Глава 49.

Я вспомнила те несколько месяцев своей жизни, что я провела со своей матерью — Адалиссой. Воспоминания вернулись в тот самый миг, как я, во сне, издала последний вздох. Когда я умерла. Когда я покончила с собой.

Я встала. Взглядом я, сразу же, нашла зеркало.

«Надо приказать убрать его отсюда. Зеркала… Терпеть их не могу. Если так подумать, то я покончила с собой, глядя в зеркало… Похоже, что неприязнь у меня ещё оттуда».

Я приняла решение, что мне срочно надо поговорить с Самаэлем. Он, ведь, знал о том, что я — Кэтэрина. Он упоминал, что у меня была ещё одна жизнь. Значит, он должен был знать — каким образом я переродилась. Теоретически — это, вообще, было невозможно. Способности перерождения ни у кого не существовало. «Но, я же как-то вернулась к жизни. Ещё и с внешностью своей матери… Сколько же времени прошло с тех пор? Сколько прошло времени с моей смерти, как Кэтэрины и до моего рождения, как Милены?».

В голове царил полнейший сумбур. Мысли и воспоминания спутывались, смешивались… никак не хотели приходить в порядок. Мои чувства, как Кэтэрины… Мои чувства, как Милены… Столь изменившийся характер… Настолько другая жизнь… Всё это сбивало с толку.

«Стать бы сейчас неадекватной истинной демонессой, — с тоской подумала я. — Думаю, тогда эта прошлая жизнь меня бы, вообще, не волновала. А, ведь, судьба оказалась очень иронична — снова столкнула меня с Аббадоном. С тем, кто, косвенно, виновен в моей смерти. Да уж… Действительно, неудачная шутка судьбы. А может, это и неизбежно? Вновь, быть связанной с теми, с кем была связана моя прошлая жизнь? Самаэль, Аббадон… Хотя, если бы это было так, то я должна была и мать свою встретить. Однако этого не случилось. Где же она? И почему, всё-таки, я обладаю её внешностью? И что тогда произошло после того, как Аббадон меня изнасиловал? Что случилось с моей матерью? И… почему она сказала Самаэлю, чтобы он не смел убивать демона разрушения?».

Вопросов, как всегда, было много. И ни одного ответа на них. Я надеялась, что это только до тех пор, пока я не поговорю с Самаэлем. После этого, ведь, хоть что-то должно было проясниться. А по поводу Аббадона… Лучше я относиться к нему, разумеется, не стала. Скорее, наоборот. Как Кэтэрина, я тогда не смогла его возненавидеть, несмотря ни на что. Как Милена… очень даже могла. Я уже не была той глупой наивной бабочкой, которую обманул демон разрушения. Я слишком изменилась. Точнее, жизнь теперь у меня была совершенно иной. Хотя, я и вспомнила всё… Хотя, мысли и воспоминания путались… Это, нисколько, меня саму не изменило. Те черты характера, которыми я обладала в той жизни, сейчас никак не вязались с этой. Характер Кэтэрины в мире демонов… Он мог меня, лишь, погубить. Так что, воспоминания воспоминаниями, а на эту жизнь они сильно повлиять не должны были. По крайней мере, я на это надеялась.

Кроме Ренэтуса, который теперь, практически, постоянно, находился рядом со мной, в спальне, к счастью, никого не было. Мне сейчас не хотелось никому ничего объяснять. Особенно Рейфу, который прекрасно меня чувствовал.

Я не стала прибегать к помощи Драйка, воспользовавшись браслетом, который когда-то дала мне Лилит. Я оказалась в мире драконов, оставив Ренэтуса в Зиградене, помня о неприязни Самаэля к нему.

Мне, сразу же, сказали, где находится Самаэль. И вот, я у двери помещения, в котором был ангел смерти. Лишь сейчас мне стало… не по себе. Я вспомнила, как любила Самаэля с такой силой, что из-за этого меня, из бабочки, превратили в человека. Я вспомнила, как предала эту любовь, влюбившись в Аббадона. И как, после этого, Самаэль, всё равно, с нежностью, смотрел на меня. И как говорил, что защитит меня даже от Люцифера (то, что в разговоре Астарота и Самаэля говорилось о нём, я не сомневалась). А я, слабачка, покончила с собой. Сейчас я понимала свою глупость, а тогда… это показалось выходом.

«Да ты и в этой жизни не лучше, Милена, — упрекнула я себя. — Кто хотел с балкона спрыгнуть? Суицидница чёртова!».

Наконец, я, всё же, решилась и открыла дверь. Самаэль был там:

— Здравствуй, Милена. Ты пришла спросить, почему я так отнёсся к твоему отцу? Почему я был солидарен с Фероксом?

— Нет, не про это. Конечно, это было бы тоже интересно узнать, но… сейчас меня интересует иное. Самаэль… я вспомнила. Я всё вспомнила. О той жизни, когда я была Кэтэриной.

Ангел смерти, явно, был шокирован этой новостью. Я, в первый раз, видела его таким. Правда, шок быстро сменился на какую-то обречённость и принятие того, что уже ничего нельзя изменить.

— Как… как ты смогла вспомнить, Кэтэрина? — был первый вопрос, который он задал — его голос, при этом, был, словно… надломленным; словно, произошло что-то, что полностью выбило почву из-под его ног.

— Я видела сны. Сны, которые мне показывали мою жизнь. Сначала, я думала, что они не имеют никакого отношения к реальности, но… сегодня… в последнем сне… я умерла. Точнее, сама прервала свою жизнь. И когда это произошло… память ко мне вернулась.

Я доверяла Самаэлю, как никому другому в этом мире. Но… было такое ощущение, что, по крайней мере, пока ему не надо знать о Дайоне. И я ограничилась тем, что сказала ему только о снах. В конце концов, результат-то от этого никак не поменялся.

— Значит, посредством снов… Я знал… догадывался, что рано или поздно, но это произойдёт, — сказал ангел смерти с горечью в голосе. — Что твоя прошлая жизнь даст о себе знать. Но, всё же, надеялся, что это случится не скоро. Кэтэрина… — он подошёл ко мне. — Ты не должна была вспоминать всю ту боль и все те страдания, что ты пережила тогда. Прости… Я не смог тогда защитить тебя.

— Это мой первый вопрос. Почему не смог? Я же была тогда чистокровным человеком, пусть и рождённым необычным способом. Ты должен был знать причину и дату моей смерти. Нет? — я, нисколько, не винила Самаэля за это, но мне хотелось узнать причину.

— Именно из-за твоего необычного способа рождения, я и не мог этого сделать. Ты была единственным человеком во всём мире, чью смерть я не мог ни предугадать, ни предотвратить. Единственный человек, который был мне дорог… и которому я не смог ничем помочь. Даже не смог защитить тебя от Аббадона. Можно сказать, сам дал немое согласие на твоё общение с ним, — мужчина ощущал себя виноватым — я это видела.

— Ты не виноват, Самаэль. Ты же предупреждал меня об Аббадоне. Ты говорил, что он может причинить мне боль. А я не верила. Думала, что он любит меня, — я грустно улыбнулась. — Теперь я даже такого представить не могу… Но как… как я смогла родиться заново? Это же… невозможно.

— Возможно. Способ есть, но он является запретным. Я расскажу, но перед этим… Кэтэрина… дай мне коснуться тебя.

— Я, ведь, предала тебя, Самаэль, — напомнила я ему. — Даже в этой жизни. В ней я, вновь, полюбила другого.

— И что?

— Почему, после всего, ты продолжаешь меня любить? Почему защищаешь, оберегаешь? Я не понимаю. Несмотря на то, что я всё вспомнила… Что я вспомнила о том, что стала человеком, благодаря любви к тебе… понятнее от этого не стало. Я родила ребёнка от другого. И снова рожу — тоже от другого. Да и… характер у меня теперь совсем иной. И ты, всё равно, будешь со мной?

— Для меня не имеет значения ничего из того, что ты перечислила, Кэтэрина. Ты вольна любить, кого пожелаешь. И ты сама можешь быть, какой угодно. Ты, всё равно, останешься для меня единственной, кого я хочу любить и защищать. Раз уж я не смог сделать последнего тогда…

— Знаешь, мне кажется, что ты делаешь из меня какого-то идола. Идола, которому поклоняешься. Незаслуженно.

— Кэтэрина…

— Но… если ты так этого хочешь, то я не против.

«Да даже если бы я и была против, вряд ли, это что-нибудь поменяло, — подумала я. — Он не уйдёт. Он всегда будет рядом. Даже несмотря на то, как трусливо я поступила в прошлом, уйдя из жизни, оставив его. Это уже и не пугает. И знаю я его теперь гораздо лучше после того, как мои воспоминания вернулись. Я помню, как разговаривала с ним, расспрашивала обо всём на свете, сама ему обо всём рассказывала… И он принимает меня любой. Какой бы я не стала… для него это неважно. Мне, действительно, этого не понять…».

— И я хочу попросить, чтобы ты больше не называл меня Кэтэриной, — продолжила я. — Жизнь Кэтэрины давно закончилась. Я Милена и ею останусь.

— Как скажешь… Милена.

Его руки заскользили по моему телу. Я не сопротивлялась. Наоборот, сама обняла его, обхватив руками за шею. Поцелуй ангела смерти был нежным, приятным… И сам он был… тёплым. От него не исходило такого жара, как, например, от Ферокса. В нём не было жестокости и садизма по отношению ко мне. Он был ласков, осторожен… Словно, обращался с бабочкой, которая может легко погибнуть, лишь, смахни пыльцу с её крыльев. Да, я чувствовала в Самаэле такую древнюю силу, которая, с лёгкостью, может стирать в пыль города, страны… А, возможно, и целые миры. Могущественный ангел смерти… Само воплощение смерти… Её распорядитель. От одного взгляда на этого мужчину должно бросать в дрожь от ужаса. Но, для меня он, наоборот, самый ласковый и нежный. С ним не было страшно. С ним я казалась себе защищённой.

Прикосновения Самаэля стали более настойчивыми, а его поцелуи более требовательными. Но, вместе с тем, он оставался, также, ласков. Это кружило голову, возбуждало… Но…

— Подожди, Самаэль, — я упёрлась руками ему в грудь.

— Снова останавливаешь меня, Милена? — в голосе мужчины послышалось раздражение. — Даже терпение смерти не безгранично. И моё — тоже. Милена… я слишком долго этого желал. Я люблю и хочу тебя.

— Я знаю. И я не останавливаю тебя. То есть, останавливаю, но не для того, чтобы этого не произошло. Я хочу тебя, но… Сначала, я хочу услышать, как произошло моё перерождение. Расскажешь?

— Расскажу, — Самаэль отступил от меня на шаг, словно, не доверяя себе. — Хочешь знать, как у тебя появилась новая жизнь? Тогда, в Гапироне, усыпив в тебе кровь демона на несколько лет, я не в первый раз нарушил закон мироздания. Это произошло гораздо раньше. Сразу же, после твоей смерти, как Кэтэрины. Тогда, когда твоё физическое тело погибло, я должен был отвести твою душу в уготованное ей место. Но, я этого не сделал. Я сохранил твою душу. Можно сказать, погрузил её в глубокий сон. Разумеется, об этом никто не знал. Я заключил твою душу в своём дворце — в комнате, о которой никому, кроме меня, не было известно. И я ждал любую возможность вернуть тебя к жизни. Ждать пришлось долго… Обычные человеческие тела для твоей души не подходили. Слишком слабые. Иные расы — тем более. Человеческая душа, пусть и рождённая иным способом, не могла прижиться в теле чистокровного эльфа, дракона или же демона. Я пытался это сделать, но… все эти попытки заканчивались провалом. Твоя душа в таких телах не просыпалась, а через какое-то время, тела и, вовсе, разрушались.

Посмотрев на него в этот миг, я увидела, что Самаэль сейчас очень далеко отсюда. В тех временах, когда он, всеми возможными способами, пытался вернуть меня к жизни. Когда он переживал неудачу за неудачей… Пытался снова и снова… Я даже не могла представить, что он чувствовал тогда.

— Прошла не одна тысяча лет прежде, чем я, наконец, нашёл выход. Тело полу демона. Не тело чистокровного демона и не человека.

— Дочь Ребекки Деланье и Савариса Кавэлли? — тут даже гадать не имело смысла.

— Верно, — кивнул Самаэль. — Точнее, в самом начале, до моего вмешательства и вмешательства твоего отца в судьбу этого ребёнка, отцом девочки должен был стать Виктор Деланье. Так должна была распорядиться судьба. Так должно было быть по закону мироздания.

— Что?! Виктор Деланье должен был быть моим настоящим отцом?! То есть… ты хочешь сказать, что я, изначально, должна была родиться обычным человеком?! Но… как?!

— Человеком должна была родиться не ты, Милена. А та душа, которая должна была занять это тело. Так сказать, истинная душа. Кроме того, если бы вмешательства не было, Милена Деланье должна была стать, лишь, старшим ребёнком Ребекки и Виктора. Не единственным. У неё был бы младший брат, так как Ребекка не потеряла бы возможность иметь детей. Но… судьба изменилась кардинально. Я уничтожил душу этого тела, чтобы освободить место для тебя. А отцом ребёнка стал Высший демон. С этого момента всё и поменялось. Невозможность твоей матери иметь детей, её сделка с Аббадоном, лаборатория Виктора Деланье, «Шисуна»… Всего этого не было в настоящей судьбе Милены Деланье. Это всё стало результатом нарушенного мной и Саварисом закона мироздания. Закона, который запрещено нарушать любому, кем бы он ни был.

— Саварис… Мой отец знал о том, что я, можно сказать, не его дочь?

— Нет. И сейчас не знает. Саварис, вообще, не знал о моём участии во всём этом. У него цель была другой. Кое-кто сказал ему, что если он свяжется с определённой женщиной, то родится ребёнок с внешностью его возлюбленной. Это было тем, что он хотел.

— Внешность возлюбленной… — я стала медленно понимать. — Ты хочешь сказать, что мой отец… Саварис любил мою мать — Адалиссу? Поэтому, я выгляжу, как она?

— Да, Саварис Кавэлли любил Адалиссу. Любил так сильно, что, как и я, согласен был пойти на многое. Магия связи человека и демона, любящего Адалиссу, сделала возможным сотворить, практически, идентичную внешность с Адалиссой. И, кроме того, преодолеть теоретическую невозможность детей от связи человека и демона.

— Саварис любил Адалиссу… Тогда выходит, что… Ребекку Деланье он не любил? Просто использовал её?

— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом, но — да. Любви к человеческой женщине у Савариса не было.

«Вот и конец красивой сказке о запретной любви. О любви демона и человека. Всё было ложью».

В этот момент, я вспомнила о том, что Ферокс говорил о моём отце… Что он относится ко мне, не как к дочери… Теперь, сопоставив всё: использование Ребекки Деланье, внешность возлюбленной… Слова дракона приобретали страшный, для меня, правдивый окрас.

— Тот, кто сказал моему отцу о Ребекке… О возможности ребёнка с такой внешностью… Это был ты?

— Да. Саварис Кавэлли был единственным, кто мог стать твоим отцом. Хотя, сам Саварис так и не понял, что это я разговаривал с ним тогда.

— Значит, по сути, я заняла чужое место, да? — эта мысль была неприятна, но так оно и было. — Закончив свою собственную жизнь, как Кэтэрина, я разрушила жизнь Милены Деланье? Её душа была уничтожена ради меня?

— Да. Ради тебя, но не из-за тебя. И я не жалею о том, что сделал. Я жалею, лишь, о том, что тебе пришлось столько страдать из-за этой изменившийся судьбы. Это называют «оскалом фатума».

— Оскалом фатума?

— Фатум — судьба. Судьба не любит, когда её, насильно, изменяют, — стал объяснять Самаэль. — Она начинает мстить. Скалится на того, кто стал её заложником. Это можно сравнить с человеческой игрой — домино. Одно изменение судьбы влечёт за собой ещё большие изменения.

— И чем дальше… тем хуже будут эти изменения? — перед глазами у меня были костяшки домино — как одна из них падает, рушив все остальные.

— Не обязательно хуже. Но сильно отличающиеся от изначальной судьбы. Я знал об этой возможности. Я знал, что, скорее всего, тебя ждут сложные жизненные испытания из-за того, что я сделал, но… я не мог поступить иначе. Я так хотел… чтобы ты вернулась ко мне.

— Получается, что всё то, что происходило в моей жизни… это — оскал фатума? Наказание за изменение судьбы? Наказание за уничтожение чужой души?

— Да. Я понимаю, что виноват перед тобой, Милена. Я обрёк тебя на эту жизнь. Но, ты была мне так нужна…

— Я не виню тебя, Самаэль, — я сделала шаг ему навстречу, коснулась его. — Если так рассуждать, то я первая уронила костяшку домино. Лишила себя жизни и, тем самым, запустила цепную реакцию. Милена Деланье… Если бы я не дала тогда слабину… не поступила бы так глупо… То у этой девушки была бы совсем иная жизнь. А я, ведь, чуть было, не совершила то же самое… Я тебе не рассказывала, но… в тот день, когда погиб Кай и все остальные, я хотела покончить с собой. Снова. Но, в этот раз, меня спасли. Теперь, зная обо всём, что ты рассказал… Ты многое сделал для меня, Самаэль. Ради меня ты нарушал запреты, пошёл на всё… А я, чуть было, не уничтожила все твои старания, сведя всё на нет. Хотя, я ничего и не знала, но… я больше никогда не буду пытаться лишить себя жизни. Это я тебе обещаю.

Я замолчала на минуту, пытаясь переварить всё то, что узнала. А, затем, задала ещё один вопрос, который меня интересовал:

— А кем была моя мать? Ты знаешь? Она превратила бабочку в человека… Дала ей душу. Значит, демоном она быть не могла. Демоны не сильны в создании чего-либо. А уж сотворить человеческую душу… Ни один демон такого бы не смог. Может, она была ангелом?

— Адалисса? Ангелом? — Самаэль усмехнулся. — Нет, ангелом она не была. Она была созданием более древним. Она была старше расы демонов, ангелом и драконов.

— Она была одной из древних богов? — я сразу вспомнила о кольце Белиат — кольцо древней богини, которое хотел Аббадон.

— Можно сказать и так. Адалисса была богиней. Созданием, которое имело силу создавать живых существ. В том числе, она могла создавать человеческие души.

Я вспомнила о том, что Аббадон называл Адалиссу матерью и мачехой:

— Аббадон… Моя мать и его создала? — я сама не верила, что задаю этот вопрос — возможность такого была слишком фантастичной.

— Нет. Адалисса была той, кто поспособствовала его становлению демоном. Он стал им из-за неё. Она соблазнила, когда-то светлого, ангела и, в результате, он стал одним из самых могущественных и жестоких Верховных демонов Преисподней. Благодаря Адалиссе, он получил такую силу.

— Ты хочешь сказать, что мама была настолько могущественна? — не веря, произнесла я. — Настолько, что сделала из ангела Верховного демона?

— Именно. И не только его. Адалисса была той, кто дал Люциферу трон Ада, и заставила пойти против своего создателя.

— Мама… Она… Она была той, кто… кто… — я даже слов подобрать не могла, а точнее, боялась произнести это вслух.

— Она была той, кто создала нынешний мир демонов, Милена, — выразил Самаэль то, что я не смогла. — В том виде, в котором он существует сейчас. Саму Преисподнюю, расстановку сил в ней… власть Люцифера и Верховных демонов…. Всё это — творение Адалиссы. В большинстве случаев, даже характеры демонов — её рук дело. Их жестокость, эгоизм… Она и сама была такой.

— Но, в моих воспоминаниях она совсем другая…

— Милена… Ты видела, лишь, одну её сторону, которую Адалисса позволяла тебе видеть (и сдаётся мне, позволяла видеть только тебе). Какой она была на самом деле… думаю, это неизвестно никому.

— А что с Аббадоном? Я так понимаю, все те ангелы, что стали демонами, сделали это добровольно, не так ли? Тогда, за что он хотел мстить маме? То, что моё изнасилование было местью ей, я поняла теперь, из слов демона разрушения. Но, в чём причина?

— Почти сразу же, после того, как Аббадон из ангела превратился в демона, Адалисса его оставила. Она прекратила какое-либо общение и связь с ним. А, ведь, насколько мне известно, будучи ангелом, Аббадон любил Адалиссу. Именно из-за этого он так легко поддался её соблазну и так легко отказался от своей светлой сущности, приняв чёрную силу Адалиссы. Видимо, твоя мать не сильно оценила эту жертву. Он стал ей не нужен. Вот Аббадон и обозлился на Адалиссу.

— Так, всё из-за задетой мужской гордости? — я попыталась представить Аббадона ангелом и, что ещё хуже, влюблённым, но получилось плохо. — Но, зачем моя мать так поступила? Если он был ей, с самого начала, не нужен, зачем надо было всё это делать? Зачем надо было… эм… совращать ангела?

— Скорее всего, просто для развлечения, — ответил Самаэль. — Адалисса, как я уже говорил, была по характеру такой же, как её собственные творения — демоны. Ей ничего не стоило убить кого-то или воспользоваться кем-то, а потом выбросить.

— А как так получилось, что в этой жизни я, вновь, столкнулась с Аббадоном? — я заметила, что а этих моих словах, лицо Самаэля исказила сильнейшая ярость (он всё помнил… помнил, что сделал со мной Аббадон и никогда этого не забывал), но, тем не менее, я продолжила говорить. — Я не имею в виду его покровительство мне или ещё что-то. Я о том, что Верховные демоны, почти, никогда не заключают договоров с людьми. Это происходит очень редко. Почему Аббадон изменил этому, отозвавшись на призыв Ребекки Деланье? Как ему это пришло в голову? Совпадение? Или этот… оскал фатума?

— Точно не знаю. Но, скорее всего, даже после перерождения в другом теле, душа, которая уже жила когда-то, неизбежно будет связана с теми, с кем делила свою прошлую жизнь. И, похоже, это нельзя контролировать. Если бы я только мог оградить тебя от этой твари… — мужчина так сильно сжал мою руку, что на ней, вполне, могли остаться синяки. — В любом случае, это, лишь, теория, так как, кроме тебя, никто и никогда не рождался заново. Не получал вторую жизнь.

— Была у меня такая мысль… — произнесла я. — Но, в таком случае, я должна была и со своей матерью — Адалиссой — встретиться. Разве, нет? Что с ней случилось? Где она теперь?

— Никто не знает. После твоей смерти, она вернулась несколько тысяч лет спустя. А, затем, вновь, исчезла. В последний раз я видел её около двухсот лет назад. С тех пор, она ни разу не появлялась. И ни один из Верховных или Высших демонов не знает, где она. Даже сам Люцифер, хотя, думаю, он очень хотел бы это знать.

— А в тот день, когда всё произошло… Ты узнал, что это был тогда за ураган, разрушения? Я помню, что вы, с моей матерью, в разговоре упоминали Врата Бездны. Что это такое? Бездна и её врата?

— Бездна — это место, где спят древние боги, — ответил ангел смерти. — Те, кто правил этим миром до нас. Бездна — это их последнее пристанище. Как они там оказались и почему — неизвестно.

— Древние боги, значит… Но, я думала, что никому не известно, что случилось с древними богами. А, оказывается, это не так? Все знают об их сне?

— Не все. Лишь Верховным демонам известно о Бездне.

— Древние боги… Они все спят там, да?

— Да.

— Ты говорил, что мама — богиня. Древнее божество. Если это так, то почему она не в этой Бездне? А может… она, как раз, сейчас там? — посетила меня догадка.

— Нет, — отмёл мою мысль ангел смерти. — С того момента, как Бездна была создана, никто не может войти в это пространство и никто не может из него выйти. Древним богам не очнуться ото сна и с нашего пространства к ним не попасть.

— Что же, всё-таки, такое — Бездна? Что она из себя представляет?

— По сути, это отдельное пространство. Можешь даже считать, что это — отдельный мир. Мир, в котором ничего нет, кроме силы и энергии.

— Ясно. А Врата Бездны?

— Врата Бездны — это мифическое место. Говорят, что это врата, которые могут открывать путь в Бездну или же выпустить оттуда тех, кто спит там. Говорят даже, что если Врата Бездны, когда-нибудь, будут открыты — это приведёт к концу всему, что существует сейчас.

— Конец света?

— Образно говоря, да. Но, существование этих врат находится под большим сомнением. Сразу же возникает много вопросов: «Где эти врата?», «Кто их создал и зачем?», «Есть ли от них ключ и если — да, то, как он выглядит?».

— Значит, есть большая вероятность, что их и, вовсе, не существует? — я, на мгновение, задумалась. — Но, ведь, мама говорила, именно, о них… С чего она взяла, что тот катаклизм — это было открытие этих врат?

— Я не могу тебе ответить на этот вопрос, Милена. Ты всё спросила, что хотела?

— Последний вопрос. В день своей смерти, я слышала твой разговор с Астаротом. Он говорил, что открытие врат (если это, всё-таки, были они), возможно, произошло из-за моей близости с Аббадоном.

— Я отвечу тебе так же, как и ему. Нет никакого подтверждения этому.

— Но, если, всё же, предположить, что это было так… Чисто теоретически, как секс с Аббадоном мог вызвать такое?

— Никак, — отрезал Самаэль. — И хватит об этом.

— Почему, кстати, Аббадона, кроме как демоном разрушения, называют демоном бездны? Он как-то связан с этой Бездной, о которой мы говорили?

— Так его нарекла Адалисса. А почему — только ей и известно.

— А Астарот…

— Милена, — прервал меня мужчина. — Ты что-то говорила о последнем вопросе.

— Ладно, самый-самый последний. Обещаю. Что связывает тебя с Астаротом? Он был единственным демоном, которого я увидела тогда в твоём дворце. Думаю, он единственный и знал о моём нахождении у тебя. Значит, ты ему доверял? Да и в этой жизни… он тобой интересуется. Почему?

— Мы с Астаротом — братья.

— То есть?! — поражённо посмотрела я на него. — Вы же были ангелами! Вы тоже были, изначально, кем-то созданы. Какие ещё братья?!

— Не в том смысле, который ты вкладываешь в эти слова. Разумеется, мы не были рождены от одной женщины. Как ты и сказала, мы были созданы. Но, созданы мы были из одного сгустка силы.

— Не понимаю…

— Ну, как ты, вообще, представляешь себе создание кого-то или чего-то?

Я честно попыталась представить. На ум, почему-то, приходило только две сцены. Первая: девушка-волшебница творит что-то с искрами, фейерверками. И вторая, где какое-то огромное божество лепит человечков из глины, которые, впоследствии, оживают.

— Никак не представляю, — наконец, сказала я — говорить о моих глупых фантазиях не хотелось.

— В общем, если говорить об ангелах или демонах, то мы — существа чистой силы. Мы были созданы из неё. Мы состоим из неё. Каждый ангел, изначально, был создан из такого вот сгустка, — в руках Самаэля появился небольшой светящийся шар.

На вид, маленький и безобидный, он источал такую силу, что хотелось закрыть глаза, чтобы не смотреть на него. Он не светил ярко, но, казалось, ослеплял. Сила… Могущественнее и древнее ангелов и демонов… Субстанция, из которой они были созданы.

— Обычно, один сгусток — один ангел, — тем временем, говорил ангел смерти. — Но, один сгусток оказался слишком большим для одного. И тогда, наш создатель решил разделить этот сгусток на двоих. Так, мы с Астаротом и появились — изначально связанные друг с другом сильнее, чем кто бы то ни был. Эту связь не объяснить словами. Самое близкое, наверное, сравнение — это сиамские близнецы. Настолько близкие друг другу, что не могут разделиться. Даже когда мы стали демонами, эта связь не исчезла. Мы не можем солгать друг другу, предать, убить… Для нас это просто кажется противоестественным.

— Кажется, теперь я понимаю, почему Астарот так злился, когда узнал, что я сделала тебя своим эррильзаром, — тихо произнесла я. — Осознание того, что единственный, кого ты можешь назвать родным, попал под чью-то власть или зависимость, вывело его из себя. Что и не удивительно. А среди демонов или ангелов есть ещё такие, как вы?

— Нет. Мы были первым и последним экспериментом своего создателя. Даже не знаю — удавшимся или нет.

— Но, если ты не можешь ему солгать… Он уже знает о том, кто я?

— Да. Мы говорили об этом в нашу последнюю встречу. Но, можешь не беспокоиться об этом, Милена. От него никто ничего не узнает. Ни Аббадон, ни кто-либо ещё. И тебя он не тронет, чтобы ты не сделала.

— Последнее, конечно, внушает оптимизм, но… — я вздохнула. — Почему…

Я не успела даже моргнуть, как оказалась, буквально, прижата к стене телом Самаэля. Я, с некоторым страхом, посмотрела на него… Спокойствия в мужчине не было и в помине. Желание. Сильное… всепоглощающее… неудержимое… Я видела его в каждом движении и в каждом прикосновении ангела смерти.

— Я больше не хочу ждать, Милена. На все твои, оставшиеся, вопросы, я отвечу после. А сейчас… позволь мне насладиться тобой.

А я чувствовала, что хоть он и спрашивает позволения… чтобы я не сказала, он не остановится. Но… я не собиралась отказывать. Я позволила.