Только что закончилась сильная гроза. На лицах людей еще видны следы суеверного страха, но уже и улыбки по поводу этого страха. Потоки воды несутся по улице, с шумом и плеском обрушиваются в сточные люки. В небе грохочет, но уже далеко и глухо.

Прямо по проезжей части, по лужам, неестественно высоко задирая ноги, вышагивает долговязый дядя лет сорока. Заметив у стены дома троих знакомых мужчин, он останавливается, широко улыбается:

– Что было-то сейчас?! Что было-то! Надо же! Ураган! Крыша от гаража летала! Видели? Явидел! Как птица летала.

– Ты чему радуешься? – спрашивает один из мужчин.

Дядя улыбается еще шире:

– Машину оставил у дома на пять минут под деревом. На пять минут!

– Ну?

– Молния попала! Как ножом срезала!

– Кого?

– Дерево. Оно как раз макушкой напротив моего окна. Я когда домой поднялся, жена на кухне стояла, говорит: «У меня предчувствие». И тут как молния полыхнет. Я побежал окно закрыть. Закрыл, смотрю – а дерева-то нет! Где дерево-то? Тридцать лет стояло на одном месте. Куда оно делось, дерево-то? Выбегаю на улицу – всмятку машина, всмятку!

Трое тревожно переглядываются.

– Ты всерьез, что ли?

– Вдребезги!

– Застрахована?

Дядя радостно смеется:

– Нет! В том-то и дело. Не застрахована! Не застрахована машина. Совсем она не застрахована.

Он начинает не то пританцовывать, не то просто топтаться на месте, фальшиво поет: «Не застрахована машина, ее никто не страховал».

До знакомых доходит, что он рехнулся.

– Ничего, Витёк, – говорит один, – ничего. Главное – сам жив остался. Машина – дело наживное.

Дядя смеется, согласно кивает.

– Всмятку! – еще раз сообщает он. – И никто не виноват. Никто ни копейки не даст. Такое государство, помощи ждать неоткуда!

Знакомые тихо переговариваются.

– Во дела! С ума сошел из-за машины.

– Если на последние купишь, то сойдешь.

– Хороший мужик-то был.

– Хороший. Надо бы его домой отвести.

– Обязательно. Без помощи никак нельзя оставить.

– Витя, шел бы ты домой, дорогой человек.

Дядя улыбается:

– Пойду посмотрю еще раз, потом домой.

– Да ладно, Вить, посмотрел – хватит. Давай мы тебя проводим. Ты же нам как родной.

– Как родной, Вить. Мы тебя уважаем.

Они берут несчастного под руки, но он начинает вырываться.

– Посмотрю, потом домой.

Трое только мешают друг другу. Под крики «пустите меня» дядя молотит руками, не глядя куда, и скоро у одного из его знакомых распухает губа, у другого течет из носа кровь, на третьем висит клочьями рубашка.

– Здоровый какой черт!

– Сумасшедшие все здоровые. Держи руку.

– Я держу.

– Так ты мою держишь-то!

– Вить, погоди, послушай... Да погоди ты! Понимаешь, какое дело... Ах ты сволочь! Ногами, да?

У первого обрывается ремень, и брюки падают на асфальт. У второго медленно, но верно заплывает глаз. Третий, постанывая, держится за пах.

Сумасшедший вырывается на свободу, отходит на три шага, победно обводит всех взглядом.

– Всмятку машина! – сообщает он. – Потом смотрю, а там под ветками краснеет что-то. Думаю, что краснеет-то, у меня же машина синяя. А я когда поднялся к себе, сказал жене, что ветер сильный, она: «У меня предчувствие, у меня предчувствие». А сын, оказывается, услышал, ключи схватил и отогнал машину в гараж. А сосед в это время подъехал под дерево. У него красная «Тойота». «Тойота Камри». Только что купил. Обмыть успел, а застраховать нет.

– Так не твою раздавило?

– Нет, – улыбается дядя, – не мою. Пойду еще раз посмотрю.

Он успокаивается и нормальной походкой направляется во двор.

– У соседа несчастье, а он радуется, гнида, – говорит первый и осторожно трогает языком разбитую губу.

Второй молча сплевывает кровь. Третий снимает с себя то, что было рубашкой, горестно мотает головой, тихо вздыхает:

– Вот и помогай людям.

* * *