На понедельник были назначены две пресс-конференции.

На утренней выступил старший судья Верховного суда Темпл Коновер. Он расположился перед батареей микрофонов и телевизионных камер в одном из помещений Министерства юстиции, рядом с ним сидела его жена. На судье был темно-серый костюм-тройка, крахмальная сорочка, зеленоватого оттенка галстук. Плащ он снял, оставив на шее красный шерстяной шарф.

Коновер начал пресс-конференцию, зачитав краткое заявление, которое сам же написал рано утром:

«Насколько мне известно, управление полиции г. Вашингтона располагает оружием, при помощи которого было совершено убийство сотрудника Верховного суда Кларенса Сазерленда. Это оружие, пистолет 22-го калибра, принадлежало мне. Вплоть до настоящего момента я не подозревал, что мой пистолет был использован для совершения преступления, равно как я не имею понятия, кто и при каких обстоятельствах мог завладеть им. Вышеизложенное полностью исчерпывает мою осведомленность в названном деле».

Одному из полусотни присутствовавших в зале репортеров удалось перекричать своих коллег, чтобы задать вопрос:

— Верно ли, господин судья, что ваш пистолет был передан в полицию вашей женой?

— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

Вопрос другого журналиста был обращен к Сесили Коновер:

— Это вы передали пистолет в полицию, миссис Коновер?

— Обстоятельства, при которых был обнаружен пистолет моего мужа, не являются сегодня предметом обсуждения, — начала Сесили, представшая перед журналистами в желтом соломенного оттенка кашемировом платье, плотно облегавшем фигуру. — Это оружие принадлежало ему и…

Коновер метнул в сторону жены свирепый взгляд, затем сказал журналистам:

— Вас предупредили, что я не буду отвечать на вопросы и что мое появление здесь имеет целью лишь огласить заявление, которое я вам только что зачитал. Благодарю вас, что пришли, и желаю всего доброго.

Он встал, повернулся к помощнику так, чтобы тот мог закинуть плащ ему на плечи, затем, опираясь правой рукой на костыль и прихрамывая, направился к двери. Напряженное лицо судьи выражало боль. Сесили еще немного поулыбалась журналистам, напиравшим на нее и забрасывавшим ее вопросами, затем подняла руку:

— Потом, пожалуйста, все вопросы потом. — Она догнала мужа у двери, взяла его под руку, и оба исчезли коридоре.

Все время пресс-конференции Сюзанна Пиншер простояла у задней стены комнаты. Происшедшее оставило у нее ощущение, похожее на грусть. Только что перед ней сидел блестящий и заслуженный юрист, старый человек, опозоренный молодой, красивой женой. Передача пистолета судьи в полицию была, мягко говоря, в большей степени актом неверности, чем ее пресловутые супружеские измены. Сюзанна почувствовала, как неприязнь к Сесили Коновер буквально захлестывает ее. Маленькая смазливая стерва…

К Сюзанне подошел один из ее старых знакомых, тележурналист из Си-би-эс; его тоже интересовало, действительно ли Сесили Коновер была тем человеком, который передал в полицию пистолет судьи.

— Ну никак не могу добиться от них подтверждения, — сокрушался он.

— Не знаю, — ответила Сюзанна, гадая, кто в управлении полиции допустил утечку информации. Не может быть, чтобы Теллер…

Вторая пресс-конференция состоялась в три часа дня в Белом доме. В ходе ее президент Джоргенс объявил, что он назначил известного техасского судебного адвоката Дональда Уишенграда специальным прокурором по делу об убийстве Кларенса Сазерленда. Джоргенс сделал пространное заявление, которое заканчивалось так: «Это трагическое происшествие и последовавшие за ним события угрожают поколебать доверие нашего народа к ведущим государственным учреждениям, к высшим должностным лицам. Назначением специального прокурора я надеюсь способствовать быстрому и справедливому разрешению дела и восстановлению доверия нации».

Под конец президент ответил на несколько вопросов, среди которых был такой: имел ли он в виду судью Коновера, когда говорил о пошатнувшемся доверии к высшим должностным лицам?

— Я не подразумевал какое-либо конкретное лицо, — быстро ответил Джоргенс. — Верховный суд является нашим высшим судебным учреждением, и все, что ставит под сомнение его репутацию, равно как и всякий, кто этому способствует, наносят весьма ощутимый ущерб нашей стране.

После того как президент Джоргенс покинул зал, репортеры еще долго не расходились, высказывали догадки, содержался или нет в заявлении намек на Темпла Коновера. Отношение президента к старому судье не составляло тайны для широкой общественности. Он неоднократно подвергал критике либеральные взгляды последнего, а однажды заявил по телевидению следующее: «Некоторые из наших наиболее последовательных идеологов либерализма — таких, как достопочтенный судья Коновер, не видят ничего предосудительного в том, чтобы под лозунгом свободы превратить нашу страну в прибежище порнографии, наркомании и преступности. Я не могу рассматривать такую свободу иначе как свободу для кучки отщепенцев, я рассматриваю ее как распущенность». Тогда же президент добавил: «Я не помню, кому из мудрых принадлежит эта мысль, но, как мне кажется, в ней что-то есть: „Нет ничего консервативнее старого либерала“».

После этой передачи Коновер направил Джоргенсу письмо, в котором упрекал президента в отсутствии такта, но не получил в ответ ни слова.

— Самое интересное, — говорила, обращаясь к своим коллегам одна из присутствовавших на пресс-конференции журналисток, — это то, может ли Коновер действительно оказаться убийцей Сазерленда.

— А почему бы и нет, если его жена и впрямь замешана в каких-то тайных делишках. Поговаривают, что у нее было что-то с этим Сазерлендом, — отозвался другой репортер.

— Или, если старик застукал их и так расстроился, что решил прибегнуть к радикальным мерам, — вставил третий.

В шесть часов вечера того же дня Сюзанна Пиншер кружила на своем автомобиле по одному из кварталов в северо-западном районе Вашингтона в поисках парковки. Чья-то машина вырулила со стоянки, и она быстро заняла ее место. Закрыв машину, Сюзанна огляделась, чтобы сориентироваться, и направилась к дому, адрес которого был записан у нее на листке бумаги. Остановившись перед старым зданием, лишь недавно переоборудованным под жилье, она взглянула на номер, указанный на двери, убедилась в том, что именно он-то ей и нужен, и вошла в крохотный вестибюль. Почтовые ящики и кнопки звонков были на стене слева. Сюзанна наклонилась поближе и сощурилась, чтобы в полумраке лучше разглядеть таблички. Вот и нужная ей: «Л. Роулс — два звонка». Она нажала кнопку; повинуясь ответному сигналу, щелкнул замок входной двери.

— Привет! — Лори Роулс открыла дверь своей квартиры и пропустила Сюзанну внутрь.

— Привет! Извините за опоздание, но я никак не могла найти место для парковки.

— Здесь всегда так. Входите.

Квартира была небольшой, но казалась довольно просторной благодаря удачно подобранной мебели. Войдя, Сюзанна оказалась в гостиной; направо от входа была кухня, другая дверь вела в спальню. Сюзанна огляделась: с десяток ползучих растений украшали окно; стены комнаты были выкрашены в светло-желтый цвет и окантованы белым, но особенно удачным был цвет мебели — зеленый, что в сочетании с растениями создавало приятное ощущение открытого пространства.

— Садитесь, — сказала Лори. — С напитками у меня небогато, но вино найдется. Есть еще, кажется, виски и, может быть, немного водки.

— Я бы выпила вина, Лори, красного или белого.

Сюзанна присела на кушетку. Журнальный столик со стеклянной столешницей был завален книгами, среди которых Сюзанна заметила «Круговую поруку» — в прошлом бестселлер, автор которого нарисовал неприглядную картину работы Верховного суда изнутри.

— В свое время наверняка была рекомендована к обязательному чтению, — сказала Сюзанна, кивнув на книгу, когда Лори принесла вино.

— Наверное. Как насчет яичницы с ветчиной на ужин?

— Замечательно! — Сюзанна подняла свой бокал. — Давайте выпьем за лучшие дни.

— Давайте.

— Мне очень нравятся ваши растения. У вас явный талант в этой области.

— Они растут сами по себе. — Лори пригубила свой бокал. — Я благодарна вам, Сюзанна, за то, что вы пришли сюда.

— После того как вы позвонили, мне стало как-то не по себе. Дело не в самом звонке, а в том, как звучал ваш голос. Почему вы так настаивали на встрече, причем подальше от публики?

Лори пожала плечами:

— Похоже, я начинаю впадать в паранойю. Говорят, это удел каждого, кто достаточно долго прожил в Вашингтоне.

— Особенно если оказываешься вовлеченной в расследование дела об убийстве.

— Да, это способствует. Вы были сегодня на пресс-конференции?

— Я присутствовала на той, что проводил судья Коновер. И слышала о пресс-конференции президента.

— А я лишь видела репортажи с обеих в утренней сводке новостей: меня вновь направили работать у судьи Коновера.

— В самом деле? Как это получилось?

— Он пожаловался на то, что председатель оставил его без помощника, и настоял, чтобы меня к нему вернули.

— А как вы сами к этому относитесь?

— Сама не знаю. Особенно сейчас, после того как был обнаружен пистолет.

Видно было, что Лори очень хотелось перевести разговор на этот пистолет, но что-то ее удерживало. Сюзанна решила не спешить и принялась болтать что-то о «Вашингтонских краснокожих».

— Знаете, я не слежу за футболом, — сказала Лори, — хотя в столице это и непросто. Впрочем, в столице все непросто, — добавила она, заметно нервничая. — Извините меня.

Она вышла в ванную и вернулась через некоторое время совсем в другом настроении: на лице играла улыбка, а голос звучал с какой-то новой легкостью, хотя и немного нарочитой:

— Займусь-ка я ужином.

— Вам помочь?

— А вы сумеете разбить яйца? Знаете, у меня всегда скорлупа попадает в яичницу, так что, может быть, этим заняться вам?

Они перешли в маленькую кухню, где Лори вручила Сюзанне фартук.

— Я все собираюсь заняться серьезно хозяйством, стать заправской домохозяйкой, — сказала она. — Мне всегда хотелось научиться готовить, но мне говорили, что это немодно и что путь к сердцу мужчины сегодня лежит уже не через желудок. — Лори произнесла эту фразу легко и непринужденно, но все же в ней чувствовался легкий оттенок горечи.

— Неужели мир так изменился? — спросила Сюзанна, накрывая на стол. — Я старше вас и жизненный опыт у меня иной. — Она повернулась к девушке, спрятала руки в большом кармане фартука: — Мне все же кажется естественным, если женщина хочет стряпать, печь и тем самым угождать мужчине. Наверное, я совсем не феминистка. По крайней мере, в этом вопросе.

— Но ведь ваша жизнь сейчас построена по-другому…

— Так уж случилось, таковы были обстоятельства. И в то же время я считаю, Лори, что женщина, которая решает жить иначе, достойна уважения, а не осуждения.

— А что вы думаете об абортах? Это злободневная тема, вы ведь знаете, даже в таком городе, как наш. Я имею в виду дело, которое сейчас рассматривается в суде…

— Я не понимаю, как можно выступать за аборты, в то же время я считаю, что у женщины должно быть право выбора.

— Мне кажется, что по делу «Найдел против штата Иллинойс» суд вынесет решение в пользу сторонников более либерального подхода.

— Почему вы так думаете?

Лори взбила венчиком яйца в алюминиевой миске.

— В моей работе приходится сталкиваться с такими вещами, о которых в обычной жизни не имеешь представления… Иногда, Сюзанна, я чувствую, что многого предпочла бы не знать…

— Бремя не из легких, должно быть?

— Пожалуй, да… На днях вот провели предварительное голосование по делу «Найдел против штата Иллинойс». — Сюзанна промолчала, и тогда Лори добавила: — Пять голосов против четырех в пользу Найдел.

— Насколько мне известно, об этом не принято говорить. Почему вы пошли на это, Лори?

Лори бросила венчик в миску, повернулась и вытерла руки о фартук.

— Да, не принято, но здесь все взаимосвязано, Сюзанна. Очень многое из того, что происходит сейчас в суде, имеет отношение к Кларенсу.

— Хотите рассказать об этом подробнее?

— И да, и нет.

Во время ужина Сюзанна не затрагивала эту тему. Временами ей хотелось пойти навстречу девушке, сказать, что та ей очень нравится и может считать ее своим другом, но Сюзанна понимала, что этого делать не следовало. Она приехала к Лори потому, что та позвонила ей и пригласила к себе, пригласила, пообещав рассказать кое-какие подробности, касающиеся Кларенса Сазерленда. Играть, так по правилам, сказала она себе.

— Хотите еще вина? — спросила Лори, когда они покончили с яичницей.

— Я бы выпила кофе.

Лори подала кофе в гостиную. Подойдя к проигрывателю, она достала пластинку, поставила ее. Это была «Волшебная флейта» Моцарта.

— Он написал эту оперу по заказу, — сказала она. — Заказчиком был владелец театра в Вене, которому нужна была опера-сказка. Сначала Моцарт воспринял поручение несерьезно, как возможность повалять дурака, но чем дольше работал над оперой, тем ярче и серьезнее звучала музыка, превратившаяся в гимн человеку.

Сюзанна рассмеялась, не сумев сдержаться: «Если что-то положительное и есть в деле Сазерленда, так это ликвидация пробелов в моем музыкальном образовании. — Сначала Теллер, теперь вот Лори».

Обе молча слушали, пока звучала одна сторона записи. Перевернув диск, Лори вернулась на кушетку и взглянула на Сюзанну, которая сидела, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.

— Что вы хотели сказать мне, Лори? — спросила она, не меняя позы. «Вы можете доверять мне», — чуть не вырвалось у нее, но она сдержалась, понимая, что такие порывы при ее профессии непозволительны.

— Этот пистолет…

— Вы что-то о нем знаете?

— Судья Коновер угрожал им своей жене.

— Я слышала об этом раньше.

— От кого?

— Это неважно. В этом городе подобная информация не долго остается в секрете.

— Так вот, судья Коновер однажды пригрозил им своей жене, поскольку у нее был роман с Сазерлендом. Это вам тоже известно?

— Отдельные слухи доходили…

— Да, слухов хватало. Когда же об этом узнал и судья, он впал в неистовство, просто рвал и метал, а потом…

— А потом?

— Он сказал… сказал, что убьет их обоих.

— Откуда вы это знаете? Вы при этом присутствовали?

— Я была достаточно близко, чтобы все слышать. Эта была ужасная сцена, судья достал пистолет… Боже… был момент, когда я думала, что он действительно убьет ее.

— Но ведь не убил же.

— Нет.

— Ну а при чем здесь Кларенс? Или с ним у судьи тоже была стычка по этому поводу?

— Да, была.

— Вы что же, и этот разговор тоже слышали, Лори?

Она покачала головой:

— Кларенс мне рассказал.

Сюзанна медленно выпрямилась.

— Кларенс? Но зачем, какой ему смысл было об этом рассказывать?

— Не знаю. Разве что это был еще один способ сделать мне больно…

Сюзанна протянула руку и коснулась плеча Лори. Черт побери, может она, наконец, побыть просто человеком, женщиной, да или нет?

— Простите меня, Лори. Вам, должно быть, очень тяжело вспоминать это.

— Ничего, со мной все в порядке, — суховато выговорила Лори, хотя было видно, что это не так. Она с трудом сдерживала слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. — Кларенс не упускал возможности рассказать мне о своих женщинах, ему это нравилось. Я думаю, я бы справилась с собой, влюбись он в кого-нибудь из них по-настоящему… Но ведь этого никогда не было! Он болтал лишь о своих сексуальных успехах: с той он познакомился в баре, с этой — на вечеринке, а эта…

— Вроде Сесили Коновер?

Лори не ответила, но ее молчание было куда красноречивее слов.

— Как долго продолжались их отношения?

— Не думаю, чтобы они прекращались. Он рассказывал мне, как… ну, они встречались у него дома, в отеле, даже в суде…

— В зале суда?

— Нет… в кабинете Кларенса. Единственный раз, когда он устроил что-то в этом роде в зале суда… как ни постыдно в этом признаваться… это было у него со мной. Ужасно. Вы только подумайте: ради чего мои родители обучали свою ненаглядную доченьку в юридическом колледже?.. Ради того лишь…

Первой и естественной реакцией Сюзанны было сочувствие, но она в который уж раз сдержала себя, не желая прерывать девушку. Однако опасения были напрасны, Лори продолжала говорить.

— Это случилось лишь однажды, — повторила она. — На самом деле все было не так ужасно, как могло показаться. Ничего не произошло, хотя, признаться, мы были на грани. У Кларенса были свои причуды — многие называли это странностями, — он нередко засиживался на работе допоздна и вечером любил зайти в зал суда и изобразить из себя верховного судью. Он садился в кресло посредине и произносил речь, обращаясь к залу; зал, разумеется, был темный и пустой, из публики была разве что я.

— И часто он так лицедействовал?

— Да нет, всего раз-другой…

— А в тот вечер, когда вы занимались там любовью?

— Тогда он вдруг стал нежным и ласковым, мы, говоря по-старомодному, обнимались и целовались. Я ужасно боялась, что кто-нибудь из охраны войдет и застанет нас, но Кларенса, похоже, это совершенно не волновало. Если бы это зависело только от него, то мы бы, возможно…

Сюзанна улыбнулась:

— Еще один старомодный термин: дошли бы до самого конца?

— Да, именно так.

В этот момент кончилась запись и на другой стороне пластинки. Лори встала.

— Поставить еще раз то же самое или что-нибудь более легкое? — спросила она.

— Давайте легкое.

Она поставила на проигрыватель пластинку с записью Джорджа Ширинга в сопровождении струнного оркестра, подошла к цветам, прикоснулась к ним с преувеличенной нежностью, затем обернулась и сказала:

— Я ужасно боюсь, Сюзанна.

— Боитесь? Чего?

— Боюсь находиться там.

— В здании суда?

— Да. Боже, я меньше всего хочу показаться странной или не в своем уме, знаете, с манией преследования, но, в конце концов, где-то в Верховном суде Соединенных Штатов скрывается убийца…

Сюзанна подошла к ней.

— Лори, вы все сказали мне? Может быть, вы чего-то недоговариваете? Возможно, Кларенс сказал вам что-то по секрету.

Первым побуждением Лори было ответить отрицательно, но, подумав, она кивнула:

— И что же дальше?

— А дальше его убили, скорее всего кто-то из судей.

Сюзанна кивком указала на кушетку.

— Давайте присядем. Так что же дальше?

— Кларенс частенько утверждал, что у него есть отмычка к каждому человеку в Верховном суде. Он знал о каждом судье что-то компрометирующее.

— Откуда он брал сведения?

— Точно не знаю, но, возможно, он просто умел слушать, находясь рядом с ними… Он работал с судьей Поулсоном и утверждал, что тот не более чем марионетка в руках Джоргенса и что он может доказать это.

— Ну, о Поулсоне так говорил не он один, Лори. Если уж на то пошло, подобные обвинения выдвигаются в адрес верховных судей на протяжении многих лет.

— Я думаю, что здесь нечто большее, — ответила Лори. — Одно дело, когда судья оказывается под влиянием политических идей президента, который, кстати, и назначил его на этот пост; и совсем другое — когда Белый дом через председателя Верховного суда прямо влияет на принятие решений по конкретным делам.

— С Поулсоном дело обстоит именно так?

— Кларенс утверждал это и говорил, что может подтвердить факты документально. Он сказал, что, если предать эти документы огласке, в действиях Верховного суда, да и Белого дома тоже, выплывет наружу масса скандальных вещей.

Сюзанна присвистнула.

— Я выпила бы еще кофе, — сказала она. — И немного бренди, если у вас есть.

— Есть.

Они продолжали разговор о судье Поулсоне и его связях с Белым домом. Лори не могла сообщить ничего конкретного, поскольку документов, на которые ссылался Кларенс, она не видела; однако, казалось, была убеждена, что эти документы существуют и представляют реальную угрозу для верховного судьи и даже для президента. Вполне достаточный мотив для убийства.

— Ну а остальные судьи? — спросила Сюзанна. — Вы рассказали мне о судье Коновере и о том, что у его жены был роман с Сазерлендом. Какой информацией располагал Сазерленд о других?

— Мне кажется, он знал что-то о каждом, Сюзанна. Я помню, как он однажды отозвался о судье Чайлдсе; он рассмеялся тогда и сказал: «Тоже мне, герой липовый! Жулик он и проходимец».

— Судья Чайлдс? Но его военные заслуги документально подтверждены…

— Я не знаю, что вам ответить. Однако нередко, просыпаясь среди ночи, я вижу лица членов Верховного суда. Мне снится, что все девять судей стоят перед судейской скамьей, а Кларенс сидит в кресле председателя… Точно так же, как он сидел в момент убийства. Он смеется им в лицо, называет дураками и мошенниками. И у каждого судьи в руке пистолет, кто-то из них стреляет и попадает ему в голову…

— Кто же?

— Не знаю. Слава Богу, это всего лишь сон, и я просыпаюсь.

— Ну а если следовать вашей интуиции, Лори, кого бы вы назвали?

Лори нервно усмехнулась:

— Не знаю, Сюзанна. Но если бы мне нужно было ограничить круг подозреваемых, я назвала бы Коновера, Поулсона и Чайлдса. Насколько я понимаю, у них были реальные мотивы. Я знаю, что сейчас много говорят об отношениях Кларенса с женщинами, но вряд ли его убила женщина. Я переиначила бы старую поговорку, Сюзанна: ищите мужчину…

Двадцать минут спустя Сюзанна сидела в своей машине. Она включила двигатель, крепко сжала в руках руль. «Ищите женщину, ищите мужчину, — сказала она себе. — Ищите кого угодно, где угодно, но только не здесь и не меня…»

Два человека закончили обыск в кабинете доктора Честера Сазерленда в его доме в Чеви-Чейзе.

— Вот они, — сказал один из них.

— Точно, — ответил другой. — Это и есть его досье по проекту МКАЛТРА, или как его там. Как раз то, что им нужно. Пойдем!