Сюзанна с Мартином возвращались домой после спектакля в центре имени Кеннеди. Давали «Богему» Пуччини.

— Это было просто чудесно, — сказала Сюзанна, — столько страсти.

— Пуччини — это Пуччини, — важно ответил Теллер, освобождаясь от ее руки и шаря в карманах в поисках ключа от машины. — Куда теперь махнем?

— Куда хочешь. Хотя нет, беру свои слова назад. Ты выбирал программу до сих пор, сегодня моя очередь. — Она смотрела прямо перед собой, и лицо ее оставалось непроницаемым. — Пожалуй, поедем к тебе.

Так же нарочито сдержанно, не меняя выражения лица, Теллер ответил:

— У меня там такой бардак. Уборщица почему-то не пришла.

— Да нет у тебя никакой уборщицы.

— Ну, тогда сдаюсь.

Дома действительно был беспорядок, и даже больший, чем он предполагал. Мартин снял с дивана старое одеяло.

— Это для того, чтобы кошачья шерсть не приставала. Садись, но лучше с краю, в середине пружины плохие.

Он включил стереопроигрыватель.

— Выпить хочешь?

— Не откажусь.

Мартин быстро принес напитки, налил в бокалы. Протянув один Сюзанне, сказал:

— Вера говорит, что Кларенс был очень похож на Роберта Редфорда. В морге я этого не то чтобы не заметил, просто особенно не вглядывался. Я уже в зале суда понял, что к чему. Скажу тебе, это было жутковато: сначала Поулсон, потом Вера: она изображала, как застрелила Сазерленда.

Они примостились на краешке дивана, держа в руках бокалы. Одна из кошек потерлась о ногу Сюзанны.

— Мартин, — спросила Сюзанна, — как ты думаешь, все закончилось?

— Да, пожалуй… Во всяком случае, наше участие в этом деле. Расскажи-ка мне о своей встрече с Лори Роулс. — Сразу же после завершения сцены в зале суда Мартин рассказал обо всем Сюзанне, и они договорились, что Сюзанна направится к Лори, чтобы выяснить, каковы ее планы, и по возможности убедить Лори отказаться от их осуществления.

— Я пришла к ней домой. Конечно же, ее поведение разительно отличалось от того, каким оно было раньше, ну, когда мы с ней встречались. Она была чересчур самоуверенна и официальна, пока я не сказала, что ты готов предъявить ей обвинение в шантаже.

— Ну и что она на это ответила?

— Сначала держалась твердо, утверждала даже, что я ее обманываю. Ну, пришлось заявить, что у нас достаточно свидетельств для того, чтобы начать дело. А уж если некоторые факты просочатся в прессу… Вот тут ее карьере в Белом доме придет конец.

— Та-ак. Ну и?

— Ты знаешь, мгновенно изменилась: просто стала сама любезность, слабая женщина. Даже выжала из себя несколько слезинок. Говорила, что я должна понять ее как женщина, что она всегда лишь пыталась защитить себя в этом жестоком мире.

Сюзанна на секунду задумалась.

— Я едва сдержалась. Сказала, что ей лучше оставить свои затеи, уволиться из суда и отказаться от карьеры в Белом доме. Может быть, даже уехать из города. А иначе моей целью станет забота о том, чтобы упечь ее за решетку. По-моему, она мне поверила.

— Неплохо сработано. Уж теперь-то, во всяком случае, представители Белого дома от нее отстанут, и она это поняла.

— Знаешь, Мартин, что меня все-таки беспокоит? Джоргенс по-прежнему остается президентом, а Поулсон — председателем Верховного суда.

— Сюзанна, мы раскрыли убийство. Все, что выходит за рамки убийства, — нормальное течение жизни. Говорить об этом… — И он потянулся к ней.

— Да подожди ты! Я же с тобой разговариваю…

— Знаю. Ну, хорошо. Ты могла бы сплавить эту историю какому-нибудь своему приятелю репортеру. Историю о том, что Поулсон находился на лечении в психиатричке и что президент знал об этом, назначая его на пост верховного судьи.

— Не могу я этого сделать.

— Я в этом и не сомневался.

— Но существует еще Чайлдс. И он по-прежнему остается идеалом для миллионов людей. Что если его история станет известна всем? Представит его в самом невыгодном свете? — Она глотнула вина. — Как ты думаешь, доктор Сазерленд знал о том, что Вера Джонс убила его сына?

— Думаю, знал. Ну и крыса же этот парень, раз его собственный отец покрывал убийцу.

— Она тебе так и сказала? Я хочу сказать, она призналась, что доктору было все известно?

— Ну, почти так, и вообще это достаточно очевидно. Непонятно только, что мне делать с этой информацией? Я могу обвинить его в том, что он мешал судебному разбирательству, утаивая сведения, но, видимо, и тут не судьба. Уже существует определение совершенному: убийство в состоянии аффекта. Ничья лодка больше не разобьется, конечно, и этот факт — лучшая защита для Веры. Видит Бог, она заслужила те перемены, которые могут произойти в ее жизни. Кроме того, у меня полно других поводов для волнения, например беременная дочь, моя пенсия и два несчастных кота… А как насчет тебя, советчица?

— Думаю, мне пора двигаться.

— Но мы же только что приехали. И потом это была твоя идея, помнишь?

— Я имею в виду, что я собираюсь в Калифорнию, идиот. Конечно, я все помню.

— Тогда к черту все это…

— Я разговаривала со своим бывшим мужем. Ему было не просто начинать все заново, заботясь о трех маленьких детях. Самое время мне заняться ими. Я думаю, начать все сначала — лучший выход для всех нас.

Он не нашел слов, чтобы ей ответить, выдавил лишь:

— Хочешь еще выпить?

— Да, пожалуйста.

Когда он вернулся из кухни со вновь наполненными бокалами, она опять попросила его поточнее рассказать, что Вера Джонс говорила перед официальным допросом.

— Я действительно сочувствовал ей, — ответил Теллер, — и до сих пор сочувствую. Той ночью, когда она была с Кларенсом в зале судебного заседания, она чувствовала себя так же, как и в ночь первого причастия. Странно другое: внезапно она потеряла над собой контроль, застрелила его, а потом вдруг настолько успокоилась, что принесла пистолет обратно в кабинет Коновера, воспользовавшись ключами, которые были у Кларенса. Более того, после этого она снова возвращается в зал суда и кладет ключи в карман убитого. И уж совсем насмешка судьбы: Кларенс взял с собой досье Поулсона, но Вера об этом не знала. Она думала, что это досье на Сесили Коновер, собранное ее мужем. Вера возвращается в кабинет Коновера, имея при себе пистолет и досье Поулсона, которое только теперь вернулось к доктору Сазерленду. Вера могла бы сразу взять эту папку, но просто не сообразила. А возможно, испугалась, что ее остановят на выходе, найдут папку и сообразят, что она убийца. Я полагаю, так оно и было.

— Ну, после того как Сазерленд показал нам эту папку-подделку, я тоже это поняла. Он был потрясен, как ты помнишь, и отослал Веру — единственного человека, который имел доступ к этим материалам. А потом постарался скрыть, что в досье собраны другие материалы. Тогда-то я и решила заняться как следует этим делом. И мне повезло.

— Повезло — не то слово. Для роли полицейского ты чересчур сообразительна. А, кстати, что ты думаешь о решении по делу «Найдел против штата Иллинойс»?

— А ты?

— Ну, ты знаешь мое отношение к этим проблемам, но более всего я порадовался, узнав, что Коновер более или менее поправился и вновь возвращается на свой пост. Он хороший человек, и ему здорово досталось в последнее время.

— Это будет пощечиной Белому дому, — подхватил Теллер.

— Полагаю, что да, но, как ты говоришь, есть более серьезные вещи: например, дети — как твои, так и мои, — наши жизни, говорить о которых… Ладно, хватит об этом, давай лучше займемся делом… — Она подвинулась ближе к нему.

— Здесь плохие пружины…

— А у инспектора-холостяка есть спальня?

Спальня у него была, и, шуганув со своего пути кошек, Теллер взялся сопровождать туда Сюзанну, чтобы хотя бы на время отвлечь ее мысли от Калифорнии.