В нескольких шагах от нашего дома в Евпатории раскинулась дикая поляна. Так прозвали местные мальчишки небольшой заброшенный участок городского парка, обильно поросший степной растительностью. Они частенько играли там в индейцев. Ничего особенного на нем не было: пустырь как пустырь, если не считать склонившихся над тропой темных кустов тамариска, которые издали казались непроходимыми зарослями. Среди трав ярко зеленели молодые акации и поднимались сухие выбеленные солнцем и усеянные вверху полосатыми раковинками улиток стебли цикория.

Но вот как-то раз, когда я вечером возвращался этой поляной с пляжа, дорогу мне перегородило восьминогое чудище аргиоп. Такого большого и красивого паука я еще не встречал. Размером он был с крупный желудь. Длинные ноги делали паука еще больше. Голова и спина у него были розоватыми с белым рисунком. Ноги пятнистые. А на заостренном брюшке нарядно чередовались желтые, черные и белые колечки. Паук растянул свою сеть прямо у меня на пути между двумя ветками тамариска. И повис в ней вниз головой, подкарауливая добычу. От передних ног аргиопа к нижнему краю сети спускалась серебристая лесенка из более плотной паутины. Судя по всему, паук чувствовал себя здесь в полнейшей безопасности. Я слегка прикоснулся к нему соломинкой: «Эй, приятель, ты не уснул?» И вдруг произошло необычное — сеть вместе с пауком начала быстро раскачиваться вперед-назад, вперед-назад. Колебания ее стали такими частыми, что аргиоп будто бы потерялся из виду и превратился в расплывчатое, еле различимое пятно. Лесенка-то оказалась непростая. Она соединяла меж собой все круги паучьих тенет. Стоило аргиопу в случае опасности дернуть только за одну перекладину, как неподвижная сеть мигом оживала, ходила ходуном и, сотрясаясь, делала своего хозяина невидимкой. Потом паук отпускал лесенку. Паутина останавливалась и опять надолго замирала. Этим хитроумным способом аргиоп научился прятаться от врагов. Дикая поляна приоткрыла мне одну из тайн. И с той поры я стал относиться к ней с большим вниманием.