В отличии от Мэта, крысообразный типчик как раз-таки очень хорошо представлял себе, что именно должно последовать за перемещением снежинок. Потому он и потел в прохладной комнате так, что капли текли по лбу, щекотали шею, а рубашка промокла чуть ли не насквозь. Приспичило же Большой Берте вызвать их для обсуждения очередной петиции протеста именно сейчас, а чёртову Батлоу — перехватить его уже у самой двери. Изображай теперь камикадзе…

Часы в подвале были настроены на пятнадцатиминутную задержку. Он сам их так настроил, резонно полагая, что не стоит особо доверять словам начальства — он имел в виду своё настоящее начальство — о том, что никаких необратимых шагов не будет предпринято, пока он не покинет здание.

Не будет.

Ага.

Как же!

Он не первый год работал на Контору и юношеских иллюзий по поводу её методов не питал. Нет человека — нет проблемы, очень удобное правило, а тут, к тому же, для приведения его в жизнь не требуется прилагать никаких дополнительных усилий. Конечно, никто не мешает им попытаться устранить его уже потом, по-тихому, когда закончится вся эта шумиха и никому не придёт в голову связать с ней случайную смерть не слишком удачливого и не слишком известного ксенобиолога. Но всё это если и будет, то будет потом, к тому же потребует как раз-таки приложения некоторых дополнительных усилий. А Контора, как и любая другая достаточно забюрократизированная организация, очень не любила эти самые дополнительные усилия…

К тому же до этого потом следовало ещё дожить.

Вот потому-то он, благодарно покивав заботливому начальству с самым что ни на есть непроницаемо доверчивым видом, потом потратил почти сутки на аккуратное подсоединение к приёмному устройству взрывателя пятнадцатиминутного таймера. Ему тогда показалось, что пятнадцати минут вполне достаточно даже при самых непредвиденных осложнениях.

Пятнадцать коротких минут…

Из них прошло уже девять.

Когда на круглых часах, висящих над столом Большой Берты, стрелка дёрнулась и отсекла ещё одну минуту, Крысолицый ощутил резкий спазм внизу живота и был вынужден свести колени. Его движение заметили, и это дало шанс.

— Прошу прощения, — просипел он, уже не скрываясь, — Мне нужно выйти…

И засеменил к двери, провожаемый неодобрительными взглядами. Хорошо ещё, что приёмная была пуста.

В коридоре он перешёл на бег.

Оставалось две минуты.

Рюкзак придётся бросить, хотя и жаль. Но времени нет даже на туалет, будем надеяться, что не обделаемся на бегу.

На третьем этаже выход на пожарную лестницу был закрыт.

Чёрт.

Он бежал по лестнице, уже понимая, что не успевает. Оставалась, правда, маленькая надежда, что дежурный пехотинец окажется достаточно ленивым и даст выигрыш ещё в три-четыре минуты, хотя бы три-четыре, большего мы не просим…

Дверь оказалась заперта.

Он перепробовал четыре отмычки, прежде чем подобрал подходящую.

Дальнейшее произошло одновременно.

Крысолицый радостно распахнул поддавшуюся дверь и сделал четыре первые шага по бетонной дорожке.

Мэт Гейсон увидел долгожданную цель и, радостно поймав её в перекрестье прицела, спустил курок.

Часовой механизм в подвале отсчитал последнюю секунду и радостно замкнул цепь.

Освобожденная наконец-таки из крохотной металлической темницы энергия радостно рванула наружу, сметая всё на своём пути.

Бетонная дорожка, взбрыкнув, радостно ударила крысолицего по ногам, и за какую-то секунду до того, как потонуть в воющем пламени, он успел увидеть другую вспышку, не такую сильную, но гораздо более неожиданную, направленную прямо в лицо.

И даже успел порадоваться, что опять оказался прав…