«Если тебя настигнет стрела, ты погибнешь, в остальном остается уповать на Бога. Если же тебя настигнет любовь, дальнейшее зависит от тебя самого».

Алена опустила книгу на колени и задумалась. Нет, ничего от тебя не зависит. Потому что есть еще второй, тот самый, любовь к которому тебя настигла. Он ведь тоже играет в эту игру. Только по собственным правилам. А еще потому не зависит, что ты не властен над своими чувствам и нельзя приказать себе любить, а уж тем более разлюбить любимого. Отвергнуть, обидеть, высмеять — да, но разлюбить по собственному желанию невозможно, ибо запретный плод, как известно, сладок.

«Господь слышит молитвы тех, кто просит забыть о ненависти. Но он глух к тем, кто хочет убежать от любви».

А она? Разве она хочет убежать от любви? А разве нет? И разве это любовь?

Стоп, стоп, стоп! А вот с этого места еще раз и помедленнее. Хочется ли ей убежать от любви? Сначала она бежала навстречу, но налетела на стену и расшибла себе лоб. Кто знает, из чего построена эта стена — из раздражения, непонимания или ревности? Но разве это атрибуты любви?

И что такое ревность? Мучительные сомнения, как трактуется в словаре? Не-ет! Мучительно сомневается тот, кто действительно любит. А ревность совсем другое. Это слепая ярость собственника, несовместимая с любовью. «Мое!» При чем же здесь любовь?

И чем она сподобилась разбудить эту ярость? Открыла дверь соседскому парню, с которым сидела на одном горшке, играла в одной песочнице и всю свою жизнь прожила на одной лестничной клетке? Знал бы Лешка, какие шекспировские страсти разыгрались по его бедную душу!

То, что он в нее влюбился, или ему кажется, что влюбился, ровным счетом ничего не значит. Пройдет и следа не останется. Что же ей теперь из-за этого, гнать его от дома поганой метлой? Зато, что смотрит глазами преданной собаки и поет хорошие песни? Какая чушь! Шестаков не поет и не смотрит, зато ведет себя с ней как с нерадивой прислугой, кругом виноватой. Можно подумать, что он так разумно устроил собственную жизнь, что теперь имеет полное право наставлять на путь истинный таких недоумков, как она!

С Алешкой в итоге все сложится нормально. Рано или поздно он встретит девушку своей мечты, полюбит ее по-настоящему и навсегда забудет свои вымышленные чувства к соседке. Все вернется на круги своя, и ничего между ними не изменится. Впрочем, между ними и сейчас ничего не меняется, потому что кому же нужна нищая медсестра с тремя детьми? Если это, конечно, не Ротшильд. Хотя зачем Ротшильду чужие дети, спрашивается в задачке?

А Андрей? Что им движет? Ну допустим, любовь. Представим на минуточку, предположим. Рассмотрим как одну из версий, пусть самую невероятную, но все же ведь имеющую право на существование?

Вот, например, Ольга считает, что все мы в руках у идиотов. То есть каждый второй вокруг тебя идиот, и это еще в лучшем случае. И чтобы выжить в таком сумасшедшем мире и обеспечить собственную безопасность, нужно всегда быть готовым к любой неадекватной реакции, чтобы успеть от нее защититься. Такая вот интересная теория. Не самая, между прочим, бредовая, если почитать газеты и посмотреть телевизор.

Стало быть, даже самую невероятную версию не стоит сбрасывать со счетов. Ведь признал же Андрей Аньку. И двух чужих детей тоже признал как своих собственных, хотя никто его об этом не просил и даже в мыслях не держал. И три года вел он себя безупречно, как отец и настоящий друг. И подарил ей семью, ну, или иллюзию семьи, что тоже немаловажно. И разве не могло случиться, что за три этих долгих года в его сердце зародилось некое чувство, сначала подспудное, неосознанное, которое вдруг вспыхнуло, ослепив его своим ярким светом так, что он не совладал с собой и дал ему волю? Могло, конечно. Только что это за чувство, если даже на пике свободы он не сказал ей ни единого ласкового слова? Она, правда, тоже не ораторствовала, но повела себя красноречивее всяких слов. Может быть, он просто обалдел от неожиданности? Вот открывает, допустим, человек табакерку, а оттуда выскакивает черт. Что тут скажешь?

Она и сама не ожидала от себя такой прыти. Кинулась на него, как собака на кость. Собака голодная, косточка сахарная, прямо из супа.

А может, это и есть его реакция — как у собаки на кость? Представил, что станет грызть кто-то другой, и пришел в ярость?

Тогда, в больнице, она словно впала в транс, едва он к ней прикоснулся. Замерла от счастья, от его количества. Утонула в нем, захлебнулась. А когда вынырнула на поверхность, он уже крепко спал. Очнулся — рядом никого, словно приснилось — «то ли девочка, а то ли виденье». Решил, что именно видение, так проще, с девочкой хлопот не оберешься.

Надежда Никитична — женщина умная, вопросов не задает, в душу не лезет. Делает вид, что ничего не происходит. А ничего и не происходит. Просто вариации на старую тему. Неизвестно только, что же он на сей раз себе напридумывал. Обиделся, что указали на дверь? Или гневается на распущенность нравов между соседями? В доме не появляется, даже деньги через мать передает. Может, это такой способ вычеркнуть их из своей жизни? Надоело играть в благородного отца семейства?

Ну что ж, вольному воля. Никто не держит, не заплачет и не пропадет. Она теперь работает, и мир, как видите, не рухнул, не перевернулся. Совсем даже наоборот. Все-таки, когда сидишь дома, самооценка сильно понижается. Хотя куда уж ниже! Ниже некуда, поскольку нет такого понятия «благородная бедность». Вернее, понятие-то есть, а вот бедности благородной нет и быть не может. Потому что бедность — это клеймо, которое мгновенно выделяет тебя из толпы, если, конечно, это истинная бедность, то унизительное состояние, когда все нельзя, когда слаще морковки ничего нет, когда ни одеться, ни обуться, ни вставить зубы.

Или это уже нищета беспросветная? А бедность, это когда хочется индпошива, а хватает только на ширпотреб в пределах прожиточного минимума, потому что они там, наверху, поливая друг друга шампанским по полторы тысячи евро за бутылку, решили, что две чайные ложки сахара в день — это как раз та самая норма сладости, при которой жизнь не покажется уж слишком горькой?

А если ты еще молод и полон неутоленных желаний? И утолить их требуется именно сейчас, именно пока ты молод и томим, потому что на кой тебе хрен в сорок лет все эти красивые вещи и вкусная еда, и крепкие белые зубы, если жизнь все равно уже кончилась, ничего не светит, не надо и не хочется, кроме как торчать перед телевизором и посыпать в парке дорожки собственным песком! И ведь ты не сидишь на печи, не грабишь в переулках старушек и не стоишь на Тверской, а крутишься как белка в колесе, бьешься как рыба об лед, вкалываешь не покладая рук, как папа Карло. А вместо достойной зарплаты получаешь милостыню от государства! Разве это справедливо?

Любимая Ольгина тема. Мама называла это «крысиные мысли», улыбнулась Алена. У нее-то, конечно, совсем другой случай, не такой крайний. И дети, слава Богу, сыты-одеты. Не ее, правда, в этом заслуга. Но она даже в мыслях не посягает на их деньги. Ну в смысле на деньги, которые Шестаков дает детям. Не ей же. Она и так не пропадет. Руки на месте — и шьет, и вяжет, только что сапоги не тачает. Но на сапоги уж как-нибудь заработает.

Главное, правильно организовать пространство и время. Потому что в быту человека, дополняя незабвенного Антона Павловича, все должно быть столь же прекрасно, как и в нем самом. А иначе какой же смысл переполняться высокими мыслями? Нельзя гармонично существовать в захламленной среде — это было ее твердым убеждением.

— Порядок! — сердилась Ольга. — Ordnung! Ordnung! Лучше бы морду красила, чем стулья!

А Алена покрасила стулья веселой желтой краской и сшила на них сиденья, тоже веселые, с меленькими желтыми ромашками, и такие же занавески на кухню под названием «Кошкин дом». И изумительной красоты лоскутное покрывало на старенький диванчик. Благо чего-чего, а лоскутков в доме было более чем достаточно. И выкинула все ненужное, отжившее свое, годами копившееся по шкафам и антресолям, а старую одежду отнесла в церковь. И все отчистила, отдраила до блеска и даже потолки вымыла и стены, как в операционной. А при маме никогда этого не делала, даже в голову не приходило. Жила себе и жила.

— Это был ее мир, — объяснила Фаина. — Ее жизненное пространство. А теперь это твой дом, и ты устраиваешь его под себя. Все правильно. Не переживай.

И все она успевает, и совсем не чувствует себя нечастной, ненужной, отвергнутой и забытой. И дети у нее замечательные. Просто прелесть что такое, а не дети! Вот полюбуйтесь, пожалуйста, на эту идиллическую картинку — каждый занят своим делом! Мими учит уроки, Сашенька рисует, склонив головку и высунув от усердия кончик языка, а Анька восседает на горшке с книжкой-раскладушкой. Есть у нее такая счастливая особенность, у Аньки — если посадить ее на горшок и дать в руки книжку, может часами рассматривать яркие картинки и тихонько скрипеть себе под нос толстым голосом. Интересно, в кого это она такая усидчивая? В папашу, наверное…

— Хочешь, я тебе загадку загадаю? — вывел ее из задумчивости Сашенька.

— Конечно, хочу! Загадывай.

— Что такое: морда собачья, а хвост, как у петуха?

— Не знаю, — растерялась Алена.

— Волк!

— А почему же хвост, как у петуха?

— Так он его пришил! А что такое: дом стоит, а в нем помидор лежит?

— Овощехранилище?

— Собачка!

— Ты же сказал, помидор!

— Так собачку так зовут, — пояснил Сашенька и энергично покрутил пальцем у виска. — Ты шевели мозгами-то! Мозги-то тебе для чего даны? Вот и шевели ими…