с обитателями других помещений корабля оставили умирать на морской глубине. Никто не придет к ним на помощь, о них даже никто никому не сообщит. Два трупа в центральном посту управления свидетельствовали о том, что командир лодки и шпион заботились лишь о себе и теперь они сохранят тайну плавания и гибели подводного корабля.

Люда обдумывала положение. Из разговора пирата и шпиона перед бегством она узнала о глубине, на которой лежит лодка, и поняла, что выбраться отсюда без специальных приспособлений или посторонней помощи невозможно. Лодка погибла, но часть ее экипажа жива и ждет смерти. Вряд ли эти люди согласны умереть ради того, чтобы сохранить свою тайну. Но они знакомы с подобными случаями аварий подводных лодок и способами их спасения на этих глубинах. Она хотела поговорить, спросить, что можно придумать в таком положении.

— Послушайте, как вас называть? — обратилась она к своему раненому соседу.

— Антон, — послышался голос после короткого молчания.

— Скажите, какие есть способы спастись с такой глубины?

— В нашем распоряжении — никаких… Если бы тем двоим, что выбросились из лодки, удалось спастись, они могли бы сообщить о нас. Но даже в таком случае вряд ли водолазам удастся поднять нас с этой глубины.

— Разве это невозможно?

— Фактически почти нет.

— Вы говорите «почти»…

— На такую глубину водолазы спускаются, но для этого требуется очень много времени. Допустим, что нас найдут и лодку поднимут. Но пока закончатся подъемные работы, мы все погибнем без воздуха.

— Выходит, положение не так уж безнадежно. Если бы нам удалось сообщить о себе, я уверена, что эпроновцы спасли бы нас.

— Разве вот ваши эпроновцы… Но ни один из тех, кто спасся, не захочет вызывать на помощь советских водолазов.

— Я слышала разговор про аварийный буй. Если я правильно поняла, его можно выбросить на поверхность и подать о себе весть.

Раненый зашевелился. Девушка зажгла в нем искру надежды.

— Да, да… Если мы выкинем буй… Если его немедленно найдут и передадут эпроновцам… Мы проживем еще три — четыре дня.

Светлое пятно, едва видневшееся на том месте, где горела лампочка, совсем погасло. Каюта погрузилась в темноту. Люда потеряла последний ориентир и теперь могла двигаться только на ощупь.

— Нам нужен свет, — сказала девушка.

— У меня есть спички, — ответил Антон, — но каждая зажженная спичка уменьшает запас кислорода.

— Неужели здесь нет электрического фонарика?

— Попробуйте найти старшего офицера и обыщите его карманы — у него должен быть фонарик.

Люда вспомнила, что труп старшего офицера лежал на ступеньках между каютой и центральным постом управления. В одном из его карманов Люда действительно нашла электрический фонарик, похожий на трубку. Зажгла, осмотрела убитого и вернулась к столику. Теперь можно было пользоваться фонариком.

— Экономьте батарею, — сказал Антон.

— Знаю, — ответила девушка и погасила фонарик. — Что же дальше?

— Напишите записку, которую надо положить в буй.

Девушка нашла в столике бумагу, автоматическую ручку, поставила возле себя фонарик и начала писать.

— Как называется эта подводная лодка?

Антон молчал.

— Вы хотите, чтобы вас спасли эпроновцы, и отказываетесь назвать свой корабль?

— Пишите — пиратская подводная лодка, — глухо ответил раненый, — а там уж они сами разберут.

— Хорошо. Как определить, где мы находимся?

Снова наступило молчание.

— Буй можно пустить плыть, а можно оставить на привязи, — ответил Антон. — В первом случае точно определяют местонахождение подводной лодки, а во втором буй сам показывает это место, если его не сорвет ветром и волнами (он очень чувствителен к ветру). Если мы далеко от морских путей, то буй на привязи может оставаться незамеченным бесконечно долго.

— Но мы же не знаем, где мы!

— Выпустим привязной буй.

Больше Люда ничего не спрашивала. Она писала быстро, не задумываясь, и через несколько минут прочла раненому:

Борт пиратской подводной лодки. Лодка затонула на глубине восемьдесят пять метров. Командир лодки и шпион Анч выбросились на поверхность, застрелив перед тем старшего офицера и рулевого. Осталась в каюте возле центрального поста управления с одним раненым. В лодке есть люди, но связь с ними прервана. Электричество погасло, пользуюсь фонарем. Запас воздуха ограничен. Ждем помощи эпроновцев.

Конца она раненому не прочла. Там было следующее:

Пираты захватили меня в плен в бухте Лебединого острова вместе с Марком Завирюхой и Зорей Находкой. Допрашивали о торианитовых разработках, местонахождении военных кораблей, «Буревестнике» и др. Марко подвергся пытке. Он и Зоря погибли как герои. Раненый пират знает русский язык и называет себя Антоном.

Если нас не спасут, известите о моей смерти отца, профессора Ананьева, находящегося на Лебедином острове.

Люда Ананьева.

По указаниям раненого Люда пошла в центральный пост управления, чтобы найти там буй и шахту, по которой его выбрасывают на поверхность моря. Нашла узкий полосатый цилиндр длиною в полтора метра. Верхняя часть его представляла собою трубчатый стержень с двумя намотанными на нем флагами, означавшими: «Терпим аварию, необходима немедленная помощь». В верхней части этого цилиндра легко вывинчивалась головка, и оттуда вынималась алюминиевая трубка, в которую можно было вложить записку. Дно цилиндра заканчивалось кольцом-ушком, к которому был крепко привязан тросик. Этим тросиком буй соединялся с подводной лодкой. Он, так сказать, служил якорным канатом.

Девушка разыскала и шахту для выбрасывания цилиндра. Ей только раз пришлось вернуться в каюту и спросить раненого, как открыть горловину шахты. Оказалось, что это очень легко. Сперва отвинчиваются зажимы внутреннего клапана, клапан поднимается, и буй вставляется внутрь, затем клапан снова задраивается, и поворотом рычага в шахту впускается заряд сжатого воздуха. Воздух преодолевает давление воды на внешний клапан, и буй вылетает вверх, как торпеда.

Получив все инструкции, Люда спрятала в алюминиевую трубку записку, завинтила крышку и положила цилиндр в шахту. Потом проверила крепость троса, задраила внутренний клапан и выстрелила. Легкий шум известил ее о том, что буек вылетел из лодки. Люда представила себе, как раскрашенный цилиндр пробил водяную толщу, всплыл на поверхность и остановился, покачиваясь с боку на бок. Одновременно развернулись флаги. Теперь оставалось только, чтобы его кто-нибудь заметил. Никто не пройдет равнодушно мимо этих флагов, разве только диверсанты могли бы уничтожить аварийный буй. Но пират и шпион уже, вероятно, далеко от этого места, если они вообще счастливо выбрались на поверхность.

Мысли девушки перебил голос Антона.

— Уже? — спросил он.

— Да, выпустила.

— Только бы не прошел шторм или сильный шквал, а то буек может сорваться. Тогда даже ваши эпроновцы не смогут нас найти.

И опять наступило гнетущее ожидание. На свое счастье, обитатели лодки не знали, что через несколько часов над морем действительно пронесся шквал, сорвал их буй и понес его сначала на север, а затем на восток.

Некоторое время молчали. Потом Люда предложила измерить количество воздуха и продовольствия, которое было в их распоряжении. Центральный пост управления и обе каюты рядом с ним имели форму правильных квадратов, поэтому Люде легко было высчитать объем этих помещений. В сумме кубатура несколько превышала двадцать кубических метров. В нормальном атмосферном воздухе это означало бы наличие четырех тысяч литров кислорода. Человек потребляет в сутки пятьсот литров кислорода. При нормальном дыхании им хватило бы его на четверо суток. Но воздух в подводной лодке был уже испорчен. Недавно здесь находилось шесть человек. Кроме того, он очищался не от всей углекислоты, и можно было опасаться, что очистители вовсе перестанут работать.

По расчету Люды и раненого, они имели запаса воздуха на двое суток. Возможно, им пришлось бы впустить и сжатый воздух из баллонов. Так можно было увеличить количество кислорода, но одновременно в помещении увеличилось бы атмосферное давление. А это угрожало им гибелью от кессонной болезни.

Еды Люда нашла столько, что ее хватило бы на пять — шесть дней. Плохо было с водой. Ее оставалось только семь — восемь бутылок, и следовало экономить. Но это было нетрудно, потому что температура в подводной лодке понизилась. Машины перестали работать, и лодка постепенно охлаждалась до температуры окружающей воды, то есть примерно до девяти градусов.

Раненый пират уснул. Люда дремала, положив голову на стол. Внезапно ее разбудил телефонный звонок. Люда встала и, подсвечивая фонариком, прошла к телефону, осторожно переступив через трупы офицера и рулевого.

 

Глава II

НОВЫЙ ШКИПЕР

«Буревестник» оставил Соколиную бухту на рассвете. Никто не провожал эсминец, но люди рыбачьего поселка были полны благодарности командиру и краснофлотцам. Накануне краснофлотцы весь день были в гостях у рыбаков. Бесчисленное количество раз герои событий — Марко, Зоря, Левко, Андрий и военные моряки — рассказывали о своих приключениях. Слушателям все казалось мало — они снова и снова засыпали рассказчиков вопросами. Но больше всех слушал, расспрашивал и рассказывал маленький Грицко. Он считал себя главным героем.

— Если бы я не узнал Зорю и не сказал про нее дедушке и маме, все бы пропали, — уверял он.

И теперь, когда корабль вышел в море, поворачивая навстречу солнцу, вахтенный командир ласково улыбнулся, вспоминая Грицка.

«Буревестник» шел ускоренным ходом. В топках догорали последние запасы угля. Трофимов спешил доставить в лузанскую больницу Стаха Очерета и сдать Анча, которого уже с острова сопровождали представители следственных органов.

Утреннее солнце с легким ветерком и низкой волной встретило эсминец уже в открытом море, далеко от острова.

С восходом солнца проснулся на «Колумбе» Андрий Камбала. Эту ночь он провел на шхуне в одиночестве. Марко спал дома, на маяке, Левко — в выселке, в домике своих родителей. Раненый шкипер лежал на эсминце, в корабельном лазарете. Рулевой вечером вернулся на шхуну, переспал ночь и теперь думал о том, что зря стоять нечего, а надо готовиться в дорогу в Лузаны, сдать там рыбу, которая и так перестояла, и отремонтировать мачту.

Андрий посмотрел на берег и увидел, что к пристани с разных сторон, освещенные утренним солнцем, спускаются три фигуры. Он взял бинокль и стал рассматривать их. В первой фигуре он узнал Марка. Тот шел с маяка, верно недоспав ночь, — спешил на шхуну. Вторым был Левко. Моторист, так же как и юнга, помнил свои обязанности. Третью фигуру Андрий не мог узнать, разобрал только, что это девочка.

«Кого же это так рано несет?» — спрашивал себя рулевой и, только когда все трое сошли на пристань, узнал в девочке Зорю Находку. Через несколько минут рыбаки и девочка были на шхуне.

Когда шкипера на судне не бывало, его обычно заменял Левко. Рулевой и юнга ждали его приказаний. Моторист прошелся по палубе, осмотрел рубку, где уже были замыты следы крови, сломанную мачту, мотор, поднял несколько рыб, понюхал, бросил обратно и обратился к товарищам:

— Доктор сказал, что наш шкипер может вернуться на шхуну не раньше зимы. Через неделю или две Марко едет в город сдавать испытания в техникум. Там он, верно, и останется… Надо подумать о наборе новой команды на «Колумб».

— Никуда я теперь не поеду, — быстро проговорил юнга.

— Почему?

— Не хочу я вас теперь бросать, — волнуясь, отвечал юноша. — Мне жаль наш старый «Колумб». Я побуду здесь, пока дядя Стах выйдет из больницы, пока поставим новую мачту на шхуне, пока… — голос его стал тише, и речь замедлилась, — пока водолазы обыщут дно моря, поднимут пиратскую лодку, найдут Люду и мы похороним ее. Только тогда я поеду учиться… Зимой и весной будут еще очередные наборы моряков в техникум.

Все молчали. Левко и Андрий были взволнованы. Моторист, казалось, что-то обдумывал.

— Что мы ему скажем? — спросил он наконец у рулевого.

— Пусть остается, — ответил Андрий и обнял Марка.

— Хорошо, — коротко, по-деловому промолвил Левко. — Ты согласен и я согласен — значит, единогласное одобрение всего экипажа. Теперь у меня есть предложение: пока наш дядька Стах в больнице, давайте справляться на шхуне втроем. Согласны?

— Согласны! — ответили его товарищи.

— Но нам нужен временный шкипер. Я предлагаю избрать одного из нас шкипером, а потом подадим в Рыбтрест на утверждение.

— Левка, — сказал юнга.

— Нет, — перебил его моторист, — предлагаю избрать шкипером того из нас, кто проявил наибольшую отвагу и находчивость в борьбе с врагами.

— Нет, нет, только не меня! — сказал почти сердито Андрий.

Настроение у всех было серьезное, но никто не мог удержаться от улыбки, и сам рулевой, прикрыв ладонью рот, лукаво усмехнулся.

— Значит, голосуем, — сказал Левко, поняв шутку рулевого. — Шкипером «Колумба» — Марка Завирюху.

Марко решительно доказывал, что шкипером должен быть Левко, а он будет работать мотористом. Когда против этого предложения выступили рулевой и моторист, юнга заявил, что команда неполная и два человека не могут выбирать одного.

— Можно мне вас попросить? — обратилась к рыбакам Зоря, сидевшая до тех пор молча.

— Слушаем, Зоренька, — обернулся к ней Левко.

— Теперь вас трое на шхуне. Один будет шкипером, другой — рулевым, третий — мотористом. А я прошу, чтобы вы меня взяли к себе юнгой. Я умею варить, убирать, управлять лодкой, перебирать рыбу, а всему остальному научусь.

Произнеся эту большую для нее речь, девочка замолчала.

Рыбаки ласково смотрели на нее.

— Я не против, — первым отозвался Андрий.

— Молодец, Зоря! — воскликнул Марко.

Левко радостно выразил согласие и торжественно объявил, что с сегодняшнего дня Зоря зачисляется юнгой на шхуну «Колумб».

— Экипаж в полном составе, — прибавил рулевой. — Так давайте теперь выбирать шкипера. Зоря, ты за кого: за Левка или за Марка?

— За Марка, — ответила девочка.

— Вот молодец! — сказал Левко и повернулся к Марку: — Абсолютное большинство команды просит тебя взять на себя обязанности шкипера.

Марко должен был согласиться.

— Товарищи, я благодарю вас за доверие и обещаю его оправдать. А сейчас давайте сниматься с якоря. Рулевой — поднять якорь и развернуть шхуну! Юнга — помочь рулевому! Моторист — включить на малый ход!

Через десять минут «Колумб» покинул Соколиную бухту. Шхуна шла под мотором и парусом, прикрепленным к сломанной мачте. Все принялись за свою работу.

Юнга готовил возле рубки завтрак. Юный шкипер стоял на носу шхуны, смотрел в морскую даль, дышал свежим холодным воздухом и думал о пережитых днях борьбы.

 

Глава III

МАЛЕНЬКИЙ ГОНЕЦ

На Торианитовом холме работа не прекращалась ни на минуту. За несколько дней профессор Ананьев постарел, голова его стала почти белой. Он ходил сгорбившись, опираясь на палку, но так же, как и раньше, продолжал руководить геологоразведочными работами. Особенное внимание он уделял химической лаборатории, оборудованной в маленьком деревянном бараке. Там уже был получен первый гелий, сохранявшийся в металлических и стеклянных баллонах.

Ценное оборудование, закупленное за границей, погибло вместе с «Антопулосом» на дне моря, но на Лебедином острове было получено сообщение, что один из советских заводов принял заказ на изготовление установки и обещал выполнить его в рекордный срок. Одновременно Геологический комитет настаивал на ускорении темпов разведывательных работ и обещал в ближайшее время прислать на остров новую партию исследователей вместе с профессором Китаевым. На Торианитовом холме готовились к приему новых работников. Ставили палатки, строили зимние помещения и, по проекту профессора Ананьева, налаживали кустарное производство гелия.

В этот день Ананьев с рассвета обходил разработки, давал указания, знакомился с последними результатами работ.

Накануне окончательно подтвердилась весть о гибели его дочери вместе с пиратской подводной лодкой. Профессор видел Марка и Зорю Находку и выслушал их рассказ о Люде. По его просьбе капитан-лейтенант Трофимов устроил ему свидание с Анчем, но шпион отказался отвечать на вопросы. Так и ушел от него профессор, ничего не узнав о последних минутах своей дочери.

Командование эсминца, рыбаки, рабочие торианитовых разработок разделяли его горе, но профессор замкнулся в себе и, казалось, весь отдался работе. Его молодые друзья старались не оставлять профессора долго в одиночестве. Всю ночь незаметно для Ананьева у его палатки дежурили. Но никто не услышал оттуда ни одного стона, только до утра там горел свет, а когда Ананьев вышел из палатки, на его лице появилось несколько новых морщин.

Около полудня профессор взошел на высокий холм и окинул взглядом окрестности — остров, море, пролив и поля на материке, за проливом. Потом зорко осмотрел местность вокруг холма и вспомнил, как проводил здесь с дочерью первые изыскания и как однажды, в такой же день, они заметили вдали человека с фотоаппаратом. Профессор тяжело вздохнул и посмотрел в сторону выселка. По тропинке, соединявшей выселок с торианитовыми разработками, кто-то бежал. Не один, а трое. Какой-то малыш опередил остальных, очевидно взрослых, и, как белый клубок, катился к холму. Двое взрослых далеко отстали от малыша, но тоже бежали.

«Что случилось?» — подумал профессор. Он указал на мальчика одному из рабочих.

— Куда же это он удирает? — поинтересовался рабочий. — Напрямик сюда бежит.

Действительно, в одном месте, где тропка огибала мелкую лужицу, мальчонка, чтобы сократить путь, бросился прямо через эту лужицу, не жалея штанов и разбрызгивая на ходу воду и грязь.

— А-а-а, знакомый, — сказал рабочий. — Я этого мальчика знаю.

— Кто это?

— Сынок маячного смотрителя.

— Грицко?

— Он самый.

Теперь уже и профессор узнал мальчика, но ни он, ни рабочий не могли сказать, кто догонял Грицка. А Грицко уже взлетел на холм, перепрыгнул через какую-то яму и куст крапивы. Ноги у него были в ссадинах, одна штанина разорвалась, лицо пылало, глаза блестели от радости. Он подбежал к профессору и упал. Мальчик так задыхался, что не мог говорить. Ананьев наклонился, поднял малыша и крикнул:

— Воды!

— Дя-дя-дядя… — промолвил, заикаясь, мальчик. — Люда жи-жи-жива… Там несут письмо от нее…

Профессор, не выпуская мальчика, почувствовал, что у него темнеет в глазах и подкашиваются ноги. Молодой рабочий поддержал его.

 

Глава IV

ВРЕМЯ ЗАМЕДЛЯЕТ СВОЙ БЕГ

Люда сняла телефонную трубку:

— Алло!

— Попросите командира, — едва слышно прохрипел чей-то голос.

Несколько секунд девушка молчала, потом ответила:

— Командир — я.

— Кто это? Вы с ума сошли?

— Ваша пиратская лодка захвачена. Ваш командир бежал. Старший офицер погиб. Предлагаю слушать меня, представителя Советского Союза.

Ответа не было.

— Алло! Алло! — продолжала девушка. — Кто со мной говорит?

Помолчав, тот же голос ответил:

— Машинист-электрик… Старший механик потерял сознание. Нам не хватает воздуха.

— На поверхность дано сообщение об аварии подводной лодки. Вызваны на помощь эпроновцы. Какие спасательные приборы есть в вашем распоряжении?

— У нас не работает ни один механизм, кроме телефона. Мы ничего не можем сделать.

— Продумайте еще раз получше, как можно спастись до прибытия Эпрона.

— Слушаю! — прохрипел голос.

Сообщив о захвате лодки, Люда почувствовала какое-то злое удовлетворение: пусть пираты погибнут с мыслью, что их судно — в руках советских моряков.

Раненый, слышавший из каюты весь разговор, встретил Люду вопросом, серьезно ли она заявила о захвате лодки. В голосе его слышалась насмешка.

— Да, я сказала это серьезно, — ответила девушка. — Никто не может мне помешать объявить эту лодку приобретением советского флота, и сейчас я составлю об этом письмо. Вас можно считать последним представителем командования. Вы должны подписать акт о передаче мне корабля.

Первое заявление о захвате корабля Люда сделала почти машинально, но теперь она пришла к заключению, что поступит совершенно правильно, если напишет документ о захвате. Она не знала, спасут их или нет, но была уверена, что когда-нибудь этот корабль вытащат из моря и просмотрят все документы, какие сохранятся на нем. Она поставила на стол фонарь и принялась писать. Сверху пометила число, месяц, год, а дальше написала:

«Эта подводная лодка, занимавшаяся шпионско-пиратской деятельностью, затонула…»

Но почему она затонула? Девушка впервые задумалась над этим.

— Послушайте, почему затонула лодка?

— Насколько я понимаю, какое-то надводное судно атаковало ее и забросало глубинными бомбами… Лодка получила серьезные повреждения. Какие именно, я не знаю, но, очевидно, всплыть на поверхность она уже не могла.

— Хорошо.

Люда продолжала писать. Она изложила историю захвата пленных в бухте Лебединого острова, описала допросы, поведение ее товарищей, зафиксировала все, что помнила из происходивших при ней разговоров между командиром лодки, Анчем и другими пиратами. Записав все, что считала нужным, девушка сделала приписку:

«Последний представитель командования пиратской лодки, называющий себя Антоном, сдает лодку мне, представителю СССР, Людмиле Ананьевой. С этого момента захваченная лодка законно считается принадлежащей Советскому Союзу».

Люда расписалась и протянула бумагу и ручку раненому.

Антон отказывался подписывать акт, но когда девушка напомнила ему о возможности их спасения с помощью Эпрона и о последствиях, он нехотя расписался, вернее начертил на бумаге что-то очень неразборчивое.

Девушка спрятала документ и посмотрела на часы. Стрелки показывали двадцать три часа пятьдесят три минуты. Осталось семь минут до следующих суток. В центральном посту управления снова зазвонил телефон. Люда уже уверенно, почти не подсвечивая фонарем, прошла к аппарату, сняла трубку и спросила, кто звонит. Кто-то шепотом сказал, что звонят из торпедного отделения в корме лодки.

— Нас осталось только трое. — Говоривший назвал себя и своих товарищей. — Остальные в обмороке. Есть ли надежда на спасение?

Люда растерянно молчала. Она понимала, что для этих людей уже не оставалось надежды, но ничем не могла им помочь. Сдерживая волнение, ответила:

— Мы ждем советских эпроновцев.

— Кто говорит со мной?

— Командир лодки, представитель Советского Союза.

— Где наш командир?

— Ваш командир бросил вас и бежал.

Воцарилось молчание. Но говоривший, очевидно, не повесил трубку и рассказывал товарищам новости. Прошло несколько минут, и девушка услышала в телефон два револьверных выстрела. Двое пиратов, вероятно, застрелились.

Девушка вернулась в каюту, но ничего не сказала раненому о трагедии, происшедшей в торпедном отделении. Она поставила фонарь и, чтобы нарушить тоскливое молчание, спросила:

— Вы плохо себя чувствуете?

— Я боюсь, что не выдержу пребывания здесь. Я слабею… Дайте, пожалуйста, мне… В кармане моей куртки есть конверт… это письмо. Я хотел бы еще раз посмотреть на него.

Люда осветила фонарем лицо пирата. Он действительно страдал, но вместе с болью в глазах его таились злоба и страх. Девушка нашла его разорванную куртку на полу. Наклонилась над лохмотьями, залезла в карман и нащупала там конверт. Вытащила и, не разглядывая, протянула его пирату. Но раненый от напряжения потерял сознание. Девушка стала разглядывать конверт. На нем стояли буквы: «Леб. ост. А. Г. Ан-ву». Ей показалось, что эти буквы написаны знакомой рукой. Еще раз присмотревшись к ним, она легко расшифровала надпись: «Лебединый остров, Андрею Гордеевичу Ананьеву». Значит, письмо адресовано ее отцу. Так это то письмо, которое она написала?! Девушка вынула его из конверта. Действительно, это ее рука. Она стала читать и поразилась. Письмо было такое:

«Дорогой папа. Немедленно приезжай ко мне. Я в Лузанах, в больнице. Не волнуйся, все должно кончиться счастливо. Податель этого письма спас меня. Я ему вполне доверяю. Он дал мне слово привезти тебя сюда. Он расскажет тебе все.

Крепко тебя целую. Люда».

Только очень прошу тебя никому ничего не рассказывать, пока мы с тобою не увидимся. Бедные мои товарищи! Судьба была к ним не так милостива, как ко мне.

Девушка ничего не поняла в этом письме. Откуда оно? Такого письма она никогда не писала. Но это же ее рука! Она внимательно вгляделась в почерк. Ошибки не могло быть… Хотя нет. Многие буквы в письме были не ее, но сходство все же поражало. Если бы письмо было другого, какого-нибудь обычного содержания и лежало не здесь, а дома, в ящике стола, то, безусловно, она не заметила бы фальшивки. Значит, ее письмо не посылали отцу, а воспользовались им только как образцом почерка и стилистических оборотов. Кто же его подделал? Для чего? Безусловно, для того, чтобы заманить отца, захватить его в плен. Потому-то Анч так уверенно обещал ей встречу с отцом. Но письмо здесь. Значит, они не успели выполнить свой замысел. Она посмотрела на лежащего в обмороке пирата и решила немедленно осмотреть карманы его куртки. Там она нашла советский паспорт на имя Антона Антонова и еще одну бумажку — ее настоящее письмо отцу. Она увидела, что в каждой фразе последнее слово подчеркнуто. Шпионы разгадали ее хитрость.

«Для чего же он просил дать ему это письмо?» — спрашивала она себя.

Потом она вложила в конверт свое настоящее письмо, а фальшивку спрятала. Девушка смочила водой платок и положила его на лоб раненому. Еще несколько минут пират лежал без движения, затем пришел в сознание.

— Вы просили дать вам какой-то конверт, — сказала Люда.

Она склонилась над курткой, вынула конверт и подала раненому. Он поспешно схватил его здоровой рукой, потрогал пальцами, точно желая увериться, что это то, что надо, и стал рвать конверт и письмо зубами, комкая и выплевывая клочки бумаги. Люда молча следила за ним. Когда письмо было разорвано, она спросила:

— Что вы порвали?

— Это письмо моей невесты. Если нас подымут, я не хочу, чтобы его кто-нибудь прочел.

Девушка молчала. Она думала, что рядом с ней хитрый враг. Надо было вести себя осторожно и следить за ним. Будь он здоров, вряд ли она осталась бы жива. Ему безусловно выгоднее спастись без нее. Но чем бы он объяснил ее смерть? Ведь записка в аварийном буйке подписана ею, и там сказано, что это пиратская подводная лодка. Хотя он мог бы объяснить ее смерть недостатком воздуха… Нет, пираты не любят оставлять живых свидетелей.

Люда решила на всякий случай поискать оружие и осмотреть помещение командира подводной лодки. Ей казалось, что там безопаснее, чем в этой каюте, вместе с раненым пиратом. Девушка вспомнила, что, осветив труп старшего офицера, она заметила у него на поясе маленькую кобуру. Она еще раз осмотрела труп и действительно нашла автоматический мелкокалиберный пистолет. В командирской каюте не было ничего, кроме удобной постели, которой девушка решила воспользоваться, пачки хорошего печенья и нескольких бутылок с вином. Люда решила остаться там. Ее особенно радовало, что дверь из этой каюты в центральный пост управления крепко запиралась. Она когда угодно могла изолировать себя от раненого и от убитых пиратов. Быстро осмотрев помещение, девушка погасила фонарь. Он уже очень долго горел, и Люда боялась остаться совсем без света, если разрядится батарейка.

Хотелось спать. Но, раньше чем лечь в постель, Люда вышла в центральный пост управления позвонить в машинное отделение и узнать, что там делается. Сняла трубку, включила фонарь, чтобы найти нужную кнопку, долго нажимала ее, слышала, как там дребезжал звонок, но никто не снимал трубки и не отвечал. Позвонила в торпедное отделение, но и оттуда ответа не было. Ей стало жутко…

 

Глава V

СОЛНЕЧНЫЙ ГАЗ

Комендант порта Лузаны заносил в блокнот название грузов, которые собирался в первую очередь передать на «Пенай». Дежурный по порту известил, что пароход показался на горизонте. Сегодня Лузаны были конечным пунктом рейса «Пеная». Он доставил сюда вспомогательную партию эпроновцев для расчистки рейда. Со времени гражданской войны на этом рейде затонуло несколько небольших судов, которые лежали под водою и часто мешали пароходам, приходящим в порт. Места, где они затонули, приходилось отмечать охранными поплавками и держать специальных лоцманов. Наконец пароходство решило очистить лузанский рейд и заключило соответствующий договор с Эпроном. Работы по расчистке рейда начались в августе и должны были закончиться в сентябре. Сначала в Лузанах работала группа из трех человек, но после обследования дна выяснилось, что для своевременного окончания работ надо вызвать помощь. Сегодня «Пенай» должен был доставить еще четверых водолазов и соответствующую установку.

К капитану порта зашел инженер эпроновской партии договориться о плане разгрузки «Пеная» и организации со следующего дня дноочистительных работ.

В окно комнаты коменданта виднелись бухта, рыбачьи суда и немного поодаль — «Буревестник». Эсминец недавно пришел в порт, сдал на катер погранохраны Анча и теперь грузился углем.

На столе зазвонил телефон. Комендант порта снял трубку:

— Алло!

— Вас вызывает Зеленый Камень для аварийного разговора, — послышался голос телефонистки.

— Аварийный? Скорее давайте!

— Говорит профессор Ананьев, — послышалось из трубки. — Сегодня рыбачья шаланда из Соколиного выселка подобрала в море плавучий буй с флажками. В нем найдена записка моей дочери. Она сообщает, что находится на подводной лодке. Лодка повреждена и лежит на грунте. Необходима немедленная помощь.

— Местонахождение лодки указано?

— Нет, указана только глубина.

— Какая глубина?

— Восемьдесят пять метров.

— Восемьдесят пять метров? — переспросил комендант.

Инженер-эпроновец насторожился.

— Пишите, — сказал комендант инженеру, показывая рукой на карандаш и бумагу.

Профессор Ананьев читал в телефон записку Люды, комендант повторял его слова, а инженер быстро записывал.

— Профессор, я немедленно извещу всех, кто сможет подать помощь, — сказал комендант, когда инженер кончил записывать. — Как только получу известия о принятых мерах, тотчас же позвоню вам.

Теперь инженер уже все понял. Он сидел над телеграммой, сжав голову руками. Лицо его было темнее ночи. Он думал о том, что подводную лодку найти в море очень трудно, а людей спасти почти невозможно, потому что водолазы не могут быстро работать на такой глубине. В 1916 году американские водолазы подняли подводную лодку с глубины восьмидесяти метров. Это был рекорд. Ни одного человека с этой лодки не спасли.

Комендант порта схватил телефонограмму и побежал на радиостанцию, которая находилась в этом же доме.

Инженер так и не поднялся из-за стола. Он сидел один и не слышал, как к пристани подошел моторный катер погранохраны. Только когда в кабинет коменданта вошли командиры-пограничники, водолазы и сам хозяин комнаты, инженер как будто пришел в себя.

Комиссар эсминца немедленно открыл совещание:

— Товарищи, мы ждем ответа на извещение о находке письма Люды Ананьевой и распоряжения, как организовать спасательные работы. Ответ придет с минуты на минуту. Командир нашего эсминца готовит корабль к немедленному выходу в море. Радист эсминца держит связь со штабом командования. Но и мы здесь не должны терять ни минуты. Необходимо немедленно выработать план спасения тех, кто остался в живых на подводной лодке. Такова цель нашего совещания. Прошу сразу же вносить предложения.

Минуту все молчали, наконец инженер сказал:

— У нас есть один металлоискатель, но этого мало. Надо немедленно вызвать все эпроновскне суда, на которых есть металлоискатели, и начать розыски подводной лодки…

— Разрешите, товарищ, — перебил инженера комиссар. — Мы почти точно знаем место гибели подводной лодки. Случайно наткнулись на него вчера. Там вытекает нефть и всплывает на поверхность. Мы не думали, что в лодке кто-нибудь еще жив.

— В таком случае, мы поднимем лодку, — ответил инженер, — хотя никогда еще не поднимали корабли с такой глубины. Но людей… — Он замолчал.

Все его поняли. Только комиссар посмотрел вопросительно и произнес:

— Почему?

— Это отнимет очень много времени. Кроме того, в нашей партии нет водолазов, которые работали когда-нибудь на такой глубине. Надо вызвать глубоководников.

— Товарищ комиссар, прошу слова, — сказал водолазный старшина Варивода.

— Пожалуйста.

— Я тоже никогда не спускался на такую глубину, но заверяю — спущусь на восемьдесят пять метров и буду там работать. Мои товарищи, молодые водолазы, сказали мне, что если надо, готовы идти на сто метров в своих мягких скафандрах.

Комиссар взглянул на Вариводу и эпроновцев с гордостью, инженер — с сочувствием.

— Я понимаю вас, товарищи, — сказал инженер. — Я тоже спущусь с вами. Мы сделаем все, что сможем, но не забывайте, что на этой глубине вы можете работать максимум один час, а поднимать вас придется пять часов. Эх, если бы нам… — Он замолчал.

— Что вы хотели сказать? — спросил комиссар.

— Инженеры делали опыты. Они заменяли азот воздуха гелием. Водолазы, получая вместо воздуха смесь гелия с кислородом, застрахованы от кессонной болезни и могут работать долгое время на больших глубинах. Но у нас солнечного газа нет. Во всяком случае, для этого он нужен в большом количестве.

В комнату вошел радист и подал коменданту порта радиограмму. Комендант просмотрел ее и затем прочел вслух:

Штаб флота поручил организацию спасательных работ Эпрону. Общее руководство работами возлагается на командира эсминца «Буревестник» капитан-лейтенанта Трофимова. Всем органам Наркомвода предлагается безоговорочно оказывать всестороннюю помощь спасательной партии. В распоряжение капитан-лейтенанта Трофимова выделяется пароход «Пенай». Всю водолазную партию немедленно отправьте на место спасательных работ. Информируйте о ходе операций ежечасно.

— Совещание считаю закрытым, — сказал комиссар, взглянув в окно.

Он заметил на мачте эсминца флаги. Этим сигналом его вызывали на борт. Вероятно, на «Буревестнике» была уже получена ответная радиограмма.

В это время комендант порта снял телефонную трубку и попросил связать его вне всякой очереди с Зеленым Камнем. Комиссар понял, что комендант разговаривает с отцом Люды Ананьевой и вкратце сообщает ему последние новости. Дождавшись конца беседы, он попросил передать ему трубку.

— Профессор Ананьев? Здравствуйте. Да, это я. У меня к вам просьба: скажите, вы добываете гелий?.. В небольшом количестве? Уважаемый Андрей Гордеевич, нашим водолазам, которые будут поднимать лодку, для продуктивной работы на большой глубине необходим воздух, в котором азот заменен гелием… Да. Да. Ага… Мы вышлем вам баллоны с кислородом на самолете, немедленно… Спешите на Лебединый остров. Сегодня ночью «Буревестник» зайдет в Соколиную бухту и заберет гелиевый воздух. До свиданья.

Комиссар повесил трубку и обратился к инженеру:

— Гелий есть. Надо немедленно раздобыть кислород в баллонах под давлением. Сколько можно, отправим сейчас на «Разведчике рыбы». Остальное заберет с собою «Буревестник».

Инженер знал, какие необычайные трудности предстояло им испытать, но в его глазах блеснула искра надежды.

— Распорядитесь не разгружать «Пенай», — сказал инженер коменданту порта, — и немедленно перенести на его палубу все наше оборудование, в том числе и кессонную камеру.

Через тридцать пять минут в воздух поднялся «Разведчик рыбы», нагруженный баллонами с кислородом. Бариль летел один, без штурмана, чтобы взять больше баллонов. Петимко догонял его на «Буревестнике», вышедшем из порта через сорок минут после совещания. Через пятьдесят пять минут «Пенай» покинул Лузаны и вышел в открытое море, прямо к тому месту, где лежала пиратская подводная лодка.

Шхуна «Колумб» подходила к Лузанам. Рыбаки видели, как в воздухе пронесся самолет, с бешеной скоростью промчался «Буревестник». Наконец они узнали старый «Пенай», который, выпуская целую тучу дыма, должно быть изо всех старческих сил спешил по необычному для себя курсу.

 

Глава VI

ТЕРЯЮТ НАДЕЖДУ

Фонарик больше не светил. Батарея была израсходована. Люда сидела на постели в абсолютной темноте. Девушка только что проснулась. Ей казалось, что кто-то стучал в дверь, но она, вероятно, ошиблась — тишина была мертва и неподвижна. Хотелось есть и пить. На ощупь она нашла бисквиты и графин с водой. В кармане лежали спички. Но Люда не хотела их зажигать, чтобы зря не тратить кислорода. Она знала, что до какого-то определенного момента кислород на подводной лодке непрерывно обновляется, а количество углекислоты не увеличивается. Это продолжается до тех пор, пока кислород выделяется из баллонов, пока работают собиратели углекислоты. В других помещениях корабля этот процесс уже давно прекратился. Об этом свидетельствовала смерть обитателей машинного и торпедного отделений. Закончился ли этот процесс в центральных помещениях лодки, Люда наверняка не знала, но догадывалась, что, должно быть, закончился — у нее болела голова, хотелось заснуть.

Возможно, это было от усталости. Девушка решила немного полежать и, если сон начнет уже слишком одолевать, бороться с ним. Она легла на кровать и вскоре почувствовала большую слабость, вялость; хотела встать, но не было сил; чувствовала, что теряет сознание. Вдруг ее поразил какой-то шум и свист за дверью. Она подняла голову. «Неужели в центральный пост управления прорвалась вода?» Но очень скоро шум и свист прекратились.

Она уже представила себе центральный пост, наполненный водой, но в эту минуту услышала какое-то позвякиванье, точно там кто-то шевелится. «Кто же это может быть?» Ясно, только раненый Антон. Чтобы узнать, в чем дело, Люда отворила дверь и прислушалась. Кто-то, тяжело дыша, полз в нескольких шагах от нее.

— Антон! Что вы делаете?

— Я впустил немного сжатого воздуха. У нас теперь не меньше двух атмосфер давления, зато мы прибавили кислорода примерно на сутки, если собиратели углекислоты еще будут работать.

Больше раненый ничего не сказал. Он пополз назад в свою каюту.

Дышать стало легче, только в ушах появился легкий шум, точно их чем-то заложило. Люда поняла, что это усилилось давление на барабанную перепонку. Хотелось взглянуть на часы, узнать, сколько времени прошло с тех пор, как выброшен буй, но девушка не отваживалась зажечь спичку. Она старалась не делать резких движений и даже дышать как можно медленнее, чтобы не увеличить расход кислорода. Лежала некоторое время неподвижно, но потом все же встала и принялась искать часы. Нашла их на стене каюты, рядом с маленькой полочкой, ощупала пальцами, но спичку зажечь так и не решилась. Искала способ открыть стекло и нащупать стрелки циферблата. Одновременно подумала, что надо бы завести часы: ведь если они остановятся нельзя будет ориентироваться даже во времени.

Стеклянную крышку над циферблатом она открыла легко. Пальцы коснулись стрелок, определили маленькую и большую. Труднее было установить цифры на циферблате. Для этого пришлось крепко напрячь память, чтобы представить себе циферблат и разделить его на двенадцать секторов. Она вспомнила, что на этих часах циферблат разбит не на двенадцать, а на двадцать четыре части. Разделить круг вслепую на двадцать четыре части очень трудно. Неточность, особенно в обращении с маленькой стрелкой, с которой вообще было труднее, чем с большой, могла привести к ошибке на несколько часов. Наконец Люда все-таки определила время: двадцать два часа двадцать минут. Кончались вторые сутки пребывания под водой после аварии.

Девушка завела часы, закрыла их и снова легла на кровать. Мысленно она представляла водную поверхность. Над водой возвышается аварийный буек. Заметят ли его? Может быть, уже заметили и на берег уже послано сообщение, собираются эпроновцы к ним на помощь?

Люда не представляла ясно сложности спасения на такой глубине. Пирату она верила и не верила, но была убеждена, что когда здесь появится Эпрон, их обязательно спасут. Ну, а если буйка не заметили? Он качается на волнах, мимо проплывают рыбы и дельфины, над ним пролетают птицы, но он одиноко качается неделю, месяц… А может быть, его сорвало ветром и занесло куда-нибудь далеко? Как тогда их найдут?

Мысленно она перенеслась в свой город, в школу, на Лебединый остров, к отцу, вспомнила Марка — и почему-то особенно долго думала о нем. Погиб он вместе с Зорей или нет? Ведь если их просто выбросили в море, чтобы утопить, то очень возможно, что Зоря сумела воспользоваться резиновой подушкой-поплавком, которую Люда успела передать ей во время свидания. А Марко?

Люда вспомнила их первую встречу во время ливня, когда они даже не сказали друг другу своих имен, и вечер того же дня на «Колумбе», когда Марко спрятался от нее в рубку. Она это заметила, но ни тогда, ни после ничего не сказала. Вспомнился первый разговор на «Колумбе». Она сказала: «У вас тут кухня» — он поправил: «Камбуз». А потом обиделся за шхуну, названную Людой рыбачьей лодкой.

В голове вихрем проносились воспоминания о встречах на острове, на шхуне, в Лузанах, соревнование в бухте, когда она опередила Марка. Юнге тогда было досадно, Люда сразу об этом догадалась, но он поздравил ее и, после того как Зоря спасла мальчика, сразу забыл свою досаду. Она вспомнила, как вместе они вытаскивали из погреба Зорю и как потом торопились на «Буревестник» с известием об адской машине на «Колумбе».

Яснее всего вспомнился лунный вечер на берегу Соколиной бухты, когда они говорили о том, что надо проведать Находку. Свет луны заливал рыбацкие домики, сады и песчаное побережье, несколько бочек, торчавших, точно пни, шхуну, шаланды… Было тихо. К ним подошел Левко и шутя сказал о свидании… Она тогда покраснела, но при лунном свете этого никто не заметил. Люда почувствовала, как щеки ее и теперь запылали в темноте.

Она вспомнила мечты о будущей зиме, которую все они собирались провести в городе. Ее снова захватили эти мечты, и она на некоторое время забыла о толще воды, которая неумолимо прижимала к грунту поврежденную подводную лодку-могилу.

Когда она наконец вернулась к действительности, ей показалось, что за стеной кто-то разговаривает. Прислушалась. Верно, она не ошиблась. Разговор долетал сквозь центральный пост управления, но ни одного слова нельзя было разобрать. Кто говорит? Люда повернулась на бок, подняла голову и напрягла слух. Разговор утих. Затем снова донеслись какие-то слова… Девушка ничего не понимала. Она встала, подошла к двери, приоткрыла ее и услышала голос раненого пирата. Он разговаривал сам с собой. Нет, он кого-то спрашивал и потом сам отвечал. Она не все разбирала — пират говорил на родном языке, — но то, что услышала, удивило ее:

— Гелий, гелий, здесь полно гелия… я… я задыхаюсь!.. Господин начальник, я выполню ваше поручение… выполню… Он нам нужен, я понимаю вас… Что вы говорите? Да, слушаю. Я всегда сумею выполнить… Я… я. Анч? Я сделаю лучше него… Она… формула профессора Ананьева… Да-да…

Голос Антона перешел в шепот, девушка едва слышала его. Казалось, он говорил кому-то на ухо большую тайну.

— Она знает… знает… Я заставлю ее рассказать. О, я умею держаться… Ха-ха-ха!..

Смех его был страшен. Услышав этот смех, Люда поняла, что Антон сошел с ума. Ее охватил ужас. Общество сумасшедшего в этих темных застенках!

Он продолжал что-то шептать. В этом шепоте девушка разобрала свое имя. Шепот сменился злобным, нервным смехом. Снова он говорил о формуле профессора Ананьева, уверял кого-то, что дочь должна знать эту формулу, открытую отцом. Он заставит ее рассказать все. Он хвалился своими исключительными способностями, уменьем допрашивать, выведывать все тайны и снова смеялся. Наконец Антон утих. Несколько минут из его каюты не доносилось ни малейшего звука. Люда стояла в дверях своей комнаты. Но вот послышался шорох, как будто где-то поблизости крадучись пробиралась крыса.

В темноте с необычайной осторожностью выбирался из своей каюты сумасшедший, охваченный желанием заставить дочь профессора Ананьева раскрыть секреты отца.

Люда быстро отступила в свою каюту и захлопнула двери. Только она задвинула засов, как Антон из всей силы налег на двери. Послышался стук, а потом стон. Сумасшедший упал в центральном посту управления перед дверью командирской каюты.

Люда села на стул, откинулась на спинку и с ужасом обдумывала свое положение. Стрелки, которые она потрогала немного позднее, показывали, что ночь уже прошла — был десятый час утра.

Люда прошла к кровати и в отчаянии упала на нее.

Она окончательно теряла надежду.

 

Глава VII

ВОДОЛАЗ ИДЕТ НА ГЛУБИНУ

На место, где произошла авария подводной лодки, «Буревестник» пришел ночью. С Лебединого острова захватили баллоны с гелием и часть баллонов с уже приготовленной газовой смесью для водолазов. На корабль приехали профессор Ананьев и два молодых химика, которые готовили эту смесь на борту эсминца.

Собственно, пришли не на самое место аварии, а в тот район, где на дне моря лежала пиратская лодка. Штурман эсминца сумел привести туда корабль, но предупредил, что точность все же приблизительная и возможная ошибка равна полумиле в радиусе. То есть подводную лодку следовало бы искать где-то здесь, на площади примерно в два с половиной миллиона квадратных метров. Надо было дождаться рассвета, чтобы при дневном свете обнаружить нефтяные пятна на воде. И уже по ним точнее определить местонахождение лодки.

Пока водолазы отсыпались перед спуском, обслуживающий персонал готовил костюмы, спускал водолазный баркас, проверял каждую мелочь. Химики под руководством профессора готовили по рецепту инженера-эпроновца смесь кислорода с гелием и сами испытывали ее. Гелий — идеальный газ для замены азота в воздухе, если речь идет о дыхании. Будучи совершенно инертным, он не создает никакой угрозы организму; к тому же его атомный вес в три с половиной раза меньше атомного веса азота, и эта особенность позволяет водолазам использовать его при спусках на большие глубины. В таких случаях к гелию подмешивают кислород, но в меньшем количестве, чем его содержится в обычном воздухе. Дело в том, что, дыша, человек перерабатывает не весь кислород, который попадает в его легкие, а частично выдыхает его вместе с азотом и углекислотой. Многочисленные исследования дыхания водолазов показали, что под большим внешним давлением человек, дыша гелиевым воздухом с меньшим количеством кислорода, чувствует себя значительно лучше, чем когда он дышит обычным воздухом. К тому же он может пробыть на больших глубинах больше и не так легко поддается кессонной болезни.

Между тем инженер-эпроновец вместе с механиками и машинистами «Буревестника» приспособляли воздухонагнетательные помпы для работы с гелиевым воздухом. В этих подготовительных работах прошел конец ночи.

На рассвете вдали показались огоньки парохода. Это шел «Пенай» с добавочной партией эпроновцев, кессонной камерой и различным водолазным оборудованием.

«Пенай» остановился вблизи эсминца, и немедленно шлюпка с краснофлотцами протянула от корабля к пароходу телефонный провод. Трофимов и инженер-эпроновец вызвали к телефону капитана парохода. Последний, давая сведения о привезенном оборудовании, сообщил о наличии металлоискателя — прибора для розыска затонувших кораблей. Действие прибора основано на магнитных свойствах металла. За кораблем-разведчиком тянется на буксире магнит. Когда магнит нащупает на дне железную массу, включается звонок.

Решили, не ожидая утра, приступить к обследованию морского дна. «Пенай» немедленно выпустил на буксирном тросе металлоискатель и стал бороздить воду в различных направлениях вокруг миноносца.

Одновременно с началом розысков инженер-эпроновец послал радиограмму на ближайшую эпроновскую базу с просьбой выслать ему подводный танк, с помощью которого он надеялся ускорить подъем лодки.

На рассвете задребезжал звонок металлоискателя. Пароход проходил над какой-то массой железа. Никто не мог с уверенностью сказать, была ли это подводная лодка. Это мог быть обычный железный хлам, старый якорь, потерянный каким-нибудь пароходом, наконец пароход, затонувший в том месте, может быть, десятки лет назад.

Всходило солнце, когда установили, что следов нефти на море почти не осталось. Отдельные пятна находились одно от другого на значительном расстоянии. Если бы не металлоискатель, пришлось бы затратить очень много времени на розыски лодки. Впрочем, не будучи уверен, что лодка лежит именно там, где показывал чувствительный прибор, «Пенай», оставив на этом месте водолазный баркас, двинулся дальше. Вскоре была обследована вся площадь, указанная штурманом «Буревестника». И еще в двух местах дребезжал колокольчик металлоискателя, извещая о наличии на дне каких-то железных частей.

Решили спускать на разведку сразу трех водолазов. Для этого воспользовались двумя баркасами, а третий заменял сам «Пенай». На палубе парохода оборудовали водолазную станцию, поставили помпы, провели телефон, протянули трос от лебедки и сбросили конец за борт. На этом тросе должны были спускать водолазов.

Первыми разведчиками вызвались быть все водолазы, но инженер выбрал только двоих: Вариводу и широкогрудого эпроновца Козлюка, третьим он назначил себя, чтобы проверить безопасность рискованного спуска на глубину. Но начальник экспедиции Трофимов изменил планы инженера.

— Молодой человек, — сказал капитан-лейтенант инженеру, — я верю, что вы храбры, и одобряю ваше желание показать пример рядовым водолазам, но… мне нужен человек, который руководил бы всеми тремя водолазами с палубы «Буревестника», и поэтому я вас не пущу. Сейчас наши связисты наладят телефонную связь с «Пенаем» и обоими баркасами. Ваше место — на телефонной станции.

В семь часов утра на баркасе № 1 уже были проверены помпы, установлены баллоны воздуха с гелием, проверена работа телефонов, обеспечивающих связь баркаса с водолазами и с центральным пунктом на «Буревестнике». Водолаз Варивода пожимает руки товарищам и становится на ступеньки узенького трапа, готовый погрузиться в воду.

С «Буревестника» слышится голос инженера, который в последний раз спрашивает, все ли в порядке, и рапортует начальнику экспедиции.

— Спускайте водолаза, — приказывает капитан-лейтенант Трофимов.

Варивода делает несколько шагов по ступенькам вниз, и большая медная голова исчезает под водой. На поверхности бурлят и лопаются многочисленные пузырьки гелиевого воздуха.

Вахтенный докладывает капитан-лейтенанту, что на расстоянии двух миль от эсминца замечено рыбачье судно, которое держит курс на место водолазных работ.

— Что за судно? — спрашивает командир.

— «Колумб», — отвечает вахтенный.

 

Глава VIII

СТУК

Придерживаясь рукой за трап, Варивода медленно сходил вниз. Вода покрыла шлем, и водолаз, дежуривший на сигнале, подтянул Вариводу к борту, чтобы проверить исправность одежды под водой. Установив, что воздух нигде не просачивается, сигнальщик стал опускать в воду канат.

Опытного водолаза опускают быстро, приблизительно на четырнадцать метров в минуту. Через каждый метр телефонист сообщает ему глубину:

— Двенадцать.

— Двадцать шесть.

— Тридцать девять.

— Пятьдесят три.

В это время качальщики на помпе непрерывно ускоряли работу, чтобы увеличить количество воздуха, посылаемое водолазу. Это самая тяжелая и ответственная работа — накачивать воздух водолазу на большую глубину. На этот раз дело усложнялось еще и тем, что качали не обычный воздух, а смесь гелия с кислородом из специальных баллонов.

Водолаз чувствовал себя неплохо и дышал свободно. С шестидесятиметровой глубины спускать стали медленнее — боялись, чтобы водолаз не ударился о грунт. На этой глубине было очень темно. Варивода вытянул руку и едва разглядел пальцы. Пошарив рукой по свинцовому грузу на груди, он нашел электрический фонарь, прожектор и водолазный нож.

Еще несколько секунд, и ноги его коснулись грунта. Водолаз сориентировался, где север, где юг, прислушался, как работает воздушный рожок, сквозь который воздух попадал в шлем, дернул сигнальный трос, что означало: «Я на грунте». То же самое сказал по телефону и стал оглядываться. Ничего не было видно. Пришлось зажечь фонарь и пробивать маленьким прожектором толщу воды метра на два. После этого пошел вперед, двигаясь правым боком, наклонив корпус и отталкиваясь левой рукой. Таким способом он уменьшал напор воды.

В луч аккумуляторного фонаря попала какая-то рыбка и тотчас же исчезла. Под ногами чувствовался песчаный грунт, кое-где покрытый кустиками водорослей.

Водолаз продвигался медленно, как можно внимательнее осматриваясь вокруг.

На протяжении нескольких минут, считая шаги, он двигался в одном направлении, потом отошел в другую сторону, стараясь замкнуть кольцо или четырехугольник. Ходить было трудно — ощущалось давление огромной массы воды, но, в общем, казалось, что он находится не глубже чем на сорока — сорока пяти метрах. Работу облегчал гелиевый воздух.

Время от времени Варивода сообщал по телефону результаты осмотра. Иногда телефонист соединял его с инженером на «Буревестнике», и тот давал указания, куда идти и где искать.

Минут десять такого блуждания — и Варивода уперся во что-то плечом. Казалось, он неожиданно наткнулся на скалу. Посветив фонарем, он увидел борт корабля и сообщил об этом по телефону. Надо было немедленно обойти корабль и определить, действительно ли это подводная лодка.

Осматривая борт, водолаз заметил, что он не затянут илом. Корабль лежал на дне так, как будто он только что затонул. «Свежак», — подумал Варивода, продолжая свой осмотр. Наконец, обойдя половину судна, осмотрел рули и убедился, что это подводная лодка.

— Нашел, — сообщил он.

В ту же минуту инженер отменил приказ о спуске еще двух водолазов, которые готовились идти на дно в других местах. Варивода предложил простукать стены подводной лодки, чтобы узнать, жив ли еще кто-нибудь из ее команды.

Водолаз попросил, чтобы его немного подняли, и, учитывая уровень различных помещений судна, стал постукивать молотком по стенам. Постучал, прислушался, но никто ему не ответил. «Могила», — подумал водолаз, припадая шлемом к стене лодки. Медленно выбрался он на палубу. Там были видны следы действия глубинных бомб. Очевидно, ни одна из них не попала прямо в подводный корабль. Но, разорвавшись вблизи, бомбы погнули его и сделали несколько небольших пробоин. Там, где части лодки были не сварены, а заклепаны, заклепки вылетели от сотрясения в момент разрыва бомб. Варивода осмотрел боевую рубку, убедился, что она затоплена, но не заметил повреждений от взрыва. Пройдя по палубе, он увидел скрытые пушки и пулеметы. Потом перебрался на нос и, спустившись до уровня торпедных аппаратов, снова постучал молотком. Долго прислушивался, припадая к борту. Но ответа не услышал.

— Никто не отвечает, — протелефонировал он наверх.

Но инженер настойчиво требовал продолжать выстукиванье.

Варивода старательно выполнял приказание. Он облазил уже всю лодку, один раз даже запутался шланг, но он спокойно распутал его и пополз дальше по палубе лодки и по ее бортам, постукивая молотком и прислушиваясь. Никто не отзывался.

На вопросы сверху водолаз отвечал неохотно и сам почти ничего не говорил. Длительное пребывание на глубине уже давало себя знать. Правда, Варивода не собирался еще проситься наверх, но рассуждал, что если в лодке не осталось живых людей, то нечего разворачивать сверхударные темпы, рискуя здоровьем, а может быть, и жизнью, чтобы так спешно поднимать потопленную лодку с этой глубины на поверхность. Пусть полежит еще год — другой, а тогда уж Эпрон, проведя необходимую подготовку, легко сумеет поднять судно, начав работы весною или в начале лета.

Снова и снова обходил Варивода лодку, стуча и прислушиваясь. Нет, эта стальная коробка была молчалива, как могила, никого живого в ней не осталось. Водолаз стоял перед затопленной боевой рубкой, собираясь уже подать сигнал, чтобы его подняли вверх, когда ему показалось, что где-то раздалось вялое постукиванье в стальную стенку лодки. Он не поверил себе, но прислушался. Лег на палубу и приложил к ней шлем. Из лодки ясно доносилось постукиванье. Там были еще живые люди. Варивода понял, что тот, кто стучал, вероятно уже теряет силы и только настойчивость водолаза заставила умирающего наконец преодолеть апатию.

— Слышу стук изнутри лодки, — немедленно передал он наверх.

— Спросите — кто, — послышался приказ по телефону.

Водолаз выстукал азбукой Морзе вопрос, в ответ получил несколько слов, из которых разобрал только одно: «скорее». Вероятно, тот, кто стучал, обессилел настолько, что не мог уже отвечать.

— Ответа разобрать не могу, — сказал Варивода. — Понял только одно слово: «скорее».

— Готовьтесь к подъему, сейчас поднимем вас на поверхность и спустим двух других, — передал ему связист слова инженера.

— Товарищ командир, — ответил Варивода, — разрешите мне остаться здесь, помочь товарищам.

Минуту длилось молчание. Наверху советовались.

— Старшина Варивода, готовьтесь к подъему наверх, — прозвучал голос капитан-лейтенанта Трофимова.

 

Глава IX

ДЕКОМПРЕССАЦИОННАЯ КАМЕРА

Могла ли команда «Колумба» остаться равнодушной, узнав, куда ушли «Буревестник» и «Пенай»! Как только уполномоченный Рыбтреста утвердил Марка исполняющим обязанности шкипера шхуны, а Зорю — временным юнгой, новый шкипер попросил разрешения заменить очередной рейс рейсом на место спасательных работ. Конечно, им, участникам событий, разрешили это.

Утром «Колумб» уже стоял в двухстах метрах от «Буревестника», и Марко на каюке перебрался на эсминец. Назад он вернулся с двумя краснофлотцами, разматывая за собой изолированный провод и везя телефонный аппарат с репродуктором. Комиссар эсминца послал этот подарок рыбакам, чтобы извещать их о ходе розысков и спасательных работ. Теперь эсминец стал настоящей телефонной станцией. Одновременно «Колумб» получил разрешение держать на корабле своего представителя, который должен был информировать товарищей обо всех новостях.

Чтобы никому не было обидно, колумбовцы дежурили на палубе эсминца по очереди. Распределили между собою трехчасовые дежурства, и Левко первый выехал на «информаторскую вахту».

На «Буревестнике», да и на «Пенае» немало волновались, пока Варивода обследовал свою находку. Наконец, когда он сообщил, что услышал долгожданный ответ, волнение возросло. Спокойны были только начальник экспедиции, инженер Эпрона, сигнальщик и дежурный старшина, целиком поглощенные наблюдениями за Вариводой.

Когда убедились, что в лодке есть живые люди, инженер попросил начальника экспедиции выслушать его план.

— Какими бы мы темпами ни работали, — сказал инженер, — даже при наличии подводного танка, который вот-вот должен прибыть, нам понадобится три — четыре дня на подъем подводной лодки. Из сообщения Вариводы я делаю вывод, что те, кто еще жив, не смогут продержаться столько времени. Задача спасения живых людей требует сократить время работы до одного часа. Вот план этой операции, который, мне кажется, позволяют осуществить тихая погода, технические возможности и, главное, энтузиазм наших людей. В нашем распоряжении на «Пенае» есть декомпрессационная камера, которая служит для лечения водолазов, заболевших кессонной болезнью. В этой камере могут поместиться три, даже четыре человека. Когда водолаз после подъема из воды чувствует приступы кессонной болезни, его помещают в эту камеру вместе с врачом. Туда накачивают воздух под давлением, равным давлению на той глубине, откуда подняли водолаза. Потом, медленно выпуская воздух, уменьшают это давление до нормального. Таким образом водолаз медленно избавляется от растворенного в крови азота. Камера закрывается герметически, может выдержать большое давление, оборудована телефоном, освещена и способна принимать и отдавать воздух. Я предлагаю погрузить эту камеру под воду с помощью затопленных понтонов, посадить туда врача и водолаза-электросварщика. Под водой водолазы направят камеру к подводной лодке и сварят ее с лодкой. Водолаз в камере электропилой пропилит отверстие в лодку и тем самым впустит туда свежий воздух. Только таким путем можно спасти людей, если они смогут прожить еще несколько часов.

Командир помолчал, потом сказал:

— Согласен. Действуйте быстрее.

Трофимов понимал рискованность плана, предложенного инженером. Неудачная приварка камеры к лодке, разрыв трубопровода, обрыв какого-нибудь понтона и вылет камеры из глубины на поверхность — все это могло погубить и спасаемых и спасителей. Но это был единственный способ спасти людей с подводной лодки.

В продолжение двух часов камеру готовили к спуску. Военный врач с эсминца подбирал медикаменты и необходимый инструмент. Командование еще не решило, кто из водолазов опустится в декомпрессационной камере. Лучшей кандидатуры, чем Варивода, не было, но водолаз в это время находился на глубине десяти метров и раньше чем через полтора часа не мог выйти на поверхность. Кроме того, после глубоководного спуска ему надо было долгое время отдыхать. Перебирая другие кандидатуры, командир решил посоветоваться со своим водолазным старшиной. Капитан-лейтенант начал беседовать по телефону с Вариводой. Узнав, для чего нужен водолаз, тот решительно настаивал, чтобы в камере спустили его.

— Я совсем не так устал, как вы думаете, товарищ командир, — говорил Варивода. — Гелиевый воздух — чудесная вещь. Мне кажется, что я спускался не глубже сорока метров.

— Но вас еще надо поднимать полтора часа.

— Прикажите поднять сразу, запакуйте в камеру, а там легко нагнать две атмосферы, и я снова попаду на «глубину» в десять метров.

После короткого совещания с инженером и врачом командир согласился на предложение Вариводы.

Тем временем на дне уже работали два водолаза, готовя место для приварки камеры к лодке.

Из воды выглядывали предназначенные для затопления понтоны. На палубе «Пеная» стояла готовая к спуску камера.

— Подвести водолаза к пароходу и поднять! — приказал Трофимов инженеру.

Через минуту медный шлем показался на поверхности, в продолжение следующей минуты с водолаза сорвали шлем и скафандр и бросили его, почти потерявшего сознание, в декомпрессационную камеру. Люк за ним захлопнулся, и он услышал звук завинчивания: камеру герметически закупоривали. Варивода сел на дно камеры, озираясь вокруг. Однажды, еще учась в водолазном техникуме, он вылетел с глубины тридцати пяти метров и просидел часа два в подобной камере.

Над водолазом склонился врач и нащупал пульс. «Начинается!» — подумал, улыбаясь, Варивода, сразу же подставляя своему спутнику грудь для выслушивания сердца и легких. Он не ошибся. Доктор внимательно выслушал его и успокоился, только когда манометр в камере показал давление в две с половиной атмосферы. Тогда врач протелефонировал, чтобы уменьшили скорость накачивания воздуха, и стал медленно выпускать тот воздух, что был в камере.

Наполненные водой понтоны потянули декомпрессационную камеру на дно. Спуск длился минут двадцать — двадцать пять. Это был чрезвычайно ответственный момент. Надо было спустить камеру точно по указаниям водолазов, находившихся на грунте. Ни Варивода, ни врач не принимали в этом участия. Они оставались пассажирами, ожидая прибытия на «станцию восемьдесят пять метров», как шутя назвал водолаз цель их пути.

Наконец обитатели камеры ощутили легкое сотрясение и услышали стук.

— На грунте, — сказал, прислушиваясь, Варивода, и не ошибся: об этом же их известили по телефону с «Буревестника».

Старшина попросил телефониста соединить его с водолазами, которые должны были приваривать камеру к лодке. Расспросил, где именно остановилась камера, с каким местом лодки она соединится, и дал несколько советов. Ему обещали, что через две — три минуты он услышит работу электросварочного аппарата.

— С лодки отвечают? — спросил Варивода.

— Уже час, как не отвечают.

— Тогда, ребята, живей за работу! — крикнул старшина в трубку.

В ту же минуту «пассажиры» камеры услышали жужжанье за стеной. На глубине восьмидесяти метров началась электросварка.

Запертые в камере готовились к своей работе. Приблизительно за час должно было смениться три очереди водолазов-электросварщиков. Это было время гнетущего ожидания. Все же Варивода за этот час отдохнул, а врач уменьшил давление до нормального, привычного для человеческого организма.

Наконец сверху послышался приказ включить электросверло. Сперва надо было пробуравить стенку камеры и палубу подводной лодки, чтобы пустить туда воздух, и проверить, нет ли там воды. Если бы в скважину ударила струя воды, Варивода легко сумел бы заварить маленькое отверстие. Произведя соответствующий расчет, установили, что люди должны находиться в центральном посту управления. Туда было труднее всего добраться. Впрочем, благодаря указаниям, полученным от Марка, и различным вычислениям инженер нашел место на поверхности лодки, через которое можно было проникнуть в одну из кают, смежных с центральным постом. Если бы боевая рубка не была затоплена, это сделали бы очень легко, пройдя через нее, но теперь этого нельзя было сделать.

Пилу надо было использовать во вторую очередь — для прорезывания отверстия такого размера, чтобы в него мог пройти человек.

Стенку камеры просверлили очень легко. Но не так легко было с лодкой. Крепкая сталь просверливалась медленно. Сверло быстро нагревалось, и приходилось прекращать работу, чтобы оно остыло. Варивода для удобства выпилил в оболочке камеры отверстие в половину квадратного метра. Теперь на случай отрыва камеры от лодки водолаз и врач надели рейдовые маски, хотя вряд ли они спасли бы людей при подобной аварии.

Только после двухчасовой работы Варивода почувствовал, что сверло прошло сквозь броню лодки. «Если там воздух, все хорошо, а если вода?» Водолаз попросил спутника приготовиться закрыть струю, которая ударит, если они попали на воду. Потом он медленно вытащил сверло, и из скважины действительно ударила струя, но не воды, а воздуха. Это был тяжелый воздух. Доктор закричал в телефон, чтобы усилили вентиляцию. Стрелка манометра сразу запрыгала: очевидно, из лодки выходил сжатый воздух. Кроме того, свежий воздух с поверхности тоже увеличивал давление. Для действенной очистки приходилось то накачивать воздух в трубопровод, то выкачивать его наверх по тому же трубопроводу. Такая операция присутствующим в камере была мало приятна. Минут через пятнадцать атмосфера несколько очистилась и давление сравнительно уравновесилось.

Прошло еще два с половиной часа, пока водолаз наконец прорезал в лодке отверстие более чем в половину квадратного метра. На поверхности моря наступала ночь, когда Варивода известил, что переходит в подводную лодку.

Освещая себе путь электрическим фонарем, он пролез туловищем вниз, затем спустился на руках и стал на палубе какого-то помещения подводной лодки. Это был отсек, отделенный от других помещений задраенными люками. Кто знает, можно ли выдраивать хоть один из них! Если за люком вода, то она сразу зальет и это помещение и декомпрессационную камеру. Водолаз стал прислушиваться. Ему показалось, будто под ним раздался какой-то шорох. Он лег и приложил ухо к палубе. Шорох продолжался. Он постучал, но ответа не получил. Наоборот, шорох совсем затих. «Может быть, крыса», — подумал водолаз. Во всяком случае, этот шорох позволял с большей уверенностью открыть люк, соединяющий с нижним помещением. Только он был открыт, Варивода снова попал под струю тяжелого воздуха. «Людям нужен свежий воздух», — подумал водолаз и крикнул доктору: сообщить наверх, чтобы снова начали воздухоочистительные операции. Врач поддерживал связь с поверхностью. Варивода уже смело опустил ноги в люк и, держа фонарь над головой, стал спускаться. Помещение было невысокое — он сразу же достал ногами до палубы — и, оставив фонарь наверху, очутился в темноте, под освещенным люком. В этот момент рядом раздался смешок, заледенивший кровь в жилах. Рядом кто-то тихо, зловеще хихикал сквозь зубы. Это был смех безумного.

Варивода схватил фонарь, выставил его перед собой и осветил маленькую каюту. На расстоянии шага от себя он увидел человека. Он полулежал на столе, смотрел перед собою страшными, ничего не понимающими глазами и сжимал в руке нож.

— Формула профессора Ананьева… — проскрипел сумасшедший, и глаза его страшно засверкали.

 

Глава X

ВЗЛЕТ НА ПОВЕРХНОСТЬ

Теплая южная ночь сошла на море, мерцали звезды, смотрел с неба полумесяц, освещая флотилию маленьких судов: эсминец, пароход, шхуну и два баркаса. Между ними иногда проплывали шлюпки или байдарки. Тихо плескалась маленькая волна. Над морем царила тишина. Третья смена водолазов вернулась с глубины и отдыхала на водолазных баркасах. Никто еще не спал и не собирался ложиться. Свободные от вахты краснофлотцы с «Буревестника» и моряки с «Пеная» стояли на палубах своих судов. На первом из них — комиссар, на втором — помполит каждые пятнадцать — двадцать минут, а иногда и чаще сообщали о новостях, приходивших из глубины восьмидесяти пяти метров.

На баркасах, одетые в скафандры и шлемы, склонились над трапами дежурные водолазы, готовые по первому приказу командиров опуститься на морское дно.

Тихо, почти шепотом, передавал Марко по телефону на шхуну известия из глубины моря. На «Колумбе» двое рыбаков и Зоря не отходили от репродуктора.

После сообщения доктора о том, что Варивода открыл люк внутри лодки, усиленно заработали помпы, нагнетая в камеру воздух и выкачивая его обратно. Врач молчал: в телефонной трубке не раздавалось ни одного звука.

— Водолаз лезет через люк в соседнее помещение, — сообщил врач.

Снова молчание.

— Алло! Прекратите подачу воздуха. В помещении, где исчез водолаз, слышу шум.

После этого молчание длилось почти минуту, хотя дежурный телефонист трижды запрашивал о самочувствии. Только на четвертый вопрос врач ответил:

— Водолаз нашел сумасшедшего.

Командир и комиссар не сказали ничего людям, стоявшим вокруг них.

— Какие принимаете меры? — спросил командир.

— Он его оглушил.

— Кто кого?

— Варивода — сумасшедшего. Я оставляю телефон и спускаюсь осмотреть больного. Здесь не хватает телефонного шнура, и мы на некоторое время прекращаем связь. Продолжайте вентилировать камеру.

После этого наступило молчание. Врач, очевидно, спустился в лодку, оставив телефонную трубку.

— Что? — спросил комиссар командира, чтобы передать командам судов новости.

— Оба вошли внутрь лодки.

Комиссар передал на суда последние новости. Сотни людей сдерживали дыхание, ожидая известий из глубины. Прошла минута, другая, третья… прошло пять минут. Комиссар ни о чем не сообщал. Трое людей, связанных по телефону с декомпрессационной камерой, ничего не слышали. Казалось, там произошло какое-то несчастье. Но если бы вода прорвалась в камеру, был бы слышен шум. Может быть, в лодке слишком сжатый воздух и врач с водолазом в обмороке? Инженер приказал усилить вентиляцию камеры откачиванием воздуха.

— Алло!

— Кто? — сразу спросили трое слушателей.

— Варивода. В центральном посту управления нашел трупы. Дверь в командирскую каюту заперта изнутри. Переношу электросверло в лодку. Через пять минут дайте ток. Попробую пробить отверстие и выяснить, вода там или воздух.

— Скажите — быть осторожным, — приказал командир телефонисту.

— Есть быть осторожным!

Прошло еще полчаса. Месяц заходил. Трофимов до сих пор не давал краснофлотцам приказа спать. Он понимал — они все равно не заснут.

— Водолаз просверлил дверь командирской каюты, — послышался голос врача. — Оттуда выходит воздух.

— Как ваш… — Командир не договорил. Он чуть не сказал «сумасшедший», но опомнился и промолчал.

— Пришел в себя. На всякий случай связали ему руки. Я нашел у него страшные ранения руки — предплечья и ноги — от бедра до колена.

— Что делает Варивода?

— Пропиливает дверь в капитанскую каюту.

— Передайте, — обратился командир к комиссару, — что нашли одного пирата живым. Он пришел в себя.

— А девушка? — шепотом спросил комиссар.

Командир молчал. Сообщение о живом пирате было принято с интересом, но все думали о той, что писала записку, вложенную в аварийный буй.

Снова стало тихо. Прошел час. Трое людей, слушавших декомпрессационную камеру, ничего не говорили. Но через час командир распорядился спускать четырех водолазов с электросварочными приборами. Они получили приказ разрезать броню вокруг лодки, сделанную перед тем электросваркой, так, чтобы не зацепить стенок камеры и разъединить лодку и камеру после того, как Варивода изнутри заварит сделанный им разрез.

— Вахтенный, — сказал командир, — распорядитесь — бойцам спать. Поднимать камеру начнем не раньше чем через два часа.

Потом капитан-лейтенант передал трубку своему помощнику, взял за руку комиссара, и они подошли к профессору Ананьеву, который сидел на кнехте, возле пушки.

— Андрей Гордеевич, зайдемте ко мне в каюту, — попросил профессора командир.

А комиссар почувствовал в его голосе такую нежность, какой еще никогда не замечал у Трофимова.

Профессор встал. Чувствуя, что за этим приглашением кроется что-то важное, он шел, стараясь шагать твердо и не горбиться. Но колени его подгибались, а ноги почему-то дрожали. Комиссар взял его под руку и повел, поддерживая нежно и бережно.

Они вошли в маленькую каюту. Командир, как всегда, снял фуражку и положил ее на стол. Комиссар усадил Ананьева в кресло. В иллюминаторе каюты шелестел вентилятор. Командир выключил вентилятор, как будто тот мешал ему, и обернулся к профессору:

— Андрей Гордеевич, будьте мужественны, выслушайте меня. — Что-то сжало ему горло, он глотнул слюну. — Сейчас на поверхность поднимут декомпрессационную камеру. Там Люда… Она в тяжелом состоянии.

Профессор Ананьев не пошевельнулся, только глаза его расширились. Он смотрел на капитан-лейтенанта, точно что-то отгадывая.

— Она?.. — спросил он тихо.

— В очень тяжелом состоянии, — ответил комиссар и нахмурился.

Дверь каюты открылась. Помощник командира вошел без предупреждения.

— Простите, — сказал он, и все подняли на него глаза. — Простите, неприятность: оборвался телефонный провод связи с декомпрессационной камерой. Водолазы сообщают, что камеру очень сильно рвет вверх. Она почти выносит понтон на поверхность.

Командир и комиссар выбежали на верхнюю палубу и прошли мимо Марка.

Месяц заходил за горизонт. Приближалось утро, когда водолазы сообщили, что камера стоит на глубине только десяти метров. В этот же момент оборвался трос, соединявший камеру с понтоном. На поверхности заклокотала вода, камера выскочила из моря, подпрыгнув над водой. Падая, она еще раз на секунду погрузилась и всплыла возле «Пеная». Марко бросил телефонную трубку, прыгнул за борт и поплыл туда, где стояли шлюпки с «Пеная» и камера. Там моряки большими тяжелыми ключами отвинчивали дверцу. Марко подплыл, когда дверцу уже сняли, и под светом фонарей вскочил в камеру. Впереди всех склонился, держась за голову, врач, рядом с ним сидел сумасшедший, за ними на коленях стоял Варивода и потирал лоб. А посредине камеры лежала неподвижная Люда.