За завтраком, Александра отпросилась у мужа в больницу к Вере Ивановне. Глеб кивнул, задумчиво глядя на жену, а потом поинтересовался:

— Ты теперь каждый день к ней ездить будешь?

— Ей нужна моя поддержка.

— Саш, кто она тебе? Эта женщина — всего лишь соседка. Не стоит тратить силы и время на чужих людей.

— Прости, Глеб, но твои рассуждения отдают снобизмом. Я знаю Веру Ивановну уже несколько лет, она всегда меня поддерживала и помогала в трудную минуту, а сейчас ей нужна моя помощь.

Оборский несколько минут молчал, вглядываясь в глаза жены, а потом качнул головой.

— Если тебе это так нужно… Езжай.

— Я постараюсь не задерживаться, — улыбнулась ему Саша.

Черный джип покинул усадьбу через полчаса. Александра смотрела на пролетающие мимо деревья и в волнении стискивала руки. То, что ей предстояло сделать, тяжким грузом ложилось на плечи, заставляя чувствовать себя обманщицей.

— Ребят, подождите меня здесь, — холл больницы был пуст, не считая молодой парочки, в обнимку сидящей на кожаном диванчике.

— Александра Павловна, может, подняться с вами?

— Нет, не стоит. Не хочу смущать Веру Ивановну.

— Как скажете.

Саша быстро взбежала на второй этаж и прошла в палату к Касторской. Пожилая женщина обрадованно улыбнулась при виде девушки.

— Сашенька, ты пришла!

— Здравствуйте, Вера Ивановна. Как самочувствие?

— Спасибо, деточка, гораздо лучше.

— Я рада, — Александра погладила сухонькую ручку соседки, — Вера Ивановна, я совсем ненадолго, мне уходить надо. Я только хотела убедиться, что с вами все в порядке.

— Конечно, Сашенька, я все понимаю. Да, и не стоило тебе волноваться, я себя уже намного лучше чувствую.

— Вот и отлично. Я забегу еще на днях, поправляйтесь.

— До свидания, деточка, удачи тебе, — Касторская внимательно посмотрела на девушку и незаметно вздохнула.

Выйдя из палаты, Саша направилась к грузовому лифту. На первом этаже она внимательно огляделась и направилась к служебному выходу. Охранники остались в холле, не подозревая, что пара их альфы удаляется от больницы все дальше. Заказанное заранее такси везло Александру к кафе «Надежда»

— А, вот и ты, моя сладенькая, — иронично протянул мужчина, — как судьба-то нас сводит, а?

— У меня мало времени. Говорите, зачем позвали.

— Ну, кто же так со старыми друзьями разговаривает? Нехорошо, Саша, нехорошо…

— Если вы не хотите, чтобы мой муж оказался здесь через десять минут, советую поторопиться.

— А ты изменилась, сладкая, — задумчиво посмотрел на девушку высокий, представительный мужчина, — повзрослела, похорошела…

— Что ж, я поняла. Сказать вам нечего. Прощайте, — молодая женщина развернулась, намереваясь уйти.

— Сядь, — раздался резкий окрик.

Вздрогнув, как от выстрела, девушка сникла и села на краешек стула, непроизвольно сжав руки.

— Значит так. Твой муж собирается заключить сделку с американцами. Мне нужны копии договора. Даю тебе две недели. Не сумеешь их достать — Оборский узнает все о твоем прошлом. Позвонишь по этому телефону, — мужчина протянул визитку, — как только сумеешь сделать копии.

— Вы так уверены, что у меня получится? — пересилив себя, иронично поинтересовалась девушка.

— Не нужно себя недооценивать, сладенькая, — ухмыльнулся мужчина, — жду твоего звонка.

Саша рывком поднялась с места и, не прощаясь, покинула кафе.

Сидя в такси, она изо всех сил пыталась не заплакать. «Мразь…Какая же он мразь… Ненавижу!» — билось внутри. Взгляд, брошенный на часы, заставил нервничать еще больше. Только бы оборотни не заподозрили неладное! Расплатившись и выскочив из машины, Александра кинулась к служебному входу.

Спустя пару минут, она спокойно спускалась по лестнице со второго этажа.

— Все, ребята, можно ехать, — бодро обратилась она к охранникам.

Дэн как-то странно посмотрел на нее, незаметно принюхиваясь, но ничего не сказал, лишь согласно кивнул и направился к выходу. Виктор осторожно пристроился рядом с Александрой.

Саша шла между охранниками и благодарила судьбу. «Успела. Уложилась в полчаса». Повезло, что Виктор Семенович назначил встречу недалеко от больницы. Случайность? Или за ней следили?

Дома девушка прошла в свою спальню и закрылась в ванной. Шум воды заглушил сдавленные рыдания. Спустя десять минут, Александра вышла из комнаты. Собранная, с сухими, лихорадочно блестящими глазами и решимостью, написанной на лице.

Глеб был у себя. Как ни странно, последние два дня Оборский, в отличие от жены, практически не покидал дом. Саша, остановившись на миг перед кабинетом мужа, собралась с силами, постучала и потянула на себя массивную дубовую дверь.

— Я хочу поговорить, — пройдя к креслу и присев в него, произнесла девушка. Оборский внимательно посмотрел на жену. Нервничает, боится, дрожит. Что происходит? Чем дольше он смотрел на Сашу, тем сумрачнее становился его взгляд и плотнее сжимались губы.

— Что же, я тебя слушаю.

— Я прошу дать мне развод, — без предисловий, выпалила Александра.

В комнате повисла тишина. Глеб пристально смотрел на сидящую напротив девушку, пытаясь разобраться в нахлынувших эмоциях. И ее, и своих. Молчание затягивалось. Саша замерла неподвижным изваянием, молясь про себя, чтобы Оборский согласился. Тиканье настенных часов становилось оглушительным.

— Почему? — нарушил тишину мужчина.

— Я не могу быть с тобой. Та ночь… Она всегда будет стоять между нами. Я думала, что сумею забыть, но нет… Мне снятся кошмары, в которых я снова и снова переживаю все, что случилось и дико ненавижу тебя (прости, любимый, за эту ложь), а потом я просыпаюсь, а рядом — ты… Я не могу так больше, Глеб, я сойду с ума.

— Саша…

— Пожалуйста, отпусти… Так будет лучше для нас обоих.

— А дети?

— Ты сможешь видеть их, когда захочешь, я не буду препятствовать.

— То есть, детей ты собираешься забрать?

— Глеб…

— Саша, ты понимаешь, о чем просишь меня? Пойти на развод, отдать детей, расстаться со своей парой… Не слишком ли много?

— А ты вспомни ту ночь… Это плата за нее.

— Вот как… Значит, сегодня ты притворялась, да? Зачем? Зачем, Саш? Если я тебе так противен?..

— Противен, — согласилась девушка(нет, не верь мне… Хороший мой, любимый, не верь… Господи, больно-то как… Что же я делаю?..) — приходилось притворяться.

— Уйди, Саш, — глухо проронил Глеб, не глядя ей в глаза, — я подумаю и вечером дам тебе ответ. Уходи…

Александра, не оборачиваясь, вышла из кабинета мужа. «Так нужно! Так будет лучше для всех… Хотя, кого я обманываю?» — грустно вздохнула она.

Пройдя к себе, девушка принялась собирать вещи. Саша была уверена — Глеб ее отпустит. Она специально ударила по самому больному — по его мужской гордости. Оборский никогда не будет с женщиной, которой он противен. А еще, он не простит предательства и лжи. Все. Это конец. Только что, она сама, своими руками, разрушила надежду на семейное счастье.

Саша обреченно опустилась на кровать и выпустила из рук стопку футболок. Господи, как больно! Сердце разрывалось при мысли, что она никогда больше не прикоснется к Глебу, не утонет в его объятиях, не сможет обнять и поцеловать мужа. Невольные слезы потекли по ее щекам, но девушка не чувствовала их. Она должна уйти. Нельзя подставлять Глеба под удар, нельзя жить, постоянно ожидая подвоха. Он не заслуживает всей той грязи, которая окружает ее.

Решительно вытерев глаза, девушка принялась складывать вещи в сумку.

Вечером, Глеб зашел к ней в комнату и остановился напротив собранных сумок.

— Я дам тебе развод, — коротко бросил он, а потом, помолчав, словно через силу спросил: — ты уже решила, где будешь жить?

— В своей квартире.

— Она слишком мала.

— Нам с детьми хватит.

— Хорошо. Когда собираешься уехать?

— Сегодня.

— Дэн вас отвезет, — Оборский развернулся и, не прощаясь, вышел из спальни.

Саша обреченно уставилась на захлопнувшуюся дверь. Все получилось так, как она и рассчитала — Глеб не стерпел оскорбления. Но почему же так больно?

Спустя несколько дней их развели. Как уж Оборский обошел все обычные правила, но ее присутствие в суде даже не понадобилось. И на тот факт, что детям нет одного года, тоже никто не обратил внимания.

Очередной раз Александра убедилась, что Глеб может все.

Новая жизнь налаживалась сложно. Саша впала в какую-то странную апатию. Ничего не хотелось, ничто не интересовало. Часть души, накрепко привязанная к мужу, словно, так и осталась вместе с ним. Только дети скрашивали ее непроходящую тоску.

Звонок в дверь вывел девушку из привычной задумчивости.

— Александра Павловна, а я к вам, — с порога заявила ей Татьяна.

— Здравствуй, Таня, — вяло улыбнулась Саша, — ты в гости? Проходи, сейчас чай поставлю, пока малыши спят.

Она посторонилась, пропуская женщину в квартиру, и пошла на кухню.

— Садись, я сейчас.

Быстро набрав воды в электрический чайник, девушка поставила его на подошву и принялась выставлять на стол чашки, сахарницу, порезанный лимон на блюдечке…

— Александра Павловна, я с вами поговорить пришла, — Татьяна села за стол и быстрым взглядом окинула кухню. Чисто, светло, уютно…

— О чем? — отозвалась Саша, нарезая батон тонкими ломтями.

— Глеб Александрович велел мне помочь вам с детьми.

— Тань, я тебе очень благодарна, правда, но, ты сама видишь, жить здесь негде, да и платить мне тебе нечем, — Александра подняла взгляд от разделочной доски и посмотрела на Татьяну.

— Плохо вы Глеба Александровича знаете, — усмехнулась та, — жить я буду в соседней квартире, и оплата мне не нужна — альфа обо всем позаботился.

— Так это ты теперь живешь в сто тридцатой? — девушка с любопытством уставилась на гостью.

— Да. А еще Денис с Виктором.

— Можно было догадаться, — покачала головой Саша, — а я поверила, что он оставит меня в покое.

— Ну, это вы зря. У нас свою пару не бросают, — улыбнулась Татьяна.

— Мы разошлись, Тань, мы больше не вместе.

— Ну, если вам хочется так думать… Ладно, не буду, — осеклась женщина, увидев, как помрачнела Саша.

Чай пили в напряженной обстановке. Александра замкнулась и односложно отвечала на вопросы гостьи.

— Александра Павловна, так, как мы решим — во сколько мне приходить утром?

— Подходи к девяти, Тань, — подумав, ответила Саша, — ну, и после восьми сможешь уходить.

— Хорошо, договорились. А сейчас вам помощь нужна?

— Нет, спасибо, я справляюсь, — через силу улыбнувшись, ответила Саша.

— Да, Александра Павловна, там хозяин велел передать вам кое-что, — Татьяна достала из сумки толстую папку и отдала ее девушке, — сказал, что это ваше.

Уже поздно вечером, проводив Татьяну и укачав детей, Саша взялась за изучение содержимого темно-синей папки.

Документы на дом в пригороде, номер счета в банке, открытый на ее имя, акции «Трансарта», акции нефтяной компании «Темпико», дарственная на квартиру в Москве, документы на машину и ключи от нее в пластиковой упаковке, а еще ключи от квартиры и дома… Оборский сошел с ума!

Саша растерянно смотрела на разложенные на столе бумаги и не могла прийти в себя. Глеб, точно, свихнулся! Это же целое состояние!

Набрав знакомый номер, она услышала любимый голос:

— Слушаю.

— Глеб, я не могу все это принять.

— Не обсуждается. Это принадлежит тебе и нашим детям по праву.

— Но…

— Никаких возражений. Если узнаю, что ты экономишь на еде или одежде… В общем, я предупредил. Мои дети не должны ни в чем нуждаться.

Саша не успела ответить — Оборский нажал отбой.

Девушка огорченно вздохнула. Глеб, несмотря на обиду, поступил благородно. А она… хуже последней мрази… Опустив голову на скрещенные руки, Александра горько, навзрыд, заплакала. Правда, долго жалеть себя не пришлось — раздавшееся, спустя несколько минут, детское хныканье вынудило ее забыть о своих проблемах и бежать в комнату, к капризничающим малышам.

— Тихо, маленькие, тихо, — приговаривала она, подхватывая на руки разошедшихся детей. То ли переезд был виноват, то ли Сашино состояние, но малыши, с того времени, как Александра забрала их из усадьбы, вели себя беспокойно. Они плохо спали, неохотно брали грудь и часто плакали. Саша устало укачивала двойняшек, расхаживая по комнате, а в голове у нее продолжал звучать голос мужа. Этой ночью она снова видела Глеба во сне. Грязного, оборванного, с перевязанной головой, лежащего на какой-то старой телеге… А рядом шел пожилой солдат и отчаянно приговаривал: — «Вы уж держитесь, Ваше благородие, недолго осталось. К вечеру на месте будем…»

Такие сны приходили к ней регулярно. То, она видела Оборского на балах — молодого, веселого, беззаботного, кружащегося в танце с очередной красоткой и напропалую флиртующего с ней. То, перед ней представали картины боев — грохот канонады, взрывы, ржание коней, месиво из земли и оторванных конечностей и среди всего этого — Глеб. Исхудавший, черный лицом, с сурово сведенными бровями… А пару раз, привиделись какие-то незнакомые люди — седой, представительный мужчина и тонкая, моложавая женщина с веселыми янтарными глазами. И снова Глеб — смеющийся, рассказывающий им что-то, бурно жестикулирующий…

Эти сны мучили ее, заставляли страдать, она просыпалась в слезах и с именем мужа на губах. Саша похудела, осунулась, потеряла аппетит…

А еще, ее донимал Перебудько. Он звонил каждый день, настойчиво интересуясь, когда получит копии контракта. На заверения Александры, что Оборский с ней развелся, и она не имеет доступа к его сейфу, мужчина лишь недоверчиво хмыкал и советовал не играть с огнем. Вот и сегодня, он долго рассказывал, чего ждет от Саши, а потом добавил:

— Я ведь выполню свою угрозу, сладенькая, — вещал ненавистный мужской голос, — и твой муж узнает, на ком женился.

— Виктор Семенович, делайте, что хотите, мне все равно, — безразлично ответила девушка и нажала отбой.

Нет, ей, конечно же, было не все равно. Она панически боялась, что Перебудько выполнит свою угрозу, и Глеб обо всем узнает, но пусть лучше так, по крайней мере, она не навредит ему своим присутствием.

Уложив детей и примостившись на краешек дивана, Саша устало прикрыла глаза. Она боялась новых сновидений и, одновременно, жаждала их, цепляясь за единственную возможность увидеть мужа. Веки тяжелели, свет ночника становился все тусклее, звуки ночного города медленно удалялись, и на комнату опустилась сонная тишина. Постепенно, дыхание девушки выровнялось, и она медленно погрузилась в забытье.

… Шум и крики толпы доносились сквозь полыхающий гул пожара. Зарево от горящего дома было видно на всю округу. Саша в недоумении огляделась по сторонам. Люди разъяренно кричали что-то, трясли кулаками, кто-то смеялся, кто-то плакал… Горело небольшое здание, расположенное слева от усадьбы.

— Данила, справа заходи, — кричал какой-то мужик в расстегнутом кафтане, — не дай Бог, супостаты прорвутся!

— Да, где им, мертвы ужо все! — отвечал неведомый Данила, — мы их хорошо приложили, не очухаются!

— А ежели и очухаются, так нипочем выбраться не смогут, дверь там крепкая, — поддакнул ему бородатый мужичок в рубахе навыпуск.

— Что же вы делаете, нехристи?! Креста на вас нет! — кричала дородная женщина, которую Саша смутно помнила по прошлым снам. Точно — кухарка.

— Иди-иди, старая ведьма! Все вы тут заодно! — грубо оттолкнул ее Данила. — Или тоже хочешь к господам? А то смотри, на тот свет вместе со своими сплуататорами отправишься!

— Тетка Марья, пойдем, — плача, уговаривала кухарку тоненькая девчушка, цепляясь за подол ее платья, — пойдем отсюда, все равно ничем хозяевам не поможешь!

— Иди, Нютка, — пыталась отцепить ее от себя женщина, — иди к мамке. Не могу я уйти. Александр Николаевич с Натальей Анатольевной там, как же я их брошу? Ой, лишенько… Да, что ж это деется-то, а? Люди добрые, что же вы творите? — раскачиваясь, запричитала кухарка. Она смотрела на горящее здание, и грязные дорожки слез текли по ее чумазому от копоти лицу…