Когда Элис вернулась в Нью-Йорк, это был уже другой человек. Сидней что-то сделал с ней. Она была напугана. Хотя Фиона произвела на нее сильное впечатление, воздействие это длилось недолго. Когда Элис вспоминала о последних шести месяцах, об Австралии и о мужчине, который не захотел с ней танцевать, она вынуждена была признаться себе: это черт знает что такое. Элис, Которая Может Все, старалась изо всех сил, отдавалась этому вся, без остатка, однако сейчас ей было невыносимо даже думать о том, чтобы когда-нибудь пойти на следующее свидание. Она была с Джимом, и это так успокаивало ее, что граничило с исступлением. Любила ли она его? Нет. Был ли он мужчиной ее мечты? Абсолютно нет. Но она ценила его до такой степени, что это была уже почти влюбленность, почти так, как если бы он был мужчиной ее снов.

Таким образом, Элис, наша рыжеволосая супергероиня Элис со Стейтен-айленда, уже готова была остановиться и остепениться. Не вернуться в суд – это было исключено, – а просто успокоиться. В воображении она на миг увидела свое будущее без Джима, и это по-настоящему напугало ее.

Элис шла по Принц-стрит на встречу с Джимом в первый раз после возвращения из Сиднея и размышляла обо всем этом. Она завернула за угол и увидела его за стеклом витрины маленького недорогого бара – в Сохо таких больше не осталось. Джим, разумеется, пришел вовремя. Увидев Элис в окно, он заулыбался и помахал ей рукой. Она тоже улыбнулась и помахала ему в ответ, сразу ускорив шаг настолько, что на входе практически перешла на галоп. Она горячо обхватила Джима руками за шею и крепко поцеловала его в губы. Он удивленно рассмеялся и тоже обнял ее.

Когда они наконец отпустили друг друга, Элис посмотрела на него предельно серьезно.

– Давай поженимся, – прошептала она.

Джим немного отодвинулся и, прижав палец к ее губам, заглянул ей в глаза.

– Ты это серьезно? – Его голос охрип от потрясения и возбуждения.

– Абсолютно, – сказала Элис, смеясь.

Она крепко обняла Джима, словно решила не отпускать его никогда. Он приподнял ее и закружил прямо в баре, а она смеялась и прятала лицо у него на шее.

Ну и что из того, что она представляла себе все это совсем иначе? Конечно, не было кольца, он не встал на колено, не сделал ей официального предложения, – наоборот, она сама предложила пожениться. Однако Джим восторженно подхватил ее на руки, дав понять, что чувствует себя самым счастливым человеком на планете.

Смеясь и кружась в воздухе посреди бара, Элис думала: «Я действительно люблю его. Люблю».

По дороге на Бали

Когда это произошло, я была в самолете, летевшем из Токио в Денпасар, остров Бали. Я пребывала в сладком лексомиловом сне – и вдруг проснулась. Я сидела возле прохода. Шторка на окне в моем ряду кресел была поднята, так что мне была видна абсолютная тьма за бортом. Когда я проснулась, что-то в этой черной бездне снаружи заставило мое сердце тревожно забиться. Забиться очень часто. Мое дыхание стало прерывистым, грудь тяжело поднималась и опускалась при каждом вдохе. Я начала судорожно хватать воздух ртом, будто задыхалась. Мой сосед, невысокий плотный тридцатилетний мужчина азиатской внешности, спокойно спал: маленькое синее одеяло укрывало его до самого подбородка, а голова прислонилась к стеклу чернеющего иллюминатора. Этот бедняга и не подозревал, что рядом с ним расположилась сумасшедшая дама. Я огляделась по сторонам. Все крепко спали. Я представила себе, каково будет им проснуться от дикого крика американки, вопящей на пределе своих легких. Я наклонилась вперед, уперлась локтями в бедра, схватилась руками за голову и попыталась выровнять дыхание. Но мне казалось, что окружающая кромешная тьма поглотила меня целиком. У меня на глазах выступили слезы, и я начала отчаянно бороться с собой, пытаясь сдержать их.

Конечно, я сдерживала рыдания, потому что не хотела беспокоить остальных пассажиров, пугать стюардесс, ставить себя в неловкое положение или устраивать сцену. Но была и более тщеславная причина, по которой мне не хотелось лить слезы. Когда я пла́чу, даже если это всего несколько слезинок, мои глаза опухают, как два пакета с воздушной кукурузой, под ними мгновенно появляются черные как смоль круги, которые доходят чуть ли не до нижней челюсти. Главным образом я переживала потому, что в аэропорту Денпасара должна была встретиться с Томасом и мне хотелось выглядеть эффектно. Вот я и призналась.

«Интересно, – подумала я, – можно ли плакать без звука и без слез?» Несколько секунд я пыталась исполнить это, кривясь в беззвучных рыданиях и часто моргая, чтобы не дать скатиться слезам. Боюсь даже представить, как это выглядело со стороны. Конечно же, это не сработало, потому что приступ паники был в разгаре и я не могла себя контролировать. Я заплакала. Я плакала из-за того, что у меня снова паническая атака, а также из-за того, что теперь я буду ужасно выглядеть. Лететь оставалось минут тридцать, скоро мы начнем снижаться и нужно будет пристегнуть ремни. Поэтому я решила пойти в туалет, где, по крайней мере, могла сходить с ума в уединении. Мне удалось взять себя в руки в достаточной степени, чтобы пройти по проходу, мимо всех этих спящих мужчин, женщин, подростков и детей. Я старалась двигаться как можно быстрее и проворно спряталась в туалете. Там я села на крышку унитаза, издала первое всхлипывание, а потом продолжила. Я старалась плакать как можно тише: сработал мой инстинкт самосохранения – я ведь не хотела международных скандалов. Я раскачивалась на сиденье унитаза вперед и назад, обхватив себя руками, словно убаюкивая беспокойное дитя. Потом, упав духом, я схватила себя за волосы. В какой-то момент я подняла глаза на свое отражение в зеркале и увидела там лицо, напоминающее столетнюю черепаху. Тут я заплакала еще сильнее. Я чувствовала себя потерянной, подвешенной в пространстве посреди вселенской темноты. Я уже не знала, куда двигаюсь и что делаю – с Томасом, с любовью, со своей жизнью. Просто чувствовала, что катастрофа неминуема.

Я плеснула себе в лицо холодной воды. Это никогда не помогает. Вообще. Почему же люди советуют это делать? По радио объявили, что мы идем на посадку, что нужно занять свои места и пристегнуть ремни безопасности, поэтому я выпрямилась у рукомойника и приказала себе успокоиться. Закрыв глаза, я сконцентрировалась на том, чтобы постепенно успокоить свое дыхание до нормального. Я начала расслабляться. Через минуту я была уже в полном порядке, как будто ничего не случилось. Я прошла к своему месту и спокойно опустилась в кресло. Глядя на уютно посапывающего соседа, я чувствовала себя победительницей. Да, у меня был приступ паники, но на этот раз никто этого не заметил. Мне удалось ограничить его туалетной комнатой. Я понимала, что выгляжу жутко и что косметика в любых количествах не в силах этого изменить. Но на данный момент все в принципе было не так уж плохо.

В подобных ситуациях, когда встречаешься с кем-то, кого давно не видел, и ставки при этом, возможно, достаточно высоки, когда ощущаешь нервозность и не знаешь, чего тебе ожидать, думаю, главное – в первый же момент поймать взгляд этого человека. Именно в этот миг ты четко сознаешь, что ты чувствуешь по отношению к нему и как пройдет время, которое вы проведете вместе. Я ждала багаж и взглянула на часы на стене. Была полночь. Меня окружала масса усталых туристов, ожидавших свои чемоданы, и масса таксистов, которые терлись между ними, надеясь поймать клиента, чтобы заработать.

И тут я увидела его.

Он стоял чуть в стороне от остальных. На нем была коричневая футболка и джинсы. Он махал мне рукой, и его синие глаза сияли. Он улыбался, но не слишком широко – как раз в меру, достаточно, чтобы я видела, как он рад меня видеть. В одно мгновение я бросилась к нему и обняла его. Он обвил меня руками и сжимал, целуя мои волосы. Так мы и стояли, обнимая друг друга, целуясь и счастливо улыбаясь. Со стороны мы должны были выглядеть как самые пылкие из любовников.

Он взял мое лицо в свои ладони и пристально посмотрел на меня.

– А теперь рассказывай. Как прошел полет?

Глядя прямо ему в глаза, я солгала:

– Замечательно. Не было никаких проблем.

Он внимательно изучил мое лицо и сказал:

– Неужели? Выглядишь ты так, как будто плакала.

Я оторвалась от него и неловко потупила взгляд. И снова солгала:

– Нет. Все было хорошо, правда. Просто я устала.

Томас в упор посмотрел на меня и улыбнулся:

– О’кей, я сделаю вид, что поверил тебе. А теперь давай сматываться отсюда!

В отель мы добрались около двух ночи. Портье провел нас по узкой дорожке, вымощенной камнем. Когда он открыл перед нами двери наших апартаментов, я ахнула.

Томас заказал для нас громадную виллу, которая была вдвое больше моей квартиры. Стены были отделаны каким-то блестящим светло-коричневым деревом, а бамбуковый потолок конусом устремлялся вверх, сходясь в одной точке, где-то очень высоко у нас над головами. Там были мраморные полы и огромная кровать, с которой открывался вид на уединенный балкон. Окна с одной стороны виллы выходили на бескрайние рисовые поля. Зрелище было изумительное, даже ночью.

– Тут… тут так красиво! Глазам не верится! – Я запнулась.

Никто никогда не приводил меня в такое чудесное место. Никто никогда не мог позволить себе привести меня в такое место. Я повернулась к Томасу и с восхищением посмотрела на него. Он обнял меня и поцеловал.

Как же мне описать то, что произошло потом? О’кей, скажем так: иногда случается, что после долгих лет движения по инерции в одиночку, когда вы стараетесь выжимать лучшее из худшего и не вешать нос, небеса порой дают вам награду, крошечный приз за вашу нелегкую работу. Жизнь позволяет вам попробовать, насколько восхитительно все может быть. Вы не знаете, сколько это будет длиться, да вам на самом деле это и не важно, потому что вы знаете другое: в данный момент вы натолкнулись на маленький пруд чистого счастья и ни минуты не собираетесь тратить на мысли о том, когда вам нужно будет из него выбираться.

Я хочу сказать, что последующие восемь дней мы с Томасом не выходили из отеля. Мы практически не покидали номер, а если и выбирались оттуда, то исключительно для того, чтобы поесть. Я и не припомню, когда со мной было такое в последний раз. По правде говоря, бойфренды у меня появляются нечасто. Я хожу на свидания, у меня бывают мимолетные увлечения, разные «ситуации». Но у меня нет мужчин, сменяющих друг друга, которых бы я таскала за собой, как своих бойфрендов, а затем, расставшись с ними по той или иной причине, говорила бы своим подругам: «О чем я только думала?» К сожалению, я всегда точно знаю, о чем я думала, и мужчины тоже это знают. Никто на самом деле не способен слишком долго обманывать себя, поэтому все это обычно заканчивается довольно быстро и относительно безболезненно. Как бы там ни было, все это я рассказываю для того, чтобы вы поняли: я уже очень давно не проводила столько времени, изо дня в день, с одним мужчиной. Уже очень и очень давно у меня не было человека, с которым бы мне хотелось проводить много времени и который бы хотел проводить много времени со мной. С кем мне бы хотелось проснуться, заняться сексом, поговорить, поесть, потом опять заняться сексом и так далее. Очень печально, что это казалось мне таким необычным. Это заставило меня осознать, что, когда ты одинок, ты просто привыкаешь к отсутствию интимной близости в твоей жизни. Как бы там ни было, я хочу сказать, что для меня это была неделя сплошного, непрерывного счастья.

За все это время Томас сделал девять звонков по телефону: шесть по работе и три жене. Разговаривая с ней, он каждый раз выходил в другую комнату, так что я не знала, спрашивала ли она его, когда он приедет домой, – как не знала и того, что он ей на это отвечал. Пока Томас говорил с женой, я сидела на кровати, чувствуя себя жутко неловко. Я не могла отделаться от мыслей о том, что же это у них за семейная жизнь. Томас во всех отношениях был в высшей степени разумным человеком, который не опускался до вранья и ценил честность. Но выполнялось ли это, когда дело касалось его брака? Если твоя супруга или супруг по своему капризу уходит с кем-то, как можно считать это настоящей семьей? Или я просто приуменьшаю значение того, что он женат, чтобы не ощущать себя грязной шлюхой?

В конце концов я не выдержала и спросила у Томаса, интересуется ли его жена, когда он вернется домой. Он ответил мне, что у них есть договоренность: они могут отсутствовать две недели подряд, не более, без каких-либо объяснений. А затем пора возвращаться.

Это было интересное соглашение, и теперь, по крайней мере, я хотя бы знала, когда истекает наше время. Мне не нужно было больше гадать, когда закончится наш короткий медовый месяц. Две недели, а затем – Selamat tinggal, как говорят на Бали.

В один из таких дней, когда Томас разговаривал по телефону, я позвонила маме, просто чтобы сказать, что я здорова и со мной все хорошо. Когда я уже заканчивала разговор с ней, в телефоне раздались сигналы – еще один вызов. Я приняла его. Голос на другом конце линии был четким, высокомерным и холодным. Это была Кэндес, моя начальница, которая звонила мне из Нью-Йорка. Меня слегка встряхнуло. И я даже села чуть ровнее.

– Привет, Джулия, это Кэндес. Я звоню, чтобы поинтересоваться, как продвигается твоя работа.

– Ох. Привет, Кэндес. Хм… Работа идет отлично. Правда. Я уже столько всего узнала, это поразительно.

– Что ж, приятно слышать. А я беспокоилась, как бы не вышло так, что ты связалась с каким-нибудь итальянцем и теперь прожигаешь деньги, развлекаясь в Капистрано. – Последнее слово она проговорила с отменным итальянским произношением.

– Нет, что вы, конечно нет. Я очень напряженно работаю. Очень.

Обернувшись в этот момент, я увидела Томаса в полотенце на бедрах. Он направлялся к небольшому бассейну, расположенному прямо возле нашей спальни. От напряжения я вспотела.

– Ладно, хорошо. Я сознаю, что это решение было принято мной несколько поспешно, но мы выдали тебе чек, а ты подписала договор, так что я хочу, чтобы ты знала: мы ожидаем, что ты оправдаешь наше доверие.

– Разумеется, – сказала я.

В этот момент Томас с громким всплеском прыгнул в бассейн. Я плотно прижала телефон к груди, чтобы приглушить этот звук.

– Я буду счастлива оправдать ваше доверие. Я соберу очень много материала, это будет удивительная книга.

Я сделала еще несколько заверений насчет того, как напряженно я тружусь и со сколькими женщинами уже успела пообщаться, после чего максимально быстро закончила разговор. Затем я постаралась как можно скорее выбросить этот разговор из головы. В том смысле, что, в конце концов, я все-таки была на отдыхе.

Итак, на восьмой день мы с Томасом наконец рискнули покинуть отель и пойти прогуляться. Мы прошлись по Манки-роуд и заглянули в некоторые местные картинные галереи. В одном маленьком кафе мы съели пополам тарелку специфического местного блюда ayam jeruk – свежий цыпленок, обжаренный в масле с чесноком и кокосовым молоком. Пока мы с Томасом сидели, глядя друг другу в глаза и улыбаясь (я была рада, что нахожусь далеко от дома и никто из знакомых не видит моего идиотского поведения), на мотоцикле подъехала пара: он – молодой человек, лет двадцати пяти, она – пожилая женщина, за пятьдесят. Сняв свои шлемы, они сели рядом с нами и, взявшись за руки, принялись разговаривать. Затем она наклонилась вперед и поцеловала его. Я перестала пялиться на Томаса и начала пялиться на них.

Томас наблюдал за тем, как я наблюдаю за ними, и улыбался.

– А, у нашего антрополога появился новый объект для исследований.

Я отвела взгляд от необычной пары. Мне и в голову не приходило, что мое поведение бросалось в глаза.

– Ну, это ведь интересно, разве не так?

Томас посмотрел на них.

– Скажи мне, что ты сейчас видишь?

Я быстро глянула в их сторону. Женщина была привлекательна, но уже немолода. Она была в расцвете среднего возраста: полная талия, дряблые руки, седые волосы, собранные на голове с помощью заколок. Парень был красавец. Стрижка «боб», черные волосы, разделенные посередине пробором, спускались чуть ниже ушей. Лицо очень тонкое, но с широкими бровями и большими карими глазами, которые придавали ему глубину и силу. Его тело было худощавым, но при этом мускулистым и подтянутым.

– Мужчина пользуется женщиной в своих интересах, – сказала я.

– Ага. Значит, ты видишь перед собой несчастную женщину, которую водит за нос молодой человек.

– Возможно.

– Это интересно. Потому что я вижу женщину, которая использует мужчину в своих целях.

– Правда? – удивилась я.

– Вероятно. Может быть, она здесь просто для того, чтобы отлично провести время, но также может быть, что она пытается убедить этого мальчика в том, что любит его, что будет всегда о нем заботиться. Затем она, удовлетворенная, вернется к себе домой, в Лондон или Сидней, но он-то останется тут. Один.

– В точности так, как обычно поступают мужчины.

– Да, так обычно поступают мужчины.

Я ненадолго задумалась.

– Разве не печально, что мы с тобой сразу начали предполагать один из этих двух вариантов?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы с тобой решили, что один из них использует другого в своих целях – и все из-за разницы в возрасте.

– Ну да, Джулия, конечно. Я хочу сказать, что мы ведь с тобой не идиоты, верно?

После такого заявления я рассмеялась, а Томас накрыл мою ладонь своей. Он смотрел мне прямо в глаза, и взгляд у него был восхищенный.

– Твой смех! Твоя улыбка. К ним так легко привыкнуть, честно.

Я скромно потупила глаза, уставившись в стол. И изо всех сил старалась прогнать все чувства.

Мы шли пешком в центр Убуда к знаменитому храму Пури Сарен Агунг, чтобы посмотреть представление – традиционный местный танец под названием легонг. Пока мы проходили мимо кафе и магазинчиков, торгующих безделушками, Томас снова завел разговор о той паре.

– Знаешь, для Бали это вполне типичная ситуация. Женщины массово едут сюда именно за этим.

– В самом деле?

Томас кивнул.

– Но обычно не в Убуд, а в Куту. Там они все и знакомятся.

– А где эта Кута?

– На побережье, недалеко от аэропорта. Это туристический город, жители которого стараются тебе что-нибудь продать. Именно туда направляются жиголо с Бали, чтобы знакомиться с женщинами.

– Как это печально.

– Почему?

– Потому что мне бы хотелось, чтобы женщинам не нужно было приезжать сюда с целью заполучить кого-то, с кем они смогут заняться сексом. В этом чувствуются… такая безысходность и отчаяние.

– О да. И нет ничего более печального, чем отчаявшаяся женщина, так?

– Ну, это всегда печально, если кто-то чувствует отчаяние… Но да, ты прав, это воспринимается как маленькая трагедия.

Некоторое время мы шли молча. О Бали я знала только то, что это остров, где процветает искусство, и что в местной культуре нет слова «художник», потому что искусством здесь занимается каждый и в таких определениях нет нужды. Люди тут танцуют, рисуют, играют на музыкальных инструментах – в честь индуистских богов в своих храмах. Я знала о Бали только это. А что это место, куда приезжают потр. хаться с балийскими парнями, даже не догадывалась.

– Кстати о Куте: думаю, завтра нам нужно будет уехать отсюда в Куту, если ты не имеешь ничего против. Пришло время мне немного заняться делами. – Томас остановился прямо на дороге. – Даже несмотря на то, что тут было просто замечательно.

Когда он положил руку мне на щеку и поцеловал меня, я почувствовала, что меня даже немного мутит: я не привыкла к таким удовольствиям. Я сказала Томасу, что с радостью сделаю так, как он хочет. Затем, вдруг засомневавшись, подумала, что, может быть, он надеялся уехать без меня.

– Я имею в виду, если ты, конечно, не собирался ехать туда один. В смысле, я не хотела бы думать, что…

Томас обхватил меня руками и шепнул на ухо:

– Заткнись, Джулия, ты меня раздражаешь, – после чего снова поцеловал.

Мы прошли через большой внутренний двор и увидели, что представление уже началось. Зрители расположились полукругом прямо на земле, а выступающие как раз выходили в центр через одни из ворот храма. Это были женщины в ярких, синих с золотом, сари и высоких золоченых головных уборах; их глаза были жирно подведены. Хореография была настолько точно выверена, что все, от движений рук до взмахов вееров, выполнялось строго в унисон. Я заметила, что та пара из ресторана тоже сидела здесь. Я пыталась уловить в женщине признаки того, что она влюблена в своего спутника. В тот момент физического контакта между ними не было, и я пробовала углядеть намек на то, кто в этой паре является хозяином положения, по тому, как они следили за представлением. Это было трудно. Я перевела глаза на танцующих. Слушая музыку гамелана, аккомпанировавшего выступлению, я заметила, что танцовщицы даже глазами двигают синхронно. Каждый их взгляд – влево, вправо или вниз – был запланирован. Я посмотрела на Томаса. Его глаза возбужденно сверкали интересом и удивлением от происходящего. Я уже видела, как все это поглощается его блестящим мозгом, затем закручивается в водовороте познаний и смешивается с природной восприимчивостью и мудростью, так что на выходе он может сказать об этом новом для себя опыте нечто в высшей мере поразительное для меня. Думая об отъезде из Убуда, а потом и с Бали, я понимала, что скоро наш роман подойдет к концу. Томас уедет домой навстречу новой любви, новому сексу, новой близости и новой дружбе. А я отправлюсь в следующее путешествие одна. Кто является хозяином положения в наших отношениях, было совершенно очевидно.

Когда после окончания танцевальной церемонии мы выходили через ворота на дорогу, я снова увидела заинтересовавшую меня пару, которая целовалась прямо на улице в нескольких шагах от нас.

В конце концов они оторвались друг от друга, и тут женщина улыбнулась и сказала мне с четко выраженным австралийским акцентом:

– Не с вами ли мы встречались сегодня в кафе?

Ну конечно, она была австралийка. Поумнела и отправилась туда, где мужчины будут тр. хать тебя, даже если тебе за пятьдесят.

Я ответила, что мы действительно уже виделись в кафе, после чего мы все познакомились. Женщину звали Сара, а ее спутника – Мейд (хотя на местном наречии это имя произносится как Маа-дей). Сара рассказала нам, что живет на Бали уже полгода и думает перебраться сюда насовсем.

– Вы проводите тут медовый месяц? – спросила она у нас.

– Нет, мы здесь просто на отдыхе, – ответил Томас.

– О, вы выглядите такими влюбленными. Мне это сразу бросилось в глаза еще там, в кафе.

«Интересно, – подумала я, – похоже, главное времяпровождение влюбленных пар – смотреть на другие пары, пытаясь угадать, насколько они счастливы».

– Что ж, спасибо, – сказал Томас. – Так оно и есть. – Он посмотрел на меня. Его синие глаза были полны озорства.

– Не хотите ли поужинать с нами прямо сейчас? – предложила Сара. – Было бы так приятно поговорить с людьми с Запада и послушать, что творится в мире. У них тут есть CNN, но я все равно порой чувствую себя в изоляции.

На самом деле мне совсем не хотелось проводить последний вечер в Убуде с еще одной парой, но я не знала, как ей отказать. Томас, по крайней мере, попытался это сделать.

– Думаю, сегодня вечером нам не совсем удобно. Завтра утром мы уезжаем в Куту… – начал он, как обычно, полагаясь на свое обаяние.

– Прошу вас, я отчаянно нуждаюсь в общении с западными людьми! – перебила его Сара. – Пусть это будет ранний ужин, чтобы остаток вечера был у вас свободен. Давайте сходим в кафе «Лотос». Там очень красиво.

Дальше упрямиться мы были просто не в состоянии.

– С удовольствием, – в итоге сдалась я.

Мы с Томасом шли по дороге на несколько шагов впереди них. Между нами повисло молчание, и я не нарушала его. Но потом я повернулась к Томасу и сказала:

– Так мы с тобой, выходит, влюблены?

И он ответил:

– Да. Влюблены.

Добравшись до кафе «Лотос», мы, похоже, заняли лучшие места во всем заведении, прямо у пруда, освещенного крошечными светильниками, которые живописно подсвечивали окружавшие его очень старые деревья; вдоль берега выстроились каменные горгульи, из пасти которых лилась вода. На другой стороне пруда возвышался великолепный храм, Пура Таман Кемуда Сарасвати. Это было невероятно экзотично, совсем в стиле фильма «Лара Крофт: Расхитительница гробниц», однако при этом очень аскетично и строго. Было совершенно невозможно не склонить голову перед таким величием. Томас заказал нам бутылку вина, и мы начали знакомиться ближе. Сара села возле меня, а Мейд – рядом с Томасом. В общем, мы все сидели идеально для того, чтобы наблюдать за своими возлюбленными.

– Сколько времени вы здесь находитесь? – спросила Сара.

– Неделю, – ответила я.

– Как здорово! А вы не ходили два дня назад смотреть церемонию кремации? Это было очень впечатляющее зрелище.

Мы с Томасом улыбнулись и покачали головами.

– А в Обезьяньем лесу вы были? Я очень люблю обезьян и нахожу их чрезвычайно забавными.

Я снова смущенно покачала головой.

– Нет, туда мы не добрались.

– А как насчет похода на гору Батур? Что, тоже нет?

Мы в очередной раз дружно покачали головами.

– На самом деле мы практически не выходили из отеля, – откровенно признался Саре Томас. – Это очень романтичное место.

– Ага. – Она многозначительно улыбнулась. – Я вас понимаю. – Сара с любовью посмотрела на Мейда. – Бали – просто исключительное место для любви.

Томас взял меня за руку через стол и подтвердил:

– Это так.

– Очевидно, есть что-то такое в местном ландшафте, но также и в балийской культуре, в их преданности искусству, красоте и религии. Все это… просто потрясает. – Сара нежно убрала прядь волос, упавшую Мейду на глаза. – Невозможно удержаться, чтобы не увлечься этим.

Наконец подал голос и Мейд:

– Да, Бали… Этот остров посвящен всем видам любви: любви к Богу, любви к танцу, музыке, семье и… любви романтической.

Сара потянулась к нему через стол. Он обеими руками взял ее ладонь и нежно поцеловал ее. Что в этом криминального?

Ничего, за исключением того, что мне по-прежнему трудно было проигнорировать тот факт, что по возрасту она годилась ему в матери. По правде говоря, то же самое я чувствую и когда вижу пожилого мужчину с женщиной, которая значительно моложе его. Однажды на улице я встретила Билли Джоэла с молодой женой и подумала: «Ему следовало бы оплачивать ее обучение в колледже, а не заниматься с ней сексом».

Но кто я такая, чтобы судить Билли Джоэла? Или Сару с Мейдом? Если они счастливы, пусть так и будет.

За второй бутылкой мы охватили огромное количество разных тем. Мейд рассказал о стиле жизни на Бали, о семьях, которые живут здесь одним большим лагерем: родители, их дети, жены детей со своими семьями селятся в отдельных домиках, расположенных вокруг одного общего внутреннего двора. Мейд также кое-что разъяснил относительно индуизма, насчет смерти и убеждения, что жизнь человека представляет собой цикл из собственно жизни, смерти и реинкарнации, который повторяется до тех пор, пока душа не достигнет вершины просвещения, самадхи.

А Сара тем временем двигалась к вершине опьянения; она пересела поближе к Мейду и начала клониться к нему, то и дело укладывая голову ему на плечо, словно расчувствовавшаяся девочка-подросток. Сидевшая за соседним столиком английская пара не отрывала от них глаз. У Сары уже притупилось чувство такта, и она говорила, пожалуй, слишком громко:

– А я знаю, что они думают. Они думают, что из-за моего возраста Мейд просто использует меня. Но он у меня ничего не просит. Вообще ничего.

Я кивнула, давая понять, что понимаю ее.

Сара отпила вина.

– Мы познакомились на пляже в Куте. Мейд подошел ко мне и сказал, что я самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Конечно, я понимала, что все это полная ерунда, но все равно мне было ужасно приятно.

Сара, видимо, что-то уловила в выражении моего лица, хоть я вовсю старалась выглядеть участливой.

– Это не то, что вы думаете. Мейд сел на песок рядом со мной, и мы с ним просто разговаривали. Разговаривали, разговаривали часами. Это было восхитительно.

– Звучит очень романтично, – одобрительно сказала я.

Теперь Сара вела себя более настойчиво и несколько шумно. Чтобы подчеркнуть значение своих слов, она начала стучать пальцем по столу.

– Он никогда ни о чем меня не просил. Я говорю совершенно серьезно. Я купила ему мотоцикл, потому что сама этого захотела. Я давала деньги его семье, ведь люблю Мейда и хочу ему помочь. Они очень бедные. Он живет со мной, и я плачу́ за нас обоих, потому что могу это делать и потому, что получаю от этого удовольствие. Но сам он никогда ни о чем меня не просил. Никогда! Мейд работает в магазине тут неподалеку. Каждый день. И у него поразительное отношение к труду. – Сара пьяным взглядом в упор уставилась на англичан и еще громче повторила: – Да, поразительное отношение к труду!

Англичане молча посмотрели на нее, потом переглянулись. Мужчина помахал рукой официантке и попросил принести счет.

– Уже поздно. Наверное, нам пора идти, – сказала я, неловко заерзав на стуле.

Сара немного нахмурилась и обвила Мейда руками.

– Он любит меня сильнее, чем любой из мужчин, которых я когда-либо знала. И меня иногда начинает от всего этого тошнить. В смысле, от всех этих взглядов.

Мейд поцеловал ее в лоб.

– Некоторые люди просто не понимают, что мы с тобой испытываем друг к другу. Все в порядке, любовь моя.

– Да, верно, все эти люди – придурки, – произнесла Сара на этот раз так громко, что услышал весь ресторан. – Придурки. – А затем перевела взгляд на меня. – Кстати, Джулия, покажите мне отношения, которые были бы по-настоящему равноправными – покажите мне хоть одну пару, где оба чувствуют друг к другу в точности то же самое в одно и то же время. Вот покажите мне это, Джулия. Покажите прямо сейчас!

Теперь уже весь ресторан смотрел на нас. Отвечать мне определенно не хотелось.

– Вот именно. Этого просто не существует, – сказала Сара, стукнув кулаком по столу. – Этого не существует в природе. Ну и что из того, что я даю деньги Мейду и его семье? Ну и что? Он любит меня. И это все, что в принципе нужно знать человеку. Он любит меня.

Принесли счет, и Томас расплатился – я никогда еще не видела, чтобы кто-то так молниеносно расплачивался, – после чего мы быстро ушли.

Когда мы шагали по дороге, я почувствовала, что меня немного покачивает. Я пошла быстрее. Мне хотелось поскорее уйти от Мейда и Сары. По мне, так это была по-настоящему отчаявшаяся женщина. Она была в отчаянии оттого, что мир не видит в них с Мейдом влюбленную пару, и не позволяла себе увидеть, что мужчина, который любит ее сильнее, чем любой другой мужчина в ее жизни, выполняет это, как работу по совместительству. Опять-таки, с моей точки зрения.

Прошедшая неделя была настоящим чудом; я была так счастлива, что начала молиться богам, индуистским и всем остальным, чтобы это никогда не кончилось. Когда я думала о возвращении к своей прежней жизни, к бетонным тротуарам, деловым встречам, ленчам, безработице, свиданиям и вечеринкам, внутри меня все начинало трястись. Если бы Томас попросил меня быть с ним до конца жизни, навсегда бросить своих друзей и близких, просто остаться тут и строить вместе с ним жизнь на Бали, я бы мгновенно, не задумываясь, сказала да-да-да. Как будто он приоткрыл лазейку, маленькую дверцу в моем сердце, за которой прятались годы, проведенные среди книжных шкафов и ковровых покрытий, и выпустил через нее мои новые устремления, о существовании которых я не догадывалась. Все, чего мне хотелось в тот момент, – это броситься к ногам Томаса и молить его никогда не покидать меня.

Вместо этого я продолжала идти вперед. Все быстрее.

Мы вернулись на нашу маленькую виллу и тут же рухнули на нашу возбуждающую кровать под балдахином. Мы крепко обнялись и принялись целоваться, плотно прижимаясь друг к другу всем телом.

Тем временем в Штатах

Если оба человека, между которыми установились определенные отношения, находятся в депрессии, в этом не может быть ничего хорошего. Исключительно полезно, чтобы хоть один из них был способен в любой момент утешить и приободрить другого. Серена и Руби находились не в тех отношениях, которые можно было бы считать близкими в классическом понимании этого слова, однако Серена спала у Руби на диване и у обеих были большие проблемы с тем, чтобы встать с постели. В то конкретное утро Серена, проснувшись, на миг абсолютно забыла свое короткое пребывание в роли свами – пока спросонья не потянулась, чтобы пригладить свои длинные светлые волосы, и не поняла, что их больше нет. И тогда она заплакала.

Руби, находившаяся в соседней комнате, в это время видела кошмарный сон про питбуля, которого она обнимала перед тем, как его забрали. Его большие коричневые глаза выглядели такими… ничего не подозревающими. Проснулась она, всхлипывая в подушку. Если бы кто-то в этот момент заглянул в квартиру Руби, он мог бы услышать приглушенную фугу печали в исполнении дуэта.

Наконец Руби сообразила, что проснулась, и перестала плакать. Лежа на кровати и собираясь с мыслями, она услышала доносившиеся из гостиной тихие всхлипывания Серены. Руби смутилась и не знала, что ей делать. Все, что она до сих пор знала о Серене, – это что та побрила голову и ушла в йоговский монастырь, после того как накачалась под завязку алкоголем с куриными крылышками. К тому же Руби еще толком не поняла, насколько близко хотела бы эту самую Серену узнать. Однако сейчас Серена плакала в ее доме.

Поэтому Руби встала со своей постели. На ней была фланелевая пижама с изображением маленьких собачек. Она надела пушистые домашние тапочки и вышла из спальни в холл. В коридоре ее встретил Ванилька и сразу стал тереться о ее ногу. Серена услышала приближение Руби и быстро умолкла. Нет ничего хуже, чем когда посторонний человек видит, как ты плачешь. Если и есть хоть одна причина, чтобы жить без соседей по квартире, это как раз возможность спокойно поплакать в уединении. Серена притворилась спящей, надеясь, что Руби просто уйдет. Но Руби остановилась возле разложенного дивана. Она подождала немного, а потом шепотом спросила:

– Серена, с тобой все в порядке?

Серена зашевелилась.

– О да, – сказала она притворно сонным голосом. – Все хорошо.

– Если тебе что-нибудь нужно, дай мне знать, о’кей?

– О’кей. Конечно.

После этого Руби прошлепала по коридору и снова забралась в постель. Натянув на голову стеганое одеяло, она подумала: «Вот во что превратился мой дом. В Страну Печальных Девушек». Затем она начала мечтать. Руби часто этим занималась. На самом деле в наиболее мрачные периоды именно благодаря этому ей всегда удавалось не сдаваться. Мечты были о лучшей жизни. Однажды по непонятным причинам Руби начала фантазировать на тему того, каким было бы ее утро, если бы у нее в доме был маленький ребенок. Тогда у нее не было бы времени валяться в своей мягкой постели среди взбитых подушек. Она бы уже давным-давно встала, чтобы приготовить завтрак, сделать ребенку бутерброды, одеть его и собрать в школу. И эта мысль не утомила ее, а вызвала улыбку. Руби вдруг поняла, что не может дождаться дня, когда у нее не останется времени думать о себе. И тут она сообразила, что сегодня как раз такой день. Серене, конечно, не семь лет, но Руби была ей нужна. Серена была подавлена и плакала, и, если Руби ничего не напутала, у той где-то через час должна была состояться встреча с прежним работодателем. В это утро Руби определенно могла оказаться полезной. Она сбросила одеяло, вскочила с кровати и прошлепала обратно в холл. Серена больше не плакала, но лежала в позе эмбриона, накрыв голову руками, зажмурив глаза и еле слышно дыша.

– Серена, может, тебе принести чего-нибудь? Чаю или кофе? Может, яичко или еще что-то?

Серена только замотала головой, спрятанной под руками. Руби стояла над ней, не совсем понимая, что должно произойти дальше. Она подумала о том, что в таких ситуациях делают матери. Они просто не воспринимают отказа, вот что они делают. Они идут приготовить что-нибудь, даже если ребенок отказывается от помощи и утешения. Поэтому Руби развернулась и направилась на кухню. Там она набрала воды в чайник, зажгла горелку и поставила воду на огонь. Затем открыла свой буфет и внимательно оглядела его содержимое. Руби решила, что, раз Серена занималась йогой, она любит чай. Руби вспомнила, что однажды купила упаковку зеленого чая – во время своей первой и единственной попытки начать пить его из-за поразительных антиоксидантных свойств, хотя никто ей так внятно и не объяснил, что такое антиоксидант. Она заглянула вглубь полки, извлекла оттуда чай, а когда чайник засвистел, приготовила Серене чашку этого напитка. Затем Руби открыла маленькую упаковочку «Файе» – густого и вкусного греческого йогурта, – и прихватила ложку. Вернувшись к Серене, она решила добавить немного близости, сев рядом с ней на диван. Руби тронула Серену за руку.

– Хочешь чашечку зеленого чая? Я принесла его тебе.

Ответа не последовало, но проснувшиеся инстинкты подсказывали Руби, что нужно немного подождать. Через несколько мгновений Серена действительно медленно села и прислонилась к спинке дивана. У Руби мелькнула мысль, что с этой бритой головой и опухшими глазами Серена ужасно похожа на птенца страуса.

– Спасибо, Руби. Я очень тебе благодарна, – слабым голосом сказала Серена.

Она взяла чашку с чаем и отхлебнула. Слава тебе, Господи! Руби чувствовала, как ее сердце переполняется материнской гордостью.

– Может быть, ты хочешь об этом поговорить?

Серена смотрела в свою чашку и молчала.

– Я просто понятия не имела о том, как здорово быть в кого-то влюбленной. – Уголки ее губ поползли вниз, и на глаза снова начали наворачиваться слезы. – И это сделало меня такой глупой…

Руби взяла ее за руку и мягко сказала:

– Мне очень жаль, что так вышло, дорогая.

Серена продолжила:

– А потом оказалось, что все это не настоящее. Притворство. Так как же я смогу когда-нибудь влюбиться еще раз, если все это было сплошной ложью? Выходит, мне так сильно хотелось любви, что я все это выдумала?

Руби не знала, что тут можно сказать. Но она попыталась как-то помочь.

– Возможно, это была всего лишь репетиция. Может быть, это было необходимо тебе, чтобы раскрыться навстречу любви к человеку, который того стоит.

Серена взглянула на пластиковый контейнер в руке у Руби.

– А что это у тебя?

– Это греческий йогурт с медом. Очень густой и аппетитный. Хочешь попробовать?

Серена едва заметно кивнула. Руби набрала ложку йогурта и протянула ее Серене. Но вместо того, чтобы взять ее, Серена нагнулась вперед и открыла рот – как будто на то, чтобы держать ложку, требовалось больше сил, чем у нее было. Руби опустила ложку ей в рот. Серена улыбнулась.

– Вкусно.

– У тебя ведь, по-моему, скоро встреча? – осторожно сказала Руби.

Серена медленно кивнула. Потом сделала глубокий вдох.

– Думаю, мне нужно вставать.

Но перед тем, как опустить ноги на пол, она еще раз посмотрела на Руби.

– Спасибо тебе.

После ухода Серены Руби стала думать о том, что, возможно, проблемы матери-одиночки можно как-то обойти. И поняла, что, вероятно, необязательно делать все одной. Есть масса способов, как заполучить в такой ситуации потенциального отца. Идя по улице к своему офису, который находился всего в нескольких кварталах от ее квартиры (очень удобно), Руби начала размышлять о том, кто мог бы сделать ей ребенка. Решение пришло мгновенно. Ее друзья Деннис и Гари. Среди всех ее знакомых у них были самые стабильные отношения. Они были вместе уже три года и жили в прекрасном лофте на Восемнадцатой улице в Челси. Руби жила в Верхнем Ист-Сайде – но она с радостью переехала бы в Челси, чтобы они все могли делить между собой родительские обязанности. Она припомнила, что Деннис и Гари, кажется, однажды говорили что-то насчет того, чтобы завести детей. Удивительно, как она сразу об этом не подумала! Они были самыми заботливыми из всех, кого она знала. Зачастую в паре один человек очень приятный, а другой – наоборот, что-то вроде «плохого копа». Но что касается Денниса и Гари, они оба были такими предупредительными и внимательными, что, попадая к ним в дом, чувствуешь себя так, будто оказался в волшебном пансионе «ночлег плюс завтрак», где все такое уютное, мягкое и где исполняются любые твои прихоти. Руби познакомилась с Гари, когда он пять лет назад жил с ней на одной лестничной клетке, и с тех пор они были близкими друзьями. Когда на горизонте появился Деннис, они с Руби мгновенно понравились друг другу. Они частенько собирались все вместе одной большой счастливой семьей. Руби начала прокручивать в голове этот вариант. Она будет главным опекуном ребенка, но Деннис и Гари смогут проводить с ним столько времени, сколько захотят. И самое главное, у ее малыша будет даже не один папаша, а целых два. У нее будет время, чтобы куда-то вырваться из дома и вести полноценную жизнь, потому что Деннис и Гари всегда будут рядом, чтобы присмотреть за ребенком. Возможно, им даже удастся найти квартиры в одном доме.

Руби задумалась, как именно все это должно произойти. Собственно, чья это будет сперма? Гари или Денниса? Внешность у обоих очень привлекательная, оба – до нелепости крепкие парни. Деннис немного более коренастый, чем Гари. Правда, у Гари плохое зрение. А Деннис начинает терять волосы. Но с Гари она познакомилась раньше; наверное, будет лучше, если это будет ребенок от Денниса, чтобы тот не чувствовал себя покинутым и забытым. Руби где-то читала, что иногда мужские пары смешивают сперму и, таким образом, играют в своего рода «русскую рулетку» с семенной жидкостью. Руби живо представила себе все это. Ее ребеночек в коляске «Бэбибьерн», весь в розовом. Или в голубом. Руби носит своего ребенка в розовом – или голубом – на руках, а он воркует и что-то лепечет. Либо ребенок в розовом – или голубом – ходит по квартире, а они с Гари и Деннисом хлопают в ладоши и смеются. А потом она, быть может, кого-то встретит. И этот кто-то подумает, что она очень круто выглядит на фоне этого безумного современного клана, и идеально вольется в него. Может быть, у него уже будут свои дети, и тогда они станут совсем уж свихнувшейся и очень прогрессивной смешанной семьей. Идея понравилась Руби настолько, что она уже не могла ждать. Вынув свой мобильный, она договорилась с Деннисом и Гари в ближайшее время встретиться за ленчем.

В день этой встречи Руби решила одеться «по-матерински». На ней была очень свободная блуза в крестьянском стиле, широкие брюки и пара красивых туфель на плоском ходу. Блуза сидела на ней так, что Руби уже практически выглядела беременной, в чем, собственно, и состоял ее план: пусть Деннис и Гари увидят, как она будет смотреться, когда будет носить их ребенка. Какой мягкой и по-матерински женственной она может быть. К сожалению, Руби не была до конца уверена в том, как будет выглядеть ее мягкость в сопровождении гомона неформалов, лопающих салаты с бургерами и перекрикивающих ревущую музыку.

Деннис и Гари попросили подождать их в «Кафетерии», и, придя туда, Руби сразу поняла, что это было ошибкой. Потому что «Кафетерий», вероятно, самый шумный ресторан во всем Нью-Йорк Сити. Гремела музыка в стиле техно, шумели посетители, и все это было похоже на попытку спокойно пообедать посреди бурной тусовки.

Руби нервничала: раньше ей не приходилось вести такие разговоры. Она даже ни разу не приглашала парней на свидания; она не верила в такие походы и никогда к ним не прибегала. А сейчас она собиралась предложить даже не женитьбу, а нечто такое, чего уже никогда нельзя будет изменить. Это будет решение, которое свяжет их троих до конца жизни. Более того, ей нужно было набраться мужества и спросить у своих сверхзаботливых друзей, считают ли они ее достаточно подходящей кандидатурой на роль матери их ребенка.

Они приехали. Гари – в замшевом пиджаке, просто безукоризненный, идеальный; Деннис – в кашемировом свитере с высоким воротником и в жилете. Очень в стиле «Лэндс энд Эдорэбл». Они сели. Было заметно, что оба явно рады ее видеть.

– Как здорово, что мы встретились, Руби! – сказал Деннис, хватая подругу за руку и с чувством сжимая ее.

Руби моментально расслабилась. Эти мужчины обязательно решат, что она будет хорошей матерью. Ее достоинства известны им лучше, чем кому бы то ни было. Она терпеливая, нежная, спокойная. Ну и что из того, что они несколько раз были свидетелями ее самых сокрушительных разочарований в жизни? Никто не совершенен. Руби внезапно вспомнила, как Гари как-то пришел к ней и увез кататься на машине, прямо в пижаме. Она как раз находилась в подавленном состоянии из-за очередной разбитой любви. Он твердо скомандовал ей садиться в его машину – «в противном случае…», – и они с ним съездили до Медвежьей горы и обратно. Руби в теплой куртке с капюшоном поверх пижамы была так тронута этим поступком, что это вывело ее из депрессии и она пришла в себя. Теперь она жалела, что Гари знал ее с этой стороны. Он мог истолковать этот трогательный момент против нее. Руби мысленно кляла себя за то, что не всегда была предельно бодрой и жизнерадостной рядом со своим близким другом. Что, если он решит, будто она слишком неуравновешенная, чтобы быть матерью для его ребенка или ребенка Денниса?

Руби решила действовать прямо.

– Я хочу, чтобы вы меня оплодотворили.

Чтобы успокоиться, она положила руки на стол.

Гари повернулся к Деннису и сказал:

– Я же говорил.

Руби растерянно смотрела на них обоих.

– Что?

Гари пожал плечами:

– Просто у меня было такое предчувствие.

Руби начала свою речь:

– Вы знаете, какая я ответственная. Я никогда не забываю о работе, соблюдаю сроки, в какой бы депрессии ни пребывала, как бы ни была расстроена. Не то чтобы я собираюсь маяться депрессией в будущем, потому что вы же знаете: раньше причиной моей депрессии были парни, я позволяла им играть слишком важную роль в моей жизни. Но когда я рожу ребенка, никаких депрессий из-за мужиков или еще чего-то такого больше не будет, потому что у меня появится более высокое призвание. Я буду мамой.

Деннис и Гари переглянулись. Потом перевели взгляд на Руби; в их глазах читались неловкость и сожаление, хотя и выраженные по-разному. Деннис потянулся вперед и коснулся руки Руби.

– Мне ужасно жаль. Мы только что отдали свою сперму Веронике и Лиа.

Некоторое время Руби сидела неподвижно, переваривая эту информацию. Затем мелькнула мысль: «Да кто они такие, блин, эти Вероника и Лиа?» Раньше она ни о каких Веронике и Лиа не слышала.

– Кто такие Вероника и Лиа? – спросила Руби, и в ее голосе прорвались нотки негодования.

Ответил Гари:

– Это наши друзья, с которыми мы познакомились, работая волонтерами в благотворительной столовой возле нашего дома. Они лесбиянки. Очень славные.

– Новые друзья? И свою сперму вы отдали своим новым друзьям, а не мне? – тихо сказала Руби; ее голос дрожал.

– Так мы же не знали, что она тебе нужна!

– Могли бы и спросить! Прежде чем раздавать свою сперму первым встречным, могли бы задуматься на минутку, кому из ваших ближайших друзей может понадобиться ваша сперма в первую очередь! – Руби немного повысила голос, однако в общей какофонии техно и шумной болтовни никто вокруг этого не заметил. – Вам бы следовало быть более внимательными к окружающим!

На этот раз слово взял Деннис:

– Дорогая, когда мы общались с тобой в последний раз, у тебя как раз умер твой кот и ты три дня не вставала с постели.

– Мы еще приходили помыть тебе волосы, припоминаешь? – добавил Гари.

Руби чувствовала раздражение и досаду. Она так и знала. Они были милы и внимательны к ней, а сами мысленно отмечали для себя все нюансы относительно ее готовности на роль матери. Руби чувствовала себя преданной. В итоге она вывела новое для себя правило по поводу того, как быть одной: «Никогда никому не позволяй видеть тебя в твои наихудшие минуты. Потому что вдруг однажды тебе понадобится сперма этого человека или ты захочешь встречаться с его братом? Так что нельзя никому показываться грустной, некрасивой или сходящей с ума». Именно это она при первой же представившейся возможности посоветует мне вставить в мою чертову книжку. И Руби мгновенно успокоилась.

– Я была в депрессии. Но с тех пор столько всего произошло. Чтобы закалить характер, я помогала усыплять собак в приюте для животных, расположенном на окраине, и теперь полностью готова завести ребенка.

Гари с Деннисом изумленно переглянулись. Первым очнулся Деннис:

– Ты помогала убивать собак в этом жутком приюте в Гарлеме?

– Ну да. Ладно, дело не в этом. – Тут Руби, как истинная деловая женщина, решила вступить в переговоры. – А в том, что, по-моему, нет ничего плохого в том, если у вашего лесбиянского отпрыска где-то в Нью-Йорк Сити будет братик или сестричка по отцовской линии. Организуем им «свидания в песочнице». Будет весело!

– Руби, я не думаю, что…

Подошел официант, чтобы принять заказ. Но у него не было ни единого шанса.

Руби еще больше повысила голос:

– Все потому, что я одинока, в этом все дело? Вы скорее отдадите свою сперму паре, пусть даже лесбийской, чем правильной, но одинокой женщине? Теперь мне все ясно. Дискриминация одиночек. Отлично.

Официант тихо извинился и отошел от их столика.

Руби начала вставать, но Гари схватил ее за руку и усадил обратно.

– Дорогая, нам очень жаль, правда.

Руби откинулась на спинку стула.

– Извините. Я не хотела так остро реагировать. Просто очень расстроилась.

– Мы знаем, милая, – мягко сказал Деннис. – Теперь, раз такое дело, мы, возможно, подумаем о том, чтобы завести еще одного ребенка.

– Не важно. Я все понимаю, – сказала Руби, хотя на самом деле была вовсе не уверена в том, что понимает их.

Она не знала о реальной причине того, почему Гари и Деннис не обратились к ней первой: то ли ее кандидатура просто не пришла им на ум, то ли они решили, что из нее получится ужасная мать. Руби не знала, действительно ли ее друзья собираются рассмотреть ее кандидатуру в ближайшие пару лет, если с их первым ребенком все будет хорошо. Она уже вообще ничего не знала, за исключением того, что ей очень хотелось сохранить хотя бы остатки собственного достоинства.

– Мне и впрямь нужно было самой спросить у вас об этом раньше, – сказала Руби, постаравшись улыбнуться.

Тут снова подошел официант и принял их заказ.

Вернувшись в офис, Руби решила, что на этот раз она не будет поддаваться унынию. На сперме Гари и Денниса свет клином не сошелся. Есть целая куча потенциальных отцов, ей нужно только выбрать. Когда она уже заходила в лифт, у нее появилась еще одна блестящая идея: ее приятель-гей Крейг. В прошлом художник-осветитель в театре, несколько лет назад он поменял направление деятельности и теперь занимался продажей редких деликатесных грибов в лучшие рестораны города. Жил Крейг один, прилично зарабатывал, и его сперма в принципе не могла быть такой же востребованной, как сперма элегантных и богатых Гари и Денниса. Руби тут же решила ему позвонить. Но на этот раз она выложила на автоответчик все с самого начала.

– Хай, Крейг, это Руби. Могли бы мы с тобой встретиться и поговорить о том, чтобы ты, возможно, стал отцом моего ребенка? Как насчет того, чтобы встретиться в «Монсуне», скажем, часов в восемь?

Когда Крейг перезвонил, Руби трубку не взяла, а подождала, пока звонок переадресуется на голосовую почту. Ее приятель был согласен с ней встретиться.

В 20: 15 Руби вошла в «Монсун» – недорогой вьетнамский сетевой ресторан с прекрасной кухней и непритязательным декором. На этот раз она решила, что пусть он дожидается ее – это ставило ее в выигрышное положение. Вошла Руби медленно, вальяжной походкой; на ней была жутко дорогая блузка от Катрин Маландрино и туфли на шпильках. Не зная, какой реакции ожидать на свой вопрос, Руби решила, что нужно, по крайней мере, выглядеть преуспевающей. Несмотря на то что она была стороной просящей, ей хотелось убедить Крейга, что ей тоже есть что предложить. Руби села. Она не успела даже поздороваться, как Крейг ошарашил ее с места в карьер.

– У меня положительный анализ на СПИД, Руби. Я тебе просто не говорил.

Внутри у Руби все перевернулось. Она даже не рассматривала такой возможности, в основном потому, что считала: Крейг предупредил бы ее. Поэтому по умолчанию думала, что с ним все о’кей. Какая наивность. Руби смутилась: было непонятно, как на это реагировать. Позитивная реакция на СПИД сегодня означала уже далеко не то, что когда-то. Сказать, что ей очень жаль? Спросить, как он себя чувствует? Как там дела с его Т-клетками? Какие лекарства он принимает?

– Мне очень жаль слышать такое. А ты…

– Со мной все в порядке. Я несколько лет принимал всякие таблетки, без побочных эффектов. Теперь собираюсь жить до ста лет.

– Я очень рада за тебя, – с облегчением сказала Руби. – Хочешь поговорить об этом?

– Нет, все нормально. Я просто подумал, что тебе нужно об этом знать, потому что… ну, ты понимаешь.

Руби кивнула. Оба притихли. Она несколько минут обдумывала эту новость. Затем ее мысли снова вернулись к тому, как сильно она хочет ребенка. Руби знала Крейга еще с колледжа – выходит, даже дольше, чем Гари. Крейг был исключительно приятным человеком – верным, добрым, уравновешенным. Из него вышел бы отличный отец.

– Знаешь, я слышала, что теперь можно делать промывание, – сказала Руби.

– Что?

– Ну, промывание на СПИД. Твоей спермы. Перед оплодотворением женщины. Они могут очистить твою сперму от инфекции, прежде чем вводить ее кому-то, и все будет в порядке.

Крейг беспокойно заерзал на стуле.

– Серьезно?

– Ну да. Я читала об этом в «Таймс», в научном разделе, думаю, где-то год назад. Правда, для этого нужно ехать то ли в Италию, то ли еще куда-то, но в принципе такое делают.

Руби не хотела показаться слишком настырной, но в то же время была настроена решительно.

– Ух ты.

Наступила пауза, во время которой Крейг нервно прихлебывал свой чай.

– Я понимаю, что ты, наверное, переживаешь насчет того, как это может повлиять на меня и на мое здоровье, но я могла бы пройти обследование…

Крейг поставил чашку на стол.

– Я знаю о промывании.

Руби оживилась:

– Да, правда? Значит, в принципе это возможно? И ты мог бы…

Крейг перебил ее:

– Руби, не хочу тебя обидеть… К тому же я не думал, что ты можешь предложить промывание…

Руби смущенно уставилась на него.

– Я не понимаю.

– Просто моя подруга Лесли уже спрашивала меня, может ли она сделать это самое промывание. Ей сорок один, и она…

Руби резко отодвинулась на своем стуле назад и в сердцах стукнула кулаком по столу. Слова полетели сами, думать она уже не успевала.

– Нет-нет-нет-нет, даже слышать этого не хочу! Я думала, что делаю широкий жест, решаясь на это промывание. Кто ж знал, что женщины заваливают тебя такими предложениями?

– Да я и сам обалдел. Но Лесли понравилось, что я учился в университете Брауна и еще что я высокий, – глуповато улыбаясь, сказал Крейг.

– А кто она вообще такая, эта Лесли? – Руки Руби замысловато летали в воздухе, хотя никому конкретно эти жесты адресованы не были.

– Она – мой инструктор по пилатесу.

Руби снова пододвинулась на своем стуле к столу и подалась к Крейгу.

– Твой инструктор по пилатесу?

Крейг растерянно смотрел на нее.

– Руби, если бы ты попросила меня первой… я бы с радостью…

В этот момент к их столику подошла официантка.

– Вы уже определились, чего бы вы хотели?

Руби решительно встала, пальто она так и не сняла.

– Да. Я бы хотела маленького здорового ребеночка, мальчика или девочку, чтобы у него было по десять пальчиков на ручках и на ножках и чтобы он был рожден от доброго, ответственного и участливого мужчины. Нет, правда, неужели я многого прошу?

Официантка бросила на Руби убийственный взгляд, который должен был означать «будем считать, что я не слышала весь этот бред».

Руби перевела дыхание.

– Нет, спасибо. Есть что-то не хочется. – Затем она повернулась к Крейгу. – Я ужасно рада, что тобой все о’кей, и жутко рада, что в один прекрасный день ты станешь отцом. Но сейчас, если не возражаешь, я бы все-таки просто ушла домой.

Крейг молча кивнул, и Руби быстро встала. Наклонившись, она чмокнула его в щеку, развернулась и направилась к выходу.

Тем временем на Бали

Нашим отелем в Куте стала еще одна абсолютно шикарная вилла, на этот раз со своим собственным небольшим задним двориком и отдельным бассейном с видом на океан. Я в курсе, это было чистое безумие. Томас час назад ушел на деловую встречу. Плохая новость заключалась в том, что я ужасно по нему скучала. За последнюю неделю с небольшим это было первое наше с ним расставание. Я стала полностью эмоционально зависимой от него. Как подруга, я никогда не страдала собственническими замашками, даже в юности или ранней молодости, однако сейчас мне буквально хотелось иметь какой-нибудь карман под кожей, чтобы сунуть туда своего Томаса и повсюду таскать его с собой. Серьезно. Мне хотелось, чтобы он все время был рядом.

Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы побороть искушение остаться в нашем номере и не покидать его до конца своих дней. Но Томас рассказывал мне, что в Куте есть хороший пляж, где катаются на волнах серферы, так что я решила пойти на это посмотреть; в конце концов, хоть там я могла не слишком выделяться в своих шортах для серфинга. Но мне также было любопытно, не встречу ли я толпу жиголо, которые дожидаются каких-нибудь леди, чтобы сказать им, что прекраснее их они никого в жизни не встречали. А может быть, наоборот, пляж здесь полон престарелых дам, которые ждут не дождутся своих Мейдов.

Пляж был усеян серферами, и все они ждали большую волну. Народу было еще не много, и, насколько я могла судить, ни жиголо, ни женщин, ждущих этих самых жиголо, поблизости не было.

Когда я присела в пластмассовое кресло, предоставляемое нашим отелем, ко мне подошел молодой балиец с большим пластиковым пакетом.

– Простите, мисс, не желаете ли купить? Совсем недорого.

Он полез в свой пакет и извлек оттуда нечто, поразительно похожее на часы «Ролекс» – рискну утверждать, что это была подделка. Я покачала головой.

– Но взгляните, они такие красивые, и очень дешево. Купите.

Как истинный житель Нью-Йорка я хорошо знаю, как объяснить окружающим свою точку зрения. Я энергично покачала головой и сказала уже громче:

– Нет, спасибо.

Мое послание дошло по назначению и было понято правильно: балиец быстро подхватил свой пакет и двинулся дальше.

Серферы дождались-таки волны и теперь всячески старались на ней прокатиться. Я с удовольствием следила за ними. Со стороны казалось, что это легко: большинству из них удавалось сохранить равновесие до того момента, когда море осторожно выкатывало их доски на песок.

Мои мысли быстро вернулись к Томасу и к тому факту, что менее чем через неделю он собирается возвращаться домой. Обратно в Париж, к жене. До меня начало доходить, что пройдет всего несколько дней, и я могу больше никогда его не увидеть.

Я начала думать о том, чем это наше приключение было для Томаса. Милый недолгий перерыв в монотонной жизни женатого мужчины. Домой он может ехать без каких-либо угрызений совести, поскольку со мной он был абсолютно честен, да и жена его, похоже, ничего не имела против. В общем, Томас идеально устроился. Я начала злиться.

В этот момент ко мне подошла пожилая балийка и спросила, не желаю ли я заплести косички. Я с нажимом сказала, что нет, не желаю, и вдобавок мотнула головой. Она отстала.

Меня вдруг осенило. Я могу быть не единственной, с кем Томас проводил время подобным образом. Я иногда начинаю удивительно тормозить, и мне это известно. Я подумала, что он мог привозить сюда всех своих приятельниц. На самом деле Томас мог заранее планировать поездку на Бали и подгадать так, чтобы у него на эту поездку нашлась подруга. Как знать? Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что лично я купилась на всю эту романтику, словно турист, клюнувший на поддельный «Ролекс».

Ко мне приблизился какой-то мужчина с целой охапкой футболок. Не дожидаясь, пока он заговорит, я громко рявкнула «нет!», после чего он спешно ретировался.

А потом в голове у меня возникла мысль, которую ни одна женщина в моей ситуации не должна себе позволять. Я начала представлять себе, как Томас говорит мне, что ради меня хочет бросить свою жену. Я представляла себе, как он со слезами на глазах просит меня остаться с ним, твердит, что любит меня, что не мыслит себе жизни без меня.

Я замотала головой, стараясь как можно скорее прогнать эту опасную иллюзию. Прощаться с Томасом будет просто ужасно. Я стала думать о том, есть ли какой-то способ сыграть на его чувстве вины, чтобы он остался со мной. Может, предстать в его глазах умилительно трогательной и жутко ранимой, а потом расплакаться и умолять его остаться? В мыльных операх такое срабатывает, сама видела.

Ко мне подошел молодой балиец и сел на шезлонг прямо рядом со мной.

– Простите, мисс, но вы самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал на нашем пляже. Я просто обязан был подойти и сказать вам об этом.

Тут я очень громко и внятно произнесла:

– Ну вот, блин, началось!

С этими словами я встала с кресла, схватила свое полотенце, шляпу и пляжную сумку. От моей неожиданной вспышки балиец подскочил на месте, но что с ним было дальше, я понятия не имею, потому что сразу же быстро ушла, ни разу не оглянувшись.

Могу сказать вам, что в тот момент я чувствовала себя оскорбленной как никогда в жизни – без преувеличения полностью, окончательно, до чрезвычайности и еще не знаю как. Этот балиец действительно принял меня за женщину, отчаявшуюся и одинокую настолько, чтобы поверить в его россказни.

По дороге обратно на нашу маленькую Виллу Лжи мне пришло в голову, что балийский парень, вероятно, прочел мои мысли. Возможно, он уловил, что видит перед собой женщину, которая строит планы о том, как выглядеть настолько достойной жалости, чтобы мужчина мог остаться с ней из чувства вины.

Возможно, этот мальчик точно знал, с кем имеет дело.

Ступая по вымощенной камнем тропинке, я поняла, что мне нужно остановиться. Я отчаянно любила Томаса, отчаянно хотела, чтобы у меня был близкий человек, и при этом в Нью-Йорке была отчаянно одинока. Но подойдя к дверям виллы, я решила, что это было фантастикой. В этом была моя сила. Я – отчаявшаяся женщина. Ладно. Теперь, когда я знаю это о себе, я буду настороже. Это уже не застанет меня врасплох и не заставит совершить какой-нибудь опрометчивый поступок. Кого угодно, только не меня. Потому что в самом отчаянии нет ничего предосудительного или неправильного – важно ни при каких обстоятельствах не позволять этому чувству взять над вами верх.

Я принялась бросать свои вещи в чемодан: одежду, туалетные принадлежности и все остальное. Я носилась по номеру, хватая все подряд, когда в комнату с широкой улыбкой вошел Томас.

– Джулия, я соскучился по тебе… – начал он с порога, но тут увидел мой чемодан на кровати и на его лице мгновенно появилось страдание.

– Что ты делаешь?! – в панике воскликнул он.

– Все равно ты скоро уезжаешь, обратно к своей жене и к прежней жизни. Будет лучше, если мы расстанемся прямо сейчас, пока еще…

Я запнулась. Очень важно было не расплакаться.

– В общем, я хочу уехать прямо сейчас.

Томас сел на кровать и, понурив голову, задумался. Я продолжала летать по комнате, проверяя, не забыла ли чего. Когда же он в конце концов поднял голову, в глазах его стояли слезы. Первой моей мыслью было, что он все это разыгрывает, потому что я из Нью-Йорка и потому что мне хреново.

– На своей встрече я только и делал, что думал о тебе, Джулия. Не мог выбросить тебя из головы. И очень скучал.

Я оставалась непоколебимой. Легко ему предаваться всем этим романтическим настроениям, имея в Париже такую замечательную подстраховку. Поэтому я заговорила с Томасом несколько холодновато:

– Подозреваю, что у тебя такое уже бывало, так что ты все понимаешь. В любом случае это должно было закончиться через несколько дней, так что просто произойдет немного раньше. Вот и все.

Я застегнула змейку на своем чемодане. На этот раз у меня был план.

– Я отправляюсь в Китай. Это будет по-настоящему интересно. Я читала, что мужчин там намного больше, чем женщин, благодаря политике, которая…

Томас встал, схватил меня в объятия и поцеловал.

– Да, Джулия, признаю, со мной такое уже случалось. Но сейчас у меня совсем другие ощущения. Пожалуйста, прошу тебя, позволь мне поехать с тобой, куда бы ты ни собралась. Китай, Зимбабве – куда угодно. Я не могу расстаться с тобой, просто не могу. Умоляю! – Он вплотную прижал меня к себе, а его рука жестом отчаяния вцепилась мне в волосы на затылке.

Тем временем в Штатах

Все это довольно грустно, так что постараюсь быть краткой, хоть и не уверена, что у меня получится, потому что без подробностей не обойтись. Они тут очень важны.

После того случая с Сэмом Джорджия действительно почувствовала себя отлично. Для женщины нет лучшего способа немного воспрянуть духом, чем принять решение не встречаться с идеальным мужчиной. Она сходила на несколько свиданий с парнями, с которыми познакомилась через интернет: все они были явно не для нее, но и не так чтобы полный отстой. Дейл забирал детей, когда бы она его об этом ни попросила, к тому же у нее был целый список из надежных людей, кто в случае чего мог бы с ними посидеть. Возможно, Джорджия уделяла детям не столько внимания, сколько следовало бы, но настроена она была оптимистически. Так что в этом плане наметились некоторые сдвиги в нужную сторону.

С Брайаном она познакомилась на родительском собрании в школе. Они оба дожидались своей очереди в коридоре, сидя на крошечных детских стульчиках, и разговорились. Его сыну, который учился в одном классе с дочкой Джорджии, было шесть лет. Роста Брайан был среднего, у него было худое румяное лицо – он был похож на шотландца. Уже три года, как он развелся. Тема потерь, которые несут все стороны при разрыве брака, очень сблизила их с Джорджией. К тому моменту, когда Брайана вызвали на беседу с учителем, он уже успел спросить у Джорджии, может ли он ей перезвонить. Что он и сделал. В тот же вечер. Через два дня они пошли поужинать. Потом Брайан проводил ее, и они долго целовались на прощанье. Он сказал Джорджии, что потрясающе провел время и что хотел бы увидеться с ней снова. Позвонил на следующий день, чтобы еще раз сказать насчет хорошо проведенного времени и построить новые планы. Они договорились встретиться через два дня. На этот раз дело происходило у Брайана дома (сына он отвел к своей матери); он приготовил очень вкусное тушеное мясо, они много разговаривали за едой, он был очень мил. Кончилось все это тем, что они начали целоваться на его кровати – очень нежно, но не без огня. На следующий день Брайан позвонил Джорджии и спросил, когда он опять сможет ее увидеть. Она сказала, что свободна во вторник и четверг, на что он ответил:

– Ну, до четверга так долго, как насчет вторника?

Как вам такой расклад? Только мне придется повторить это еще раз, потому что Джорджия повторяла мне это по телефону часто и долго, снова и снова, на протяжении всего периода под названием Много Долгих Дней с Брайаном. Он говорил: «Когда я увижу тебя опять?» И Джорджия отвечала: «Во вторник или в четверг», – а он тогда говорил: «Ну, до четверга далеко, как насчет вторника?» Все понятно? О’кей. Такое устойчивое и последовательно безумное поведение продолжалось следующие полторы недели («Я жутко рад, что познакомился с тобой, но, если разобраться, в этом нет ничего такого уж невероятного»). Они болтали по телефону чуть ли не каждый день, и все указывало лишь на одно – мяч в игре, поехали! Это был уже вполне реальный любящий мужчина, который всем, что он говорил и делал, бормотал или по поводу чего шутил, демонстрировал, что он с радостью готов вступить с Джорджией в серьезные отношения. Никаких красных флажков, никаких смутных или явных предупреждений, никаких разговоров вроде «я просто хочу, чтобы ты знала». И вновь у Джорджии появилось ощущение, что наконец-то все складывается один к одному. Она даже опять начала несколько самодовольно думать о себе: «Я знала, что найти классного мужика будет не так уж сложно».

А затем они переспали.

Случилось это в субботу вечером, и Джорджии нужно было вернуться домой, чтобы сменить приходящую няню. Они с Брайаном были достаточно нежны и внимательны друг к другу, и это смягчило ее уход после постельной сцены до такой степени, чтобы она, уходя, не чувствовала себя девушкой по вызову. Придя домой, Джорджия расплатилась с няней и пошла спать, счастливая и довольная. Она все сделала правильно. Они заложили прочный фундамент дружеских отношений и задали темп свиданий и звонков, который, по-видимому, устраивал их обоих. Поэтому, когда Джорджия проснулась в воскресенье, она, едва открыв глаза, сразу подумала о Брайане. Она вспомнила их секс. Она фактически еще раз прочувствовала этот секс. И на ее лице расцвела широкая непринужденная улыбка.

Нужно сказать, что после ухода Дейла у Джорджии частенько не хватало терпения на своих детей. Для некоторых женщин в подобных ситуациях дети являются источником утешения, позволяют почувствовать, что они еще кому-то нужны. Однако для Джорджии ежедневный и хлопотный процесс воспитания лишь подчеркивал ее нынешние страдания и одиночество. И когда ее дочка Бет визгливым голосом потребовала остановить такси, потому что она, видите ли, не в состоянии пройти полквартала до их дома… короче, Джорджия не продемонстрировала должного терпения, чего не случилось бы, будь у нее муж.

Но в то воскресное утро она проснулась, преисполненная внимания и любви к своим деткам. Она разбудила их, одела, накормила завтраком и повела на прогулку вдоль Риверсайд-драйв. Бет ехала на велосипеде, Гарет – на самокате. Джорджия практически не смотрела на свой телефон, потому что в этом не было необходимости. Она встречалась с замечательным мужчиной, с которым они совсем недавно переспали, так что у нее еще будет сегодня время поговорить с ним, в обычном режиме.

Поэтому, когда Джорджия увидела, что уже четыре часа, она даже не дернулась. Брайан, наверное, занимается со своим сыном. «Вероятно, он просто не хочет звонить, пока не может говорить без свидетелей», – сказала она себе. Джорджия накормила детей ранним ужином в их любимом китайском ресторане и отправилась домой.

Однако когда в восемь часов вечера Бет пришла к ней в комнату и в третий раз попросила стакан воды, Джорджия взорвалась:

– Что я тебе сказала, Бет?! Больше никакой воды. Иди к себе в комнату.

Бет начала скулить.

– Я СКАЗАЛА, ВОЗВРАЩАЙСЯ В СВОЮ КОМНАТУ!

Брайан не звонил. Джорджия включила телевизор. Сначала у нее появилась смутная тревога – первый намек на панику. А когда к женщине подкрадывается паника, пусть даже пока на цыпочках, у нее начинают лихорадочно работать мозги. По крайней мере, так было у Джорджии. Со стороны могло показаться, что она смотрит телевизор, но на самом деле Джорджия изо всех сил пыталась не поддаться этой самой панике. Иногда после бурного секса мужчине бывает необходимо сделать шаг назад, просто чтобы остыть и разобраться со своими эмоциями. А может, он и вправду занят. Или что-то случилось с его сыном. Может, он себя неважно чувствует. В общем, есть целая куча причин, почему Брайан ей не позвонил.

«Я не стану одной из тех женщин, которые начинают сходить с ума только потому, что мужчина им не перезвонил, – подумала Джорджия. – Тоже мне, большое дело. Позвонит завтра».

– Я СКАЗАЛА, ИДИ В СВОЮ КОМНАТУ! – рявкнула она на Гарета, который как раз появился в коридоре.

Джорджия пыталась прогнать эти мысли из головы, но страх уже не оставлял ее. Она приняла мудрое решение – пошла спать. Завтра будет новый день. И завтра Брайан ей позвонит.

Когда на следующее утро в шесть тридцать Джорджию разбудил будильник, первое, что она почувствовала, было радостное возбуждение. «Сегодня мне позвонит Брайан, ура!» Интересно, сколько ей придется этого ждать. Джорджия постаралась отбросить эти мысли. Она встала и начала соображать, что приготовить детям на завтрак. Потом вздохнула. Опять эта рутина. Взяв яйца и хлеб, она принялась за дело. Проснулись дети. Сначала Бет сказала, что не будет яичницу, потом – что не будет приготовленную Джорджией овсянку, и напоследок – что она не будет тост, потому что Гарет трогал его руками. На что Джорджия заявила Бет, что у очень многих деток вообще нет выбора в плане того, что есть на завтрак, что лучше ей не морочить голову, а есть, что дают, потому что иначе она пойдет в школу голодной. После чего Бет швырнула в Джорджию своим тостом и возмущенно потопала в свою комнату.

Затем состоялся шумный скандал с выпроваживанием детей в школу. Вопли, слезы, разные обидные слова. Главным источником была Джорджия. Ха-ха. Перед зданием школы она искала глазами Брайана, но его нигде не было. Разнервничавшись, она вернулась домой и посмотрела на часы. Девять. Девять часов утра. «Что он сейчас делает? – подумала Джорджия. – Что может быть у него более важного, чем звонок мне?» Она решила не терять времени даром: пора было найти себе работу. После развода Джорджия все откладывала это: хотела наказать Дейла своими расходами. Но теперь нужно двигаться дальше. Джорджия знала, что именно так и должна поступить в данной ситуации разумная и независимая женщина.

Как раз в этот момент ей в голову и пришла самая успокаивающая и обнадеживающая мысль в ее жизни.

Она сама может позвонить Брайану.

О боже, ну конечно! Она сама может ему позвонить! Джорджии очень понравилась эта идея. До сих пор она считала, что лучше не звонить мужчине первой, но сейчас все было по-другому. Ожидание звонка убивало ее самооценку. И уж точно в этом не было ничего и близко напоминающего то, что Джорджия называла борьбой за равноправие женщин. Поэтому она ему позвонит. Но Джорджия, как человек, уже наученный горьким опытом, решила заручиться еще чьим-нибудь мнением. К несчастью, такой подсказкой оказалось мнение Руби, потому что мне она в тот момент не дозвонилась (я была с Томасом на Бали, пардон!), а Элис не взяла трубку. Если бы Джорджия посоветовалась с кем-то из нас, мы бы определенно сказали ей: «Не звони, не звони, не звони!»

В этой книге приводится масса причин, почему звонить мужчине не стоит, но главная из них заключается в том, что это единственный верный способ узнать его истинные намерения. Вам необходимо выяснить, сколько времени он сможет обходиться без общения с вами, если не подхлестывать его своими надоедливыми телефонными звонками, имейлами или СМС. Если вы звоните мужчине, вы нарушаете чистоту эксперимента. Но мы с Элис оказались недоступны, и Джорджия дозвонилась Руби. А Руби у нас – сплошная сердечность и эмоциональность, так что ее можно в принципе заставить сказать все, что хочешь услышать.

Джорджия быстро описала ей ситуацию и спросила:

– Ведь ничего плохого не случится, если я позвоню Брайану, верно? Я хочу сказать, что нет же такого правила, чтобы мне нельзя было ему позвонить?

Руби покачала головой, кликая курсором по сайту Медицинского центра Нью-Йоркского университета. В данный момент она искала в интернете информацию об искусственном оплодотворении.

– Думаю, что строгого правила как такового нет, но мне кажется, что все-таки существует настоятельная рекомендация не звонить первой.

– Это я знаю. Но у меня все из рук валится. Я с ума схожу! Мне просто необходимо понять, что происходит!

Руби знала Джорджию не очень хорошо, зато хорошо понимала, когда кто-то находится на грани истерики. И тогда Джорджия выложила в пользу этого звонка по-настоящему козырный аргумент, которому могли бы противостоять только самые опытные в области знакомств женщины.

– Но может быть, с ним что-то случилось, – заметила Джорджия. – Что, если с ним что-то произошло, а я сижу здесь, ношусь со своей гордостью, вместо того, чтобы поступить так, как поступила бы по отношению к любому своему другу, от которого жду звонка, а он не звонит? Ведь в этом случае я бы волновалась и я бы позвонила.

Это казалось абсолютно логичным доводом. (Почему, ну почему мы с Элис в этот момент не ответили на ее звонок?!)

– Ты права. Если бы Брайан был просто твоим другом, – что, кстати, так и есть, – ты бы ему позвонила и все выяснила.

– Вот именно! – радостно воскликнула Джорджия. – Я вправе относиться к нему так же, как к любому из своих друзей.

Она закончила разговор с Руби и лихорадочно начала набирать номер Брайана со скоростью, на какую были способны ее пальцы.

Джорджия в этот миг напоминала человека, который принял таблетку от мигрени и теперь восторженно ожидает, что это мгновенно снимет боль. Набирая номер, она чувствовала вдохновение. Собственную силу. Нет ничего хуже ощущения бессилия перед жизненными обстоятельствами. Или беспомощности из-за мужчины.

Если бы она спросила у нас с Элис, мы бы обе сказали ей примерно следующее: «Он тебе не просто друг. Секс все меняет. Такова печальная правда. Поэтому допусти, что с ним все хорошо. Что жизнь его совсем не изменилась с тех пор, как вы виделись в последний раз. А если потом вдруг выяснится, что сына Брайана укусила какая-то редкая южноамериканская пчела и что последующие несколько дней отец провел у его кровати в инфекционном отделении клиники Маунт-Синай, что ж, пошли ему вежливый имейл и извинись». Но нас рядом с Джорджией не оказалось, и поэтому она, ликуя в душе, набрала номер Брайана.

Она оставила ему сообщение. Джорджия догадывалась, что велика вероятность нарваться на автоответчик, поэтому была готова к этому.

– Привет, Брайан, это Джорджия. Звоню тебе просто так, чтобы поздороваться. Надеюсь, у тебя все в порядке.

И она повесила трубку, испытывая чуть ли не гордость. Ладно. С этим решили. Джорджия радостно вздохнула. Страх или паника, как это ни называй, были преодолены. Она сразу поняла, что все сделала правильно, и почувствовала себя супервумэн.

Длилась эта эйфория ровно сорок семь секунд.

Потом Джорджия вдруг с ужасом осознала, что произошло, и пережила чувство, какого еще никогда не испытывала. До нее дошло, что теперь она снова будет ждать, когда Брайан ей позвонит. Все, что она только что сделала, – это дала себе небольшую отсрочку от агонии ожидания следующего звонка. И теперь она опять ждет – однако сейчас все стало намного, намного хуже. Потому что теперь она ему позвонила. И если он не перезвонит ей, значит, он не просто не нашел времени, чтобы ей позвонить, после того как они переспали, а принял решение ей не перезванивать. Она удвоила свои мучения.

Тут я немного ускорю повествование: день подошел к концу. Брайан так и не позвонил. Это в буквальном смысле уложило Джорджию в постель. Детей она передала нянечке, которая осталась и приготовила им обед. В девять часов Джорджия все еще не вставала с кровати, когда зазвонили церковные колокола, мрачные тучи рассеялись и ангелы ударили по струнам своих арф.

И все потому, что он позвонил. Он позвонил, он позвонил, он позвонил. Джорджия не могла припомнить, когда еще она испытывала такой подъем. Они долго болтали. Смеялись. Спазм желудка как рукой сняло. Господи, теперь она сама не могла понять, почему так переживала. Женщины иногда просто теряют голову! Проговорили они минут двадцать пять (в основном, конечно, говорила Джорджия), когда она стала постепенно сворачивать беседу. Уже перед тем, как повесить трубку, Брайан вдруг начал строить планы:

– Итак, мы должны встретиться.

– Конечно. Это будет здорово, – ответила Джорджия; ее тело постепенно освобождалось от последствий двухдневного стресса и тревог.

– Я позвоню тебе на этой неделе, и мы обо всем договоримся, – сказал он.

– А-а-а… о’кей. – Джорджия смущенно запнулась.

Когда она повесила трубку, первой ее мыслью было: «Что за хрень? Зачем нужно перезванивать на этой неделе, чтобы договориться, если мы и так уже говорили по телефону?»

И началась следующая стадия ниспровержения мечты. Джорджия напряженно соображала, что она сделала неправильно. Что в ее поведении заставило Брайана перейти от «Нет, до четверга ждать слишком долго» до «Я позвоню тебе на этой неделе, тогда и договоримся»?

То есть Джорджия снова находилась в режиме ожидания. Вторник, среда, четверг. Она попыталась выбросить эти мысли из головы и сходила на пару собеседований по поводу трудоустройства. Джорджия встретилась с Элис, и они вместе прошлись по магазинам. Попробовала меньше орать на своих детей. Бессовестный черт-искуситель, сидевший у нее на плече, нашептывал Джорджии, что, если ей так уж хочется увидеться с Брайаном, она должна ему позвонить. Что нет ничего такого, если женщина пригласит мужчину куда-нибудь – ради бога, двадцать первый век за окном. Но в пятницу, когда Джорджия уже готова была взяться за телефон, исполнение приговора было отсрочено. Брайан позвонил ей и предложил встретиться вечером во вторник. Во вторник вечером так во вторник вечером. Должно быть, он знал, что приглашать женщину на свидание на выходные вечером в пятницу просто невежливо. А еще Джорджия решила, что может попросить Дейла в этот день взять детей к себе.

Итак, они встретились во вторник. Джорджия вспомнила, почему Брайан ей так нравился. В ее голове время от времени навязчиво всплывала неприятная мысль: «Что было бы, если бы я ему так и не позвонила в прошлый понедельник? Он бы мне перезвонил?» Но Джорджия старалась тут же прогнать ее. Они снова пошли к Брайану домой. У них снова был секс. И Джорджия снова получила еще одну дозу наркотика под названием любовь/секс, который заставлял ее неотступно думать о Брайане следующие четыре дня, за которые он удосужился отправить ей одну СМС: «Эй, давай встретимся в ближайшее время!» Но на этот раз она ему не позвонила, оставаясь непоколебимой. Джорджии нужно было понять, сколько он без нее продержится, и узнать это она хотела гораздо больше, чем видеть его, чем заниматься с ним сексом и тешить свое самолюбие. Для этого были необходимы сила воли, выдержка и стойкость, каких от нее никогда раньше не требовалось, даже во время родов. Проявить такую титаническую сдержанность Джорджии удалось исключительно благодаря тому, что она постоянно терзала по телефону Руби и Элис. (И меня тоже, когда удавалось ко мне дозвониться.) Разговоры эти проходили примерно в таком ключе.

Джорджия – Руби: «Нет, я просто не понимаю. Если он не хочет со мной никуда ходить, почему он просто не перестанет приглашать меня на свидания? Но если я ему все-таки нравлюсь, почему это уже не так, как было в самом начале?» Удачного ответа у Руби не нашлось, потому что действительно, что тут можно сказать?

Джорджия – Элис: «Возможно, Брайан вообще больше не собирается мне звонить. В смысле, он сказал, что позвонит, но не сказал когда. Неужели так трудно построить планы на будущее? Хотя бы предварительные? Что это может означать, если человек, находясь на свидании, не назначает дату следующей встречи? Неужели он настолько занят? А может, ему кажется, что я слишком на него давлю?» На что Элис – люблю ее, наш человек – лишь продолжала повторять: «Не звони ему, не звони ему, не звони».

Думаю, тут уместно будет заметить, что Джорджия, которая и раньше-то не могла похвастаться особым благоразумием, сейчас лишилась его окончательно и бесповоротно.

Есть некоторые люди, для которых попадание в кровь алкоголя чревато катастрофическими последствиями. Примерно то же самое можно сказать и о Джорджии, когда ее непростой характер вступает в реакцию с сильным желанием. Одни из-за этого страдают, другие преодолевают себя и двигаются дальше. Джорджию это подкосило. Она снова слегла. Она отводила детей в школу, возвращалась домой, надевала пижаму и укладывалась обратно в постель. Ей казалось это лучшим способом заставить время двигаться как можно быстрее, до тех пор пока позвонит Брайан. Если он позвонит. К чести Джорджии, нужно признать, что при этом она всегда была в состоянии встать, забрать детей из школы, привести их домой и дать им что-нибудь перекусить. Но затем ее неудержимо тянуло прилечь. Как будто из Джорджии кто-то выдавил воздух, и она безжизненно валялась на диване, как лопнувший воздушный шарик. Ладно, возможно, дело было не только в Брайане. Возможно, это было кульминацией, следствием стечения нескольких факторов: психологической травмы после развода, тоски по Дейлу, от которой она страдала больше, чем готова была себе признаться, перехода в разряд матерей-одиночек и слишком быстрого погружения в жестокий мир свиданий. А может, все действительно объяснялось ее отчаянным желанием, чтобы Брайан ей позвонил? Как знать? Любовный наркотик, который пригубила Джорджия, оказался смертельным ядом, которым она теперь медленно изводила себя.

Наконец он позвонил. В девять часов. В среду вечером. Брайан сообщил ей, что находится в небольшом кафе на другой стороне улицы рядом с ее домом. Ей нужно присматривать за детьми или она сможет к нему выйти?

Дети действительно были дома. Именно это и следовало сказать Брайану. Но Джорджия уже лишилась тормозов. Ей срочно нужно было увидеть его лично и выяснить, что произошло. Что она сделала неправильно? Ей необходимо было это узнать, чтобы не повторить эту ошибку. Джорджия не собиралась конфликтовать – просто хотела услышать правду, пусть даже жестокую. Поэтому она ответила, что дети дома, но с ними побудет ее сестра, так что она сможет выскочить на несколько минут.

Да я-то все понимаю! Но и вы тоже должны понять: Бет никогда, то есть вообще никогда, ни при каких обстоятельствах не встает с постели среди ночи. Да, она кого угодно может довести до точки кипения, когда ее укладывают спать, но если уж она заснула, ее не разбудит даже бульдозер, вломившийся через стену ее комнаты. И с Гаретом та же история. К тому же он уже достаточно взрослый мальчик, так что вполне сможет прочесть оставленную мамой записку «Вернусь через ПЯТЬ минут! Ничего не бойтесь!» Джорджия понимала, что поступает рискованно. Но ей ужасно хотелось покончить с неопределенностью. Поэтому она написала записку, бегом спустилась по лестнице и выскочила в кафе напротив. Брайан, сидевший у большого окна, при виде ее помахал рукой, и у него на лице появилась широкая улыбка.

Джорджия села и постаралась вести себя непринужденно, зная, что не должна выглядеть доведенной до предела истеричкой. Она не должна расплакаться. Никаких фокусов с Дрожащим Голосом. Ни в коем случае нельзя разговаривать с мужчиной о Важных Вещах Дрожащим Голосом. Голос при этом должен быть Беспечным и Небрежным.

– Взять тебе кофе или для кофе уже слишком поздно? – вежливо поинтересовался Брайан.

Джорджия только покачала головой, потому что вся сосредоточилась на том, чтобы успокоить дыхание и совладать с гулко стучащим в груди сердцем.

– Прости, что позвонил тебе в самый последний момент. Просто зашел выпить кофе и решил попробовать наудачу – вдруг ты свободна.

Джорджия наконец смогла говорить.

– Я очень рада, что ты позвонил. Потому что я хотела задать тебе один вопрос.

Пока все идет хорошо. Голос не дрожит.

– Я тут подумала… так, ничего особенного… просто мне показалось… – Джорджия пожала плечами и вдобавок небрежно взмахнула рукой. – Показалось, что ты как-то охладел ко мне, что ли. Нет, все в порядке, просто я подумала, может, я что-то не так делаю. Потому что раньше ты все время так рвался меня увидеть, а сейчас вроде бы… нет.

На этот мягкий упрек ранимой женской души Брайан отреагировал очень изящно и по-рыцарски:

– О Джорджия, прости меня, что я заставил тебя так подумать. Нет, конечно же нет, ты все делаешь правильно. Я считаю, что ты просто фантастическая женщина. Я не знал, что это выглядело таким образом. Еще раз прости меня. Просто я был очень занят, школа и все такое… К тому же мы ведь знакомы не так давно, всего несколько недель, верно? Вот я и подумал: куда нам торопиться?..

Джорджия внимательно посмотрела на него. В принципе все очень логично. Прошло всего несколько недель. Брайан действительно занят всякими школьными делами. Он подумал, что торопиться им особо некуда. На миг она почувствовала себя полной дурой. Чего она так разволновалась? Ничего такого Брайан не сделал. Просто он ответственный человек. Уравновешенный. Взрослый. Однако потом Джорджия кое-что вспомнила. Когда они с ним только познакомились, это был не Парень, Которому Некуда Торопиться. Это был парень Вторник-Четверг. А после того как женщина ощутила на себе, каково встречаться с мужчиной типа Вторник-Четверг, как бы она себя ни уговаривала, что он занят или просто не хочет торопиться, она уже никогда не забудет, что тот же самый человек еще совсем недавно считал, что ради того, чтобы увидеться с ней, слишком долго ждать до среды, так жестоко и безжалостно, не говоря уже про четверг, мерзко и нескончаемо.

Джорджия постаралась представить себе, каких слов она ожидала от Брайана в данный момент. «Прости меня, Джорджия, спасибо, что напомнила мне о том, что я тебя люблю. Отныне мы будем встречаться с тобой два раза в неделю, а каждый вечер я буду звонить, чтобы пожелать тебе спокойной ночи». Либо так: «Ну, раз уж ты сама заговорила об этом, Джорджия, все это потому, что секс для меня – серьезное обязательство. И с того момента, как мы переспали, я понял, что нам нужно держать дистанцию, потому что в конечном счете я никогда не смогу полюбить тебя, и в глубине души знал об этом с самого начала». Но Джорджия поняла также, что кафе «Адонис», в котором они сидели, не самое подходящее место для выяснения отношений, каков бы ни был результат. К тому же наверху в ее квартире без присмотра осталось двое маленьких детей.

– Ты прав, конечно. Мы никуда не спешим. Абсолютно. Но и уточнить такие моменты тоже никогда не помешает.

Брайан закивал. Джорджия взглянула на часы: она находилась здесь ровно четыре минуты.

– Знаешь, мне нужно вернуться к себе. Боюсь, что сестра уже хочет уйти домой.

– Да, конечно, все нормально, – сказал Брайан. – Я тебе позвоню.

– Обязательно позвони, – сказала Джорджия. Как можно небрежнее.

Из кафе она вышла легкой, расслабленной походкой, потому что знала: Брайан наблюдает за ней. Но едва войдя в подъезд, Джорджия пулей проскочила четыре лестничных пролета и влетела в свою квартиру. Уфф. Никакого пожара. Никаких трупов. Она быстро направилась к детским комнатам. Бет спала. Джорджия облегченно вздохнула и, пройдя по короткому коридору, заглянула в комнату Гарета.

И в этот миг время для нее остановилось.

Гарета там не было. Джорджия бегом бросилась в свою комнату и с громадным облегчением увидела сына сидящим на кровати: он был напуган, но с ним было все в порядке. Однако то, что он сказал затем, привело Джорджию в ужас.

– Я позвонил папе.

Джорджия охнула.

– Что? Зачем ты это сделал?

– Я испугался. Тебя здесь не было. И я не знал, куда ты подевалась.

– Ты что, не видел мою записку? Я оставила ее на подушке прямо рядом с тобой! Там написано, что я сейчас вернусь.

Гарет покачал головой. Страхи маленького мальчика превратились в крупные слезы, которые буквально градом покатились по его щекам.

– Я не видел ее! – заревел он. – Не видел!

Джорджия схватила сына и крепко прижала его к себе. Она начала укачивать его, целовать в макушку и делать все, что только могла придумать, чтобы как-то компенсировать пережитые им четыре минуты ужаса. Джорджия просидела так минут десять или чуть меньше, когда услышала, как в квартиру ворвался Дейл. Она оставила Гарета и поспешила перехватить мужа, вбежав в гостиную, чтобы он увидел, что она на месте и все в порядке.

– Я здесь! Я здесь! – с нажимом прошептала Джорджия. – Все хорошо.

Но унять Дейла было не так просто.

– Где тебя носило? Ты что, совсем с ума сошла?

Джорджия сделала несколько шагов назад. Дело плохо. Очень плохо.

– Серьезно, Джорджия, где ты была, черт побери?

А Джорджия практически лишилась дара речи: из-за его гнева и собственного чувства вины у нее словно отнялся язык, и она ничего не могла сказать в свое оправдание.

– Я… я… у меня было срочное дело.

– Какое еще дело? И какая такая срочность могла заставить тебя оставить детей одних? Чушь собачья это, а не срочность!

И тут Джорджия расплакалась. Не хотела, но удержаться не смогла.

– Прости… я… просто…

– В этом виноват какой-то мужик? – Дейл угрожающе двинулся на нее. – Ты бросила дом из-за какого-то чертового мужика?

Это было сказано таким тоном, что в обвинениях Дейла она увидела собственное безумие.

– Прости меня. Пожалуйста. Это больше не повторится.

– Да уж, конечно, тут ты права, не повторится. Потому что я забираю детей, Джорджия.

Ее слезы мгновенно высохли – она почувствовала, что для отражения этой атаки потребуются все ее внутренние резервы.

– Что?

– Я найму адвоката и попытаюсь получить полную опеку над детьми. Потому что это бардак.

У Джорджии самопроизвольно вырвался крик, отдалено напоминающий «ЧТО?!».

– Ты меня слышала. Все, довольно. Ты бросаешь их, убегая на очередное свидание. Постоянно на них орешь. Учителя жалуются, что наши дети плохо себя ведут и выглядят неопрятно. Очевидно, тебе лучше жить одной, чтобы шататься по свиданиям и тр. хаться в свое удовольствие. Теперь у тебя появится такая возможность.

– Ты не можешь так поступить, – запинаясь, произнесла Джорджия. – Не можешь…

Дейл собрался уходить; уже в дверях он обернулся.

– Да ты радоваться должна. Теперь, если захочешь, ты сможешь встречаться со своими мужиками хоть каждый божий день. И не пытайся со мной бороться, Джорджия. Лучше пришли мне открытку, что-то вроде «Спасибо, дорогой».

С этими словами Дейл вышел из квартиры. Если бы перед уходом он посмотрел налево, то увидел бы стоявших в дверном проеме Бет и Гарета, которые все это слышали.

Джорджия ушла на кухню, села за стол и дала волю слезам. Она поняла, что только что подвергла опасности детей – а теперь еще, оказывается, и свои права на них, – и все из-за отчаяния, глубину которого она не осознавала до тех пор, пока не стало слишком поздно.