Под защитой густолиственных деревьев Одиссей проспал весь день и всю ночь. Он еще не проснулся и наутро, когда к устью реки приблизилась толпа девушек в белых одеждах. Они следовали за двухколесной повозкой с парой серых мулов в упряжке. Мулами правила высокая девушка в ярко расшитом покрывале — пеплосе, с золотой повязкой на голове. Ее сильные руки были умелы в работе, так же как ловки в игре и прилежны в рукоделье. Глаза ее смотрели смело и открыто, лицо горело нежным румянцем. Это была Навзикая, дочь феакийского царя, а девушки — рабыни царского дома.

Навзикая остановила мулов и легко соскочила на землю. Девушки сняли с повозки большой короб с бельем; здесь были белые хитоны и пеплосы, расшитые покрывала, красные плащи. Навзикая и ее спутницы должны были выстирать все эти одежды: в доме Алкиноя стирка лежала на попечении молодой царевны.

Возле реки, в чистом прибрежном песке были устроены обширные водоемы с проточной водой. Сюда Навзикая и ее спутницы погрузили все платья и принялись мять и топтать их ногами, пока песок не очистил с ткани всю грязь.

Вскоре всё побережье запестрело сверкающей белизной и пурпуром разостланных одежд. Пока жаркие лучи Гелиоса довершали их работу, девушки затеяли оживленную беготню по берегу. Для них это был веселый день, полный необычных развлечений. С криком и смехом они плескались в реке, затем старательно наливали друг другу в ладони душистый елей из медного кувшина и натирали плечи и руки, пока кувшин не опустел. Из повозки достали большие корзины с едой и весело расположились обедать — прямо на мягкой траве.

После обеда Навзикая предложила своим спутницам поиграть в мяч. Эта игра скорее напоминала пляску: девушки напевали, притоптывали в такт ногами и перекидывали разноцветный мяч из рук в руки.

К играющим незримо подошла сама Афина Паллада. Она любовалась проворством девушек. Среди них Навзикая была самой ловкой и быстрой. Но девичьи игры ненадолго отвлекли мудрую дочь Зевса. В роще, среди опавших листьев всё еще спал Одиссей, и Навзикая должна была помочь злополучному любимцу Афины.

Навзикая бросила мяч подругам. Афина незримо перехватила его и откинула в сторону. Мяч упал в море и заколыхался на волнах. Девушки громко закричали и крик их разбудил Одиссея.

Одиссей выбрался из кучи листьев и подошел к опушке рощи. Он увидел на побережье толпу девушек в белых одеждах, с блестящими пряжками у плеч, услышал звонкие девичьи голоса. Остерегаться было нечего. Одиссей вышел на побережье.

При виде незнакомца спутницы Навзикаи с криком разбежались по берегу. Одиссей больше походил на морское чудище, чем на человека, — грязный, с всклокоченной бородой и волосами, покрытый только засохшей морской тиной и листьями. Но отважная Навзикая осталась на месте: не впервые буря выбрасывала на берег Схерии несчастных мореплавателей. Царевна смотрела на чужеземца с состраданием и без боязни. Одиссей обратился к ней со словами, полными почтительного восхищения: он был мастер на искусные речи.

— Умоляю тебя, помоги мне, богиня или смертная — не знаю, — сказал он. — Если ты богиня, то ты можешь быть только Артемидой по красоте лица и высокому стану. Если же ты смертная — о, как должны быть счастливы твои отец и мать, имея такую дочь! Мне не приходилось встречать равных тебе. Однажды я видел в Делосе, возле алтаря Аполлона, стройную пальму с венцом блестящих листьев. Ты прекрасна и стройна, как эта пальма. Я не смею приблизиться к тебе с мольбой. Я знаю, что мой вид страшен, и боюсь испугать тебя. Двадцать дней я скитался по морю, был игралищем бури, и только вчера волны выбросили меня на ваш берег. Сжалься надо мной, прекрасная дева, помоги мне! Пусть бессмертные боги исполнят все твои желанья, дадут тебе супруга по сердцу, счастье и изобилье в доме!

Навзикая выслушала речь хитроумного чужеземца и благосклонно ответила:

— Странник, я вижу, что ты не простой скиталец. Ты разумен и благороден, а вид твой меня не пугает: Зевс посылает нам испытания по своей воле. В нашей стране все охотно помогут потерпевшему беды страннику. Ты находишься в Схерии, стране феаков. Царем своим феаки признают Алкиноя, внука Посейдона. Я дочь Алкиноя. Я укажу тебе, как пройти в дом моего отца.

Пока они разговаривали, спутницы Навзикаи робко подошли к ней. Навзикая встретила их с упреком:

— Куда вы разбежались? Не бойтесь незнакомца. Вы знаете, что никто не может сделать зла нам, феакам: мы Посейдонова рода, и нас любят бессмертные боги. Странников же нам посылает сам Зевс, и мы должны помогать им. Принесите скорее чужеземцу мягкий хитон. Пусть он смоет с себя грязь и оденется.

Пока Одиссей купался в реке, девушки быстро приготовились к обратной поездке: собрали высохшие платья, запрягли мулов. Одиссей подошел к ним, чисто вымытый и одетый. Он совсем преобразился, и девушки с изумленьем смотрели на него. Навзикая потихоньку сказала подругам:

— Я и прежде думала, что он не простой человек, а теперь я уверена, что это славнейший из смертных. О! Подобного мужества я еще не видела!

По приказанию царевны, Одиссею принесли мяса, мягкого хлеба, налили в кубок золотистого вина. Одиссей съел всё с жадностью: давно он не имел ни еды, ни питья. Навзикая стала в повозку, взяла вожжи и бич и сказала пришельцу:

— Следуй за нами издали, странник. Я не хочу, чтобы люди видели меня с незнакомым человеком и злословили исподтишка. Ты дойдешь с нами до священной рощи у городских ворот. Там, среди черных тополей, скрыт алтарь Афины Паллады. Обожди в роще столько времени, чтобы дать нам добраться до дома. Тогда встань и войди в город; любой ребенок укажет тебе дом Алкиноя. Мой отец и мать моя, благородная Арета, окажут тебе приют и помогут вернуться на родину.

Навзикая ударила своих мулов блестящим, плетеным из воловьих жил бичом. Мулы побежали, служанки и Одиссей последовали за повозкой. Когда они поровнялись с рощей Паллады, Одиссей отошел от девушек и остался ждать в глубине темнолиственной рощи.

Огненный Гелиос уже спускался к морским волнам, когда герой, наконец, направился к городу. У самых ворот он встретил молодую феакиянку. Ее лоб и щеки были покрыты тонким головным покрывалом, на плече она несла медный кувшин с водой. Это была сама Афина Паллада, но герой не мог узнать могучую богиню в облике скромной горожанки.

— Дочь моя, — спросил Одиссей, — не укажешь ли ты мне дом царя Алкиноя? Судьба привела меня издалека, и я никого не знаю здесь.

Феакиянка отвечала:

— Я охотно укажу тебе царское жилище, странник. Дом моего отца находится по соседству. Следуй за мной и не останавливайся, чтобы расспрашивать встречных: не все феаки бывают приветливы к чужеземцам.

Одиссей послушно шел за своей проводницей, хотя многое в ней казалось ему удивительным. Очень уж легко молодая женщина несла тяжелый кувшин; она проворно обходила встречных, и никто из них не замечал ни ее, ни Одиссея, словно темное облако скрывало их от взоров феаков. Но по пути он увидел столько удивительного, что перестал думать о странной феакиянке. Он еще не знал, в какую чудесную страну он попал.

Сначала они приблизились к гавани. Длинным, узким заливом она вдавалась глубоко в город. Вдоль берега, на песке, вытянулась бесконечная цепь чернобоких кораблей. Они стояли бок о бок; их поднятые черные носы все как один смотрели на залив. Над каждым кораблем высилась на столбах особая крыша; она защищала судно от дождя и от солнца. Здесь берегли корабль и ухаживали за ним, как воин ухаживает за конями своей боевой колесницы.

Вскоре путники поровнялись с обширной городской площадью. На площадь выходили длинные каменные здания и высокие ограды из нетесанных камней. Перед входом в каждое здание был выстроен красивый портик. Состоял он из двух рядов деревянных колонн и крыши над ними. Спутница Одиссея замедлила шаг и сказала:

— В зданиях на площади хранятся снасти всех наших кораблей. Там же феаки делают гладкие корабельные весла. Мы, феаки, не воинственный народ. Нам не нужно ни луков, ни стрел, ни иного оружия. Боги не позволят врагам напасть на нас. Главная наша забота — это быстроходные корабли, крепкие весла, высокие мачты. В мореходном искусстве с нами не сравнится никто.

По дороге к дому Алкиноя спутница посоветовала Одиссею просить о помощи не самого Алкиноя, а жену его, царицу Арету. Слово уважаемой всеми Ареты много значило у феаков. Путники приблизились к воротам большого дома.

— Вот мы и пришли, — сказала феакиянка, — здесь я покину тебя. Дальше ты и сам найдешь дорогу.

С смущенным сердцем стоял Одиссей у закрытой двери царского дома. С первых же шагов его встретила небывалая пышность и богатство. На высоком медном пороге дома были утверждены серебряные притолоки, дверь была покрыта золотом. Перед дверью справа и слева стояли две собаки. Сперва они показались Одиссею живыми, но потом он убедился, что собаки искусно сделаны — одна из золота, другая из серебра.

В глубине двора помещались службы; оттуда слышен был непрестанный грохот ручных мельниц и шум ткацких станков. На одних мельницах трудилось не меньше пятидесяти рабынь. Мимо Одиссея то и дело пробегали слуги и рабыни, но, как и прежде, никто не видел чужеземца. По воле Афины темное облако скрывало его.

За внутренней оградой двора Одиссей увидел тщательно возделанный фруктовый сад. Правильными рядами там стояли раскидистые яблони, груши и невысокие гранатовые деревья с багровыми плодами. Рощей цвели смоковницы и маслины. Всегда — в зимний холод, в летнюю жару — там веял теплый зефир. Чудесный сад приносил плоды в течение круглого года. В конце сада был разбит огород. Не сосчитать, сколько там было рыхлых гряд с овощами и пахучей зеленью!

Долго стоял Одиссей в изумлении, пока в саду совсем не стемнело. Тогда странник вернулся к дому. Он толкнул золотую дверь и вошел в сени. К стене был прикреплен горящий факел; он озарял медную облицовку стен и карниз из темноголубого сплава. Отсюда был виден весь просторный мегарон царского дома. Там шел веселый пир. На столах сверкала золотая утварь; в руках гостей светились полупрозрачные кубки из мягкого камня в золотой оправе. Среди пирующих на главном месте восседал старец в золотом венце, сам царь Алкиной; его пурпурная мантия была заткана золотыми узорами.

У отдельного стола глашатай разливал по кубкам вино. Он черпал багровое вино из большого серебряного кратера. Снаружи кратера, по его краю лежала драгоценная гирлянда искуснейшей чеканки: широкие серебряные листья перевивались с золотыми гроздьями винограда. Одиссей отвел глаза от кратера и осмотрелся. Вся палата была озарена мягким светом: чудесно изваянные золотые фигуры стройных юношей держали светильники в высоко поднятых руках. Отблески света играли по стенам и по медному фризу наверху. Там виднелись вереницы рыб и морских коньков; в дрожащем свете казалось, что они шевелятся и плещутся, как живые.

В глубине палаты, у самого очага, Одиссей увидел группу женщин. Они не участвовали в пире, а сидели вокруг хозяйки и занимались рукоделием. В пышно вышитой одежде, с величественным видом сидела сама царица Арета и пряла шерсть. Веретено в ее руках кружилось, жужжало и тянуло за собой тончайшую нить: Арета была искусной рукодельницей.

Одиссей прошел через всю палату по пестрому, мозаичному полу, — такого пола он никогда не видел! — и склонился у ног Ареты. В тот же миг исчезло темное облако, скрывавшее его.

Говор и смех в палате утихли. В наставшей тишине явственно прозвучал голос чужеземца:

— О царица Арета, подобная бессмертной богине! Я заброшен к вам свирепой бурей. Умоляю тебя, припав к твоим коленям, молю и царя, и всех его гостей — помогите мне вернуться в землю отцов, к моим близким. Много лет я разлучен с ними!

Скиталец встал и тихими шагами отошел к очагу. В глубокой печали сел он на камень очага и опустил голову на руки.

Первым опомнился от изумления Алкиной. Он поспешно подошел к чужеземцу, взял его за руку и поднял с камня.

— Лаодам, милый сын, — сказал Алкиной самому юному из пирующих, — уступи свое место гостю! Нельзя допустить, чтобы молящий приюта странник остался сидеть на пепле очага. Странников посылает нам Зевс и велит оказывать им почести и гостеприимство.

Тотчас рабыни подали Одиссею воду умыть руки и принесли вдоволь пищи и хлеба, а глашатай наполнил для него кубок вином. Алкиной терпеливо ждал, когда странник насытится. Потом обратился к своим гостям и предложил снарядить для чужеземца корабль.

Феакам нередко приходилось перевозить странников на их родину. Но на этот раз Алкиной подозревал что-то необычное в судьбе чужеземца.

— Пусть под нашей надежной защитой странник вернется на свою желанную родину, — сказал гостям Алкиной. — Если же под видом странника посетил нас кто-нибудь из бессмертных, то мы не можем проникнуть в его замыслы. До сих пор боги являлись феакам открыто и по-дружески садились пировать с нами; боги считают нас своими родичами, как племя циклопов или племя гигантов.

Одиссей ответил гостеприимному хозяину:

— Пусть не тревожат тебя такие мысли, царь Алкиной. Я ничем не похож на бессмертного бога. Я простой смертный, и из всех людей, гонимых судьбой, я самый злополучный. Я попал к вам после того, как претерпел великие напасти на море. Вы приняли и ободрили меня. Молю вас, как только встанет светлая Эос, немедля отправьте меня в желанный путь. О, если бы мне увидеть хоть дым, восходящий от родных берегов!

Феаки совершили последнее возлияние отходящих ко сну — в честь бога Гермеса — и один за другим покинули палату. Рабыни собрали посуду со столов и тоже вышли.

Алкиной дружелюбно подвел Одиссея к своей жене; Арета с удивлением взглянула на гостя: несомненно, хитон и мантию чужеземца соткала она сама, своими собственными искусными руками. Царица строго спросила:

— Отвечай мне, странник: ты сказал, что тебя забросила к нам буря. Но от кого ты получил это платье?

— О многочтимая царица, — отвечал Одиссей, — я ничего не собираюсь скрывать от тебя.

И многострадальный скиталец подробно рассказал, как он достиг берегов Схерии, как, измученный и разбитый, заснул в роще и девичьи голоса разбудили его, а Навзикая пожалела его, накормила, дала ему платье и велела идти в дом ее родителей.

Алкиной удивился, — почему Навзикая прямо не привела с собой странника?

— Не упрекай свою разумную дочь, Алкиной, — возразил Одиссей. — Она не хотела появляться в городе с неизвестным человеком. Да и я опасался рассердить тебя…

Алкиной благосклонно ответил:

— Нет, странник, я не раздражаюсь так легко. Но ты прав: следует всегда быть осмотрительным. О, если бы нашелся подобный тебе рассудительный и благородный супруг для Навзикаи! Пусть он даже будет бездомным пришельцем. Он поселится здесь, у нас, и я подарю ему дом и богатство.

Одиссей промолчал, и царь дружелюбно добавил:

— Но тебя я вовсе не хочу удерживать насильно: это неугодно Зевсу. Я устрою твой отъезд хоть завтра. Как далеко ни окажется твоя желанная земля, ты достигнешь ее в одни сутки. Знай, что кормчий не правит феакийским кораблем; на наших судах вовсе нет руля. Корабли сами понимают мысли своих корабельщиков и сами находят нужную землю.

— Тебе следует отдохнуть перед новым путем, — сказала Арета. — Ступай, наш гость, и пусть будет сладок твой отдых под нашим кровом.

* * *

Длинен показался Одиссею следующий день, проведенный среди гостеприимных феаков. В мыслях скиталец был уже на пути в отчизну. Палящий Гелиос слишком медленно проходил по небесному своду.

Но вот настал и вечер. В ярко освещенной палате у царя Алкиноя собрались феаки на пир, чтобы почтить отплывающего странника.

Веселый гомон наполнял палату. Алкиной усадил гостя возле себя. Их окружили двенадцать диннобородых старцев в пурпурных мантиях и золотых венцах: двенадцать царей, управляющих богатой Схерией; Алкиной был тринадцатым, главным. Поодаль от них поместились феакийские мужи в длинных, расшитых одеждах. Между ними сидели смуглые юноши в коротких хитонах, с мускулистыми руками и ногами. Это были лучшие гребцы Схерии; народ феакийский выбрал их, чтобы сопровождать чужеземного гостя. В стороне, у очага, попрежнему села царица Арета.

Слуга разносил дымящееся мясо на плоском серебряном блюде. Перед гостями сверкали золотой чеканкой большие, двуручные кубки с вином.

В дверях палаты показались двое запоздалых гостей. Один из них был царский глашатай Понтоной, а другой — величавый старик в длинном белом хитоне, с белой повязкой на голове. Он поднял кверху свои невидящие глаза; одной рукой он держался за плечо Понтоноя, а другой прижимал к себе изогнутую девятиструнную лиру.

Это был великий певец Демодок. Боги лишили его сладчайшей радости — зрения, но он владел высоким даром песнопений, и за это почитали его феаки.

Глашатай усадил старца в мягкое кресло, лицом к пирующим. Он взял из рук старца лиру и повесил на гвоздь над самой головой певца. Рабыня придвинула стол и подала Демодоку блюдо с мясом и нарезанным луком, а Понтоной налил ему в кубок вина. Понтоной усердно служил певцу — помогал резать мясо, подал кубок с вином.

Певец быстро насытился. Молча сидел он, словно прислушиваясь к чему-то. Когда вокруг него зазвенели о столы пустые кубки, Демодок снял лиру с гвоздя и принял из рук Понтоноя костяной плектр. Говор в палате смолк.

В то время у всех на устах были имена ахейских героев, и песни о Троянской войне слушали охотнее всего. Такую песню и запел Демодок.

Он пел о том, как еще в начале войны могучий Ахиллес и мудрый Одиссей поспорили на жертвенном пире. Каждый из них был прославленным героем; каждый считал себя первым среди ахейцев по славе и доблести и не хотел признать первенства за другими. Вождь Агамемнон радовался ссоре знаменитых ахейцев: соперники могли решить спор только новыми подвигами и победами…

С невольным волнением слушал Одиссей рассказ о своей далекой юности и о своих погибших друзьях. Он низко склонил голову, закрыл лицо краем пурпурной мантии и оставался неподвижен, пока Демодок не окончил песню. Тогда Одиссей отрезал от своей доли мяса лучший, жирный кусок, подозвал Понтоноя и вручил ему мясо.

— Отдай Демодоку эту почетную долю, Понтоной, — сказал Одиссей. — Даже и погруженный в печаль, я чту певца, вдохновленного богами.

Понтоной отнес Демодоку дар Одиссея. Слепой певец принял мясо и с достоинством поблагодарил чужеземца. Когда Одиссей увидел, что гости отставили пустые кубки и стали вытирать пальцы, он снова обратился к Демодоку:

— О Демодок, я ставлю тебя выше всех людей: тебя научили пению Муза или сам Аполлон. Ты так рассказываешь о том, что было с ахейцами в Трое, словно сам был участником великой войны или слышал о ней от верных очевидцев. Спой нам о деревянном коне, который был построен Эпеем, и расскажи, как был разрушен священный Илион.

Демодок внимательно прислушивался к голосу Одиссея. Не слышал ли он когда-то этот голос? Певец взял в руки лиру; молча, задумчиво перебирал он струны и, наконец, запел.

Он начал с того, как данайцы притворно покинули свой разрушенный лагерь и отплыли от берегов Троады; как храбрейшие из них во главе с Одиссеем остались в утробе гигантского коня.

Затаив дыхание, гости слушали певца. Голос его усиливался, в нем звучали и скорбь и торжество. Певец рассказывал, как ночью данайцы вышли из коня и отворили ворота Илиона. Тысячи ахейцев ворвались в спящий город. Они перебили растерявшихся защитников Трои, подожгли дома, разрушили неприступные стены…

Одиссей опустил голову и молча слушал певца. Неудержимые слезы катились по его щекам, сладостная скорбь воспоминаний терзала сердце. Царь Алкиной внимательно взглянул на гостя, а затем возвысил голос и прервал певца:

— Пусть умолкнет твоя лира, божественный Демо-док! Здесь не всех веселит твое пенье.

Он участливо спросил Одиссея:

— Скажи нам, милый гость, отчего песнь о битвах данайцев и троян повергает тебя в печаль? Может быть, под стенами Илиона ты утратил дорогого твоему сердцу друга или милого брата? Скажи нам, кто ты? Какие беды постигли тебя, что ты не можешь забыть о них даже на веселом пире?

С глубоким вздохом отвечал Одиссей приветливому хозяину:

— О благородный Алкиной! Нигде не встречал я такой страны, как ваша благодатная Схерия! Всюду в домах слышится сладкое пенье и музыка, радостный смех пирующих; столы обильно уставлены вкусной едой; виночерпии разносят в кубках пенистое вино. Здесь живут счастливые люди! Ты хочешь, чтобы среди общего веселья я рассказал о своих плачевных скитаньях и о том, какие несказанные бедствия послали мне боги? Но прежде всего я назову тебе свое имя: я хотел бы отныне считаться гостем в феакийской земле. Я — злополучный Одиссей, сын Лаэрта. О моих хитростях и подвигах повсюду рассказывают певцы, но кто из них расскажет о моих страданьях?

Одиссей умолк и на минуту закрыл глаза краем мантии. Феаки не сводили глаз с прославленного героя, Одиссей задумчиво продолжал:

— Я царствую на солнечной Итаке. Мне подвластны и другие острова — Зам, и Дулихий, и Закинф, богатый лесом. Среди них лежит объятая морем Итака. Ее почва камениста и неудобна для посева, но всем итакийцам мила их суровая земля. Я же не знаю страны прекраснее Итаки. Но боги не дают мне увидеть милую родину. Если ты велишь, царь, я расскажу всё о своем трудном странствии. Немало пришлось мне пережить с тех пор, как я отплыл от разрушенной Трои.

Седые феакийские старейшины забыли о наполненных кубках. Юные гребцы восторженно смотрели на знаменитого скитальца. Демодок повернул незрячие глаза к рассказчику и внимательно слушал; только пальцы его беззвучно прикасались к струнам лиры.

Одиссей вспоминал всё, что пережил во время своих странствий: и в страшной пещере циклопа, и на светлом острове Цирцеи… говорил о том, что видел в сумрачной стране киммериян, в преддверии царства Аида… рассказал и о пророчестве Тирезия Фивского. С волнением вспомнил он слова провидца: «Потеряешь всех спутников, вернешься в родную землю на чужом корабле, и дома ждет тебя горе…» Одиссей прервал рассказ и воскликнул:

— О богоравный Алкиной! Целой ночи будет мало, чтобы покончить повесть о моих странствиях. Отпустите меня, друзья, пора уже мне отправляться на корабль.

Но Арета обратилась к гостям:

— Что вы скажете, феаки? Я думаю, что не следует спешить отсылать в путь нашего знаменитого гостя. Его возвышенный ум и стройная речь пленили всех нас. Хотя он гость моего дома, но нам всем следует наделить его богатыми подарками. Он утратил всё, что имел, а мы, по воле богов, владеем большими богатствами.

Старейший из феаков, седобородый Эхеней, ответил царице:

— О божественная Арета, мы все согласны с твоими словами. Пусть царь Алкиной передаст Одиссею Лаэртиду наши подарки.

Алкиной тотчас ответил:

— Всё, что вы найдете возможным выделить в дар, я соберу и передам нашему гостю. А народ возместит нам расходы почетными дарами. Ты же, странник, подожди до утра, чтобы мы успели собрать тебе подарки. Лучше тебе задержаться немного, но вернуться в землю отцов с полными руками: тебе будет больше почета от твоих сограждан. Теперь же окончи свою повесть. Впереди еще долгая ночь; ты успеешь всё рассказать. Что до меня, то я готов слушать тебя до появления светоносной Эос.

— Пусть будет по-твоему, царь Алкиной, — согласился Одиссей и продолжал свой рассказ.

Один за другим гасли выгоревшие светильники, в зале понемногу темнело. Была уже вторая доля ночи, но никто не думал о сне и отдыхе, пока многострадальный скиталец не кончил свою повесть. Тогда только поднялись гости. Они совершили последнее возлияние Гермесу и стали расходиться.

Одиссей подошел к слепому певцу.

— О Демодок, — сказал он, — я возношу благодарность бессмертным за то, что они позволили мне рассказать при тебе о своих странствиях. Ты знаешь всё, что произошло под стенами Трои. Теперь же ты будешь знать, какие жестокие испытания послали боги ахейцам на обратном пути из Трои…

— Не жалей о своих испытаниях, царь Одиссей, — возразил слепой певец. — Я знаю много песен о троянской войне. Их распевают повсюду певцы Ахайи и Эллады. Но твои рассказы пробудили мой дремлющий дух; бурной волной сошло на меня вдохновенье. Я пропою новые песни — о твоих странствиях, Одиссей, и певцы будут разглашать их везде, наравне с прославленными песнями об Илионе… И говорю тебе я, слепой Демодок, — пройдет много времени, сменятся бесчисленные поколения, но самые отдаленнейшие из наших потомков будут повторять эту повесть. И твое имя никогда не забудется, как не забудутся имена твоих товарищей и сподвижников, ваш смелый дух, ваше верное сердце, ваша преданность милой отчизне.

* * *

Береговой ветер надул четырехугольный парус и вынес корабль феаков из узкой гавани в открытое море. Солнце заходило. Корабль летел, рассекая пурпурные волны.

Одиссей лежал на носовом помосте, на толстом ковре, укрывшись мягкой, косматой мантией. Возле него стоял резной кипарисовый ящик с дарами гостеприимных феаков. Еще очертания Схерии не скрылись в туманной дали, как многострадальный скиталец крепко заснул, и его чудесный сон продолжался всё время пути. Он не услышал, как на следующий вечер корабль пристал к берегам желанной Итаки. Не почувствовал Одиссей, как феаки перенесли его на берег со всеми его сокровищами. Мореходы торопились в обратный путь; они не стали дожидаться, пока проснется Одиссей, а добудиться его не могли.

Феаки положили своего гостя на ковер под широковетвистой маслиной, у самого входа в глубокий грот. Этот грот был посвящен Наядам; там дикие пчелы скрывали свой мед в каменных кувшинах; там высились каменные ткацкие станы прекрасных Наяд. Нимфы обитали в глубине грота; они должны были охранять знаменитого итакийца.

Окончились бедствия многострадального героя. Как долго стремилось его сердце к покинутой отчизне! Напрасно старалась удержать его на острове Огигии прекрасная нимфа Калипсо, обещая ему бессмертие; напрасно царь Алкиной предлагал ему богатую жизнь в счастливой Схерии. Его сердце стремилось только к своей суровой отчизне. И вот настал день, когда исполнились его желания.