Психика – очень тонкое дело, оказывается. Словом можно убить человека. Люди же, оказывается, все разные.

Оказывается, если некоторым сдуру сказать, кто они есть на самом деле, то этим можно убить их. Психика! Много таит неожиданного. Например, нельзя выбивать человека из привычной обстановки. Павлов первый заметил. На собаках. Свисток – еда, свисток – еда, свисток – еды нет – инфаркт. У собак! Что про людей говорить?

Вот у нас депутатам зарплату подняли, чтобы они начали работать, или не так давно чиновникам лучшим из лучших оклады увеличили в восемь раз!.. чтобы они перестали взятки брать. Худших не стали трогать – что время зря терять, все равно они будут брать. Но и лучшим увеличили без разбора! Забыли, что люди все разные, что у каждого своя психика.

И один такой три дня ходил веселый, радовался – чего же, в восемь раз оклад увеличили! Потом – жена уже вспоминала – не то чтобы задумываться стал, а как будто все время старался вспомнить что-то и не мог. Невеселый стал. Кураж какой-то в нем пропал. Раньше – жена уже вспоминала – взятку возьмет и дома ходит пританцовывает, с детьми играет. Если много возьмет – жена вспоминала, – то только пальто снимет, тут же хочет с ней или дерево посадить, или дом построить, или еще что. А как прибавили, он на четвертый день начал хиреть. Не просто хирел – она вспоминала, – а так, что в глаза бросалось. Пятна по телу пошли, чесаться начал, вздрагивать ни с того ни с сего.

Жена повела его к психиатру. Тот сильно удивился. Как человек сильно огорчился, а как ученый сильно обрадовался: редкий случай в медицине, высокое положение у человека, а взяток не берет – что-то с психикой.

Сразу посмотрел ему в глаза, сказал:

– Ну не берете – ваше дело. А сами-то вы даете хоть, когда вам от других что-то нужно?

Тот говорит:

– Нет, не даю.

Тут психиатр чего-то зачесался и начал вздрагивать. Жена его, психиатра, потом вспоминала: «На третий день скривился, заикал и начал подванивать».

А эти вернулись от психиатра домой, она смотрит – совсем муж плохой. Что делать? Уж она ему – она потом вспоминала – и коньяк с шампанским, и водку с пивом, и закуски любые. Каждую минуту ему: «Хочешь, давай с тобой дерево посадим», – всё без толку. Ну тогда что же?.. Вызвала мать его, свекровь свою.

Та только взглянула – материнское сердце ведь не обманешь, – тут же бух – в ноги сыну повалилась и зашлась криком:

– Сынок! Пожалей меня, старуху, ты у меня один остался! Бери взятки!

Как он ни любил свою мать, как он ни любил свою жену, которой практически не изменял, хиреть начал еще сильнее.

Хирел, хирел и дохирел до конца.

Говорят, будто был еще один, которому оклад увеличили, и он перестал взятки брать. Тот недели две кровью похаркал, грыжа у него выступила, родных перестал узнавать, но потом... то ли взятку взял, то ли здоровья Бог дал немерено, выправился как-то.

А тот, первый, умер... на сороковой день, как перестал взятки брать.

Вскрытие ничего не показало. Медицина пока не знает, что обрывается в человеке, когда его лишают главной радости.

Зря, конечно, оклады подняли, а взятки запретили брать. Коррупция как была, так и осталась, а люди гибнут.

Дельфины вот тоже иногда ни с того ни с сего выбрасываются на сушу. Что-то дорогое в их жизни исчезает, и они на белый свет смотреть больше не хотят – психика.

* * *