Как говорится, беда никогда не приходит одна. На следующий день — опять неприятности. Оказывается, председатель месткома Халиков решительно возражал против моего нового назначения. Салимджану-ака пришлось ввязаться с ним в ссору, защищая мою кандидатуру, что еще больше распалило Халикова.

Х а л и к о в. Что верно, то верно — Хашимджан показал себя смелым, боевым работником. Но какие бы он ни творил чудеса, Хашимджан еще молод, в органах работает совсем мало, тогда как у нас есть работники с пятнадцатилетним стажем, вполне достойные этого назначения.

А т а д ж а н о в. Как известно, ум зависит не от возраста и не от стажа. За совсем короткий срок Хашимджан сделал столько, сколько, может быть, не смог сделать ни один из нас, опытных.

Х а л и к о в. Я буду жаловаться в райком.

А т а д ж а н о в. Я выдвинул кандидатуру Хашимджана, предварительно посоветовавшись с товарищами в райкоме.

Х а л и к о в. Им, наверное, не известно истинное положение дела.

А т а д ж а н о в. Идите, просветите их, укажите ошибку.

Х а л и к о в. Все равно я остаюсь при своем мнении.

А т а д ж а н о в. И я вовсе не собираюсь менять свое мнение.

Х а л и к о в. Это мы еще посмотрим.

А т а д ж а н о в. Посмотрим, конечно, почему бы не посмотреть?!

И вот сижу себе, ничего не ведая, разложил папки, обдумываю, с чего же дела начать. А для облегчения мыслительного процесса выстукиваю пальцами ло столу очень душевную мелодию «Прекрасны гранаты в твоем саду».

И тут вваливается Халиков, я его, как положено, приветствую, а он вместо здрасьте:

— Совесть у вас есть? — говорит. — И вам не стыдно?

— А чего мне стыдно должно быть? — спрашиваю.

— Не прикидывайтесь дурачком, — отвечает. — Вы работаете без года неделю, а успели перебежать дорогу заслуженным людям.

«Так вот оно что! — думаю. — Но я ведь не напрашивался». Ладно, если ему нужна моя должность, ускай берет ее. Признаться, мне и самому не очень-то по душе эта затея. Лучше вернуться в кишлак, лепить кизяки, чем выглядеть выскочкой каким-то.

Я взял лист бумаги, потянулся за ручкой. Халиков на меня во все глаза глядит. И именно в этот момент в дверь просовывается роскошно причесанная головка нашей секретарши Лиляхон.

— Вас вызывают в партком.

— Ладно, приду.

— Не «ладно», а сейчас, сию минуту!

Головка исчезла, демонстрируя бесполезность каких-либо пререканий. Пришлось оставить Халикова в кабинете и идти в партком. Каромат-опа была в хорошем настроении, наверно, дочурка не бастовала сегодня, отказываясь идти в детсад.

— Как дела, товарищ начальник отдела? — сказала Каромат-опа, указывая глазами на диван. Я сел.

— Неплохо.

— С чего решили начинать свою работу?

— С заявления.

— Что? С какого это заявления?

— Ну… с заявления об увольнении…

— Послушайте, молодой человек, когда вы отучитесь шутить в самое неподходящее время?

— А я вовсе и не шучу. Просто я… просто меня товарищ Халиков спросил сегодня, имею я совесть или нет.

— Ах, вот оно что! Значит, он успел и на вас навалиться? — Каромат-опа встала и пересела рядом со мной на диван. — Не обращайте внимания. Вчера он зашел ко мне, говорил то же самое. Я его пристыдила. Но он, понимаете, такой уж человек. Давно метил в начальники отдела, но не вышло, райком не утвердил его кандидатуру. Вот он и сердится, не знает, на ком выместить зло… Через день-другой это у него пройдет… В общем-то он неплохой человек, и опыт работы имеет немалый… Но бесхарактерный, не самостоятельный, безынициативный. Так каковы наши планы?

— Сегодня как раз собирался заняться ими.

— Обратите побольше внимания на профилактику преступлений, перевоспитание споткнувшихся. И еще, люди должны знать основы законодательства. Это требование партии на данном этапе.

— Постараюсь.

— Завтра принесите план мне на утверждение.

— Можно идти?

— Идите.

Халиков все еще сидел в моем кабинете.

— Зачем вас вызывали? — поинтересовался он.

— Проверить, есть ли у меня совесть.

— Ну и как, выяснили?

— Выяснили. Но об этом, оказывается, вам говорили еще вчера.

Халиков молча пошел к двери, так печатая шаг, что, казалось, хотел пробить пол.

После его ухода я еще долго сидел в скверном настроении, не в силах взяться за работу. Не выдержав, направился к Салимджану-ака: очень уж одиноко почувствовал себя. Полковник встретил меня обычным приветствием: «Слушаю вас, товарищ младший лейтенант». Я не заставил долго себя упрашивать, рассказал об инциденте с Халиковым — все как есть. Наставник мой, известно, человек рассудительный: выслушал меня даже с каким-то безразличием, а потом улыбнулся и сказал:

— Хочу напомнить тебе нашу старинную восточную притчу. Ну, да ты ведь не так давно еще пионером был, читал ее, наверное, в прекрасной обработке известного детского поэта Маршака. Помнишь, как старик и мальчик поехали на осле?.. Как без конца пересаживались, помнишь? Так вот, не надо уподобляться тому старику, свое мнение нужно иметь, а не угождать кому попало. И мы все, и райком тебе доверяем. Так что будь самостоятельным, больше уверенности в себе!

Тут опять дверь открылась и на пороге появилась наша секретарша. И что это она сегодня словно преследует меня!

— Товарищ Кузыев, тут давно вас ожидает какая-то девушка! — и громко захлопнула дверь, словно обозлилась на меня за что-то.

— Девушка? Какая девушка? — спросил Салимджан-ака, точно хотел сказать: «Ого, да тут, я вижу, дела назревают серьезные!»

— Сноха ваша, вроде, припожаловала… — пошутил я, стараясь скрыть смущение.