Штурман чихает ещё раз — от наступившей темноты.

— Будь здоров, дружок… теперь уж недолго осталось, — говорит он себе.

Ну, вот и вырвались. Где-то там, сзади, мечутся по небу прожекторные лучи и рвутся снаряды — на остеклении кабины то и дело вспыхивают блики. Но это уже не страшно…

И в этот момент над головой раздаётся взрыв, освещая всё в кабине так, что становятся видны даже царапины на бомбоприцеле. Штурман прижимается к бронеспинке, потом стремительно оборачивается. Кажется, обошлось…

— Безобразие, — ворчит штурман и осекается. Машина начинает как-то странно, медленно, рывками заваливаться на крыло, переходя в пике. Что это означает? Но у штурмана нет времени подумать. Справа появляется силуэт самолёта, отчётливо видимый на лунном небе. Штурман стремительно разворачивает пулемёт. Р-рых!

Он ведёт пулемёт вверх, потому что кабина кренится всё круче. Целиться трудно. Р-рых!..

Вражеский самолёт выскальзывает из прицела и исчезает где-то в заднем секторе. Штурман, не выпуская пулемёта из рук, зовёт:

— Командир!

Молчание.

— Командир, что случилось?!

Самолёт уже падает. Но сзади, не умолкая, грохочет пулемёт стрелка: ду-ду-ду-ду…

— Командир, вы слышите меня? Командир!..

Никакого ответа. Самолёт с воем несётся к земле.

— Командир! Самолёт падает! Командир!..

Штурман приподнимается на сиденье, но его прижимает к бронеспинке. Что он может сделать, если в своём стеклянном колпаке отделён от пилотской кабины броневой плитой? Спереди, сверху, по сторонам — стекло. И штурман сидит сейчас на краешке пропасти, совершенно перед ней беззащитный.

У него нет управления — перебиты тросы, — и он не знает, что случилось с пилотом. — Командир! — зовёт он. — Командир, мы падаем!..