На любой зоне (среди заключенных именно так и говорится: на тюрьме, на зоне) существует несколько каст, т. е. групп, арестантов (слово «арестант» употребляется в современной тюрьме чаще, чем «зэк», «заключенный», и звучит оно уважительнее) разного «достоинства». Главных каст четыре. Существуют еще и промежуточные.

Первая, высшая, каста — «блатные»; вторая, самая многочисленная, — «мужики»; третья, более или менее большая (в зависимости от зоны), — «козлы»; четвертая, низшая, — «петухи», «отверженные».

«Блатные», они же «воры», «жиганы», «путевые», «авторитеты» и т. д. Это профессиональные преступники. Для них тюрьмы и лагеря являются обязательными этапами профессиональной карьеры. Само понятие «вор» для преступного мира свято. Ворами называют только тех преступников, которые были «окрещены» ворами, т. е. приняты в воровское сословие. При таком «крещении» соблюдаются подобающие процедуры: своеобразный «кандидатский стаж», рекомендации, собрание — «сходка». Тех, кто зарабатывает на жизнь кражами, называют в зависимости от их специализации: например, карманника — «крадун», «ширман», «щипач»… По разным оценкам сейчас в странах СНГ таких воров всего несколько сотен. Они объединены в несколько враждующих группировок.

Если на зоне нет настоящего вора, воровской мир посылает туда своего представителя — «смотрящего», задачей которого является наблюдение за тем, чтобы заключенные соблюдали воровской закон и воровские «наказы». Воровские наказы — это обычно новое правило, которое создается в результате какого-то спора между заключенными или как ответ на новую акцию тюремной администрации. Из наказов и продолжает составляться неписанный тюремный закон. Воля «смотрящего» для других зэков — такой же закон, как воля «вора». При «смотрящем» или «воре» есть группа его помощников. Это и есть высшая каста в лагере — «блатные». Если в каком-то лагере нет «вора» или «смотрящего», то обязательно есть люди, которые считают себя профессионалами, тюрьму — родным домом, а всех остальных ее обитателей — пришельцами.

В касте «блатных» есть главный — «пахан», «авторитет». При «пахане» — что-то вроде политбюро, несколько «блатных», каждый из которых занимается своим делом: один присматривает за «мужиками», другой — за «общаком» и т. д. Их тоже могут называть «авторитетами». У «пахана» и его приближенных есть своя гвардия — «бойцы», «гладиаторы», «атлеты».

Стать «блатным» может не каждый заключенный. Прежде всего он должен быть чист по вольной жизни. Раньше, например, в нее не принимали тех, кто работал в сфере обслуживания, т. е. официантом, таксистом, а также тех, кто отслужил в армии или хоть раз вышел на зоне на работу. Сейчас эти требования в некоторых зонах отменены.

«Блатные» — это реальная власть на зоне, которая борется с властью официальной, т. е. с администрацией зоны. Кроме того, «блатные» имеют определенные привилегии — право не работать, брать себе из «общака» все, что они сочтут нужным. У «блатных» есть и обязанности. Правильный «пахан» обязан следить за тем, чтобы зона «грелась», т. е. получала нелегальными путями продукты, чай, табак, одежду, водку, наркотики. Он обязан также решать споры, которые возникают между другими заключенными, не допускать стычек между ними, следить за тем, чтобы никто не был несправедливо наказан, обижен, обделен. Все это не означает, конечно, что для «пахана» правильный порядок на зоне важнее личных благ. Часто его забота о братве — только предлог для того, чтобы давить ее и грести все под себя. Но и зон, где «пахан» не вылезает из ШИЗО и весь срок проводит на хлебе и воде ради того, чтобы братва жила мирно и не впроголодь, тоже хватает.

«Мужики» — это следующая каста. Она состоит из случайных, в общем-то, на зоне людей (например, один машину казенную разбил, другой с работы что-то украл, третьего жена посадила за пьянки, четвертый подрался, пятый — бомж, жил без прописки, и т. д.).

«Мужики» прежде всего работают. Пашут на обычной работе — не бригадирами или мастерами, а простыми работягами. Ни на какую власть они не претендуют, никому не прислуживают, с администрацией зоны не сотрудничают. В дела «блатных» вмешиваться они не могут, права голоса на «разборках» они не имеют. Правда, среди них есть уважаемые люди, к которым «блатные» прислушиваются, не говоря уже об остальных «мужиках». Словом, «мужики» — это заключенные, которые после отбытия срока собираются вернуться к нормальной жизни.

Третья каста — «козлы». Это открытые сотрудники лагерной администрации. Те, кто согласился принять какую-то должность — завхоза, заведующего клубом, библиотекаря, коменданта зоны и т. д. Те, кто надел «косяк» — красную повязку. Те, кто вступил в СПП — «секцию профилактики правонарушений», т. е. во внутреннюю полицию лагеря. «Козлов» еще называют «суками», «ссученными». Лагерная администрация называет их «активом», «лицами, твердо вставшими на путь исправления». Конечно, зэки относятся к ним плохо. К предателям везде плохо относятся, а если учесть, что на каждой зоне между администрацией и зэками война идет — то «холодная», то настоящая, — такое отношение станет понятным. С «козлами» можно здороваться, общаться с ними, прикасаться к ним, но ни в какие разговоры с ними вступать нельзя. В «общак» их тоже не пускают.

Последняя каста — «петухи», они же «обиженные», «опущенные», «пидеры» и т. д. Это пассивные гомосексуалисты, изгои, неприкасаемые, отверженные. На том же уровне в зоне находится промежуточная каста: «чушки», «черти». С той только разницей, что в качестве пассивных педерастов они не используются — это просто неприкасаемые.

Гомосексуализм в тюрьмах существовал всегда и был, как правило, делом добровольным и для других малоинтересным. Но с какого-то времени — по некоторым сведениям, начиная с реформы «исправительно-трудовой» системы 1961 года — на зонах начал распространяться обычай: наказание в виде насильственного обращения виновного в педераста.

До этой реформы для всех заключенных был один вид лагерей для всех зэков. Реформа поделила лагеря на режимы: общий, усиленный, строгий, особый. В результате первоходчики, которых стали сажать в лагеря общего режима, были отделены от рецидивистов. Те оказались на других режимах, чтобы на первоходчиков «не оказать дурного влияния». Отделили первоходчиков тем самым и от выработанного многими поколениями опыта принудительной совместной жизни, которым рецидивисты, кроме всего прочего, владели. Этот опыт позволяет худо-бедно, но жить в мире. В прежних лагерях к тому же сидели люди всех возрастов. И борьба за превосходство там в какой-то степени смягчалась существованием большого числа людей пожилых и старых.

А теперь представьте: орды молодых мужиков (а первоходчики, как правило, — люди одного и того же возраста, лет 20 — 22), которых сама природа обрекла на постоянное соревнование и выяснение, кто главнее, сильнее, умнее. Естественно, между ними постоянно будет грызня, раз они не могут хотя бы на время разойтись, отдохнуть от этой «спартакиады», пообщаться с теми, с кем состязаться смысла не имеет, — со стариками, женщинами, детьми. На зонах для малолеток дела еще хуже именно потому, что там нет старших. Даже тюремная администрация это понимает и подсаживает в камеры малолеток взрослого арестанта — «батю». А эти «бати» малолеток грабят, почему и считается должность «бати» косячной.

В результате всего перечисленного больше всего людей «опускают» на зонах для малолеток, т. е. там, где не знают тюремного закона. Этот закон жестокий и страшный, но единственный, при котором люди могут выжить и остаться людьми. После малолеток больше всего «опущенных» дают тюрьмы. В лагерях «опускают» гораздо реже, чем в тюрьмах. Чем режим жестче — тем реже. Вообще, чем тяжелее в лагере режим, тем легче тем, кто в нем сидит. Говорят, что лучше умереть, чем стать «петухом». Обращаются с «петухами» другие заключенные очень жестоко. Самые дикие вещи с ними творят в общем режиме, не говоря уже о зонах для малолеток (например, кидают в параши, заставляют на деревьях жить и т. д.).

Брать у «петухов» ничего нельзя. У них отдельные места, отдельная посуда, отдельная работа (они моют сортиры, метут плац и т. д.). Правда, «петухам» можно что-то дать, бросить, чтобы случайно к ним не прикоснуться. Хотя здесь есть исключения. Когда их «употребляют», это оскверняющим контактом не считается. В ШИЗО иногда только через «петуха» что-нибудь передать можно — если между ШИЗО и жилой зоной лежит «запретка», запретная полоса. Считается, что в такой ситуации ни вещи, прошедшие через руки «петуха», ни тот, кто их получил, не «зашквариваются», т. е. не оскверняются.

На некоторых зонах есть целые бараки «петухов», которые называются «обезьянниками», «обиженками». На нормальных зонах «петухи» просто у входа в барак спят и дальше не ходят. У них обычно есть свой «пахан» — «главпетух», который является влиятельной фигурой. Он ведь может приказать какому-нибудь «петуху» поцеловать заключенного из другой касты на глазах у всех. «Петуха», конечно, за это убить могут, но тот, кого он целует, сам автоматически становится «петухом».

Если «петух» приезжает на зону, где его никто не знает, он обязан сказать о своем статусе. Если он этого не сделает, а рано или поздно это все равно узнают, то его жестоко наказывают: избивают и даже могут убить, так как считается, что такой «петух» осквернил («зашкварил») всех тех, кто его считал себе равным.

В «опущенные» попадают за грубейшие нарушения тюремного закона, например за стукачество, «крысятничество» (воровство у своих), неуплату карточного долга, беспредел. Если кого-то «опустили» без вины, то те, кто его «опускал» либо был «паханом» камеры, где это произошло, сами становятся кандидатами в «петухи».

До сих пор в каждой колонии на сотню заключенных приходится примерно 10 — 14 «петухов».

Следует упомянуть еще несколько групп. Кроме «чушков» и «чертей», есть на зонах также «шестерки» — прислуга. В «шестерки» попадают слишком слабые или услужливые люди. В тюрьмах и в лагерях излишняя услужливость не в чести. Если человека попросят что-либо сделать для другого заключенного (например, подать кружку с водой или постирать чужие носки) и он согласится, то быть ему «шестеркой», даже если это сделано за плату. В тюрьме принято обслуживать себя самостоятельно.