— Ась-ка-а-а!!!

Жанка вылетела из-за угла, издав воинственный клич. На крутом повороте её занесло, и она была вынуждена слегка притормозить, что позволило Стась сгруппироваться, вдохнуть и вскинуть руки, и даже вякнуть, без всякой, правда, надежды на успех:

— Анька, не смей!!.. — но тут светловолосый смерч пронёсся по коридору и прицельно прыгнул метров так с пяти.

Стась хэкнула, выдерживая удар, спружинила на полусогнутых, потом, скрипнув суставами, крутанула Жанкино тело вокруг себя.

Вообще-то, ничего сложного, только сильная нагрузка на шею, которую Жанка привычно замыкает в кольцо рук. Не хватается, а именно замыкает. Словно крутишь крупный несбалансированный обруч с тяжёлым довеском.

Крутанувшись пару раз, Жанка взвизгнула, разжала руки и плюхнулась в угол кожаного дивана. Телом она с пелёнок владела так, что завистливо ахали матёрые десантницы, а в глазах профессиональных тренерш всех мастей моментально вспыхивал азартный огонёк…

Впрочем, огонёк этот, быстро вспыхнув, так же быстро и угасал — ленива и безалаберна была Жанка с тех же самых пелёнок, а с милой улыбкой качать головой в ответ на всевозможные обещания и уговоры научилась даже раньше, чем говорить. В тау при желании, например, она уже сейчас входила не хуже тех охранниц, да вот только попробуй, вызови у неё это самое желание! Взывания к совести действовали ещё меньше, поскольку совести у Жанки не имелось. О чём она с радостной улыбочкой сообщала всем окружающим, и лишь пожимала плечиками, когда те деликатно пытались не поверить.

Сегодня она могла с лёгкостью выиграть первый тур региональной олимпиады, а завтра запросто не прийти на второй только потому, что попалась интересная книжка и неохота было отрываться, не дочитав. Или мультик хороший нашла. Или ещё какая весьма уважительная причина в виде плохой погоды.

Забавно, но почти никто на неё не обижался. Даже тётя Джерри не прибегала к суровым методам воспитательного воздействия. А на все неодобрительные поджимания губ по поводу систематических прогулов или поведения вообще Жанка лишь улыбалась безмятежно и рассеянно.

Наверное, именно такой могла бы стать Зоя Монроз, не случись в её жизни двух революций, тифа, смертей и Роллинга…

Жанка и сейчас улыбалась.

Широко и радостно.

Но, пожалуй — чересчур широко и слишком радостно.

А на тёмное пятно нагрудного кармана стасиной форменки — кармана, с которого уже была спорота белая честитка, — старательно пыталась не смотреть.

Понятненько.

Бабское радио не дремлет.

Стась хмыкнула, присела рядом.

— Как твоё ничего?

Вопрос был традиционным, как и бурное приветствие до него. Почти что риторическим.

Ответ, впрочем, оказался куда менее традиционным, но вполне в стиле.

— Дура ты! — сказала Жанка, помолчав.

Вот так. Честно и откровенно. Не взирая на…

Такая она.

— Тебе же радоваться надо, идиотке!

Жанка была моложе. На восемь лет.

Восемь лет — это иногда очень чувствуется.

— И чего, скажи, ты там потеряла? Ханжи несчастные! Ну чего тут переживать? Не понимаю!

Стась хмыкнула. Дёрнула плечом.

— А кто переживает?

— Ну не я же, в конце-то концов! Перед нею такие горизонты открываются, а она… Идиотка, одно слово. Ты же теперь свободна, как птица! Куда хочу — туда лечу! Кайф! А хочу — вообще никуда не лечу! По мне так ещё больший кайф.

Это верно. Жанка — ребёнок домашний до невероятности. В это почти невозможно поверить, но с четырёхлетнего возраста Жанка не покидала Хайгон. Ни разу. С милой безмятежной улыбочкой умудрялась даже как-то уворачиваться от обязательной ежегодной практики в Малом Поясе.

Бедная Жанка…

— И вообще, я на твоём месте умотала бы в роскошный круиз. Ты когда по-настоящему отдыхала-то последний раз? Во-во… Да и что ты тогда видела, кроме своей драгоценной Базовой?!

— Ага, вот только круиза мне сейчас и не хватает для полного счастья. А кредитки попросить у тети Джерри…

Теперь фыркнули уже обе, почти синхронно. Жанка махнула рукой, сказала с проникновенной задумчивостью:

— Аська, всё — туфта и туфта туфтовая, вот что я тебе скажу.

Стась улыбнулась, осторожно сжимая свежевставленные зубы. Знала бы ты, сколько лет впаяли твоей не слишком-то умной сестричке вчера с учётом чёртовой индексации и личной просьбы доверенного секретаря самой Фриды Лауэрс «разобраться по всей строгости и невзирая на личности». Знала бы ты…

— А к невесомости можно привыкнуть, фигня это! Нет, правда, я узнавала, даже и на линкорах бывают нужны поварихи, так что фигли у вас выйдет меня в десант загнать! — голос у Жанки стал твёрдым. Показалось даже — зазвенел. И она засмеялась, чтобы скрыть этот звон.

Стась сглотнула — похоже, знает.

Б-бабское радио!

— Ну, это ты перегнула. До такого не дойдёт.

Жанка улыбнулась ласково и снисходительно, словно это она была старшей, а маленькая глупенькая Стась не понимала таких простых вещей:

— Конечно, не дойдёт. Я просто хотела, чтобы ты перестала жалеть себя и для разнообразия пожалела маленькую беззащитную и несчастную меня, которую злые тётки хотят заставить даже дышать по режиму! И звать меня тогда станут Жаном, представляешь, мерзость какая?! Да одного этого достаточно, чтобы…

— Я же сказала тебе — не волнуйся.

— А я и не волнуюсь. — Жанка безмятежно дёрнула плечиком. Посмотрела из-под полуопущенных век, мурлыкнула:

— А тёте Джерри можешь передать, чтобы она не суетилась. Поскольку кое о чём я уже позаботилась. И теперь в авансистки ей меня не удастся запихать ни под каким соусом. Увы и ах!

— Анька, ты с ума сошла…

— Ничуть. По-моему, так это вы все с ума сошедшие, а я так разумна до тошноты, противно даже. И вообще — что за странная реакция? Могла бы хоть ради приличия поинтересоваться, кто он! Чтобы я имела право заделать таинственно-загадочное лицо и сказать со значением: «Это не важно!»… Да не переживай ты так, племянников на тебя не повешу, я блокаду ещё полгода назад прошла.

— Да… Ну ты меня и убила… Одна радость — не думаю, что тётя Джерри будет счастлива это услышать!

— Да уж! Впрочем — это её проблемы.

— А ты не радуйся — у неё ещё одна возможность имеется.

— Какая?

— Запихнуть тебя в иможенки. Туда любых берут! Даже беременных!

Они расхохотались, и Стась почувствовала, как уходит возникшее было напряжение.

Жанка внезапно оборвала смех. Спросила:

— Что-то ещё случилось, правда?

Ушлая девочка.

Суд — ладно. Но экспертиза была закрытой.

Стась мотнула головой, остро ощущая тяжесть авантюроллового кубика на груди. При последнем запросе первой же триграммой выпало 2-5-6 — «не перекладывай тяжесть свою на плечи более слабого»…

И она даже не стала выяснять всю гексаграмму.

Зачем?

И так всё ясно…

— У меня отобрали права.

Это была правда. Хотя и не та правда, которую почувствовала Жанка.

— Жалко, конечно. Но зачем они тебе — теперь?

— Всё равно обидно. И ни в одну приличную кампанию без них не возьмут.

— Послушай, но ведь они не имели права…

Ушлая девочка, чёрт бы её побрал.

Стась отвела глаза и нехотя буркнула:

— Штраф обошёлся бы в шесть с половиной лет… реальных.

Жанка присвистнула. Потом сузила глаза — она поняла.

Шесть с половиной лет.

По максимуму.

Зато никто не посмеет утверждать, что тётя Джерри делает поблажки своей племяннице…

— Ты её видела?

А вот теперь следует быть осторожной, поскольку ложь Жанка чувствует за парсек.

— Да.

— Ну и что?

— Ну, ты же знаешь тётю Джерри…

Жанка хмыкнула — тётю Джерри она знала.

— Не понимаю… Ты же всегда была её любимицей…

Стась ответить не рискнула, неопределённо мотнула головой. Сменила тему:

— Ладно, этот год ты доучишься, я всё утрясу… А там посмотрим. Придумаем что-нибудь. Мне пора.

Она тяжело поднялась с дивана, чувствуя себя до странности скверно.

— Анька, будь!

— Будь, Аська!

Они ударились ладонями — это тоже был ритуал.

Стась подошла уже к самым стеклянным дверям, когда через весь холл прозвенел напряжённый Жанкин голосок:

— Аська, но ты всё-таки обязательно будь, слышишь?!!

Стась обернулась.

Резко, на выдохе.

— Что ты мелешь?!!

Но гостевой холл и прилегающий к нему коридор были пусты.