На улице стемнело. Всегда удивляет такое быстрое наступление темноты зимой. Где-нибудь в горах такое явление легко объяснимо, но там, где солнце ничего не закрывает, сложно понять причины этого. Оно словно резко падает. Заводил маму с ребёнком при ярком освещении, а спустя десять минут день уже закончился.

Автомобиль остыл. Поражаюсь водителю — может, он и не человек вовсе, а допустим, Дед Мороз или, если отбросить невероятные объяснения, морж, что обливается холодной водой и в свободное время любит устраивать заплывы в ледяных водоёмах, освобождённых от слоя замёрзшей воды. Нет, грубо, конечно, но я бы не постеснялся сравнить его с пингвином. Было бы любопытно взглянуть на слой жира под тем мехом, что пробивается на слегка оголённой груди через расстёгнутый ворот рубашки в клеточку. Со своего кресла он сходит только на подстанции, всё остальное время пребывая в крайне замороженном состоянии, сохраняя тепло внутри себя и не давая ему выходить наружу. Удивительный человек, мне бы тоже не помешало иметь какие-нибудь сверхспособности, но я не пингвин, не морж и не Дед Мороз, а человек, что тепло одевается, отчего мне тоже не слишком досаждают низкие температуры, но ноги всё равно ничем спасти не удаётся: мёрзнут бёдра, холодеют ступни.

Половину обратного пути до подстанции мы проехали спокойно. Пока в лесу, совсем рядом с тем местом, где ещё утром я испытал культурный шок от поведения первого пациента, нас не остановил наряд полиции. Они попросили оказать помощь найденному здесь же человеку, мирно спавшему в сугробе. Он в сильном алкогольном опьянении, но серьёзно обморозился, поэтому они не могут забрать его в отделение и совершенно спокойно решили передать заботам медицины. Они уже собирались звонить в скорую помощь, но увидев нашу машину, решили её остановить. Был бы у меня в этот момент в машине пациент, я мог бы спокойно отказаться, уведомив при этом диспетчера, который прислал бы другую бригаду. Всё хорошо, но я мирно ел апельсин и не планировал так сразу отрываться от процесса поглощения. Однако пришлось.

Ничего не имею против выпивающих людей. Только одно дело, иногда выпивать для поддержания жизненного тонуса, и совсем другое, сделать это образом своей жизни. Как только этот человек добрался сюда? Может, кто-то его вёз и высадил — скорее, именно так. Больше всего не нравится запах от таких людей. Это и запахом не назовёшь — очень пахучая вонь. Она слегка подмерзла, но по мере оттаивания наш автомобиль все больше будет наполняться неприятными ароматами. Документов при человеке нет, сам он весь трясётся — вряд ли от охлаждения его так кидает в разные стороны, тут виноват алкоголь. На руках ничего нет. Такие люди кисти берегут от холода, пряча их в рукавах, втягивая руки поглубже в куртку. Не удивлюсь, если сей гражданин не имеет определённого места жительства, проводя всё своё время на свежем воздухе. Такие очень любят быть клиентами ожоговых центров зимой, да и в другое время года они тоже не против побыть несколько недель в больнице, где им дадут кров и вкусно накормят.

Руки он точно отморозил. В отношении остальных частей тела оценку дать невозможно. В нашем салоне мужчине отогреться не получится, ему это, впрочем, противопоказано. Жалоб не предъявляет, разговаривать тоже не может — алкоголь порядком расслабил его, не давая возможности вернуться членораздельной речи. Согласен или не согласен, его спрашивать не надо. Сейчас от этого ничего не зависит. Вот если бы он говорил поразборчивей и обматерил нас поосновательней, выламывая дверь и буяня, сразу отправился бы обратно к добрым полицейским. Мне помогли его перегрузить из машины полиции в нашу, где мужчина удобно расположился на носилках и сразу заснул. Вот же люди, отрежут ему кисти, дадут инвалидность да пропишут в каком-нибудь доме-интернате, а то и вовсе умрёт на улице — пропащий человек.

Раньше в нашей стране существовали вытрезвители, где давали возможность провести ночь нарушителям общественного порядка, пожелавшим отдохнуть в лежачем положении на дорогах, тротуарах и других местах города, окончательно ослабших от большой дозы алкоголя. Кто-то счёл такое гуманное отношение к людям негуманным, унижающем их достоинство. С тех пор нет единой точки зрения на данный вопрос. Такие отдыхающие не нужны полиции и не нужны медикам, но куда-то их девать всё-таки следует. По умолчанию, если человек может ходить на ногах, то его забирают в отделение, если не может — скорая помощь доставляет в больницу. Где-то таких клиентов принимает терапевтическое отделение, где-то токсикологическое. Но нигде не хотят с ними иметь дело. Как правило, всё упирается в деньги, поскольку люди с тягой к асоциальному образу жизни не имеют страховки, которая им положена бесплатно. Нет времени или нет возможности, а может, без паспорта не могут получить. Круговая система проблем упирается в самого человека, который не любит в первую очередь себя. Поэтому стоит ли винить медиков, с пренебрежением к ним относящихся.

С отморожением просто так из больницы не отпустят, хотя если доктора не увидят ничего серьёзного, то задерживать у себя не станут из-за малого числа коек, количество которых с каждым годом только сокращается. Считается нужным развивать поликлиническую службу, только я лично вижу по своим пациентам, что в ту службу никто обращаться не хочет. Там постоянно нет нужных специалистов или очередь на несколько недель вперёд, а платно идти никто не желает. Да и нет у поликлинического доктора возможности постоянно наблюдать за пациентом, который легко может отказаться пить прописанные таблетки, сводя на нет все затраченные доктором усилия, и от этого у доктора только голова сильнее болит, ведь прописанное лечение должно было вылечить, а эффекта нет.

Хорошо пьяным в токсикологии зимой — их спящие тела всегда лежат вдоль стен в коридоре рядом с дверью приёмного покоя. До утра их никто не трогает, зато охраннику новой смены будет чем заняться, пытаясь спровадить очнувшихся людей да хоть слегка проветрить помещение до вечера, когда всё повторится снова. Летом в токсикологии всегда наблюдаешь бои гладиаторов, когда охранник с одной стороны и несколько пьяных с другой. Охранник их выталкивает за дверь, а те активно сопротивляются. Впрочем, будучи выдворенными, они всё равно далеко не уходят, устилая газоны внутри территории больницы и снаружи. К таким никто не подходит. Все в округе знают главную истину — проспится, тогда сам уйдёт, а иначе всё равно из больницы выйдет и ляжет на это же самое место.

Ровное дыхание заснувшего мужчины быстро перешло в громкий храп, сотрясающий барабанные перепонки. Руки он зажал между бёдрами, где они у него должны согреться. Я его разбудил и попросил держать руки свободно, на что он отреагировал с адекватной покорностью. После чего переворачивается на другой бок, засыпает, начинает храпеть, а руки снова зажаты между бёдрами. Не буду его больше беспокоить. Лучше обработаю свои руки специальным средством.

В больницу ехать обратно в спальный район, да по тем же самым пробкам. Радует одно — скоро машин станет меньше. От пьяного пациента отгородились, закрыв перегородку — единственное средство сообщения между кабиной и салоном. Не слишком хорошая защита от шума, но отличное средство, препятствующее проникновению в кабину постороннего запаха. Пахнет работник скорой бензином и перегаром — известная истина. Бензином пахнет от постоянно протекающих шлангов в моторном отсеке, а также из-за запасной канистры. Перегар и прочие запахи немытого тела достаются от пациентов, один из которых сейчас мирно спит в салоне, и салон теперь так просто не проветришь. Сам работник ничем не пахнет. Посторонние запахи впитывает униформа и волосы. Если одежду можно снять, то волосы после каждого вызова мыть не будешь. Хорошо, что пока требуют мыть лишь руки. Дома, после смены, семья всегда воротит от тебя нос, указывая в сторону ванны.

Пока мы едем, есть повод вспомнить состояние после работы. Не зря существуют анекдоты о соседях, о которых весь дом думает, будто они постоянно с перепоя, не понимая, что человек после смены пришёл. Он идёт качаясь, изредка зевая, потирая рукой лоб, глаза у него красные, речь невнятная, соображает он также очень медленно. Хорошо, когда есть возможность спокойно лечь и заснуть. В частном доме могут помешать важные дела, в молодой семье — маленькие дети, в многоквартирном доме — затеявшие ремонт изверги. Вот немного поспал. Хорошо ли теперь себя он чувствует? Нет! Голова болит, хочется постоянно пить, руки трясутся, глаза по-прежнему красные, способность логически мыслить продолжает хромать. Нужно мне было как-то сходить в магазин после такого сна. Те ощущения сохраню до конца жизни. Мне взвесили товар, назвали цену, а я, как олигофрен в последней стадии отупения, пытаюсь отсчитать нужное количество бумажных и железных денег трясущимися руками, понимая нелепость всей ситуации и боясь взглянуть в глаза продавцу. Хорошо тем, кто отдыхает между сменами не менее трёх дней — такие люди могут придти в себя. Чаще люди себя не берегут, работая через сутки или через двое. Лично мне сомнительна долгая жизнь и лёгкая старость таких стахановцев.

Вспомнил про две дольки апельсина, так грубо возвращённые мной обратно в пакет. Аккуратно развязал маленький, быстро завязанный узел, потратив на это никак не меньше пяти минут. Этот пакет мне потом целым пригодится — вдруг кто рвотные позывы не удержит, а ведро мне будет жалко ему давать, вот и подсуну мешок. Сейчас в нём лежит кожура апельсина и ещё одна его четвертинка.

Не самое приятное чувство отозвалось со стороны желудка. Еды в запасе ещё на один час, а дальше начнётся дискомфорт. Надо будет что-то придумывать, так как на ужин рассчитывать не приходится. Люди окончательно осознают свою беспомощность после семи вечера. Примерно как у Габриэля Гарсии Маркеса в его повести о человеке, выжившем после того, как он оказался за бортом корабля. Там к нему акулы каждый день приплывали ровно в пять часов вечера. Так и у нас — пациенты вспоминают о том, что нельзя на завтра откладывать то, что можно сделать вечером; что нельзя до утра откладывать то, что можно сделать ночью. Очень повезёт тем бригадам, которым удастся добраться до подстанции и с мольбой в голосе рискнуть отпроситься поесть. Не повезёт тем, кто будет вынужден обслуживать вызовы до одиннадцати, а то и дольше. Конечно, существуют нормативы, коих следует придерживаться. Но каждый старается уберечь себя, посылая голодных недовольных медиков вновь и вновь, не обращая внимание на просьбы на человеческое к себе отношение. В вечернее время медики пугают пациентов урчанием желудков, вдыхая ароматы с кухни на очередном вызове, — и хоть кто бы чем-нибудь угостил.

Ожоговый центр традиционно недоступен. Мой пациент преспокойно продолжает спать в машине, пока я с помощью звонка пытаюсь добиться внимания медицинского персонала. Вот замок щёлкнул, но дверь не открылась. Разумное действие в такой мороз, значит, медсестра сразу отбежала от двери вглубь помещения. Я тоже дверь не стал открывать, а пошёл будить пациента. Он недовольно отбивался от моих попыток поднять его пьяное тело. Изрыгал проклятия, да отмороженными пальцами начал отчаянно цепляться за носилки. Трудно его было поднять.

В помещении пьяный пациент сразу упал на кушетку и продолжил спать дальше. Медсестру это привело в крайнее возмущение, а подошедшие санитарки стали его интенсивно тормошить. Мужчину им придётся раздевать самостоятельно, если тот не в состоянии это сделать сам. Чуть позже подошёл доктор. Я его сразу узнал, он нам как-то лекцию читал в актовом зале, где администрация скорой помощи старается повышать уровень знаний своих работников. Только работники, крайне неблагодарные, на те занятия ходить не хотят, отчего чувствуешь себя весьма неуютно, будто все договорились сбежать с занятий, а ты один решился пойти против коллектива.

На таких занятиях иногда получается вынести для себя что-то действительно полезное. Только вот крайне полезная информация разбивается о нормативные акты и иные препоны, обязывающие нас поступать согласно старым заветам, а не так, как требует стремящаяся вперёд медицинская наука. Получается парадоксальная ситуация — для блага человека нужно делать одно, а для блага пациента другое, отчего пациент продолжает пребывать в статусе больного человека, не понимая, почему же ему не удаётся стать полностью здоровым. Избитая истина приходит на ум каждую смену — мы лечим заболевание, а не того, кто от него страдает.

Доктор посмотрел на нового пациента, на медсестру, на санитарок, потом посмотрел на меня. Вздохнул. Расписался в карте вызова. Больше здесь мне делать нечего. Спокойно выхожу, навожу порядок в салоне, даю пять минут на его проветривание, открывая боковую и задние двери. Сам стараюсь заполнить карту пациента, только пальцы мёрзнут быстро, и я прекращаю этим заниматься. Лучше пусть руки будут в тепле, для чего сам их втягиваю внутрь рукавов куртки. Так действительно теплее. Вот почему таким способом некоторые люди предпочитают уберегать кисти рук от холода, только всё равно не следует отказываться от перчаток или варежек — пальцы лишними не бывают, да и сами руки могут в жизни много раз пригодиться.

От запаха полностью избавиться не получилось — это и не требовалось. Жалко мне тех людей, которым предстоит ездить в салоне и вдыхать ароматы непонятного происхождения. Но деваться некуда. Только на подстанции есть средство для опрыскивания салона. Оно тоже не избавляет от запаха и не маскирует его, а уничтожает болезнетворные микроорганизмы и вирусы. Иного не предусмотрено. Поэтому-то я в случае личной надобности предпочту добраться до больницы самостоятельно. По этой же причине в боулинг хожу со своей обувью. Скажете, вот же брезгливый какой. Ошибаетесь. Я не забываю о голове на плечах… и другим советую не забывать о своих головах.