Верховный судья Темпл Коновер сидел за завтраком в малой столовой своего дома в Бетесде в голубом фланелевом халате, синих, махровой ткани, домашних туфлях, с обмотанным вокруг шеи красным шерстяным шарфом. Рядом, под рукой, стоял алюминиевый костыль, без которого судья не мог передвигаться после последнего инсульта. На столе перед ним лежал окончательный вариант статьи для журнала «Харперс» о цензурной петле, затягивающейся на шее свободной прессы.

Старинные часы в углу большой столовой отзвонили время — семь утра. Коновер налил себе перемешанные с гущей остатки кофе, приготовленного экономкой, взглянул в окно на тщательно ухоженный японский садик — его подарок второй жене-японке.

— Доброе утро, Темпл, — раздался от двери голос его нынешней жены, юной особы с длинными, вьющимися по плечам светлыми волосами, в легкомысленном розовом халатике, прихваченном на талии двумя пуговками, и с детски припухлым, не отошедшим еще от сна лицом. Она стояла, облокотясь о косяк двери и пальцами одной ноги едва касаясь подъема другой. Слегка распахнутые полы халатика являли взгляду гладкие белые бедра.

— Привет, Сесили. Хочешь кофе?

Она подошла к столу и увидела пустой кофейник:

— Пойду заварю свежий.

— Лучше позвони Карлу.

— Не стоит, принесу сама, так будет быстрее.

Минут через десять она вернулась с полным кофейником, налила себе свежий кофе и уселась напротив мужа, подложив под себя одну стройную ногу и болтая на весу другой. Судья закашлялся.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — участливо спросила жена.

— Прекрасно. Вот только что закончил статью, — он толкнул к ней через глянец стола стопку листов. Она взглянула на них мельком, без всякого интереса, отпила кофе из чашки.

— Как вчерашний концерт? — спросил судья.

— Скука смертная.

— А куда ты делась после концерта?

— Захотелось выпить перед сном, ну и заглянули на огонек к Пегги.

— Где и выпили, потом еще и еще, судя по тому, что домой ты явилась почти в два часа.

— Ну и что? Мы сидели и разговаривали.

— Могла хотя бы позвонить! — Судья вновь закашлялся. В глазах появились слезы, он стал лихорадочно шарить рукой по столу в поисках стакана с водой. Жена бросилась на помощь, но он жестом отослал ее на место. — Так почему ты не позвонила? Я ведь волнуюсь, тебе это прекрасно известно.

— Не хотела тебя будить, только и всего.

— Будто бы! С кем ты была у Пегги?

— Обычная компания, все тебе хорошо знакомы. Темпл, уймись! Надоели твои допросы, подозрения, ревность всякий раз, когда я где-нибудь бываю одна, без тебя.

— Так ли уж для них нет оснований?

Она шумно выдохнула воздух и поставила чашку на стол с такой силой, что кофе выплеснулся через край.

— Умоляю тебя не начинать все сначала. Из-за одного-единственного раза нельзя же вечно изводить человека…

Ее слова были прерваны деликатным мужским покашливанием. В дверях стоял Карл, вот уже с полгода выполнявший в доме судьи Коновера целый ряд обязанностей, в том числе садовника — когда требовали обстоятельства — и шофера. Высокий брюнет лет тридцати, Карл носил аккуратно подогнанные джинсы и серую майку, плотно облегавшую бугры мышц на плечах и предплечьях. Шлем черных вьющихся волос обрамлял лицо с крупными, но неопределенными чертами, тяжелыми веками, полным чувственным ртом и расплющенным боксерским носом. Жил он тут же, за домом, в одной из трех квартир над гаражом.

— Простите, что вошел без стука, — сказал он с заметным немецким акцентом. — Я хотел спросить, когда подавать автомобиль. Вчера вы сказали, что служебный лимузин будет скорее всего занят.

Темпл посмотрел на мнущегося в дверях дюжего молодца, который глаз не спускал с Сесили.

— Через час, — сказал он, — через час я буду готов.

— Хорошо, сэр, — проговорил Карл, исчезая за дверью.

— Почему занят служебный автомобиль, Темпл?

— Ремонтируют, должно быть. Или взяли на похороны.

— А ты сам на похороны поедешь? — спросила Сесили.

— И не подумаю.

— Мне кажется, тебе все же надо поехать. Покойный работал у вас старшим клерком.

Судья попытался сдержать дрожь в правой руке, но не смог, и она быстро охватила все тело. Костыль грохнулся на пол, дрожащей рукой судья опрокинул кофейник.

— Тебе плохо, Темпл?

— За собой бы лучше смотрела!

— Что ты имеешь в виду?

— То, что ты даже не считаешь нужным запахнуть халат в присутствии постороннего мужчины.

Она взглянула вниз, на полы халата, потом подняла глаза на мужа.

— Но ведь на то он и халат, понимаешь?

— Да, но у него есть застежки, другое дело, что ты ими никогда не пользуешься!

— Ты меня просто смешишь, — сказала Сесили, натягивая одну полу халата на голые ноги, а другой прикрывая грудь. — Извини, я пойду к себе. Надо переодеться на похороны.

Уперевшись руками в стол, Темпл с трудом встал на ноги. Сесили, обойдя стол, подняла костыль, протянула его мужу.

— С какой стати ты решила отправиться на похороны этого мерзавца?

— Потому что не пойти было бы неприлично. Мало ли что…

— Сазерленд был отпетым…

— Прекрати, не хочу об этом говорить! — Она вышла из комнаты. Судья, кряхтя, двинулся следом, медленно, с трудом выдвигая вперед костыль с резиновым наконечником и подтягивая по полу парализованную правую ногу. Он дотащился до ее спальни и, открыв дверь, крикнул:

— Ты меня оскорбляешь тем, что едешь на его похороны!

Скинув халатик, Сесили ушла в свою ванную комнату.

— Шлюха! — произнес Темпл негромко, но так, чтобы она услышала.

Сесили стояла, опершись о края раковины, и рассматривала себя в зеркало. Услыхав слова мужа, она выпрямилась и обернулась в его сторону:

— И у вас еще хватает нахальства толковать об оскорблениях, господин судья?

Он сделал неуверенный шаг вперед, но зашатался и схватился для упора за ручку двери. Дрожь усиливалась. Казалось, он вот-вот не устоит на ногах. Сесили бросилась к нему через комнату, подхватила под руку.

— Не смей до меня дотрагиваться! — неожиданно сильным, повелительным голосом крикнул Темпл. Он взметнул вверх костыль, будто собираясь ее ударить, но передумал:

— Хочешь идти на похороны, черт с тобой, отправляйся! Повеселись на его могиле и за меня тоже!