Вечером вчера припозднился немного, иду переулками, чтобы дорогу сократить, из подворотни выскакивает парень – лицо глупое-глупое, дурак дураком... в руках две шубы собольи. Подмигивает мне, говорит:

– Контейнер с мехами развалился, народа никого! – И убежал.

Я остановился, думаю: если сейчас, как положено честному человеку, позвонить в милицию, могут потом объявить благодарность. А если не звонить, но прихватить две шубы, можно потом лет пять ничего не делать... Если позвонить, думаю, могут приехать оборотни в погонах, тогда ни шубы, ни благодарности. А если не звонить и взять не как дурак, две шубы, а как умный – четыре, то потом вообще можно ни о чем не думать.

Но не звонить, думаю, нехорошо. Лучше позвонить, чтобы совесть была чиста, но адрес дать неправильный. Тем более, думаю, милиция может ночью и не выехать – опасно... А может и выехать, но не рисковать и приехать не по тому адресу, который я назову, и тогда окажется как раз здесь.

Стою, не знаю, что делать. И вдруг вспомнил – жена утром ела, ела геркулесовую кашу и вдруг ни с того ни с сего говорит:

– Видимо, у меня никогда уже шубы не будет, видимо, всю жизнь голой прохожу.

И весь день ее голос в ушах. Главное – объявляется не к месту. В обед хотел себя побаловать, взять салат из капусты, вдруг ее голос:

– Козлы капусту едят, так у них жены в шубах ходят.

Короче, стою думаю, как быть-то: взять нехорошо... не взять – еще хуже; взять – потом полжизни жалеть об этом, не взять – всю жизнь жалеть.

Вдруг голос:

– Хватит думать-то! Будь как все.

А как, думаю, все? Тоже от случая зависит. В некоторых случаях, когда украсть нечего, все честные, а в случаях, когда есть что украсть и темно, кое-кто может и украсть.

Нет, думаю, не буду я как все. Честь дороже жизни. А жена – что же... она поймет всё и еще будет мною гордиться.

Тут голос:

– Видимо, голая родилась, голая и умру.

Дальше плохо помню. Но вроде со стороны подворотни кто-то крикнул... не то «Люди добрые, помогите!», не то «Кому шубы нужны?»

Вбегаю в подворотню – там несколько человек с монтировками. Спрашивают:

– За шубами?

– Да.

– Раздевайся.

И среди них тот дурак дураком с двумя шубами.

– За что, – спрашиваю, – ребята?

Они:

– Не зарься на чужое.

– А вы как же?

– Мы, – говорят, – не всех раздеваем, только самых вороватых. Вот он семнадцать раз выбегал с шубами, а сюда зашли только пятнадцать человек, ты шестнадцатый.

У меня волосы дыбом – до чего дошло у нас воровство, до воровства на живца!

Сняли с меня всё. На дворе ноябрь. В ботинках, трусах, майке пришел домой.

Жена дверь открыла... сказала:

– Я в гроб без шубы лягу, но и ты у меня зиму проходишь без пальто.

Граждане, и кто за всё в ответе, и кто простые безобидные люди, хватит вам всем... воровать-то!