Габдулла Тукай

Шурале

С татарского перевёл Глеб Пагирев.

I

Есть деревня за Казанью под названием Кырлай,

Запоёшь там - сразу куры подпевают, так и знай.

Хоть рождён в другом я месте, но и тут когда-то жил,

В поле я ходил за плугом, сеял, жал - и не тужил.

Там со всех сторон деревни - буду вечно помнить - лес,

По лугам трава как бархат, а вверху - лазурь небес.

Велика ль сама деревня? Нет, Кырлай не так велик,

Не река поит живущих, просто маленький родник.

Там не холодно, не жарко, всё размеренно идёт:

Будет время - ветер дунет, будет время - дождь падёт.

А в лесу красно от ягод - торопись собрать добро:

Земляники ли, малины наберёшь полно ведро.

Строем воинов могучих сосны, ели поднялись,

Я не раз лежал под ними, глядя в солнечную высь.

Под берёзами, дубами среди ягод и грибов

Яркой радугой играют лепестки лесных цветов.

Сколько белых, алых, красных, жёлтых, синих встретишь ты!

Источают нежный запах, пахнут сладостно цветы.

Прилетают, улетают всех расцветок мотыльки,

На цветы они садятся и целуют лепестки.

Здесь щебечут божьи птички, оглашая небеса,

Сладкозвучные такие льются в душу голоса.

Тут и скверы, и бульвары, тут театр, и тут оркестр,

Тут и клуб, и зал для танцев - всё встречается окрест.

Лес велик - совсем как море, даже края не видать,

Он могуч и беспределен, словно Чингисхана рать.

Оглядишься - и воскреснут наших прадедов дела,

Имена их, мощь и слава, что до этих дней дошла.

Время занавес театра вдруг раздвинет до конца:

Ахнешь! Кем же нынче стали мы, создания творца!

II

Описал я летний полдень; зиму, осень опишу,

Вспомнить девушек румяных, черноглазых поспешу.

Сабантуй - весенний праздник передать я не берусь,

Потому что мои мысли далеко уйдут, боюсь...

Но постой, постой, читатель, вроде сбился я с пути,

Ведь заглавие у сказки - "Шурале", уж ты прости.

Как мою деревню вспомню, так теряюсь всякий раз.

Потерпи ещё немного, я начну, начну сейчас.

III

По глухим лесам окрестным много зверя развелось:

Тут живёт и волк-бродяга, тут живут медведь и лось.

Повстречает здесь охотник, с ружьецом бродя в лесу,

Много зверя - белку, зайца и разбойницу-лису.

Раз он густ и тёмен - значит, шурале в лесу царят,

Упыри живут и черти, оборотни в нём дурят.

И чему тут удивляться, лес густой и в нём темно,

Так и в небе всё бывает - ведь бескрайнее оно!

IV

Я скажу всего два слова, только присказку свою,

И, конечно, как обычно, я немного попою.

Раз джигит из той деревни тихой ночью, при луне,

Взяв телегу, за дровами в лес поехал на коне.

Сразу принялся за дело, прохлаждаться недосуг,

Начал он рубить деревья, только слышно "тук" да "тук".

Ночь была хотя и летней, но не очень-то тепла,

Оттого что птицы спали, тишина кругом была.

В темноте, в лесной прохладе всё притихло, всё молчит,

Позабыв, где лево-право, дровосек себе стучит.

Топора не выпуская, разогнулся он на миг,

И тогда какой-то жуткий в тишине раздался крик.

Вздрогнув, замер он на месте, не шелохнётся джигит,

Смотрит в страхе - что такое за страшилище стоит?

Кто же это? Джинн? Бродяга? Дух лесной ли? Жуть берёт,

До чего же безобразен тот немыслимый урод!

Нос кривой - изогнут книзу наподобие крючка,

Ноги согнуты, как ветки, руки - словно два сучка.

А глазища исподлобья злобно светятся огнём,

Напугает, как увидишь, и не только ночью - днём.

Голый весь, ужасно тощий, с человеком схож вполне,

Рог на лбу - со средний палец по длине и толщине.

Пальцы вовсе не кривые, а совсем наоборот,

Только каждый с пол-аршина, - просто оторопь берёт.

V

Оба, глядя друг на друга, ждут, молчание храня,

Наконец джигит промолвил: "Что ты хочешь от меня?"

"Не пугайся, не грабитель, не разбойник я, не вор,

Ну не праведник, конечно, но о том ли разговор?

Вот обычай мой: щекоткой умерщвляю я людей,

Заревел, тебя увидев, я от радости, ей-ей.

Мои пальцы существуют для того, чтоб щекотать,

Я могу убить любого, заставляя хохотать.

Ну-ка пальцами своими ты, джигит, пошевели,

Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!"

"Ладно, ладно, друг, исполню я желание твоё,

Поиграю, если примешь ты условие моё".

"Ну, какое, говори же, назови его живей,

Всё приму, что ты мне скажешь, поиграть бы поскорей!"

"А условие такое, слушай - вот тебе оно:

Видишь толстое, сырое, очень длинное бревно?

Так давай-ка, братец, дружно с двух концов его возьмём

Да положим на телегу, понатужившись, вдвоём.

На конце бревна, ты видишь, есть зияющая щель,

Пальцы сунь туда поглубже да бери бревно, кощей!"

На указанное место покосился шурале,

На условие джигита согласился шурале.

Без боязни сунул пальцы он в широкий зев бревна...

Вам, читатели, уловка дровосека не ясна?

В исполнение приводит хитрый замысел джигит,

Топором он бьёт по клину, что в расщелине сидит.

Шурале, засунув пальцы, замер, помня уговор,

Видно, хитрости не понял и не взглянет на топор.

Вскоре клин, освобождённый, отлетел куда-то прочь, -

Хлоп! Бревно зажало пальцы, руку вытащить невмочь.

Понимая, что обманут, шурале орёт, ревёт,

Он уже поёт от боли, своих родичей зовёт.

Шурале джигита молит отпустить его скорей,

В невиновности клянётся, даже в святости своей.

"Сжалься, сжалься надо мною, ты же добрый человек!

Ни тебя теперь не трону, ни родню твою вовек.

И другим не дам в обиду, всем скажу, что ты мой друг,

Что тебе гулять позволил я по всем лесам вокруг.

Отпусти же, больно пальцы, придержи, джигит, коня!

Что, скажи, тебе за польза мучить попусту меня?!"

Рвётся, бьётся бедолага, он от боли сам не свой,

Между тем джигит с телегой собирается домой.

Шурале он знать не хочет, под уздцы коня ведёт,

Вопли громкие он слышит, но и ухом не ведёт.

"Эй, джигит, видать, напрасно люди добрыми слывут,

Так скажи мне, бессердечный, кто ты, как тебя зовут?

Если до прихода братьев, до утра, я доживу,

На вопрос их "кто обидел?" я хоть имя назову".

"Что ж, лесной баран, запомни: моё имя - Прошлый год,

А притом тебе я дядя, тоже помни наперёд".

Шурале в капкане бьётся, воет, молит отпустить,

Хочет вырваться из плена, дровосеку отомстить.

Он кричит: "Ах, умираю! Что наделал Прошлый год?

Погубил меня, разбойник, кто на выручку придёт?"

Шурале его собратья утром дразнят и корят.

"Ты рехнулся, видно, дурень, ты свихнулся! - говорят. -

Не ори, по чести просим, и закрой сейчас же рот!

Прищемлённый прошлым годом разве в нынешнем орёт?!"

1907