Можно сказать, что современная зарубежная хореография началась в 1909 году. 19 мая в Париже состоялся первый балетный спектакль знаменитых «Русских сезонов», организованных Сергеем Дягилевым. Забытый французский театр «Шатле», где выступали российские артисты, стал вдруг театрально-художественным центром Парижа, куда спешили поэты, музыканты, артисты, скульпторы. Русские мастера балета вернули классический танец сперва во Францию, а затем и в другие страны Европы и Америки.

Антреприза Дягилева просуществовала двадцать лет. В 1929 году труппа, носившая название «Русский балет», распалась, а ее участники разбрелись по свету. Они собирали небольшие коллективы и давали спектакли, потом стали создавать школы, студии, преподавать в классах совершенствования. В них входили дягилевцы и те балетные артисты, которые во время революции и Гражданской войны покинули Россию. Фактически Дягилев их спас – он своими «Русскими сезонами» вызвал такой интерес к балету, что эти прекрасно обученные танцовщики смогли найти себе место в изменившемся мире, прижиться в других странах и воспитать там учеников. Фактически они создали национальные балеты многих европейских государств и Америки.

Слава русского балета приводила к курьезам – танцовщики были вынуждены брать себе русские псевдонимы, чтобы привлечь публику. В Англии Хильда Маннингс стала Лидией Соколовой, Патрик Чиппендол Хили-Кей превратился сперва в Патрикеева, потом в Антона Долина, Алисия Маркс – в Алисию Маркову. Датчанка Ригмор Стром в труппе Михаила Мордкина стала мисс Строгановой. Но казачий генерал Василий Григорьевич Воскресенский, собравший в 1932 году труппу «Русского балета Монте-Карло» из бывших дягилевцев, был известен как полковник де Базиль.

Восстановление классического балета на западе после Первой мировой войны проходило в нелегкой обстановке – окрепли и вошли в моду направления хореографии, возникшие в начале двадцатого века. Их принято называть «танец-модерн», хотя каждый экспериментатор давал своему детищу особое название: «современный танец», «выразительный танец», «новый художественный танец», «ритмо-пластический танец»… Но для всех направлений было свойственно отрицание законов классической хореографии – хореографы работали под девизом «Долой выворотность, пуанты и каноны!» Они полагали, что хореография, осваивающая новые темы и раскрывающая внутренний мир современного человека, в устаревших приемах не нуждается. Начался поиск иных выразительных средств – в реконструированных по картинкам танцах давно минувших эпох, в пластике и ритмах восточных танцев, в прозе, стихах и навеянных музыкой образах.

Предшественниками современных направлений были Франсуа Дельсарт и Эмиль Жак-Далькроз. Дельсарт изучал «телесные движения», пластическую выразительность детей, взрослых и душевнобольных, пытался систематизировать жесты по смысловому значению и по эмоциональной окраске. Он стал основателем науки о телесной выразительности, о человеческом теле, как художественном орудии выразительности, и за это современный балет многим ему обязан. Но Дельсарт не создал своей системы и не разработал методики ее преподавания. Он не придавал особого значения музыке. Кое-что из его наследия использовали педагоги художественной гимнастики.

Основоположник ритмической гимнастики Эмиль Жак-Далькроз, наоборот, полагал, что движение становится искусством благодаря ритму. Он писал: «…только музыка достаточно быстро и непосредственно воздействует на наши нервные центры, чтобы давать движущемуся телу импульсы».

Одновременно рождался «свободный пластический танец» – артистки, которые были первыми в этом направлении, не увлекались теорией, а сочиняли свои композиции так, чтобы получалось в первую очередь красиво. Три американки стояли у его истоков – Лой Фуллер, Рут Сен-Дени и Айседора Дункан. Дункан напомнила о красоте естественных движений, Фуллер обогатила танец сочетанием телодвижений с летящей материей. Рут Сен-Дени создала восточный культ пластики и восточных танцев.

Особенно интенсивно развивался танец-модерн там, где не было устойчивых традиций классического балета, – в Америке и Германии. В Германии он даже надолго вытеснил все остальные виды танцевального искусства, и прежде всего классическую хореографию, которая по-настоящему стала там возрождаться только в конце сороковых годов.

Большой успех в Германии имела Айседора Дункан, там развернула свою деятельность и ее последовательница Мари Вигман. Оригинальные черты хореографии Вигман, резко отличавшие ее от классического балета, – мрачная тональность, постоянное использование поз на полу, которыми часто завершались ее танцы, что символизировало тяготение, возвращение к матери-земле. Наряду с Мари Вигман и теоретиком Рудольфом Лабаном большими творческими достижениями отмечен путь еще одного немца – Курта Йосса. Его антивоенный балет «Зеленый стол» стал одним из выдающихся достижений той эпохи.

Немецкий танец-модерн, в отличие от красивых естественных поз Айседоры Дункан и гармоничности ее постановок, отличался особой остротой формы, внезапной сменой ритмов, был склонен то к патетическим жестам, то к трагическому гротеску.

Марта Грэхем в Америке тоже создала собственный хореографический словарь, главным элементом которого стал, в частности, механизм, по ее терминологии, «усилия» и «расслабления». Техника Грэхем ныне принята во всем мире. Хотя первые ее работы были связаны с американскими фольклорными мотивами, наибольшую известность принесли Грэхем постановки, посвященные необыкновенным женщинам – героиням европейской истории (Жанна д'Арк), античной мифологии (Клитемнестра, Иокаста), Библии (Юдифь).

В течение 1930-х и 1940-х годов наивысшего развития в Европе и Америке достигли такие черты танца модерн, как углубленная психологичность, драматическая напряженность. Пластика была подчеркнуто «антибалетна». Классический балет существовал, но не всюду выдерживал конкуренцию. Положение спасали русские артисты-гастролеры, знакомившие с шедеврами Перро, Петипа и Фокина весь свет, забиравшиеся в такие уголки, где публика мало того, что понятия не имела о пачках и пуантах, но еще и не могла вообразить спектакля, в котором все артисты молчат и лишь музыка звучит. В Австралии, например, случалось, что зрители требовали вернуть им деньги за билеты на том основании, что они не услышали со сцены ни одного слова.

Весь мир объездила труппа Анны Павловой. Шанхай, Манила, Гонконг, Малайя, Ява, Сингапур, Япония, Бирма, Индия, Египет, Южная Африка, Австралия, Новая Зеландия – вот далеко не полный список тех городов и стран восточного полушария, не говоря уже о европейских государствах, в которых танцевала великая петербургская балерина. В Рангуне ее труппу называли «Сенсацией цивилизованного мира». За вечные разъезды по морям и океанам, с континента на континент Павловой подарили титул «Терпсихоры пакетботов», который закрепился за нею на всю жизнь.

А что же в это время было в Советском Союзе?

После того, как в двадцатые годы после долгих споров все же решили не сбрасывать классику с «корабля современности», стало развиваться особое направление – «драмбалет». Одним из его основоположников был Александр Горский, впустивший на балетную сцену реализм. Он хотел драматизировать танцевальный сюжет и пытался применить на хореографической сцене режиссёрские принципы МХАТа.

С точки зрения сторонников драмбалета, все, происходящее на сцене, должно быть оправдано и понятно без слов, доступно зрителю с любым уровнем подготовки. Условности классической хореографии считались ненужными, а самому танцу в спектакле отдали только то место, на которое он мог претендовать в действительности: вальсы и мазурки на балу, танцы на свадьбе, пляски на праздниках. Присутствие танца должно было быть оправдано. А как «оправдаешь» колхозницу, вставшую на пуанты? Как оправдаешь большой и сложный классический ансамбль, достигший совершенства в «Тенях» из «Баядерки» или во втором акте «Лебединого озера»?

Появились такие понятия, как «драматизация балета», «образ в танце», «воспитание танцующего актёра», «поиск смысла в танце», они прочно вошли в практику балета 30—50-х годов. Чтобы сделать пантомиму и танец в балете драматургически оправданными и выразительными, приглашали драматических режиссеров. От хореографов требовали изучения эпохи, по которой ставится балет, и её культуры, отказа от традиционной пачки в пользу соответствующего времени костюма.

К счастью, руководство страны решило сберечь балетную классику. Были попытки осовременить и переделать сюжеты старых балетов, но на сам танец уже не покушались – традиции и достижения императорского балета в области хореографии хранили и оберегали от покушений молодых балетмейстеров.

Расцвет драмбалета пришелся на тридцатые годы двадцатого века. Для развития самого искусства он был необходим – после дореволюционных балетов, сценарная основа которых была часто очень слаба, нужно было создать на сцене хорошо мотивированное, драматически выверенное действо с яркими характерами и острыми конфликтами. В поисках идей балетмейстеры обращались то к историческому роману, то к хорошим пьесам из золотого фонда классики. Привлекались опытные композиторы. Но спектакли, созданные тогда, сейчас с трудом поддаются реконструкции. «Жизель» оказалась бессмертна, а «Пламя Парижа» – нет.

Должно было пройти немалое время, чтобы балетмейстеры-классики начали использовать достижения танца модерн, а сама жизнь отсекла тупиковые пути развития балетного спектакля.

 

Ида Рубинштейн

Кто она? Богачка с причудами, героиня светской хроники? Танцовщица и актриса, для которой работали великие художники, режиссеры и композиторы? Ее облик запечатлен на знаменитом портрете Валентина Серова, что хранится в Русском музее. Эта женщина, вызывавшая возмущение и восторг, была звездой «Русских сезонов» в Париже

Ида Рубинштейн происходила из богатой семьи – одной из богатейших в России. Ее дед сколотил огромное состояние на торговле ценными бумагами и основал известнейший банкирский дом «Роман Рубинштейн и сыновья». Семье принадлежали несколько банков, сахарные заводы, пивоваренный завод «Новая Бавария», крупные склады и магазины.

Ида родилась в Харькове 21 сентября 1883 года. Она рано осиротела, и ее забрали родственники, жившие в Санкт-Петербурге. Она училась в одной из лучших частных гимназий столицы – гимназии Л.С. Таганцевой. Курс истории русской литературы, уже по окончании гимназии, Иде читал на дому профессор А. Погодин, который оставил воспоминания о 18-летней девушке: «Она производила впечатление какой-то «нездешней» сомнамбулы, едва пробудившейся к жизни, охваченной какими-то грезами… Уже тогда она изъездила чуть не всю Европу, отлично говорила на нескольких иностранных языках, знала историю искусства, отлично писала».

Как всякую благовоспитанную барышню, Иду обучали музыке и танцам. Последнее ей не давалось. Однако бешеное самолюбие заставляло девочку часами вертеться перед зеркалом, то отрабатывая сложное па, то застывая в изысканной позе. Наконец ей было позволено брать уроки драмы у артистов императорских театров, но закончилось это обучение сюрпризом: Ида заявила о своем желании стать трагической актрисой.

Идея была безнадежной – стихи Ида читала из рук вон плохо, манерно, с истерией, да и внешность была, мягко говоря, неординарная. Большеротая, с узкими, вытянутыми к вискам глазами, худая, плоскогрудая девица совершенно не соответствовала канонам красоты той эпохи.

Ида Рубинштейн. Художник А. де ла Гандара

На светском рауте она познакомилась с театральным художником Львом Бакстом и увлекла его идеей поставить спектакль «Антигона» по трагедии Софокла. Деньги на постановку у нее были в неограниченном количестве.

Весной 1904 года под псевдонимом Лидии Львовской Ида Рубинштейн дебютировала в «Антигоне» и потерпела крах. Ее игру назвали ученической, публике не понравились плохая дикция, невыразительный резкий голос. Осенью этого же года Ида поступила на драматические курсы при Императорском Малом театре, путь куда в соответствии с уставом лежал через крещение. Она мечтала исполнить роль Саломеи в пьесе Оскара Уайльда. Пьесу приняли к постановке в театре Комиссаржевской, но роль Саломеи Иде не дали. Тогда она решила поставить спектакль на собственные средства, пригласив для этого режиссера Всеволода Мейерхольда и художника Льва Бакста.

По ходу пьесы Саломея исполняет «Танец семи покрывал». Ида обратилась к хореографу Михаилу Фокину. Фокин отнесся к просьбе Иды скептически, но решил попробовать. Похоже, его больше заинтересовала не постановка танца, а сама Ида, впоследствии он писал: «Тонкая, высокая, красивая, она представляла интересный материал, из которого я надеялся слепить особенный сценический образ».

Ему предстояла трудная задача – создать танцовщицу Рубинштейн. Ида проявила завидный энтузиазм и терпение, упорно трудилась, постигая азы балетного искусства. Музыку к «Танцу» она заказала Глазунову.

Святейший синод запретил постановку, назвав ее антицерковной. Тогда Рубинштейн и Фокин решили показать только «Танец семи покрывал». 20 декабря 1908 года на сцене Петербургской консерватории состоялось первое представление. Публика, заинтригованная слухами, ходившими по столице, набила зал до отказа.

Это был больше, чем успех, это был триумф. В ходе танца, поразившего публику своеобразием и новизной, Ида сбрасывала одно за другим все семь покрывал. К концу танца на ней остались только нити крупных бус. Сделав последнее па, танцовщица замерла. Зал несколько секунд завороженно молчал, затем буквально взорвался.

Окрыленная премьерой, Ида решила предпринять попытку выступать в Париже, но тут родственники возмутились вконец. По их просьбе парижский врач упрятал ее в сумасшедший дом: не может быть нормальной девица из хорошей семьи, если она упорствует в лицедействе. Через месяц Ида выбралась из застенков и, чтобы избавиться от опеки, быстро вышла замуж за своего кузена Владимира Горовица. Тот знал родственницу с детства и ради нее пошел на фиктивный брак, который распался буквально через месяц.

Париж Иде понравился. Она купила там особняк и принялась поражать французов эксцентричными выходками. Париж рукоплескал «Танцу семи покрывал», но ей этого было мало. Она познакомилась с Сергеем Дягилевым и вступила в его труппу. Дягилев имел особое чутье на артистов, способных поразить публику наповал. Результат – Фокин поставил балет «Клеопатра», в котором главная женская партия предназначалась Иде Рубинштейн.

В 1910 году русский сезон в Париже открылся балетом «Шехерезада». Он тоже ставился для Рубинштейн – она исполнила партию Зобеиды. Великий Вацлав Нижинский, танцевавший вместе с ней, назвал Иду в этой роли совершенно бесподобной, хотя она, строго говоря, не столько танцевала, сколько принимала на сцене эффектные позы в эффектных туалетах.

После Клеопатры Ида отбыла в Венецию и снялась в фильме по сценарию вошедшего тогда в моду поэта и драматурга д'Аннунцио. История была в том духе, который всегда привлекал Иду: смертельная схватка страстей на фоне роскошных пейзажей.

Поругавшись с Дягилевым, Ида создала во Франции собственный театр. Как бы ни оценивать спектакли этой труппы, она собирала полные залы. Премьеры следовали одна за другой. Игорь Стравинский написал для нее «Персефону» и «Поцелуй феи», Морис Равель создал «Болеро», то самое знаменитое произведение, о котором сам автор говорил: «Я написал всего лишь один шедевр – «Болеро», но, к сожалению, в нем нет музыки». Балет поставила сестра Вацлава Нижинского, Бронислава. Вслушиваясь в две музыкальные темы, преобразованные оркестровыми средствами, Ида танцевала на столе в трактире. Пирующие гуляки прислушивались, постепенно оживлялись, захваченные наваждением, возбужденно приближались к столу – и захлестывали танцовщицу. По этому образцу – идол и толпа – «Болеро» впоследствии будут ставить великие хореографы двадцатого века.

Вторая мировая война изменила многое. Иде, еврейке, оставаться в Париже было небезопасно. И она отправилась в Лондон. Там она пошла работать в госпиталь. После войны Ида поселилась на Французской Ривьере. И осталась там до конца своей жизни.

Смерть Иды Рубинштейн от сердечного приступа наступила неожиданно 20 сентября 1960 года. В ее завещании строго оговаривался вопрос похорон. Та, что так желала славы и ажиотажа вокруг себя, отказывалась от прежних притязаний: запрет на извещение о смерти, полная тайна времени кремации и захоронения, на памятнике никаких надписей, ни имени, ни дат. Только две буквы: I.R.

 

Михаил Мордкин

Этот эффектный красавец был прозван «Гераклом балетной сцены». Он славился энергичным танцем, темпераментом, яркими импровизациями, умением безупречно носить исторический костюм. А настало время – стал одним из основоположников американского классического балета

Михаил Мордкин родился в Москве 9 декабря 1880 года. В 1900 году он окончил московскую балетную школу и был зачислен в труппу Большого театра. Он обратил на себя внимание еще будучи учеником – в 1899 году ему доверили партию Колена в «Тщетной предосторожности», которая надолго осталась в его репертуаре. В первый же год в театре он получил главную роль в балете «Звезды». Вскоре Мордкин стал премьером Большого театра, чему немало способствовал балетмейстер Александр Горский – роли в его балетах были словно нарочно созданы для Мордкина. Это были Феб в «Дочери Гудулы», Хитарис в «Дочери фараона», Нур в «Нуре и Анитре», Мато в «Саламбо», Рыбак в «Любовь быстра!» Но Мордкин блистал не только в спектаклях реформатора Горского – в его репертуаре были также первые роли классических балетов: Жан де Бриен в «Раймонде», Солор в «Баядерке», Конрад в «Корсаре», Эспада и Базиль в «Дон Кихоте» Минкуса.

«Образ Мато в «Саламбо» был наивысшим достижением артиста. Он был страшен и трогателен, прекрасен, когда ослепленный, с вырезанным сердцем все же продолжал стоять, слегка раскачиваясь, пока не падал мертвым на землю. Публика любила его и в роли Базиля: в классической вариации он использовал и кастаньеты, и бубен, чего до него никто не делал, ибо танцевать с предметами, да еще классику, чрезвычайно трудно. А Мордкин любил сценические атрибуты и бутафорию, умел их обыгрывать, стремясь усилить действенность сценического поведения. Этот прием придавал танцу окраску реальности» – так вспоминал об искусстве Мордкина патриарх русской балетной сцены Федор Лопухов.

Михаил Мордкин

Он умел заполнять своими движениями всю сцену Большого театра и вызывал бурю оваций. Москвичи считали его идеалом мужской красоты на сцене. Он воплотил новые черты мужского балетного исполнительства, новый тип героико-романтического танцовщика. Актерский пафос, умение эффектно выйти на сцену, лепить роль яркими, крупными мазками, любовь к броской детали, живописности внешнего облика и эмоций роднили исполнительскую манеру танцовщика с исканиями московского модерна начала двадцатого века в драматическом искусстве, живописи, литературе.

В декабре 1905 года хореограф Александр Горский поставил свой вариант балета «Дочь фараона», полностью переработав старинный спектакль Петипа. Анна Павлова, заинтересовавшись экспериментом, приехала в Москву, чтобы 15 января 1906 года выступить в главной роли. Ее партнером стал Михаил Мордкин. Внешность и танцевальная манера артиста произвели на нее впечатление – рядом с ним она казалась особенно легкой, воздушной. Сильный и ловкий танцовщик великолепно выполнял любую поддержку. К тому же Мордкин был и по духу ближе Павловой, чем чинные, подчеркнуто галантные петербургские кавалеры. Обоих артистов влекло к темпераментной актерской игре, они обладали даром заражать друг друга, искренно увлекаться на сцене.

Их сотрудничество было продолжено в дягилевской антрепризе. В 1909 году Мордкин участвовал в первом «Русском сезоне», исполнял партию Рене де Божанси в «Павильоне Армиды». Но настоящий успех ждал танцовщика в Лондоне в 1910 году, во время выступлений с Анной Павловой. В 1910–1911 годах он дважды гастролировал с Павловой в Америке и Великобритании. В 1911 году Павлова и Мордкин выступили в американском «Палэ Театр», где им опять сопутствовал грандиозный успех.

Балет в эти годы был в США развит слабо. И если отдельные балерины, по большей части итальянки, появлялись в Америке чаще всего в представлениях, которые давали увеселительные заведения, то танцовщиков-мужчин здесь до появления Мордкина видели мало, и отношение к ним было скептическое. Поэтому московский артист произвел фурор. Павлова, со своей стороны, открыла американцам, какие глубины выразительности кроются в классическом танце, в котором они привыкли видеть лишь трюк: не более как умение крутиться и «бегать на пальцах».

Михаил Мордкин – «Геракл балетной сцены»

Из всех номеров, которые артисты танцевали вместе, наибольшим успехом как в США, так и во время последующих гастролей в Англии пользовалась поставленная Мордкиным для себя и Павловой «Вакханалия» на музыку Александра Глазунова. Для себя он создал коронный номер – «Танец с луком и стрелой». Одетый в «восточный» костюм, полностью открывающий ноги, с браслетами на щиколотках, он держал в руках огромный лук, из которого посылал за кулисы стрелу. Вариация состояла из прыжков и «героических» поз, позволяющих любоваться игрой мускулов на мощном, покрытом бронзовым загаром теле. Выступая с этим номером в Америке, Мордкин назвал его «Танцем индейца» и надел на голову огромный убор из перьев, который якобы был им куплен у вождя племени сиу.

После гастролей он снова вернулся в Большой театр. С 1914 года он начал переходить на мимические роли. В Москве, на углу Петровки и Столешникова переулка, Мордкин открыл собственную балетную студию, из которой впоследствии вышло немало известных московских танцовщиков и хореографов, ставших в 20-е годы экспериментаторами в советском балете. Цель этой частной школы состояла в подготовке танцовщиков для будущей собственной гастрольной труппы, получившей название «Московский передвижной театр балета». Репертуар труппы составляли сочинения самого Мордкина, его концертные номера, классические и характерные танцы, а также первый большой балетный спектакль хореографа «Азиадэ» на «восточную» тему. В 1916 году в Киеве Мордкин создал свой второй балет, «Цветы Гренады», на сборную музыку. Критики назвали его произведения «хореопоэмами».

Время для танцев было не самое подходящее – шла Гражданская война.

Но с 1918 по 1923 год «Балет Мордкина», как его назвали газетчики, объездил с гастролями огромное количество городов – Нижний Новгород, Екатеринослав, Ростов-на-Дону, Киев, Винницу, Полтаву, Воронеж, побывал в Крыму и в Сибири.

В 1920–1922 годы «Балет Мордкина» работал в Тифлисе, здесь же была открыта новая студия, поставлены балет «Карнавал», новая редакция «Тщетной предосторожности» и «Жизели», «Коппелия» и другие балеты.

В 1923 году труппа возвратилась в Москву, но успеха ее выступления уже не имели. В том же году Мордкин поехал на зарубежные гастроли вместе с балериной Большого театра Викториной Кригер. В Россию он не вернулся.

Михаил Мордкин в концертном номере «Неаполитанский нищий»

Некоторое время Мордкин жил в Литве, потом в 1924 году перебрался в США. В 1926 году он организовал в Америке собственную балетную труппу, в которую вошли русские танцовщики-эмигранты. «Балет Мордкина» продолжал развивать и утверждать московские традиции классического танца. В репертуар труппы вошли постановки хореографа предшествующих лет и «Лебединое озеро». Труппа давала спектакли в Америке, гастролировала в Европе, затем была распущена.

Мордкин продолжал работать как свободный хореограф, сотрудничал с разными коллективами. В 1937 году вместе со студентами своей частной балетной школы он попытался заново создать «Балет Мордкина» в Нью-Йорке для того, чтобы иметь возможность показать таланты своих учеников. Но в 1938 году эта труппа превратилась в профессиональный коллектив. Здесь Мордкин продолжал пропагандировать спектакли классического наследия, создавал собственные оригинальные редакции. В 1939 году она была преобразована в «Ballet Theatre», в 1956 году переименована в Американский театр балета («American Ballet Theater») и сохранила это название до сих пор. Это одна из ведущих танцевальных компаний мира.

Однако сам Мордкин не остался в новом коллективе и вернулся к частной педагогической деятельности. Он скончался 15 июля 1944 года в Милбруке, штат Нью-Джерси, США.

 

Айседора Дункан

Первым ярким впечатлением ее жизни стал пожар, когда двухлетнюю девочку выбросили из окна горящего дома на руки полицейского Стихийное движение ярких языков пламени стало символом огненного неуемного, безудержного танца…

Айседора Дункан родилась 27 мая 1877 года на улице Гири в Сан-Франциско.

Ее отец, Джозеф Дункан, обанкротился и сбежал еще до ее рождения, оставив жену с четырьмя детьми на руках без средств к существованию. Мать Айседоры, учительница музыки, растила и воспитывала детей на свои скромные заработки.

Маленькая Айседора, которую, скрыв ее возраст, в 5 лет отдали в школу, чувствовала себя чужой среди благополучных одноклассников. Это ощущение, общее для всех детей Дункан, и сплотило их вокруг матери, образовав «клан Дунканов», бросающий вызов всему миру. В 13 лет Айседора бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и серьезно занялась музыкой и танцами, продолжив самообразование.

Айседора Дункан

В американской студии Стеббинс, где делала свои первые шаги Айседора, учили пластической интерпретации музыки, искусству открытой импровизации. Движения дети брали из несложного гимнастического комплекса.

Вначале она просто хотела танцевать под музыку и сама поставила себе танцы. В 1899 году состоялся ее дебют, но о постоянной работе речи не было – еще и потому, что Айседора совершенно не желала танцевать в кабаре. Семья не видела для себя перспектив в Америке и перебралась в Европу.

Живя в Лондоне, Айседора пробовала выступать на вечерах артистов, художников, считая, что только тут может по-настоящему проявить себя. Успехи танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили как пикантное дополнение, экзотическую диковинку. Однако постепенно круг ее зрителей расширился, и по рекомендации некоторых своих покровителей она стала готовить большие танцевальные программы. Вскоре Дункан подписала контракт и стала выступать с концертами в разных городах Европы.

Одновременно она начала преподавать искусство танца в частных школах сначала в Германии, а затем и во Франции. В 1904 году Дункан открыла собственную школу поблизости от Берлина, а в 1914 году, с началом Первой мировой войны, переехала в Париж.

Идеалом Дункан служили древнегреческие фрески, рисунки на вазах и скульптура. Актриса обладала большим талантом в области пантомимы и была прекрасным импровизатором. Традиционный балетный костюм она заменила легкой греческой туникой и танцевала без обуви. Отсюда и возникло название «танец босоножек». Пластика Дункан состояла из элементов ходьбы, бега на полупальцах, легких прыжков, выразительных жестов.

Критика писала о ней восторженно: «Дункан танцует естественно, просто, как танцевала бы на лугу, и всем своим танцем борется с обветшавшими формами старого балета… Эти прекрасные поднятые руки, имитирующие игру на флейте, игру на струнах… эти всплескивающие в воздухе кисти рук, эта длинная сильная шея… – хотелось всему этому поклониться живым классическим поклонением!»

При этом арсенал движений у нее был довольно скудным. Но именно Дункан «подсказала» классическому балету более свободные движения корпуса и рук, возможность сделать пластический рисунок более экспрессивным.

Новаторство Дункан вызвало восхищение любителей танца, и вскоре ее встречали переполненные театры и концертные залы по всей Европе. Впоследствии, во время первого посещения России в 1905 году, она привлекла внимание Сергея Дягилева.

Гастроли заметно поправили материальное положение Дункан, и в 1903 году она вместе с семьей совершила паломничество в Грецию. Одетые в туники и сандалии, эксцентричные иностранцы вызывали настоящий переполох на улицах современных Афин. Путешественники не ограничились простым изучением культуры любимой страны, они решили сделать свой вклад, построив храм на холме Капанос. Помимо этого Айседора отобрала 10 мальчиков для хора, который сопровождал пением ее выступления.

В 1904 году, после одного из берлинских выступлений, к Айседоре в гримерную пришел Гордон Крэг – великий режиссер-реформатор. Его идея «сверхпластичности» актера, растворяющего себя в пространстве театра, соответствовала мыслям самой Айседоры. Начался роман, обреченный на крах, – слишком много было «творческих ссор», а взгляды на семью – диаметрально противоположными. Айседора всегда декларировала отказ от законного брака. Однако родилась девочка, которой отец придумал поэтичное ирландское имя – Дейрдре.

Айседора Дункан – создательница «танца босоножек»

Айседора страстно желала создать школу танца, чтобы воспитывать детей в духе эллинистической красоты, чтобы позже воспитанники приобщили к прекрасному все человечество. Она открыла школу, но средств на ее содержание не хватало. Она заявила: «Я должна найти миллионера! Я обязана сохранить школу». Именно это желание воплотилось – танцовщица встретила Париса Юджина Зингера, сына известного производителя швейных машинок, одного из самых богатых людей Европы.

Зингер предложил взять на себя расходы по содержанию школы Дункан, чтобы та могла спокойно создавать новые танцы. Зингер делал роскошные подарки и избавил Айседору от заботы о деньгах. Были приемы, маскарады, дорогие ужины во время дивных путешествий. Родился сын Патрик.

На одном из костюмированных балов в студии парижского дома Зингер приревновал Айседору. Бурные выяснения отношений закончились его отъездом в Египет и отказом от строительства театра для Айседоры.

В январе 1913 года Дункан опять выехала на гастроли в Россию. Именно в это время у нее начались видения: то ей слышался похоронный марш, то появлялось предчувствие смерти. Последней каплей были померещившиеся ей между сугробов два детских гроба. Она немного успокоилась, лишь когда встретилась с детьми и увезла их в Париж. Зингер был рад видеть сына и Дейрдре. Детей после встречи с родителями вместе с гувернанткой отправили в Версаль. По дороге мотор заглох, шофер вышел проверить его, мотор внезапно заработал, и тяжелый автомобиль скатился в Сену. Детей спасти не удалось.

Айседора не плакала, она старалась облегчить горе тех, кто был рядом с ней. Родственники, сначала удивлявшиеся ее самообладанию, стали опасаться за ее рассудок. Дункан тяжело заболела. От этой утраты она не оправилась никогда.

В 1921 года нарком Анатолий Луначарский официально предложил танцовщице открыть школу в Москве, обещая финансовую поддержку. Она согласилась – ее целью было создание в Москве школы, где она пыталась решить новые задачи, которые сформулировала следующим образом: «Я хочу, чтобы рабочий класс за все свои лишения, которые он нес годами, получил бы высшую награду, видя своих детей бодрыми и прекрасными».

В июле 1921 года Дункан приехала в Советскую Россию. Ей был предоставлен один из реквизированных большевиками дворцов. Одновременно она была лишена гражданства США за ведение «красной пропаганды».

Осенью 1921 года в «Рабочей Москве» было помещено объявление об открытии «школы Айседоры Дункан для детей обоего пола в возрасте от 4 до 10 лет». Указывалось, что «предпочтение при приеме отдается детям рабочих». Дети (первоначально их было более ста) ежедневно ходили в школу на предварительные занятия. Позже их число было сокращено до сорока. Это был тот максимум, который удавалось прокормить и обогреть в голодной и холодной Москве двадцатых. Обещаний советского правительства хватило ненадолго. Дункан стояла перед выбором – бросить школу и уехать в Европу или заработать деньги, отправившись на гастроли. И в это время у нее появился еще один повод, чтобы остаться в России, – Сергей Есенин. Через несколько дней после знакомства с Дункан он перевез вещи и переехал к ней сам. Это был первый законный брак в жизни Дункан – иначе ей бы не удалось взять Есенина с собой в Америку. Отношения были сложными, в конце концов поэт и танцовщица расстались.

Весть о самоубийстве Есенина Айседора встретила уже за границей. И сбежавшимся журналистам она заявила с достоинством: «Между мной и Есениным никогда не было ссор! Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».

Через два года, 14 сентября 1927 года, она обмотала шею длинным пурпурным шарфом с вытканными на нем солнечной птицей и лазоревыми цветами и села в авто. Она любила быструю езду, и шофер гнал машину вовсю. На повороте он сбавил скорость и услышал вдруг за спиной быстрый всхрип. Он оглянулся. Айседора безвольно откинулась на сиденье. Шарф обмотался между спицами колеса и в мгновение задушил ее.

 

Рудольф Лабан

В отличие от многих реформаторов танца, стихийно бунтовавших против классического канона, он теоретически обосновал свое противостояние – но в итоге классический балет должен быть благодарен ему за известную во всем мире систему записи движений, названную в его честь лабаннотацией

Рудольф Лабан родился 15 декабря 1879 года в Братиславе. Его настоящая фамилия – Варальяш. В юности он путешествовал в Северную Америку и на Ближний Восток вместе с отцом, который был военным и часто менял место службы. Благодаря этим поездкам Лабан изучил славянскую и восточную культуру. Его наблюдения различных культур и танцев создали основу для его дальнейших работ.

С 1900 по 1907 год он обучался в школе изящных искусств в Париже. Находясь там, он увлекся дизайном, драмой и танцем. Он выступал со своей труппой на Монмартре и в «Мулен Руж» под сценическим именем «Аттила де Варалджа» (производное от венгерского имени).

Рудольф Лабан – первый реформатор танца, теоретически обосновавший свое противостояние классическим канонам

С 1905 по 1910 год Лабан изучал исторические танцы, ритуалы и традиции, связанные с движением. Первые эксперименты Лабана с записью танца также выпадают на его период жизни в Париже. Он также работал над архитектурой, декорациями и костюмами для театра. Кроме того, Лабан выступал как танцовщик в балетных труппах оперных театров Лейпцига, Вены, Дрездена. В 1910 году он организовал школу «свободного танца» в Мюнхене и руководил ею, а затем – танцевальными школами в Цюрихе, Нюрнберге, Мангейме, Гамбурге и других городах.

За три года до Первой мировой войны Лабан стал директором летнего фестиваля «Лаго Маджоре» в швейцарском поселке Аскона, где он возглавил самостоятельную арт-коммуну. Здесь он разработал идею естественного танца, доступного всем, и начал размышлять над идеей движущихся хоров. Он исследовал танцевальную драму в контрасте с традиционной пантомимой и классическим балетом. Здесь он также начал свои исследования в области формы пространства и гармонии. А еще – начал строить театр, чтобы реализовать свои идеи.

Но театр был разрушен войной. Лабан покинул Аскону и Мюнхен, где также занимался зимним арт-фестивалем, и уехал в Цюрих, где основал собственную школу. Шла война – а он, истинный теоретик, все глубже и глубже погружался в исследование естественной природы ритма и гармонии пространства. Он был реформатором танца – но с Дункан или с братом и сестрой Нижинскими его объединяет то, что он, как и они, не был опасен для классического балета. Он создавал то, что более или менее мирно могло с балетом сосуществовать.

В 1920-е годы вокруг Лабана объединились не менее смелые экспериментаторы – Курт Йосс, Мэри Вигман, Сюзанн Пероте, Дуся Берёзка. Они работали вместе в больших летних школах в Мюнхене, Вене и Асконе, до тех пор, пока не была основана первая международная труппа «Tanzbuehne Laban» (1923–1926) – «театр аутентичного жеста» или «экспрессивного танца».

С 1919 по 1923 год Лабан основал школы в Базеле, Штутгарте, Гамбурге, Праге, Будапеште, Загребе, Риме, Вене, Париже и других европейских центрах. Каждый из них носил название «Школа Лабана» и каждым управлял опытный ученик хореографа. В последующие годы он основал множество движущихся хоров, экспериментировал с речевыми хорами и создал спектакли – «Фауст» и «Прометей».

В то же время Лабан ставил танцевальные представления, нередко без музыкального сопровождения или под одни ударные инструменты – «Смерть Агамемнона» (1924), «Ночь» (1927), «Титан» (1927); иногда на классическую музыку – например, из оперы Глюка «Дон Жуан» (1925).

В 1926 году Лабан объездил США и Мексику, выступая с лекциями в Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе и других городах. В 1927 году он основал организацию для танцоров, которые до этого ничего подобного не имели. Это был независимый союз, который являлся центром, устанавливающим стандарты и в котором могли обсуждаться художественные вопросы и вопросы образования. Союз также занимался вопросами авторского права в области хореографии. И тогда же он возглавил Институт хореографии в Берлине.

В 1928 году Рудольф Лабан предложил универсальный способ записи танцевальных движений. С помощью простых значков фиксировалось направление движения (форма значка), его амплитуда (штриховка) и длительность (размер значка). Значки выстраиваются вертикально и читаются снизу вверх. Эта система – лабанотация – используется некоторыми хореографами и сейчас.

В конце 1928 года вышла книга Лабана «Запись танца», после чего его система была официально признана на Танцевальном конгрессе в Эссене, и вскоре после этого было создано «Общество записи танца». Это общество издавало в Вене собственный журнал, который выходил в свет около четырех лет.

В 1929 году Лабан осуществил постановку огромного Парада Ремесел и Гильдий, в котором принимало участие 10 000 артистов, и в том числе 2500 танцоров. К этому времени он также создал движущийся хор из 500 человек для фестиваля в Манхайме и делал первые эксперименты со звуковыми дорожками для танцевального кино. В 1930 году Лабан переехал в Берлин и стал режиссером по сценическому движению для Объединенного Театрального Союза Германии.

Следом за восхождением Гитлера к власти учение Лабана попало в немилость, так как было слишком универсальным, а не чисто националистическим. В 1936 году Лабан готовил представление под открытым небом, его части были заранее записаны и разосланы 60 участвующим хорам в разных городах, чтобы оно могло одновременно проходить по всей стране. Генеральную репетицию посетил Геббельс и сказал: «В Германии есть необходимость только для одного движения – нацистского приветствия». В результате представление было запрещено, и работа Лабана в Германии подошла к концу.

Он уехал в Париж, читал лекции в Сорбонне и на Международном конгрессе эстетики.

В начале 1938 года Лабан приехал в Англию и организовал там Студию искусства движения и Центр искусства танца. В Англии он продолжал спокойно заниматься своими исследованиями, сконцентрировавшись на физиологическом аспекте движения, читал лекции по искусству движения и истории танца. В перерыве, вызванном Второй мировой войной, Лабан переехал в Уэльс, чтобы продолжать свои исследования.

После войны его интересы поменялись, и он начал заниматься образовательным танцем. Лабан читал лекции в Университете Лидса и также ставил пьесы для детского театра в Брэдфорде.

В 1946 году с целью увековечить его работы была создана Гильдия искусства движения Лабана.

Рудольф Лабан умер 1 июля 1958 года и был похоронен в Англии.

 

Хосе Лимон

Он признан одним из крупнейших мастеров стиля модерн. Его имя связано с выработанной им и распространенной в мире техникой танца, хранителем которой является основанный им более шестидесяти лет назад, действующий и сегодня танцевальный коллектив, объединяющий исполнителей высокого класса

Хосе Лимон родился 12 января 1908 года в Мексике, но с 7 лет жил в США. Увлекшись танцами, Хосе Лимон поступил в школу Дорис Хэмфри и Чарлза Вейдмана.

Протанцевав в их труппе почти 10 лет, он начал ставить собственные хореографические номера. Из его первых постановок пользовались успехом «Танец смерти», «Мексиканские танцы», и особо нужно отметить «Чакону в ре-минор» на музыку Баха, которую Лимон поставил в 1940 году. Он искал свои средства, чтобы соединить европейскую классическую музыку и американский танец модерн. Но эксперименты прервала война.

Вернувшись из армии в 1945 году, Хосе Лимон решил организовать свою танцевальную труппу. Он стал брать уроки классического танца – что было немного неожиданно для тридцатисемилетнего артиста.

Его эстетическое кредо заключается в таких его словах: «В форме, близкой к ритуалу, танец может показать и великие трагедии всего человечества, и огромные порывы одного человека. Никогда искусство не было так необходимо людям, как в наши дни. Подобно искусству таких великих мастеров, как Джотто, танец должен воздействовать на людей, чтобы они становились лучше».

Он создал свою собственную компанию в 1947 году. И едва ли не сразу после того, как собралась и сработалась его труппа, поставил двадцатиминутный балет, который вошел в историю мировой хореографии.

Хосе Лимон – один из крупнейших мастеров стиля модерн

17 августа 1949 года в рамках Фестиваля американского балета в Коннектикутском колледже (Нью-Лондон, США) «Танцевальная Компания Хосе Лимона» впервые исполнила «Павану Мавра». Сам хореограф выступил в партии Отелло.

Этот балет признан вершиной творчества Хосе Лимона, шедевром стиля модерн. Глубина и сила шекспировской трагедии заключены в строгую форму размеренного придворного танца шестнадцатого века. На сцене нет декораций, и все внимание приковано к танцу, в котором каждое движение, каждый взгляд наполнен смыслом, выверены и отточенны. Роскошные костюмы были стилизованны под эпоху Ренессанс.

Хосе Лимон взял из трагедии Шекспира «Отелло» главное – взаимоотношения четырех персонажей, он создал своеобразный пластический квартет, состоящий из двух супружеских пар – Отелло – Дездемона, Яго – Эмилия. Танцуя церемонную и сложную павану, они переходят от беспредельного доверия к беспредельному коварству. Платок, подаренный Отелло Дездемоне, становится пятым персонажем, посланцем рока, переходит из рук в руки, все теснее затягивая узел фатального исхода.

«Павана Мавра» стала едва ли не первой попыткой американского танца модерн выйти за пределы эзотерической сферы, отказаться от отвлеченных образов, установить «внешние контакты» с иными направлениями хореографии, привлекая «чужие» средства – от костюма до фабулы. С «Паваны Мавра» началось медленное встречное движение танца модерн и классического танца.

В 1954 году был поставлен балет «Предатель» на музыку Гунтера Шулера. Он имеет не менее трагическое и сложное для воспроизведения, чем у шекспировской трагедии, содержание: это «Тайная вечеря», предательство Иуды. Лимон проявил незаурядную фантазию в рамках своего стиля, воссоздавая евангельский сюжет. В «Предателе» гораздо больше пластических поз и меньше разнообразия в самом танце, чем в «Паване», но от этого балет производит не меньшее впечатление.

Хосе Лимон. Фото 1950 г.

Лимон «видел» свои балеты, как художник видит картину, находил такие средства выразительности, которые вызывают необходимые ассоциации с библейским сюжетом. При этом сумел показать своих героев в разные моменты душевного состояния. Например, душевное возвышение, смирение агрессивных людей в присутствии Христа, смятение апостолов во время Тайной вечери, воспроизводимое только выразительным «танцем» рук над столом.

Хосе Лимон был одним из немногих хореографов, кто считал долгом откликаться на актуальные события, и многие его балеты отражают политические взгляды автора. В созданной в 1958 году постановке на музыку З. Кодая «Missa Brevise» хореограф отдает дань уважения борцам за свободу в Центральной Европе, а постановка «Не воспетые» (1970) посвящается памяти коренных жителей Америки. Ее герои – легендарные индейские вожди, и в этом балете Лимон довел до совершенства созданный им стиль мужского героического танца.

В труппе Хосе Лимона было всего 16 человек, включая хореографа. Он танцевал долго – в последний раз вышел на сцену в 1969 году.

Наиболее популярные его постановки: «Плач по Иньясио Санчесу Мехиас» на стихотворение Ф. Гарсиа Лорки и музыку Нормана Ллойда, «Наваждение в ночи» на музыку Прио Ренье, мексиканская легенда «Ла Малинче» на музыку Нормана Ллойда и «Император Джонс» по сюжету Юджина О'Нила на музыку бразильского композитора Эйтора Вила-Лобоса. В них с большим мастерством хореограф раскрывает психологическое состояние героев.

Для женской группы коллектива Хосе Лимон поставил «Танцы для Айседоры», «Орфей», «Карлотта». «Танцы для Айседоры» на музыку Шопена вызвали особенный энтузиазм среди балетных критиков. Сравнивали балеты двух мастеров, Лимона и Бежара, пришли к выводу, что хореографы ставили перед собой разные задачи: Бежар создавал образ Дункан, а Лимон сочинил танцы Дункан, и сделал это гениально, поскольку обладал воистину хореографическим мышлением. Бессюжетный танцевальный номер «Хореографическое подношение» на музыку И.С. Баха Лимон поставил в честь своей учительницы Дорис Хэмфри.

Он работал до последнего – в 1972 году состоялись премьеры «Карлотты» и «Орфея» на музыку Бетховена. А скончался Хосе Лимон 2 декабря 1972 года во Флемингтоне (Нью-Джерси, США). В 2000 году Коалиция танцевального наследия в США (the Dance Heritage Coalition) назвала Хосе Лимона незаменимым танцевальным достоянием Америки.

 

Федор Лопухов

На его творчестве выросло не одно поколение балетмейстеров. Его находки живут в постановках молодых хореографов. А восстановленные им танцы вошли в золотой фонд классического балета

Федор Лопухов родился в Санкт-Петербурге 19 октября 1886 года. Его отец, Василий Лопухов, бывший крепостной, в армии дослужившийся до старшего унтер-офицера, был капельдинером в Александринском театре. Едва успев устроиться на эту должность, он женился на шотландке Констанции Розалии Дуглас. Федор был их вторым ребенком.

В 1895 году Федор и его старшая сестра Евгения были приняты в театральное училище.

Учился Лопухов средне, однажды даже остался на второй год – не справился с общеобразовательными предметами. Правда, к концу обучения все наладилось. Его любимым предметом была музыка. Он отлично играл на гитаре и рояле, а когда стал балетмейстером – очень пригодилось умение читать партитуру.

Педагогом Лопухова был Николай Легат – убежденный хранитель традиций классического танца. Свой предмет он знал безупречно и на всю жизнь остался для ученика образцом учителя. Именно Легату Лопухов был обязан своим глубоким знанием классического танца – ведь, кроме новаторских постановок, Федор Лопухов был прекрасным классическим балетмейстером.

После окончания училища Федор Лопухов был зачислен в кордебалет. По своим данным он не мог рассчитывать на роль премьера, однако, как и всякий танцовщик, Лопухов мечтал о сольных партиях. Правда, и кордебалет пригодился ему впоследствии в его балетмейстерской деятельности. Обладая великолепной сценической памятью, Лопухов впоследствии поражал артистов знанием мельчайших деталей хореографического рисунка того или иного балета. Сольные партии Лопухов начал изредка получать лишь в начале своего второго сезона.

Федор Васильевич Лопухов

Московская школа балета казалась Лопухову более плодотворной, чем петербургская. В конце концов он добился того, что его на полгода отправили в Большой театр. Там он смог воочию увидеть работу Александра Горского, которая его очень интересовала. Но он уже тогда с неодобрением относился к вольному обращению Горского с классическим наследием. Именно тогда Лопухов начал задумываться о праве балетмейстера на переделку спектаклей, вошедших в сокровищницу балетного наследия.

Первая мировая война прервала беззаботную жизнь. Лопухов был мобилизован в первый же месяц, однако в солдатских казармах он пробыл недолго. Через некоторое время Федор Лопухов определен в санитарный поезд великой княгини Марии Павловны. В Петербург он стал попадать лишь изредка, но во время пребывания в городе был совершенно свободен и продолжал выступать на сцене.

Первые революционные годы были для балета не лучшими. Шли все те же спектакли, новых не появлялось, а количество талантливых танцовщиков неуклонно сокращалось – многие уезжали за границу по принципиальным соображениям или не выдержав невыносимых условий существования. Постоянное недоедание и холод сделали травмы на сцене постоянными. Однако внезапно вспыхнул бурный интерес публики к балету. Залы были переполнены на каждом спектакле, независимо от репертуара. Для тех, кто хотел работать, кто стремился к творческому поиску, предоставлялись широкие возможности.

В этих условиях в балетной труппе возросла роль Федора Лопухова. Его цепкая хореографическая память помогала восстанавливать утраченные фрагменты балетов, а хорошее знание «почерка» балетмейстера – перекомпоновать кордебалетный номер на меньшее количество исполнителей, не нарушая первоначального стиля. Конечно, в это время он приступает к собственным постановкам.

В 1920 году Лопухов упоминается в документах театра как балетмейстер, в 1922 году он назначен балетмейстером-руководителем, а в 1925 году занимает и пост управляющего труппой. Теперь и художественное, и административное руководство было сосредоточено в его руках.

На протяжении 1918–1920 годов Федор Лопухов создал огромное количество концертных номеров. Постепенно Лопухов переходит к постановке одноактных балетов. В 1918 году он поставил «Мексиканский кабачок» и «Сон». Три года спустя Лопухов поставил балет «Жар-птица» на музыку Стравинского. Создавая философскую аллегорию добра со злом, молодой балетмейстер переусердствовал – его Жар-птица была образом древнего ящера, покрытого перьями, археоптерикса. Хореографической основой оставался классический танец, однако в него было внесено довольно много акробатических элементов, сложных поддержек и прыжков. Сам Лопухов считал «Жар-птицу» лишь первым опытом на длинном пути создания нового балета.

В 1925 году появилась книга Федора Лопухова «Пути балетмейстера». Это был необычный случай – теория намного опережала практику и становилась не результатом обобщения практического опыта, а, наоборот, направляла его.

Лопухова интересовали более всего вопросы взаимоотношений хореографии и музыки, а также проблемы танцевального симфонизма. Лопухов утверждал, что постановка балета невозможна без тщательного и серьезного знакомства балетмейстера с музыкальной партитурой, заявляя также, что даже различная инструментовка одной и той же мелодии непременно должна иметь свое отражение в хореографии.

Работа в области теории балета велась Федором Лопуховым одновременно с напряженной практической работой в театре. Необходимо было приложить много труда и сил к сохранению и обновлению балетного наследия, театрального репертуара. Отбор был произведен достаточно разумно: остались все постановки Фокина, талантливые и отвечающие современным запросам, а также немало классических балетов, таких как «Конек-Горбунок», «Эсмеральда», «Корсар», «Спящая красавица», «Дон Кихот», «Раймонда». Несколько балетов планировалось оформить заново – «Коппелия», «Лебединое озеро», «Жизель», «Тщетная предосторожность».

Большого труда стоило ему восстановить некоторые эпизоды, безжалостно выброшенные другими реставраторами. Некоторые из них восстановить так и не удавалось – они были попросту забыты, и никаких материалов, касающихся их, не сохранилось. В таком случае Лопухову приходилось ставить утерянные сцены самостоятельно, и в этом в полной мере проявилось его мастерство стилизации.

Его работа над реставрацией классических спектаклей началась с балета «Спящая красавица». Потом Лопухов принялся за работу над балетом «Раймонда». Он сохранил в неприкосновенности хореографию этого спектакля, лишь добавив в него несколько сочиненных им эпизодов. Кроме работы над двумя этими балетами, в сезоне 1922–1923 годов Федор Васильевич Лопухов занимался также восстановлением спектаклей «Конек-Горбунок», «Щелкунчик», «Эсмеральда», «Корсар», а на следующий год проделал огромную работу по реставрации балета «Дон Кихот».

Особый интерес у Лопухова вызывало возобновление балетов Михаила Фокина. К его юбилею были восстановлены «Павильон Армиды», «Эрос» и «Египетские ночи». В репертуар театра входили также отреставрированные Лопуховым «Карнавал» и «Шопениана». В «Половецких плясках» Лопухов когда-то танцевал и сам, поэтому ему легко было восстановить в памяти фокинскую постановку «изнутри». Романтический дух «Шопенианы», в которой огромную роль играет слияние хореографии с тончайшими оттенками музыки, также был хорошо уловлен Лопуховым. Именно ему в первую очередь обязан советский и, в частности, ленинградский балет тем, что на протяжении всей его истории не сходила со сцены «Шопениана».

И, наконец, был создан уникальный в те годы спектакль «Величие мироздания», в котором классический танец стал основой совершенно новой балетной формы – танцсимфонии. Лопухов выбрал для своей постановки музыку, значительно более сложную для сценического воплощения, причем взял цельное большое музыкальное произведение – Четвертую симфонию Бетховена. Задачей Лопухова было создание танца «в чистом виде», свободного от сценических условностей, связанных с сюжетом, от исторических костюмов, от соответствующих сюжету аксессуаров.

Сама танцсимфония была хореографически решена крайне интересно, однако воспринять это в то время были способны лишь единицы. Некоторые образы, воплощающие содержание музыки Бетховена (как, например, «питекантропусы», воплощающие собой силы природы), вызывали лишь недоумение.

«Танцсимфония» была показана на сцене всего один раз. Но впоследствии Мясин, Баланчин, Лифарь и их последователи развили принципы «Величия мироздания», создали задуманный Лопуховым симфонический балет.

Удачей стал спектакль, поставленный Лопуховым на музыку Стравинского, – «Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана». Он не только широко использовал буффонаду, гротеск, акробатический танец, который считал естественным развитием классического, но и применил интересный прием «одушевления» бутафории – свой танец был у лисьего хвоста, дерева. Еще одним интересным приемом было использование вокальных «двойников» героев балета для создания синтетизма спектакля.

Балет «Красный вихрь» был создан по указанию руководства как спектакль революционного содержания. Спектакль вновь не был одобрен. Новаторство же в области формы не нашло понимания.

Лопухов был одержим идеей точной формы и не боялся экспериментов. Стараясь понять работу мышц во время экзерсиса, не побрезговал препарировать человеческую ногу в анатомическом театре. Он на время ввел в моду акробатичный конструктивизм. Ему повезло – рядом оказались молодые артисты, способные реализовать его замыслы, – Петр Гусев и Ольга Мунгалова.

С 1925 года Лопухов был единственным руководителем ленинградского балета. Большим успехом стала его постановка балета «Пульчинелла» на музыку Стравинского. Лопухов сделал акцент на использовании элементов комедии дель арте, а также использовал прием «спектакля в спектакле», что очень удачно сочеталось с приемами народной итальянской комедии, карнавала, балагана. Но балет постигла неудача – состоялось всего десять спектаклей из-за того, что контракт со Стравинским на использование его музыки был заключен на очень короткий срок по финансовым соображениям.

Лучшим балетом Федора Васильевича Лопухова считается «Ледяная дева» на музыку Грига. Сюжет этого балета был основан на произведении Ибсена «Пер Гюнт». И вслед за успехом – провал новой постановки «Щелкунчика» в 1929 году. Теперь он не реставрировал балет Иванова– Петипа, а ставил его заново, в соответствии с собственными идеями.

Наряду с недочетами в балете было множество несомненных находок, которые закрепились в последующих постановках «Щелкунчика», став его неотъемлемой частью. Героиней балета стала Маша, причем партия эта стала гораздо более серьезной и предназначалась для виртуозной балерины. В балет широко вошла тема очеловеченных кукол, воплощаемая дивертисментом, который стал неотъемлемой частью балета, а не вставным номером. Но, как упрекала его критика, Лопухов не пошел по пути создания образа «современной советской куклы», не отразил социальных моментов – словом, не шел в ногу с революционным искусством.

Как руководитель балетной труппы Лопухов не мог противиться директивам о постановке произведений определенной направленности, даже если самому ему они не нравились. Так на сцене появился балет «Крепостная балерина». Первоначально Лопухов пытался основное внимание уделить психологическому портрету героини, но ему указали на его идеологическую ошибку, и акцент сместился на социальную сторону этой драмы.

В 1931 году состоялась премьера балета «Болт» на музыку Шостаковича. На сей раз Лопухова обвиняли в любовании прогульщиками и бюрократами – слишком уж яркими получились их сценические образы.

После организованной в прессе травли Лопухов был отстранен от своей должности в родном театре. Правда, вскоре он получил назначение в Ленинградский Малый оперный театр, где должен был возглавить существовавшую там балетную труппу. За те четыре года, что Лопухов работал с этим балетным коллективом (1932–1935), было поставлено немало интересных спектаклей, среди них – балет «Светлый ручей». Он понравился зрителям благодаря музыке Шостаковича, хорошей хореографии Лопухова, а главное – своей «современности», то есть злободневной тематике. Вскоре после премьеры в Ленинграде он был перенесен в Большой театр.

Но в газете «Правда» появились разгромные статьи о музыке Шостаковича к опере «Леди Макбет» и балету «Светлый ручей», а спектакль Лопухова был назван «балетной фальшью». Спектакль по личному распоряжению Сталина сняли, Лопухова уволили из Большого театра, его балеты навсегда запретили к исполнению, многие ленинградские артисты, приехавшие с Лопуховым, вернулись в Ленинград.

Лопухов покинул столицу. Он работал в различных театрах страны, занимаясь постановками отдельных балетов.

После начала Великой Отечественной войны Лопухов уехал в Куйбышев, куда был эвакуирован Большой театр, а затем, вместе со своей будущей женой, начинающей танцовщицей Оглоблиной, перебрался в Ашхабад, а потом – в Ташкент. Там в Узбекском театре оперы и балета он поставил национальный балет «Акбиляк», который продержался в репертуаре театра много лет. После этого Лопухов присоединился к труппе Малого оперного театра, эвакуированного в Оренбург, и работал с ней, а в 1944 году вернулся в Ленинград. Кировскому театру вновь требовался руководитель балетной труппы.

Требовалось возобновление репертуарных спектаклей Кировского театра. Помимо прочей работы, Лопухов решил создать новую редакцию «Лебединого озера», шедшего на сцене Кировского театра в постановке Вагановой.

Более чем через год после «Лебединого озера» Лопухов поставил свой последний оригинальный балет. Это была «Весенняя сказка» на музыку Чайковского по мотивам «Снегурочки». Основным отличием постановки Лопухова от сказки Островского была идея финала – не грустного расставания со Снегурочкой, не трагическая ее гибель, а радость превращения весны в лето.

В 1966 году к 80-летию Федора Васильевича Лопухова на сцене были восстановлены фрагменты из его балетов, которые никогда не исполняли современные артисты и не видели современные зрители. Эффект был совершенно неожиданным – казалось, что все эти постановки были созданы для 60-х годов, для начала «космической эры», для нового менталитета, формирующегося в те годы. Хореография Лопухова оказалась созвучной времени, когда большинство его балетов было уже забыто.

Почти до самых последних дней Федор Васильевич Лопухов, доживший до восьмидесяти шести лет, продолжал работать. Кроме ряда постановок 60-х годов в Малом оперном театре, он много сил уделял преподавательской работе. Занимаясь всю жизнь балетмейстерской деятельностью, испытав радости и неудачи этой сложной профессии, Лопухов как никто другой понимал важность обучения ей. Еще в 1937 году, занимая пост художественного руководителя Ленинградского хореографического училища, он организовал балетмейстерские курсы. А в 1962 году по его инициативе было открыто балетмейстерское отделение при Ленинградской консерватории.

Лекции Ф.В. Лопухова для студентов этого отделения легли в основу книги «Хореографические откровенности».

Скончался Федор Васильевич Лопухов 28 января 1973 года.

 

Алисия Алонсо

В 1986 году на сцену Х Гаванского международного фестиваля балета вышла танцовщица – почти слепая. Она исполнила несколько танцев, комических и трагических. Но когда она закружилась в четких и стремительных фуэте по диагонали – зал взорвался аплодисментами…

Алисия Алонсо родилась в Гаване 21 декабря 1921 года, там же в 1931 году начала учиться балету. Уже в 9 лет после своего первого урока в единственной в то время на Кубе частной балетной школе русского балетмейстера Николая Яворского Алисия поняла, что балет – это вся ее жизнь.

Трудно сказать, что толкнуло дочь ветеринара на балетную сцену. Сама Алисия об этом говорила: «Я всегда была балериной… В детстве, чтобы заставить меня угомониться, был только один способ – запереть меня в комнате, где играет музыка. И все знали, что я ничего не натворю там, потому что я танцую. В то время я еще не знала, что такое балет. Делая разные движения, я воспроизводила в танце то, что чувствовала».

Танцовщица продолжила обучение в США, сначала в школе Анатолия Вильтзака и Людмилы Шоллар, затем в Школе американского балета.

После дебюта в 1938 году на Бродвее в музыкальных комедиях «Великая леди» и «Звезды в твоих глазах» Алисия Алонсо начала работать в труппе «Балле театр» в Нью-Йорке. Там она познакомилась c хореографией Михаила Фокина, Джорджа Баланчина, Леонида Мясина, Брониславы Нижинской, Джерома Роббинса, Агнес де Милль. И там же она встретилась со своим будущим партнером Игорем Юшкевичем.

Алисия Алонсо – создательница Национального балета Кубы

Его семья после 1917 года, когда ему было всего пять лет, эмигрировала из России и оказалась в Белграде. Он начал заниматься балетом в частной студии, каких тогда было множество, там познакомился с Николаем Яворским и вместе с ним уехал в Америку. В 1940-х годах Юшкевич был уже известным солистом, танцевал у Брониславы Нижинской, а когда работал в «Балле театр», знаменитый хореограф Джордж Баланчин догадался, что Юшкевич и Алонсо могут стать отличной балетной парой.

Алисия Алонсо в будущем собиралась развивать балетное искусство на Кубе и заразила своим энтузиазмом Юшкевича. В 1947 году они впервые танцевали там вместе в балетах «Аполлон Мусагет» и «Лебединое озеро».

Куба никогда не имела собственных балетных традиций. Не было известных кубинских балерин. Не было подходящей сцены. Широкие народные массы не были знакомы с этим видом искусства. Приходилось начинать с нуля. В таких условиях Алисия Алонсо взялась осуществлять цель своей жизни – создание Национального балета Кубы. Еще в 1946 году она приступила к созданию своего коллектива.

Осенью 1948 года кубинская пресса опубликовала своеобразный «манифест» Алисии Алонсо о создании первой кубинской профессиональной балетной труппы. Она действовала стремительно, привлекла к делу своего супруга Фернандо Алонсо и его брата, хореографа Альберто Алонсо, ей помогал присоединившийся к новорожденной труппе Юшкевич. 28 октября 1948 года в театре «Аудиториум» состоялось первое выступление «Балета Алисии Алонсо». А уже в декабре труппа отправилась в первое зарубежное турне – в Венесуэлу и Пуэрто-Рико.

Это был необычный коллектив – ставку сделали не на профессиональных хореографов, а на энтузиастов. Танцовщики сами ставили одноактные балеты, каждый мог внести свой вклад в «танцевальный фонд» труппы.

В 1950 году была организована также балетная школа Алисия Алонсо. Сама она все это время постоянно работала над новыми ролями. Среди ее лучших партий – Одетта-Одиллия, Сванильда, Терпсихора («Аполлон Мусагет»), Жизель. Работая над сценой сумасшествия, артистка посещала психиатрический госпиталь, беседовала с врачами, наблюдала больных. До сих пор эта сцена производит на зрителей ошеломляющее впечатление. Алисия Алонсо стала первой исполнительницей партий в балетах Тюдора, Баланчина, де Милль.

После революции 1959 года новая власть объявила развитие балета и хореографического образования одним из приоритетных направлений культурной политики обновленной Кубы. Труппа Алисии Алонсо превратилась в государственную структуру и получила название Национальный балет Кубы (НБК). Она выступала в театрах и на площадях Гаваны, выезжала на гастроли в другие провинции Кубы, балетные спектакли часто транслировались по кубинскому телевидению. Потом НБК отправился в большую гастрольную поездку по странам Латинской Америки, рассматривавшуюся новой властью в качестве «культурного посольства кубинской революции».

После этих гастролей Юшкевич и Алисия Алонсо танцевали в балете «Коппелия», поставленном 13 декабря на сцене театра «Аудиториум». Это было последнее выступление их дуэта на Кубе. В апреле 1960 года обострение кубино – американских по – литических противоречий положило конец плодотворной совместной работе русского танцовщика, бывшего американским гражданином, и кубинской балерины.

В 1967 году Алонсо создала один из самых ярких образов в своем творчестве – образ Кармен в балете Альберто Алонсо. Это была вторая редакция балета, который Альберто Алонсо поставил в Москве для Майи Плисецкой. Партнером Алисии Алонсо выступил брат Майи Плисецкой Азарий. Это была ее любимая постановка, балерина относилась к ней очень ревниво и даже запрещала балетмейстеру ставить «её» балет с другими танцовщицами.

Алисия Алонсо объездила весь мир, пользовалась успехом в таких «балетных» городах, как Париж, Милан, Вена, Неаполь, Москва, Прага. Она поставила и несколько оригинальных балетов. За свое творчество артистка получила многочисленные национальные и международные награды. В 1999 году ЮНЕСКО вручила ей Медаль Пабло Пикассо за выдающийся вклад в искусство танца.

Она до сих пор не знает усталости. Она полностью потеряла зрение, но сидит на всех спектаклях рядом с мужем, который рассказывает в подробностях все, что происходит на сцене. Возраст ее нисколько не изменил – Алисия Алонсо осталась такой же требовательной, как в те годы, когда кубинский балет приехал на гастроли в Париж, а она танцевала Жизель. На репетиции одна из балерин выбивалась из общей линии. Оказалось, что это дочь Алонсо. Балерина повернулась к ней и резко сказала дочери: «Хватит танцевать, ты слишком стара для этого».

Алисия Алонсо, уйдя со сцены, стала директором Национального балета Кубы, много времени уделяла воспитанию нового поколения кубинских танцовщиков. А на вопросы о планах на будущее отвечает: «О планах? Хорошо, слушайте: дожить до ста лет и продолжать танцевать, видеть жизнь и не потеряться в ней».

 

Альберто Алонсо

Он мечтал о том, что однажды Майя Плисецкая предложит ему поставить для нее балет. И мечта блистательно сбылась

Альберто Хулио Райнери Алонсо родился 22 мая 1917 года в Гаване. Он и его старший брат Фернандо брали уроки танца у русского эмигранта Николая Яворского, который сам не был профессиональным артистом. Там же занималась Алисия Мартинес дель Ойо, которая вышла замуж за Фернандо и стала всемирно известной балериной Алисией Алонсо.

«Когда к нам на гастроли из Европы приехал Русский балет полковника де Базиля, Яворский, бывший солдат белой армии, встретился с де Базилем, директором труппы, ранее – белогвардейским офицером. После этого меня отправили во Францию, где я начал учиться у мадам Преображенской», – вспоминал хореограф. Пройдя такую школу, он стал первым профессиональным танцовщиком на Кубе.

Он два года проработал в Гаване, в Обществе музыкального искусства, оттуда попал в «Русский балет Монте-Карло», затем он танцевал в Американском театре балета – в частности, исполнил партию Мавра в балете «Петрушка», поставленном Михаилом Фокиным. В течение следующих пяти лет он гастролировал по миру и женился на танцовщице, известной как Александра Денисова (ее настоящее имя было Патриция Дениз Майерс, и она была родом из Канады).

В 1941 году Альберто Алонсо дебютировал как хореограф. А в 1946 году вместе с братом и Алисией Алонсо он основал труппу, которая получила название «Балет Алисии Алонсо». Там Альберто Алонсо получил возможность воплотить в жизнь много интересных идей. Он поставил много балетов, в том числе «Перед рассветом» – в 1948 году, «Рапсодия Негра» в 1953 году, «Ромео и Джульетта» в 1970 году и даже хореографическую версию романа Эмили Бронте «Грозовой перевал». Из-за постановки «Перед рассветом» у труппы были неприятности – власти сочли, что она подрывает режим Фульхенсио Батисты, и «Балет Алисии Алонсо» лишился небольшой субсидии, выделявшейся правительством.

Альберто Алонсо соединил классический балет с элементами кубинского народного танца

Алонсо активно вводил в классическую хореографию элементы испанского и латиноамериканского народного танца. Много лет спустя он говорил: «Это кубинский стиль танца, это не я придумал, так придумал народ. Я хотел, чтобы кубинцы продолжали танцевать так, как они танцуют, но при этом в классической форме». В своих постановках он свободно комбинировал произведения разных композиторов – «Концерт» был на музыку Баха и Вивальди, «Ромео и Джульетта» – на музыку Берлиоза и Пьера Анри.

Кубинских артистов охотно приглашали в Москву – там и состоялась встреча, которая принесла Алонсо всемирную известность.

«Как-то я оказалась на концерте Кубинского балета, гастролировавшего в Москве, и увидела танцевальные номера, поставленные Альберто Алонсо, – рассказывала журналистам Майя Плисецкая. – И хотя, казалось бы, ни один номер по сюжету не отвечал моей мечте о Кармен, я сразу подумала: вот этот балетмейстер с его талантом, темпераментом может осуществить мое давнишнее стремление. В антракте я подошла к Альберто Алонсо и спросила: не думал ли он о «Кармен» на балетной сцене? Он сразу загорелся, почувствовав свою тему. Скоро Альберто Алонсо приехал в Москву с уже сочиненным либретто балета, и начались репетиции. Наконец сбылась мечта всей моей артистической жизни – Кармен! Я дождалась своего балета. Не каждая балерина может сказать такое, это редкое артистическое счастье».

Сюжет «Кармен» очень танцевален – он привлек внимание хореографов сразу после того, как в 1846 году была опубликована новелла Проспера Мериме «Кармен». Одним из первых за эту тему взялся молодой Мариус Петипа. Альберто Алонсо поставил «антиклассический» балет – без обязательной выворотности и плавных линий, сплошные острые углы, и в придачу – агрессивная эротика. Премьера была скандальной, но балет остался в репертуаре Большого театра, а хореограф прославился и создал впоследствии еще добрый десяток версий «Кармен-сюиты», в том числе для Алисии Алонсо, – в Испании, Мексике, Аргентине, Гаване, Финляндии, Токио, Китае, США…

Он продолжал активно работать, но его тяготили изоляция Кубы и единовластное правление Алисии Алонсо в кубинском балете. В начале 1990-х годов он перебрался во Флориду. Там он преподавал в различных американских учебных заведениях, осуществил ряд постановок, а в 2005 году приезжал в Москву для участия в возобновлении «Кармен-сюиты» на сцене Большого театра, осуществлённом к 80-летию Майи Плисецкой. Там он восстановил те фрагменты танцев, которые в 1967 году по просьбе артистов, испугавшихся за судьбу балета, был вынужден убрать.

Альберто Алонсо скончался 31 декабря 2007 года в Гейнсвилле.

 

Джордж Баланчин

Среди историй о русских эмигрантах у Сергея Довлатова есть и анекдот о том, как Баланчин не хотел писать завещание, а когда все-таки написал, то оставил брату в Грузии пару золотых часов, а все свои балеты раздарил восемнадцати любимым женщинам. Все балеты – это 425 сочинений

Георгий Баланчивадзе родился в Санкт-Петербурге 9 января 1904 года в семье известного грузинского композитора, зачинателя грузинской оперы и романса, Мелитона Баланчивадзе (1862–1937), которого тогда называли «грузинским Глинкой». Его брат – Андрей Баланчивадзе также талантливый композитор.

В 1914 году Георгий Баланчивадзе поступил в Петроградское театральное училище. Впервые он вышел на сцену в «Спящей красавице» – исполнил роль маленького амура. Впоследствии он вспоминал о школе:

«У нас была настоящая классическая техника, чистая. В Москве так не учили… У них, в Москве, все больше по сцене бегали голые, этаким кандибобером, мускулы показывали. В Москве было больше акробатики. Это совсем не императорский стиль». Тогда, в школе, он познакомился с музыкой Чайковского и полюбил ее на всю жизнь.

Учеником он был старательным и, окончив школу, был в 1921 году принят в труппу петроградского Государственного театра оперы и балета (бывшего Мариинского). Став в начале 1920-х годов одним из организаторов коллектива «Молодой балет», Баланчивадзе ставил там свои номера, которые исполнял вместе с другими молодыми артистами. Жилось им нелегко – приходилось и голодать.

В 1924 году при содействии певца В.П. Дмитриева группа танцовщиков получила разрешение для выезда в европейское турне. Баланчивадзе твердо решил, что назад не вернется. Их было четверо – Тамара Джива, Александра Данилова, Георгий Баланчин и Николай Ефимов, им безумно хотелось увидеть мир, они покатили по всей Европе. Дягилев их увидел в Лондоне.

Джордж Баланчин с любимым котом

Георгию Баланчивадзе повезло: сам Дягилев, прославленный авангардистский антрепренер, обратил на него внимание. Молодой артист стал следующим, после Брониславы Нижинской, хореографом труппы «Русского балета Сергея Дягилева». Дягилев поменял ему имя на европейский лад – так появился балетмейстер Баланчин.

Он поставил для Дягилева десять балетов, в том числе «Аполлон Мусагет» на музыку Игоря Стравинского (1928), который, вместе с «Блудным сыном» на музыку Сергея Прокофьева до сих пор считается шедевром неоклассической хореографии. Тогда же началось многолетнее сотрудничество Баланчина и Стравинского и было озвучено творческое кредо Баланчина: «Видеть музыку, слышать танец».

Во время одного спектакля Баланчин травмировал колено. Это обстоятельство ограничило его возможности танцовщика, но зато дало ему свободное время для занятий хореографией. Он почувствовал вкус к преподаванию и понял, что это его настоящее призвание. Вернувшись в Париж в 1933 году, он основал свою собственную компанию. Художественными руководителями этой компании были Бертольд Брехт и Курт Вейль. В сотрудничестве с ними Баланчин создавал балет двадцатого века.

Как-то Баланчин в 1935 году нашел в парижской библиотеке дипломную симфонию молодого Жоржа Бизе и между делом, в порядке заполнения вынужденного простоя, поставил простенький, ни на что не претендующий балет «Симфония С», ставший, как выяснилось позже, одним из его шедевров. Когда Баланчина в 1947 году пригласили в парижскую «Гранд-опера», он выбрал эту вещь для своего дебюта под названием «Хрустальный дворец». Успех был грандиозный. После этого в 1948 году Баланчин перенес постановку в Нью-Йорк, и с тех пор она не сходит со сцены Нью-Йорского городского балета.

После смерти Дягилева в 1929 году «Русский балет» начал распадаться, и Баланчин покинул его. Он работал сначала в Лондоне, затем в Копенгагене, где был приглашённым балетмейстером. Вернувшись на некоторое время в «Новый Русский балет», который обосновался в Монте-Карло, и поставив несколько номеров для Тамары Тумановой, Баланчин вскоре вновь ушёл из него, решив организовать собственную труппу – «Les Ballets 1933». Труппа просуществовала лишь несколько месяцев, но за это время было осуществлено несколько успешных постановок на музыку Дариюса Мийо, Курта Вейля, Анри Соге. Увидев их, известный американский меценат Линкольн Кирстайн предложил Баланчину перебраться в США для создания Школы американского балета и труппы «Американский балет». Хореограф согласился.

Бостонский мультимиллионер Кирстайн был одержим балетом. У него была мечта – создать американскую балетную школу, и на ее базе – американскую балетную компанию. В лице молодого, ищущего, талантливого, амбициозного Баланчина Кирстайн увидел человека, способного воплотить его мечту в жизнь.

В 1933 году Баланчин перебрался в Соединенные Штаты. Здесь начался самый длительный и блестящий период его деятельности. Стартовал балетмейстер буквально на пустом месте. Первым проектом Джорджа Баланчина на новом месте было открытие балетной школы. При финансовой поддержке Кирстайна и Эдварда Уорберга 2 января 1934 года Школа американского балета приняла первых учеников. Первым балетом, который Баланчин поставил со студентами, была «Серенада» на музыку Чайковского.

Затем была создана небольшая профессиональная труппа «Американский балет». Она танцевала сначала в «Метрополитен-опера» – с 1935 по 1938 год, затем гастролировала как самостоятельный коллектив. В 1936 году Баланчин поставил балет «Убийство на Десятой авеню». Первые рецензии были уничтожающими. Баланчин оставался невозмутимым; он твердо верил в успех. Успех пришел после десятилетий напряженного труда: явились и неизменные восторги прессы, и многомиллионный грант от Фонда Форда, и портрет Баланчина на обложке журнала «Тайм». И главное – переполненные залы на представлениях его балетной труппы. Джордж Баланчин стал признанным главой американского балета, законодателем вкусов, одним из лидеров неоклассицизма в искусстве.

В 1940 году Баланчин стал гражданином США.

В 1941 году он создал для латиноамериканских гастролей американской труппы «Америкен балле караван» два самых знаменитых своих спектакля – «Балле Империал» на музыку П.И. Чайковского и «Кончерто барокко» на музыку И.С. Баха. В 1944 и 1946 годах Баланчин сотрудничал с «Русским балетом Монте-Карло».

В 1946 году Баланчин и Кирстайн основали труппу «Балетное общество». В 1948 году Баланчину предложили руководить этой труппой в составе Нью-Йоркского центра музыки и драмы. «Балетное общество» стало Нью-Йоркским городским балетом.

Казалось бы, Баланчину, воспитанному на классическом балетном репертуаре, получившему классическое музыкальное образование, Чайковский должен быть ближе, чем, скажем, Пауль Хиндемит. Но круг его любимых композиторов был широк. Он включал Чайковского и Прокофьева, Стравинского и Баха, Моцарта и Глюка, Равеля и Бизе, Бернстайна и Голда, Гершвина и того же Хиндемита, которому он заказал музыку «Четыре темперамента» для открытия «Балетного общества».

Музыка означала нечто большее, чем остов для хореографии. Музыка давала импульс. Пока он не «видел» музыку, он не начинал работать. Никаких заранее заказанных сюжетов он не признавал: музыка решала все. Баланчин читал клавир с листа и сразу видел: его ли это музыка. Его музыкальное образование позволяло ему находить контакт с композиторами и вносить свои коррективы в оркестровки. Быстрота, с которой он ставил свои балеты, во многом зависела от его умения быстро читать клавир.

В 1950—1960-е годы Баланчин осуществил ряд успешных постановок, в числе которых – «Щелкунчик» Чайковского, исполнение которого стало рождественской традицией в США.

По меткому выражению Мориса Бежара, Баланчин «перенес в эру межпланетных путешествий аромат куртуазных танцев, украшавших своими гирляндами дворы Людовика XIV и Николая II». Он возвращал на балетную сцену чистый танец, оттесненный на второй план сюжетными балетами.

Умер Баланчин в Нью-Йорке 30 апреля 1983 года, похоронен на кладбище Окленд в Нью-Йорке. Через пять месяцев после его смерти в Нью-Йорке был основан «Фонд Джорджа Баланчина». Ведущие американские газеты, редко между собой в чем-либо соглашающиеся, единодушно причислили Баланчина к трем величайшим творческим гениям двадцатого века; двое других – Пикассо и Стравинский…

 

Агнес де Милль

Она привела на балетную сцену ковбоев с их повадками, отвагой и юмором. Она изучала и использовала в танцах американский фольклор. И она же умудрилась сделать балет из реальной уголовной истории

Жизненный выбор Агнес де Милль, родившейся 18 сентября 1909 года в Нью-Йорке, определили два обстоятельства: с одной стороны, родители-артисты, с другой – впечатление, произведенное на Агнес искусством русской балерины Анны Павловой. Тем не менее она, обучаясь танцу в нескольких студиях, успела получить и серьезное образование в Калифорнийском университете.

Сценическая деятельность Агнес де Милль началась в 1929 году.

Это было время, когда классический балет в Америке выглядел довольно скромно – вся надежда была на ярких гастролеров, хотя уже работали студии Михаила Фокина, Адольфа Больма, Михаила Мордкина. Ведущим направлением в американской хореографии был танец модерн, который имел фольклорную окраску и включал мотивы негритянских и индейских танцев.

Агнес де Милль изучала и использовала в танцах американский фольклор

Агнес де Милль, опробовав себя в нескольких труппах, оказалась в 1938 году в «Балле Рамбер», где исполнила несколько ведущих партий в балетах Энтони Тюдора. Этот балетмейстер в Америке считается основоположником психологического балета, в его постановках классический танец был обогащен элементами танца модерн. Агнес де Милль от него перешла в «Баллэ тиэтр», где и начала сама ставить танцы. В 1941 году состоялась премьера ее балета «Три девы и дьявол» на музыку Респиги, где она исполнила партию Самодовольной девы. Это был веселый, комедийный балет о том, как дьявол утащил в ад трех девственниц и одного легкомысленного юношу, поскольку набожность девиц оказалась легко доступным бастионом. В роли молодого бездельника выступил Джером Роббинс, в будущем – великий американский хореограф. За этим балетом последовали «Талли-Хо» на музыку Глюка (1944), «Легенда Фолл-Ривер» на музыку Гулда (1948) – «криминалистический» балет (этот жанр ввел в моду Энтони Тюдор). Это хореографическое «изложение» подлинного убийства – в 1892 году в Новой Англии подросток Лиззи Борден зарубила топором своего отца и мачеху, а спустя полвека Агнес де Милль вытащила «дело Лиззи Борден» из архивов и превратила его в балет.

Но настоящую славу ей принес балет «Родео». Этот спектакль она поставила с труппой «Русский балет Монте-Карло» на сцене Метрополитен-опера в Нью-Йорке 16 октября 1942 года. Сценарий де Милль написала сама. Это была забавная история влюбленной девушки-наездницы, которая пытается получить работу ковбоя и добиться сердца своего возлюбленного, а в результате устраивает на ранчо переполох за переполохом. Партию этой девушки исполнила сама Агнес де Милль. Танцы ковбоев она строила на движениях всадника в седле, ловца рогатого скота, ввела чечётку. Этот балет впоследствии ставили многие американские труппы.

«Истинная суть народа – в его танце и его музыке. Тела никогда не лгут» – вот один из афоризмов Агнес де Милль.

Ее первой работой на Бродвее было поставленное в 1943 году шоу «Оклахома», а в 1955 году она же поставила танцы для киноверсии этой вещи. И этот дебют оказался на редкость удачным – «Оклахома» стала признанным шедевром американской музыкальной сцены. Первой же своей постановкой Агнес де Милль оказала значительное влияние на развитие мюзикла. Из развлекательного номера она превратила танец в мюзиклах в сценическое действие, сделав его органичной частью спектакля, способствующей раскрытию содержания, характеров героев.

Но подлинное признание хореография получила в мюзикле благодаря Агнес де Милль. Она изменила саму концепцию танца в музыкальной комедии, сделала хореографию неотъемлемой и органичной частью мюзикла. Ее, ныне знаменитая, сцена сна в «Оклахоме» (она вошла и в фильм) показывала, что танец может говорить вместо слов, раскрывая те явления, которые словами не передашь. «Ее танцы, – писал видный американский балетный критик Уолтер Терри, – не были ритмическими упражнениями, трюками, вставными номерами, они говорили от имени влюбленных сердец, идентифицировали характеры людей». Де Милль была не первой и не последней, кто привнес в танцевальные номера эту концепцию, но она была первой, кто сумел эту особенность танца сделать основой музыкального театра.

Балетные сцены в «Оклахоме» были основаны на американских народных танцах. «Оклахома» в 1944 году получила драматическую премию Дж. Пулитцера, в течение пяти лет не сходила со сцен Бродвея, а затем была показана во многих странах. Так Агнес де Милль нашла свой путь и стала одним из первых американских балетмейстеров, использовавших национальные темы и американский фольклор.

Музыкальный и театральный продюсер Сол Юрок и Агнес де Милль

За «Оклахомой» последовали другие мюзиклы: «Карусель» (1945), «Бригадун» (1947), «Джентльмены предпочитают блондинок» (1949), «110 в тени» (1963).

В 1953–1954 годах Агнес де Милль имела собственную труппу «Танцевальный театр Агнес де Милль». В 1973 году она основала «Хэритидж данс тиэтр». С 1973 же года Агнес де Милль входит в Галерею театральной славы, а в 1986 году награждается Национальной медалью за заслуги в области искусства. Г-жа де Милль – автор 13 книг и множества афоризмов, популярных среди американских танцовщиков и любителей балета.

«Танцевать – значит быть вне самого себя, больше, сильнее, красивее. В танце – мощь, в танце – величие Земли, он твой – бери целиком».

 

Нинетт де Валуа

Всю жизнь ее мучила страшная болезнь – полиомиелит, но болезнь не смогла помешать ни карьере танцовщицы, ни работе балетмейстера. Эта великолепная женщина была невероятно мила в молодости, красива в зрелости и потрясающе роскошна в старости – а прожила она 102 года

Идрис Станнус родилась 6 июня 1898 года в ирландской деревне Балтибойсе. С детства она мечтала попасть на сцену. Когда ей было семь лет, семья переехала в Англию. В тринадцать девочка уже танцевала в театре. Следовало подумать о будущем – а есть ли будущее у ирландской танцовщицы в Лондоне? Мама (начитавшись, видимо, книжек) придумала дочке звучный французский псевдоним – Нинетт де Валуа. Французский акцент в имени в те времена очень приветствовался.

Девочка хотела стать балериной, но в стране не было профессиональной труппы – только заезжие гастрольные, да и они выступали в съемных театрах, чередуясь с цирковыми артистами. Профессионального балета в Великобритании не было вовсе. Отдельные танцевальные номера вклинивались в программы мюзик-холлов; в 10-е годы ХХ века выступать в компании с карликами и фокусниками приходилось даже великой Анне Павловой.

Анна Павлова слыла богиней, недостижимым идолом, и как раз тогда работала в Лондоне. Павловский «Умирающий лебедь» стал английским шлягером. Еще подростком в составе одной из бродячих трупп Нинетт де Валуа протанцевала этот номер «на каждом пирсе Англии». Она сразу получила прозвище «маленькая Павлова».

Несколько лет девушка исполняла танцы в операх, играла пантомимные роли, пока ее не заметил Дягилев. Он оценил мастерство, но пришел в ужас от псевдонима – сказал, что это «смесь французских королей с кремовыми пирожными». Он предложил артистке взять русский псевдоним – это имело смысл, если ей предстояло поступить в русскую труппу. Но упрямая ирландка отказалась наотрез. Так она и вошла в историю с королевским именем.

Нинетт де Валуа организовала первую профессиональную балетную труппу Англии

Она всерьез занялась своим хореографическим образованием, ездила брать уроки у знаменитого Энрико Чекетти.

Она танцевала в балетах Брониславы Нижинской, Михаила Фокина, Леонида Мясина. Ей был интересен танец-модерн, но она изучала классику – уже тогда у нее зрела мысль о создании английского балета, и она понимала, что уроки Чеккетти и Николая Легата – это то, с чем придется иметь дело ближайшие лет двадцать, пока не подрастут поколения английских танцовщиков.

Однако, протанцевав у Дягилева два сезона, Нинетт де Валуа вынуждена была прервать карьеру: в 26 лет у нее обнаружили серьезные признаки полиомиелита. Как выяснилось, несколько приступов она перенесла на ногах, не переставая танцевать. В 1926 году она отказалась от танцев, но не стала делать из этого трагедии. «Я не была великой балериной», – сказала она себе и сразу же взялась за новое, но очень ее увлекшее дело – в том же году открыла первую в Лондоне Академию хореографического искусства.

Ей все удавалось – то ли в силу везения, то ли в силу огромного организаторского таланта.

Спустя пять лет в театре «Седлерс Веллс» Нинетт де Валуа организовала первую профессиональную балетную труппу Англии, безошибочно определив в хореографы авангардистку Мари Рамбер и традиционалиста Фредерика Аштона.

В труппе Нинетт де Валуа выросли все балетные кумиры Великобритании – Алисия Маркова, Марго Фонтейн, Роберт Хелманн. В годы Второй мировой войны эта труппа стала передвижной и давала концерты в армии. Нинетт де Валуа, возглавлявшая ее, вместе со своими артистами, среди которых было несколько учениц Матильды Кшесинской, в последние месяцы войны оказалась в Париже и первым делом посетила балетную студию прима-балерины императорского театра.

Нинетт де Валуа принципиально не приглашала в труппу иностранцев даже после Второй мировой войны, когда совсем не было танцовщиков. Она считала, что иначе у национального балета не будет стимула развиваться. Она разъезжала по всей Англии, отыскивая талантливых детей, так как понимала, что только их усилиями сможет поддерживать английский стиль и дух в созданных ею коллективах.

После войны разросшийся «Седлерс Веллс балле» переехал в оперный театр Ковент-Гарден, а в 1956-м труппа получила государственный статус и стала именоваться Королевским балетом Великобритании. Незадолго до этого королева Великобритании посвятила Нинетт де Валуа в рыцари (точнее – дала высокое звание Дамы), а Франция сделала балерину кавалером ордена Почетного легиона. Она удостоилась степеней почетного доктора литературы Оксфорда и почетного доктора музыки Лондонского университета. Она не поленилась встать за профессорскую кафедру Лондонского университета. Написала две книги: «Приглашение в балет» и «Потанцуй со мной». Однако в балетном мире ее продолжали называть просто Мадам, и у самых опытных артистов напрягались спины и начинали дрожать колени, когда эта крошечная женщина входила в репетиционный зал. Отладив систему обучения и поставив Королевский балет Великобритании вровень с признанными балетными лидерами мира, Нинетт де Валуа оставила сначала труппу (в 1963-м), а потом и школу (в 1971-м).

В 90 лет она начала писать стихи. А накануне своего столетия сделала неожиданное признание: «Лучше бы я была писательницей, чем танцовщицей. Я получаю больше наслаждения от своей поэзии, чем когда-то получала от хореографии».

Дама Нинетт де Валуа скончалась 8 марта 2001 года.

 

Фредерик Аштон

Русские сезоны в Париже – хотя и косвенно – решили судьбу еще одного прославленного артиста. В 1917 году юноша был так потрясен увиденным в Лиме танцем Анны Павловой, что решил стать танцовщиком

Сын британского дипломата Уильяма Мелландейна родился 17 сентября 1906 года в эквадорском городе Гуаякиль. В тринадцать лет, после концерта Павловой, он принял решение – как сам писал позднее, «был отравлен ее ядом и с того вечера хотел танцевать, как она».

Семья сделала все возможное для излечения наследника – к девятнадцати годам он получил экономическое образование и работал в лондонском Сити.

В это время Лондон был помешан на дягилевском «Русском балете» и буквально кишел танцевальными студиями. Молодой клерк стал ходить на занятия к Леониду Мясину, одному из лучших хореографов Сергея Дягилева, и с той поры совсем забросил нормальную жизнь. Талантливого новичка его педагоги-дягилевцы передавали из рук в руки: от Мясина он попал к Мари Рамбер, от нее – к Брониславе Нижинской. К тому времени юноша, как это было модно, сменил имя и стал Фредериком Аштоном.

Фредерик Аштон в роли одной из сестер Синдереллы

Классическим танцовщиком Аштон стать уже не смог, слишком поздно встал к балетному станку, но завороженность классической школой императорского балета, верность ее канонам стала фирменным знаком его будущих постановок. Он успел в двадцатые годы потанцевать в труппе Иды Рубинштейн и «Балле Рамбер», и решил, что этих опытов ему должно хватить на все балетмейстерское будущее.

Ставить он начал, не проучившись балету и трех лет, благо самодеятельные студии то и дело выступали с концертами. Мари Рамбер всячески поощряла его пробы сил в хореографии. Англичан-балетоманов обуревало честолюбие, образовалось целое общество с добровольными, но немалыми взносами на «создание отечественного балета и поощрение национальных кадров».

Наиболее известные первые постановки Аштона – «Трагедия моды» (1926) и «Сюита каприоль» (1930). В 1931 году он поставил пародийный балет «Фасад», до сих пор входящий в репертуар многих трупп. В 1930–1933 годы он ставил спектакли в Клубе балета и Обществе Камарго. А в середине 30-х самый одаренный из молодых англичан-хореографов, культивировавший «правильную» классику, стал постоянным балетмейстером труппы Нинетт де Валуа. Эта компания, поменяв несколько названий и мест обитания, в конце концов обосновалась в театре Ковент-Гарден и стала главной труппой страны – Королевским балетом Великобритании.

Там Аштон зарекомендовал себя как яркий исполнитель мимических и характерных ролей – например, феи Карабосс в «Спящей красавице».

Фредерик Аштон знал толк в английском юморе, но при этом был сентиментален, обожал танцевальные шаржи и балетные истории. Маленькие сценические площадки 30-х годов сделали его виртуозом партерных поддержек и мастером режиссерских нюансов. В историю он вошел основоположником английского психологического балета. Его лучшие спектакли – «Золушка» (1948), «Дафнис и Хлоя» (1951), «Сильвия» (1952), романтический балет «Ундина» (1958) и комический балет «Тщетная предосторожность» (1960), «Сон» на сюжет «Сна в летнюю ночь» Шекспира (1964). В 1963 году Аштон, взяв за основу сюжет оперы «Травиата», поставил балет «Маргарита и Арман» специально для образовавшейся незадолго до того пары Марго Фонтейн – Рудольф Нуриев. В 1976 году хореографом даже был создан балет «Месяц в деревне» по мотивам пьесы Тургенева.

В итоге оказалось, что настоящий английский балет – это прежде всего актерский балет. Англичане до сих пор не любят танцев ради танцев и не терпят грубого лицедейства. Настоящий английский балет сентиментален. Даже бессюжетный, даже фантастический, он непременно должен рассказывать человеческую историю – во всех нюансах и подробностях. И чем достовернее и интереснее расскажет ее хореограф, чем убедительнее и тоньше разыграют ее артисты, тем выше ценится спектакль. «Ундина» – последний из четырех многоактных балетов Фредерика Аштона и воплощение английского стиля.

В 1962 году Фредерик Аштон получил рыцарский титул.

Стиль Аштона, основой которой стал метод обучения, предложенный Энрико Чекетти, определил особенности английской балетной школы. С танцевальным языком англичанин экспериментировать не любил, сохраняя особое почтение к балетной классике девятнадцатого века. Но вторжение русских виртуозов на английскую сцену его раздражало. Назло «бравурным русским» он оснащал избыточными сложностями некоторые вариации. Со времен Анны Павловой «русские» были для Фредерика Аштона сущим наваждением. После войны именно он настоял на вселении труппы Нинетт де Валуа в Ковент-Гарден: «Если сейчас не занять театр, в него снова придут русские, и английский балет опять останется на обочине».

Стараниями сэра Фредерика на обочине английский балет не остался: семь лет (1963–1970) он правил Королевским балетом, сетуя на административные тяготы, но явно упиваясь своей ролью. Говорят, что в эти годы труппа имела лучший за все времена кордебалет. По словам знатоков, «без де Валуа Королевского балета не было бы, а без Аштона он не достиг бы таких вершин славы и успеха». В 1970 году он оставил все занимаемые им административные должности, чтобы полностью сосредоточиться на хореографии.

Балетный рыцарь умер в 1988 году так, как мечтают рыцари, – после танца с королевой. Рассказывают, что, получив приглашение на день рождения королевы-матери, 84-летний Аштон предрек: «Если мне придется танцевать с королевой Елизаветой, я умру». Он действительно исполнил шуточный танец с королевой.

Через две недели, 18 октября, сэр Фредерик скончался во сне.

 

Антон Долин

Настоящее имя одного из создателей британского балета и спасителя шедевров старинной хореографии – Сидни Френсис Патрик Чиппендейл Хили-Кей

Он родился в Слинфолде 27 июля 1904 года. В 1917–1923 годах учился у Брониславы Нижинской и Серафимы Астафьевой, в прошлом – солистки Мариинского театра и участницы дягилевской антрепризы, воспитавшей звезд британского балета двадцатого века Марго Фонтейн и Алисию Маркову. Когда юный Хили-Кей, немного потанцевав в мюзик-холлах, в 1924 году пришел к Дягилеву, тот сперва дал артисту псевдоним «Патрикеев». В двадцатые годы прошлого века в самой Англии была мода на русские имена, возникшая под впечатлением триумфальных балетных акций Дягилева, который, покорив Париж «Русскими сезонами», не обошел вниманием и Лондон. Этой модой сам Дягилев ловко пользовался, вводя в состав своей труппы перспективных европейских артистов под звучными русскими псевдонимами. Некоторое время спустя «Патрикеев» стал Антоном Долиным.

Театр Елисейских Полей

У Дягилева Долин танцевал совсем недолго. Зато все балеты, где он стал первым исполнителем главных партий – «Голубой экспресс» в постановке Брониславы Нижинской, а также «Блудный сын» и «Бал» в постановке Джорджа Баланчина, – вошли в историю хореографии.

Неудивительно, что, работая с такими мэтрами, он и сам захотел стать балетмейстером.

16 апреля 1928 года в Театре Елисейских Полей состоялась премьера балета «Рапсодия», поставленного Антоном Долиным. Сюжет был довольно наивен и плохо гармонировал с музыкой: изображалась борьба между джазом и классической музыкой. Вначале джаз уступал, но потом одерживал верх над своей противницей. В роли Джаза выступал сам Антон Долин.

С 1930 года Долин участвовал в спектаклях Общества Камарго. В 1931–1933 годах он был ведущим танцовщиком «Вик-Уэллс балле».

На сцене Долин был жгучим демоничным красавцем, успешно исполнявшим партии романтических принцев, но еще лучше – всевозможных гротескных злодеев, как драматических, так и комических. Это особенно ярко проявилось, когда он с 1940 по 1946 год работал в американской труппе «Балле тиэтр». Для него Михаил Фокин сочинил свой последний балет «Синяя борода» на музыку одноименной оперетты Оффенбаха – каскад уморительно смешных сцен, где злополучного рыцаря, замучившего пять жен, удается проучить, женив на лихой пастушке.

В 1935 году вместе с такой же «русской» англичанкой Алисией Марковой Долин создал собственную труппу в Англии под названием «Маркова – Долин» и многое сделал для создания национальной балетной школы.

В историю балета Долин вошел как «спаситель» одного из лучших образцов хореографии эпохи романтизма – концертного номера балетмейстера Жюля Перро «Па-де-катр». Перро поставил квартет в Лондоне, когда конкуренты выжили его из Парижской оперы. В нем участвовали всемирно известные кумиры тех лет Мария Тальони, Фанни Черрито, Карлотта Гризи и Люсиль Гран, соединившие в этом номере главные танцевальные находки балетного романтизма и самые популярные танцевальные пассажи своих прославленных ролей. С тех пор для балерин, достигших пика карьеры, выступить в этом номере стало делом чести. А партии получили имена первых исполнительниц.

О том, сколько времени рисунок этого танца передавался непосредственно «из ног в ноги», когда и в какой мере был забыт, историки все еще спорят. Считается, что Антон Долин, опросив всех очевидцев и исследовав все, что можно, – от гравюр и описаний до детальных пометок на рабочих экземплярах нот, – реконструировал утраченный шедевр девятнадцатого века. Результат публика увидела в 1941 году в Нью-Йорке. Ходили слухи, что все это сделал другой исследователь десятью годами раньше, а Долин всего лишь перекупил у него авторские права. Но документальных подтверждений тому нет.

Зато свидетельство исследовательского профессионализма Долина есть. Это знаменитый фильм «Великие Жизели мира», где танцовщик, выступающий на склоне лет как автор, режиссер и журналист-интервьюер, беседует о «Жизели» с легендарными исполнительницами заглавной партии, своими партнершами Тамарой Карсавиной, Алисией Марковой, Алисией Алонсо, Карлой Фраччи и живой легендой Ольгой Спесивцевой.

История Долина и Спесивцевой – это история большой дружбы, не отступающей перед препятствиями. Они много выступали вместе во времена «Русских сезонов». Судьба знаменитой балерины сложилась печально – накануне Второй мировой войны она уехала в Америку. Ее психика уже была подорвана, и балерина оказалась в платной психиатрической лечебнице. Ее богатый покровитель умер, и Спесивцеву перевели в бесплатную психиатрическую клинику для бедняков и людей, не имевших ни паспорта, ни гражданства, ни постоянного места жительства, где ее много лет спустя отыскал Антон Долин.

В состоянии полной амнезии и распада сознания артистка пробыла в клинике до 1963 года, а потом неожиданно к ней вернулась память. Она мечтала вернуться в Россию. Понимая, что это было бы лучшим вариантом для Спесивцевой, Долин писал ее брату в декабре 1946 года: «Я предлагал жениться на ней, если это позволило бы покинуть публичный санаторий, но это воспрещается законом, так как она помещена туда как сумасшедшая…» Ему пришлось немало потрудиться, пока он вызволил Спесивцеву из клиники и перевез в дом престарелых, а потом в Русский Толстовский дом (США). Там она и скончалась в 1991 году в возрасте девяноста шести лет.

Долин написал о Спесивцевой книгу, которая позднее легла в основу документального фильма.

В 1949–1961 годах он был одним из организаторов и руководителей лондонской труппы «Фестивал балле», с начала семидесятых работал главным образом как педагог и балетмейстер. В 1981 году Долин был посвящен в рыцари и продолжал работу, пока не умер в Париже 25 ноября 1983 года.

 

Марго Фонтейн

Ей было сорок два года, и она решила уйти со сцены в блеске славы. Но ей предложили поработать с молодым партнером – и она осталась. Так родился один из легендарных дуэтов мирового балета: Фонтейн – Нуриев

Марго Фонтейн, впрочем, тогда еще просто Пегги Хукэм, родилась 18 мая 1919 года в семье британского инженера и большую часть детства провела в переездах между Лондоном и Шанхаем, где работал ее отец. Жили небогато – ее любимым лакомством до конца жизни был тост с печеными бобами. Талант ребенка заметила мать Хильда, яркая женщина, наполовину ирландка, наполовину бразилианка. Это она, увидев волшебную, недетскую грацию девочки, в четыре года отдала ее в балетный класс. Впоследствии у начинающей танцовщицы была возможность брать уроки у Ольги Преображенской и Матильды Кшесинской. В возрасте 15 лет она поступила в лондонскую школу русской танцовщицы Серафимы Астафьевой.

Марго Фонтейн

Когда Нинетт де Валуа, подыскивающая новых балерин для детской труппы, посетила школу «Вик-Уэллс», она разглядела среди девочек-подростков одну, показавшуюся ей особенно одаренной. Темноглазую девочку с короткой стрижкой она сперва приняла за китаянку. Но когда Пегги показала, чему научилась, Нинетт де Валуа взяла ее в свой коллектив.

Девочке было пятнадцать лет, когда она дебютировала в роли снежинки в «Щелкунчике», а уже через год она превратилась в блистательную Марго Фонтейн, получив свою первую главную роль в обход других, уже признанных звезд. В семнадцать лет она заменила прима-балерину Алисию Маркову и танцевала свою первую Жизель. Она прекрасно исполнила главные партии в классических балетах «Лебединое озеро» и «Спящая красавица». В 1939 году началось сотрудничество с хореографом Фредериком Аштоном. Он поставил для Фонтейн балеты «Дафнис и Хлоя», «Сильвия» и «Ундина».

Нинетт де Валуа связывала с юной танцовщицей немало надежд. И действительно – ее танец был безупречен, техника отточена до совершенства, очень скоро Фонтейн покорила балетоманов Англии, а к тридцати годам, после выступления в Нью-Йорке, к ее ногам пала и Америка. Для американцев она олицетворяла отличавшуюся высоким вкусом британскую школу с ее изначальной музыкальностью, совершенной линией и сдержанностью. Исполнение Фонтейн партии Авроры в «Спящей красавице» (1949, Нью-Йорк) прославило ее на весь мир.

Марго Фонтейн вышла замуж в 36 лет, в 1955 году. Ее мужем стал сын высокопоставленного панамского политика Роберто Ариас. Брак был длительный, но не слишком удачный – Ариас продолжал завязывать многочисленные романы и в конце концов на него в 1964 году было совершено покушение одним из обманутых мужей. Марго Фонтейн на оставшиеся 25 лет брака получила на руки капризного плейбоя-паралитика.

В 1961 году, когда карьера сорокадвухлетней Фонтейн как примы-балерины Королевского театра уже клонилась к закату, из России на Запад бежал замечательный молодой танцор – Рудольф Нуриев.

Фонтейн устраивала благотворительный концерт в пользу Королевской академии танца и подбирала танцовщиков. Ей предложили пригласить Нуриева. Увидев его выступление, она поняла – лучшего танцовщика она в жизни не видела. Но Нинетт де Валуа долго уговаривала ее взять молодого артиста в партнеры. Танцовщица боялась, что разница в возрасте будет слишком заметна.

– Для того чтобы танцевать с ним, – сказала Фонтейн, – мне нужно в него влюбиться.

Похоже, это случилось. Нуриев был на 19 лет моложе Фонтейн, но их дуэт сразу стал легендой.

Рудольф Нуриев так вспоминал об их совместных репетициях: «Полная самоотдача. Она вкладывала в меня всю душу. А потом наши эмоции выбрасывались в зал. Выбрасывались, а не преподносились. Мы играли и жили друг другом».

Триумфами стали выступления этой пары в постановках Аштона «Маргарита и Арман» (1963), Кеннета Макмиллана «Ромео и Джульетта» (1965) и Ролана Пети «Пеллеас и Мелисанда» (1969). Они были неразлучны, они ходили, держась за руки, смеялись без видимой причины, словом, вели себя, как влюбленные дети. Через много лет Нуриев говорил о Фонтейн: «Это все, что у меня есть. Только она…»

Фонтейн и Нуриев были идеальной балетной парой. Их партнерство, может быть, являлось самым удачным за всю историю балета. Нуриев обладал невероятной способностью вдохновлять на подвиги. В нем было столько энергии, что ее хватало не только для него самого, но и для окружающих. Он танцевал на грани невозможного и подталкивал к тому же Марго. Когда она падала от усталости и говорила: «Я больше не могу», он говорил ей в ответ: «Можете! Я знаю, что можете!» И она вставала и делала невозможное.

У танцовщицы было только два выхода – делать так, как он говорит, или оставить балет. Она не могла оставить балет, а потому ей пришлось соответствовать молодому партнеру, постоянно, день за днем совершать подвиг, делать невозможное.

Марго Фонтейн покорила балетоманов Англии и США

С 1954 года Фонтейн стала президентом Королевской академии танца. В 1956 году она была удостоена ордена Британской империи.

Фонтейн ушла со сцены в конце семидесятых. Какое-то время она еще участвовала в особенно выгодных ангажементах вместе с Нуриевым, но большую часть времени она проводила на ферме. Она устала…

В окружении стада коров и пяти собак артистка жила вдали от блистательного света, в тишине и покое, ведя весьма спартанский образ жизни. После сорока пяти лет служения английскому балету она не имела пенсии, а накопленные за выступления сбережения давно иссякли, потраченные на врачей мужа.

Фонтейн никогда не узнала, что Нуриев оплачивал многие ее больничные счета, потому что ее собственных средств совсем не осталось. Потом пошли с молотка драгоценности, а 30 мая 1990 года торжественный бенефис в ее честь принес двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, направленные в трастовый фонд для поддержки Марго до конца ее дней.

Марго Фонтейн скончалась в Панаме 21 февраля 1991 года от рака. Муж Роберто умер за два года до нее, Нуриев – через два года после нее. В завещании Марго просила похоронить ее не в Вестминстерском аббатстве – как гордость Англии, – а на кладбище города Панама, в ногах у мужа. Ее памятник – самый маленький на этом кладбище.

 

Леонид Мясин

Каждый его балет – особая загадка, неповторимый ритмический рисунок движений, миллион деталей. Любого хореографа можно узнать по почерку, этого – практически никогда, каждый балет словно сочинен иным человеком. Хотя внешне все просто, но танец, игра, пантомима столь замысловато раскрашены нюансами и полутонами, что мясинские балеты становятся непростой наукой, которую надо постигать

Леонид Мясин родился 27 июля 1895 года в Москве, в семье музыкантов. В 1903 году поступил в Московское Театральное училище. В 1912 окончил его и был зачислен в кордебалет Большого театра. Параллельно он выступал в Малом театре, имея большой успех. На него обратил внимание Сергей Дягилев, собиравший для своих «Русских сезонов» в Париже самых лучших артистов.

В январе 1914 года Мясин по приглашению Дягилева переехал в Париж, где вскоре занял положение первого танцовщика его труппы. В дягилевской антрепризе пришелец оказался единственным москвичом, его исполнительский стиль отличался праздничной театральностью и безудержным темпераментом. Он великолепно исполнил партию Иосифа в балете «Легенда об Иосифе» Михаила Фокина и покорил парижскую публику. Удалась ему и партия Петрушки в фокинском «Петрушке».

Дягилев рано распознал и хореографический талант своего подопечного, сделав молодого Мясина, едва перешагнувшего порог двадцатилетия, главным хореографом «Русских сезонов». Мясин дебютировал как балетмейстер в 1915 году балетом «Полночное солнце» на музыку Римского-Корсакова.

Леонид Мясин. Каждый его балет – особая загадка

В 1917 году в Риме состоялась премьера балета Мясина «Женщина в хорошем настроении» на музыку Доменико Скарлатти в декорациях Льва Бакста. Литературной основой стала пьеса Карло Гольдони. Ее сюжет – типичный для комедии дель арте: Констанция с подругами разыгрывают графа Ринальдо, чтобы проверить его верность. Главные партии исполнили Энрико Чекетти с супругой и сам Мясин.

В том же году Мясин поставил балет «Парад» на музыку экстравагантного французского композитора Эрика Сати. Сценаристом балета выступил Жан Кокто. Авторы постановки отказались от традиционных балетных образов и сюжетов, зато использовали все самое передовое и неожиданное: в музыке это был рев самолета и треск пишущей машинки, в декорациях и костюмах – эксперименты Пабло Пикассо в стиле кубизма (для него это был дебют в балетном театре). «Парад» своей эпатажностью вызвал грандиозный скандал.

Следующая мясинская премьера была уже в Лондоне. Он поставил балет «Треуголка» на музыку испанца Мануэля де Фалья. Оформление опять доверили Пабло Пикассо. На главную партию Дягилев пригласил испанского танцовщика Феликса Фернандеса. Для работы над балетом Мясин, де Фалья и Фернандес на три месяца уехали в Испанию. Но случалась беда – танцовщик сошел с ума. На премьере главную партию исполнил сам хореограф, его партнершей была Тамара Карсавина. Кроме того, Мясин поставил балет «Волшебная лавка» на музыку неизданных пьес Джакомо Россини. Благодаря роли пылкого мельника в «Треуголке» и роли канканиста в «Волшебной лавке» (прообразом этого персонажа стал известный танцор из «Мулен Руж» Валантен, прозванный за гибкость «Бескостным»), Мясин приобрел европейскую известность как выдающийся танцор.

В 1920 году Мясин поставил «Пульчинеллу» на музыку Джованни Перголези (в обработке Игоря Стравинского) и свою версию «Весны священной». А еще – женился на балерине Вере Савиной, что привело к разрыву с Дягилевым.

Оставшись без дягилевской поддержки, Мясин создал свою школу в Англии. В 1924 году он поставил балеты «Меркурий», «Салат», «Прекрасный Дунай», «Школа танца». А в 1925 году сотрудничество с Дягилевым возобновилось. Ненадолго – на три года, за которые были поставлены три балета, в том числе «Стальной скок» на музыку Сергея Прокофьева. Какое-то время Мясин работал с труппой Иды Рубинштейн, где поставил балеты «Давид» и «Амфион». Потом в 1932 году поставил для Дягилева «Детские игры» на музыку Жоржа Бизе.

В 1933 году, после смерти Дягилева Мясин возглавил труппу «Русский балет Монте-Карло», в которой собрались бывшие дягилевцы и молодежь. С ней он создал несколько балетов-симфоний – «Предзнаменования», «Хореартиум», «Фантастическая симфония» на музыку Чайковского, Брамса и Берлиоза. Он считал «балет-симфонию» своим собственным жанром, тяготеющим к обобщенным образам и отсутствию литературного сюжета. Огромное значение Мясин придавал костюмам. Развивая свои идеи, в 1938 году Мясин поставил «Седьмую симфонию» на музыку Людвига ван Бетховена.

Он услышал в музыке движение почвенных пластов и водных масс, создание рек и долин, библейские мотивы – появление Адама, Евы, Змея-искусителя, Каина и Авеля, образы олимпийских богов, гибель мира в огне. Год спустя он попытался в балете «Красное и Черное» на музыку Первой симфонии Дмитрия Шостаковича передать идею через цвет: белый (солисты), черный (смерть), красный (материализм), желтый (злоба), синий (природа).

В 1939 году начался американский период в творчестве Леонида Мясина. Он сотрудничал с труппой Роберта Джоффри, работал над симфоническими балетами, привлекал к постановкам Сальвадора Дали, воспринимая сюрреализм как подсознательный источник искусства. Работы того времени – «Вакханалия» на музыку Рихарда Вагнера, «Нью-йоркер» на музыку Джорджа Гершвина, «Саратога» на музыку Яромира Вейнбергера и «Лабиринт» на музыку Седьмой симфонии Франца Шуберта.

Американцы сравнивали его с Джорджем Баланчиным. Но симфонические балеты Мясина отличались от бессюжетных постановок Баланчина иллюстративностью. Один передавал дух музыки, другой расшифровывал ее образы. Ставя балет, Мясин ориентировался на эмоции, живописные картины и персонажей, которые рождала в его сознании музыка.

С 1947 года Мясин работал главным образом в Европе. Его наперебой приглашали самые известные театры. В «Сэдлерс-Уэллс балле» он поставил «Симфонию «Часы» на музыку Йозефа Гайдна, в «Балете Елисейских Полей» – «Художник и его модель» на музыку Жоржа Орика. В Бостоне – премьера балета «Гарольд в Италии» на музыку Берлиоза, в Милане – балетов «Марио и волшебник» и «Дон Жуан»…

Мясину принадлежала хореография фильмов-балетов «Красные башмачки» (1948), «Сказки Гофмана» (1951), «Неаполитанская карусель» (1954). Он успел поработать балетмейстером в труппах «Опера комик» (Франция), «Балле тиэтр» (США), «Ла Скала» (Италия). В 1960 году он поставил балет «Человеческая комедия» по «Декамерону» Боккаччо на фестивале Нерви в Италии.

Отдыхая летом 1917 года недалеко от Неаполя, Мясин увидел необитаемый скалистый остров в нескольких милях от побережья. Это был самый крупный из трех островов Ле Галли, а два поменьше не видны. Острова принадлежали местной семье Парлато. Семейство использовало их только для весенней перепелиной охоты. Мясин решил, что когда-нибудь купит этот остров и сделает своим домом.

Так и произошло: Мясин за бесценок приобрел целый архипелаг. Острова Ле Галли на полвека стали домом, убежищем для Мясина и его семьи, его творческой лабораторией, его кабинетом. Именно здесь он написал свои воспоминания «Моя жизнь в балете», именно здесь он продумывал свои искрометные постановки. На своем острове Мясин мечтал построить театр и дважды начинал строительство, но морские приливы разрушали фундамент. Мясин хотел учредить фонд, который бы поддерживал остров как художественный центр, где собирается творческая молодежь, чтобы обмениваться идеями и создавать новые работы. Но он не успел. После смерти хореографа остров пришлось продать. Его хозяином стал Рудольф Нуриев. Сейчас попасть на остров сложно: после смерти Нуриева его прибрел один соррентийский гостиничный магнат.

Именно там в последние годы жизни Мясин задумал и создал свои балеты на религиозные темы. Проведя детство в монастырском городке Верхнем Посаде, в молодости увлекшись религиозной живописью итальянского Возрождения, он довольно рано обратился к этой теме. Замысел балета «Литургия», к сожалению, неосуществленного, относится к 1914 году. В тридцатых годах Мясин обратился к созданию балета о жизни святого Франциска Ассизского – «Nobilissima Visione» («Достославное видение»), а в 1952 году поставил балет «Laudes Evangelii», который имел грандиозный успех и исполнялся в течение десяти лет. Следующим событием в этой цепочке стал балет «Воскресение и жизнь» на аранжировку музыки Монтеверди и Габриели: в нём, хотя сюжет по-прежнему основывался на евангельских событиях, были отобраны другие, нежели в «Laudes Evangelii», эпизоды. В 1957 году был поставлен балет «Евангелисты» на старинную музыку.

Умер Леонид Мясин 15 марта 1979 в немецком городе Боркен.

 

Серж Лифарь

Под его руководством балетная труппа Парижской оперы стала одной из лучших в Европе, с разнообразным и обширным репертуаром. За свою долгую жизнь он поставил более 200 балетов

Серж Лифарь родился 2 февраля 1905 года в Киеве. Заниматься балетом он начал поздно, в шестнадцать лет. В своих воспоминаниях Лифарь писал: однажды увидев в Киеве урок классического танца, он почувствовал, что балет – его призвание. В 1921–1923 годах он учился в киевской студии Брониславы Нижинской. Хотя педагог Нижинская поначалу дала Сержу убийственную характеристику, считая его «неперспективным», – упорные репетиции, тренинг, фантастическая влюбленность в балет дали свои прекрасные всходы. Кроме того, он брал уроки у Екатерины Гельцер.

Дуэт: Серж Лифарь и Тамара Туманова

В 1923 году Лифарь вместе с четырьмя другими учениками Брониславы Нижинской отправился в Париж в «Русский балет» Сергея Дягилева. Путешествие оказалось непростым. Через границу Лифарю пришлось перебираться нелегально. По его словам, в него стреляли, и он был ранен. Несмотря на невзгоды – все-таки был разгар Гражданской войны – восемнадцатилетний Лифарь практически без денег добрался до Парижа. Там он нашел антрепренера «Русских сезонов» Сергея Дягилева и сумел доказать, что может быть полезен его труппе.

К тому времени, как Лифарь появился в Париже, прошло уже несколько лет с тех пор, как Дягилев остался без первого танцовщика труппы Вацлава Нижинского. Ему требовалась замена. Дягилев обладал поразительной интуицией и хорошо знал людей. Он не ошибся и на этот раз, остановив свой выбор на Лифаре. Он послал его учиться в Италию к знаменитому педагогу Энрико Чекетти, учителю Анны Павловой и многих других выдающихся балерин и танцовщиков. То, что Лифарь впоследствии стал тонким знатоком музыки, живописи, литературы, обладал прекрасным вкусом, – во многом заслуга именно Сергея Дягилева.

Лифарь стал ведущим солистом «Русского балета». Он оказался не только великолепным танцовщиком, но и блестящим хореографом.

«Его искусство восхищало, – вспоминал Александр Бенуа. – Он был первым танцовщиком двадцатого века, все остальные придерживались эстетики девятнадцатого. Меня ослепляла его красота, дивные мускулы и такой размах, порыв танца. Мне было всего лет 13, когда я впервые увидел его на сцене в роли Александра Великого, и я был потрясен. Позже в разных странах я видел некоторые балеты, которые ставил Лифарь. Но это уже жалкие подделки. В его же пластике были важны детали внутри пластического текста, благородная манера, акценты, движения музыки, на которые откликается тело. Особая точность деталей и создает стиль, не так ли? Балеты с участием Лифаря сейчас кажутся мне сном».

Но впоследствии Лифарь ограничил свой репертуар главными партиями в собственных постановках.

Этапным в творческой жизни артиста стал 1929 год. Именно тогда проявился талант Лифаря-хореографа, но этот же год забрал его друга и наставника – Сергей Дягилев скончался на его руках. В 24 года Серж Лифарь стал перед дилеммой: кто продолжит дело Дягилева?

Эту тяжелую миссию ему пришлось взвалить на себя.

Лифарь возглавил балет Парижской оперы, совместив три функции – главного балетмейстера, хореографа и ведущего танцовщика. Это был отчаянный шаг. Ведь Лифарю пришлось возрождать французский балет, который в XVIII–XIX веках являлся законодателем моды; французские педагоги и хореографы перенесли балет в Россию, а расцвет Императорского балета был связан с именем легендарного Мариуса Петипа. До прихода Лифаря балет в парижской Опере занимал подчиненное положение. Балеты давались после оперных спектаклей в виде какого-то довеска. Дирекция театра не верила, что публика придет на балетный спектакль. И только Лифарь сумел изменить положение.

Молодость и смелость могут горы свернуть, и Лифарь, объединив молодых энтузиастов, репетируя по восемь часов, сумел создать талантливую труппу. В качестве балетмейстера он впервые выступил в 1929 году, поставив для «Русского балета» «Сказку про лису, петуха, кота да барана» на музыку Игоря Стравинского.

Балетные сюжеты он нередко черпал из античной или библейской мифологии, классической литературы и поэзии. Его эстетике были близки изощренная стилизация и возвышенная патетика. В своих балетах Лифарь тщательно «выписывал» партии солистов, которым «аккомпанировал» кордебалет, чья роль была отчасти уподоблена хору античной трагедии. Лифарь активно развивал традиции академического танца, разрабатывал принципы «трех хореографических планов»: хореографическая драма как целое, сквозной пластический лейтмотив и детально разработанная техника танцовщика.

Одной из вершин творчества мастера стал балет «Икар» (1935). Критики отмечали, что эта постановка стала «замечательным достижением в драматическом и пластическом планах, образцом четкого, емкого неоклассического стиля, повлиявшего на творчество нескольких поколений артистов и хореографов». Термин «неоклассицизм» для характеристики собственного творчества выдвинул сам Лифарь. Он стал продолжателем традиций Михаила Фокина.

Его шедеврами стали его балеты «Миражи», «Федра», «Сюита в белом», «Ромео и Джульетта». Лифарь танцевал в собственных постановках, воплощая образы героические или поэтические; он был Аполлоном и Александром Македонским, Давидом и Энеем, Вакхом и Дон Жуаном. Создавая свои балеты, хореограф использовал классическую музыку или музыку современных композиторов – Стравинского, Прокофьева, Равеля. Сценографию для лифаревских постановок делали такие знаменитые художники, как Пикассо, Бакст, Бенуа, Кокто, Шагал.

По воспоминаниям современников, Лифарь был очень красивым мужчиной. Как танцовщик он восхищал музыкальностью, элевацией, совершенством и одухотворенностью, зажигая энергетикой и артистизмом. Как хореограф умел выявить максимум возможностей каждого артиста. Его обожали коллеги и публика. Например, Поль Валери назвал Лифаря «поэтом движения».

Очень популярными у публики стали «Балетные среды». Восторженно зрители приняли балет «Прометей», поставленный на музыку Бетховена. Звездами были Ольга Спесивцева и сам Лифарь. В своей труппе Лифарь стал проводить тренинги, передавая секреты мастерства, обучая дуэтным танцам, добиваясь, чтобы балет нес мысль, а не только развлекал публику.

Было время, когда его фотографии ежедневно появлялись на страницах парижских журналов и газет. Ему нравилось, что он был окружен поклонением и лестью, но жил он в скромном отеле в комнате, заваленной книгами. Одевался скромно. Деньгам значения не придавал. Тратил их на расширение перешедшей к нему дягилевской коллекции. Охотно давал тем, кто нуждался, и готов был отдать все, когда речь шла об искусстве и русской культуре.

Но были в его судьбе и смутные моменты. Когда началась Вторая мировая война, Лифарь не отвернулся от оккупировавшей Париж немецкой армии, хотя от прямого сотрудничества с гитлеровцами уклонялся. Он мечтал вернуться в Киев, полагал, что советский строй рухнет благодаря нацистам, открыто говорил об этом, а в результате бойцы французского Сопротивления приговорили его к смерти. Хореографу пришлось скрываться в Монако. Только после войны Национальный французский комитет по вопросам чистки, тщательно изучив вопрос, полностью опроверг все обвинения и официально извинился перед Лифарем. В 1947 году он вернулся в Париж.

Кстати, Шарль де Голль – политик, военачальник, возглавивший французское Сопротивление, а затем президент Франции – дружил с хореографом, восхищался его талантом.

В 1930–1944, 1947–1959, 1962–1963 годах и в 1977 году Лифарь был балетмейстером, солистом (до 1956 года) и педагогом Парижской оперы. В 1944–1947 годах он руководил труппой «Новый балет Монте-Карло», в 1947 году основал в Париже Институт хореографии. С 1955 года вел курс истории и теории танца в Сорбонне, где специально для него была создана кафедра хореографии. Он был членом Академии изящных искусств и автором более двух десятков книг о балете.

Именно отсутствие средств заставило его продать на аукционах часть коллекции. Если бы не встреча с шведской графиней Лиллан Алефельд, возможно, Сергей Михайлович умер бы беспризорным. В конце пятидесятых годов Лифарь женился на Алефельд, не имевшей никакого отношения к театральному миру. Она оставалась преданной ему до конца его жизни, а после его смерти самоотверженно защищала его память.

За возрождение французского балета Сержу Лифарю было присвоено звание кавалер ордена Почетного легиона. Он был избран членом Института Франции («бессмертным» академиком), ректором Университета танца. К 20 – летию творчества ему вручили первый танцевальный «Оскар» – «Золотую балетную туфельку», которая ныне хранится в Киеве, в Музее исторических драгоценностей Украины.

Последние годы жизни Лифарь провел в Швейцарии. Он умер от рака 16 декабря 1986 года в Лозанне и был погребен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа возле Парижа. На его могиле выгравирована лаконичная надпись «Серж Лифарь из Киева»…

 

Морис Бежар

Его отец был родом из турецкого Курдистана, мать – каталанка; среди его дальних предков были выходцы из Сенегала. По признанию самого хореографа, это соединение национальных корней наложило отпечаток на все его творчество. «Я и сегодня, – говорил он, – продолжаю гордиться своим африканским происхождением. Уверен, что африканская кровь сыграла определяющую роль в момент, когда я начал танцевать…»

Выдающийся мастер балета Морис Бежар родился 1 января 1927 года в Марселе в семье известного французского философа Гастона Берже.

В детстве Морис был болезненным, слабым ребенком, и врач посоветовал ему занятия спортом, но, услышав от родителей о страстном увлечении мальчика театром, рекомендовал классический танец. В 1941 году Морис начал обучаться хореографии, а в 1944 году уже дебютировал в балетной труппе марсельской Оперы. Однако в классическом балете он не прижился и в 1945 году переехал в Париж, где в течение нескольких лет брал уроки у известных преподавателей, в результате чего освоил множество разных хореографических школ.

Возможно, тогда он и придумал себе сценический псевдоним «Бежар».

В начале своей карьеры Бежар сменил множество трупп: он работал у Ролана Пети и Жанин Шарра в 1948 году, выступал в «Инглсби интернэшнл балле» в Лондоне в 1949 году и в Королевском шведском балете в 1950–1952 годах.

Морис Бежар похож на Мефистофеля или Мефистофель на Бежара?

Во время занятий танцами в Марселе ему приходилось постоянно слышать о том, что марселец Петипа стал великим хореографом и прославился на весь мир. Когда Бежару исполнился 21 год и он танцевал в английской труппе в Лондоне, ему пришлось много работать над классическим репертуаром с Николаем Сергеевым, на протяжении четверти века ассистировавшим Петипа. В Швеции Бежар танцевал в труппе «Кульберг-Балеттен», и когда там узнали, что он владеет хореографией Петипа, его попросили поставить большое па-де-де из «Щелкунчика» для Стокгольмской оперы. Это был первый восстановленный им дуэт, наиболее близкий к оригиналу. В Швеции Бежар дебютировал как хореограф, поставив для кинофильма фрагменты балета «Жар-птица» И. Стравинского.

В 1950 году, в холодной неуютной комнате, которую снимал в ту пору перебравшийся в Париж молодой Бежар, собралось несколько его друзей. Неожиданно для всех Морис произнес: «Танец – это искусство ХХ века». Тогда, вспоминает Бежар, слова эти привели его друзей в полное смятение: разрушенная послевоенная Европа никак не располагала к подобным прогнозам. Но он был убежден, что балетное искусство стоит на пороге нового невиданного взлета. И ждать этого оставалось совсем немного, как и того успеха, что обрушился на самого Бежара.

В 1953 году Бежар совместно с Ж. Лораном основал в Париже труппу «Балле де л'Этуаль», которая просуществовала до 1957 года. В 1957 году он создал труппу «Балле-театр де Пари». В то время Бежар ставил балеты и одновременно выступал в них в главных ролях. Его труппа поставила такие балеты, как «Сон в летнюю ночь» на музыку Фредерика Шопена, «Укрощение строптивой» на музыку Доменико Скарлатти, «Красавица в боа» на музыку Джакомо Россини, «Путешествие к сердцу ребенка» и «Таинство» Анри, «Танит, или Сумерки богов», «Прометей» Ована.

Звездный час балетмейстера пробил в 1959 году. Его труппа «Балле-театр де Пари» оказалась в труднейшем финансовом положении. И в этот момент Бежар получил от Мориса Юисмана, только что назначенного директором брюссельского «Театр де ла Монне», предложение осуществить постановку «Весны священной» на музыку Игоря Стравинского. Специально для нее была сформирована труппа. На репетиции отвели всего три недели. Бежар увидел в музыке Стравинского историю возникновения человеческой любви – от первого робкого порыва к бешеному, плотскому, животному пламени чувств. Спектакль потряс не только любителей классического танца, но и весь мир.

Успех «Весны» предопределил будущее хореографа. На следующий год Юисман предложил Бежару создать и возглавить постоянную балетную труппу в Бельгии. Во Франции не нашлось никого, кто бы предоставил ему подобные условия работы. Молодой хореограф переехал в Бельгию, в Брюссель, здесь в 1960 году и появился на свет «Балет ХХ века».

После «Весны священной» Бежар задумал создание синтетических спектаклей, где танец, пантомима, пение (или слово) занимают равное место. В таком стиле он поставил в 1961 году балеты «Гала» на музыку Скарлатти, который шел в театре «Венеция», «Четверо сыновей Эймона» на музыку композиторов XV–XVI веков, который он поставил в Брюсселе совместно с Э. Клоссоном и Ж. Шара, а также «Мучения святого Себастьяна», поставленный в 1988 году с участием сценического оркестра, хора, вокальных соло и танца в исполнении артистов балета. Эти эксперименты были оценены критикой и специалистами очень высоко, и в 1960 и в 1962 годах Морис Бежар был награжден премией Театра Наций, а в 1965 году стал лауреатом Фестиваля танца в Париже. Тогда же были созданы балеты «Бахти» (по индийским мотивам, 1968), «Жар-птица» (на музыку сюиты из одноименного балета Стравинского, 1970), «Наш Фауст» (на музыку Баха и аргентинских танго, 1975).

В 1970 году Бежар основал в Брюсселе специальную школу-студию «Мудра».

В постановках Бежара часто встречаются необычные для балета персонажи. То это Мольер, роль которого исполнил сам Бежар; то честолюбивый молодой человек, приехавший завоевать Париж в спектакле «Парижское веселье» на музыку Оффенбаха. Большой успех имел балет о французском писателе и политическом деятеле Андре Мальро. Героиней другого спектакля стала Эвита Перон, жена аргентинского диктатора, а в балете, посвященном Чарли Чаплину, играла внучка великого актера Анни Чаплин.

Летом 1978 года Бежар со своей труппой впервые отправился на гастроли в Москву. Его спектакли вызвали шок, а сам Бежар сразу стал любимым зарубежным хореографом. У него появилось даже отчество – Иванович. Это был знак особой российской признательности, до Бежара подобной чести удостоился лишь Мариус Петипа.

Звезды советского балета бросились в неистовую битву с властью и друг с другом за хореографию Бежара. В спектаклях маэстро танцевали Екатерина Максимова, Владимир Васильев, а для Майи Плисецкой Бежар создал балет «Айседора», а также несколько сольных концертных номеров для ее выступлений. Наиболее известны среди них «Видение розы» и «Аве, Майя». Плисецкая очень метко описала первую встречу с хореографом: «В меня впиваются белесо-голубые зрачки пронзительных глаз, окантованные черной каймой. Взгляд испытующ и холоден. Его надо выдержать. Не сморгну… Всматриваемся друг в друга. Если Мефистофель существовал, то походил он на Бежара, думаю. Или Бежар на Мефистофеля?..»

На протяжении многих лет Бежар работал и с Владимиром Васильевым, который впервые исполнил поставленную Бежаром версию балета И. Стравинского «Петрушка», а вместе с Екатериной Максимовой он исполнял заглавные партии в балете С. Прокофьева «Ромео и Джульетта».

В 1987 году Морис Бежар перевел «Балет ХХ века» в швейцарскую Лозанну и сменил название труппы на «Лозаннский балет Бежара».

В 1999 года Бежар показал свою оригинальную версию балета «Щелкунчик», премьера которого состоялась в октябре в Турине. На знаменитую музыку Чайковского он создал оригинальное автобиографическое произведение. Главным героем его спектакля стала не девочка Клара, а мальчик Бим (персонаж балета Бежара 1978 года «Парижское веселье»). Главная тема спектакля – отношение хореографа к матери и собственному детству, для Бежара – особенно волнующему периоду жизни, так как он потерял мать в семилетнем возрасте. Дроссельмейер в балете предстает то в образе Фауста, то Мариуса Петипа, двух легендарных личностей, оставивших в душе Бежара глубокий след. А на снежном балу вместо снежинок танцуют школьники в черных плащах и беретах, которые носили в годы детства хореографа.

В 1994 году Морис Бежар был избран членом французской Академии изящных искусств.

С 1984 года костюмы для постановок Бежара придумывал мэтр мировой моды кутюрье Джанни Версаче, на десятую годовщину смерти которого – 15 июля 2007 года – в миланском театре «Ла Скала» прошла премьера балета «Спасибо, Джанни, с любовью». Это была дань благодарности и дружбы со стороны Бежара своему трагически погибшему другу, которую хореограф не мог не отдать, даже невзирая на проблемы со здоровьем и возрастные недомогания.

Он создал и поставил более ста балетов, написал пять книг. В числе наиболее известных его работ: «Бахти, «Жар-птица»» на музыку сюиты из одноименного балета Стравинского, «Наш Фауст», «Нижинский, клоун Божий» (на музыку Пьера Анри и Чайковского), «Брель и Барбара», посвященный двум великим французским шансонье.

Морис Бежар скончался 22 ноября 2007 года в одной из больниц в Швейцарии.

 

Ролан Пети

«Если меня спросят: откуда вы родом, кому наследуете, – я бы сказал: Дягилеву. Его принципы очень важны для меня: настоящая, сильная музыка и декорации, соотносящиеся с хореографией» – так выразился знаменитый французский балетмейстер Ролан Пети

Он родился 13 января 1924 года в Париже, в семье владельца небольшого бистро. Танцами заинтересовался рано. «В девять лет я сказал, что уйду из дома и не вернусь, если меня не отдадут в балет», – вспоминал он. По совету одного из посетителей бистро ребенка повели на экзамен в Школу Парижской оперы. Он выдержал конкурс, который его немало удивил – педагоги смотрели только на физические данные ребенка. А с десяти лет он уже выступал в мимансе в операх Вагнера, в «Фаусте» Гуно.

«В ту пору не было строгих правил, запрещающих детям работать, и не платили нам ничего. Так что с десяти лет ложился спать за полночь. Потом вставал рано – делал уроки и с ранцем за плечами шел километра два-три по Парижу до школы в де Аль, где находилось наше кафе, до Оперы. Героизм! Но я, ради того чтобы танцевать, всю ночь готов был пешком прошагать», – рассказывал Пети. В той же школе училась Рене Жанмер, которую друзья звали Зизи. Подростки подружились.

Когда ему было двенадцать лет, его мать, итальянка Роз Репетто, разошлась с мужем и уехала из Парижа, так что Ролана и его младшего брата Клода воспитывал отец, Эдмон Пети. В дальнейшем Эдмон Пети неоднократно субсидировал театральные постановки сына.

В 1940 году Ролан Пети закончил учебу и был принят в кордебалет Парижской оперы. Ему было всего шестнадцать. А 3 мая 1941 года известная танцовщица Марсель Бурга давала концерт в зале Плейель и выбрала семнадцатилетнего новичка своим партнером. Потом Пети совместно с Жанин Шарра, в дальнейшем известной танцовщицей и хореографом, дали несколько совместных вечеров балета. Их репертуар состоял из небольших балетов, концертных миниатюр и па-де-де в хореографии Сержа Лифаря, Пети и Шарра. На первом из этих вечеров Пети показал свою первую самостоятельную постановку – концертный номер «Прыжок с трамплина». А в начале 1943 года, когда Пети был еще танцовщиком кордебалета, директор Парижской оперы Серж Лифарь поручил ему большую сольную партию в балете «Любовь-волшебница» на музыку Мануэля де Фальи.

Ролан Пети в балете «Кармен»

Но Пети в Опере не задержался – ушел, когда ему было двадцать лет, в ноябре 1944 года. Он решил, что станет хореографом, и вложил в свой первый балет «Комедианты» все отцовские деньги. Дебют состоялся в Театре Елисейский Полей и был на редкость успешным – так у Пети появилась собственная группа «Балет Елисейских Полей». Основу репертуара составляли постановки Пети, но труппа также исполняла спектакли других современных авторов и фрагменты балетов «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Сильфида». 25 июня 1946 года состоялась премьера балета Ролана Пети «Юноша и смерть» по сценарию Жана Кокто на музыку И. – С. Баха. Но в конце 1947 года «Балет Елисейских полей» закончил свое существование из-за разногласий, возникших между хореографом и администрацией «Театра Елисейских полей».

В мае 1948 года Пети создал новую труппу «Балет Парижа». В труппу вошли, кроме прочих, Жанин Шарра и Зизи Жанмер, а также звезда английского балета Марго Фонтейн. 21 мая 1948 года в помещении театра Мариньи был показан балет Пети «Девушки ночи» на музыку Ж. Франсе с Фонтейн и Пети в главных ролях. Молодой балетмейстер понемногу завоевывал известность, и 21 февраля 1949 года в лондонском театре Принца состоялась премьера балета «Кармен» на музыку Ж. Бизе с Роланом Пети и Зизи Жанмер в главных ролях. Спектакль исполнялся без перерыва четыре месяца в Лондоне, два в Париже и три месяца в США, позже неоднократно возобновлялся на разных сценах мира.

Голливудские профессионалы сразу оценили талант Пети. Знаменитый танцовщик Фред Астер пригласил его для совместной работы над фильмом «Длинноногий дядюшка». Голливуд сыграл особую роль в отношениях Ролана Пети и Зизи Жанмер. В то время они много работали вместе, но постоянно спорили и ссорились. В один прекрасный день Жанмер прилетела в Голливуд – на несколько часов, чтобы доказать своему другу, на что она ради него способна. Когда Пети вернулся из Америки, они поженились. Это было в 1954 году. А в октябре 1955 года у них родилась дочь Валентина-Роз-Арлетт Пети.

– Я всегда считал, что в жизни самое главное – делать то, что хочется. И чтобы те люди, которые меня окружают, с которыми я работаю, были готовы двигаться со мной в одном направлении. И, наверное, чтобы им было присуще свойственное мне любопытство, – сказал как-то Ролан Пети. И он ни в чем себе не отказывал! Когда ему пришла в голову идея балета по картине «Герника» Пабло Пикассо, он отправился к самому Пикассо и так сумел его увлечь замыслом, что великий художник сделал костюмы к балету.

Пора было ставить наконец первый большой многоактный балет. Пети выбрал довольно сложный сюжет – романтическую драму Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Премьера состоялась 17 апреля 1959 года.

В 1960 году Пети в содружестве с режиссером Теренсом Янгом и при участии Мориса Шевалье создал фильм «Раз, два, три, четыре, или Черные трико». В фильм вошли балеты Пети «Пожирательница бриллиантов», «Сирано де Бержерак», «Траур на 24 часа» и «Кармен».

Следующей крупной работой был «Собор Парижской Богоматери» на сцене Оперы. Зрители увидели этот балет 12 декабря 1965 года. Когда балетмейстер был приглашен в Парижскую оперу для этой работы, он также был приглашен на должность руководителя этого театра, однако быстро оставил хлопотную должность. 23 февраля 1967 года Пети поставил на сцене лондонского театра Ковент-Гарден балет «Потерянный рай», где главные партии исполнили Марго Фонтейн и Рудольф Нуриев.

Тогда же балетмейстер внес в копилку балетных выразительных средств одно новое – точнее, он видел это новшество на «уроке» у преподавателя Б. Князева, но первым догадался перенести его на сцену. Пети ставил па-де-де для известной танцовщицы Гелен Тесмар. Она была выше партнера, и это бросалось в глаза. Он вспомнил Князева и попросил положить на сцену четыре квадратных метра линолеума. Артисты танцевали лежа – и эту идею подхватили другие хореографы.

В 1972 году Пети стал руководителем «Балета Марселя». И с чего же он начал?

Задолго до того Пети встретился в Москве с женщиной, сыгравшей особую роль в судьбе Маяковского, – Лилей Брик. Потом приятель прислал ему из Америки сборник стихов этого поэта на английском языке. Пети прочитал стихи и решил ставить балет. Маяковского он танцевал сам – и для этой роли впервые обрился наголо. Эта «прическа» осталась у него навсегда. Спектакль назывался «Зажгите звезды!».

12 января 1973 года состоялась премьера балета «Больная роза», главные партии которого исполнили Майя Плисецкая и Руди Бриан.

Французское правительство оценило заслуги хореографа – в 1974 году он стал кавалером ордена Почетного легиона.

Потом Пети увлекся Пушкиным. Результат – балет «Пиковая дама», поставленный в 1978 году для Михаила Барышникова. И тогда же Пети задумал балет о Чарли Чаплине.

– Однажды вместе с женой и дочкой меня пригласили на дачу к друзьям, – вспоминал он. – Среди гостей там оказался Чарли Чаплин. Мы вместе провели 15 незабываемых дней. А когда этого гения не стало 25 декабря 1977 года, я обратился к его сыну с просьбой разрешить мне поставить балет о его великом отце. Он не возражал. Когда я воплотил свой замысел, моя работа понравилась сыну Чаплина.

Пети работал активно и плодотворно. В том же 1978 году он перенес свой «Собор Парижской Богоматери» в Ленинград, в Кировский театр (ныне – Мариинский). Из крупных работ нужно вспомнить балет «Моя Павлова», «личную» версию балета «Лебединое озеро», «Клавиго» по романтической драме Гёте.

Труппу «Балет Марселя» Ролан Пети возглавлял на протяжении 26 лет. Потом случился конфликт с администрацией. Покинув театр, Пети поселился в Женеве и запретил труппе показывать свои спектакли.

Зато завязалась дружба с Московским Большим театром. В 2001 году Ролан Пети поставил там программу, состоящую из двух спектаклей – «Пассакальи» на музыку А. фон Веберна, поставленной им для Парижской оперы в 1994 году, и нового балета «Пиковая дама» на музыку Чайковского. За «Пиковую даму» Пети в том же году был награжден Государственной премией Российской Федерации.

15 февраля 2003 года в Большом театре состоялась премьера балета Ролана Пети «Собор Парижской Богоматери».

30 и 31 октября 2004 года в Москве, на Новой сцене Большого театра, была показана программа «Ролан Пети рассказывает». Пети рассказывал о своей жизни, а участники труппы «Сюрен Жан Вилар» Лючия Лакарра, Николай Цискаридзе и Илзе Лиепа танцевали отрывки из его произведений.

Пети часто повторяет, что он более плодовит, чем Пикассо. Сравнивать художника и балетмейстера трудно, однако полтораста балетов дают ему право и не на такие сравнения…

 

Касьян Голейзовский

Эмигрируй он после Октябрьского переворота, и сегодня мир знал бы его не хуже Джорджа Баланчина, который считал его своим учителем

Касьян Голейзовский родился 22 февраля 1892 года. Его мать была артисткой балета Большого театра, отец – гастролирующим оперным певцом.

Одновременно с поступлением в Московскую театральную школу мальчик начал обучаться живописи у Врубеля и посещать Строгановское училище.

Касьян Голейзовский в процессе работы

В 1906 году он был переведен в Петербург и там стал изучать языки – английский, французский, польский и персидский. Кроме того, он играл на скрипке и занимался спортом. По окончании петербургского училища в 1909 году Голейзовский был зачислен в труппу Мариинского театра, однако по его собственной просьбе его перевели назад в Москву, в Большой театр.

В театре он работал в течение нескольких лет в качестве танцовщика, но чуть ли не с первых месяцев начал пробовать силы в хореографии и в педагогике – сначала под руководством Александра Горского и солиста Михаила Мордкина, позже – самостоятельно.

Рамки классического танца в его академической ипостаси были Голейзовскому узки. Он страстно хотел экспериментировать, искать новые балетные формы, новый язык хореографии и пластики, а в стенах Большого театра это было невозможно в том масштабе, в каком хотелось бы начинающему новатору.

В ту пору новаторство Горского и Фокина уже понемногу становилось общепризнанной балетной классикой и утвердилось на московской и петербургской сценах. Голейзовский стремился идти дальше, опираясь на созданное этими двумя балетмейстерами, которых он всю жизнь считал своими учителями. Фокин был мастером формы и позы, Горский – мастером образа и глубины чувства, Фокин ставил выверенный и эстетически безупречный танец, Горский – стихийные страстные пляски. Голейзовский решил пойти по пути слияния лучших качеств того и другого, воплощая глубину раскрытия образа в новаторских формах.

Свои первые постановки он осуществлял на сценах небольших частных театров, которых в то время появилось много – в «Летучей мыши», «Интимном театре», Мамонтовском театре миниатюр. Поэтому первым и излюбленным жанром Голейзовского была хореографическая миниатюра. А персонажами – модные герои комедии дель арте, Арлекины, Коломбины и Пьеро.

Миниатюры строились, по воспоминаниям балетмейстера, «по принципу пантомимы» с «раскрытием» и «проработкой образов», в чем, безусловно, чувствовалась школа пантомимного балета Горского и стилизация, ритмизованность, музыкальность школы Фокина. Поиски Голейзовского сосредоточились в области максимальной свободы и выразительности человеческого тела, изысканной необычной пластики, утонченной эротики.

Предреволюционные художественные эксперименты для большинства молодых театральных деятелей отнюдь не были резко прерваны революцией 1917 года – истинного масштаба ее люди, поглощенные искусством, оценить не могли. Но ясно было, что изменилась публика, изменились основные мотивы искусства.

Основной темой для Голейзовского в первые послереволюционные годы стало свободное самовыражение человеческой личности. Персонажи комедии дель арте устарели – он хотел создавать философские балеты, темы которых раскрываются в момент наивысшего эмоционального напряжения. В студии Голейзовского «Московский камерный балет» им были поставлены «Саломея» Штрауса, «Соната смерти и движения» Скрябина, «Фавн» Дебюсси, «Смерть Изольды» Вагнера, многочисленные номера на музыку Шопена, Прокофьева, Скрябина.

Средства классической хореографии его задачам соответствовали далеко не всегда, он изобретал новый язык сценических движений и композиций, чтобы наиболее полно реализовать свои творческие замыслы. Нередко он сам создавал эскизы декораций и костюмов.

Сценические решения Касьяна Голейзовского были нестандартными, как и его хореография. В двадцатые годы его привлек конструктивизм, помогающий показать человеческое тело в совершенно необычном ракурсе, создать эффект новизны восприятия. Отношения с музыкой у него были сложные – он считал, что композитор должен сочинять после того, как увидит поставленный балетмейстером танец. Но найти такого композитора было нелегко.

В 1924 году Касьян Голейзовский вернулся в Большой театр – теперь уже в качестве балетмейстера. В 1925 году в Экспериментальном театре (филиале Большого) состоялись две премьеры Голейзовского – «Иосиф Прекрасный» на музыку С. Василенко и «Теолинда» Шуберта. Эти постановки имели успех, хотя бурные дискуссии вызвали новизна пластики, оформление спектаклей, а отчасти и тема: конфликт между личностью и властью. Голейзовский приступил к подготовке балета «Смерч» на музыку Б. Бера, премьера которого состоялась в 1927 году. Правда, вначале он собирался поставить мелодраматический балет «Лола», носивший романтический характер. Премьера должна была состояться в начале 1926 года, однако из-за разногласий балетмейстера с дирекцией балет поставлен не был, и репетиции прекратились. Эта же судьба постигла еще один замысел Голейзовского – балет «Кармен».

Постановка «Смерча» не имела успеха. Агитационность и прямолинейность сюжета не слишком соответствовали воззрениям Голейзовского, а откровенная злободневность была чужда эстетике балетмейстера, что и сказалось на постановке.

Отношения Голейзовского с руководством Большого театра обострились, и балетмейстеру пришлось его покинуть. Его уделом стала бурно развивавшаяся в те годы эстрада, где можно было вовсю экспериментировать, продолжал он сотрудничать и с другими московскими и ленинградскими театральными коллективами.

С работой на эстраде был связан и первоначальный интерес Касьяна Голейзовского к фольклору. В академическом балете народные, фольклорные истоки национального танца фактически были утеряны, Голейзовский же решил вернуться к первоосновам – конечно, на свой лад, соблюдая, однако, все принципы народного танца.

В 30-е годы в репертуаре ведущих театров страны вновь прочно заняла свое место классика. Однако споры вокруг классического балета не утихали. Голейзовский мечтал поставить большой классический балет в современной интерпретации, дополнив классический танец новаторскими элементами и переосмыслив сюжет. Такой работой стала для него «Спящая красавица». Не имея возможности поставить балет в Москве или Ленинграде, Голейзовский работал в Харьковском театре оперы и балета. Получилась сказочная феерия, почти без сюжета.

Премьера следующего спектакля Голейзовского, «Бахчисарайский фонтан», состоялась в 1939 году в Минске. Он был выдержан в жанре хореодрамы. Тут Голейзовский смог воплотить свои принципы введения в балетный спектакль элементов национального танца. Эта тема завладела им надолго. Балетмейстер принял участие в подготовке к проведению в Москве декад национального искусства, для чего выехал на некоторое время в Узбекистан, где мог изучать восточную танцевальную культуру. В последующие годы Голейзовский работал также в Таджикистане, Белоруссии, Литве. В результате появился первый национальный таджикский балет «Ду Гуль» («Две розы»), поставленный Голейзовским перед самой войной и показанный в Москве во время проведения национальной декады культуры Таджикистана.

В годы Великой Отечественной войны балетмейстер работал в небольшом городе Васильсурске, куда было эвакуировано Московское хореографическое училище, – ставил детские спектакли и хореографические миниатюры.

До начала 60-х годов у Касьяна Голейзовского так и не было возможности работать с постоянной балетной труппой. Несколько десятилетий в официальных кругах к его искусству относились с подозрением, как к «формалистическому» и «декадентскому». Его взгляды на искусство считались не соответствующими официально господствовавшему в искусстве «социалистическому реализму». Однако у артистов, в том числе и у танцовщиков Большого театра, он пользовался большим авторитетом как мастер нестандартной хореографии, расширявшей их исполнительские возможности, и они нередко обращались к Голейзовскому за помощью или советом. Ставил он и отдельные концертные номера для артистов Большого, а также для мюзик-холла, работал в самодеятельных театрах. Осталось очень мало – да и кто из кинозрителей, до сих пор влюбленных в кинокомедию «Цирк», снятую в 1936 году, знает, что танцы для нее поставил Голейзовский?

Послевоенные годы были очень тяжелыми для него. Не имея возможности работать в балете, Голейзовский вновь обратился к живописи, но далеко не всегда мог даже купить краски. Тогда он писал стихотворные либретто или обращался к природе, ища в ней гармонии с человеческим духом. Творческое наследие Касьяна Голейзовского до сих пор ожидает своих вдумчивых исследователей.

Огромной радостью для балетмейстера был состоявшийся в 1959 году его «Вечер хореографических миниатюр», поставленный силами выпускников хореографического училища.

Касьян Голейзовский

Молодежь работала на одном лишь энтузиазме – настолько интересно было молодым танцовщикам, фактически не имевшим представления о хореографии, отличающейся от общепризнанной, работать с этим балетмейстером. Концертный зал имени Чайковского в вечер концерта был полон, и собравшиеся встретили Голейзовского бурными аплодисментами. И это совершенно не случайно – многие находки Касьяна Голейзовского были подхвачены и продолжены балетмейстерами следующих поколений, среди которых был и прославленный ныне Юрий Григорович.

В 1962 году состоялось возвращение Голейзовского в Большой театр, на сцене которого была поставлена его «Скрябиниана». Еще в 1910 году цвета для каждого номера «Скрябинианы» утверждались вместе с Александром Скрябиным (первый вариант балета был закончен в сезон 1911/12 года), и ни разу с тех пор эта цветовая палитра не нарушалась хореографом.

Постановки Голейзовского стали несколько проще по форме, лишились свойственного им в начале его творческого пути несколько излишнего «украшательства», но сохранив и развив метафоричность, ассоциативность своих постановок, свой хореографический язык.

В 1964 году состоялась премьера поставленного Касьяном Голейзовским балета «Лейла и Меджнун». После этого последовал ряд постановок в Большом и других театрах. Последней работой Голейзовского стало создание для труппы московского «Молодого балета» танцевальной сюиты «Мимолетности» на музыку С. Прокофьева.

Касьян Голейзовский скончался 4 мая 1970 года.

 

Марина Семенова

Великая русская балерина прожила более ста лет – и не дала журналистам ни одного интервью. А ведь ее называли «Тальони двадцатого века»…

Марина Семенова родилась 30 мая 1908 года в Петербурге, в семье, далекой от балета. Детство выдалось тяжелым: рано овдовевшая мать была вынуждена воспитывать шестерых детей. Став участницей танцевального кружка Екатерины Кариной, Марина впервые в жизни вышла на сцену в одном из детских спектаклей и обратила на себя общее внимание врожденной пластичностью и музыкальностью. По совету Кариной, Марину решили отдать учиться в хореографическое училище.

Однако преподаватели, увидев десятилетнюю Семенову, решили, что балерины из нее не получится. Бледная, невысокая и очень худая девочка не смогла произвести на них впечатления. На стороне своей однофамилицы оказался лишь Виктор Александрович Семенов, один из ведущих танцовщиков Мариинки. Благодаря его вмешательству Марину все же приняли в училище, а вскоре определили в интернат при нем.

Марина Семенова

Первый год она занималась в классе Марии Федоровны Романовой, матери Галины Улановой. Способную девочку перевели из первого класса сразу в третий, что в принципе в практике хореографического училища было редким случаем. И Марина продолжила обучение в классе Вагановой. Узнав о том, что ей предстоит учиться в классе строгой и злой на язык преподавательницы, девочка плакала от испуга; но вскоре после начала занятий она была покорена артистизмом и вдохновением своего нового педагога, в первый же год занятий сумев достичь поразительных успехов.

Свою первую партию Марина Семенова станцевала в тринадцатилетнем возрасте. Это был одноактный балет Льва Иванова «Волшебная флейта». Роль Лизы показалась Семеновой очень интересной, и она работала над ней с увлечением. Немного позже Семенова блеснула в балете «Тщетная предосторожность», показав, насколько великолепен ее сценический темперамент. И все же настоящим сценическим дебютом балерины следует считать ее отличное выступление на сцене Академического театра оперы и балета в «Дон Кихоте».

Выступление Марины Семеновой в выпускном спектакле «Ручей» произвело эффект разорвавшейся бомбы – начиная с этого момента все разговоры о том, что классический танец себя изживает, показались лишенными смысла.

Семнадцатилетняя Марина Семенова начала свои выступления в Кировском театре, миновав ступень кордебалета, которая считалась обязательной для всех начинающих танцовщиц. Уровень танцевальной техники юной балерины был настолько высок, что руководство театра решило нарушить установленные правила. Марина Семенова танцевала на сцене Мариинки четыре года. Эти годы были исключительно плодотворными в творческом плане. Агриппина Ваганова так и осталась наставницей своей ученицы, помогая ей совершенствовать свое мастерство теперь уже на большой сцене.

Ее постоянным партнером стал Виктор Семенов. Вскоре они поженились.

Молодая артистка стала первой ласточкой новой советской традиции – забирать лучших артистов из Ленинграда в Москву. В практике императорских театров все было наоборот: молодых талантов из Москвы прибирали в Петербург и, добавив огранки, ставили в лучшем случае во вторые составы.

К 1930 году советская власть уже наигралась левым искусством и всерьез озаботилась искусством официальным. Юная Семенова разительно отличалась от ровесниц не только техникой и талантом. Профессионалы сразу же одарили ее немодным и неактуальным комплиментом «царственная». Однако новой власти с ее имперскими амбициями такая балерина была очень кстати. И танцевать ей надлежало в главном театре страны.

5 сентября 1930 года ее имя впервые появилось на афишах Большого театра – Семеновой предстояло дебютировать на его сцене в «Баядерке».

Семенова исполняла главные партии в классических балетах – «Лебедином озере», «Раймонде», «Баядерке», покоряя качеством исполнения, размахом и смыслом жеста, апломбом, большим стилем. Ее взлетом хвастал в Париже перед Сергеем Дягилевым нарком Луначарский – надо думать, не простодушно, а с подтекстом «не всех вы, дружок, увезли в Европу». В середине тридцатых Семенову даже выпустили в Париж, где она солировала в «Жизели» с бывшим киевлянином, главой балета Парижской оперы Сержем Лифарем.

С появлением Семеновой в Большом театре среди высших государственных чинов появилась мода ходить на балет. Он «вошел в протокол»: на спектакли стали приглашать высоких зарубежных гостей. Едва ли не все замечательные балерины эпохи были замужем за военными высокого ранга.

Ваганова, оставаясь в Ленинграде, продолжала пристально следить за тем, как складывается творческая судьба ее ученицы. А Семенова продолжала развиваться, совершенствовать свое мастерство, впитывая московские традиции, обогащаясь опытом московской театральной культуры, обретая свою индивидуальность и творческую зрелость. После «Баядерки» балерина предстала перед глазами московской публики в образе Флорины из балета Чайковского «Спящая красавица». В дуэте ее партнером в роли Голубой птицы выступал муж, Виктор Семенов. Партия Флорины была своего рода подготовительным этапом на пути к другой – роли принцессы Авроры.

Эту роль она исполнила с блеском. Призрачная мечта принца, бесплотная и нереальная, в воплощении Марины Семеновой обрела способность жить и чувствовать, любить, радоваться и страдать.

Уже в первом сезоне она станцевала партию Одетты-Одиллии в «Лебедином озере». И исполняла эту партию более двадцати пяти лет. «Лебединое озеро» было одним из самых любимых балетов Семеновой. Она настолько глубоко чувствовала его, что могла танцевать даже без музыки – такое случилось однажды на одном из концертов, когда балерина и ее партнер Юрий Кондратов, решив не ждать запоздавшего аккомпаниатора, стали танцевать без всякого музыкального сопровождения. В тот вечер музыку зрителям заменили сами движения балерины.

Образы, создаваемые на сцене Мариной Семеновой, были разными. Ее талант перевоплощения был настолько многогранным, что позволял ей с одинаковой достоверностью и проникновенностью воплощать любую роль. Маша из балета «Щелкунчик» – одновременно реальная и фантастическая, светлая, наполненная невысказанной грустью; Китри из «Дон Кихота» – дерзкая, гордая, полная азарта и огня; юная цыганка Эсмеральда – лучезарная, манящая, но недосягаемая и загадочная – роли, полные противоположных оттенков, удавались ей с одинаковым совершенством. А вот «Жизель» не удержалась в ее репертуаре, хотя и принесла артистке мировую славу – именно в этом балете она дебютировала на гастролях в Париже.

Марина Семенова – «Тальони двадцатого века»

Семенова к тому времени превратилась в настоящую роковую красавицу. Вокруг знающей цену своей красоте и таланту артистки вились высокопоставленные поклонники. И ее ждали тяжелые испытания. В 1938 году арестовали ее второго мужа, который работал послом в Турции, а саму Марину Семенову после этого держали под домашним арестом. В положении жены «врага народа» было нелегко работать. Жена «изменника родины» сразу стала «невыездной» и на всякий случай приготовила чемоданчик с бельем. Светская львица советской элиты, с петроградских времен владевшая французским и блиставшая на дипломатических раутах, оказалась в тени. Другой рукой власть поощряла: в 1937-м Семенова стала заслуженной артисткой РСФСР, а в 1941-м – даже лауреатом Сталинской премии.

Начиная с 1953 года Марина Тимофеевна Семенова работает педагогом-репетитором в Большом театре. Она – Герой Социалистического Труда, народная артистка СССР, профессор Российской академии театрального искусства. Ее ученицы – Наталья Бессмертнова, Майя Плисецкая, Нина Тимофеева, Надежда Павлова, Людмила Семеняка, Наталия Касаткина и многие другие прекрасные мастера балета, которым Марина Семенова передала свое мастерство и любовь к главному делу своей жизни. «Семеновский полк» – так называют себя ученицы прославленной балерины.

Ее столетний юбилей Москва праздновала с размахом – в Большом театре состоялись показы балетов, в которых в свое время блистала Марина Семенова: «Лебединое озеро», «Баядерка», «Раймонда». На эру Марины Семеновой пришлось несколько революций и войн, но исполнительница, чье техническое совершенство является непревзойденным до сего дня, доказала: классическое искусство живет вне социальных перемен и времени.

 

Галина Уланова

От «Жизели», «Лебединого озера», «Бахчисарайского фонтана», «Ромео и Джульетты», «Умирающего лебедя» в ее исполнении сходили с ума простые солдаты и балетоманы, выдающиеся композиторы и артисты. Она же всегда держалась холодно и отстраненно. За эту черту ее прозвали Великой Немой

Галина Уланова родилась 8 января 1910 года в Петербурге. Ее отец Сергей Николаевич был актером и режиссером балетной труппы Мариинского театра, а мать, Мария Федоровна, солисткой балета того же театра, несколько позже – выдающимся педагогом классического танца. На той же сцене зрители видели прекрасные партии в исполнении Петра Николаевича Уланова, дяди Галины Улановой.

Галина Уланова

Родители до рождения дочери думали, что будет мальчик. Отец растил девочку, как растил бы сына – брал ее на охоту, рыбалку. Но с детских лет будущую балерину окружала атмосфера театра. Еще совсем девочкой она узнала, как прекрасен балет, и вместе с тем поняла, как трудна жизнь балетного артиста. «У меня сложилось отчетливое представление, что мама никогда не отдыхает и никогда не спит. Наверное, это было довольно близко к истине. И я, слыша разговоры о том, что и мне предстоит учиться и стать балериной, с ужасом и отчаянием думала: неужели и мне придется так много работать и никогда не спать?» – вспоминала Галина Уланова.

Решение родителей отдать единственную дочь в балетную школу было обоснованным. Причина была совсем не в желании продолжить традиции семьи. Родители не считали, что дочь балетных актеров обязательно должна стать балериной. Но Галина была рождена для этого – удивительно тонкая восприимчивость к прекрасному, врожденная музыкальность, мягкость и грациозность движений. В сентябре 1919 года Галина Уланова поступила в Государственную хореографическую школу. Как вспоминала Галина Сергеевна, в дальнейшем она уже не задумывалась о смене профессии: «Я была слишком мала, когда меня привели в училище на улице Росси. Потом ни о каком другом деле думать уже не приходилось».

Попав в девичий интернат, Галя замкнулась. Сначала танцевальные занятия были связаны с холодными залами, голодными обмороками учениц и тяжелым трудом. Первым педагогом Галины Улановой стала сама Мария Федоровна. Гале было девять лет; она была робкой и застенчивой девочкой, сильно переживала разлуку с родным домом, поэтому каждое утро, когда в класс входила ее мать, бросалась к ней со слезами на глазах. Она совсем не хотела становиться балериной, всей душой ненавидела занятия. «Нет, я не хотела танцевать. Непросто полюбить то, что трудно. А трудно было всегда, это у всех в нашей профессии: то болит нога, то что-то не получается в танце… Сейчас думаю, как вообще жива до сих пор, не знаю!» – вспоминала впоследствии Галина Уланова.

От сценических образов Галины Улановой сходили с ума простые солдаты и балетоманы, выдающиеся композиторы и артисты

Ей было очень тяжело еще и в силу природной застенчивости. Она терялась, когда приходилось выступать перед аудиторией, а условная балетная пантомима ей вообще не давалась – по этому предмету самой частой ее оценкой была «единица».

Затем ее педагогом стала Агриппина Ваганова. В классе она стала одной из первых учениц.

Юная Галя Уланова вышла из стен училища 16 мая 1928 года, станцевав в выпускном спектакле Сильфиду из балета «Шопениана». Пройдут годы – и в образе этой же Сильфиды (в пятьдесят лет!) она выйдет на сцену в прощальном спектакле.

Дебют Галины Улановой в качестве профессиональной танцовщицы состоялся 21 октября 1928 года. Она танцевала партию Флорины в «Спящей красавице». Большой успех, который принесли ей первые же выступления, не вскружил ей голову, а, напротив, заставил усиленно работать над собой, совершенствовать технику и актерское мастерство. Она тренировалась так, что к концу занятий полотенце полностью пропитывалось потом, превращаясь в мокрую тряпку. Предъявляя к себе максимальные требования, она никогда не пропускала занятий, всегда была пунктуальна и педантична, ни разу не нарушив режим.

Уланова не была красива. Магия ее таланта заключалась в поразительной одухотворенности танца, в его строгой выразительности и редчайшем совпадении со вкусами эпохи. Ее героини были кумирами и идеалами, а не секс-символами. Уланова была непорочна, как снег. И именно эта целомудренность сделала ее королевой.

С большим успехом в 1929 году прошло ее первое выступление в «Лебедином озере», но сама она снова не испытала чувства удовлетворенности от своей работы. Одетта-Одиллия в ее исполнении совершенствовалась от спектакля к спектаклю благодаря кропотливому и неустанному труду самой балерины. Работая над ролью, Уланова много читала, импровизировала и размышляла над образами. Это была уже ее собственная система, в основе которой лежало «обещание самой себе выполнить то-то и то-то. Это было моим принципом, основой всей моей жизни. Такое воспитание воли вошло в привычку и стало источником того, что называют моим успехом», – вспоминала Галина Сергеевна.

Огромную роль в судьбе Улановой сыграл руководитель балетной труппы Кировского театра Федор Васильевич Лопухов. Первые годы выступлений показались самокритичной балерине крайне неудачными. На самом деле, не все шло гладко, но Федор Васильевич продолжал верить в талант молодой Улановой, поручая ей самые разнообразные и сложные в техническом плане партии.

«Жизель» – совершенно особенный спектакль в творчестве Галины Улановой. Впервые она станцевала главную партию в 1932 году. Ни разу в жизни не видевшая Жизель в исполнении таких прославленных балерин, как Анна Павлова или Тамара Карсавина, Галина Уланова была практически предоставлена самой себе и работала над созданием образа, доверяясь собственной интуиции. В ее Жизели появились совершенно новые черты – огромная духовная сила образа, его удивительная целостность и величие – все то, чего не было раньше даже у самых лучших танцовщиц, которым довелось исполнять эту партию. Этот спектакль, за исключением некоторых небольших перерывов, она танцевала на протяжении всей своей творческой жизни.

К тому времени, когда на сцене Кировского театра появился балет «Бахчисарайский фонтан», Уланова уже обрела свою творческую индивидуальность, поэтому партию Марии Захаров создавал с учетом особенностей исполнительницы. Свою Марию, трогательную и бесконечно печальную, Галина Уланова наделила огромной внутренней силой, которая постепенно становится все более отчетливой за внешней покорностью и безответностью девушки. Со временем ее Мария становилась все более непримиримой. И даже нежный образ Джульетты она сумела наполнить волей и страстью, став первой исполнительницей этой роли на сцене Кировского театра. Образ Джульетты – один из самых ярких и запоминающихся в творчестве Улановой.

Ее постоянным партнером на сцене Кировского театра был Константин Сергеев. Вершиной их совместного творчества стал балет «Ромео и Джульетта» – и этот же балет стал и его окончанием. Переехав в Москву из Ленинграда после разрыва с Сергеевым (он предпочел Улановой Наталию Дудинскую, вскоре ставшую королевой ленинградского балета), на сцене Большого она осталась «ленинградской» балериной. Позже партнерами Улановой были Михаил Габович и Юрий Жданов.

Репертуар Улановой удивительно многообразен. Юная, доверчивая и впечатлительная Золушка, простая, скромная русская девушка Параша, поэтичная китаянка Тао Хоа, Мария, Корали, Джульетта – сложные психологические образы, одухотворенные и живые характеры. Со временем подметили закономерность – самые удачные роли всегда были у нее в дни неблагополучия, когда ей приходилось бороться со страхом или волнением, заставлять себя отрешиться от жизненных проблем и сконцентрироваться на спектакле, а порой и превозмогать сильную физическую боль.

От спектакля к спектаклю слава Улановой росла, но она продолжала оставаться такой же самокритичной и требовательной к себе. «Я не помню случая, чтобы она позволила себе опоздать на репетицию или хотя бы перед ее началом, в последнюю минуту, подшивать ленты у туфель. Если репетиция назначена в один час, Уланова стоит в час совершенно готовая, «разогретая», собранная, предельно внимательная», – вспоминал балетмейстер Леонид Лавровский.

Как-то ей задали вопрос о том, почему она перестала танцевать «Лебединое озеро», которое удавалось ей так замечательно. Она ответила просто: «Я не могу танцевать хуже, чем Уланова». Из-за травмы она не могла больше выполнять некоторые технически сложные движения, которые прежде удавались ей, а заменить их другими, более простыми движениями, не посчитала достойным…

Сцена из балета «Жизель»

У нее почти не было близких друзей, она была подчеркнуто корректна даже с самыми близкими людьми. Все мужья Галины Улановой и ее близкие друзья были намного старше артистки: режиссер-красавец Юрий Завадский, художник Большого театра Вадим Рындин, выдающийся артист Иван Берсенев, знаменитый дирижер Большого Юрий Файер. Ее сопровождали блестящие мужчины, ценившие прежде всего редчайший талант и человеческую уникальность балерины. Расставаясь со своими мужьями, она сохраняла с ними достойные отношения. На похороны Завадскому послала венок с лаконичной надписью: «Завадскому – от Улановой».

Шестнадцатого мая 1928 года она вышла на сцену робкой, стеснительной и неуверенной в себе девочкой. Двадцать девятого декабря 1960 года она танцевала «Шопениану» прославленной балериной, чей путь был усеян почестями и славой.

В 1960 году Галина Сергеевна начала свою деятельность в качестве педагога-репетитора. «Я не хочу повторения себя в учениках, – рассуждала Галина Уланова, – это в любой области искусства порочный метод. Учитель, да не повтори себя в ученике, сумей раскрыть его природные данные, его индивидуальность». Среди учеников Галины Сергеевны Улановой – Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Нина Тимофеева, Людмила Семеняка, Светлана Адырхаева, Малика Сабирова, Ирина Прокофьева, Надежда Грачева, Алла Михальченко, Нина Семизорова, Николай Цискаридзе, Марина Колпакчи, Ида Васильева, Ольга Суворова. Уланова работала также с солистами Парижской оперы, Гамбургского балета, Шведского Королевского балета, Австралийского балета, артистами балетных трупп Японии.

Мир воспринимал Галину Уланову как возвышенный идеал, как прекрасную мечту о совершенстве и оказывал ей свои почести. Единственной из балерин ей при жизни были установлены памятники в Санкт-Петербурге (1984 год, скульптор М.К. Аникушин) и Стокгольме (1984 год, скульптор Е.А. Янсон-Манизер). В Голландии был выведен сорт тюльпанов «Уланова». Во Франции знаменитый зал «Плейель» после реконструкции открывался представлением в ее честь.

Столько наград, сколько было у Улановой, не имел никто из балерин: народная артистка СССР, дважды Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Государственной премии СССР, лауреат Ленинской премии 1957 года. Она получила премию имени Анны Павловой Парижской академии танца (1958 год), премию Оскара Парселли «Жизнь ради танца» (1988 год). Уланова была почетным членом Американской академии искусств, награждена Командорским орденом за заслуги в области искусства.

Галина Сергеевна Уланова скончалась 21 марта 1998 года.

 

Леонид Якобсон

Его мышление было абсолютно самобытным, его фантазия была неистощима. Но он не сделал и половины из того, что мог бы сделать

Леонид Якобсон родился 2 января 1904 года. Он обучался балету в Ленинградском хореографическом училище у Виктора Семенова и Владимира Пономарева. Еще будучи учеником, он создал свои первые хореографические номера на музыку Шопена и Грига. Окончив училище в 1926 году, он не сразу попал в труппу, хотя показал себя отличным танцовщиком. А потом, уже став артистом, до 1933 года он вынужден был безвозмездно работать при училище стажером-балетмейстером.

Леонид Якобсон – «поэт танца»

Его первые хореографические произведения стояли особняком на фоне всех остальных концертных номеров, которые преподаватели сочиняли для учеников. Последователь Фокина, Якобсон с самого начала шел по пути сопротивления, как говорил сам Фокин (и как он назвал свою книгу) – «против течения». Его фантазии были тесны рамки классического танца. Агриппина Ваганова, слово которой много значило в балетном Ленинграде, была сторонницей чистой классики и вскоре оказалась в числе яростных противников эстетики Якобсона.

Сам балетмейстер всегда был далек от того, чтобы пойти на малейший компромисс со своей творческой совестью. Возможно, именно поэтому его и ожидала судьба вечного скитальца. Он был одним из постановщиков балета «Золотой век», вокруг которого подняли столько шума (ему принадлежал второй акт), потом участвовал в постановке балета «Тиль Эйленшпигель» силами хореографического училища. Но ужиться в одном городе с Вагановой он не мог – и когда его позвали в Москву, он уехал из Ленинграда.

Он хотел поставить в Москве «Тиля Эйленшпигеля» – не вышло. Ему предложили взамен поставить балет «Три толстяка» – он отказался. Правда, ему давали танцевать – он исполнял партию Кота в сапогах в «Спящей красавице», Акробата в «Красном маке». Но в 1936 году Якобсон уехал в Свердловск, где осуществил постановку балета «Утраченные иллюзии» и нескольких концертных номеров на музыку Мусоргского и Чайковского. Местная труппа была очень слабой, что угнетало Якобсона, который не видел возможности для полного осуществления своих творческих замыслов. После Свердловска судьба занесла Якобсона в Ашхабад, где он поставил серию концертных номеров.

Наконец в 1940 году его послали в Казань, «поднимать» балет Татарской республики. Там еще не было сильной балетной труппы, а Якобсон должен был поставить балет «Шурале» на музыку татарского композитора Ф. Яруллина. Он начал с того, что отверг либретто татарского автора Файзи и написал свое собственное. Файзи подал на Якобсона в суд. Но с молодым композитором Фаридом Яруллиным балетмейстер поладил.

В «Шурале» все было необычным. Прежде всего, говорящая пластика тела, которая развивалась вместе с музыкой. Балет Якобсона стал новым словом в хореографии, обозначенным жанром «хореографического симфонизма». Несмотря на то что хореография балета строилась на основе классического танца, в трактовке Якобсона классика настолько преломлялась, что не могла не вызвать бурю протеста со стороны ее приверженцев. Тем не менее новый балет предполагалось показать на Декаде татарского искусства в Москве. Но московская премьера не состоялась: новая постановка была представлена только на генеральной репетиции для театральной общественности Казани.

Но в день генеральной репетиции была объявлена война…

Якобсона перевели на новое место – на этот раз в Москву, где у него не оказалось официальной работы. Ольга Лепешинская обратилась к нему с просьбой поставить для нее творческий вечер, который был организован в Перми. Потом он получил предложение работать в этом городе. Но и здесь Якобсон не прижился – из-за скандала с администратором и секретарем партийной организации он вынужден был оставить труппу. Вернувшись в Ленинград, он так и не сумел осуществить ни одной постановки в Кировском театре и отправился в Молдавию, согласившись принять предложение директора Кишиневской филармонии. В Молдавии Якобсон увлекся народным творчеством и молдавским фольклором. Он сотрудничал с ансамблем «Жок», для которого поставил много танцевальных номеров.

Наконец в 1949 году первый период изгнания был закончен – его снова пригласили работать в Кировский театр. Постановка «Шурале» должна была наконец увидеть свет, но под другим названием – «Али Батыр»: балет, по мнению начальства, не мог называться именем отрицательного героя, лешего Шурале.

Премьера «Шурале» состоялась 28 мая 1950 года.

Федор Лопухов очень высоко оценил новую постановку Леонида Якобсона: «Наконец-то на смену режиссерам пришел балетмейстер, на сцену мастерам пантомимных сцен – поэт танца», – восклицал он после просмотра репетиций «Шурале». За балет «Шурале» сам балетмейстер и исполнители главных партий получили Сталинскую премию, что, однако, не помешало некоторым представителям «общественности» обвинить Якобсона в натурализме и кощунственной модернизированности, называя автора врагом советской хореографии. Успех спектакля у публики был огромный. И вдруг… Одна из центральных газет напечатала статью А. Андреева (характерный танцовщик и бездарный хореограф Кировского театра): «Космополит в балете». Эта кличка была дана Якобсону, он-де и враг советского балета, и отщепенец, и космополит.

Вскоре после этого Леонид Якобсон во второй раз был уволен из театра. Его постановка, как ни странно, осталась в репертуаре, а сам балетмейстер не мог даже войти в театр.

Мало чья балетмейстерская судьба была так тесно увязана со сменой руководства страны. С приходом к власти Хрущева, спустя шесть лет после изгнания, Леонид Якобсон вернулся в труппу Кировского театра, которой теперь руководил Федор Лопухов, очень его ценивший. Он предложил Якобсону поставить балет «Спартак». «Спартак» в то время уже имел музыку и либретто, но лежал «на полке», так и не поставленный Игорем Моисеевым.

За десять дней Леонид Якобсон должен был пересмотреть либретто, прослушать музыку Арама Хачатуряна и приступить к репетициям. Ни либретто, ни музыка Якобсона не удовлетворили – первое показалось слишком скучным и схематичным, второе – слишком затянутым. Хачатурян же пошел на конфликт – он не мог стерпеть вмешательства в свою работу и уж тем более – критики, и не разрешал сократить партитуру, написанную на довольно рыхлое либретто. Оба, и Хачатурян и Якобсон, обладали взрывными темпераментами, их спор вылился в настоящую драку посреди Невского проспекта, после которой отношения между композитором и балетмейстером много лет оставались враждебными.

«Спартак», задуманный Якобсоном, нарушал все привычные традиции. Впервые в истории отечественного балетного театра он построил целый балет на основе «свободной пластики», одев исполнителей в туники и сандалии. «Сцены из римской жизни» – так сам хореограф определил жанр балета. Его увлекла задача воссоздать в движущейся пластике античность на пороге краха, еще поражающую избыточной роскошью, но уже тронутую тлением, внутренне омертвелую, циничную. Дух античности доносило необычайное пластическое решение спектакля. Отказавшись от классического танца с непременными для него выворотностью ног, позициями и пуантами, хореограф сочинил собственный танцевальный язык, подсказанный только его поистине неистощимой фантазией и редкостной музыкальностью.

Премьера состоялась 27 декабря 1956 года и по тем временам была одним из счастливейших событий балетной жизни России. Затем, когда через двенадцать лет Григорович поставил в Москве своего «Спартака», общим мнением этот балет был признан выше постановки Якобсона.

«Спартак» принес Якобсону ошеломляющий успех. За ним последовали новые спектакли – «Двенадцать», «Страна чудес» и «Клоп». Но попытка Якобсона воплотить на балетной сцене образы Маяковского и Блока смутила театральных чиновников – все три постановки были исключены из репертуара по приказу вышестоящих инстанций. Балет «Двенадцать» по поэме Александра Блока был запрещен из-за неясности финала; окончательное запрещение вызвал Иисус Христос с красным знаменем в руках.

Выбора не было – он продолжал ставить миниатюры.

В 1969 году Леонид Якобсон стал инициатором создания и художественным руководителем ленинградской труппы «Хореографические миниатюры», название которой повторяет название спектакля, поставленного Якобсоном в театре Кирова в 1958 году. Этот спектакль был экранизирован в 1960 году, а затем был награжден призом «Золотая нимфа» в Монте-Карло, за что Якобсон получил диплом Парижского университета танца.

Репетиции в новом театре начались не сразу – не скоро нашлось подходящее помещение, не было возможности приступить к работе из-за проволочек с документами и санкциями. Первый год в истории труппы был самым сложным. Но за этот год Леонид Якобсон сумел подготовить три отделения – маленькие жанровые балеты («Цирк», «Свадебный кортеж» и «Негритянский концерт»), миниатюры по скульптурам Родена и классическое отделение под названием «Классицизм-Романтизм». В течение двух лет балетмейстер, изголодавшийся по творчеству, сумел создать абсолютно новый и обширный репертуар. В это время родился его знаменитый «Экзерсис XX века» на музыку Иоганна Себастьяна Баха.

В его труппе не было места кордебалету – он планировал создание коллектива солистов, которые выступают в различных жанрах.

Каждая новая постановка Леонида Якобсона вызывала волну обсуждений в партийных организациях и неодобрительную реакцию. Его хореографические миниатюры долгое время запрещались к постановке, и отстоять большинство из них было очень сложно. И даже после того как программу разрешили осуществить, Якобсон не мог сказать, что одержал полную победу. Театру запрещались гастроли даже по городам Союза. О его творчестве молчали в прессе – имени Леонида Якобсона словно бы и не существовало в балете.

Он продолжал ставить свои миниатюры и писать книгу «Письма Новеру», которая была издана в России лишь в 2001 году. Его статья «Музыка и хореография современного балета» заканчивается так: «Словом, работы, замыслов – много. Главное – успеть. Март 1974 года».

Но он не успел. Якобсон находился на пределе сил, здоровье его с каждым днем ухудшалось. Он скончался 17 сентября 1975 года в Кремлевской больнице, до последних минут не веря в то, что уже никогда не сможет поставить все запланированные балеты.

 

Василий Вайнонен

Он настолько удачно поставил в 1934 году балет «Щелкунчик», что во многих театрах до сих пор с успехом идет именно его версия

Василий Вайнонен родился 8 февраля 1901 года в Санкт-Петербурге. Его отец был ювелиром, работал в мастерской «на хозяина». Мать – простая неграмотная крестьянка, занятая только хозяйством – в семье было четырнадцать детей, Василий – младший.

Отец, простудившись на охоте, умер за несколько дней до его рождения. Старшие дети помогали матери растить малышей. И совпали два обстоятельства – Мария, самая старшая дочь, работала швеей в мастерских императорских театров, а мать нанялась нянькой к бывшей актрисе Михайловского театра м-ль Бернар-Онеггер. Так мальчик заинтересовался театром.

В 1911 году его по совету актрисы определили на балетное отделение театрального училища. Мать радовалась, что сына возьмут «на казенный кошт», но сперва он полтора года был только «приходящим учеником».

От природы он был одарен музыкальностью, высоким прыжком, обостренным чувством ритма. Заметив это, театральное начальство поручило юному воспитаннику довольно сложную партию Шмеля в «Сказке о царе Салтане» – небольшую, но требующую четкости всех движений.

Он учился в третьем классе, когда началась Первая мировая война. С конца 1916 года воспитанники училища жили впроголодь, не хватало дров, одежды. Но Вайнонен остался в училище, окончил его в 1919 году и был принят в труппу Мариинского театра.

Василий Вайнонен

Его артистическая карьера сперва складывалась неудачно – по своим способностям он был классическим танцовщиком, а по внешности – невысокий рост, непропорциональная фигура – характерным. Подходящих для него партий в репертуарных спектаклях было мало – вот он и попал в кордебалет. Но Вайнонен не сдавался – он стал брать частные уроки у Николая Легата. С 1919 по 1933 год он исполнил немало второстепенных партий в балетах Петипа, Иванова, Горского, Лопухова и хорошо ознакомился с «почерком» каждого балетмейстера. В придачу он много танцевал на эстраде. В его репертуаре были Арап («Петрушка»), Кот в сапогах («Спящая красавица»), Паяц («Фея кукол»).

Накопился опыт, возникла потребность в творчестве.

Как ни странно, первую свою постановку, «Ноктюрны» на музыку Шопена, Вайнонен создал в стиле Айседоры Дункан, взяв из классического танца те движения, которые создавали впечатление безыскусственности, казались импровизацией. Кстати, в дальнейшем Вайнонен славился как импровизатор. Хореографические находки рождались у него с необыкновенной легкостью. «Гавот» на музыку Люлли был поставлен буквально за одну репетицию.

Затем последовали разнообразные «куклы» – концертные номера «Полишинель и куколки», «Вятские игрушки», «Негритянское куклы», кукольный танец на музыку «Музыкальной табакерки» Лядова. А в 1927 году Вайнонен поставил танец, который вошел в историю, – матросское «Яблочко». И сам исполнил в нем сложное соло.

К концу двадцатых годов Вайнонен уже считался подающим надежды хореографом. Его стали приглашать для постановки танцев в операх. А время как раз очень располагало к экспериментам – требовался современный балетный спектакль. В 1929 году Ленинградский театр оперы и балета провел конкурс за лучший балетный сценарий, посвященный современности. Музыку заказали Дмитрию Шостаковичу. Так началась история балета «Золотой век». Ставить его поручили сразу трем балетмейстерам – в том числе Вайнонену. Несложный сюжет служил обрамлением для колоритных танцев. Публике спектакль понравился, а критики возмутились: один ругал «мюзик-холльный стиль», другой – «политический дальтонизм», третий – «формалистические загибы». Но в результате Вайнонену предложили самостоятельно поставить балет на тему французской революции – «Пламя Парижа».

Вайнонен серьезно готовился к этой работе, изучал музыку и живопись той эпохи. Но он отвечал за танцы, а мизансцены ставил режиссер Сергей Радлов. Они оказались затянуты и не органичны для балетного спектакля. Вайнонен понял, что впредь заниматься режиссурой будет сам. А танцы из «Пламени Парижа» до сих пор исполняются в концертах и на балетных конкурсах. Самое интересное – Вайнонен почти не использовал этнографический материал, но, когда в пятидесятые годы ленинградский балет гастролировал во Франции, жители Нижних Пиреней, баски, признали поставленный им танец своим.

После балета «Пламя Парижа», премьера которого состоялась 7 ноября 1932 года, Вайнонену поручили ставить спектакль совсем другого плана – «Щелкунчик». Время благоприятствовало возрождению классики – эксперименты двадцатых годов остались в прошлом. Получился балет, с одной стороны, традиционный, с другой – авторский стиль Вайнонена в нем отчетливо чувствуется, использована та техника классического танца, которой во времена Чайковского и Петипа еще не было. Получилось цельное действо, которое было затем перенесено на сцены многих театров. А танец снежинок ставился и как отдельный концертный номер. В 1939 году «Щелкунчик» Вайнонена был поставлен в Москве, в Большом театре.

Словно предчувствуя близкую войну, Вайнонен взялся за балет «Партизанские дни», взяв сюжет и героев из недавнего прошлого – событий Гражданской войны. Затем в 1938 году последовала «Раймонда», для которой Юрий Слонимский написал новое либретто. Первоначальный сюжет был слишком примитивен для музыки Глазунова. А новый все вывернул наизнанку – главным положительным героем стал не рыцарь-крестоносец, а сарацинский эмир Абдеррахман. Однако лучшие танцы Петипа Вайнонен сохранил, и спектакль получился цельным: в нем, как говорили артисты, было что танцевать и было что играть.

Но удачной «Раймонду» назвать было нельзя – впоследствии участники этого эксперимента пришли к выводу, что такая интерпретация старого балета была ошибкой, данью времени, когда классику было принято непременно модернизировать.

Ленинградский государственный академический театр оперы и балета имени С.М. Кирова

В 1939 году Вайнонен покинул Кировский театр. Переехав в Москву, он ненадолго стал художественным руководителем балетной труппы театра имени К.С. Станиславского, ставил номера в танцевальных ансамблях. Началась война, и он, освобожденный от призыва, стал участником концертной бригады. Затем он примкнул к балетной труппе ансамбля ВЦСПС (Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов) и поставил для нее немало эстрадных номеров, главным образом массовых. И опять он был вызвал в Москву – поставить в филиале Большого театра своего «Щелкунчика».

В 1944 году Вайнонена направили в Минск, недавно освобожденный от фашистских захватчиков. Ему предстояло стать художественным руководителем балетной труппы Белорусского государственного театра оперы и балета.

Начинать приходилось с хозяйства – гитлеровцы устроили в театре склад и солдатские казармы, вывезли мебель, музыкальные инструменты, костюмы, декорации, электроаппаратуру, нотную библиотеку. Вечерами приходилось репетировать при свете трофейных немецких плошек, а зал отапливался «буржуйкой», которая нещадно дымила. Квартир не хватало, многие артисты жили в театре. Вайнонен восстановил труппу, помогал создать балетную студию, даже занимался бытом артистов. В такой обстановке он ставил веселый и жизнерадостный балет – «Арлекинаду».

Минчане с восторгом встретили «Арлекинаду», спектакль шел по два-три раза в неделю с неизменным аншлагом.

Но на репетициях, показывая артистам движения, балетмейстер повредил колено. Сперва травму лечили неправильно, потом чуть не дошло до ампутации ноги. В итоге колено перестало сгибаться. Вайнонен с большим трудом разрабатывал его, но больше уже не мог сочинять танцуя и объяснять показывая. Теперь приходилось полагаться только на воображение. Вайнонен стал рисовать. Потом он принялся за составление собственного «хореографического запаса», придумывая и зарисовывая движения впрок.

В 1946 году он стал штатным балетмейстером Большого театра и поставил на его сцене «Пламя Парижа». В 1947 году этот балет, спустя пятнадцать лет после первой постановки, получил Государственную премию первой степени.

Вайнонен хотел поставить новый балет о современности и даже пытался сам написать сценарий. Но не получалось, а вскоре ему предложили поставить балет «Милица» об освободительной борьбе югославского народа против фашизма. Предложение сделал художественный руководитель Кировского театра Петр Гусев. Вайнонен подумал и согласился – чем-то ему эта идея напоминала «Партизанские дни» – балет, который он все собирался восстановить в переработанном виде, но так и не собрался.

Повторилась история с «Пламенем Парижа» – у Вайнонена практически не было материалов по югославскому народному танцу. Помогли курсанты Военно-морского училища, приехавшие учиться из Югославии, – показали, как танцуют в деревнях на праздники. Но сюжет был довольно простым и искусственным – танцы могли спасти положение, а могли и не спасти. Вайнонен сделал все, что мог, но «Милица» после успешной премьеры недолго продержалась на сцене.

Потом он поставил множество танцев и целых танцевальных сцен в операх, а в 1949 году взялся за балет «Мирандолина» по комедии Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы». Он невольно вспомнил «Арлекинаду» – тот же веселый карнавальный дух итальянской комедии, полнокровные и яркие образы. Спектакль получился удачный, несколько сезонов не сходил со сцены. А вскоре после премьеры Вайнонена пригласили в Венгрию – поработать в Будапештском оперном театре. Там он поставил «Щелкунчика» и «Пламя Парижа».

В 1951 году Вайнонен был направлен на работу в Новосибирский академический театр оперы и балета. Три года в Сибири стали последним творческим взлетом – были поставлены «Спящая красавица», «Берег счастья», танцы в операх, неизменный «Щелкунчик». «Берег счастья» стал последней и удачной попыткой создать балет о современности. А когда Вайнонен вернулся в Большой театр, ему предложили поставить балет «Гаяне».

Это был многострадальный балет с пятнадцатилетней историей. Первая премьера состоялась в 1942 году в Перми силами труппы Кировского театра. Сценарий соответствовал времени – горянка Гаяне освобождалась от власти жестокого мужа, а прочие персонажи ловили диверсантов и вредителей. Потом спектакль дважды возобновляли, все усиливая детективную линию. Вайнонену пришлось поломать голову, чтобы переделать сценарий не во вред музыке, поставив в центр взаимоотношения персонажей. Арам Хачатурян пошел навстречу балетмейстеру и написал недостающие для его замысла эпизоды.

В последние годы жизни Вайнонен, как в молодости, ставил эстрадные номера. Он обдумывал новый балет «Конек-Горбунок», но его здоровье было сильно подорвано. 23 марта 1964 года его не стало.

 

Асаф Мессерер

Он был великим танцовщиком и стал великим балетным педагогом. Его класс славился тем, что танцовщики, которые занимаются по его методу, почти не имеют травм

Асаф Мессерер родился 6 ноября 1903 года в Вильно. Его отец был зубным врачом, он получил медицинское образование уже в зрелом возрасте, будучи отцом четверых детей, и со всей семьей переехал в Москву, где родилось еще четверо. Из восьми пятеро посвятили себя искусству. Асаф и Суламифь Мессереры стали артистами балета, Азарий и Елизавета – драмы, Рахиль – кино.

Огромное влияние на мальчика оказывал его старший брат Азарий, будущий актер Художественного театра (он играл под фамилией Азарин). Именно он впервые привел Асафа на балет. Это была «Коппелия». Старшая сестра Рахиль (в будущем – мать Майи Плисецкой) пошла с ним в Хореографическое училище при Большом театре. Однако Асафу в то время было уже шестнадцать лет, и в училище его не приняли.

Асаф Мессерер – великий танцовщик и балетный педагог

В те годы в Москве существовало множество частных студий, где преподавали классический танец. Мессереру повезло – в пятнадцать лет он попал туда, где его действительно могли обучить азам балетного искусства. В этой студии преподавала бывшая балерина Шаломытова, которая была неплохим педагогом.

Вскоре Асаф Мессерер при содействии замечательного балетмейстера и педагога Александра Горского, искавшего по частным студиям талантливую молодежь, был принят в Хореографическое училище при Большом театре. Балет стал его истинной страстью, и он все свои силы отдавал учебе. Ему предстояло освоить программу восьми лет за один год. Условий для занятий, конечно, не было. Как потом писал Мессерер в своей автобиографической книге: «Голод был самый настоящий. «Восьмушка» хлеба в сутки. Голод и холод. Единственная «буржуйка» отапливала школьный зал. Сначала на нее ставили лейку со снегом. Потом талой водой поливали пол, чтоб не было скользко, и она тотчас замерзала лепешками».

Эксперимент Горского оказался удачным. В мае 1921 года после выпускных экзаменов многие ученики его «взрослого» класса были приняты в Большой театр. Среди них был и Асаф Мессерер.

Сначала он, как принято, выступал в кордебалете, одновременно продолжая учиться и совершенствовать свое хореографическое мастерство. От природы Мессерер отнюдь не обладал выдающимися данными, а его небольшой рост всегда делал для него затруднительным выбор партнерши. Однако все эти природные недостатки компенсировались великолепным прыжком и большой физической выносливостью. Невероятно мощные и высокие прыжки стали визитной карточкой Мессерера.

Вскоре способный и старательный артист был замечен руководством театра, и ему стали поручать уже более значительные партии. Очень интересным оказалось его динамическое решение партии Океана в балете «Конек-Горбунок». Невысокий худощавый Мессерер прекрасно понимал, что его физические данные не позволяют ему создать классический образ Океана, исполненный мощи и внушительности. Поэтому он постарался создать более динамичный образ за счет мужественных, сильных прыжков и подвижности, напоминающей водоворот. Он много танцевал – в «Лебедином озере», «Корсаре», «Волшебном зеркале». Большой радостью для артиста было получение им роли Колена в «Тщетной предосторожности» – одной из любимых его партий. И всюду Мессерер, сохраняя безупречность техники, вносил какие-либо новшества, усложняя и развивая хореографию.

Однако многие старые каноны балета не удовлетворяли творческую молодежь. Она создала Мастерскую драматического балета. Мессерер принимал участие во всех начинаниях Мастерской, здесь он впервые попробовал свои силы в качестве хореографа, поставив несколько концертных номеров и детский одноактный балет «Война игрушек».

Уже с восемнадцати лет Асаф Мессерер начал свою педагогическую деятельность. Впоследствии, когда был создан Хореографический техникум, Мастерская драматического балета перешла в него практически в полном составе. С первых дней существования техникума Асаф Мессерер начал преподавать там классический танец.

В своей педагогической деятельности Мессерер вначале, конечно, подражал Горскому в ведении балетного класса. А деятельность эта была очень напряженной. В 1923 году двадцатилетний Асаф Мессерер преподавал в Хореографическом училище при Большом театре, Хореографическом техникуме имени Луначарского и в Государственном техникуме кинематографии.

Очень интересным стало сотрудничество Мессерера со знаменитым театральным режиссером-новатором Всеволодом Мейерхольдом. Оно началось с приглашения Мессерера поставить танцы к одному из его спектаклей – «Учитель Бубус». Мейерхольд стремился к созданию синтетического театра, в котором каждый актер должен был суметь пластически выражать сущность воплощаемого им образа. Мессерер стал сопостановщиком Мейерхольда во множестве его спектаклей, а в «Даме с камелиями» артист танцевал и сам.

Стремление к новизне, современности тематики в балете привело в 1926 году к созданию нового балета «Красный мак», в котором на сцене появлялись не «зефиры и амуры», а портовые рабочие, матросы и другие персонажи реальной жизни. Мессерер танцевал в этом балете Китайского божка и танец с лентой, ставшие фактически самостоятельными номерами. Экзотика новых движений дала возможность Мессереру в полной мере проявить свой талант, выразительную пластику, а в особенности – продемонстрировать великолепные прыжки.

Однако после «Красного мака» Мессерер вскоре почувствовал, что его развитие как танцовщика тормозится из-за отсутствия соответствующего репертуара. Такая ситуация была следствием общего положения не только в хореографии, но и в искусстве того периода. От искусства стала требоваться фотографическая точность, которая противоречит самим законам творчества. От балета требовалась иллюстративность, соответствующая жизненным реалиям.

Мессерер добросовестно продолжал исполнять то, что ему предлагали, внося в небольшие эпизоды творческие элементы. После лирического Зигфрида в «Лебедином озере» он блестяще исполнил партию Базиля в балете «Дон Кихот». Она стала одной из самых любимых ролей танцовщика. Он постоянно работал над ней, вводил новые мизансцены, изменял хореографию. Роль была в репертуаре артиста на протяжении двадцати пяти лет. Впоследствии Мессерер поставил «Дон Кихота» на сцене Харьковского театра оперы и балета, куда был послан для того, чтобы создать в театре полноценную балетную труппу.

Он ставил концертные номера, один из которых, «Футболист» на музыку А. Цфасмана, впервые показанный в 1930 году, имел огромный успех.

Вместе с сестрой Суламифь он гастролировал в прибалтийских странах, в Швеции, Дании, Берлине, Париже. Перед выступлениями в Париже импресарио танцовщиков очень беспокоился из-за отсутствия рекламы. Тогда артисты предприняли небывалый шаг – они пригласили на свои репетиции всех желающих. После этого залы на их выступлениях были переполнены.

Сразу после возвращения в Москву Мессереру пришлось с нескольких репетиций войти в балет «Пламя Парижа», где он должен был танцевать партию Филиппа попеременно с Вахтангом Чабукиани. Потом начались репетиции балета «Светлый ручей» на музыку Дмитрия Шостаковича. Наивность сюжета Мессерера не устраивала. Гораздо больший интерес представляла для него работа над постановкой «Спящей красавицы». В своем прежнем виде балет выглядел несколько тяжеловесно и помпезно, поэтому решили обновить постановку. Новое прочтение «Спящей красавицы» вызвало бурную полемику. Противники изменений утверждали, что нельзя так вольно обращаться с шедевром хореографии, созданным Мариусом Петипа, ставшим почти эталоном. Сторонники новизны говорили, что балет должен развиваться.

Еще одним обращением Асафа Мессерера к классике стала его переделка четвертого акта балета «Лебединое озеро». До того четвертый акт оставался неизменным и включал в себя в основном пантомиму. После работы над «Спящей красавицей» Мессерер, глубоко прочувствовавший музыку Чайковского и вошедший в мир его образов, пришел к выводу, что пантомимическое решение четвертого акта не соответствует общему содержанию балета, его духу. Мессерер, будучи убежденным сторонником того, чтобы в балете все действия, чувства, состояния героев передавались языком танца, переработал этот акт балета, сделав его танцевальным, как и остальные. «Лебединое озеро» с четвертым актом, поставленным Асафом Мессерером, шло на сцене Большого театра на протяжении нескольких десятилетий.

Творческих замыслов у Мессерера было много, но работа прервалась началом Великой Отечественной войны. Осенью артисты Большого театра были эвакуированы в Куйбышев. Мессерер стал художественным руководителем балетной труппы Большого театра. В самом Куйбышеве в то время театра не было. Артистам предоставили здание клуба, Мессереру пришлось заботиться не только о постановке спектаклей, но и о бытовых условиях артистов, о транспорте, о расписании репетиций – больше всего он боялся, что в бездействии артисты потеряют форму.

Результатом напряженной работы стал показ «Лебединого озера», состоявшийся менее чем через два месяца после прибытия труппы в Куйбышев. Вскоре были возобновлены балеты «Дон Кихот», «Бахчисарайский фонтан», «Тщетная предосторожность».

Через некоторое время солистки труппы были отозваны в Москву, где начал работу филиал Большого театра. Асаф Мессерер продолжал обучать молодых исполнителей. Его любимой ученицей и сценической партнершей была молодая способная балерина Ирина Тихомирнова, которая вскоре стала женой своего учителя.

Летом 1943 года настал долгожданный миг возвращения в Москву, в стены Большого театра, где были возобновлены спектакли «Спящая красавица» и «Жизель».

В 1946 году исполнилось двадцать пять лет с начала творческой деятельности Асафа Михайловича Мессерера. С возрастом многие танцовщики технически упрощают свои партии. Мессерер танцевал, не купируя ни одного трудного движения. Для своего юбилейного спектакля он выбрал балет «Дон Кихот», с блеском и энергией молодости исполнив одну из своих любимейших партий – партию Базиля.

Несмотря на возраст, Мессерер продолжал танцевать еще несколько лет, до 1953 года. Дирекция театра не хотела отпускать его со сцены. После этого он еще несколько лет выступал в концертах, а потом полностью посвятил себя педагогической деятельности.

Несколько раз Мессерера, завоевавшего мировую славу, приглашали для постановки балетов за границей. Первой его зарубежной постановкой в 1951 году стал спектакль «Лебединое озеро» в Будапеште. Ставил он этот балет и в Софии, а также в Минске. В 1975 году Асаф Мессерер был приглашен в Варшаву для постановки балета «Коппелия».

В 1961 году Асаф Мессерер вместе с Ириной Тихомирновой был отправлен в длительную зарубежную командировку в Бельгию с необычной задачей. Он должен был организовать в этой стране хореографическое училище. Вернувшись, он продолжал свою работу в Большом театре в качестве педагога и хореографа. Он часто выезжал в качестве хореографа в составе «Большого балета», как стали называть за границей гастрольные группы Большого театра, на зарубежные гастроли. С «Большим балетом» он побывал в Соединенных Штатах Америки, Мексике, Китае, Японии, Австралии. В Австралию Мессерер и Тихомирнова были приглашены давать уроки классического танца. С той же целью в 1988 году он был приглашен в Парижскую оперу.

С началом мировых триумфов «Большого балета» повсюду возник горячий интерес к закулисной кухне танцевального мастерства. В 1960 году Асаф Мессерер скомпоновал сценический вариант урока. Его опробовали в школе, а затем поручили труппе Большого театра и стали включать в программы зарубежных турне. Успех подогревался тем, что для звезд, состав которых постоянно менялся, Асаф Мессерер подбирал наиболее выигрышные комбинации, умело усиливая блеск виртуозных движений исполнительскими качествами артистов и, наоборот, подчеркивая индивидуальность наиболее подходящими артисту па.

С 1923 по 1960 год, без малого 40 лет, он преподавал в Московском хореографическом училище, заставляя порхать по сцене даже самых тяжелых танцовщиков. С 1946 года вёл класс в Большом театре. Его учениками являются такие звезды российской балетной сцены как Владимир Васильев, Михаил Лавровский, Нина Ананиашвили, Раиса Стручкова, Андрис Лиепа, Марина Кондратьева, Борис Акимов, Людмила Семеняка.

Талант Асафа Мессерера как педагога заключался не только в способности наилучшим образом научить артиста хореографической технике или усовершенствовать ее, но и в первую очередь в том, что он умел раскрыть в полной мере индивидуальность каждого своего ученика, найти в нем те грани таланта, которые были присущи лишь этому танцовщику.

Скончался Асаф Михайлович Мессерер 7 марта 1992 года.

 

Вахтанг Чабукиани

Он был одновременно и величайшим классическим танцовщиком, наследник всех традиций петербургской школы, и воплощением богатейшего танцевального фольклора его родной Грузии

Вахтанг Чабукиани родился 27 февраля 1910 года. Он был младшим, восьмым ребенком в бедной семье тбилисского рабочего Чабукиани. Сначала мальчика отдали учиться в трудовую школу, находящуюся за городом, но потом пришлось его оттуда забрать, так как у ребенка не было теплой одежды. Жизнь семьи была тяжелой, и в девятилетнем возрасте Вахтанг вместе с сестрами Еленой и Тамарой поступил учеником в ремесленную мастерскую Марии Шевалье. Там детей учили плести корзины и мастерить ящики, делать фигурки из дерева и из папье-маше.

Однажды руководительница танцевальной студии Мария Перрини заказала в мастерской корзинки и игрушки. Вахтанг принес их в студию, увидел танцующих детей – и «заболел» балетом. Ему удалось поступить в студию, и в тринадцать лет он начал осваивать азы хореографии. У него не было возможности оставить мастерскую, и он продолжал работать, учиться в школе и заниматься в балетной студии. Занятия в студии Перрини продолжались немногим более года, и Вахтанг сделал немалые успехи, усвоив технические приемы танца. Ему повезло с педагогом – в студии Перрини начали свой творческий путь многие известные грузинские танцовщики.

Впервые Чабукиани вышел на сцену в детской партии в Тбилисском театре. Он исполнял с радостью любую роль, которую ему предлагали, и однажды, когда не было подходящей партии для мальчика, появился на сцене в костюме девочки. Он участвовал и в ученических спектаклях, исполняя роль паяца в балете «Фея кукол», танцевал в студийной постановке «Половецких плясок».

Вахтанг Чабукиани гениально сочетал классические традиции и танцевальные приемы грузинского народного танца

Через два года он поступил стажером в Тбилисский театр оперы и балета, несмотря на возражения родных, которые считали профессиональные занятия танцем несерьезными. Огромное влияние оказало на юного артиста выступление признанных мастеров балета – Елены Люком и Бориса Шаврова, приехавших на гастроли из Ленинграда. Он понял, что настоящее образование может получить только в Ленинграде. И приехал туда осенью 1926 года.

В хореографическое училище Чабукиани не приняли – ему было уже семнадцать лет. Он поступил на вечерние курсы при училище, днем выступал в киносеансах. Через два года его перевели на дневное отделение. Педагоги оценили и его трудолюбие, и его способности. Он обладал безупречной «балетной» фактурой – стройным и крепким телом с удлиненными пропорциями, мягкими, пластичными руками и необыкновенными способностями к пируэту. Про него говорили, что он родился «с большим пируэтом в крови». Однако длинные ноги с умеренно развитыми мышцами не предполагали в этом танцовщике хорошо развитой способности к высокому и сильному прыжку. Именно над этим ему приходилось напряженно работать.

За три года Чабукиани полностью прошел всю девятилетнюю программу, включавшую в себя и общее, и специальное образование. Он начал выступать в балетных спектаклях, исполняя ответственные партии в «Эсмеральде», «Временах года». Пробовал он свои силы и в качестве хореографа, ставя для учеников отрывки из балетов.

В 1929 году Вахтанг Чабукиани окончил училище, с блеском исполнив на выпускном экзамене основную партию в хореографическом этюде «Свержение рабства», постановщиком которого был он сам. В нем в полной мере проявилась страсть Чабукиани к героическому характеру мужского танца, его самостоятельной значимости, в противовес той сложившейся исполнительской манере, которая отводила танцовщику лишь роль партнера балерины. Страсть, огонь, героика – вот истинная стихия Вахтанга Чабукиани.

После окончания училища Чабукиани вошел в состав балетной труппы театра имени Кирова и сразу же стал исполнять серьезные партии.

Его дебют на сцене этого театра состоялся в балете «Щелкунчик», второй партией была зимняя птица в балете «Снегурочка». 16 марта 1930 года Чабукиани танцевал партию Зигфрида в «Лебедином озере». Исполнительница роли Одетты Галина Уланова писала: «Такой партнер, как Сергеев, придавал Одетте лиризма, а Чабукиани – энергии и темперамента». В пер – вом своем сезоне Чабукиани исполнил шесть значительных партий.

19 ноября 1930 года считается особой датой в жизни Вахтанга Чабукиани. В этот день двадцатилетний танцор получил партию Базиля в «Дон Кихоте». Первый же выход танцора поразил Ленинград. После этого балета начались триумфальные гастроли как в стране, так и за рубежом.

К 1933 году в репертуаре Вахтанга Чабукиани было уже около двадцати балетных партий, в том числе и ведущих. Его постоянной партнершей стала молодая талантливая балерина Татьяна Вечеслова. В ноябре 1933 года этот дуэт отправился в гастрольную поездку в США. Это были первые послереволюционные гастроли в Америке. После первого же их выступления в Карнеги-холле, одном из самых крупных концертных залов США, в американских газетах появились заголовки: «Вечеслова и Чабукиани штурмом взяли Нью-Йорк!» Дуэт дал в Америке свыше тридцати концертов, посетив практически все крупнейшие города США.

В репертуаре Кировского театра не было в то время ни одной героической партии, которую не исполнял бы Вахтанг Чабукиани. Вскоре он блестяще проявил себя и как хореограф, поставив в 1937 году балет «Сердце гор» на музыку композитора А. Баланчивадзе. Вот где пригодились не забытые им за годы учебы и работы в Ленинграде национальные грузинские традиции.

Еще репетируя «Сердце гор», Чабукиани думал о следующей постановке. Он хотел создать балет о революционной Испании – испанская война была тогда в центре общего внимания. Но в итоге выбрал в качестве материала старинную пьесу испанского драматурга Лопе де Вега «Фуэнте овехуна» («Овечий источник»). Балет получил название «Лауренсия», премьера состоялась 22 марта 1939 года на сцене Ленинградского театра оперы и балета. Сам Чабукиани стал первым исполнителем партии Фрондосо.

Он стремился к расширению своего репертуара, к ролям, наиболее соответствующим мужественной героике его сценического дарования. В своих поисках он обращался и к старому классическому репертуару. Такой партией стала для него роль военачальника Солора в возобновленном в феврале 1941 года балете «Баядерка». Ранее партия была пантомимной. В новой постановке она стала танцевальной. Из томного восточного героя-любовника Солор превратился в сильного и мужественного влюбленного воина. Редакция «Баядерки» в постановке Вахтанга Чабукиани стала канонической, фрагменты балета именно в таком варианте входят в обязательную программу многих балетных конкурсов.

А с балетом «Тарас Бульба» случилось недоразумение. Постановщик, Федор Лопухов, поручил Чабукиани партию Андрия, решенную средствами классической хореографии. Мастерство и темперамент Чабукиани сделали эту роль самой яркой в спектакле – акценты сместились, исполнители партий Тараса и Остапа просто не смогли «дотянуться» до Чабукиани.

15 марта 1941 года Вахтангу Чабукиани за величайшие заслуги в области балета присвоили Сталинскую премию первой степени. А потом началась война…

Он не уехал в эвакуацию вместе с труппой Кировского театра, а перешел на работу в Тбилисский театр оперы и балета, заняв там должность главного балетмейстера, став одновременно и ведущим танцовщиком. Исполнительский состав Тбилисской балетной труппы был к тому времени довольно слабым, и Вахтангу Чабукиани пришлось стать и балетным педагогом.

За 1942 год им были поставлены «Жизель», «Шопениана», «Вальпургиева ночь», а затем – «Дон Кихот», «Эсмеральда», «Лебединое озеро», «Лауренсия», «Сказание о Тариэле» по мотивам эпоса Шота Руставели, «Синатле» и «Горда», восходящие к героическим мотивам грузинского фольклора. 10 ноября 1950 года Вахтангу Чабукиани присвоили звание народного артиста СССР и вручили орден Ленина.

Он остался в Тбилиси и именно там в 1957 году поставил один из лучших своих балетов – «Отелло». Он сам сочинил либретто, сам исполнил партию Отелло, и это стало настоящим триумфом. Задача была нелегкая – как можно полнее и глубже показать внутреннюю, психологическую драму человека, в отличие от своих прежних работ, в которых преобладала тема героической борьбы. Чабукиани избрал не свойственные ему ранее хореографические приемы, еще раз блестяще воплотив свою мысль о том, что именно содержание балетного спектакля должно определять формы его выражения. В «Отелло» танец используется в меньшей степени, чем в предыдущих балетах Вахтанга Чабукиани, уступая временами пластике жеста и позы.

Балет «Отелло» в 1960 году был перенесен на сцену Кировского театра.

Вахтанг Чабукиани возглавлял балетную труппу театра имени Палиашвили с 1941 по 1973 год. Он ставил танцы в операх, концертные номера, одноактные балеты – «Болеро», «Аппассионата» и другие. В 1961 году был создан балет «Демон». В 1971 году Чабукиани поставил балет «Гамлет». С 1951 по 1973 год он был руководителем Тбилисского хореографического училища, преподавал там классический танец.

Вахтанг Чабукиани скончался 6 апреля 1992 года.

 

Петр Гусев

Этого артиста, внесшего огромный вклад в развитие дуэтного танца, называли «королем поддержки». И даже теперь немногие артисты могут повторить его почти акробатические трюки

Петр Гусев родился 29 декабря 1904 года в Санкт-Петербурге. Сперва он учился в частной балетной школе у знаменитой балерины Мариинского театра – Ольги Преображенской. Она и привела его в Петроградское балетное училище, которое он закончил в 1922 году. Талант Гусева проявился еще в школе – но это был талант не только выдающегося танцовщика, но и педагога. Он сам умел угадывать таланты, имел особую способность выращивать их, и многие артисты с гордостью называли себя его учениками. Еще будучи учеником старших классов школы, Гусев вел занятия с младшими классами, где учились будущие знаменитые хореографы Леонид Якобсон и Ростислав Захаров, а также будущий выдающийся танцовщик Алексей Ермолаев, который, став премьером Большого театра, продолжал заниматься у Гусева..

В 1924 году Гусев был принят в труппу Петроградского академического театра оперы и балета.

Петр Гусев в балете «Бахчисарайский фонтан»

Вместе со своим школьным товарищем Георгием Баланчивадзе, будущим историком балета Юрием Слонимским и художником Владимиром Дмитриевым он стал организатором труппы «Молодой балет», программа вечеров которого состояла в основном из номеров, поставленных Баланчивадзе. К этой группе энтузиастов примыкали молодые танцовщицы и танцовщики, в том числе Ольга Мунгалова, ставшая на многие годы неизменной партнершей Гусева.

Когда в 1931 году Федор Лопухов стал создателем и художественным руководителем балетной труппы Малого оперного театра, Гусев одновременно с работой в Кировском театре танцевал главные роли в новых спектаклях Лопухова – «Щелкунчик» и «Ледяная дева», участвовал в премьере «танцсимфонии» «Величие мироздания».

После триумфа балета Лопухова «Светлый ручей» на музыку Д.Д. Шостаковича, где Гусев танцевал роль Петра, хореографу предложили перенести спектакль на сцену Большого театра в Москве. Лопухов стал художественным руководителем труппы. Гусев вместе с другими артистами последовал за ним. Но балет не понравился самому Сталину, на него ополчилась пресса, Лопухова уволили из Большого театра. Гусев оказался в сложном положении – возвращаться в Ленинград, где балетом Кировского театра «заведовала» Ваганова, недолюбливавшая Лопухова и его единомышленников, Гусеву не хотелось. Он остался в Москве. И, как выяснилось, правильно сделал.

С 1935 года Гусев был ведущим солистом Большого театра, танцевал с Галиной Улановой, позднее – с Майей Плисецкой. В Ленинград он вернулся в 1945 году победителем – его назначили художественным руководителем Кировского театра.

Его дальнейшая судьба довольно причудлива – с 1950 по 1956 год он педагог театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, пишет серьезные теоретические статьи и в то же время ставит в Баку, а затем в Ленинграде балет Кара-Караева «Семь красавиц» по мотивам поэмы Низами, в 1958 году уезжает в Китай, чтобы организовать в Пекине балетный театр, открывает хореографические училища в Шанхае и Чанчжоу, руководит курсами балетмейстеров, ставит первые китайские балеты «Красавица рыбка» и «Наводнение». Рассказывая об этом периоде своей жизни, Гусев с юмором вспоминал, как тяжело было учить китайских танцовщиц поддержкам: когда он, показывая ту или иную поддержку, брал танцовщицу за талию, она тряслась как осиновый лист – боялась, что ее обвинят в безнравственности, если она позволяет мужчине при всех до себя дотрагиваться…

Ленинградский Малый театр

Вернувшись в 1960 году, Гусев стал балетмейстером Ленинградского Малого театра, в 1962 году его назначили балетмейстером Новосибирского театра. В Новосибирске Гусев предложил танцовщику Олегу Виноградову, только что закончившему школу, попробовать свои силы на балетмейстерском поприще: сначала это был новый вальс в первой картине «Лебединого озера», затем – балет Сергея Прокофьева «Золушка», сделавший хореографа сразу известным всему балетному миру России.

Он всегда помогал молодежи. «Мы работали с душой, чтобы только заслужить его одобрение. При Гусеве у нас были и молодежные спектакли, – вспоминала балерина Нинель Петрова. – Артисты писали заявки в худсовет, если там решали, что надо попробовать, – нам давали репетитора, и потом тех, кто справился, ставили в репертуар».

Список поставленных Гусевым балетов поражает разнообразием – там и восстановленная «Ледяная дева», и классика – «Корсар», «Жизель», «Лебединое озеро», «Раймонда», и новинка – «Три мушкетера» Вениамина Баснера. С 1966 по 1983 год он был заведующим кафедрой балетмейстеров Ленинградской консерватории, с 1973 года – профессором. Его перу принадлежат многочисленные статьи, посвященные вопросам балетного театра и сохранения классического наследия.

Последней работой Гусева в театре стала реконструкция балета Петипа (редакция старого балета Жюля Перро) «Корсар», которую он сделал для Кировского балета в 1987 году. В последний месяц перед смертью Гусев готовил роль Медоры с совсем молоденькой танцовщицей, работавшей в театре второй сезон, – будущей звездой театра Юлией Махалиной. Работали неспешно, Гусев проходил с ней все детали хореографии и образа, рассказывал ей разные балетные истории, шутил…

Петр Гусев умер 30 марта 1987 года в Ленинграде.

 

Константин Сергеев

Его жизнь и судьба – Кировский театр, ныне – снова Мариинский. Там он танцевал более тридцати лет, там ставил свои спектакли

Константин Сергеев родился 20 февраля 1910 года в Петербурге. Его вырастила рано овдовевшая мать. Впервые он попал в театр в шестилетнем возрасте и был потрясен удивительной волшебной сказкой «Спящая красавица». Чуть позже, увидев на сцене Анну Павлову в роли Жизели, он понял, как сильно и неодолимо его влечет именно к танцу.

Сергеев мечтал научиться танцевать. Но поступать в хореографическое училище было уже поздно – после тринадцати лет туда не брали. Единственной реальной возможностью научиться балету стала простая танцевальная студия. Попасть туда было несложно, однако Сергеев мечтал не просто научиться танцевать – он хотел постичь основы классического балета. Неизвестно, как бы сложилась его судьба, если бы не случайность: впервые в истории училища в 1924 году открылись вечерние курсы. Обучение было таким же, как и на дневном отделении, а возраст поступающих не был ограничен так строго. Для Сергеева это стало настоящим подарком судьбы.

Дуэт: Константин Сергеев и Наталья Дудинская

Он настолько хорошо показал себя, что вскоре его педагогом стал сам руководитель вечерних курсов Виктор Семенов. Здесь, в мужском классе, в течение двух лет юный Константин Сергеев изучал основы классического мужского балетного танца, развивал технику прыжка, учился чувствовать стиль, вести пластический диалог с партнершей.

Но вечерние курсы не давали права на поступление в академический балет.

В конце двадцатых годов по России гастролировала балетная труппа Иосифа Кшесинского – брата примы-балерины Матильды Кшесинской, к тому времени жившей во Франции. Заметив талантливого танцовщика, Кшесинский предложил ему место в труппе. Сергеев задумался. С одной стороны, он уже давно горел желанием выступать перед зрителями, стать настоящим артистом. К тому же у Кшесинского он мог немного поправить материальное положение. Но, с другой стороны, непредсказуемость судьбы артиста бродячей труппы пугала его.

Семенов, узнав о предложении, которое сделал его лучшему ученику Кшесинский, пришел в настоящую ярость. Он был убежден в том, что, став бродячим артистом, Сергеев потеряет свой профессионализм и не сумеет полностью раскрыть потенциал, заложенный в него природой. Но восемнадцатилетний Константин Сергеев все же решился на этот шаг. Семенов, узнав об этом, распорядился, чтобы его исключили с курсов, до окончания которых оставался всего один месяц.

Этот поступок учителя по отношению к ученику вполне объясним. Сергеев был для него не просто учеником – он был его лучшим учеником, на примере которого Виктор Александрович мог доказать все совершенство своей методики. Поступок Сергеева он считал не только нелепым, но и жестоким по отношению к себе, к училищу, к Большому искусству.

С первых дней своей работы в бродячей труппе Сергеев выступал в главных партиях. Именно во время гастрольных поездок он впервые станцевал партию Принца в «Лебедином озере», Альберта в «Жизели». Его бессменной партнершей была Фея Балабина. Но условия работы у Кшесинского были очень сложными: артисты давали по двадцать четыре спектакля в месяц. Репетировали подчас в холодных, абсолютно не приспособленных для этой цели помещениях. Постоянные переезды, напряженный ритм работы – все это изматывало артистов.

Первый гастрольный тур принес Сергееву успех. Но во время второй гастрольной поездки Хореографическое училище объявило о приеме на двухгодичные курсы, выпускники которых получали право поступления на академическую сцену. Сергеев, прервав выступления, вернулся в Ленинград, блестяще сдал экзамен и был зачислен в выпускной класс.

Прошло два года.10 сентября 1930 года ленинградские зрители впервые увидели Константина Сергеева на большой сцене. Он танцевал партию Кавалера в балете «Спящая красавица». Уже через четыре дня после своего дебюта он станцевал главную партию в балете «Красный мак», которая, правда, на протяжении первых двух сезонов была единственной – в основном роли Сергеева были эпизодическими. Однако его артистическое дарование, техничность, великолепное сценическое мастерство, удивительный лиризм и пластичность ярко проявились и в эпизодических ролях.

Дебют в партии Зигфрида состоялся 8 мая 1932 года. Именно тогда родился творческий дуэт Сергеева и Галины Улановой.

Их дуэт был прекрасен. Вацлав и Мария в «Бахчисарайском фонтане», Принц и Маша в «Щелкунчике», Альберт и Жизель в «Жизели», Люсьен и Корали в «Утраченных иллюзиях» и, наконец, финал творческого союза – Ромео и Джульетта. Они так много могли сделать вместе – но судьба распорядилась иначе. «Лебединое озеро», один из текущих спектаклей репертуара Кировского театра, показанный зрителям в июле 1941 года, стал последним спектаклем для этого дуэта. Уланова уехала в Москву.

Шла война. Труппа была эвакуирована, а вскоре после этого на здание Кировского театра упала бомба. С первых дней войны Сергеев в составе труппы выезжал с концертными бригадами во фронтовые подразделения.

Сцена из балета «Золушка»

Два с лишним года труппа работала в Перми. Именно в это время Сергеев все чаще выступал в паре с Натальей Дудинской. Их первым совместным выступлением в составе труппы был балет-фантазия на музыку А. Скрябина «Жар-птица и Иван-царевич». С этого момента они стали неразделимы. Вместе они станцевали множество великолепных вальсов. «Венский вальс» в постановке Якобсона был предназначен для других исполнителей, но Дудинская и Сергеев попросили отдать им этот номер и исполнили его великолепно. Потом были зажигательный вальс Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад», вальс Штрауса в постановке Вахтанга Чабукиани.

Их часто приглашали из Перми в Москву танцевать в Большом театре. Во время такого недолгого пребывания в Москве, в августе 1943 года, им предложили слетать в Ленинград. Летели в сопровождении двух истребителей, чтобы дать два концерта в Филармонии. Во время репетиции рядом со зданием разорвался снаряд. Воздушной волной артист был отброшен от окна. И все же через несколько часов они танцевали адажио из «Щелкунчика». Успех был невероятный!

Пермь стала родиной Сергеева-постановщика, родиной его первого балетного спектакля – «Золушки». Премьера постановки состоялась на сцене Кировского театра, но замысел ее родился в Перми в годы эвакуации.

К тому времени, когда Сергеев решился впервые взяться за осуществление собственной постановки, он не был дилетантом в этой области, ведь при работе над различными ролями ему неоднократно приходилось самому сочинять фрагменты танцев, исходя уже не только из своей исполнительской индивидуальности, но также и из индивидуальности своей партнерши.

Работа над первой постановкой происходила в сложных условиях эвакуации – в небольшом номере одной из пермских гостиниц. Очень много времени Сергеев проводил в архивах и музеях, просматривая старые книги, журналы и альбомы для того, чтобы отыскать необходимый материал. Премьера первого спектакля балетмейстера Константина Сергеева состоялась 8 апреля 1946 года. Главные партии – Принца и Золушки – исполняли Сергеев и Дудинская. Интересно, что почти в то же время «Золушка» была поставлена Ростиславом Захаровым на сцене Большого театра. Там, в Москве, Золушкой была Галина Уланова, а ее партнерами теперь были Михаил Габович и Юрий Жданов.

«Золушка» шла на сцене Кировского театра десять лет без перерыва, и за нее Сергеев получил Государственную премию. Вскоре после ее премьеры зрители увидели новую – сергеевскую – редакцию «Раймонды». Она принесла вторую Государственную премию.

Следующей постановкой Сергеева стала в 1950 году новая редакция «Лебединого озера». Его работа над образом Зигфрида началась еще в то время, когда он танцевал партию Принца в постановке Вагановой. Тогда ему пришлось самостоятельно сочинять собственный вариант соло для вальса. В результате творческих поисков балетмейстера зрители открыли для себя совершенно новое «Лебединое озеро». А его «Спящая красавица» в 1952 году вызвала широкий международный резонанс.

Наследие Сергеева-постановщика удивительно многогранно. Его новые редакции классических балетов («Раймонда», «Спящая красавица», «Корсар») всегда отличались тонким чувством стиля и бережным отношением к первоисточнику. В собственных постановках («Гамлет» Червинского, «Тропою грома» Кара-Караева, «Далекая планета» Майзеля и других) Сергеев стремился языком классического танца создать балет, созвучный современности.

В 1951–1955 и 1960–1970 годах Сергеев был главным балетмейстером Кировского театра. Характер у него был непростой, стиль руководства труппой – авторитарный. Многие артисты не без оснований были недовольны им, однако Сергеев ставил своей задачей любыми средствами отстаивать чистоту классического танца и был совершенно искренен и последователен в этом стремлении. Интересно, что, занимая этот ответственный пост, он оставался беспартийным.

4 сентября 1970 года во время гастролей Кировского театра в Лондоне осталась за границей солистка Кировского театра Наталья Макарова. До этого в 1961 году в Англии остался Рудольф Нуриев. У Сергеева были крупные неприятности, он покинул театр, но в 1971 году стал художественным руководителем Ленинградского хореографического училища, а после его преобразования в 1991 году – президентом Петербургской академии русского балета имени Вагановой. Вместе с женой, Натальей Дудинской, он вел курс «Классическое наследие». Он написал сценарии нескольких телефильмов-балетов, сам снимался в таких постановках, вёл цикл передач об истории русского балета.

Была в его жизни и настоящая трагедия – он потерял единственного сына. Николай Константинович Сергеев, сын Сергеева и артистки Феи Балабиной, выбрал ту же дорогу, что и родители. В 1969 году Николай Сергеев был удостоен премии Всесоюзного конкурса артистов балета в Москве, а два года спустя стал лауреатом Международного конкурса артистов балета. Жизнь Николая Сергеева оборвалась трагически – в августе 1973 года он погиб в автомобильной катастрофе. Ему было двадцать семь лет.

Константин Сергеев продолжал заниматься балетом до последних дней своей жизни. Он скончался 1 апреля 1992 года в Петербурге. Через год после его смерти в России был учрежден фонд Константина Сергеева.

 

Михаил Габович

В балете нередко образуются танцевальные династии, талант передается от матери к дочери. Но чтобы трое подряд артистов – отец, сын и внук – не только прославились мастерством, но и носили одинаковые имена, – случается, наверно, раз в столетие

Основоположник династии, Михаил Габович, родился 24 ноября 1905 года в деревне Великие Гуляки (Фастовский район Киевской области). Семья перебралась в Москву, и до четырнадцати лет мальчик жил, как все его сверстники, – увлекался кинематографом и футболом.

Тогда артисты, чтобы выжить в нелегкую пору Гражданской войны, устраивали концерты в любых, хотя как-то подходящих, помещениях и даже во дворах. Так Миша Габович увидел «Танец итальянского нищего» в исполнении Михаила Мордкина.

Мордкин в то время был заметной фигурой на балетной сцене Большого театра. Его номер был выразительный, с трагическим финалом, и показался подростку простым в исполнении. Габович, как умел, разучил его и стал всюду исполнять. Публика хорошо принимала юного артиста, и он решил расширить репертуар, но не хватало «балетной грамоты». А потребность в танце уже была огромная.

Михаил Габович

В то время в Москве было множество балетных студий. Габович, к счастью, попал к хорошей учительнице – М. Горшковой, которая сразу увидела хорошие данные подростка – отличное сложение, музыкальность, великолепную хореографическую память, и оценила его работоспособность. Она рекомендовала Габовича в училище при Большом театре.

На экзамене он показал мордкинский номер, но предупредил экзаменаторов, что будет танцевать этот танец не как мужчина, а как мальчик. Приемная комиссия во главе с Александром Горским и Владимиром Тихомировым не могла не оценить способностей нового ученика, и он был зачислен в училище.

Общность интересов сблизила Габовича с Игорем Моисеевым. «Для Миши было характерным то, что он отнюдь не ограничивался узкопрофессиональными интересами, – вспоминал Моисеев, – нас живо интересовало все происходящее в самом широком жизненном масштабе. Приходится только удивляться, как мы все успевали осваивать! Кроме освоения балетной специальности, игры на музыкальном инструменте, изучения учебных предметов мы играли в шахматы, посвящая этому занятию целые ночи; цитировали огромными кусками многие стихотворные произведения различных авторов, интересовались спорами, дискуссиями…» Для своих одноклассников Габович был настоящим авторитетом. Начитанность, ясный и пытливый ум – все эти качества выделяли его из среды сверстников. Статьи Габовича в ученической газете «Перчик» всегда отличались живым юмором.

Через три года Габович стал артистом Большого театра – срок фантастически короткий для подготовки танцовщика. Четырех лет (включая занятия с Горшковой) хватило для того, на что ученики средних способностей тратят по меньшей мере восемь лет.

Ситуация в московском балете была сложная – Горский, руководивший им более двадцати лет, умер; заменить его пытались, но безуспешно; обострилось противостояние молодежи со зрелыми, а порой и перезрелыми артистами.

После появления в труппе Габовича и Моисеева в балет пришел молодой Касьян Голейзовский, который начал работать над знаменитым в то время балетом «Иосиф Прекрасный» – постановкой на тему Вечной красоты, не подвластной насилию. Голейзовский, опиравшийся в своей работе прежде всего на молодежь, завоевал любовь и уважение среди юных танцовщиков и балерин Большого театра. Все главные партии в своем балете балетмейстер отдал начинающим исполнителям. Известие о том, что Голейзовскому хотят запретить осуществление постановки как нарушающей академические устои Большого театра, в среде молодежи вызвало настоящий бунт. При участии Габовича и Моисеева на имя дирекции театра было отправлено письмо в поддержку Голейзовского. На предложение дирекции отказаться от заявления юные «бунтовщики» ответили отказом, и вскоре после этого последовал приказ об их увольнении из труппы Большого театра, которое, впрочем, благополучно отменили после заступничества наркома по просвещению Анатолия Луначарского.

Богатые природные данные начинающего танцовщика, настоящий талант и выразительная актерская внешность не могли не привлечь внимания к Михаилу Габовичу. Ему стали поручать сольные, а позже и ведущие партии во многих классических балетах.

Через некоторое время после того, как положение Габовича в труппе укрепилось, в Большом театре произошли серьезные изменения, вызванные необходимостью укрепления ведущего положения столичного театра. Сперва в Москву из Ленинграда были переведены Марина Семенова и Алексей Ермолаев, педагоги Елизавета Гердт, Виктор Семенов и многие другие ленинградские «звезды». В середине тридцатых годов началась «вторая волна» ленинградской экспансии – приехали Федор Лопухов, Петр Гусев, Ростислав Захаров. Наконец, в Большой театр пришла еще одна группа ленинградцев во главе с Галиной Улановой. Постепенно обновился репертуар, прививалась новая манера исполнения.

К началу перемен Габович занимал в труппе ведущее положение классического танцовщика и был чуть ли не единственным «героем-любовником». Первоначальная реакция москвичей, естественно, была неоднозначной – талантливые ленинградцы определенно потеснили их, в чем-то оказавшись сильнее. Многие новинки репертуара в то время доставались ленинградцам. Габович переживал ситуацию как личную трагедию, как посягательство на собственность, не в силах примириться с тем, что казалось ему несправедливым. Но со временем именно Габович оказался почти единственным из тех, кто попытался вникнуть в суть перемен и подумать о главном – об интересах театра.

Самыми плодотворными из двадцати пяти лет, проведенных на сцене Большого театра, для Габовича стали тридцатые – сороковые годы. Он показал себя великолепным исполнителем партий классического репертуара, среди которых – Солор, Дезире, Базиль, Зигфрид, Жан де Бриен и Альберт. Прекрасный прыжок, легкий шаг и широкий размах движений – все это способствовало его успеху. Над каждой из своих ролей Михаил Габович работал долго и упорно. Каждый раз, прежде чем выйти на сцену, Габович должен был прочувствовать роль, увлечься ей, проанализировать мельчайшие нюансы.

Роли классического репертуара, безусловно, удавались ему. Однако в них он не смог раскрыть себя полностью – так, как это удалось ему сделать в 1938 году в постановке Ростислава Захарова «Кавказский пленник». Именно здесь в полной мере раскрылось актерское дарование танцовщика – несмотря на то что партия была хореографически «невыгодной», а количество танцев сведено к минимуму. Роль Владимира стала одной из лучших партий Габовича.

М. Габович в роли Жана де Бриена

Он танцевал с величайшей самоотдачей. Однажды это чуть не довело до беды – в 1936 году, во время спектакля «Бахчисарайский фонтан», Габович, танцевавший партию Вацлава, с таким азартом кинулся на Гусева – Гирея, что с разбега, с очень высокого прыжка всерьез напоролся на клинок в руке противника. Острие прошло в сантиметре от сердца, артиста прямо со сцены увезли в больницу.

В годы Великой Отечественной войны основная часть труппы Большого театра была эвакуирована в Куйбышев. В Москве осталось немало артистов. В феврале 1942 года Габовичу, принимавшему участие в обороне Москвы, было поручено собрать их, а также музыкантов и рабочих сцены, мастеров из подсобных цехов Большого театра, чтобы в кратчайший срок организовать спектакли в филиале ГАБТ на Пушкинской улице. Тут и выяснилось, что он не только талантливый артист, но и талантливый администратор.

Театр работал в сложнейших условиях – каждый спектакль, по воспоминаниям самого Габовича, был серьезной проблемой. Тем не менее уже в первые месяцы было восстановлено несколько спектаклей («Лебединое озеро», «Тщетная предосторожность» и другие), а затем стали идти премьеры. На сцене прифронтового филиала в 1943 году родилась первая опера о Великой Отечественной войне – «В огне», режиссером которой выступил Габович.

Огромное значение в жизни и творчестве Михаила Габовича имела его встреча с Галиной Улановой, которая стала выступать в Большом театре. Начало их совместной работы было достаточно сложным для Габовича. Галина Сергеевна Уланова была общеизвестна своей требовательностью как к самой себе, так и к своим партнерам. Разница школ, московской и ленинградской, также сказалась на их творческих взаимоотношениях. Габовичу пришлось работать с Галиной Улановой в то время, когда его творческая индивидуальность уже полностью сформировалась. Но он полностью принял Уланову, а потому ему приходилось приспосабливаться, находясь фактически на положении ученика балерины.

До того, как их пути пересеклись, многие балерины считали Габовича непокорным и капризным партнером, неспособным идти ни на какие уступки. Габовичу довелось танцевать со многими известными балеринами, в числе которых были Марина Семенова и Ольга Лепешинская, и все они впоследствии вспоминали строптивую натуру Габовича. Ситуация с Улановой оказалась совершенно противоположной.

Великолепный дуэт Уланова – Габович приковывал внимание зрителей Большого театра в сороковых годах удивительной гармонией чувств, мыслей и движений. Этот дуэт вошел в историю балета как одно из великих явлений искусства, как одна из высших ступеней творчества обоих партнеров.

Последней ролью Михаила Габовича стала роль Ма Личена в балете «Красный мак», возобновленном в 1949 году Леонидом Михайловичем Лавровским. Спустя год Габович был удостоен Государственной премии за исполнение этой роли.

Габович находился на вершине своего мастерства, он был полон желания танцевать. Но непоправимая трагедия произошла во время репетиции балета «Рубиновые звезды», в котором Габович исполнял роль одного из главных героев. Он сильно повредил ахиллесово сухожилие.

Несмотря на все усилия врачей, Габович так и не смог больше танцевать. После длительного лечения он снова вернулся в балет – на этот раз в качестве преподавателя классических танцев в Московском хореографическом училище. С 1954 по 1958 год он был его художественным руководителем. Среди учеников Габовича – известный танцовщик Владимир Васильев.

После непоправимой травмы родился новый Габович – теоретик балета. Совместно с Асафом Мессерером в 1952 году он участвовал в возобновлении балета «Спящая красавица». Самостоятельно написал несколько балетных сценариев – «Иван Болотников», «Лесная песнь», «Свет». Габович – автор множества статей по вопросам балетного искусства. До последних дней он не прекращал работать, несмотря на то, что силы его были на исходе.

«Все знали, что Габович тяжело, неизлечимо болен, что болезнь прогрессирует. Но сам он не испугался, относился к болезни так пренебрежительно… Тяжело больной, он продолжал жить полнокровной жизнью, ничем себя в ней не ограничивая, ни в чем себе не отказывая. Буквально до последнего часа он живейшим образом интересовался всем, что происходило вокруг», – вспоминает Юрий Григорович. Смертельный приступ застал Михаила Габовича 12 июля 1965 года, по дороге на фестивальный просмотр фильма во Дворце Съездов.

Написанная им книга «Душой исполненный полет» вышла в свет уже после его ухода из жизни. Но фамилия «Габович» не пропала с афиш. В 1948 году у Михаила Габовича родился сын, которого решили назвать тоже Михаилом. Во многом он повторил судьбу отца: окончил Московское хореографическое училище, был солистом балета Большого театра, получил звание заслуженного артиста России. Теперь в балетных спектаклях блистает уже третий Михаил Габович, внук Михаила Марковича Габовича из небольшого местечка Великие Гуляки.

 

Наталья Дудинская

Творческая биография Натальи Дудинской начинается задолго до ее рождения – когда ее мать, тоже Наталья, в юности увлеклась балетом. Она занималась музыкой, ей пророчили большое будущее в качестве скрипачки, но она мечтала только о танцах

Начав брать уроки в шестнадцать лет, она добилась немалых успехов и стала выступать под псевдонимом Тальери. Потом, выйдя замуж за генерала Михаила Дудинского, она переехала из Санкт-Петербурга в Харьков, к месту службы супруга.

Там у нее 8 августа 1912 года родилась дочь, которую тоже назвали Натальей. В раннем детстве девочку стали водить в балетную студию, которую основала ее мать. Очень рано проявились ее врожденный артистизм, музыкальность. Она полюбила балет, внимательно и пытливо всматривалась в танец и удивительно легко, изобретательно подражала ему. Вскоре ни у кого уже не оставалось сомнений в том, что девочка талантлива, что ей необходимо танцевать и совершенствовать свой талант. Наталья Александровна оставила балетную студию в Харькове и уехала в Ленинград для того, чтобы отдать дочь учиться в хореографическое училище.

В студии под руководством матери закладывались основы мастерства, и подготовка девочки привела в восхищение Ваганову на приемных экзаменах в Петрограде. Наташа поступила сразу во второй класс.

Девочка относилась к занятиям серьезно, самозабвенно, порой фанатично. Ее часто можно было увидеть в балетном классе уже после того, как занятия были закончены. Дудинская отрабатывала танцевальные движения с настоящей одержимостью и страстным желанием довести технику до совершенства. Ее часто называли «техничкой», но Ваганова знала, что ее ученица – не только виртуозная исполнительница, но еще и прекрасная, глубоко одаренная драматическая актриса.

Сцена из балета «Лебединое озеро»: Наталья Дудинская в роли Одиллии

Выпускной спектакль класса, в котором училась Дудинская, состоялся 22 июня 1931 года. Это был балет «Корсар». Ей предстояло танцевать дуэт с Константином Сергеевым, который только что окончил училище. Этот дуэт был их первым совместным выступлением и еще одним исключительно важным моментом в жизни Дудинской. Тогда они еще не знали, что спустя несколько лет судьба снова сведет их вместе, и они прославятся как великолепная балетная пара. И уж тем более не знали того, что не только их творчество, но и жизнь станут неразрывны – Дудинская и Сергеев впоследствии стали мужем и женой. К этому «приложила руку» Ваганова, которая создала их дуэт.

Выпускной спектакль имел успех. Наталья Дудинская оправдала надежды своей матери, которая с волнением следила за ее выступлением из зрительного зала, а сама Ваганова впоследствии отметила, что исполнение ученицы было «блестящим по форме, артистичности и технике».

Возможности девятнадцатилетней Дудинской уже в то время были так велики, талант столь искрометен, что в первый сезон ей поручили партию Одетты-Одилии в «Лебедином озере». За «Лебединым озером» последовала «Спящая красавица». Дудинская очень любила партию Авроры, соответствовавшую ее жизненному настрою, в котором преобладали светлые эмоциональные краски. Впрочем, для нее не существовало нелюбимых партий, каждый раз она предпочитала ту, в которой выступала. Она была нежной Жизелью, доверчивой и преданной Никией, таинственно-загадочной Медорой, лучезарной Китри, романтической Машей, изысканно-сказочной Раймондой.

Первые годы ее выступлений в Ленинградском театре имени Кирова были особенно трудными, потому что на его сцене уже блистала Галина Уланова. Она была признанной балериной, а Дудинской еще предстояло завоевать признание.

Н. Дудинская и К. Сергеев: их творчество и жизнь были неразрывны

В молодости она была похожа не на звезду сцены, а на спортивную девушку своего времени – ныряла с десятиметровой вышки, пела под гитару и вполне обходилась бутербродами с колбасой. В танцующей Дудинской все было избыточно, включая прославленный темперамент и не менее прославленный напор вращений. Она жила, как танцевала, на полную катушку. Когда Дудинская вылетала на сцену – как будто проносился порыв ветра: не зря ее называли «королевой быстрых темпов». Ее ураганные вращения по кругу, которыми она блистала в «Лебедином озере», лучше пояснений либретто объясняли, почему принц увлекся таким Черным лебедем. Каждый спектакль Дудинская превращала в личный бенефис и оттого – в зрительский праздник.

Как многих успешных ленинградских балерин, Дудинскую неоднократно пытались сманить в Москву, в Большой театр. Она прекрасно понимала, почему этого не сделает никогда: во-первых, в Ленинграде была ее педагог Агриппина Ваганова, во-вторых, в Москве она быстро растворилась бы среди таких же колоритных и ярких танцовщиц, блистающих в правительственных концертах.

Одной из первых ролей Дудинской в балетном спектакле стала роль Мирель де Пуатье из «Пламени Парижа», и она исполнила ее блестяще. Зрители надолго запомнили Дудинскую-Мирель со знаменем в руках, с высоко поднятой головой. В дальнейшем героические роли особенно хорошо удавались Дудинской. А вот роль Марии в «Бахчисарайском фонтане», прежде исполняемая Улановой, оказалась для нее неудачей. Дудинская дублировала Уланову уже не в первый раз, но в этом балете не сумела найти себя и воссоздать на сцене такой же яркий образ Марии, который так великолепно удался Улановой.

Еще одной творческой удачей балерины стала роль Корали в балете «Утраченные иллюзии». Она снова дублировала Уланову. Именно в образе Корали Дудинская смогла проявить черты своей актерской индивидуальности. После «Утраченных иллюзий» ее признали не только как балерину, но и как актрису, и уже перестали называть «техничкой». Эта роль позволила Дудинской наконец выйти из тени блистательной Улановой и стать самой собой.

Наталья Дудинская в роли Никии

И все же окончательно определить направление таланта Натальи Дудинской смог только Вахтанг Чабукиани, давший ей главную партию в балете «Лауренсия». Героические роли всегда удавались Дудинской, а роль Лауренсии она исполнила просто блистательно.

Роль Никии в спектакле «Баядерка» была одной из крупнейших удач Дудинской. Ей предстояло преодолеть психологический барьер: Никия уже вошла в историю как роль Марины Семеновой – признанной балерины, перед талантом которой сама Наталья Дудинская преклонялась еще со времени своей учебы в хореографическом училище. К тому же среди партнеров по спектаклю были и те, кто видел в этой роли великую Анну Павлову. Однако Дудинская сумела прекрасно справиться с образом, внести в него свои, индивидуальные черты.

В 1941 году, в связи с началом Великой Отечественной войны, театр был эвакуирован в Пермь, где в трудных условиях продолжалась работа. В декабре 1942 года состоялась премьера балета Арама Хачатуряна «Гаяне», в котором Наталья Дудинская танцевала ведущую партию. Именно в годы эвакуации состоялось их творческое сближение с Константином Сергеевым, с которым когда-то давно Дудинская-выпускница танцевала свою дипломную роль. Одна из исключительных удач этого дуэта – балет «Золушка», после которого их творческий путь стал уже неразделим. Удачным было и сотрудничество в балете «Медный всадник». В сороковые годы за балеты Сергеева, в которых она исполняла главные партии («Золушка», «Раймонда»), Дудинскую буквально осыпали государственными премиями.

Наталья Дудинская в течение 33 лет выступала на сцене Кировского (ныне Мариинского) театра. Она благодаря отличной выучке стала балериной-долгожительницей – блиставшая в молодости в роли Авроры, в зрелые годы блестяще исполнила партию злой феи Карабосс в фильме-балете «Спящая красавица» – ей было тогда пятьдесят четыре года, но ее пуантовой технике позавидовала бы молодежь.

Партнерами Дудинской были легендарные танцовщики: Вахтанг Чабукиани, Борис Брегвадзе, Константин Сергеев. Она стала самой первой партнершей Рудольфа Нуриева в Кировском театре. Танцевать с балериной такого уровня и такой славы в «Дон Кихоте» было для молодого танцовщика и поддержкой, и солидным авансом. Правда, когда он эмигрировал, расхлебывать неприятности пришлось именно Дудинской и Сергееву.

Оставив сцену, артистка продолжала жить балетом и до последнего времени не оставляла преподавание в Вагановском училище (ныне Академия русского балета), в котором проработала более полувека.

Знаменитая балерина Наталья Дудинская скончалась 29 января 2003 года в Санкт-Петербурге на 91-м году жизни.

 

Алексей Ермолаев

После Иогансона и Чекетти Европа не знала подобных виртуозов. Легендарный артист и непризнанный постановщик, он прожил яркую и непростую жизнь, целиком и полностью посвятив ее лишь одному – балету

Алексей Ермолаев родился 10 февраля 1910 года в Петербурге. Поступив в Ленинградское хореографическое училище, он занимался у известного педагога В. Пономарева. Разносторонне одаренный, Алексей Ермолаев был замечен композитором Александром Глазуновым, который высоко оценил его способности фортепианного исполнителя и собственноручно вписал его имя в список будущих студентов Ленинградской консерватории. Это произошло в 1926 году – именно тогда Ермолаев был поставлен перед выбором между сложной музыкой и танцем, потому что музыка была дорога ему ничуть не меньше, чем балетная сцена. И все же он предпочел балет, отказавшись от предложения Глазунова.

Он проявил характер еще в училище – лихо прыгал в классическом жете через лестничные пролеты и спинки поставленных в ряд стульев, вскакивал на рояль, не поджимая ног. К выпуску он умел больше, чем уцелевшие в Мариинке дореволюционные премьеры.

Алексей Ермолаев

В начинающих Ермолаев не ходил и минуты. Первой же своей ролью – бог ветра в балете «Талисман» – он громко заявил о себе: необузданная мощь прыжков шестнадцатилетнего мальчишки развеяла ностальгию по бесплотным полетам императорского театра.

В течение четырех лет, проведенных на сцене Ленинградского театра оперы и балета, он сумел перевернуть все привычные представления о гранях балетного мастерства. Одним из его достижений стала партия Зимней птицы в балете «Ледяная дева». Балетмейстером театра в то время был Федор Лопухов, который сразу сумел почувствовать необычайную одаренность дебютанта и создал образ, учитывающий бурный темперамент и великолепный прыжок танцора.

Опытные танцовщики следили за ним то с негодованием, то с восторгом – до сих пор никто ничего подобного не делал. Ермолаев не щадил ни одного классического балета – он усложнял, переделывал, придумывал себе движения, комбинации и целые вариации. Из наследия Х1Х века лишь поздняя классика Петипа выдержала его натиск – принц Зигфрид, «долбающий» (по выражению самого новатора) двойные кабриоли, выглядел странно и славы танцовщику не прибавил.

Зато беспримерно сложные трюки Ермолаева с легкостью вписывались в па-де-де классических спектаклей и отлично работали на образ – купец из па-де-эсклав в «Корсаре» эффектно взлетал в серии жете ан турнан аттитюд, Базиль в «Дон Кихоте» молниеносно менял позы в большом пируэте; Голубая птица в «Спящей красавице» парила в воздухе в затянутом субрессо параллельно полу. Ермолаеву начали подражать и школьники, и премьеры. Критики же в его дерзком танце усмотрели социальный пафос, о котором сам танцовщик и не помышлял. На самом деле «создатель мужского героического танца» просто хотел быть первым во всем.

В одном из его концертных выступлений произошел курьезный случай – во время гастрольного спектакля «Дон Кихот» неудержимый танцовщик «вылетел» в оркестровую яму. Несмотря на это, он все же сумел дотанцевать партию Базиля, за тридцать два фуэте балерины вернувшись на сцену по закулисным коридорам.

Новые движения Ермолаев придумывал азартно. Работать предпочитал по ночам – чтобы никто не видел его «кухни». О тренингах Ермолаева до сих пор ходят легенды. Он отрабатывал пируэты в темноте, держа «точку» на огонек свечи – для совершенствования вестибулярного аппарата. Обвешивался мешочками с дробью, чтобы выработать силу и высоту прыжка. Во время спектакля, избавившись от груза, он просто парил под колосниками.

Его появление на сцене разрушило привычные представления о степени виртуозности мужского танца – уровень техники Алексея Ермолаева находился на грани фантастики. Некоторые его технические достижения – такие, как, например, тройные туры в воздухе, двойные револьтады – до сих пор не смог повторить ни один из виртуозов.

Уже «одинарный» револьтад достаточно сложен: надо выпрыгнуть вверх, откинув корпус навзничь и выбросив ногу вперед параллельно полу, потом «толчковую» ногу перекинуть через эту естественную планку, одновременно разворачивая корпус и бедра на 180 градусов, и приземлиться на эту самую «толчковую» ногу, оставив другую в воздухе на той же высоте. Ермолаев умудрялся дважды провернуться вокруг собственной ноги.

Двадцатилетнего танцовщика-первопроходца перевели в Москву для укрепления кадров Большого театра. Кадры-то он укрепил, но выяснилось, что в столице танцевать особенно нечего: гимнаста Тибула в «Трех толстяках» Игоря Моисеева, «классического танцовщика» в знаменитом «Светлом ручье» Шостаковича и Лопухова – спектакле, запрещенном на следующий день после премьеры. Чуть ли не единственной настоящей ролью Ермолаева стал пылкий марселец Филипп в «Пламени Парижа» (в популярном па-де-де, по сей день кочующем по всем балетным конкурсам, остались только отблески тогдашнего ермолаевского шика).

Именно эта партия сыграла в его жизни трагическую роль – взяв недосягаемую высоту, артист уже не мог себе позволить опустить планку, что в конце концов привело к печальному исходу. Но между первой партией Жерома и моментом, когда случилось непоправимое, пролегло пять лет – срок, не долгий во временном исчислении, но вместивший в себя целую эпоху танцовщика Алексея Ермолаева.

Он и в Москве был разрушителем привычных классических норм. Однако Ермолаев разрушал, чтобы создавать новое. Созданное им становилось каноном. Танцовщику суждено было изменить представления о возможностях мужского танца. После него ни Зигфрид в «Лебедином озере», ни Альберт в «Жизели», ни Базиль в «Дон Кихоте» уже не были прежними.

Роковым для Ермолаева стал 1937 год. Нет, его не затронули репрессии. Но на одном из представлений «Светлого ручья» он серьезно повредил ногу. Несколько операций, два года простоя. Это несчастье совпало с очередной проблемой балетного театра: победил пресловутый драмбалет с его наивным «реализмом», и мужской танец опять впал в длительную спячку.

Вернувшись на сцену, Ермолаев уже не мог достичь того уровня собственной виртуозности, который у него был. Героические образы остались в прошлом. Танцовщик перешел на пантомимные роли. Но и здесь не проиграл, а выиграл, совершив очередную балетную революцию: он сделал пантомиму разновидностью танца.

Одной из таких пантомимных ролей стала партия Гирея в балете «Бахчисарайский фонтан». Ермолаев своим образом жестокого и сладострастного хана «переиграл» прочих персонажей, которые были обречены на довольно непритязательные танцы. Это амплуа было вынужденной уступкой судьбе – но никто не посмел бы сказать, что Ермолаев потерял себя в пантомиме. Его роли теперь были лишены прежней монументальности, но они приобрели сложность и глубину, потрясающую драматическую насыщенность.

Образ Евгения в «Медном всаднике» – одна из противоречивых страниц в творческой биографии Алексея Ермолаева. В нем много гротескного и много чуждого привычной творческой позиции артиста, и все же в самой трактовке образа есть некое значительное обобщение, которое удавалось далеко не каждому драматическому актеру.

Спектакль «Ромео и Джульетта» в Большом театре Лавровский поставил, ориентируясь прежде всего на актерскую и танцевальную индивидуальность Алексея Ермолаева. Впоследствии вместе с Галиной Улановой и Юрием Ждановым он участвовал в съемках фильма-балета «Ромео и Джульетта». Роль Тибальда в фильме стала его лучшей ролью. Партия Тибальда помогла Ермолаеву в работе над многими последующими ролями, в которых он обретал себя заново – в качестве талантливого исполнителя пантомимы.

Ермолаев все роли переиначивал по-своему. Все персонажи Ермолаева – Северьян в балете «Каменный цветок», кавалер Рипафратта в балете «Мирандолина», сарацин Абдерахман, безумец Евгений из «Медного всадника» – существовали на той же грани возможного, что и его танцующие герои. Актерская игра, выглядевшая как взрыв необузданного темперамента, на самом деле была до микрона выверена Ермолаевым в репетиционном зале. Единственную партию Ермолаева, сохраненную для потомков кинематографом, роль Тибальда, просто невозможно назвать пантомимной: в фильме «Ромео и Джульетта» только танцующая Уланова смогла противостоять мощи его нетанцующего героя.

Именно в эти годы он трижды стал лауреатом Государственной премии СССР – в 1946, 1947, 1950 годах.

В 1939 году он выступил как балетмейстер, поставил первый белорусский балет «Соловей» в Белорусском театре оперы и балета, там же в 1954 году поставил «Пламенные сердца». В 1952 году на сцене Большого театра Еромолаев поставил спектакль «Мир победит войну», в котором сам исполнил одну из ведущих партий. Его балеты отличались художественной смелостью и имели большой успех. И все же как балетмейстер Ермолаев не состоялся – хореографом он был талантливым, а вот либреттистом – неудачливым.

В шестидесятые годы Ермолаев начал преподавать, а с 1968 года был художественным руководителем Московского хореографического училища. И в третий раз он совершил переворот в балете – на сей раз ногами своих подопечных. «Великий мастер своего дела, тончайший ювелир, Фаберже балетного искусства» – так отзывался о Ермолаеве-педагоге его ученик Марис Лиепа. И Базиль Владимира Васильева, и Красс Мариса Лиепы, и Спартак Михаила Лавровского, и Грозный Юрия Владимирова, и Злой гений Бориса Акимова, и Тибальд Александра Годунова не состоялись бы без его участия. Звездные ученики прославили во всем мире тот самый мужской танец, который создал их учитель за неполных одиннадцать лет своей балетной карьеры.

Алексей Ермолаев умер 12 декабря 1975 года в возрасте шестидесяти пяти лет, сорок пять из которых он отдал сцене. Его хоронили под музыку Прокофьева из балета «Ромео и Джульетта».

 

Ольга Лепешинская

Обладая безупречной хореографической техникой, Лепешинская сумела в каждом женском образе, созданном ею на балетной сцене, отразить и свой собственный, живой и ищущий характер

Ольга Лепешинская родилась 15 сентября 1916 года. Отец будущей балерины, Василий Лепешинский, был инженером, крупнейшим специалистом по строительству мостов, ответственным работником Госплана СССР. Дочкину увлеченность танцем и мечту о балете отец не поддерживал, считая это занятие легкомысленным и несерьезным. По его мнению, гораздо больше пользы стране мог принести хороший инженер или врач. Мать, Мария Сергеевна, относилась к мечте маленькой Оли с пониманием, однако самую большую поддержку девочка получила от друзей их семьи – художника Большого театра Федорова и его жены, которая в прошлом сама была балериной.

Маленькая Ольга Лепешинская, или, как ее звали за непоседливый характер и мальчишеские повадки, Леша, настаивала на том, что она должна заниматься танцем. Летом 1925 года Федоровы сумели уговорить Марию Сергеевну тайком от мужа отвести девочку на просмотр в балетный техникум. И она была зачислена кандидаткой в ученицы техникума.

Мать убедила отца в том, что девочку, мечтающую о балете, необходимо учить. И она стала брать первые уроки хореографии у педагога О.Н. Некрасовой. Зимой 1925 года освободилось место ученицы в балетном техникуме. И когда Лепешинская пришла на занятия, выяснилось, что она ни в чем не отстает от своих соучениц, занимавшихся в техникуме уже несколько месяцев. Но Ольге нужно было быть лучше их. Своим трудолюбием она вызывала удивление у соучениц и преподавателей.

Портрет балерины О.В. Лепешинской. Художник А.М. Герасимов

Вскоре Лепешинская действительно стала первой в своем классе, несмотря на то что природа не одарила ее исключительными возможностями.

Впервые на сцену Большого театра Ольга Лепешинская вышла в десятилетнем возрасте. В прологе оперы «Снегурочка» она исполняла роль «пичужки», приветствующей приход весны. А первым серьезным выступлением Ольги на сцене Большого театра было участие в юбилейном вечере в 1932 году. Будущая балерина училась тогда в восьмом классе. В этом же году состоялась ученическая постановка «Щелкунчика» на сцене Большого театра. Лепешинская исполняла главную партию дивертисмента – партию Феи Драже и заслужила признание публики и критиков.

Сцена из балета «Дон-Кихот»: О. Лепешинская в роли Китри

По окончании училища в 1933 году Лепешинская сразу была зачислена на ведущее положение в труппу Большого театра, что противоречило обычным правилам. Она дебютировала в партии Лизы из «Тщетной предосторожности». В ее репертуар вошла также партия Сванильды из балета «Коппелия».

Однако самый громкий успех принесло молодой балерине исполнение роли Суок в балете по сказке Юрия Олеши «Три толстяка» в 1935 году. Партия Суок была весьма сложной для исполнения. Лепешинской необходимо было воплотить в этом образе и живую, легкую подвижность Суок-девочки, и скованность, соединенную одновременно с грациозностью, Суок-куклы. С задачей балерина справилась блестяще, что стоило ей огромного труда.

Однако, несмотря на несомненный успех, через некоторое время балет «Три толстяка» был снят с репертуара Большого театра и возобновлен лишь в 1940 году.

1936 год стал для Ольги Лепешинской триумфальным – состоялась премьера новой постановки «Спящей красавицы», в которой Лепешинская танцевала принцессу Аврору. Ранее балет шел в канонической постановке Петипа, и новая трактовка Чекрыгина и Мессерера, а также новое либретто внесли в него множество изменений, более созвучных современности. Партия Авроры – труднейший экзамен для любой балерины, и Ольга Лепешинская выдержала его с честью, сумев внести в него собственные черты – живость, динамичность, жизнеутверждающую силу.

В 1938 году Лепешинская исполнила роль Полины в балете «Кавказский пленник» по поэме Пушкина. Лепешинская танцевала блестяще. Но сама она осталась недовольна исполнением. Балерина всегда была по отношению к себе самым строгим критиком. Не принесла ей удовлетворения и партия Маши в «Щелкунчике», и даже та партия, о которой мечтает каждая балерина, – Одетты-Одиллии в «Лебедином озере». Она решила, что не должна танцевать Одетту-Одиллию, поскольку не находила в себе тех внешних и внутренних качеств, которые позволили бы ей слиться с этими образами, создать их совершенное сценическое воплощение. И балерина совершила беспрецедентный поступок – несмотря на славу, которую принесло ей «Лебединое озеро», она попросила руководство Большого театра освободить ее от участия в этом спектакле.

В 1940 году Ольга Лепешинская включила в свой репертуар новую партию, которая стала для нее одной из любимейших, – партию Китри из балета «Дон Кихот».

Началась Великая Отечественная война. Ольга Лепешинская сразу пришла в райком комсомола и потребовала, чтобы ее отправили на фронт. А ей предложили записаться на курсы медсестер. Артистка была возмущена – как же так, ведь она сдала все нормы ГТО и имеет значок «Ворошиловский стрелок»! Она стала дежурить во время налетов вражеской авиации, провожать уезжавших на фронт солдат и офицеров. Однажды во время таких проводов она выступала, призывая бойцов крепче бить врага, как вдруг кто-то из слушателей крикнул: «Лепешинская, ты лучше станцуй». Присутствующие образовали круг, и артистка стала танцевать.

Потом Лепешинская вместе со всей балетной труппой Большого театра эвакуировалась в Куйбышев. Несмотря на бытовые неудобства, работа не прекращалась и в эвакуации.

В августе 1942 года начались концерты Лепешинской – и сольные, и в составе фронтовой концертной бригады Большого театра. На протяжении всех лет войны Лепешинская не только продолжала выступать на сцене, но и успевала объездить с концертами множество городов, поселков, госпиталей. Побывала она и на линии фронта, воодушевляя бойцов своим искусством. 5 декабря 1943 года в Куйбышеве на сцене Большого театра состоялась премьера балета «Алые паруса», поставленного по одноименной повести Александра Грина. Основной исполнительницей партии Ассоль стала Лепешинская.

9 мая 1945 года она встретила в Варшаве. А на следующее утро получила телеграмму. Хореограф Ростислав Захаров сообщал, что ставит для нее балет «Золушка» на музыку Сергея Прокофьева, и просил срочно приехать. 21 ноября 1945 года балет вышел на сцену. Это была первая послевоенная премьера Большого театра.

После премьеры «Золушки» перед руководством Большого театра встала проблема балетного репертуара. Решили обратиться к классике. В конце 1945 года была завершена работа над балетом по повести Пушкина «Барышня-крестьянка». Партию Лизы танцевала Ольга Лепешинская. В этой роли ей пришлось развить мотив двойственности своей героини. Критики отмечали, что Лепешинская удивительно тонко показывала процесс «перевоплощения» Лизы то в простую крестьянскую девушку, то в чопорную барышню, нигде не теряя грации, меры и такта.

Образами, близкими по духу самой Ольге Лепешинской, стали Жанна из балета «Пламя Парижа» (за нее в 1947 году Лепешинская получила Государственную премию) и Тао Хоа из балета «Красный мак» (также отмечена Государственной премией).

В 1949 году Лепешинская стала первой исполнительницей партии Мирандолины из одноименного балета Василенко. Работа над этой ролью увлекла Ольгу Лепешинскую, поскольку давала возможность проявить свою блестящую хореографическую технику и незаурядное комедийное дарование. Живой, праздничный, радостный балет надолго стал любимейшим у зрителей.

Дальнейшая судьба балерины складывалась непросто. 1950 год принес Ольге Лепешинской много горя – арестованы многие родные ее отца, а потом – и ее муж, полковник МГБ. Она пыталась узнать что-либо о судьбе мужа, однако Берия лично запретил ей эти попытки. Фактически саму Лепешинскую спасло в то время лишь то, что Сталин с удовольствием смотрел спектакли с участием любимой балерины, называя Лепешинскую «стрекозой». Однако она была исключена из партии и всех общественных организаций. Тем не менее ее работа продолжалась.

В 1952 году состоялась премьера балета «Фадетта», в котором Лепешинская танцевала главную партию. Героиня вновь оказалась той, к которым тяготела душа балерины, – чистая, непосредственная девушка из народа, которой приходится преодолевать много невзгод и отстаивать свои права. Однако партия Фадетты, к сожалению, не отличалась интересной хореографией. Все же работа над этим образом помогла Лепешинской в осмыслении характера следующей своей героини – Сари из балета «Тропою грома». Здесь вновь возникла трагическая тема неравной любви, очень популярной в те годы. Балет «Тропою грома» был посвящен любви белой девушки к мулату. Партия Сари была последней в ряду премьер замечательной балерины Ольги Лепешинской, завершая созданную ею галерею образов.

Лепешинская продолжала выступать в своих прежних партиях, однако количество выступлений балерине пришлось сократить из-за последствий перенесенной в 1954 году серьезной травмы. Танцуя в балете «Красный мак», балерина внезапно ощутила резкую боль в ноге. Партию она с огромным трудом довела до конца, а после окончания спектакля выяснилось, что ее стопа сломана сразу в четырех местах. Правда, после длительного лечения она нашла в себе силы вернуться на сцену.

В 1956 году после одного из приемов в Кремле Ольга Васильевна вышла на улицу. Моросил дождь, а машины за ней почему-то не прислали. Вышедший следом человек в военной форме, увидев ее растерянность, предложил подвезти. Ольга Васильевна понятия не имела, что рядом с ней крупный военачальник, генерал армии Алексей Иннокентьевич Антонов, а ее спутник и не думал, что едет с известной артисткой Ольгой Лепешинской. Короткий разговор в пути положил начало большому чувству. Вскоре они стали мужем и женой.

Лепешинская выступала до 1963 года, закончив свою карьеру вскоре после смерти Алексея Антонова. Шок был таким сильным, что она потеряла зрение. В 1963 году правительство отправило Ольгу Васильевну для лечения в Италию. Зрение ей восстановили, но еще некоторое время ей требовалось постоянное наблюдение врачей. Однако кипучая энергия Лепешинской не могла оставаться без дела. Поэтому когда Римская академия танца «Санта Чечилия» обратилась к балерине с просьбой провести с ученицами несколько показательных уроков, она согласилась, взяла класс и стала работать. Так началась ее педагогическая жизнь в искусстве.

Знания и опыт ее оказались не востребованы ни в родном театре, ни в хореографическом училище. И в это время руководители немецкой «Комише опер» Вальтер Фельзенштейн и Том Шиллинг пригласили Лепешинскую помочь им в создании балетной труппы. Десять лет отдала она коллективу «Комише опер». Потом были другие города, другие страны. За Римом и Берлином последовали Дрезден, Штутгарт, Мюнхен, Будапешт, Вена, Белград, Стокгольм, Нью-Йорк, Токио и многие другие города.

Ольга Лепешинская скончалась в Москве 20 декабря 2008 года.

 

Жером Роббинс

Он остался в памяти современников как один из лучших хореографов и законодателей американского балета двадцатого века. Именно про него можно было сказать: наутро после премьеры он проснулся знаменитым…

Джером Уилсон Роббинс родился 11 октября 1918 года, за месяц до окончания Первой мировой войны, в еврейском госпитале Манхэттена, в семье еврейского эмигранта из царской России Натана Рабиновича. Вторую часть имени младенец получил из-за патриотических настроений отца, который счел необходимым присовокупить к имени ребенка фамилию тогдашнего президента Уилсона. Фамилия Роббинс была взята как более приличествующая американскому гражданину, но Джером не считал ее своей настоящей фамилией.

В начале двадцатых годов семья переехала в Нью-Джерси, где отец и дядя мальчика открыли компанию по продаже корсетов. Услугами этой компании пользовалось большое количество эстрадных актеров и театров. В детские годы Джерома начали учить играть на скрипке, но он, насмотревшись на знакомых отца, больше полюбил танцы, сценическое движение. Окончив школу, Джером поступил в Нью-йоркский университет, где начал изучать химию.

Но он быстро осознал, что химия – это не то, чему бы он мог посвятить свою жизнь, бросил университет и стал учиться танцевальному искусству в Новой Танцевальной Лиге (New Dance League). Потом Джером исполнял хоровые и сольные партии в театрах Бродвея, выступал в составе труппы «Нью-Йорк Сити балле». Выразительная пластика сделала его популярным у театралов Нью-Йорка. Наконец он познакомился с Михаилом Фокиным.

Недостаток у Джерри классической балетной тренировки не смутил балетмейстера – он заставлял Роббинса осваивать балетную технику, но подбирал ему роли в соответствии с его даром и характером. В театре и у публики Роббинс уже заслужил известность как комический танцовщик. В 1942 году Фокин дал Джерри роль Петрушки в балете Стравинского.

Джером Роббинс – один из лучших хореографов и законодателей американского балета XX века

Но молодой артист мечтал ставить балеты сам. Он предлагал театральному руководству один проект за другим, и вот наконец было одобрено либретто его первого одноактного балета – «Матросы на берегу». Оставалось найти композитора, который согласился бы написать музыку за 300 долларов. Ему посоветовали молодого композитора Леонарда Бернстайна. Услышав его синкопическую, джазоподобную, безошибочно нью-йоркскую музыку, Роббинс понял – он нашел то, что искал.

На следующий день после премьеры балета «Матросы на берегу» ему позвонили двенадцать продюсеров с предложением поставить танцы в их шоу. Мюзиклы пошли один за другим: «За счет города» (тоже с музыкой Бернстайна), «Ботинки с высокой шнуровкой», «Мисс Либерти», «Называйте меня мадам»…

Конец 40-х был временем безоблачного успеха, и венцом этого успеха должно было стать его появление в самом популярном телешоу – Эда Салливана. Но вдруг Салливан не только отменяет его участие, но рекомендует Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности обратить на него внимание.

Ситуация была нелепая – у балетной молодежи в начале сороковых годов вдруг вошла в моду коммунистическая партия Америки, на собрания артисты ходили целыми компаниями и очень там веселились; многие, не подумав хорошенько, вступали в партийные ряды. Роббинс недолго побыл коммунистом – а расхлебывал свое легкомыслие несколько лет. Ему было в чем упрекнуть себя за эту историю – он был очень собой недоволен…

И, словно возмещая свое нравственное падение творческим взлетом, Джером Роббинс один за другим поставил свои лучшие спектакли на Бродвее: «Питер Пэн» в 1954 году, «Вестсайдскую историю» в 1957 году, «Цыганку» в 1959 году, а в 1964 году – сразу два шедевра: «Смешную девчонку» и «Скрипача на крыше». Рекорд этого мюзикла, по продолжительности показа его на бродвейских подмостках, не побит и по сей день. И все эти спектакли были гибридами эстрады, балета и драмы. Каждый следующий спектакль в постановке Джерома Роббинса поражал современников удивительным и неповторимым сочетанием джазового танца с элементами фольклора, и неслучайно великий балетмейстер Джордж Баланчин говорил о своем ученике и друге, что ему «удалось посредством движения выразить подлинно американский дух».

«Вестсайдская история» стала лучшим его мюзиклом, по которому в 1961 году Роберт Уайз поставил всемирно известный фильм, удостоенный премии «Оскар».

Роббинс считал, что ставя спектакль на Бродвее, он должен вложить в него всё, чему научился в балете. И так же относились к мюзиклам его соавторы. Особенно это видно в «Вестсайдской истории». Все трое: композитор Бернстайн, драматург Лоуренс и хореограф Роббинс – были серьезными художниками. Бернстайн писал симфонии, Лоуренс – драматические пьесы. И все трое привнесли в свой мюзикл что-то из других областей искусства. Именно поэтому «Вестсайдская история» стала таким новшеством. До нее не было мюзиклов, где герои танцевали бы балетные вариации на задворках большого города, на его пустых автостоянках, и не в декорациях, а на настоящих пустырях, на фоне настоящих брандмауэров. Не было раньше мюзиклов, в которых люди умирали на сцене, темой которых была ксенофобия и шекспировские страсти нищих Монтекки и Капулетти Нижнего Вест-Сайда.

У Роббинса были две великолепных карьеры, каждой из которых было бы вполне достаточно для одного человека. Одна – в музыкальном театре Бродвея. Другая – в балете. И главным его достижением было то, что он преобразовал оба эти музыкальных мира в Америке. Будучи балетным танцовщиком, он привнес в мюзиклы соответствие танцев сюжету. Его бродвейские танцы вписываются в историю, в диалог, в антураж, соответствуют поведению персонажей. Ярчайший пример – его мюзикл (и фильм) «Вестсайдская история», где танец – один из главных эмоциональных двигателей сюжета. А в балет Роббинс привнес то, что мог дать американский этнос: энергию и театральность Бродвея и, что особенно характерно, – непременный драматический подтекст. Он сделал американский балет чрезвычайно личным и чрезвычайно американским.

В 1958 году Роббинс организовал труппу «Балеты США». Среди лучших его постановок «Нью-Йорк экспорт опус Джаз» (1959), «Свадебка» И.Ф. Стравинского (1965), «Танцы на вечеринке» (1969), «Гольдбергские вариации» на музыку Баха (1971), «Разбитое стекло» (1986), Сюита «Вестсайдская история» (1995) и другие.

В течение многих лет Роббинс возглавлял «Нью-Йорк Сити балле» совместно с Джорджем Баланчиным. Вместе они поставили балеты: «Жар-птица» Стравинского (1970), «Пульчинелла» (1972).

В 1976 году Роббинс поставил серию вальсов и мазурок Шопена под общим названием «Другие танцы» для знаменитых «беглецов из России» Натальи Макаровой и Михаила Барышникова.

В 1989 году семидесятилетний маэстро поставил мюзикл «Бродвей Джерома Роббинса», включавший лучшие танцевальные номера из его спектаклей, созданных им на протяжении сорока лет. Этот мюзикл был удостоен ряда премий, сам Джером Роббинс получил награду «Кеннеди-центра» за выдающиеся достижения в искусстве.

Роббинс ушел из жизни 29 июля 1998 года – вечером этого дня, в дань памяти великому танцору и хореографу, свет фонарей на Бродвее был приглушен.

 

Роберт Джоффри

Он в юности мечтал танцевать в балетах Нижинского, но судьба распорядилась иначе – он восстанавливал их на американской сцене

Настоящее имя знаменитого американского хореографа и педагога Роберта Джоффри – Абдулла Джаффа Анвер Бей Хан. Он родился в 24 декабря 1930 года в городе Сиэтле, штат Вашингтон, его отец был афганец-иммигрант, мать – итальянка. Ребенок рос болезненным, страдал астмой, и врачи боялись, что она станет хронической. Один из докторов, рекомендовавший дыхательные упражнения, посоветовал учить ребенка танцам, чтобы наладить его дыхание и укрепить здоровье.

Когда Роберту Джоффри было двенадцать, он начал заниматься в студии Мэри Энн Уэллс. Под ее руководством он сделал большие успехи и в восемнадцать лет даже отважился на сольный концерт. Потом он уехал в Нью-Йорк и поступил в Школу американского балета, которая была основана еще в 1933 году Линкольном Керстайном и Джорджем Баланчиным. Кроме того, он брал уроки у бывшей примы-балерины Мариинского театра Александры Федоровой. Когда в 1949 году в Америке гастролировал Ролан Пети, Джоффри поступил в его труппу «Парижский балет» – там и состоялся его дебют.

Вскоре после этого Джоффри был приглашен выступить в труппе О'Доннелл и танцевал там с 1950 до 1953 года. В этой труппе, практиковавшей танец модерн, он стал солистом, но уже тогда задумывался о собственной компании. Те, с которыми он был знаком, его не устраивали – он был недоволен ограничениями на фантазию и консервативным подходом к хореографии. Но он оставался в труппе О'Доннелл, желая набраться опыта и освоить различные стили танца. Заодно он присматривал артистов для своего будущего коллектива и думал о репертуаре. И, наконец, начал карьеру преподавателя в Школе сценического искусства в Нью-Йорке. Педагогом он оказался отличным – учил своих студентов не только технике танца, но и его осмыслению. А в результате он поставил со студентами свой первый крупный балет «Персефона» в 1952 году. 1953 году зрители увидели следующий балет – «Скарамуш».

Роберт Джоффри

Публике и профессионалам эти работы понравились.

В 1953 году Джоффри открыл школу, «Американ балле сентер», а в 1954 году организовал небольшую группу «Роберт Джоффри балле консерт», которая через два года стала основой труппы «Роберт Джоффри балле». Главным балетмейстером он назначит своего друга Джеральда Арпино. Труппа заявила о себе двумя премьерами – «Маскарад» на музыку Франсиса Пуленка и «Лунный Пьеро» на музыку Арнольда Шёнберга. Роберта Джоффри стали приглашать балетмейстером в другие коллективы, включая «Нью-Йорк Сити опера». Он брался за любую работу, где требовался хореографический талант, ставил танцы в операх, чтобы удержать на плаву свою молодую труппу. Он привлек внимание прессы, о нем много писали – и в результате он первым из американских хореографов был приглашен в Англию.

Настоящего признания Джоффри добился в 1962 году. Его труппа провела шесть гастрольных туров без внешней финансовой поддержки. В репертуаре уже было более двадцати балетов, в коллектив входило 38 человек, вк лючая маленький оркестр. Наконец Роберт Джоффри нашел богатого спонсора – Ребекку Харкнесс Кин. Миссис Кин еще в 1959 году основала фонд помощи американскому танцевальному искусству. Теперь Джоффри мог перевести дух и спокойно заняться хореографией.

Летом 1962 года миссис Кин пригласила в свое поместье шесть молодых хореографов, в том числе Джоффри и Арпино. Они получили возможность спокойно и продуктивно работать, а осенью состоялся просмотр. Те, которые были признаны удачными, вошли в репертуар труппы Джоффри вместе с костюмами, которые подарила любезная хозяйка.

Роберт Джоффри высоко ценил балеты Нуриева и посвятил себя восстановлению их

Затем труппа Джоффри отправилась путешествовать. Она была включена в специальную международную президентскую программу культурных презентаций. Артисты побывали на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.

В октябре 1963 года компания Джоффри выступила в Белом Доме по приглашению президента Джона Кеннеди. Вскоре после этого она отправилась в двухмесячную поездку по Советскому Союзу, дала концерты в Москве, Ленинграде, Донецке, Киеве и Харькове. Но возвращение домой было нерадостным – хореограф вплотную столкнулся с тем, что бесплатным сыр бывает только в мышеловке. Ребекка Харкнесс объявила, что ее фонд выделяет более одного миллиона долларов на создание «Харкнесс балет». Джоффри сообщил прессе, что он получил ультиматум – требуется изменить название труппы, а его права ограничиваются художественным руководством, то есть – все берется под строгий контроль. Он отказался, и после двух лет отличных отношений с фондом труппа оказалась на пороге краха – большинство костюмов и декораций формально принадлежало фонду, многие танцоры именно с ним заключили свои контракты.

Джоффри начал все почти с нуля. Он зарегистрировал Фонд американского танца как некоммерческую, освобожденную от налогов организацию в поддержку «Роберт Джоффри балле», получил чрезвычайную субсидию на тридцать пять тысяч долларов от Фонда Форда. Использовал он и еще одну возможность – когда труппа «Нью-Йорк Сити балле» перебралась в Центр исполнительских искусств Линкольна, он договорился с «Нью-Йорк Сити сентер», и в 1966 году труппа вошла в его состав, изменив название– теперь она стала «Сити сентер Джоффри балле». Там она работала до 1982 года, когда Джоффри решил перевести ее в Чикаго. Под этим названием труппа получила международную известность. Он создал одну из самых уважаемых и самых известных балетных трупп 1960-х годов.

Джоффри и его друг Арпино все это время ставили экспериментальные балеты, а также возобновляли знаменитые работы таких хореографов двадцатого века, как Аштон, Курт Йосс, Мясин, Нижинский, Роббинс и Фокин. Одним из ранних рок-балетов Джоффри была «Астарта», поставленная в 1967 году, в ней использовались кинокадры и поп-музыка. Он участвовал и в проектах других балетмейстеров – в1973 году Туайла Тарп, объединив свою труппу танца модерн с труппой Джоффри, создала оригинальный спектакль.

В марте 1979 года на Бродвее был показан балет Джоффри «Памяти Дягилева», созданный по случаю пятидесятилетней годовщины его смерти. Это были идея Рудольфа Нуриева – он хотел станцевать в один вечер три роли, прославленные Нижинским. Подобно Баланчину, Роберт Джоффри всегда возражал против приглашенных звезд. Однако его труппа испытывала сильный недостаток в деньгах, и он знал, что Нуриев обеспечивает полный зал. Хотя Джоффри едва ли жаждал видеть своих танцовщиков оттесненными на задний план суперзвездой, он усердно изучал историю танца и разделял рвение Нуриева, а также его увлеченность балетами, имеющими важное историческое и художественное значение.

Джоффри скончался 25 марта 1988 года от СПИДа в возрасте 57 лет. Но до сих пор оригинальные постановки его труппы привлекают зрителей всех возрастов.

 

Жан Бабиле

Ему за восемьдесят, но это ничего не значит. Он обожает жизнь, свою жену Запо и продолжает танцевать и выступать на драматической сцене. А еще он гоняет по Парижу на мотоцикле

Жан Бабиле родился в 1923 году. Его настоящая фамилия – Гутман. Как он обзавелся псевдонимом – это особая история. Впрочем, вся жизнь Бабиле – цепочка невероятных историй.

В детстве он был непоседой. Мать, заметив его страсть к движению, поставила в детской турник, трапецию, кольца. Все свободное время ребенок проводил на этих снарядах. Когда он был совсем маленьким, то упал на палку, которая вдавила ему один позвонок между двумя другими, и они почти сомкнулись. Мальчик услышал разговор родителей: «Если он шелохнется, то может быть парализован на всю жизнь». Он пролежал два месяца, абсолютно не двигаясь. Потом быстро восстановился и стал еще более подвижным.

Жан Бабиле

Его очень рано начали водить в театр. Он видел много опер, оперетт, драматических спектаклей прежде, чем оказался на балете. Это было в Театре Елисейских Полей, где выступал «Балет Монте-Карло». В тот вечер показывали балеты Михаила Фокина: «Шопениану», «Испытание любви» и «Шехерезаду». Мальчик был в таком восхищении, что, выходя из театра, сказал: «Хочу быть танцовщиком». Ему было почти двенадцать лет, и он принял решение.

Отец будущего артиста был человек удивительно образованный, писал картины, сочинял стихи, дружил с Пикассо, который приходил в дом Гутманов на воскресные обеды. Когда сын надоел просьбами отдать в балетную школу при парижской Опере, отец предложил ему проучиться там год, и если педагоги не обнаружат в ученике настоящего таланта, – уйти. Сын согласился и через год стал в классе лучшим учеником. Его одноклассником был будущий хореограф Ролан Пети.

Впереди было прекрасное будущее, но началась Вторая мировая война. Немцы оккупировали Париж. Жан с другом Роланом уехали из Парижа на юг Франции, где у его родителей было небольшое имение. Оба очень беспокоились, что от вынужденного безделья потеряют форму. В результате Бабиле оказался в труппе Марики Безобразовой в Канне, там много танцевал и приобрел немалый опыт. А потом он, понадеявшись на свою счастливую судьбу, вернулся в оккупированный Париж. Его взяли в балетную труппу Оперы, и он ездил с ней даже на гастроли в Испанию. Ради безопасности пришлось взять псевдоним «Бабиле» – это была девичья фамилия матери. Вернулся – и чудом спасся от газовой камеры и каторжных работ, куда отправляли евреев. Полицейский уже взял его паспорт, прочитал фамилию Гутман, но ему помешала паника, во время которой артисту удалось скрыться. Бабиле прятался в бистро, принадлежавшем отцу Ролана Пети, а потом взял и ушел в Сопротивление.

Быть партизаном ему понравилось – он жил в лесу, был в передовом отряде. А когда все кончилось, партизан поместили в казармы. Дисциплина очень быстро надоела Бабиле – он терпеть не мог подниматься по сигналу трубы. Он вышел на шоссе и стал голосовать. Никто не останавливался, Бабиле вытащил пистолет, направил на один переполненный «ситроен» и сказал: «Мне надо в Париж». До Парижа он доехал на крыле автомобиля.

Бабиле стал танцовщиком в Балете Елисейских Полей и решил попробовать себя в качестве хореографа – он влюбился в «Психею» Сезара Франка, мелодии обретали в его фантазии какие-то пластические очертания. В свободное время он репетировал с несколькими танцовщиками. Через пару недель директор театра зашел в зал и сказал: «Это уже готовый балет, мы его покажем на сцене». Но где декорации, костюмы, название? Директор посоветовал позвонить Кокто – тот был мастером на все руки, художником, поэтом, драматургом. И действительно – с его легкой руки появились и декорации, и костюмы, и даже название – «Амур и его любовь».

Тогда Балетом Елисейских Полей руководил Борис Кохно, бывший секретарь Сергея Дягилева и друг Жана Кокто. Он пригласил в гости Кокто и Бабиле. Поэт сказал: «У многих танцовщиков были свои «фирменные» балеты. У Нижинского, например, «Призрак розы», я же подарю тебе твой балет, ты этого заслуживаешь». Так началась работа над балетом «Юноша и смерть», который сделал Бабиле знаменитым – танцовщик в двадцать три года стал кумиром послевоенной Франции.

Сперва Кокто и Пети хотели поставить этот балет без музыки – начать с хореографии, выстроить действие, а потом подобрать музыку. Дошло до генеральной репетиции – а ничего подходящего не нашли. Буквально в последнюю минуту дирижер отыскал совпадающую по времени «Пассакалью» Баха. И оказалось – она словно нарочно создана для этого балета, и даже жесты попадали на самые сильные доли тактов. Под эту музыку и разворачивалась история молодого художника, который ждет девушку, мучается оттого, что она опаздывает, а потом понимает, что его возлюбленная – это смерть, и погибает в парижской мансарде.

Роль Юноши Бабиле исполнял двадцать лет. А когда другие артисты, в том числе Рудольф Нуриев и Михаил Барышников, просили разучить с ними эту партию, – всегда отказывал. Не из эгоизма, просто считал, что они не подходят к этой роли.

Он был артист с характером, мог поспорить с хореографом, мог его передразнить, он никогда не танцевал то, что ему не хотелось танцевать. Даже в парижской Опере он пробыл всего полгода из-за конфликта – вроде бы Серж Лифарь, который тогда был руководителем Оперы, дал ему партию Альберта в «Жизели», но сделал все, чтобы Бабиле на премьере провалился. Балетмейстеры не учитывали жизненной позиции Бабиле: он занимался балетом не ради карьеры, а для собственного удовольствия. Ему нравилось волнение перед выходом на сцену, нравилось делать то, чего никто раньше не делал. Он танцевал сложную партию Голубой птицы в «Спящей красавице» и умудрился сделать ее еще сложнее – ввел в танец бризе с двойной заноской. И когда танец становился для него рабочей рутиной – он мог все бросить и уехать в Лаос, чтобы курить там опиум, потому что в жизни все надо попробовать. Через несколько месяцев путешествий он возвращался в Париж и опять выходил на сцену. Его счастье, что балетмейстеры знали ему цену и постоянно приглашали в свои проекты.

Жан Бабиле в балете «Тиль Уленшпигель»

В начале шестидесятых Бабиле вообще устроил себе семилетние каникулы, из которых его вывел хореограф Жозеф Лаззини, уговорив танцевать в «Блудном сыне». В семидесятых тоже была длительная пауза, за которой последовала работа с Морисом Бежаром. Их встреча – тоже из разряда фантастических историй. Бежар пришел отбирать молодых танцовщиков для своего проекта на урок, который вел Бабиле. Потом подошел и сказал: «Из всего класса я хочу взять одного – учителя». Для Бабиле Морис Бежар создал балет «Жизнь», где партнершей опытного танцовщика стала звезда французского балета Мари-Клод Пьетрагалла.

Он многое в жизни испытал – танцевал в балетной труппе «Ла Скала», «Америкен балле тиетр», создал собственную компанию «Балеты Бабиле», попробовал силы в драматическом театре – с Лукино Висконти, Питером Бруком. Висконти дважды приглашал его в свои постановки («Волшебник Марио» в миланской «Ла Скала» и «Танцевальный марафон» в берлинской «Городской опере»). Он играл в пьесе «Орфей спускается в ад» в постановке Раймона Руло – и перед выходом на сцену в вечер премьеры не на шутку испугался. Это был его дебют в «разговорном театре» – и он должен был напомнить себе, что вообще-то выходит на сцену с двенадцати лет.

В 80 лет Бабиле станцевал главную роль в спектакле Жозефа Наджа «Нет больше небесного свода». Сегодня он выходит на сцену, снимается в кино, любит свою жену – бывшую танцовщицу, ныне фотографа и видеорежиссера Запо, встречается со зрителями, путешествует и получает удовольствие от каждого прожитого дня.

 

Пьер Лакотт

Его называют балетным археологом, хореографическим антикваром. Он – признанный реставратор забытых шедевров прошлых веков

Пьер Лакотт родился 3 февраля 1932 года. Он учился в балетной школе при парижской Опере, брал уроки у великих русских балерин – Матильды Кшесинской, Ольги Преображенской, Любови Егоровой. Особенно хорошо он поладил со своей первой преподавательницей Егоровой – у нее была отличная память, она помнила балеты Мариуса Петипа во всех подробностях и рассказывала мальчику все роли, и главные, и второстепенные.

Лакотт за годы учебы напрямую впитал итальянскую, французскую и российскую балетную культуры от своих педагогов. Сперва это была Любовь Егорова, позднее Лакотта учили Карлотта Замбели из миланской «Ла Скала» и Гюстав Рико – по выражению самого Лакотта, «чистый продукт французской школы».

В 19 лет Пьер Лакотт стал первым танцовщиком главного театра Франции. Он танцевал с такими звездами, как Иветт Шовире, Лизетт Дарсонваль, Кристиан Воссар. В 22 года увлекся современным танцем, начал ставить самостоятельно, забросил карьеру классического танцовщика и в 1955 году ушел из Парижской оперы. В 1957 году он танцевал в нью-йоркской Метрополитен-опера.

Пьер Лакотт

Во второй половине пятидесятых и начале шестидесятых Лакотт руководил труппой «Балет Эйфелевой башни», выступавшей в Театре Елисейских Полей, поставил для нее спектакли «Ночь-волшебница», «Парижский мальчишка» на музыку Шарля Азнавура и другие. В 1963–1968 годах он – художественный руководитель труппы «Национальный балет французской музыкальной молодежи», для которой поставил «Простую симфонию» на музыку Бриттена, «Гамлета» на музыку Уолтона, «Будущие страсти» на музыку Лютославского. Там впервые заявила о себе блистательная танцовщица Гилен Тесмар, впоследствии ставшая женой Лакотта.

В 1968 году Лакотт начал исследовать архивы, исторические записи, собирать материалы о прославленной балерине Марии Тальони. Мысль о реконструкции балета «Сильфида» – родом из детства, тут сыграли роль воспоминания Любови Егоровой. Она работала с Иогансоном, который в молодости был партнером Марии Тальони. Своим ученикам – Павловой, Карсавиной, Кшесинской – он показывал па и говорил: «Вот так танцевала Тальони». Егорова видела это, наблюдая за Иогансоном, и смогла объяснить своему ученику. Все документы, которые он отыскал, тоже объясняли манеру держать себя, двигаться, красиво подавать технические сложности.

Метрополитен-опера в Нью-Йорке

В 1971 году Лакотт неожиданно для всех реконструировал балет «Сильфида», поставленный в 1832 году Филиппом Тальони для своей легендарной дочери. Спектакль, сделанный для телевидения, произвел фурор, был в 1972 году перенесен на сцену Парижской оперы, породил моду на старинные балеты и стал первым в длинной череде лакоттовских возобновлений. Реконструкция не была стопроцентной – Лакотт не смог «опуститься» до несовершенной техники танцовщиков той эпохи и поставил всех балерин на пуанты, хотя в «Сильфиде» 1832 года на носки вставала одна Мария Тальони, и в хореографии это обыгрывалось.

Следующим возрожденным балетом была «Бабочка» – единственная постановка Марии Тальони, созданная для ее ученицы Эммы Ливри.

В 1979–1980 годах Лакотт поставил «Сильфиду» для Новосибирского театра оперы и балета, создал ряд небольших номеров и спектаклей для Мариинского театра – в том числе восстановленные па-де-сис из «Маркитантки» Артюра Сен-Леона, фрагменты из балетов «Хромой бес» и «Бабочка»; с ансамблем «Московский классический балет» французский хореограф в 1980 году поставил для Екатерины Максимовой спектакль «Натали, или Швейцарская молочница» – еще один основательно забытый балет Филиппо Тальони.

Лакотт понял, что напал на золотую жилу. У него было достаточно знаний для реконструкции старинных балетов. И, пройдя через увлечение современным танцем, он был готов бережно восстанавливать классику, очищая ее от всего наносного. Это была воистину «балетная археология» – по гравюрам, по записям в старых партитурах восстанавливать танец.

В конце девятнадцатого века танцовщик Мариинского театра Владимир Степанов ввел в обиход понятие «хореографической партитуры». Он нашел способ фиксировать на бумаге практически все детали балетной постановки. По системе Степанова была записана большая часть репертуара дореволюционной Мариинки в постановке Мариуса Петипа. После революции архив театра был вывезен за границу и в конце концов попал в библиотеку Гарвардского университета. В 1998 году по запросу Мариинского театра Гарвард предоставил ему (но не разрешил публиковать) эти записи. Год ушел на расшифровку, и в результате зрители смогли увидеть балет «Спящая красавица» таким, как его задумал великий Петипа. А французскому хореографу Пьеру Лакотту благодаря системе Степанова удалось восстановить балет Петипа «Дочь фараона», поставленный в 1862 году. Некоторые части балета были очень хорошо записаны. Но, например, объяснялось положение ног, а положение рук не было зафиксировано. Оказалось – запись рассчитана на тех, кто, по крайней мере, видел этот балет. Лакотт много времени потратил на расшифровку, но, кроме трех известных вариаций, все остальное надо было восстанавливать.

Лакотт беседовал с ветераном Большого театра, знаменитой Мариной Семеновой, которая в юности танцевала в «Дочери фараона». Тогда ей было семнадцать лет, при встрече с балетмейстером – девяносто. Она единственная могла бы что-то вспомнить, но, увы, ничем помочь не смогла.

Премьера «Дочери фараона» состоялась в Большом театре в 2000 году.

Над балетом «Ундина» французский маэстро работал несколько лет – редкий для западного мира случай. Началось с того, что он приехал в Санкт-Петербург по приглашению дирекции Мариинского театра для переговоров – что бы Лакотт мог поставить в этом театре. Балетмейстер Никита Долгушин отыскал старую партитуру «Ундины» – петербургской версии балета, поставленной Жюлем Перро в 1851 году. Лакотт понял – это судьба. Он взялся за «Ундину», стал сводить вместе петербургскую и лондонскую версии, на основе трех сценариев Перро создал один, и получился балет далеко не безупречный, но дающий представление о хореографии того времени.

Для труппы Парижской оперы Лакотт в 2001 году восстановил «Коппелию» Артюра Сен-Леона, премьера которой состоялась в 1870 году. Сам он исполнил роль старого чудака Коппелиуса.

Но Лакотт – не хореограф-гастролер без собственной труппы. В 1985 году он стал директором Балета Монте-Карло. В 1991 году Пьер Лакотт возглавил Государственный балет Нанси и Лоррэн. С его приходом балет города Нанси стал второй по значению классической труппой Франции (после Парижской оперы).

Он приобрел архив Марии Тальони и собирается издать книжку об этой легендарной балерине. Он полон новых замыслов…

 

Владимир Васильев

Даже на русской сцене – лучшей балетной сцене мира – редко появляются танцовщики, обладающие такой экспрессией, силой, мужественной красотой танца и широтой творческого диапазона

Владимир Васильев родился 18 апреля 1940 года в Москве.

В 1947 году Володя Васильев случайно оказался на занятиях хореографического кружка Кировского Дома пионеров. Педагог Елена Россе сразу отметила особую одаренность мальчика и предложила ему заниматься в старшей группе. В следующем году он занимался уже в городском Дворце пионеров, с хореографическим ансамблем которого в 1948 году впервые выступил в концерте на сцене Большого театра – это были русский и украинский танцы. В 1949 году Васильев был принят в Московское академическое хореографическое училище в класс E.A. Лапчинской.

Как вспоминали многие его старшие коллеги и педагоги-репетиторы, в то время он не производил впечатления танцовщика, способного на исполнение столь разноплановых ролей. В ту пору танцовщик выглядел несколько простоватым, с более развитой, чем это принято по классическим канонам, мускулатурой, отчего казался немного приземистым. Однако Васильев совершенно преображался на сцене, и движения его, и лицо становились столь одухотворенными, что исполнение любой роли, от героической до лирико-романтической, было для него органичным. Великолепные хореографические способности, мощный прыжок-полет усиливали это впечатление.

В 1958 году он окончил училище по классу М.М. Габовича, знаменитого премьера Большого театра. На отчетном концерте выпускников он не только танцевал традиционные вариации и па-де-де, но и создал исполненный глубокого трагизма образ шестидесятилетнего ревнивца Джотто в балете «Франческа да Римини».

Владимир Васильев прославился мужественной красотой танца и широтой творческого диапазона

26 августа 1958 года Владимир Васильев был принят в балетную труппу Большого театра. Из училища он выпускался как демихарактерный танцовщик и не собирался танцевать классику. Однако было что-то в молодом танцовщике, что обратило на него внимание великой Галины Улановой, и она предложила ему быть ее партнером в классическом балете «Шопениана».

Поверил в его талант и балетмейстер Юрий Николаевич Григорович, который тогда только пришел в театр. Он предложил восемнадцатилетнему выпускнику училища центральную партию в своей постановке балета С.С. Прокофьева «Каменный цветок», в которой Васильев сразу завоевал любовь и признание зрителей и критики.

За ролью Данилы-мастера последовали другие главные партии современного и классического репертуара: Принц («Золушка», 1959), Андрей («Страницы жизни», 1961), Базиль («Дон Кихот», 1962), Паганини («Паганини», 1962), Фрондосо («Лауренсия», 1963), Альберт («Жизель», 1964), Ромео («Ромео и Джульетта», 1973).

В 1964 году он исполнил две диаметрально противоположные партии: эмоциональный, страстный Меджнун («Лейли и Меджнун» в постановке К. Голейзовского), пластика которого наполнена восточным колоритом и экспрессией, – и Петрушка (одноименный балет по М. Фокину в постановке Боярского), в партии которого Васильеву удалось соединить «механичность» пластики куклы, ее внутреннюю и внешнюю скованность с глубоким драматизмом.

Все партии Владимира Васильева отличались большим разнообразием, требующим от артиста разноплановости его амплуа. Очень интересен был созданный им образ Щелкунчика в постановке Юрия Григоровича. Владимир Васильев сумел со свойственным ему артистизмом показать превращение Щелкунчика-куклы в образ, исполненный одухотворенности и благородства.

Сцена из балета «Спартак»

В 1968 году Владимир Васильев создал на сцене героический образ Спартака, исполнив эту партию в балете Григоровича. Партия Спартака была очень сложна технически, танцовщику необходимо было проявить в ней высочайший на то время уровень хореографической техники, и Васильев справился с этой задачей блестяще. Артистизм Владимира Васильева позволил ему создать не только хореографически совершенный, но и крайне выразительный, убедительный образ героя, борющегося за свободу. За эту роль Васильев был удостоен Ленинской премии и премии Ленинского комсомола.

Его Ромео в спектакле 1973 года «Ромео и Джульетта» – не тот юный, трепетный герой, который, как правило, появлялся в постановках этой шекспировской трагедии. В исполнении Васильева Ромео – уже не мальчик. Он юн, но обладает мужеством и трагизмом.

В каждой новой работе Васильев доказывал, что он действительно «исключение из правил», личность, способная воплотить на сцене любой образ.

Невозможно говорить о Владимире Васильеве, не упомянув о его постоянной партнерше, верной соратнице и спутнице жизни – Екатерине Максимовой, в дуэте с которой создавались лучшие партии Васильева. Хрупкость, детская непосредственность Максимовой контрастировали с мужественностью и силой Васильева. Дуэт Максимова – Васильев на многие годы стал символом Большого театра и всего советского балета.

За время своей творческой карьеры Васильев много и с огромным успехом выступал за рубежом – в парижской Опере, «Ла Скала», Метрополитен-опера, Ковент-Гардене, Римской опере, театре «Колон». Морис Бежар поставил специально для него свою версию балета Стравинского «Петрушка» («Балет XX века», Брюссель, 1977). Эталоны исполнительского мастерства, заявленные Васильевым, во многом остаются недосягаемыми до сих пор – например, Гран-при Международного конкурса артистов балета, который он завоевал в 1964 году, так больше и не был никому присужден на последующих конкурсах.

Васильев был первым исполнителем центральных партий во многих постановках Юрия Григоровича, однако постепенно между ними наметилось серьезное различие в творческих позициях, переросшее в конфликт, в результате которого в 1988 году В. Васильев, Е. Максимова, как и ряд других ведущих солистов, были вынуждены расстаться с Большим театром.

Его балетмейстерским дебютом стал балет «Икар» С.М. Слонимского на сцене Кремлевского дворца съездов (1971 год – первая редакция; 1976 год – вторая). Уже в первой работе проявились отличительные особенности хореографического почерка Васильева – необычайная музыкальность и умение раскрывать в пластике тончайшие оттенки человеческих чувств. Он ставил камерные вечера балета, в которых все определяет музыка и развитие чувств, а не конкретный сюжет, перенес на балетную сцену шекспировского «Макбета» (1980), чеховскую «Анну на шее» («Анюта», 1986), создал свои версии классических спектаклей. Занявшись постановочной работой, Владимир Васильев, почувствовав необходимость специальных знаний, окончил в 1982 году балетмейстерское отделение ГИТИСа и стал там педагогом, а потом и заведующим кафедрой. В 1990 году он получил звание профессора хореографии.

В 1995 году Указом Президента России Васильев был назначен художественным руководителем – директором Большого театра. Ему удалось вывести театр из тяжелого кризисного состояния. Была утверждена современная контрактная система, возродились традиции бенефисов. Каждый год в театре проходили премьеры, позволившие сплотить творческий потенциал труппы, в том числе при участии выдающихся зарубежных мастеров: Питера Устинова, Пьера Лакотта, Джона Тараса, Сьюзен Фарелл.

Совместно со сценаристом В. Ермолаевым Владимир Васильев поставил художественный фильм «Фуэте», в котором исполнил главную мужскую роль. Фильм посвящен балетным будням – тому, что обычно скрыто от глаз зрителей.

Владимир Васильев снимался также во многих других фильмах – «Сказке о Коньке-Горбунке», «Спартаке», «Жиголо и Жиголетте», фильме-опере «Травиата». Творчеству Васильева и Максимовой посвящено несколько кинокартин – «Дуэт», «И осталось, как всегда, недосказанное что-то…», «Катя и Володя».

Перечислить его звания и премии – нелегкая задача. Вот главные – он народный артист России, лауреат Государственной премии России и премии имени Дягилева, премии Парижской академии танца имени М. Петипа «Лучший дуэт мира» (совместно с Е.С. Максимовой, 1972), премии ЮНЕСКО (1990), награжден орденами Ленина (1976), Трудового Красного Знамени (1986), Дружбы народов (1981), «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2000), Св. Константина Великого (1998), Св. Благоверного князя Даниила Московского (1999), французским орденом «За заслуги» (1999), медалью имени П. Пикассо (2000), бразильским орденом Рио Бранко (2004).

Сейчас Владимир Васильев активно сотрудничает со многими театрами страны и мира, возглавляет и участвует в работе жюри различных международных конкурсов артистов балета, дает мастер-классы, репетирует, готовит новые спектакли и роли.

 

Екатерина Максимова

Ее нельзя назвать просто балериной, даже знаменитой, – она в первую очередь актриса. Актриса, танцевавшая на пуантах с воздушной легкостью

Екатерина Максимова родилась в Москве 1 февраля 1939 года. Хрупкая большеглазая девочка, живая и подвижная, мечтала стать пожарником или кондуктором трамвая. В самом крайнем случае балериной. Мама Кати долго колебалась, прежде чем отвести девочку на показ в хореографическое училище. Сыграл свою роль тот факт, что жили они в одном доме и были знакомы со знаменитой балериной Екатериной Гельцер, которая отметила у девочки несомненные балетные данные. Действительно, сложена Катя была для балета – худенькая, легкая, пропорциональная, подвижная и грациозная.

Екатерина Максимова – актриса, танцевавшая на пуантах с воздушной легкостью

В десять лет Катя Максимова поступила в Московское хореографическое училище. Еще в первом классе, проучившись всего несколько месяцев, она впервые в жизни вышла на сцену Большого театра – ту сцену, которая впоследствии станет для нее родной и привычной. Вначале она появлялась в детских эпизодических ролях в оперных спектаклях, а вскоре ей была доверена и балетная роль в «Золушке» – Катя была птичкой в свите феи Весны. В 1952 году она впервые участвовала в балете «Щелкунчик», который надолго вошел в ее жизнь. Она исполняла партии снежинки, куклы, Маши-девочки, танцевала па-де-труа со своей соученицей и Владимиром Васильевым, с которым впоследствии крепко связала ее судьба на сцене и в жизни.

Еще будучи ученицей, Максимова станцевала первую большую роль – Машу в «Щелкунчике» и получила первую премию на Всесоюзном конкурсе артистов балета в Москве в 1957 году.

Сцена из балета «Щелкунчик»: Маша – Екатерина Максимова, Принц – Владимир Васильев

После окончания училища молодая балерина в 1958 году пришла в Большой театр и проработала в нем до 1988 года. Сразу же, практически минуя кордебалет, она стала танцевать сольные партии. Небольшого роста, идеально сложенная и удивительно пластичная балерина, казалось, самой природой была предназначена для классических ролей. Но вскоре стало очевидно, что ее возможности поистине безграничны – она с одинаковым блеском исполняла и классические, и современные партии. Максимова обладала особенным прыжком. Казалось, она не просто подпрыгивает, а летает в воздухе. Особенно ярко это проявлялось в партиях современного репертуара.

Уже в 1959 году, на следующий год после окончания училища, она отправилась на свои первые зарубежные гастроли в США и Канаду. Отзывы о ней были самыми восторженными. После поездки за Екатериной Максимовой надолго закрепилось прозвище, данное ей прессой: «маленький эльф». В том же году Максимова завоевала золотую медаль на конкурсе классического танца на Всемирном фестивале молодежи в Вене. И вновь гастроли – Китай, а в последующие два года – Дания, Норвегия, Финляндия.

Вскоре началась первая ее совместная работа с молодым балетмейстером Юрием Григоровичем, работавшим в то время в Ленинграде и приглашенным для постановки балета «Каменный цветок». Григорович постарался показать не отвлеченные образы уральского сказа, а живых, конкретных людей с их переживаниями и чувствами, достоинствами и недостатками. В его постановках всегда был очень силен драматургический элемент, и дарование Екатерины Максимовой как нельзя более соответствовало целям балетмейстера. Она сумела показать динамику развития характера Катерины, последовательно переходя от лирического образа русской девушки к характеру сильному, способному бороться за свою любовь.

Через год Екатерина Максимова получила одиннадцатый вальс в «Шопениане». Этот балет оказался глубоко созвучен душе балерины, и через год она уже исполняла в нем Прелюд и Седьмой вальс.

В 1960 году Максимова снялась в фильме-балете «Золушка», где танцевала фею Весны. На следующий год снялась в роли Жизели в фильме «СССР с открытым сердцем», предназначенном для показа на Западе. Премьера фильма состоялась в Париже, и этот визит во Францию принес танцовщице еще одну радость – он стал свадебным путешествием Екатерины Максимовой и Владимира Васильева.

Серьезным испытанием стала для молодой артистки партия Марии в балете «Бахчисарайский фонтан». До нее исполнительницей этой партии была Галина Уланова. Образ Марии неразрывно слился с характером знаменитой балерины, а ее пластика стала эталоном. Та же история была с Жизелью – эту партию Максимова получила прямо «из рук» прославленной балерины. Уланова, подыскивая себе ученицу, остановилась на подающей большие надежды молодой танцовщице. Жизель Максимовой, принесшая ей славу и успех, была более беспечной и наивной, чем тот же образ у Галины Улановой, скорее лиричной, нежели трагичной.

Особое место в ее жизни занимал творческий и семейный союз с Владимиром Васильевым. Хрупкая и изящная Максимова и сильный, атлетичный, уверенный в себе Васильев составляли необычайно гармоничную пару.

В 1968 году Григорович поставил балет «Спартак», в котором партию Фригии, подруги Спартака, он создал специально для Екатерины Максимовой. Новизна этой партии состояла не только в ее трагическом характере, но и в ее хореографическом рисунке. Григорович ввел множество сложных поддержек и почти акробатических элементов. Но этот новый для Максимовой образ был столь же органичен, сколь и все созданные ею характеры. Она создала живой образ героини, соединив античную пластику с остросовременной техникой.

Успех следовал за успехом, творческие силы росли одновременно с опытом, и казалось, что удачам не будет конца. Дуэт Екатерины Максимовой и Владимира Васильева стал символом Большого театра тех лет.

Однако непрерывный взлет резко оборвался. Крест на карьере едва не поставила травма позвоночника, которую она получила в 1975 году на репетиции балета «Иван Грозный». Была сложная верхняя поддержка, из которой балерина неудачно вышла. В результате у нее «выскочил» позвонок.

Сначала травма казалась не столь серьезной, и балерина стремилась скорее возобновить работу. Готовились съемки фильма-балета «Спартак», в котором она должна была исполнять столь удавшуюся ей роль Фригии. Но такая поспешность привела к еще более страшным последствиям. Артистка оказалась в больнице и была обречена на месяцы полной неподвижности. Врачи утверждали, что большим счастьем для Максимовой будет даже простая возможность ходить.

Лечение продолжалось более года. Максимова при помощи мужа и своей силы воли сумела справиться с болезнью. Целый год носила специальный корсет и делала упражнения, разработанные для нее Васильевым. 10 марта 1976 года она вновь вышла на сцену Большого. В «Жизели».

Пережитые Екатериной Максимовой страдания, конечно, не могли не отразиться на ее восприятии мира, заставили переосмыслить многое в творчестве. Ее героини потеряли часть своей легкомысленности, приобретя взамен мудрость, силу и терпение, наивность сменилась глубиной чувств.

В 1976 году Васильев поставил для Максимовой балет «Икар», где она сыграла Эолу, а затем еще целый ряд спектаклей, как в театре («Эти чарующие звуки…»,1978), так и на телевидении («Анюта» и «Чаплиниада»).

«Икар» стал балетмейстерским дебютом Владимира Васильева. Партию Эолы он создавал фактически в соавторстве с Максимовой. Ее танец состоял из излюбленных Максимовой и очень подходящих ее пластике струящихся мягких линий, причудливых, неожиданных и гибких.

Тогда перед артистами и балетмейстерами стояла задача – донести искусство балета до максимально широких кругов. Васильев и Максимова обратились к телевидению и кино. У балерины уже был опыт съемок в кинофильмах начала 60-х годов. Теперь ее творческие замыслы нашли свое воплощение на телевидении. «Ведь именно здесь я могу танцевать партии из спектаклей, которые не идут в нашем театре, или выступать в балетах, специально созданных для телевидения», – отзывалась об этой стороне своей работы сама танцовщица.

Первой работой Максимовой на телевидении стал фильм-балет на музыку Прокофьева «Трапеция», где балерина исполняет роль Девочки, выступающей в бродячем цирке. Телевидение дало артистке возможность проявить свой дар тонкого юмора, эксцентрики, гротеска. Она смогла раскрыть талант комедийной и драматической актрисы.

В фильме-балете «Галатея», поставленном Дмитрием Брянцевым в 1978 году по мотивам пьесы Бернарда Шоу и мюзикла Фредерика Лоу «Моя прекрасная леди», Екатерина Максимова сыграла главную роль – роль уличной цветочницы Элизы Дулитл, которую буквально подобрал на улице преподаватель хореографии Хиггинс (в исполнении Мариса Лиепы) и старательно обучает основам хореографии, хорошим манерам. Максимовой удалось очень точно передать очаровательное сочетание грации и неуклюжести Элизы.

Следующим фильмом с ее участием стал фильм-балет «Старое танго», где Екатерина Максимова исполняла роль травести. Фильм был снят по мотивам известной в свое время кинокомедии «Петер». В основе сюжета лежат приключения влюбленной девушки, которая переодевается юношей.

Вскоре Екатерине Максимовой довелось вновь вернуться к амплуа травести – на этот раз уже на театральной сцене, в балете «Гусарская баллада» в постановке Брянцева. Правда, здесь ей пришлось создавать совершенно другой характер – вспыльчивой и озорной Шуры Азаровой, девушки-гусара. В 1979 году на экране появился телефильм «Жиголо и Жиголетта», в котором Екатерина Максимова сыграла роль Стеллы, а годом позже – фильм-балет «Эти чарующие звуки».

Великолепен фильм-балет Гаврилина «Анюта» и одноименный спектакль, поставленный по мотивам произведения А.П. Чехова «Анна на шее». Вновь хореографическое и актерское мастерство Екатерины Максимовой вызвали восторг зрителей и телезрителей.

С 1980 года Максимова выступала в спектаклях ансамбля «Московский классический балет». В этом составе она исполнила партию Натали в балете «Натали, или Швейцарская молочница» (1980), танцевала Джульетту в балете «Повесть о Ромео и Джульетте».

Списку наград Екатерины Максимовой позавидует любая балерина. Тут и звание народной артистки СССР (1973), и премия имени Анны Павловой Парижской академии танца (1969), и премия имени Мариуса Петипа Парижской академии танца (1972, «Лучший дуэт мира», совместно с В. Васильевым), и Государственная премия СССР (1981), и Государственная премия России (1991). И ордена Ленина (1976), Трудового Красного Знамени (1971 г.), Дружбы народов (1981), и ордена «За заслуги перед Отечеством» III и IV степени.

Творчеству Максимовой и Васильева посвящены телевизионные фильмы «Дуэт» (1973), «И осталось, как всегда, недосказанное что-то…» (1990), а также французский видеофильм «Катя и Володя» (1989).

В 1980 году Максимова закончила Институт театрального искусства по специальности педагог-балетмейстер, а с 1982 года начала преподавать на кафедре хореографии ГИТИСа. После окончания исполнительской деятельности она в 1990 году стала педагогом-репетитором балета Кремлевского дворца съездов. Там она вместе с Александром Парра поставила спектакль «Библия». Вторая их работа – ироничный и задорный спектакль «Русская рулетка». С 1998 года Максимова была балетмейстером-репетитором Большого театра.

Екатерина Максимова ушла из жизни в ночь на 28 апреля 2009 года в своей московской квартире от сердечной недостаточности.

 

Пина Бауш

Она говорила о себе так: «Для меня спектакль – это жизнь в самом простом значении слова. Она важнее всего»

Филиппина Бауш, ставшая известной как Пина Бауш, родилась 27 июля 1940 года в Золингене (земля Северный Рейн – Вестфалия).

О ее раннем детстве известно, среди прочего, то, что значительную его часть она провела под столом. Родители Пины держали небольшое кафе в городке Золинген, расположенном в центре Рейнско-Рурского угольного бассейна. В этом кафе она и пряталась под столом, подолгу наблюдая за гостями.

Начав учиться танцам, она стала солисткой в детском балете города Вупперталя. А в пятнадцать лет Бауш поступила в основанный известным хореографом Куртом Йоссом «Фолькванг-балет» в Эссене. Курт Йосс в конце тридцатых годов прославился своим экспрессионистским антивоенным балетом «Зеленый стол», который до сих пор ставят на многих сценах.

«Фолькванг-балет» был частью знаменитой «Фольквангшуле»– высшей школы, специализирующейся на музыке, живописи и театре. В мрачноватой атмосфере шахтерского региона, где добрую треть населения составляли семьи восточноевропейских гастарбайтеров, сама идея подобного учреждения казалась утопией. «Фольквангшуле» и была такой утопией, и атмосфера и идеи ее во многом повлияли на язык и выбор жанровых средств будущего хореографа.

Но началось все, как это, впрочем, часто бывает у хореографов, с необыкновенно удачной танцевальной карьеры. По окончании «Фоль-квангшуле» в 1958 году Бауш отправилась по стипендии немецкой службы академических обменов DAAD в США, в Джульярдскую школу, танцевала в компании Пола Санасардо и в «Нью Амэрикен балле». Ее ждала прекрасная карьера в США. Но в 1962 году бывший мэтр, Курт Йосс, пригласил ее солисткой в «Фолькванг-балет» в Эссене. После нескольких успешных танцевальных сезонов Пина Бауш решила попробовать себя в хореографии. Ее первая работа называлась «Фрагмент» и была поставлена в 1968 году.

В хореографии Пины Бауш почти всегда присутствует ритуальная основа

В самом начале ее постановки вызывали бурю протеста у зрителей. И это длилось полтора десятка лет. Еще в 1975 году со спектакля «Церемония весны» люди выходили, хлопая дверями. Бауш, однако, не сдавалась. И профессионалы ее признали.

В 1969 году она завоевала первую премию на международном конкурсе хореографов в Кёльне. В 1973 году после появления экспериментального балета «Nachnull» ее назначили главным хореографом в Вуппертале – там она и осталась до самой смерти.

Настоящий успех пришел к Бауш в 1974 году, когда в Вуппертале была поставлена хореографическая версия знаменитой оперы Глюка «Ифигения в Тавриде». Критики назвали ее лучшим спектаклем года, но родная вуппертальская публика не сразу приняла непривычную хореографию: дело доходит даже до анонимных звонков с угрозами.

Бауш постепенно собрала свою уникальную труппу и поставила несколько спектаклей, прославивших ее на весь мир, в том числе «Кафе Мюллер» и «Семь смертных грехов» по Брехту и Вайлю. Ранние спектакли Бауш сильно связаны с традицией немецкого экспрессионизма, с театром учителя Пины Бауш – Курта Йосса. Поэтому в «Семи смертных грехах» нет места живописи, радостным краскам, мягкой иронии и миролюбию. Это спектакль мрачный, резкий, люди в нем агрессивны, в хореографическом тексте господствует обличительная интонация. Критики назвали его «самым разрушительным зрелищем, которое можно увидеть на немецкой сцене». В оригинале сочинение Брехта и Вайля называется «Семь смертных грехов мещанина». Это зонги, в которых рассказывается о судьбе двух сестер с одним именем Анна (речь, конечно, о двух гранях одной личности), скитающихся по Америке в поисках славы и денег, увязающих в мещанстве и семи его грехах: лености, гордыне, гневе, чревоугодии, похоти, алчности и зависти. Однако в трагическом кабаре Пины Бауш все грехи слились в один: мужская похоть. Это она калечит и низводит Анну (партия, которую когда-то исполняла сама Бауш) до состояния загнанного зверя.

К началу 1980-х она стала одной из ключевых фигур мира танца двадцатого века и прославилась еще и тем, что никогда не давала интервью. Она до сих пор – один из самых знаменитых, спорных и провокационных европейских хореографов.

Постепенно работы Пины Бауш становились визитной карточкой нового немецкого искусства. Она не просто преобразовала современный танец, но и создала новый жанр: танцевальный театр, систему, в которой слова, музыка и движение существуют на равных. Многим из того, что сегодня существует в области танцевального театра, этот жанр обязан Пине Бауш.

Она творила на пересечении жанров. Иногда главным выразительным средством становились сама сцена, материал декораций или их расположение в сценическом пространстве. Что касается музыки, для Бауш было столь же естественно обращаться к классическим формам и ставить, к примеру, «Весну священную» Стравинского, как и использовать шлягеры, джазовую импровизацию, оперетту и даже комбинировать детские песни с музыкой парижского авангардиста-электронщика Пьера Анри.

Однажды Пина Бауш пожаловалась, что никто не видит в её спектаклях религиозной почвы. Прозвучало это несколько неожиданно. И всё-таки ритуальная основа в ее хореографии почти всегда присутствует. Иногда это ритуал повседневной жизни, ее круговорота, иногда – более дальние, уходящие к мифам аллюзии. Как, например, в «Луговой земле», водная стихия женской природы, отсылающая нас к древним устойчивым образным представлениям, или органический ритуальный финал спектакля – застолье.

Поздние спектакли Пины Бауш, созданные на протяжении последних лет, в отличие от скупой, часто чёрно-белой эстетики ранних постановок, вызывающе живописны, причудливы, экзотичны. Они навеяны атсмосферой и пластикой тех городов, где выступала ее труппа: Будапешта, Палермо, Стамбула, Токио, Лиссабона, Гонконга, Мадрида, Рима, Лос-Анджелеса, Сеула, Вены. Но в них нет открытой лирики, душевного индивидуального откровения и неуловимой духовной общности со зрительным залом, что было характерно для хореографии 1970—1980-х годов. Пина Бауш в своих последних спектаклях наперекор господствующему пессимизму и мании жестокости на сцене довольно последовательно выстраивает на сцене если не подобие Эдема, то, по крайней мере, некий экзотический остров эпикурейства. Куда и приглашает приземлиться и зрителей.

Пожалуй, один из самых «роскошных» спектаклей последних лет Пины Бауш – «Мазурка Фого» («фого» по-португальски означает праздничная), поставленный в 1998 году. Сцена, задник и кулисы представляют собой огромный белый экран, куда проецируются кадры водной стихии. Кажется, будто зрители вместе с актерами Пины Бауш блуждают в бесконечном океане, находясь на движущемся тропическом островке. Этот балет можно было бы назвать энциклопедией приёмов Пины Бауш. Ибо многие мизансцены, не считая сольных танцев, были когда-то найдены и придуманы ею для других постановок. В следующем спектакле Пины Бауш «О, Дидо», поставленном в 1999 году, видеоряд представляет собой максимально увеличенные цветы: анютины глазки, ирисы и другие. Среди них, как в джунглях, бегают и танцуют актеры. Так же как и другие поздние постановки Пины Бауш, «О, Дидо» не имеет сюжета. Номера его взаимозаменяемы и не обязательны.

В отличие от ранних спектаклей Пины Бауш, где часто женщины становились предметом брутального отношения, в «О, Дидо» скорее женщины брутальны по отношению к мужчинам. Только теперь это носит шуточный характер, играется не всерьез.

Были в ее биографии и два культовых фильма. Федерико Феллини в 1983 году снял ее в своей картине «И корабль плывет» в маленькой роли слепой ясновидящей принцессы, которая на ощупь играет в шахматы. Кротость и таинственность этого персонажа забыть невозможно. Но это лишь экранный облик. В театре, в режиссуре Пина Бауш была иной. Главную свою тему – отстаивание прав и достоинства женщины – она вела с неистовством мстительной античной богини. В фильме Педро Альмодовара «Поговори с ней» (2002) Пина Бауш сыграла саму себя.

В июле 2009 года она собиралась на гастроли в Москву со своим спектаклем «Семь смертных грехов», но умерла в Германии 30 июня 2009 года от рака.

 

Юрий Григорович

На протяжении многих лет упоминание о балете Большого театра связывалось в нашем сознании с его именем

Юрий Григорович родился 2 января 1927 года. Он был племянником известного в прошлом танцовщика Георгия Розая, артиста Мариинского театра, участника «Парижских сезоно» в в антрепризе Сергея Дягилева. Еще ребенком он мечтал стать хореографом – сочинял и записывал в дневниках балеты по сюжетам любимых книг.

Окончив в 1947 году Ленинградское хореографическое училище, Григорович в течение пятнадцати лет выступал на сцене и имел репутацию незаурядного характерного танцовщика. Интересно, что в первый же год его поступления в театр там шли репетиции балета «Весенняя сказка», который ставил Федор Васильевич Лопухов – балетмейстер, оказавший большое влияние на дальнейшее творческое развитие Григоровича.

Но исполнительская карьера не могла в полной мере удовлетворить его творческих устремлений. Он решил попробовать свои силы сначала в детской студии. Первым спектаклем, поставленным им для детей в Ленинградском Доме культуры имени А.М. Горького в 1948 году, был «Аистенок», который впоследствии в течение многих лет остался в репертуаре студии. Были поставлены Григоровичем и другие детские спектакли, среди которых сразу завоевали любовь юных зрителей «Семеро братьев» по сказке «Мальчик с пальчик» и «Вальс-фантазия» на музыку Глинки.

Наконец состоялся и его дебют как балетмейстера в Кировском театре. В 1957 году в репертуар решено было ввести экспериментальный спектакль, чтобы дать молодежи возможность проявить себя. Это была постановка балета «Каменный цветок». Первоначально Юрию Григоровичу отводилось место ассистента балетмейстера, а ставить спектакль должен был известный хореограф Константин Сергеев.

Балет Большого театра тесно связан с именем Юрия Григоровича

Однако Григорович предложил к рассмотрению художественного совета Кировского театра свой вариант оригинальной и интересной постановки. Она и была ему доверена. Юрия Григоровича поддерживал Федор Лопухов, бывший в то время художественным руководителем Кировского балета. Дебют удался. Григоровичу удалось удивительно органично ввести национальные русские элементы в ткань классического танца – так, что они не выглядели чужеродными.

Возможность поставить следующий спектакль Григоровичу представилась лишь через несколько лет, в 1961 году. Этим спектаклем, постановку которого Григорович осуществил менее чем за два месяца, была «Легенда о любви» А. Меликова. Балетмейстер вновь использовал национальные мотивы в спектакле – на этот раз он применил тонкую восточную стилизацию. Григорович применил необычный прием: финалы всех эпизодов спектакля он сделал статичными, напоминающими старинные персидские миниатюры. Внешнее действие отступало на второй план, выдвигая вперед внутреннюю, психологическую логику характеров и их взаимоотношений. Интересным был также прием, впоследствии неоднократно использованный и постоянно развиваемый Юрием Григоровичем, – сценический хореографический монолог одного из персонажей, который углублял психологизм характера героя.

Спектакль был перенесен на сцену Большого театра, как и «Каменный цветок». Казалось бы, Кировский театр должен был дать возможность развиваться таланту балетмейстера, однако ситуация складывалась не в пользу Юрия Григоровича.

О нем заговорили – многие уже были уверены, что он найдет выход из творческого кризиса, охватившего советскую хореографию сталинского образца. Адепты старого драмбалета были недовольны. Молодая поросль внутри театра и на страницах газет, наоборот, приветствовала его поиски «симфонического танца». Григорович привел советский балет в эстетическое соответствие со временем «оттепели». В его спектаклях нравился отказ от прямой иллюстративности за счет режиссерских и пластических обобщений. Но театральное начальство было недовольно, перспектив для себя в Кировском театре Григорович не видел.

Он не побоялся круто изменить свою жизнь и уехать в далекий Новосибирск ради того, чтобы иметь возможность ставить спектакли. Это был первый его отъезд в провинцию, второй состоялся несколькими десятилетиями позже.

В Новосибирске балетмейстер пробыл около двух лет. Самыми значительными его постановками на сцене Новосибирского театра оперы и балета были «Каменный цветок» и первая редакция «Лебединого озера». В 1963 году Юрия Григоровича пригласили в Москву для постановки в Большом театре балета «Спящая красавица». Фактически с этого спектакля началась его многолетняя работа в Большом театре.

Его постановка была по своему духу близка первоначальному решению Мариуса Петипа и Льва Иванова. Он стремился подчеркнуть театральность музыки, театральность хореографии Петипа, создать спектакль-парад хореографических шедевров, спектакль во славу танца, блистательное гала-представление. В целом спектакль получился блистательным, изысканным, но лишенным присущей остальным произведениям Григоровича яркой эмоциональности.

Через десять лет Григорович вновь вернулся к работе над «Спящей красавицей». На этот раз его трактовка представляла собой смешение сказочного и реального, воплощая конфликт мечты и действительности, чему соответствует и сценография спектакля: сцена визуально постоянно делится на две половины, в одной из которых происходит действие «реального» плана, в другой – «сказочного».

В 1964 году он стал руководителем балетной труппы Большого театра, получив широкую возможность реализовать творческие замыслы.

Первым спектаклем, поставленным Григоровичем в качестве главного балетмейстера Большого театра, был «Щелкунчик». В отличие от прежних своих спектаклей, где он намеренно избегал примет быта, романтизируя сценическую обстановку, «Щелкунчик» овеян духом домашнего очага, семейного праздника, на фоне которого разворачиваются основные события балета.

А потом был знаменитый «Спартак». Премьера состоялась 9 апреля 1968 года.

Многие сценические решения этого балета были подготовлены предыдущими постановками Григоровича, использование хореографических монологов, лаконическое решение сценического оформления спектакля, внутреннюю психологическую логику развития сюжета можно было проследить уже в ранних постановках балетмейстера. Однако в «Спартаке», во многом благодаря героической теме, все эти творческие находки смогли проявиться более ярко и полно.

После триумфа «Спартака» Григорович вновь обратился к постановке классики балетной сцены – «Лебединому озеру». Он максимально сохранил лучшие части первоначальной хореографии, заново поставив первую картину, сцену бала и последний акт. Он ставил балет не как красивую сказку и не как романтико-фантастическую историю, а старался раскрыть философский смысл сюжета, показать борьбу добра со злом, внутренние коллизии, проблему выбора. Случилась, правда, и неувязка – Григорович мечтал сделать трагический финал балета, но министр культуры Фурцева потребовала оптимизма. В результате Одетта много лет не погибала, а воссоединялась с Принцем. Впоследствии никто не мешал ему закончить спектакль по собственному желанию.

С 1969 по 1975 год Юрий Николаевич Григорович не ставил оригинальных балетов. Это был период раздумья, осмысления накопленного опыта – и творческого, и жизненного. В результате Григорович обратился к истории и поставил балет «Иван Грозный». В рамках балетного спектакля передать всю сложность исторической эпохи в многообразии ее событий просто невозможно, поэтому Юрий Григорович избрал путь углубленного психологизма своих героев, раскрытия исторического времени через эмоциональный внутренний мир.

Затем он обратился к современности, поставив балет из советской жизни «Ангара» по мотивам пьесы Арбузова «Иркутская история». Большой театр никогда не мог оставаться вне политики, и указание о постановке «советского балета», полностью злободневного по своей тематике, исходило от партийного руководства.

По-своему, во многом противоречиво, поставил Григорович спектакль «Ромео и Джульетта». Несколько необычна и спорна трактовка балетмейстером финала балета, отступающая от шекспировского текста, – Джульетта просыпается, когда Ромео еще жив. Однако он уже принял яд, и юные влюбленные обречены.

Балет Дмитрия Шостаковича «Золотой век», впервые поставленный в 1939 году, имел неудачную судьбу, в основном из-за плакатно-схематического содержания. Григорович в 1982 году поставил этот балет по новому сценарию. В этой постановке Григорович смог соединить на сцене лирику и гротеск, сатиру, раскрыть приключенческий, авантюрный сюжет в сочетании классического танца с акробатическим.

Григорович перенес место действия в советскую Россию, и индустриальная немецкая выставка «Золотой век» превратилась в нэпманский ресторан с тем же названием. Соответственно изменились и герои. Такая подача материала была ближе и понятнее и автору, и зрителям, давала богатые возможности для создания разнообразных сценических характеров средствами танца.

После «Золотого века» Григорович вновь обратился к классике балетной сцены – к балету «Раймонда», поставленному еще Мариусом Петипа. И вновь он, первоначально собираясь выступить лишь в роли реставратора старинного балета, фактически создал его новую постановку, не нарушив при этом общей хореографической концепции Петипа. Григоровичу пришлось с помощью ленинградских специалистов в области балета провести настоящее исследование по восстановлению первоначальной редакции «Раймонды» во всех подробностях. В результате получилась фантазия на тему «Раймонды» Петипа, видение современным балетмейстером старого шедевра хореографии сквозь призму собственного восприятия.

Казалось бы, творческая судьба Юрия Григоровича блестяща и безоблачна. Триумфальные постановки в Москве и за рубежом, внимание специалистов всего мира, новые работы, множество других творческих планов. Счастливый творческий и семейный союз с прекрасной балериной Натальей Бессмертновой, верной соратницей и единомышленницей в театре и надежной опорой в жизни.

Но в театре назрел очередной конфликт. Одной из причин было то, что Григорович отправил на заслуженную пенсию несколько солистов Большого театра. Он считал, что после сорока пяти лет появляться на сцене не стоит даже очень техничной балерине. Скорее всего, он был прав – официальным возрастом ухода на пенсию в России считается 38 лет, а в Америке – даже 32. В результате в 1995 году Юрий Григорович покинул Большой театр. Значительная часть труппы была не согласна с таким положением, и вскоре в знак протеста был сорван один из спектаклей, однако это не привело ни к каким результатам.

Григорович вновь обратился к провинциальной, на этот раз к краснодарской сцене. В 1996 году он возглавил балетную труппу Краснодара. И одна за другой пошли премьеры: в январе 1997 года – «Лебединое озеро», через месяц с небольшим – «Жизель», в мае – «Шопениана», в октябре – «Щелкунчик», в апреле 1998 года «Раймонда», приуроченная к 100-летию создания балета. В сентябре 1999 года был поставлен «Дон Кихот», в 2000 году Григорович воссоздал в Краснодаре еще два своих шедевра – «Спартак» и «Ромео и Джульетта», а за ними – «Золотой век», «Тщетная предосторожность», «Баядерка», «Каменный цветок», «Корсар»…

Балетмейстера приглашают во многие театры. Его последний проект – «Тщетная предосторожность» для учеников Московского хореографического училища, остроумный и веселый балет. В том, что титулованный балетмейстер, лауреат многих премий, работает с молодежью, есть особый смысл – только так и должно рождаться будущее российского балета.

 

Игорь Бельский

О начале балетной оттепели в 1957 году возвестил «Каменный цветок» Юрия Григоровича. Спустя два года появился балет «Берег надежды», который для современников был куда более зримым прорывом в будущее. Его хореограф стал одним из тех, с кого начался отсчет новой эпохи в советском балете

Автор «Берега надежды», Игорь Бельский, родился 28 марта 1925 года в Ленинграде. Окончивший в 1943 году ленинградское хореографическое училище и став танцовщиком Кировского театра, Бельский в 1946 году вернулся в стены alma mater, оказавшись одним из самых молодых преподавателей за всю историю школы. Первые опыты сочинительства родились на уроках – Бельский ставил характерные танцы для учеников. Уже тогда он был педагогом-новатором: не признавал границ между классическим и характерным танцами, считая, что в их слиянии будущее хореографии.

Игорь Бельский

В театре Бельский прославился исполнением партий Нурали («Бахчисарайский фонтан»), Шурале, Северьяна («Каменный цветок»), Абдерахмана («Раймонда»), Тибальда («Ромео и Джульетта»), Мако («Тропою грома»), Ротбарта («Лебединое озеро» в редакции Ф.В. Лопухова), сольными партиями характерных танцев. Работая над каждой ролью, артист привносил собственные краски, становясь отчасти соавтором хореографа-постановщика. Но критики позднее подметили парадокс: Бельский-танцовщик и Бельский-хореограф принадлежали к разным эпохам. Первый в спектаклях того же Григоровича, следуя установкам драмбалета, дробил свои характерные роли на черты, штрихи и «особые приметы». Второй избегал даже намека на личную интонацию. Бельский-хореограф тяготел к минимализму.

В 1947 году известная характерная танцовщица Нина Анисимова предложила Бельскому стать ее партнером на эстраде, для чего потребовалось самому сочинять номера. Отсутствие балетмейстерского опыта на первых порах заменяли прекрасное владение техникой характерного танца, актерское мастерство и доскональное знание возможностей – своих и партнерши. Этих качеств хватало, чтобы грамотно выстроить танцевальную композицию, передав в ней стиль, эпоху, характеры героев.

В 1949 году Бельский официально дебютировал на театральной сцене – танцами в опере Чайковского «Черевички» в Малом оперном театре. Через год Петр Гусев дал Бельскому возможность поставить в Кировском театре женский танец с кувшинами и мужскую лезгинку с женщиной-солисткой в опере «Демон». Еще через год Бельский поставил танцы в опере «Мазепа» и получил хорошую оценку критики. Позднее, в 1956 году, он был ассистентом Леонида Якобсона при постановке балета «Спартак».

Все сочинения Бельского показывали, что главным средством выразительности он признает только танец. Так, постепенно, хореограф подходил к первой большой работе – балету Андрея Петрова «Берег надежды». Все в этом балете было лаконично – пустая сцена, костюмы, напоминающие репетиционную форму, отсутствие имен – и в самом деле, на что они танцующим героям? На сцене были Рыбак, его Любимая, Одинокая, девушки-чайки, и по пластике танцовщиков сразу было понятно, где «наш берег», где «чужой берег» (условно считалось, что это оккупированная американцами Окинава). В своем первом же балете Бельский представил персонажей, чья условно-символическая образность получит развитие в большинстве его следующих работ. Кордебалет не изображал реальную толпу на берегу, а выражал чувства героев – любовь, надежду, мужество, тоску по дому. Ему была отдана одна из главных тем – тема свободы.

Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н.А. Римского-Корсакова. Современный вид

Премьера состоялась 16 апреля 1959 года. Сторонники драмбалета приняли ее в штыки. Однако кампания против Бельского и Григоровича, объявленных «лидерами формализма», уже не смогла затормозить процесс реформы. Эпоха драмбалета постепенно отходила в прошлое. Бельский стал одним из первых хореографов, вернувших в балетную палитру главную краску – танец.

Следующим спектаклем Бельского была «Ленинградская симфония» – балет, который он в 1961 году посвятил памяти жертв блокады Ленинграда. Он создал картину жестокой войны и возвышающего страдания.

Взяться за спектакль на музыку Шостаковича было своего рода подвигом. После того как Сталин сказал о его произведениях «сумбур вместо музыки», композитора отлучили от балетной сцены. Но на волне «хрущевской оттепели» Шостакович вернулся.

Этой постановкой на музыку Седьмой симфонии Бельский восстановил важные исторические связи: еще в 1923 году балетный патриарх Федор Лопухов показал танцсимфонию «Величие мироздания», в кордебалете которой участвовал юный Георгий Баланчивадзе – будущий Джордж Баланчин. После неудачи «Величия мироздания» сама идея балета, решенного только средствами танца, долгие годы была под запретом. В 1958году советские балетные профессионалы впервые увидели танцсимфонию Баланчина «Хрустальный дворец», показанную на гастролях в Москве Парижской оперой. Это решило и судьбу сталинского драмбалета, и судьбу начинающих Григоровича, Бельского, Боярского, и судьбу балетной музыки Шостаковича. В результате, кроме Седьмой, в 1966 году Бельский поставил еще одну симфонию Шостаковича – Одиннадцатую, посвященную событиям революции 1905 года. В этом же году он получил звание народного артиста.

В 1963 году, году завершения его карьеры танцовщика, Бельский поставил балет «Конек-Горбунок» на музыку Родиона Щедрина. Ершовская сказка и сама по себе иронична, музыка Щедрина ей соответствует, а Бельский впридачу изумил публику – в Царе она узнала «кукурузного генсека» Хрущева.

Бельский в хореографии был рационалистом, его творческий порыв порой умерялся излишней рассудочностью и музыкальным буквализмом. В «Коньке-Горбунке», где пришлось создавать пластические характеристики и романтических персонажей, и гротесковых, и реальных, и фантастических, нужен был экономный выбор движений. Но этот принцип подвел балетмейстера при попытке перенести на балетную сцену роман Этель Лилиан Войнич «Овод». Главной причиной неудачи стала попытка сделать сугубо сюжетный спектакль средствами не хореографического симфонизма, а балета-симфонии, то есть построить его исключительно на хореографической разработке тем каждого персонажа.

При постановке балета Чайковского «Щелкунчик» в 1969 году Бельский учел опыт работы над «Оводом». В спектакле нет границ между сном и явью, действительностью и фантастикой. Как у Гофмана, оба мира причудливо сливались, а светлое постоянно оборачивалось зловещим. Даже безмятежный, казалось бы, танец снежинок стал тревожным.

Как всякий большой художник, Бельский знал взлеты и падения. Но все его триумфы и неудачи неизменно связаны с применением принципа хореографического симфонизма, которому он оставался верен на протяжении всего творчества. Успех балетов «Берег надежды», «Конек-Горбунок» и «Щелкунчик» на практике подтвердили возможности тематической разработки образов в сюжетном балете.

Судьба и время дали ему немало шансов – он работал главным балетмейстером Академического Малого театра оперы и балета, Театра оперы и балета имени С.М. Кирова, Каирского балета, Ленинградского мюзик-холла. Но ему, очевидно, недоставало фундаментального балетмейстерского качества – диктаторской воли. Бельский так и не сумел укорениться ни в одной балетной цитадели.

С 1992 года он был художественным руководителем Академии русского балета, много лет преподавал на балетмейстерском отделении Ленинградской государственной консерватории имени Н.А. Римского – Корсакова.

В истории балета Игорь Бельский остался одной из самых светлых фигур – символом краткого, но ослепительного балетного взлета 60-х годов. Он скончался 3 июля 1999 года.

 

Майя Плисецкая

Бежар назвал ее гением метаморфоз

Майя Плисецкая родилась 20 ноября 1925 года в Москве. Ее отец, Михаил Плисецкий, был руководящим работником «Арктикугля», мать, Рахиль Мессерер-Плисецкая, играла в кино. Девочка с пяти лет мечтала быть актрисой, но ее отдали учиться балету. В 1932 году Михаил Плисецкий получил назначение генеральным консулом на Шпицберген. Там Майя Плисецкая училась в школе, каталась на лыжах, впервые выступила на сцене в самодеятельном представлении оперы А.С. Даргомыжского «Русалка».

В июне 1934-го, когда Плисецкие вернулись домой на время отпуска отца, Майя поступила в Московское хореографическое училище. И уже в первом классе обратила на себя внимание будущего замечательного хореографа Леонида Якобсона, с которым не раз встретится в работе в зрелые годы и талантом которого не устанет восхищаться всю жизнь.

Наступил 1937 год. Михаил Плисецкий был репрессирован и расстрелян. Мать будущей балерины была арестована через год после мужа и отправлена в Бутырскую тюрьму вместе с младшим сыном. Затем ее выслали в Казахстан, в Чимкент; в Москву вернуться ей удалось лишь в 1941 году, за два месяца до начала войны. Майю и ее другого брата забрали к себе тетя и дядя, Суламифь и Асаф Мессерер, видные танцовщики Большого театра.

Узнав, что Большой театр будет эвакуирован в Свердловск (ныне – Екатеринбург), Рахиль Мессерер-Плисецкая уехала с детьми в этот город. Но ни театр, ни училище в Свердловск эвакуированы не были. В течение года Майя Плисецкая не имела возможности заниматься балетом. Потом выяснили, что часть учеников осталась в Москве, и занятия в училище продолжаются. В Москву Плисецкая, не имея специального пропуска, пробиралась тайком. К тому времени, когда надо было сдавать выпускной экзамен, она уже выступала на сцене филиала в нескольких сольных партиях. Экзамен был сдан на «отлично». И 1 апреля 1943 года Плисецкую приняли в труппу Большого театра.

Майя Плисецкая – долгие годы – первая балерина Большого театра

Сперва ее зачислили в кордебалет. Постепенно ей стали давать интересный для нее репертуар. Она стала первой исполнительницей партии феи Осени в «Золушке». Рубен Симонов, возглавлявший Театр имени Вахтангова, звал ее в свой театр. Но как раз тогда она получила партию Раймонды. Это выступление Плисецкой дало всем понять, что в театре появилась новая претендентка на звание прима-балерины.

Ее «послужной список» рос не по дням, а по часам. 27 апреля 1947 года Майя Плисецкая впервые танцевала партию Одетты-Одиллии в «Лебедином озере», и этот балет Чайковского стал одним из главных в ее творческой биографии. В 1948 году Плисецкая исполнила роль Заремы в «Бахчисарайском фонтане», в 1949 году – партию Царь-девицы в «Коньке-Горбунке», поставленном Александром Горским. Впереди у нее был другой «Конек-Горбунок»… В 1950 году прибавилась партия Китри в «Дон Кихоте». В 1951 году, когда отмечали 175-летие со дня основания Большого театра, Майя Плисецкая стала заслуженной артисткой РСФСР.

Сцена из балета «Лебединое озеро»

В 1954 году в Большом театре прошла премьера балета «Сказ о каменном цветке» С.С. Прокофьева в постановке Леонида Лавровского – Плисецкая исполнила партию Хозяйки Медной горы. Эту же роль она исполняла и в другой версии балета – в постановке Юрия Григоровича в 1959 году. В 1955 году Леонид Якобсон поставил на сцене филиала Большого театра балет «Шурале». Плисецкой, занятой в партии Сюимбике, пришлось вновь, только уже совсем на ином пластическом материале, продемонстрировать свое умение превращаться из девушки в птицу. В 1956 году в репертуаре Большого театра появился балет «Лауренсия». Балетмейстер Вахтанг Чабукиани предложил Плисецкой роль главной героини. В 1956 году Майя Плисецкая поднялась еще на одну ступень иерархической артистической лестницы – ей было присвоено звание народной артистки РСФСР.

Она бывала в доме Лили Брик, в прошлом музы Маяковского, и ее мужа, писателя и литературоведа В. Катаняна. Там она пропела музыкальные куски из прокофьевского балета «Золушка», а хозяева записали это на пленку. Эту пленку дали прослушать молодому композитору Родиону Щедрину, и он был изумлен: труднейшие мелодии воспроизводились совершенно точно и в соответствующих тональностях. Щедрин и Плисецкая впервые встретились лично, когда в том же доме принимали Жерара Филипа, и Щедрин играл много своей музыки.

Окончательно их свел балет «Конек-Горбунок», который в 1958 году решил поставить Большой театр. Здесь Щедрин впервые увидел Плисецкую на репетиции. Их свадебным путешествием стала поездка на машине Родиона из Москвы в Сочи через Тулу, Харьков, Ростов-на-Дону. Брак Плисецкой и Щедрина был зарегистрирован в Москве 2 октября 1958 года. Все балеты Щедрина связаны с танцем Плисецкой – и это целая балетная культура.

На титульном листе партитуры первого же балета Щедрина – «Конька-Горбунка» – стоит посвящение: «Майе Плисецкой». Роль Царь-девицы, добавившая в ее палитру юмористических красок (постановка А.И. Радунского), вошла в ее репертуар 18 сентября 1960 года. Еще три титульных листа партитур Щедрина открываются посвящением ей: «Анна Каренина» – «Майе Плисецкой, неизменно»; «Чайка» – «Майе Плисецкой, всегда»; «Дама с собачкой» – «Майе Плисецкой, вечно». Щедрин не только помогал Плисецкой создавать свой театр, но и боролся вместе с ней за ее «место под солнцем».

Плисецкой довелось участвовать в трех постановках балета «Спартак» А.И. Хачатуряна, осуществленных на сцене Большого театра. В 1958 году в версии Игоря Моисеева она танцевала Эгину, в 1962 году в постановке Леонида Якобсона – Фригию и в 1971 году – в постановке Юрия Григоровича – Эгину.

В 1961 году в репертуар Майи Плисецкой вошел балет «Ромео и Джульетта». Некоторые считали, что роль Джульетты не совсем «ее», и потому Плисецкая тем более стремилась себя в ней попробовать. Ей всегда нравилось разрушать стереотипы. В 1965 году она стала первой исполнительницей на сцене Большого театра роли Мехменэ Бану в балете «Легенда о любви».

В 1960-е годы Плисецкая уже вполне официально считалась первой балериной Большого театра. У нее не было недостатка в спектаклях, и тем не менее росло чувство творческой неудовлетворенности. Хотелось танцевать не только классику, но и что-то новое, причем поставленное специально для нее. 20 апреля 1967 года на сцене Большого театра была впервые показана «Кармен-сюита». Балет был поставлен очень быстро, а транскрипцию оперы Ж. Бизе Щедрин сделал и вовсе в рекордные сроки – за двадцать дней. Кармен стала одной из главных ролей Майи Плисецкой в репертуаре Большого театра. Балет был экранизирован в кино (кинофильм «Балерина», 1969) и на телевидении (1978).

В 1971 году Щедрин, уже будучи автором музыки к кинофильму «Анна Каренина», в котором Майя Плисецкая дебютировала как драматическая актриса в роли княгини Бетси Тверской, сочинил балет «Анна Каренина», премьера которого состоялась на сцене Большого театра 10 июня 1972 года. Плисецкая не только исполнила роль главной героини, но и впервые попробовала себя в качестве хореографа. После московской премьеры «Анна Каренина» Щедрина в хореографии Плисецкой ставилась в театрах Ташкента, Новосибирска, Вильнюса, Одессы и Свердловска.

27 мая 1980 года на сцене Большого театра прошла премьера балета «Чайка» Р. Щедрина в постановке Майи Плисецкой. После гетеборгской премьеры «Чайки» один из шведских журналистов спросил, нет ли у них желания поставить балет по рассказу Чехова «Дама с собачкой». По возвращении в Москву Щедрин решил, что «Дама с собачкой» – прекрасный сюжет для небольшого балета, и начал писать музыку. Хореографический текст Майя Плисецкая сочиняла в содружестве с Б. Мягковым. Премьера в Большом театре состоялась 20 ноября 1985 года, в день рождения Майи Плисецкой.

В 1983 году ей предложили стать художественным руководителем балета Римской оперы. Бывая в Риме наездами, она занимала этот пост в течение полутора лет. За это время осуществила постановку «Раймонды» для открытой сцены в Термах Каракаллы, показала на сцене Римской оперы свою «Айседору», организовала возобновление «Федры» и нескольких других балетов.

С конца 1987 по 1990 год Плисецкая преимущественно работала в Испании, возглавляя мадридскую балетную труппу «Театро лирико насиональ». Для этой труппы она, в частности, возобновила балет «Тщетная предосторожность» П. Гертеля (по А. Горскому), ввела в ее репертуар «Кармен-сюиту» и сама танцевала в этом балете.

По инициативе Монтсеррат Кабалье Плисецкая приняла участие в постановке ранней оперы-балета Дж. Пуччини «Виллисы», показанной на фестивале искусств в Переладе. Она впервые исполнила «Умирающего лебедя» под запись человеческого голоса – аккомпанемент для нее «напела» М. Кабалье. И выступила в заглавной партии балета «Мария Стюарт», поставленном специально для нее в 1988 году художественным руководителем труппы фламенко Хосе Гранеро.

4 января 1990 года Майя Плисецкая танцевала свой последний спектакль в Большом театре – «Даму с собачкой». Давние разногласия с художественным руководством балетной труппы привели к тому, что она ушла из Большого театра. К 1991 году основные творческие и издательские интересы Родиона Щедрина сосредоточились в Мюнхене, и вскоре они с Майей Плисецкой обосновались в этом городе, хотя Плисецкая и Щедрин живут на три дома – большей частью в Мюнхене, в Москве и на своей даче в Литве.

В 1992 году Плисецкая выступила инициатором создания нового балета, идею которого подсказал Пьер Карден. Премьера «Безумной из Шайо» на музыку Р. Щедрина (в основе либретто – одноименная пьеса известного французского драматурга Ж. Жироду) в постановке французского хореографа румынского происхождения Джиджи Качуляну. Центральный образ пьесы – «безумная» Орели, стареющая бывшая актриса – принадлежит к распространенному в мировой литературе типу одинокого эксцентричного чудака, мудрого сердцем и всеми принимаемого за сумасшедшего. Необыкновенно выразительны были жесты и мимика Плисецкой. Она производила бы сильнейшее впечатление, даже не выходя за пределы пантомимы. Но она танцевала – и танцевала на пальцах. Премьера состоялась 5 декабря 1992 года. А 1 и 2 апреля 1993 года балет был показал во французском городе Рене. Таким образом, и 50-летие творческой деятельности – случай в балете беспрецедентный – Плисецкая тоже отметила премьерой.

В 1994 году московское издательство «Новости» выпустило в свет книгу балерины «Я, Майя Плисецкая.» Она выдержала несколько изданий в России и была переведена на 11 языков.

Майе Плисецкой присвоены звания народной артистки СССР, Героя Социалистического Труда, она является кавалером трех орденов Ленина, орденов Франции «За заслуги в литературе и искусстве» и Почетного легиона, орденов «За заслуги перед Отечеством» III и II степени. В июле 1991 года король Испании Хуан-Карлос вручил Майе Плисецкой высшую награду Испании – орден Изабеллы Католической.

В 1994 году Институт теоретической астрономии присвоил имя Плисецкой малой планете № 4626.

 

Михаил Барышников

Именно ему принадлежит знаменитая фраза: «Яне стремлюсь танцевать лучше других, я хочу танцевать лучше самого себя»

Михаил Барышников родился 27 января 1948 года в Риге, где его родители оказались по служебной надобности. Отношения с отцом у мальчика были сложные, а к матери он был сильно привязан. Она приучила сына к театру. В один прекрасный день он просто заявил, что хочет поступать в балетную школу и уже записался на экзамен. Это было в 1958 году.

Михаил Барышников мечтал стать солистом, но мешал маленький рост. Его педагог Хелена Тангиева сказала: нужно дорасти. И он каким-то чудом добрал, дотянул эти три-четыре сантиметра, решившие его будущее. Каждый день он самозабвенно делал тяжелейшие упражнения – опускался в позу йоги, а на каждое колено садилось по человеку. После такой нагрузки на суставы и связки боль была нестерпимая, заснуть было невозможно.

Михаил Барышников

В 1964 году Латвийская национальная опера гастролировала в Ленинграде. Барышников был занят в спектаклях вместе с другими учениками школы. Во время этих гастролей один из артистов Театра оперы и балета имени С.М. Кирова отвел Мишу в Ленинградское хореографическое училище, к педагогу А.И. Пушкину. Пушкин проэкзаменовал мальчика и предложил ему поступить в училище. Так Барышников стал учеником знаменитой русской балетной школы. Еще в предвыпускном классе хореографического училища на Международном конкурсе артистов балета в Варне он завоевал первую премию.

На выпускном спектакле он блестяще исполнил па-де-де из балета «Дон Кихот», продемонстрировав свои великолепные возможности классического танцовщика, и был принят в балетную труппу Кировского театра, где сразу же стал солистом – настолько очевидно было исключительное дарование молодого танцовщика. В Кировском театре Барышников начинал с классического репертуара: па-де-труа в «Лебедином озере», Голубая птица, па-де-де в «Пламени Парижа», «Корсаре», «Коппелии»; впоследствии он исполнял партии Базиля и принца Дезире.

С первых же шагов его танец восхищал исключительной чистотой классической формы. Когда-то Нижинского назвали «русским Вестрисом» благодаря его летучему прыжку, а через несколько десятилетий юный Барышников, солист того же Мариинского театра, воплотил Вестриса в миниатюре Леонида Якобсона. Этот номер знаменитый экспериментатор поставил специально для Михаила, и тот танцевал его на Первом Московском международном конкурсе артистов балета в 1969 году. Якобсон поставил перед юным исполнителем трудную задачу, потребовав от танцора не только виртуозной техники, но и недюжинных актерских способностей.

Номер строился как серия масок, которые примеряет и отбрасывает Вестрис, – комическая и трагическая, веселая и печальная, все подходят, ни одна не оказывается единственно нужной. Но это тоже пророчество, это тоже рисунок судьбы. В реальной жизни Барышников так же легко овладевал системами танца и так же легко от них освобождался: сначала классицизм Петипа, потом неоклассицизм Баланчина, затем эксцентрика Твайлы Тарп и, наконец, свободный танец в собственной компании. Четыре хореографические системы, всякий раз – особая техника, особая пластика, своя собственная философия движений.

Потом были Гамлет в одноименном балете Н. Червинского и Адам в «Сотворении мира» (постановка Н. Касаткиной и В. Василева). Датский принц в исполнении Барышникова скорее напоминал маленького принца Экзюпери. Совсем юный, невысокий, с широко распахнутыми глазами, его Гамлет словно бы впервые видел все изъяны мира. Роль Адама стала подарком для Барышникова. В балетной комедии об Адаме и Еве нашли воплощение все его лучшие актерские и танцевальные способности. Профессионалы и знатоки-любители поражались виртуозному мастерству исполнителя, сложным комбинациям, которых до него в русском балете не делал еще никто. Именно партия Адама подготовила Барышникова к той хореографии, о которой он мечтал потом в Ленинграде и с которой встретился на Западе.

Но Барышникову, как Наталье Макаровой и Рудольфу Нуриеву, пришлось столкнуться с авторитарным стилем главного балетмейстера Константина Сергеева, который стремился удерживать Кировский театр в рамках строгого академизма, не учитывая требований времени. Способности и жажда творчества Михаила Барышникова намного переросли рамки репертуара. Но в театре перемен не предвиделось.

Михаил Барышников: «Я хочу танцевать лучше самого себя»

Ролан Пети, один из лучших европейских хореографов двадцатого века, предлагал Кировскому театру бесплатно поставить балет для Барышникова, но театр ответил отказом.

В 1974 во время гастролей группы артистов в Канаде Михаил Барышников принял решение остаться на Западе, где открывалась возможность работать с хореографами разных направлений, участвовать в новаторских начинаниях.

27 июля 1974 года Барышников впервые появился перед американской публикой: он танцевал вместе с Натальей Макаровой, которая осталась на Западе в 1970 году, балет «Жизель»: труппа АБТ выступала в Нью-Йорке на сцене Метрополитен-опера. После окончания спектакля под восторженные аплодисменты и крики публики «Миша! Миша!» занавес поднимали 24 раза, и с тех пор успех и любовь зрителей сопровождают каждое выступление артиста. С 1974 года Барышников («Миша», как называют его в Америке) стал премьером АБТ, где танцевал во многих классических балетах и в спектаклях современных хореографов.

Практически сразу он получил приглашение от знаменитой труппы Джорджа Баланчина «Американ балле тиэтр». Там он стал ведущим танцовщиком, с 1980 по 1989 год был руководителем труппы. Там он не мог пожаловаться на ограниченность репертуара – от Бурнонвиля до новейшего постмодерна. Он получил возможность работать с лучшими балетмейстерами, танцевал в спектаклях «Юноша и смерть», «Пиковая дама» и «Кармен» Ролана Пети, «Конькобежцы» и «Месяц в деревне» Фредерика Аштона, «Другие танцы» и «Опус 19» Джерома Роббинса, «Медея» Джона Батлера, «Весна священная» Глена Тетли, «Гамлет: сопутствующие» и «Подразумеваемое» Джона Ноймайера, а сольных партий в балетах Джорджа Баланчина не счесть.

Баланчин относился к Барышникову как к сыну, но великому хореографу было уже 74 года, у него было больное сердце, и он уже не смог поставить для артиста ни одного нового балета. Но Барышников станцевал, среди прочих, два старых балета Баланчина – «Аполлон» и «Блудный сын». Эти балеты, созданные полстолетия назад, казалось, ждали своего истинного исполнителя – Барышникова.

Он исполнял партии классического репертуара – Джеймс («Сильфида»), Зигфрид («Лебединое озеро»), Петрушка («Петрушка»), Колен («Тщетная предосторожность»), Принц («Щелкунчик») в его собственной постановке и других. Для «Американ балле тиэтр» он поставил спектакли «Щелкунчик», «Дон Кихот», «Золушка», «Лебединое озеро».

В 1990 году Барышников основал собственную труппу «Уайт оук Данс Проджект», с которой в 1990–1996 годах выпустил три хореографических программы.

И это еще не все! Михаил Барышников снялся в фильмах «Белые ночи», «Это танец!», «Танцовщики», «Динозавры», «Кабинет доктора Рамиреса». С 1982 по 1987 год он выступал в специально созданных для него телепрограммах «Барышников на Бродвее», «Барышников в Голливуде», «Барышников: танец и танцовщик».

Его жизнь в эмиграции вовсе не была похожа на мытарства страдающего скитальца. Он был знаком с Жаклин Кеннеди и принцессой Дианой, дружил с Иосифом Бродским. Барышникову принадлежат популярный русский ресторан «Самовар» в центре Нью-Йорка, специализированный завод по выпуску балетных одежды и обуви, популярная марка духов «Misha», которые раскупаются не хуже билетов на его спектакли. В конце концов, он награжден престижной американской премией Центра искусств имени Джона Кеннеди!

Весной 1976 года он познакомился с молодой голливудской актрисой Джессикой Ланж. У них родилась дочь Александра, но союз, похоже, с самого начала был обречен – артист нуждался не в красавице звезде, провоцирующей вокруг себя бурные страсти, а в спокойной и преданной ему женщине. И он ее нашел. Это была Лиз Рейнхардт – внучка знаменитого театрального режиссера Макса Рейнхардта и бывшая танцовщица труппы Мэрса Каннингема. За десять лет у них появилось на свет трое детей – Питер, Анна и Софья.

В конце концов Барышников решил расстаться с классическим балетом и заняться танцем модерн. Его привлекала возможность не создавать образы в спектаклях, а выступать с танцевальными монологами. В одном из номеров, «Биение сердца», музыку заменял стук собственного сердца исполнителя, к которому прикреплены датчики, а усилитель передавал звук в зал. Сердце бьется – значит, жизнь и танец продолжаются.

 

Александр Годунов

Гениальный поэт Иосиф Бродский назвал его «великим одиночкой»

Александр Борисович Годунов родился 28 ноября 1949 года на Сахалине. Потом семья переехала в Латвию, и мать мальчика, несмотря на его маленький рост, настояла на том, чтобы сын учился балету. Она оказалась права: сын вырос, его способности оказались настоящим талантом, юного рижского танцовщика заметил Игорь Моисеев и, не раздумывая, пригласил танцевать в Москву в свою труппу. В 1967 году Годунов окончил Рижское хореографическое училище и поступил в Государственный хореографический ансамбль «Классический балет» (его чаще называли «Молодой балет»), где танцевал до 1971 года. В ансамбле работали выдающиеся педагоги – заместителем художественного руководителя и ответственным педагогом-репетитором была Суламифь Мессерер, мужской класс давал Асаф Мессерер. Подготовив первую программу и показав ее в мае 1968 года в Смоленске, ансамбль стал гастролировать по стране, затем начались длительные зарубежные гастроли. Годунов вскоре стал солистом.

Александр Годунов

В 1971 году балетмейстер Юрий Григорович пригласил его в Большой театр. Он прошел конкурсный экзамен, и его педагогом-репетитором стал Алексей Ермолаев, великий танцовщик и актер. Впоследствии Годунов говорил, что Ермолаев был его любимым учителем.

Первой партией Годунова на сцене Большого театра было па-де-труа в первой картине «Лебединого озера» в редакции Горского – Мессерера. Этот балет в те годы шел на сцене Большого театра в двух редакциях. В июне 1971 года Годунов дебютировал в партии Принца в редакции Юрия Григоровича.

Критики заметили дебют танцовщика и хвалили его на разные лады: за тонкую нюансировку роли, богатство эмоциональных оттенков и полутонов, безусловную актерскую одаренность; отметили и уникальные природные данные, легкость его огромного, словно зависающего в воздухе, прыжка, блестящее виртуозное вращение, феноменальное владение своим телом.

В 1972 году Александр Годунов принял участие во Всесоюзном конкурсе артистов балета и получил Первую премию. На 1972 год также пришлись успешный дебют Годунова в «Шопениане» и премьера балета Родиона Щедрина «Анна Каренина», балетмейстером-постановщиком которого была Майя Плисецкая. Она пригласила Александра Годунова выступить в партии Вронского, в дуэте с Мариной Кондратьевой. Через некоторое время Александр Годунов стал танцевать этот балет с Майей Плисецкой, вскоре стал ее постоянным партнером в «Лебедином озере», а с 1974 года в «Кармен-сюите» (хореография Альберто Алонсо) и «Гибели розы» (хореография Ролана Пети). Они были замечательным дуэтом.

В 1973 году Александр Годунов принял участие во Втором Московском международном конкурсе артистов балета и получил Первую премию и золотую медаль. В том же году он дебютировал в партии Базиля в «Дон Кихоте». В 1976 году Годунову было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР. В 1979 году состоялась премьера балета С. Прокофьева «Ромео и Джульетта» в постановке Юрия Григоровича, в котором Годунов стал первым исполнителем партии Тибальда. Казалось бы, все складывалось прекрасно. И в личной жизни Годунов был счастлив – он женился на женщине, которую полюбил всей душой.

Когда произошла их встреча, Людмила Власова уже была замужем за танцовщиком Станиславом Власовым. Но вскоре оставила мужа и стала женой Годунова. Ее не остановила даже разница в возрасте – Александр был младше Людмилы на семь лет. Власова, привыкшая к благополучию, первое время вынуждена была вести очень скромную, совершенно не похожую на прежнюю жизнь.

Они прожили вместе около восьми лет. Истинная драма этой истории в том, что Годунов любил свое искусство такой же сильной любовью, как и свою жену.

С самого начала его выступлений в Большом театре ярко одаренный Годунов оказался под подозрением – у многих возникали мысли о том, что рано или поздно он не вернется на родину. Примерно в течение пяти лет он был «невыездным». Поскольку, в то время как другие премьеры много времени проводили на гастролях, Годунов очень много танцевал на сцене Большого театра, репертуар его стал на редкость разнообразным. Анализируя его работы, критики говорили о страстности и неистовости его Спартака, ошеломляющем по динамике танце Ивана Грозного, о тончайшем психологизме танцовщика в партии Хосе, о виртуозном, на пределе человеческих возможностей, исполнении партии Базиля.

В августе 1979 года, во время гастролей Большого театра, Александр Годунов, станцевав свой последний танец в Метрополитен-опера, не вернулся в гостиницу, где его ждала жена. Только на следующий день Людмила Власова узнала о том, что муж попросил политического убежища в Штатах. Его манили слава и возможности, которые щедро предоставлял Голливуд талантливым актерам и каких, увы, не было на родине.

Это событие привлекло внимание всей мировой прессы, потому что в аэропорту американскими властями был задержан самолет, на котором в СССР возвращалась жена Александра Годунова – солистка Большого театра Людмила Власова. Американские власти считали, что Власову против воли вынуждают вернуться в СССР, и требовали дать ей возможность поговорить с мужем.

До последней минуты Годунов надеялся на то, что жена останется с ним. Но она отказалась, несмотря на то, что ей предоставили выбор. Власова не могла оставить мать, помня о драматической судьбе первого «сбежавшего» танцовщика Рудольфа Нуриева, который всю жизнь стремился встретиться с оставшейся в России матерью. Разговор все же не состоялся, и Людмила вернулась в Москву.

Впоследствии Людмила Власова встретила и полюбила оперного певца Юрия Статника, за которого вскоре вышла замуж. Оставив сцену Большого театра, она стала работать хореографом в танцах на льду.

Брак Александра Годунова с Людмилой Власовой был расторгнут в 1982 году. Американское гражданство он получил в 1987 году. Его семилетний союз с известной актрисой Жаклин Биссет не был официально оформлен и распался в 1988 году.

Годунов был принят в «Американ балле тиэтр», лучший репертуарный театр США, которым руководил Михаил Барышников. Газеты сообщали, что ему положено жалованье 150 тысяч долларов в год. Таким образом, Годунов становился одним из самых высокооплачиваемых премьеров в мире, и это вызвало протест труппы. Кордебалет устроил забастовку. Годунов предложил расторгнуть контракт, но директора театра его отговорили. В результате он впервые вышел на сцену в Америке только спустя полгода после побега, на гастролях в Чикаго. В этой прославленной труппе Годунов танцевал главные партии в «Дон Кихоте», «Жизели», «Лебедином озере», «Теме с вариациями», па-де-де из «Корсара». Но из-за конфликта с Михаилом Барышниковым Годунов был вынужден покинуть труппу «Американ балле тиэтр» в 1982 году.

Дуэт: Александр Годунов и Майя Плисецкая

Годунов переехал в Калифорнию и продолжал танцевать по приглашению компаний в разных странах мира. Но настало время разочарований. И Годунов решил предложить свои услуги Голливуду. Его выигрышная фотогеничная внешность, недюжинное актерское дарование, блестящая фигура должны были принести ему успех в кино. И действительно, его дебют в фильме «Свидетель», где он проникновенно и точно сыграл роль немого фермера, был на редкость удачен и отмечен критикой. Однако приглашений на главные роли не последовало, в дальнейшем его приглашали на роли второго плана. Всего он снялся в восьми фильмах. Наиболее заметные – «Свидетель» и «Крепкий орешек».

Одновременно Годунов предпринимал попытки открыть собственную балетную школу, но они оказались безуспешными. В течение двух лет Годунов вел собственную программу на телевидении, которая называлась «Годунов: мир, где есть место танцу».

В 1985 году Годунов прекратил выступать как танцовщик, но продолжал поддерживать форму, брать балетные уроки в Лос-Анджелесе, в балетной Академии Давида Лишина.

18 мая 1995 года Александр Годунов скончался на своей вилле в Западном Голливуде. Медсестра, которая приходила делать ему уколы, обнаружила его 22 мая, на четвертый день после смерти, сидящим в кресле. Врачи не обнаружили ни следов насилия, ни травм, ни признаков алкоголя или наркотиков в крови. Городской шериф констатировал смерть, вызванную естественными причинами. Иосиф Бродский написал в некрологе: «Я считаю, что он не прижился и умер от одиночества».

 

Наталья Макарова

Она заслужила неофициальный титул «первой леди европейского балета», покорив сердца зрителей всех стран, но ее фотографии исчезли со стендов Ленинградского хореографического училища, а советским артистам, выезжающим на гастроли за рубеж, строжайше было запрещено не только общаться с ней, но даже просто здороваться

Наталья Макарова родилась 21 ноября 1940 года. Ее детство прошло в скромной обстановке, которую могла ей предоставить советская интеллигентская семья скромного достатка – отец ее погиб на войне. Девочка увлекалась гимнастикой (что дало необходимую для балерины гибкость), любила балет, еще в детстве знала весь репертуар.

Она занималась в хореографической студии Ленинградского Дворца пионеров. Что-то там не сложилось, ее отчислили из кружка. А танцевать хотелось. Она сама пришла в хореографическое училище, увидев объявление о приеме и даже не думая о том, что ее могут туда принять. От волнения девочка перепутала свой номер телефона. Правда, каким-то чудом ее разыскали, и она была принята в училище.

Несмотря на прекрасные природные данные, в первые годы обучения Наташа отнюдь не была лучшей ученицей в танцевальном классе – мешала рассеянность и свойство полностью уходить в себя, в свои мысли, отрешаясь от окружающего, что, по ее собственным словам, нередко приводило в отчаяние ее педагогов. Однако прыжок Макаровой восхищал уже тогда.

Отношения с одноклассницами не складывались. Она всегда держалась немного особняком от любого коллектива, имея лишь очень ограниченное количество близких ей людей. Так было и в училище – с одноклассницами она не дружила в силу своей, как считалось, «странности», непохожести на других. Макаровой не довелось учиться у Вага новой (она умерла за два года до поступления Макаровой в училище), однако дух вагановской школы был еще жив.

Наталья Макарова – «первая леди европейского балета»

Она и не хотела, и не могла быть такой, «как положено». Недаром балетмейстеры, которые оказали, по ее признанию, наибольшее влияние на становление эстетики Натальи Макаровой, тоже были необычными и нестандартными. До сих пор с глубокой благодарностью и уважением вспоминает Макарова о Касьяне Голейзовском и Леониде Якобсоне.

Казалось бы, все обстояло прекрасно, и молодая танцовщица сразу же, с первых шагов начала яркую артистическую карьеру. В предвыпускном классе Макаровой и ее постоянному партнеру тех лет Никите Долгушину вместе с другими учениками посчастливилось начать репетировать с Касьяном Голейзовским, балетмейстером-новатором, ставящем свои спектакли в неоклассическом стиле, с совершенно иной хореографией и пластикой. На молодежь такая встреча с отступлением от общепринятого канона произвела огромное впечатление, и репетиции с Голейзовским стали праздником.

К выпускному спектаклю Макарова и Долгушин готовили па-де-де из «Жизели». Первым, кто возмутился изменениями в хореографии партий Альберта и Жизели, сделанными в духе Голейзовского, был репетировавший с молодой парой Борис Шавров. Дело дошло до директора училища В. Шелкова, гонителя Рудольфа Нуриева в годы его учебы, и Макаровой с Долгушиным в приказном порядке было запрещено что-либо менять в своих партиях.

Однако на выпускном спектакле дуэт из «Жизели» мятежная пара все же исполнила по-своему. Это не имело последствий лишь потому, что их выступление прошло очень успешно, заслужив овации зала и одобрение критики.

Казалось бы, судьба Натальи Макаровой в Кировском театре складывалась удачно. Она была отмечена критикой и любима публикой, и все у нее внешне складывалось благополучно. Ей сразу же приписали амплуа романтической балерины, и партии, которые она танцевала в первые несколько лет своей работы в Кировском театре, находились в пределах этих рамок: Цветочница в «Дон Кихоте», один из лебедей в «Лебедином озере», Белая Кошечка в «Спящей красавице», Мария в «Бахчисарайском фонтане».

Однако Макарова считала, что у нее не было главного – свободы самовыражения и творчества.

Главный балетмейстер Константин Сергеев был поборником строгой классики и вводил в новые балеты (например, «Далекую планету» – балет на космическую тематику) традиционные па-де-де. При этом балет не желал отставать от литературы – на сцене Большого театра ставились балеты «Ангара» о пуске гидроэлектростанции и «Асель», где на сцену выезжал (под аплодисменты зрителей!) трактор.

В этих условиях Макаровой повезло: ею заинтересовался замечательный балетмейстер нонконформистского толка Леонид Якобсон. Еще сдавая выпускные экзамены, Макарова и Долгушин участвовали в спектаклях Кировского театра, танцуя в постановках Р. Якобсона «Спартак» и «Хореографические миниатюры». Он превосходно поставил для Макаровой «Триптих на темы Родена», затем она исполнила роль Зои в балете «Клоп». требующую не только совершенно иной хореографии, но и незаурядного артистизма. По воспоминаниям Макаровой, работа над «Клопом» явилась для нее этапной, переломной, настоящей творческой радостью.

Балет «Клоп» ясно показал и самой балерине, и публике, что диапазон ее творчества значительно шире, чем тот круг ролей, в которых ее преимущественно использовали в театре.

Впоследствии Макарова танцевала у Якобсона партию Девицы-красы в замечательном спектакле «Страна чудес». Ей понравилась стихия сказочного примитива и роль Девицы-красы – в хореографии были и драматизм, и лирика, и гротеск – то, чего ей всегда хотелось.

В 1969 году она получила звание заслуженной артистки РСФСР. Другая балерина на ее месте была бы довольна своей творческой карьерой – ведущие партии в классических балетах, любовь публики, признание заслуг. Макарова по праву считалась одной из лучших балерин Советского Союза.

Решение Макаровой остаться в Лондоне 4 сентября 1970 года, по ее словам, не было обдумано заранее и пришло внезапно, под влиянием эмоций. Однако сама ситуация в Кировском театре складывалась так, что талантливой молодежи очень трудно было реализовать свой творческий потенциал.

Сцена из балета «Жизель»

И творческая, и личная судьба Натальи Макаровой после ее решающего шага, так резко изменившего всю ее жизнь, сложились удачно, хотя и не сразу. В первые же дни после того, как были улажены все формальности, касающиеся ее пребывания в Англии, ее поддержал Рудольф Нуриев. Вместе с ним Макарова выступила на телевидении, исполнив па-де-де из балета «Лебединое озеро». Но Лондон принял ее неприветливо: ведущие балерины театра Ковент-Гарден подали заявление директору – если ее возьмут в театр, те уволятся.

Впереди был только путь в Америку – и вскоре Макарову пригласил знаменитый «Американ балле тиэтр» – с этой труппой она работала впоследствии долго и плодотворно. Были и иные предложения от различных антрепренеров и театров, Макарова получила возможность самостоятельно формировать свой репертуар, работать с лучшими балетмейстерами – в том числе с Джорджем Бананчиным. Ей предлагали все – классику, неоклассику, которая особенно пришлась ей по душе, модерн, современный танец – разнообразные, интересные для каждой балерины роли. Наталья Макарова завоевала не только мировое признание, но и редкий титул «балерины-ассолюта», признающий ее совершенство.

Удачно сложилась и ее личная жизнь. Бизнесмен Эдвард Каркар, ставший ее мужем, с 1964 года бережно хранил автограф балерины, который получил во время ее гастролей. Сан-Франциско стал для нее домом, несмотря на то что Макаровой не часто удавалось там бывать – работа всегда отнимала у нее очень много времени. 1 февраля 1978 года она родила сына, но уже вскоре после этого события снова была на сцене.

Только в январе 1989 года она смогла вернуться в Ленинград и после долгой разлуки увидеться с матерью.

Но нельзя танцевать вечно – и Макарова решила попробовать силы и в качестве балетмейстера. Ее постановочным дебютом стало «Царство теней» из балета «Баядерка». Затем последовали «Лебединое озеро» в хореографии Л. Иванова, «Пахита». Специалисты высоко оценили работу Натальи Макаровой. После своего решения покинуть сцену она не стала работать менее напряженно – занятия репетиционной и педагогической деятельностью, постановки, киносъемки. Кроме этого, она всерьез возобновила занятия живописью, к которой с детства проявляла незаурядные способности. Словом, активная жизнь Натальи Макаровой, замечательной балерины и человека неисчерпаемых творческих возможностей, продолжается.

 

Элизабет Платель

Одна из наиболее известных и любимых французских танцовщиц последних двух декад двадцатого века, она воплощает наиболее чистые и возвышенные качества французской школы, оставаясь одной из немногих истинных балерин своего поколения

Элизабет Платель родилась в Париже 10 апреля 1959 года. Заниматься танцем она начала случайно. Ее родители не имели никакого отношения к балету или театру, хотя ее мать немного танцевала в свое время.

Сначала она поступила в консерваторию Сен-Жермен-ан-Ле под Парижем, где приобрела твердую хореографическую и музыкальную базу, прежде чем ее педагог представила ее Кристин Вуссар, в прошлом этуали Парижской оперы, а теперь – выдающемуся профессору Парижской консерватории. Кристин Вуссар немедленно взяла юную Платель под свое крыло и стала ключевой фигурой в ее развитии как танцовщицы.

С 1971 по 1975 год Платель училась в Парижской консерватории. По завершении курса она получила первый приз, что позволило ей продолжить свое образование в балетном училище Парижской оперы, где она в течение года совершенствовалась.

Элизабет Платель воплощает наиболее чистые и возвышенные качества французской школы

Ей оказали поддержку Пьер Лакотт, работавший с ней в училище Парижской оперы, и Раймон Франкетти, владелец студии, где начинающая танцовщица имела возможность наблюдать занятия профессиональных артистов, в том числе солистки Парижской оперы Ноэллы Понтуа и гастролера Рудольфа Нуриева.

В Парижской опере строго соблюдается иерархия, и Платель поднималась со ступеньки на ступеньку, хотя и очень быстро. В 1976 году она поступила в кордебалет. Ей было тогда семнадцать лет. В следующем году она была продвинута в корифейки, в 1978 году она стала «сюже» и получила серебряную медаль в младшей группе на международном балетном конкурсе в Варне. В том же году она станцевала первые сольные партии в балетах Джорджа Баланчина «Дивертисмент № 15» и «Четыре темперамента». Баланчин, который всегда активно сотрудничал с парижской Оперой, стал одним из любимых хореографов Платель (она считала его «хореографом двадцатого века»), хотя никогда не имела возможности работать со знаменитым хореографом лично.

В 1979 году, в 19 лет, Элизабет Платель была назначена первой солисткой. И Морис Бежар выбрал ее для исполнения балета «Жизнь» вместе с легендарным танцовщиком Жаном Бабиле. Разница в возрасте у них была – чуть ли не сорок лет. В следующем году она исполнила роль Избранницы в бежаровской версии балета «Весна священная».

В 1981 году Элизабет Платель начала готовить с Пьером Лакоттом, ее бывшим педагогом, свою первую главную роль в большом классическом балете – «Сильфиде», который Лакотт восстановил, насколько это было возможно. Партия Сильфиды стала одной из самых значительных работ Платель в Парижской опере. В том же году она также выучила и исполнила ведущие партии в «Лебедином озере», «Пахите» и «Жизели». «Жизель» принесла ей удачу – после этого дебюта Платель получила звание «этуаль», то есть звезда.

Этот официальный титул существует только в балете Парижской оперы. Он присуждается дирекцией театра за блестяще исполненную партию лучшим среди лучших. В парижском балете неизменно двенадцать звезд – Платель в двадцать один год стала одной из дюжины.

Она стала любимицей труппы не только как замечательная балерина и фантастически красивая женщина (ее прозвали Мадонной за иконописное лицо с огромными глазами), но и за доброту, приветливость, полное отсутствие «звездных» замашек.

Когда Рудольф Нуриев был в 1981 году приглашен в Парижскую оперу для постановки своей версии балета «Дон Кихот», он выбрал Платель для исполнения партии повелительницы дриад. Нуриев часто давал молодым танцовщикам шанс выступить в его балетах. Для Платель это означало начало успешного творческого сотрудничества с Нуриевым, который, особенно после своего назначения директором балета Парижской оперы (1983–1989), стал одной из наиболее важных фигур в ее карьере.

Платель привлекла внимание Рудольфа Нуриева своей превосходной интерпретацией классических партий и академического репертуара, и он стал давать ей главные партии в своих постановках. В 1983 году он поставил свой первый полнометражный балет в качестве директора балета Парижской оперы – поздний шедевр Мариуса Петипа «Раймонда». Элизабет Платель исполнила заглавную партию на премьере, а позднее танцевала «Раймонду» с балетной труппой Большого театра как приглашенная артистка. В следующем году она стала первой исполнительницей роли Одетты-Одиллии в новой нуриевской постановке «Лебединого озера» в Парижской опере. Нуриев также доверил ей исполнение главных ролей в его версиях «Спящей красавицы» (1989) и «Баядерке», его последней работе для Парижской оперы (партия Гамзатти – 1992 год, позднее она также станцевала Никию).

За время работы в Парижской опере Платель исполнила большую часть репертуара труппы. Она выступала в балетах Лифаря, Роббинса и многих других современных хореографов.

Особенно плодотворным и длительным было ее сотрудничество с Джоном Ноймайером, начавшееся в 1980 году, когда Платель, еще будучи первой солисткой Оперы, выступила в его балете «Вацлав». Позднее она также танцевала в его балетах «Щелкунчик», «Сон в летнюю ночь», «Сильвия». Ноймайер является одним из немногих хореографов, которые работали с Платель на протяжении всей ее карьеры. Когда ее просят назвать любимых балетмейстеров, звучат три имени: Петипа, Баланчин и Ноймайер.

9 июля 1999 года состоялось последнее выступление Элизабет Платель в качестве этуали Парижской оперы – в балете «Сильфида». В соответствии с правилами Оперы женщины-этуали оставляют сцену в возрасте 40 лет (мужчины-этуали – в 45 лет).

После своего официального ухода из Парижской оперы Элизабет Платель выступала в качестве приглашенной звезды как в Опере, так и в других театрах в разных странах мира.

В течение многих лет она работала как приглашенный профессор и педагог во Франции и за рубежом. Она прекрасно сотрудничала с Клодом Бесси над постановками «Сюиты в белом» (1996) и «Дафнисом и Хлоей» (1998) в Театре Рио-де-Жанейро, а также с Пьером Лакоттом над постановками «Сильфиды» (1997) в этом же театре и «Пахиты» (2001) во Дворце Гарнье.

В начале 2004 года она сменила Клода Бесси на посту директора балетной школы при Парижской опере.

Элизабет Платель удостоена титулов: кавалер ордена Искусств и литературы Франции, кавалер ордена Почетного легиона и офицер Национального ордена за заслуги.

 

Рудольф Нуриев

Он был самым выдающимся балетным танцовщиком своего времени. Его называли «экзотическим, ярким, неистовым», а также «самым часто фотографируемым мужчиной XX века». Во всем мире при его появлении на сцене публика замирала от восторга

Рудольф Нуриев родился 17 марта 1938 года в поезде, увозившем его мать Фариду и маленьких сестёр на Дальний Восток к месту службы отца – политрука Советской Армии. По воспоминаниям его родных, в момент рождения Рудольфа они подъезжали к Иркутску.

До сих пор точное написание его фамилии и отчества неизвестно. Фамилия его пишется по-разному – Нуриев или Нуриев, поскольку, когда его дед получил ее, он не умел писать; отца его назвали при рождении не Хаметом, а Мухаммедом, и лишь впоследствии он сам изменил свое имя.

Рудольф Нуриев – «не только виртуоз, но виртуоз со вкусом»

В июле 1939 года семья переехала в Москву, а позже во время войны была вынуждена эвакуироваться в Уфу. Единственной радостью Рудика в ту пору был радиоприемник, который Фарида чудом сохранила от довоенного благополучия. Он любил слушать музыку и, стараясь попадать в ритм, прыгал со стула на стул.

Первыми шагами стало знакомство с народными танцами в детском саду и выступления в составе самодеятельного детского ансамбля, а в канун Нового, 1945 года семье Нуриевых удалось попасть в Уфимский оперный театр на спектакль «Журавлиная песня», и с этого момента танец стал для Рудольфа единственной целью и прекрасной мечтой.

Когда он пошел в школу, оказалось, что в программу включены уроки национального танца. Талант мальчика заметили, и когда ему исполнилось десять лет, он был принят в танцевальную студию Дома учителя. Вела ее Анна Удальцова, профессиональная танцовщица, выступавшая некогда в кордебалете у Дягилева. Именно она впервые сказала мальчику, что ему нужно ехать в Ленинград, в хореографическое училище. Это стало мечтой Рудольфа на целые годы. Но отец не одобрял его пристрастия, и финансовое положение семьи не позволяло ему даже поездки в Ленинград для прохождения экзаменов в училище.

В 1953 году Нуриев поступил в балетную студию при Уфимском оперном театре и устроился статистом, постоянно посещал занятия балетных артистов, и в конце концов ему предложили в театре контракт. Но Нуриев отказался, так как хотел учиться в Ленинграде и окончить хореографическое училище, а не оставаться в Уфе, не получив фактически никакого образования.

Летом 1955 года в Москве проходил фестиваль башкирского искусства, и солист балета «Журавлиная песня» (того самого, который Рудольф увидел впервые в жизни) не смог участвовать в поездке. Нуриев, не колеблясь, предложил свою кандидатуру, хотя партии этой совершенно не знал. Его взяли на гастроли, и он принялся усердно разучивать роль, однако к моменту приезда в Москву перезанимался и получил травму, на лечение которой, как правило, требуется не меньше месяца. Но Нуриев уже через несколько дней вышел на сцену. В результате он сумел добиться разрешения на поступление в Московское хореографическое училище. Однако у московского училища в то время не было общежития. И тогда Нуриев отправился в Ленинград.

25 августа 1955 года он поступил в Вагановское училище, где ему предстояло проучиться 3 года в классе замечательного педагога Александра Ивановича Пушкина. Ему было семнадцать лет. После девятого класса его оставили в училище еще на год, и этот год в жизни Нуриева был очень удачным – основная труппа Кировского балета уехала на гастроли, и он смог станцевать ведущие партии в девяти спектаклях.

В апреле 1958 года Рудольф Нуриев блистательно выступил в Москве на Всесоюзном конкурсе балетных учеников и в июне стал солистом Кировского театра. В его репертуар входило практически все, о чем мог мечтать артист балета, – «Раймонда», «Спящая красавица», «Жизель», «Баядерка», «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Дон Кихот» и многие другие. Прославленные балерины сами просили Нуриева танцевать с ними. Кроме того, он с первых же шагов своей артистической карьеры позволял себе вносить изменения в костюмы и хореографию исполняемых им партий, и это ему позволялось.

В 1961 году стало известно о том, что труппа Кировского театра поедет на гастроли в Париж. Нуриев был уверен, что в Париж его не отпустят. Однако поездка не могла состояться без участия в ней талантливой молодежи, и Нуриев был включен в состав группы.

16 июня 1961 года во время гастролей Кировского театра в Париже Рудольф Нуриев принял решение остаться на Западе. Планировал ли он заранее свой поступок или действовал под влиянием минуты, неизвестно. Через неделю он уже выступал в качестве солиста Интернационального балета маркиза де Куэваса, танцуя в балете «Голубая птица». В ноябре 1961 года Нуриев участвовал в бенефисе знаменитой балерины Марго Фонтейн. Их сотрудничество длилось много лет, дружба – еще дольше, до самой смерти Фонтейн.

Нинетт де Валуа пригласила Нуриева в «Королевский балет». «Вот кто нам нужен! – написала она тогда своему хореографу. – Нуриев не только виртуоз, но виртуоз со вкусом. Он несет с собой традицию и магию русских».

В области мужского танца Нуриев произвел настоящую революцию. Он привнес в мужской танец технику балерин: встал на носки – почти на пуанты – и тем приподнял и чуть растянул торс танцовщика… Он, как балерина, разработал все связки и сделал тело танцора более гибким, лёгким и выразительным. Но вся это, так сказать, «женственность» комбинировалась с мощной динамикой. Яркость, эмоциональность и сексуальность – именно это отметили в первую очередь все балетные критики и зрители.

Попасть на спектакль с участием Нуриева и Фонтейн было просто невозможно. Во время гастролей «Королевского балета» в Америке люди разбивали палатки возле здания Метрополитен-опера и дежурили по трое суток, чтобы достать билеты. А тем временем в январе 1962 года состоялся официальный заочный суд над Рудольфом Нуриевым, на котором его приговорили как предателя Родины к семи годам исправительно-трудовых работ с отбыванием срока в колонии строгого режима…

После 1964 года Рудольф Нуриев стал меньше танцевать с Королевским балетом – все больше времени занимали у него гастрольные поездки. Он танцевал и ставил балеты в Венской опере, в «Американ балле тиэтр» Баланчина, в «Ла Скала». За право пригласить его в свою труппу боролись лучшие театры мира, несмотря на то что Нуриев требовал (и получал) баснословные для балетного танцовщика гонорары. Его финансовое чутье сделало бы честь профессионалу, решения о вложении своих средств он всегда принимал сам. Причем, кроме того, что его деньги приносили ему еще большие деньги, он сумел продумать схему их размещения таким образом, что практически не платил налогов со своего огромного состояния. Для этого он даже принял австрийское подданство, так как эта страна отличалась своим мягким налоговым законодательством.

В семидесятые годы он заинтересовался современной хореографией. Он искал новые формы для самовыражения и из-за того, что его физические возможности через несколько лет стали бы уже не теми, что ранее, но главным образом потому, что Рудольф Нуриев не мог не находиться в постоянном движении и творческом поиске. Ему было нелегко освоить совершенно новую, непривычную для него эстетику, новые принципы движений, угловатых, резких, полностью отличающихся от принципов классического танца. Но Нуриев мог танцевать все – и хотел это делать. Он стал танцевать с ансамблем Марты Грэхем, и их постановки имели огромный успех. Событием стала премьера спектакля «Люцифер» на Бродвее – билеты на лучшие места стоили до десяти тысяч долларов, и на премьере собрались все знаменитости Америки, включая супругу президента Форда.

Его работа в кинематографе началась уже в 1963 году, с исполнения партии Корсара в фильме «Вечер с Королевским балетом». Затем последовала партия Ромео в балете Макмиллана, а в 1966 году – «Юноша и смерть». В 1972 году был снят фильм «Я – танцовщик», затем – фильм-балет «Дон Кихот». Танцовщик исполнял в нем главную роль, а также был режиссером и сопродюсером.

Вскоре он исполнил роль знаменитого актера немого кино Рудольфа Валентино, а в боевике «Разоблаченный» сыграл роль скрипача, который в одиночку борется с международной террористической организацией.

В 1983 году в жизни Рудольфа Нуриева произошло большое событие – он принял руководство балетной труппой Парижской оперы. К этому времени у Рудольфа Нуриева уже начали появляться проблемы на сцене – танец уже давался ему с большим напряжением. Ему было уже сорок пять лет. Лишь позже выяснилось, что нездоровье Нуриева – частые простуды, резкое снижение веса, слабость – были симптомами СПИДа.

В Парижской опере Нуриев одновременно стал постоянным солистом труппы, хореографом и директором. Работа, предстоящая ему, была невероятно сложной не только в профессиональном плане – Рудольф Нуриев и труппа сразу же заняли противоборствующие позиции. Однако по прошествии нескольких лет стало ясно, что он сумел превратить довольно разнородную труппу Парижской оперы в первоклассную, отличающуюся высоким профессионализмом.

За годы своей работы на Западе Рудольф Нуриев успел сделать столько, что его работоспособность просто поражает, так же, как и разнообразие его ролей. Он работал с известнейшими балетмейстерами мира, которые ставили спектакли специально для него: Ф. Аштон («Маргарита и Арман»), Р. Пети («Потерянный рай», «Экстазы», «Пелеас и Мелисанда»), М. Бежар («Песни странствующего подмастерья»), М. Грэхем («Люцифер»), М. Луис («Момент») и другими.

Обширна и балетмейстерская деятельность Нуриева. Начав с возобновления классических русских балетов, он постепенно пришел к созданию новых самостоятельных редакций этих балетов и оригинальным постановкам собственного сочинения. На сценах Лондона, Милана, Вены, Стокгольма, Берлина, Парижа им были поставлены «Тени», «Раймонда», «Буря», «Лебединое озеро», «Танкред», «Дон Кихот», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Ромео и Джульетта», «Баядерка», «Манфред».

Несмотря на сознание собственной обреченности и ухудшение физического состояния, Нуриев продолжал напряженно работать. Он нашел для себя новый, совершенно неожиданный вид деятельности, в котором проявил себя очень успешно, – всерьез занялся дирижированием и удивил своими способностями и трудолюбием. Дебют Рудольфа Нуриева как дирижера состоялся 25 июня 1990 года в венском дворце Ауэршперг.

Болезнь уже не оставляла Нуриеву шансов на продолжение работы, он чувствовал себя все хуже и хуже. 28 февраля 1992 года – последнее выступление в роли ангела в балете Габора Кевехази «Кристофоро» в Будапеште.

В 1992 году, на премьере поставленного им в Парижской опере балета «Баядерка», ознаменовавшей вручение Рудольфу Нуриеву высшей награды Франции за заслуги в области искусства, ордена Почетного легиона, виновник торжества был уже не в силах встать на ноги. На протяжении всей церемонии он, живописно задрапированный в алый шелк, восседал в кресле, более напоминавшем трон. Пышность обстановки резко контрастировала с его изможденным лицом.

6 января 1993 года великий артист скончался.

 

Марис Лиепа

Марис-Рудольф Лиепа родился 27 июля 1936 года в городе Риге. Он был вторым ребенком в семье Эдуарда и Лилии Лиепы. Его детство прошло в годы гитлеровской оккупации. Отец Мариса был мастером сцены в Рижской опере. Потеряв голос, Эдуард Лиепа был вынужден расстаться с мечтами о работе в хоре, и все же его склонность и любовь к пению осталась жива. Именно поэтому дети росли в атмосфере, наполненной музыкой и песнями. Когда Марису исполнилось семь лет, он начал петь в хоре мальчиков Рижского театра оперы и балета. Но о балете он даже не думал. Мальчик рос слабым, худеньким, и родителям посоветовали отдать его в балетную студию при Латвийской опере, впоследствии преобразованную в Рижское хореографическое училище, для того, чтобы он физически окреп, встал на ноги.

Марис Лиепа

Сперва ему там не понравилось, тем более что он не видел результатов своего труда. Но потом учеников стали привлекать к участию в спектаклях. Это было уже интереснее. Только в апреле 1950 года, после поездки в Москву на Всесоюзный смотр хореографических училищ, Марис понял, что балет – это его судьба.

В училище его педагогом был Валентин Блинов, в прошлом отличный характерный танцовщик, и его ученику Лиепе тоже прочили карьеру характерного танцовщика. Все чаще Лиепа становился участником балетных спектаклей. Но уроки в училище он сочетал с активными занятиями спортом, был неоднократным чемпионом Латвии по плаванию. На соревнованиях по плаванию его и заметили отдыхавшие на Рижском взморье балетные педагоги из Москвы Елена Сергиевская и Николай Тарасов, ученик Николая Легата. Они способствовали переводу перспективного ученика Рижского училища в Московское академическое хореографическое училище (МАХУ). Перевод состоялся в 1953 году, два последних года Лиепа учился в МАХУ в классе Тарасова.

Как и во время учебы в Риге, Марис отличался необыкновенным упорством и стремлением к достижению поставленной цели. За два года учебы в хореографическом училище он не пропустил ни одного занятия.

Так же, как и в Риге, в Московском училище в Лиепе первоначально видели характерного танцовщика, но через год он исполнил партию Принца в спектакле МАХУ «Щелкунчик», а к выпускному концерту подготовил классические номера – па-де-де из балета «Дон Кихот» и партию Солора в акте «Тени» из «Баядерки». Это решило его дальнейшую судьбу – после выпуска из училища Марис Лиепа стал классическим танцовщиком.

В 1955 году Лиепа с отличием окончил Московское академическое хореографическое училище, имея все шансы остаться в Москве, но Министерство культуры Латвийской республики потребовало возвращения выпускника МАХУ в Ригу. «Меня, единственного отличника по всем профессиональным дисциплинам, не взяли в Большой театр, отправляли обратно в Ригу. В Министерстве культуры вежливо растолковали, что национальные кадры должны закрепляться на местах и что мое место в рижском театре. Стоит ли объяснять, в каком я был отчаянии!» – вспоминал позднее Лиепа.

За год работы в Государственном театре оперы и балеты Латвийской ССР он станцевал несколько сольных партий, в том числе па-д'эсклав из «Корсара» и гран-па из «Раймонды». В декабре 1955 года в Москве состоялась декада латышского искусства, и там Лиепу, исполнявшего партию скрипача Тотса в балете «Сакта свободы», увидела Майя Плисецкая. Она пригласила его принять участие в ее гастрольной поездке в Будапешт, где Лиепе предстояло выступить в роли Зигфрида (это было «Лебединое озеро» Горского – Мессерера). Затем он станцевал Зигфрида в Риге (в канонической редакции Петипа – Иванова). И, наконец, поступив в Московский академический музыкальный театр им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, он исполнил эту же партию в новаторской для того времени редакции «Лебединого озера» Владимира Бурмейстера.

Марис Лиепа в роли Красса в балете «Спартак»

Его новый переезд в Москву вызвал непонимание и протест у рижских коллег. Многие считали, что Лиепа решился на это только ради славы и легкого успеха. А сам он прекрасно понимал, что достичь успеха на московской сцене будет гораздо сложнее, чем на рижской.

Этапным в его творчестве стал балет «Корсар». Его Конрад настолько поразил зрителей, что через некоторое время они стали приходить в театр «на Лиепу».

На сцене театра Станиславского и Немировича-Данченко Марис Лиепа танцевал четыре года. Он исполнил партии Феба в «Эсмеральде», Лионеля в «Жанне д'Арк», Чабана в «Лесной фее», Синдбада в «Шехерезаде». В 1957 году Лиепа участвовал в конкурсе классического и характерного танца в программе VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов и получил золотую медаль.

Летом 1960 года Мариса Лиепу пригласили участвовать в гастрольной поездке Большого театра в Польшу. На гастролях он станцевал партии в балетах «Тропою грома», «Дон Кихот» и в сцене «Вальпургиева ночь» из «Фауста» в хореографии Леонида Лавровского. После гастролей Лиепа получил приглашение от главного балетмейстера Большого театра СССР Леонида Лавровского поступить в труппу ведущего балетного театра страны.

В начале сезона 1960/61 года состоялся его официальный дебют на сцене Большого театра в партии Базиля в «Дон Кихоте». А вскоре он исполнил партию Альберта в «Жизели». Эта роль стала этапной в его карьере, именно за нее Лиепа впоследствии получил в Париже премию имени Вацлава Нижинского.

В этом же году Лиепа получил первый «свой» балет – Леонид Лавровский поставил для него «Ночной город» на музыку Белы Бартока «Чудесный мандарин».

1962 год был посвящен главным образом ролям в советских балетах. Это Георгий в «Страницах жизни» (постановка Л. Лавровского), Армен в «Гаянэ» (постановка В. Вайнонена) и Спартак в оригинальной по пластическому языку версии «Спартака» в постановке Леонида Якобсона. В том же году у Лиепы и его первой жены, артистки Московского театра драмы имени А.С. Пушкина Маргариты Жигуновой, родился сын Андрис, а в 1963 году – дочь Илзе.

1963 год стал годом «благородных» героев: Принц в «Золушке» (постановка Ростислава Захарова), принц Дезире в «Спящей красавице» и Жан де Бриен в «Раймонде». В этом же году Лиепа создал одну из своих лучших ролей – Ромео в спектакле Леонида Лавровского «Ромео и Джульетта». Кроме того, он взял мужской класс в Московском академическом хореографическом училище.

В 1964 году в Большой театр пришел Юрий Григорович. Вскоре он перенес на сцену Большого свою знаменитую постановку «Легенды о любви». В этом спектакле Лиепа создал одну из своих лучших ролей в советском репертуаре – Ферхада.

Вскоре Марис Лиепа всерьез задумался о деятельности постановщика. Первый опыт – восстановление спектакля-миниатюры «Видение розы», премьера которого состоялась еще в 1911 году в Монте-Карло. Тогда его поставил Михаил Фокин, а главные партии исполняли Тамара Карсавина и Вацлав Нижинский. Работа над постановкой была долгой и сложной. Большую поддержку Марису Лиепе оказали латышский танцовщик Арвид Озолинь, который когда-то работал с Фокиным в Монте-Карло, Тамара Карсавина, Марго Фонтейн. Он кропотливо и тщательно собирал различные материалы о балете, воспоминания зрителей и исполнителей, высказывания критиков, рисунки. Были восстановлены с максимальной точностью и костюмы, выполненные в свое время по эскизам прославленного художника Бакста. Почти десять лет ушло на восстановление десятиминутного шедевра.

Премьера «Видения розы» состоялась во время кубинских гастролей в ноябре 1966 года, а московские зрители смогли увидеть этот балет несколько позже – в июне 1967 года.

«Звездным» в биографии Лиепы стал 1968 год. В этом году состоялась премьера нового балета «Спартак».

Григорович первоначально предполагал дать Лиепе роль Спартака. Он уже даже начал ее репетировать. Но решение изменилось. Работа над созданием образа Красса полностью захватила Мариса Лиепу. Результаты превзошли все ожидания. Уверенная манера, мужественность, необыкновенная сила и широта движений – все это слилось в единый потрясающий образ властолюбивого Красса, олицетворяющего зло и насилие. В 1970 году за роль Красса Лиепе была присуждена Ленинская премия.

В начале семидесятых годов отношения Лиепы с Григоровичем ухудшились, а Григорович к этому времени стал полновластным хозяином в театре. Это привело не только к ограничениям в занятости артиста в текущем репертуаре и гастролях, но и препятствиям в создании им новых партий. После Зигфрида в «Лебедином озере» больше ни одной новой роли в балетах Григоровича Лиепа не получил: репетировал, но не получил возможности станцевать Курбского в «Иване Грозном», не был занят и в новой версии «Раймонды». Новые роли на сцене театра после 1970 года Лиепа получал только в балетах других балетмейстеров.

В 1972 году он станцевал Вронского в премьере «Анны Карениной», в 1974 году – Каренина в этой же постановке. В 1976 году Лиепа снялся в экранизации балета Большого театра «Спартак» в роли Красса и был удостоен почетного звания народного артиста СССР. В 1977 году он станцевал свою последнюю крупную игровую партию в Большом театре – принца Лимона в детском балете «Чиполлино». После опубликованной в 1979 году в газете «Правда» статьи Лиепы с критикой методов руководства театром Юрием Григоровичем около двух лет артисту не давали танцевать на сцене Большого театра.

В период незанятости в Большом театре Лиепа активно сотрудничал с новой балетной труппой под руководством Бориса Эйфмана: в 1981 году он станцевал Рогожина в «Идиоте» Бориса Эйфмана и солиста в его же «Автографах» вместе с Аллой Осипенко. В этом же году завершил учебу на балетмейстерском отделении ГИТИСа, поставил балет «Дон Кихот» и несколько балетных миниатюр в Днепропетровском театре оперы и балета. Только через два года «безработицы» в театре по личному приказу министра культуры СССР П.Н. Демичева 28 марта 1982 года состоялось возвращение Лиепы на сцену Большого театра. Но триумфально станцованный в тот вечер Красс стал последним выступлением Мариса Лиепы на сцене любимого театра: после «бенефиса» его вынудили уйти на пенсию (артисту было 45 лет).

В самом начале сценического пути Марис Лиепа, танцуя в кордебалете Рижского театра, получал зарплату в 600 рублей (старыми деньгами). По иронии судьбы он закончил карьеру в Большом тоже с зарплатой в 600 рублей.

В 1983–1985 годах по приглашению болгарского правительства Марис Лиепа работал художественным руководителем балетной труппы в Софийской народной опере, где поставил два балета – «Дон Кихот» и «Спящую красавицу». В этом балете Лиепа создал свои последние игровые роли в балете – короля Флорестана и феи Карабосс. В 1985 году болгарский балет отпраздновал 30-летие творческой деятельности Мариса Лиепы.

Осенью 1986 года внезапно скончался художественный руководитель латышского балета Александр Янович Лемберг. Он 18 лет простоял «у штурвала» балетной труппы и не раз задумывался о том, кого же выбрать своим наследником. Александр Янович не мог найти лучшей кандидатуры, чем Марис Лиепа. Но «завещание» Лемберга не имело никакого значения. Чиновники Министерства культуры обратились за советом в Москву, в инстанции, где полностью доверяли мнению Юрия Григоровича. А министр культуры Латвии Раймонд Паулс, с которым Марис в детстве учился в Рижской музыкальной школе им. Дарзиня, вежливо отмалчивался.

Малоодаренные танцовщики Рижского театра (примерно работавшие в профкомах и парткомах, за что начальство и оставляло их на службе) пребывали в панике: при Лиепе они мгновенно вылетят из театра, – это ясно! А тут еще прошел слух, что Марис приедет в Ригу не один, а с сыном, дочерью и еще несколькими солистами из Москвы…

Вакантный пост балетмейстера в Рижском оперном театре Марису Лиепе не доверили, создать в Риге новый театр балета на Тихой улице не позволили. Зато Моссовет принимает решение: создать Театр Мариса Лиепы в столице. В «Советской культуре» 4 марта 1989 года появилось объявление о конкурсе в театр «Балет Мариса Лиепы». А 26 марта 1989 года артист скончался. В Москве говорили: охранник не впустил его в Большой театр и отобрал пропуск; вот сердце и не выдержало.