Тэннари открыл глаза и несколько минут лежал, вслушиваясь в ночную тишину. Потом встал и босиком подошёл к окну, словно эти несколько шагов что-то решали, словно тут, глядя на ночной город, больше шансов что-то услышать. Наивно, наверное, но наивность не равняется глупости.

Тенари открыл окно, подставляя разгорячённое ожиданием лицо прохладному ночному ветру. Зажмурился. Он не молился — молиться о таком не просто грешно, а немыслимо. Всё равно что молиться о жертвоприношении детей. Он просто ждал.

И был вознаграждён — лёгкое еле заметное эхо, на грани слышимости, почти неощутимое, словно осенней паутинкой мазнуло по лицу — то ли было, то ли нет, через минуту уже и не определить.

Было.

Крик монстра.

Торжествующий и гневный. Далёкий — о, очень далёкий. Но вполне узнаваемый.

Зверь выжил.

Значит, вчера не померещилось от усталости и разочарования. Значит, правы были отцы-наставники, и неправы патрульные на орбитальной станции — монстра невероятно трудно убить. Тварь слишком живуча. Она везде найдёт лазейку. Она обманет любого — даже его обманула один раз. Но больше ей обмануть не удастся. Только не Теннари.

Все, все говорили — ты не прав! Твоя охота завершена. В тебе говорит чувство вины, с кем не бывает. Отринь гордыню и возвращайся. Тут больше нечего ловить. Все говорили — а он кивал, не споря. А потом просто написал заявление на отпуск, положил в сканер и вышел из кабины дальсвязи. И остался тут.

Потому что знал — так будет правильно.

Гулял, смотрел на засыпающий улицы грязный снег, превращающийся в темно-коричневую мокрую кашу через пять минут после падения, улыбался встречным, иногда даже о чём-то с ними говорил — и ждал. Ждал всем существом, ждал и надеялся никогда не дождаться.

Надежды не оправдались.

Тэннари стоял босиком на холодном полу у раскрытого настежь окна и улыбался далёким звёздам.