Сегодня я проснулся намного раньше обычного. Но не хотелось выбираться из теплой постели. Блаженно потянулся, расслабился и предался приятным мыслям. Не знаю, как другим, но мне в таком положении лучше думается. Вот и сейчас осенила меня отличная мысль. Да! Так и сделаю!

Я залпом выпил банку кипяченого молока, заботливо оставленного тетушкой Лутфи, и, на ходу утирая рот, кинулся к телефону. Отыскал в справочнике номер Толстяка, того самого завскладом районного кооперативного общества.

— Я слушаю! — донесся его гнусавый голос.

— Ассалому алейкум, — сказал я тягуче.

— Здорово. Кто это?

— Вот тебе на! Вы теперь и голос мой не узнаете!

— Откуда мне знать твой голос? На дню тысячи таких, как ты, звонят.

— Я буфетчик, работающий под благословенной сенью вывески «Одно удовольствие».

— А, это ты, Закир? — Что-то очень тонким стал твой голос.

— Ха-ха-ха! — засмеялся я. — Люблю я ваши шутки, ака! Обязательно отмочите что-нибудь.

— Ну, чего ты хотел?

— Адыл-ака, уезжая, велел мне, если появится нужда, обращаться за советом к вам…

— Да ведь он сам сегодня прилетает. Если собираешься встретить, вот тебе данные… — сказал толстяк. Потом крикнул в сторону (видно, кто-то заглянул в его «кабинет»): «Выйди отсюда, болван! Попозже придешь». И продолжал уже в трубку: — Я вчера разговаривал с ним по телефону. Когда пригласишь на плов?

— Это на какой еще плов?

— А ты жадюга! Должен же выставить угощение за то, что избавился от ОБХСС!

— Да что там плов! — засмеялся я. — Царское угощение будет, вот только дайте срок. — И положил трубку.

Что ж, начало удачное. И маршрут узнал, и номер рейса…

После обеда я отправился в аэропорт, чтобы с должным почетом встретить «несчастненького» директора. Но мне попался автобус, который останавливался перед каждым телеграфным столбом, так что я чуть не опоздал. Адыл-пройдоха уже садился в такси. Я вмиг занял место рядом с ним. Подъехали к кафе. Аббасов еле заметным кивком поздоровался с подчиненными и, сказав, что отдохнет малость, забрался в кабинет, заперся изнутри. Я опустился на стул у окна. Адыл же тотчас подошел к телефону и набрал номер. Ему не ответили. Он грязно выругался, бросил трубку. Некоторое время стоял посреди кабинета, озабоченно уставясь в одну точку и кусая нижнюю губу. Зазвонил телефон.

— Вам кого? — процедил Адыл сквозь зубы.

— Вы уже вернулись? Все благополучно? — донесся гнусавый голос.

— А-а, Толстяк, это ты, — хмыкнул Аббасов. — Как твои дела? Товары сумел пристроить? Что слышно в городе? Все тихо-мирно?

— Тихо, но не очень-то мирно…

— Понятно.

— Как съездили сами?

— Ты же знаешь, я ничего не делаю зря. Так что готовь магарыч, Толстячок, через пятнадцать дней твой склад будет переполнен товарами.

Спустя минуту после разговора с завскладом Аббасову позвонил, судя по голосу, Муталь-лошадь, сказал, что есть срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону, и спросил, где можно будет встретиться. Адыл-коварный с минуту подумал, потом прогудел в трубку:

— Встретимся у задних ворот парка. Прихвати с собой Саллабадрака.

После этого он звонил куда-то еще и вел довольно-таки непонятный разговор: «В стоге прибавилось сена», «везде дует ветер», «глаза слипаются», «сухая ложка рот дерет»…

Я с нетерпением ждал предстоящей встречи в парке. Видно, важный предстоит разговор. «Бедненький» директор попусту времени терять не станет, не из таких. Он с места не стронется, если не почует выгоду для себя.

Вечерело. Мелкий надоедливый дождь перешел в снег, резко похолодало. Вскоре голые деревья, крыши домов покрылись белой шубой. Мы с батталом подошли к стоянке такси. Поднявшийся ветер тряс деревья, сбрасывал с них снег прямо нам за шиворот, кидал в лицо. К тому же, видно, где-то оборвался провод: погасли лампочки и все кругом погрузилось в жуткую темноту. Боясь потерять дорогого своего спутника, я на всякий случай схватился за хлястик его плаща…

Мы, то есть Аббасов остановил такси, не доезжая до парка. Когда красные огоньки машины исчезли вдали, он вынул из бокового кармана пистолет, отвел затвор, досылая патрон, опустил в карман плаща. Потом крадучись направился к воротам парка, прячась за стволами деревьев. Впереди показались две неясные тени. Одного я сразу узнал — это был Муталь-татуированный. Видно, продрог до костей, голова его совсем исчезла в воротнике. Его спутник, тот самый Саллабадрак, оказался выше Муталя на две головы, как коромысло, широк в плечах, длиннорук и длинноног, — ну точно горилла. Сойдясь, заговорщики сухо поздоровались.

— Саллабадрак! — прохрипел Аббасов, подражая тону командира, выкликающего солдата из строя.

— Слушаюсь, хозяин.

— Сегодня стог пополнится соломой, — Адыл-баттал оглянулся по сторонам. — Половину завтра отвезешь Большой Корове.

— Слушаюсь, хозяин.

— Другую половину передай Телке.

— А Волу?

— Волу — полмашины. С него и этого предостаточно.

Разговорчик, скажу я вам! Точно этот жулик — заботливый заведующий фермой и в другой город ездил заготовлять корм для своей скотинки! Да и этот, гориллоподобный, вряд ли походит на доярку.

— А когда я получу… простите, вознаграждение за труды? — скромно поинтересовался Горилла.

— Как положено, как все трудящиеся — в день получки, — ухмыльнувшись ответил директор. — Или забыл? Двадцать седьмого соберемся. А теперь отойди подальше, мне нужно поговорить с Муталем. Свистнешь, если что заметишь.

Адыл-баттал взял Муталя под руку, увлек в глубину парка, где они уселись на скамейку. Ветер усилился, метал в глаза острый колючий снег, свистел в проводах пронзительно и жутко. Ветки деревьев издавали устрашающие звуки. Меня пронизывало такое чувство, точно здесь сейчас произойдет убийство. Все же я переборол страх, включил магнитофон и поднес им микрофон чуть ли не под нос. «Эх, был бы мой микрофон подсоединен к главному пульту радио и эти гнусные голоса сейчас транслировались по всей области!…» — с тоской подумал я, ежась под свирепым ветром.

— Ну, что ты хотел сообщить? — поинтересовался Адыл-коварный, поднимая воротник плаща.

— Шарифу пришлось припрятать, — глухо пробормотал Муталь.

— Совсем? — поспешно спросил Аббасов.

— Нет, увы. Жива-здорова. Сейчас находится в шестой квартире дома двадцать два по улице Ташбулак.

— Зачем эти меры?

— Портиться начала.

— Хочет расколоться?

— Похоже на то.

— Не узнал, почему?

— Капитан Хашимова ее нашла и, кажется, подобрала к ней ключик. Как я слышал, эта милиционерша мастерица заглядывать в чужие сердца. Как Шарифа встретилась с ней раза два или три, изменилась до неузнаваемости. Та обещала ей простить все грехи, помочь устроиться на работу, законно получить хату и пристроить сына в детсад, хе-хе, даже продолжить учебу в вечерней школе.

— Откуда тебе все это известно?

— Залез к ней в берлогу н обнаружил вот эту писульку.

— Много она там нацарапала?

— Достаточно.

— Выходит, заложила нас?

— За что я и упрятал ее на Ташбулаке.

— Вот что, ее надо… убрать.

Муталь вскочил.

— Я тоже так считаю, хозяин.

Они некоторое время стояли молча, переглядываясь исподлобья, тяжело дыша, как два кровожадных волка. Ох, если бы подвернулась бы им сейчас эта несчастная Шарифа, они бы разорвали ее на части!

— Сегодня же пореши ее, — продолжал Адыл-палач. — Постарайся работать аккуратненько, подушкой там или чем… труп сбрось в Анхор. Но смерть ее… да, погоди-ка, смерть ее должна сыграть на нас. Она должна написать полковнику письмо.

— А захочет ли? — усомнился Муталь.

— Письмо напишешь сам, почерк ведь знаешь. В двух экземплярах. Один вложишь ей в карман, другой сегодня же ночью отправишь по почте в Министерство внутренних дел.

— Чего писать-то?

— Что писать?.. Да что угодно, но так, чтобы правдиво звучало. Все вали на полковника. Вот, дескать, негодяй, ты добился своего — довел-таки меня до могилы. От дитя своего родного отказался, от меня самой отвернулся, опозорил на весь свет. Жизнь мне теперь не мила и я решила уйти из нее. Прощайте, люди добрые! Одна надежда на вас, отомстите за несчастную и обманутую женщину и ее малого безвинного ребенка… Не верьте, люди, Салиму Атаджанову, он способен на любую подлость, прощай, жестокий мир!.. Ну и все такое прочее.

— Да я на полпути забуду всю эту чепуху!

— Забудешь, сочини что-нибудь похожее — и баста!

— Ладно, постараюсь.

В этот момент что-то случилось с моим магнитофоном и он издал тонкий тревожный свист. Злоумышленники приняли его за сигнал Саллабадрака и в мгновение ока оказались под скамьей. И уже там, упершись друг в друга лбами, как два упрямых барана, продолжали разговор.

— Письмо опусти в почтовый ящик сразу, как кончишь дело.

— Будет исполнено.

— Где подготовишь письма?

— Дома.

— Значит, у Шарифы ты будешь около одиннадцати, так?

— Выходит, так.

— Поведи ее к Анхору.

— Ладно.

— Будь осторожен, чтобы не поняла, что ты замышляешь. Скажи, что пойдете на гулянку.

— Ладно.

— Смотри, чтобы все было шито-крыто.

— Сам знаю.

— В обиде не будешь. За мной не пропадет. Пока они говорили, я осторожно опустился на корточки и запустил руку-невидимку в карман Муталя. Там лежала большая связка ключей. Действовал я как-то инстинктивно, не отдавая еще себе отчета, была только уверенность в том, что поступаю единственно правильно. Извлек ключи, опустил себе в карман и помчался к воротам парка. Один из этих ключей должен же подойти к замку на двери той квартиры, где эти бандиты прячут несчастную женщину!