Штурман чихает еще раз — от наступившей темноты.
— Будь здоров, дружок… теперь уж недолго осталось, — говорит он себе.
Ну, вот и вырвались. Где-то там, сзади, мечутся по небу прожекторные лучи и рвутся снаряды — на остеклении кабины то и дело вспыхивают блики. Но это уже не страшно…
И в этот момент над головой раздается взрыв, освещая все в кабине так, что становятся видны даже царапины на бомбоприцеле. Штурман прижимается к бронеспинке, потом стремительно оборачивается. Кажется, обошлось…
— Безобразие, — ворчит штурман и осекается. Машина начинает как-то странно, медленно, рывками заваливаться на крыло, переходя в пике. Что это означает? Но у штурмана нет времени подумать. Справа появляется силуэт самолета, отчетливо видимый на лунном небе. Штурман стремительно разворачивает пулемет. Р-рых!
Он ведет пулемет вверх, потому что кабина кренится все круче. Целиться трудно. Р-рых!..
Вражеский самолет выскальзывает из прицела и исчезает где-то в заднем секторе. Штурман, не выпуская пулемета из рук, зовет:
— Командир!
Молчание.
— Командир, что случилось?!
Самолет уже падает. Но сзади, не умолкая, грохочет пулемет стрелка: ду-ду-ду-ду…
— Командир, вы слышите меня? Командир!..
Никакого ответа. Самолет с воем несется к земле.
— Командир! Самолет падает! Командир!..
Штурман приподнимается на сиденье, но его прижимает к бронеспинке. Что он может сделать, если в своем стеклянном колпаке отделен от пилотской кабины броневой плитой? Спереди, сверху, по сторонам — стекло. И штурман сидит сейчас на краешке пропасти, совершенно перед ней беззащитный.
У него нет управления — перебиты тросы, — и он не знает, что случилось с пилотом. — Командир! — зовет он. — Командир, мы падаем!..