Глава 14
Оборский в волнении расхаживал по коридору. Саша выставила его из кабинета УЗИ, категорически отказавшись проходить обследование в присутствии «ненужного свидетеля». Глеб смирился и остался за дверью — лишь бы Александре было комфортно. А теперь, он мерил шагами просторный холл второго этажа и бросал взгляды на запертый кабинет.
Саши не было уже больше получаса. «Вот, что там можно так долго выяснять? — постепенно заводился мужчина. — Только бы с ней все было хорошо… Нет, с ней обязательно все будет хорошо» — тут же поправлял он себя.
Тем более, что сегодня Саша выглядела посвежевшей и бодрой. Вон, даже слабый румянец на щеках пробился. И глаза перестали быть безжизненными и равнодушными. Нет, Борис что-то напутал, с ней все будет в порядке. Глебу очень хотелось верить в то, что Нелидов ошибся.
Когда Александра, наконец-то, вышла из кабинета, Оборский мгновенно оказался рядом. Девушка вздрогнула и отодвинулась.
— Прости, — пробормотал мужчина, — ты как?
— Хорошо, — холодно ответила Саша.
Вышедший вслед за своей пациенткой Борис, ободряюще улыбнулся племяннику и обратился к девушке:
— Ну, что, Сашенька, пойдем, я тебе твои хоромы покажу. У нас тут такая красота! Лучшие санатории и рядом не стояли!
Добродушный тон Нелидова успокоил нервничающую Александру, но не обманул альфу. Оборский почувствовал фальшь и напряжение в словах дяди. Глеб шел позади Саши и Бориса, не отрываясь взглядом от плавных движений девушки и напряженно размышлял, к кому еще можно обратиться за помощью. Попытаться поговорить с Роном? Или лучше сразу звонить Грегори? Все-таки, в Америке несколько больших кланов, возможно, там и специалисты хорошие найдутся.
— Ну, вот мы и пришли, — сообщил Нелидов, распахивая филенчатую дверь.
Комната, выделенная особой пациентке, ничем не напоминала обычную палату. На стенах висели мирные пейзажи, в углу притулился удобный диванчик, у окна расположилась широкая двуспальная кровать. Саша присела на нее и выжидающе посмотрела на мужчин.
Оборский поставил сумку с вещами на пол и обвел глазами помещение. Чисто, уютно, красиво. Девочке будет здесь удобно. Глеб чувствовал неловкость — он ощущал себя лишним в этой комнате. Нелидов ласково разговаривал с Сашей, объяснял ей что-то по поводу предстоящих обследований и процедур, а Оборский переминался с ноги на ногу и не знал, куда деть руки — они казались странно чужими.
— Ну, что, Сашенька, мы пойдем, а ты обустраивайся тут и ложись отдыхать. Сегодня мучить тебя больше не будем, все основные обследования проведем завтра.
Борис, улыбнувшись, пошел на выход. Глеб нерешительно посмотрел на девушку.
— Мне уйти? — спросил он.
— Да, — коротко ответила Саша.
— Хорошо, если что-то понадобится, жми кнопку вызова сестры, — спокойно сказал Оборский, оглядев свою пару с ног до головы, — и постарайся отдохнуть.
Он переставил сумку на столик, чтобы девушке не пришлось наклоняться, и вышел из палаты. Глядя на закрывшуюся за оборотнем дверь, Саша испытала облегчение. Внимание Глеба тревожило ее, не давало расслабиться и почувствовать себя в безопасности. А еще, лишал покоя его затравленный взгляд. Виноватые глаза, цвета растопленного меда, грустно смотрели на нее, и Саша, бесконечно презирая себя за слабость, испытывала жалость к проклятому оборотню. «Хватит о нем думать!» — приказала она себе.
Неторопливо переодевшись, Александра прилегла на кровать. В последнее время девушка быстро утомлялась и сейчас с удовольствием растянулась на мягкой постели, пережидая легкое головокружение. Ее мысли уплыли к недавнему событию — черно-белые полосы на экране монитора, непонятная картинка и маленькие точки, на которые указал ей врач.
Александра улыбалась, вспоминая две крошечные горошинки. Ее малыши. Саша сама не понимала, как могла подумать, что сможет отказаться от них. Она положила руку на плоский пока живот. Неужели крохи виноваты в том, как они появились в ее жизни? Разве можно испытывать к ним ненависть?
И опять она вернулась к виновнику всего — Оборскому. Глеб очень изменился. Исчез прежний властный и эгоистичный человек, уступив место совершенно незнакомому мужчине. Алекс пытался донести до Саши мысль, что альфа никогда больше не сможет причинить боль своей паре, что он будет заботиться и оберегать девушку, как самую главную ценность своей жизни. Но события той ночи, когда были зачаты дети, перечеркивали все утверждения Метельского. Если Глеб тогда смог взять ее силой, что помешает ему и в будущем обидеть «свою пару»?
«Он пожертвует ради тебя жизнью» — уверял ее Алексей.
Как такое возможно? Кто она и кто Оборский?!
Саша хорошо знала отношение к «плебсу» в среде людей, подобных Глебу. Для таких, как он, отношения с прислугой могли быть не более чем прихотью, мимолетным желанием, развлечением на одну ночь. Так, походя, снял напряжение и забыл, как зовут эту «Таню-Маню-Валю…»
Сейчас Александра имеет для него ценность только как женщина, вынашивающая его детей. А что потом, после их рождения? Когда Оборский получит то, что ему нужно?
Никто не помешает хозяину забрать у нее малышей. Саша потерянно уставилась в окно. Раньше, когда она только узнала о беременности, ей хотелось избавиться и от Глеба, и от его отпрысков, но сейчас, стоило только понять, что ее могут просто вышвырнуть из дома, после рождения детей, все внутри отчаянно воспротивилось этому.
Осторожно приоткрывшаяся дверь тихо закрылась. Девушка лежала, не шелохнувшись, и медсестра не стала ее будить.
Однако Саша не спала. Мысли, одна безумнее другой, мучили ее своей неотвязностью. Александра искала выход из ситуации. Сбежать? Куда? И как? Если беременность преподносит такие сюрпризы, то чего от родов ждать? И к кому обращаться? Мало ли, вдруг у детей будут какие-то «волчьи» признаки, или еще что-то? Нельзя, чтобы кто-то узнал о том, что они оборотни, иначе малыши пострадают.
Девушка невесело усмехнулась. Куда ни кинь… Не сбежит — отберут детей, сбежит — обнаружат и все равно отберут, а если и не найдут, то сама нарвется на неприятности. Господи, что же ей делать? Надеяться на чудо? Или ждать подходящего шанса? Если бы она чувствовала себя более-менее сносно, можно было бы попытаться уйти из клиники, а там — будь что будет, как-то бы выкрутилась. А дальше? Чем выплачивать ипотеку, где взять деньги на детей, куда скрыться от Оборского? По всему выходило, что пока лучше не предпринимать ничего кардинального. А потом, она обязательно что-нибудь придумает…
Кое-как успокоившись, Саша попыталась уснуть.
Утро началось с бодрого голоса медсестры. Веселая, разговорчивая девушка, быстро перетянула руку пациентки жгутом, и, не прекращая успокаивающе что-то приговаривать, безболезненно ввела в вену иглу.
— Ну, вот, и замечательно! — жизнерадостно щебетала сестра, — сейчас еще немного потерпите — и все!
Ласково улыбнувшись Саше, она ловко согнула руку девушки, зажимая пропитанный спиртом ватный диск.
Потом был завтрак и хождение по кабинетам, где Александру осматривали, брали все новые и новые анализы и заставляли вспоминать перенесенные ею болезни, начиная чуть ли не с младенческого возраста.
Оборский был рядом. Когда утром Саша открыла дверь и увидела его встревоженную физиономию, у нее не хватило сил отказаться от протянутой руки — резкое головокружение заставило девушку пошатнуться, и поддержка Глеба оказалась очень кстати. А потом, было уже бессмысленно пытаться отстраниться — мужчина не отходил от нее ни на шаг, сопровождая от кабинета к кабинету.
Очередная дверь, до которой оставалось всего несколько шагов, внезапно стала отдаляться и тускнеть.
— Саша, что? — услышала девушка встревоженный голос. — Плохо?
— Сейчас все пройдет, — еле слышно откликнулась она, пытаясь побороть слабость.
— Пойдем, присядешь, — Оборский прижал ее к себе и повел к небольшому дивану.
Саша откинулась на прохладную кожаную спинку и прикрыла глаза. Фух… Головокружение постепенно отступало. Через несколько минут, девушка попыталась приподняться.
— Ты куда? Посиди еще немного, — Оборский смотрел на нее обеспокоенно и виновато.
— Спасибо, Глеб Александрович, мне уже лучше, — Александра встала и направилась к кабинету терапевта.
Мужчина мгновенно помрачнел.
— Саша, пожалуйста, — поморщился он, — для тебя я Глеб.
Девушка скорчила непередаваемую гримаску и вежливо ответила:
— Как скажете, Глеб Александрович.
Дверь кабинета захлопнулась за ней с особо ехидным, как показалось оборотню, стуком.
Вечером Глеб сам принес Александре ужин.
— Саш, поешь.
— Я не хочу, — устало откликнулась девушка. Она отказывалась не из упрямства. Просто, не было ни аппетита, ни сил — после выматывающих процедур хотелось лежать и не шевелиться.
— Сашенька, нужно поесть, — мягко уговаривал ее Оборский, — смотри, какие вкусные тефтели.
Разве тебе не хочется мяса?
— Нет, мне ничего не хочется. Просто, оставьте меня в покое.
— Не могу. Вот, когда съешь хоть немного, тогда я и уйду.
Александра посмотрела на Глеба и увидела непоколебимую решимость в его глазах. Этот точно никуда не уйдет, пока не накормит. Со вздохом, она взялась за вилку. Через силу запихнула в себя несколько кусочков и устало откинулась на подушку.
— Все. Не могу больше.
— Ну, хорошо. Отдыхай, — Оборский забрал у нее поднос и собрался уходить, но замешкался.
— Саша, я давно хотел сказать… — мужчина повернулся и с мольбой уставился на девушку, торопясь договорить, пока она слушает его, — пожалуйста, если сможешь, прости за ту ночь. Я не понимаю, как опустился до такого… зверства. И осознаю, что мне нет прощения, за то, что сделал. Но я хочу, чтобы ты знала — я ненавижу себя за ту боль, которую причинил тебе. И сам себя не прощу.
Он резко развернулся и вышел из комнаты, а Саша, застыв, смотрела ему вслед. Неожиданно…
Всемогущий Оборский просит прощения у прислуги… Совесть его, бедненького, замучила!
Девушка растерянно уставилась на захлопнувшуюся дверь, не веря тому, что только что случилось.
Надо же, ненавидит себя… Замечательно! А ей-то что делать?
Прошло полтора месяца. Оборский ходил мрачнее тучи — Александра все еще была в больнице.
Девушку обследовали самые разные специалисты, она сдала кучу анализов, но врачи так и не смогли поставить диагноз. Все усилия были напрасны — Саша таяла на глазах, и никто не мог ей помочь.
Когда Глеб видел бледную, измученную Александру, ему хотелось выть от бессилия. Он понимал, что ей плохо, что она держится из последних сил, но ничего не мог поделать. Вот и сейчас. Оборский сидел в процедурном кабинете и наблюдал, как медсестра протирает спиртом перетянутую жгутом руку Саши, а девушка обреченно улыбается потрескавшимися губами. Безумная картина его постоянного кошмара. Сколько ж можно-то? Они с нее уже всю кровь сцедили! Почище вампиров!
И Оборский не выдержал. Одним движением выскочил за порог процедурной, ворвался в ординаторскую, где как раз проходил очередной консилиум, и потребовал объяснений. Нелидов, недовольно посмотрев на него, принялся нудно перечислять все диагнозы больной на сегодняшний момент, используя кучу непонятных терминов, а Глеб слушал дядю и понимал, что в нескольких метрах от них тихо угасает его любимая девочка, и никто ничего не может сделать. Борис продолжал что-то говорить, его коллеги согласно кивали, перебрасываясь незнакомыми Глебу словами, но Оборский их больше не слышал. Он поднялся и пошел прочь, все больше ускоряя шаг. У палаты Саши мужчина остановился и, постояв минутку, словно собираясь с духом, осторожно потянул на себя дверь.
Тишина. Александра, свернувшись клубочком, лежала на постели. Глеб подошел поближе и присел на корточки у кровати.
— Саша…
Она подняла на него грустные глаза и тихо спросила:
— Все плохо, да?
Оборский задохнулся, как от удара. Он больше не мог выносить ее боль. Подхватив девушку на руки, Глеб пинком открыл дверь и пошел к выходу из клиники. Саша молча обняла мужчину за шею, спрятав лицо у него на груди. Господи, как же она устала! Скорее бы все закончилось…
Вслед им что-то кричала медсестра, из ординаторской выскочил Нелидов и попытался остановить Оборского, но тот, не оглядываясь, шел к машине. Он усадил девушку на переднее сиденье, пристегнул ее и аккуратно вывел свой хаммер за ворота клиники. Вскоре, они выехали на знакомое шоссе, и Глеб утопил в пол педаль газа. Мелькали указатели, мимо проносились поселки, автобусные остановки, просыпающиеся от зимнего сна деревья. Клиника осталась далеко позади.
Саша повернулась к Глебу и тихо сказала:
— Спасибо.
Оборский стиснул зубы, чтобы унять боль, терзающую его душу.
— Ты должна знать — я никому не дам тебя в обиду, — твердо ответил он, слегка прикоснувшись к ее руке, — поверь, мы справимся. Все будет хорошо.
Девушка грустно кивнула. За последний месяц она понемногу привыкла к постоянному присутствию Глеба, к его голосу, прикосновениям, улыбке. Порой, ей даже казалось невозможное — возникало ощущение, что она чувствует
Оборского. Его мысли, эмоции, страхи… Все это находило в ее душе отклик и невольное сопереживание. Девушка поражалась тому, что больше не вздрагивает при взгляде на оборотня, не отодвигается от него, не отшатывается в испуге от прикосновений и несмелой ласки. Оборский не рисковал явно проявлять к ней интерес, но Саша ощущала на себе его тоскливый взгляд, замечала, как он старается украдкой прикоснуться, чуть дольше задержать ее руку в своих, ненароком приобнять, под предлогом поддержки. Глеб окутал ее своим ароматом, своим теплом, заботой, сдержанной нежностью…
— Ну, вот мы и дома! — бодро объявил Оборский. Саша очнулась от своих мыслей. — Тебя тут уже все заждались. Смотри, кто бежит!
Серый ураган несся по липовой аллее. Тошка! Девушка собралась сама выйти из машины, но Глеб не позволил — подхватил на руки и понес к дому. Подбежавший волк прыгал вокруг них, взвизгивал от радости, как щенок, и вился под ногами, пытаясь дотянуться до своей хозяйки.
— Тошенька, родной! — Саша не заметила, как по ее лицу побежали слезы. Господи, как же она соскучилась! И по Тошке, и по усадьбе, и даже по ее обитателям… Никогда бы не подумала, что будет рада сюда вернуться.
— Александра Павловна, с возвращением, — столпившиеся у входа охранники радостно скалились, приветствуя девушку.
Александра удивленно смотрела на них. С чего бы это ее так «повысили»? Вроде бы, раньше Сашей звали… А, вероятно, это из-за Оборского. Ну, мать его детей и все такое… Она смущенно потупилась. Девушка испытывала неловкость под взглядами оборотней. Глеб легко держал ее на руках, осторожно прижимая к себе и показывая, что она принадлежит ему вся, целиком и полностью, и твердо смотрел на своих… на свою… стаю? Саша отвернулась от охранников и случайно поймала устремленный на нее грустный взгляд — Игорь. Мужчина стоял неподалеку, у гаража, и с тоской наблюдал за ней, не рискуя подойти ближе. Девушка кивнула ему и увидела, как радостно сверкнули в ответ карие глаза.
Бедный… Если он, и правда, испытывает к ней какие-то чувства, то ему сейчас нелегко видеть ее на руках у Оборского. Саша вздохнула. Она понимала, что это уже не имеет значения. Так или иначе, скоро все закончится… Только бы дети успели родиться, только бы у нее хватило сил… Девушка не обольщалась на свой счет. Она видела, как теряются врачи от ее вопросов, замечала, как все больше мрачнеет Глеб, как виновато смотрит Нелидов… В их глазах она прочла свой приговор.
Вечером Оборскому позвонил Борис. Он долго распекал племянника за самоуправство, возмущался и обещал приехать и выпороть «безмозглого альфу», но, в конце концов, успокоился и перешел к самому главному.
— Глеб, я нашел специалиста. Помнишь, Рон говорил тебе, что в Швеции есть один старый профессор, который давно отошел от дел и отказался от практики?
— Николсон?
— Да, я сумел с ним договориться. Завтра вечером он прилетает, нужно встретить.
— Я попрошу Алекса.
— И подготовь Сашу. Уговори ее потерпеть еще немного.
— Сделаю. Ты будешь?
— Конечно. Мне все время кажется, что мы что-то упускаем. Может быть, Николсон сумеет заметить нашу ошибку. Все, до завтра, — попрощался Нелидов.
Положив трубку, Глеб долго сидел за столом, глядя на переплетенные пальцы рук. Наконец, решившись, вышел из кабинета и постучал в дверь Сашиной спальни. Войдя внутрь, он на мгновение замер.
Александра сидела в кресле, поглаживая блаженно прижмурившегося Тошку. На фоне окна, девушка смотрелась прозрачной, невесомой, нереальной. Казалось, легкий порыв ветра способен развеять этот мираж. Волк, напротив, был слишком земным, осязаемым, живым, что еще больше подчеркивало разительный контраст с хрупкой девичьей фигуркой.
Справившись с внезапно накатившим страхом потери, Оборский спросил:
— Скучала по нему?
— Очень, — вздохнула девушка, поглаживая густую шерсть своего любимца.
— Он тебя обожает, — серьезно посмотрел на нее Глеб.
Саша ничего не ответила, только улыбнулась краешками губ.
— Глеб Александрович, а Тошка понимает, кто вы?
— Саш, я же просил — Глеб, — поморщился мужчина.
— Простите, но лучше все оставить как есть, — упрямо ответила девушка, — так что, понимает?
— Да, — коротко ответил Оборский.
— Значит, он признает вас хозяином, или как там у вас?
— Альфой.
— Ну, да, альфой. Признает?
— Да.
Александра задумчиво смотрела на мужчину, словно решаясь на что-то. Наконец, она нарушила молчание.
— Глеб Александрович, я могу попросить вас об одолжении?
— Конечно, Саша.
— Пожалуйста, позаботьтесь о Тошке, когда я… — у девушки прервался голос, но она продолжила, — в общем, когда меня уже не будет.
Оборский пораженно замер.
— Нет, Саша! Не смей и думать об этом! — он схватил девушку в охапку и прижал к себе. — Ты поправишься, все будет хорошо! Ты сама будешь заботиться о своем волке, не вздумай даже сомневаться.
Глеб судорожно сжимал Александру, словно пытаясь, таким образом, защитить девушку от того недуга, который по капле забирал ее жизнь. Он никому не позволит отнять у него Сашу!
Александра расслабилась в его объятиях, почувствовав, как теплое тело Глеба согревает ее, насыщая силой и покоем. И она поверила. Поверила в то, что больше он не причинит ей вреда. Саша ощутила его эмоции, его боль, его раскаяние… Она не могла сказать как, но понимала, что чувствует внутреннее состояние мужчины. Тепло, которое струилось от Оборского, окутывало ее, убаюкивало, давало надежду…Странное умиротворение охватило Александру. Сильные руки мужчины бережно обнимали ее, его размеренное дыхание успокаивало, ровное биение сердца звучало колыбельной, и девушка, доверчиво прильнув к оборотню, медленно погрузилась в сон.
Глеб, затаив дыхание, смотрел на свою любимую девочку. Да, он, наконец, научился называть ее так. Правда, еще ни разу не рискнул произнести это вслух, но, про себя, называл Сашу исключительно любимой и девочкой. То, как она приникла к нему, без обычного страха приняв его объятия, породило в душе Оборского робкую надежду. Возможно, когда-нибудь, Саша простит его и сможет забыть ту страшную ночь. Возможно… когда-нибудь…
Глеб долго сидел в кресле, держа на руках свою пару. Он неосознанно баюкал ее, с грустью рассматривая похудевшее лицо, заострившиеся скулы, темные тени под глазами. Такая маленькая и хрупкая… Александра спокойно спала, а он все не решался переложить ее на кровать — не хотелось выпускать из рук обмякшее тело своей пары. Однако пришлось. Глеб понимал, что ей нужно отдохнуть и аккуратно переложил девушку на постель, на миг, прикоснувшись губами к нежной щечке. Сам он устало опустился в кресло, устраиваясь поудобнее, намереваясь оставаться в нем до утра и охранять свое сокровище.
* * *
Противный металлический звук, не прекращая, бил по оголенным нервам. Тупая боль не покидала ни на минуту.
— Пить… Пожалуйста…
Губ касается противная теплая вода, с привкусом машинного масла.
— Уберите… Не могу…
— Что, Ваше благородие?
— Молоток… Уберите…
— Бредит, бедный… — вздыхает чей-то жалостливый голос, — наверное, помрет скоро…
— Иди-иди отсюда, не каркай! — доносится голос денщика, — помрет, как же… Его благородие и не из таких переделок живыми выходили. А тут, в море, помереть… без христианской землицы… Нет, врешь, старая, выживет он…
А гул все нарастает, давя на виски, забирая последние капли рассудка…
— Ваше благородие, Глеб Александрович, вы уж, того, боритесь… Я ж без вас в этой проклятой загранице никак не смогу, загнусь у нехристей поганых…
Степан… Его голос… Надо открыть глаза… Надо…
Оборский вздрогнул и проснулся. Фух… Всего лишь сон. Опять воспоминания не дают покоя…
Глеб распрямил скрюченные ноги и потянулся. Все-таки, кресло — не лучшее место для сна. Он кинул быстрый взгляд на Сашу и умиротворенно улыбнулся. Спит. Ладошки под щекой сложила, волосы растрепались, выбились мягкими прядями из длинной косы, одеяло сползло, приоткрывая тонкую щиколотку, губы призывно алеют. Что ей снится? Такая чистая и невинная. Ангел…
Оборский осторожно поправил сползшее с девушки покрывало и легко коснулся пушистых волос. От невольной нежности перехватило дыхание. «Спи, мой ангел… Пусть тебе снятся самые светлые сны…»
* * *
Саша открыла глаза. Первые лучи солнца золотили задернутые шторы. Робкие птичьи голоса раздавались за окном. В доме не было слышно ни звука. Раннее утро.
Девушка с удовольствием обвела глазами свою спальню. Как ни странно, она соскучилась по этой комнатке. Широкая, удобная кровать, пейзаж Коро на стене, старинный секретер в углу, удобное глубокое кресло… И фигура в этом кресле… Оборский спал, неловко подогнув ноги и свесив правую руку. Скорее всего, когда он проснется, то не сможет разогнуться — все же, просидеть несколько часов в таком скрюченном положении чревато. Саша невольно пожалела оборотня. Вообще, она заметила, что сейчас, когда жить осталось так мало, все страхи и обиды стали казаться какими-то мелкими, несущественными, неважными. Ей не хотелось тратить отпущенное время на ненависть и злобу. Девушка поняла, что хочет просто жить. Радоваться каждому наступающему дню, гулять по лесу с Тошкой, слушать шорох листьев, ловить на лице капли весеннего дождя, ощущать ласковые лучи солнца на коже… И дождаться. Обязательно дождаться рождения детей! Саша не загадывала, что будет дальше. Из подслушанных ею разговоров врачей она поняла, что шансов у нее мало — в лучшем случае, сумеет дожить до родов. В худшем — придется ее кесарить на том сроке, до которого дотянет.
Александра не жалела себя. Не было слез и истерик, не было проклятий и возмущений. Она приняла свою судьбу, молясь только об одном — пусть с ее малышами все будет в порядке. Только это тревожило девушку, лишь о детях были все мысли и чаяния.
Саша подавила рвущую сердце жалость к своим малюткам, пытаясь не думать о том, что они никогда не узнают материнской любви. «Господи, дай мне увидеть их, дай мне узнать, что с ними все хорошо…»
Девушка смахнула невольные слезы и повернулась на бок.
Глеб заворочался и открыл глаза.
— Саша, что? Больно? — переполошился он, увидев мокрое от слез лицо девушки.
— Нет, все нормально, — попыталась улыбнуться Александра.
Оборский не поверил. Он мгновенно оказался рядом и заглянул ей в глаза.
— Где болит? — требовательно спросил мужчина.
— Ничего у меня не болит, правда, — пыталась успокоить его девушка, — я просто так плачу, у беременных бывает такое — то смех, то слезы, — через силу, выдавила она.
Оборский провел ладонью по ее щеке, убирая влажную дорожку.
— Не плачь, Сашенька. Все наладится. Ты завтракать будешь? — ласково спросил он.
— Так, рано же еще… — удивленно протянула Александра.
— Ничего подобного, — бодро отозвался Глеб, — сейчас принесу тебе самый вкусный завтрак на свете. Закатим пир, раз уж мы дома, — он еще раз легко коснулся ее щеки и вышел из комнаты.
Оборский не обманул. Он, действительно устроил пир. Приволок полный поднос всякой разной еды и сам лично принялся кормить Сашу. Девушка стеснялась, отказывалась, но Глеб был неумолим — накалывал вилкой кусочек среднепрожаренной отбивной, отламывал свежайший хлеб и упрашивал Александру открыть ротик. Девушка сдавалась, а потом, покорно тянулась за следующей порцией. Оборский радовался подобной покладистости и уговаривал ее попробовать все, что он принес. Но Саша ела только мясо. Пусть, и не могла съесть его много, но это было единственное, чего ей хотелось по-настоящему.
Наконец, она устало откинулась на подушку.
— Все, не могу больше, — еле слышно простонала Александра.
Глеб ловко вытер салфеткой ее губы, чуть задерживая руку и легко касаясь пальцами нежной кожи, и ласково похвалил:
— Молодец! Теперь еще немного поспишь, а потом, пойдем на прогулку. Отдыхай, Сашенька. Тебе нужно набираться сил.
Он забрал поднос и вышел из комнаты.
«Чудеса, — подумала Саша, — великий Оборский кормит меня с ложечки и убирает за мной посуду. Скажи кто-нибудь полгода назад, что такое возможно, я бы от души посмеялась.»
Девушка устроилась на постели поудобнее, закрыла глаза и, незаметно для себя, задремала.
Проснулась она от привычной уже волны жара. Последние дни, Александра все сильнее чувствовала нарастающее желание. Знакомо горела кожа, все тело охватывало томление, грудь становилась тяжелой и чувствительной, а внизу живота полыхал пожар, с каждым днем становясь все сильнее.
Саша в смятении раздумывала, что делать. Попросить помощи у Глеба? Или терпеть до последнего? А вдруг, оборотня не окажется рядом, когда ее совсем скрутит? А если от ложной скромности своей мамы пострадают дети?..
Александра мучилась и не могла решиться на разговор с Оборским. Ей было невыносимо стыдно. Получалось, будто она сама навязывается мужчине.
Когда Глеб пришел, чтобы забрать Сашу на прогулку, он почувствовал ее смятение.
— Привет, — тихо сказал мужчина, подходя к кровати, — ты как?
— Все хорошо, — смущенно отвела глаза девушка. Она чувствовала, как, в присутствии оборотня, загорается ее тело, ноет грудь, прерывается дыхание.
— Гулять идем? — бодро спросил Глеб.
— Я сейчас встану, — попробовала подняться Саша, но, даже эта небольшая попытка вызвала слабость и головокружение.
— Тихо, не торопись. Давай, я тебе помогу.
Глеб приподнял Александру, усаживая поудобнее, и пошел к шкафу за одеждой. Ненадолго завис, соображая, что выбрать, а потом, вытащил из стопки футболку и джемпер, снял с вешалки шерстяную юбку и, порывшись на полках, нашел теплые колготки. «Да, одежды у Саши маловато… И вся неудобная, невзрачная, серая какая-то… Нужно заняться этим…»
— Ну-ка, поднимай руки, — подошел он к девушке, и принялся снимать с нее ночнушку.
— Я сама, — смущенно запротестовала Саша.
— Конечно, сама, — согласился Глеб, ловко стягивая с нее батистовую сорочку, — вот, и справились, сейчас еще оденемся и все.
Мужчина отложил в сторону ночнушку и потянулся за джемпером.
Александра, почувствовав, как затвердели горошины сосков, стыдливо прикрылась руками и потупилась. Глеб поспешно отвел глаза и тяжело сглотнул. «Merde!» Он помнил манящую тяжесть этой груди, призывно алеющие соски, нежную белую кожу с тонкими прожилками вен… «Не смотри, только не смотри…»
— Не бойся, — хрипло прошептал он, натягивая на Сашу футболку и стараясь не прикасаться к желанному телу. Дыхание затруднилось, в висках громко стучала кровь, руки слегка подрагивали… Боже, как же он хотел ее… Нельзя…
— Вот так, а теперь, колготки, — бодро произнес Глеб, стараясь, чтобы голос не выдал его волнение.
Ценой немалых для своей выдержки усилий, Оборский сумел победить процесс одевания и подхватил на руки драгоценную ношу. Острая волна желания прошила его, отдаваясь болью в паху, но Глеб не обратил на нее внимания. Не до того.
Во дворе пахло весной. Снег стал рыхлым, осел, обнажая прогалины и прошлогоднюю траву. С еловых лап, с глухим звуком, срывались остатки снежных шапок, сосульки, цепляющиеся за крышу, жалобно плакали и соскальзывали вниз, в воздухе остро разливался запах просыпающегося от зимней спячки леса.
Оборский усадил девушку на веранде в кресло и укрыл теплым пледом. Тошка, нетерпеливо покрутившись рядом с хозяйкой, нервно заскулил, порываясь бежать на прогулку. Он поглядывал на Сашу, приглашая ее за собой, но девушка только головой покачала.
— Беги, Тош, я тут посижу, — тихо сказала она.
Волк покрутился еще немного, с надеждой взирая на Александру, а потом, когда понял, что хозяйка не пойдет за ним, подошел к креслу и улегся рядом. Из дома неторопливо вышла Анфиса, независимо сощурилась на Оборского и вразвалочку направилась к Саше. Выступающие бока кошки, без слов, подтвердили очевидное — рыжуха ожидала потомство.
— Анфиса, ты когда успела? — удивленно уставилась на нее девушка.
Кошка, мяукнув, вспрыгнула хозяйке на колени и, потоптавшись, удобно расположилась на них.
— Ну, ты и тихушница… Где кавалера-то нашла? — усмехнулась Саша.
Анфиса нервно повела ухом и прижмурила глаза.
— Понятно, — вздохнула девушка, погладив своенравную красавицу.
Оборский отошел в противоположный конец веранды, чтобы не мешать Александре. Он искоса наблюдал за Сашей, делая вид, что смотрит на липовую аллею, а сам, ни на минуту, не упускал из виду свою пару.
Девушка, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла и запустила руку в густую шерсть лежащего у ее ног Тошки. Так привычно и обыденно, как будто и не было этих почти двух месяцев в клинике. Волк довольно зажмурился и улегся поудобнее, впитывая немудренную ласку, а Глеб с завистью наблюдал за его блаженством. «Счастливчик… Ему любовь Саши достается просто так… — оборотень попытался успокоить своего зверя, обеспокоенно рыкающего внутри, — не время. Не сейчас…»
Оборский смотрел на девушку, замечая малейшие изменения, происходящие с ней. Вот, она слегка нахмурилась, словно подумав о чем-то неприятном, легкая морщинка между бровями стала глубже, точеный носик наморщился, а потом, ее лицо неожиданно разгладилось, расслабилось, и робкая улыбка скользнула по губам, отдаваясь в сердце Глеба щемящей нежностью. Как же давно он не видел улыбающуюся Сашу! Девушка умиротворенно смотрела вдаль, выражение ее лица смягчилось, и оно будто озарилось изнутри ярким светом. О чем она думает? О чем мечтает?.. Этого Глеб не узнает никогда…
А Саша с наслаждением вслушивалась в звуки леса и вела неспешный разговор с детьми. Она рассказывала своим крохам, как прекрасен мир, в который они придут, как ярко светит в нем солнце, как чудесно просыпаться утром и знать, что впереди бесконечный день и целая уйма времени, как весело блестит вода в реке и как здорово смотреть на бескрайнее, синее небо… Рассказывала о своей любви к ним и о том будущем, которое их ждет. И только об одном забывала сказать. О том, что в их будущем никогда не будет ее…
Оборский смотрел на улыбающуюся Сашу, и тихая надежда просыпалась в сердце мужчины. Его девочка не может умереть. Не для того он столько лет ждал ее, не для того переступил через отчаяние и позволил себе жить. Был момент, когда Глеб подумывал свести счеты с опостылевшим существованием. После того ужаса, что он сотворил со своей парой, Оборский ждал лишь мгновения, когда она очнется, чтобы убедиться, что девушка выживет. А дальше… Или нож в сердце, или пуля в голову. Скорее второе, чтобы закончить начатое когда-то судьбой. И лишь то, что Саша оказалась в положении, заставило Оборского отказаться от своего решения. Он должен позаботиться о своей паре и о своих детях. И точка.
«Все. Хватит о грустном. Пора уходить, пока она не замерзла.»
Мужчина подхватил девушку на руки и понес в дом.
— Глеб Александрович, может быть, я сама пойду? — попыталась проявить самостоятельность Александра.
— Вот, как только окрепнешь немного, так и пойдешь, — прервал ее Глеб, — а пока, я побуду твоим «транспортом»
Он весело усмехнулся и крепче прижал к себе невесомую ношу. «Ишь, чего захотела! Да, он теперь ее с рук не спустит!» — собственнически обняв Сашу, подумал оборотень.
В комнате, переодев ее в халатик, Глеб уложил девушку и присел с ней рядом.
— Саш, я поговорить с тобой хотел, — начал мужчина.
Александра вскинула на него глаза.
— Борис Анатольевич договорился с известным шведским врачом о консультации. Сегодня вечером они подъедут сюда. Я тебя очень прошу — потерпи еще один осмотр, ладно?
Оборский всматривался в задумчивое лицо Саши, успокаивающе поглаживая ее по руке.
— Этот доктор тоже из ваших?
— Да.
— И вы думаете, что он сможет мне помочь?
— Я очень надеюсь на это.
— Ну, что ж, пусть осматривает, — вздохнула Александра, и Глеб понял, что она не верит в свое выздоровление, просто соглашается с его решением.