Когда Олег вернулся в купе, Тина задумчиво грызла куриную ножку. Бросила на него полный недоумения взгляд.

— Что это было, Морозов? Ты стал таким импульсивным, прямо жуть!

Его бестолковая речь прозвучала настолько странно, что Тине оставалось только ехидничать помаленьку. Раз уж добиться внятного объяснения невозможно, она попробует просто вывести его из равновесия.

Он-то ее вывел!

— Ты все-таки ешь! — выдохнул Олег.

— Не делай вид, что мой аппетит волнует тебя больше всего на свете!

— Так и есть. Но я хотел поговорить о другом.

Тина в притворном ужасе замахала руками.

— Не надо. Мне кажется, мы уже достаточно наговорились. Если ты хочешь объяснить свои последние слова, пожалуйста, но ничего больше я слушать не желаю, и сама разговаривать не хочу. Ну?

— Ну?

— Будешь объяснять?

— Что?

— Ладно, проехали.

— Ты плакала? — спросил он внезапно.

Тина едва не подавилась.

— Я?! Плакала?! С чего вдруг?

— Вот и мне интересно. Что ты таращишься? Я же вижу, веки красные и губы, как будто ты целовалась. Тут не с кем целоваться.

— А может, я проводника подцепила? — сощурилась она.

Морозов отмахнулся:

— Значит, не скажешь?

— Что?

Откуда слезы?

— Из глаз! — отрезала Тина.

Олег скривился и быстро подошел к ней, встал вплотную.

— Я тебя обидел? Или курица невкусная, и поэтому ты расстроилась?

— Курица выше всяческих похвал, — в подтверждение своих слов она с урчанием впилась в ножку.

— А я?

— А тебя я еще не раскусила, — пошутила Тина и поперхнулась.

Олег протянул стакан с водой. Подождал, пока она придет в себя, и спросил серьезно:

— Ты со мной заигрываешь?

— Я тебя презираю, — с той же серьезностью посмотрела ему в глаза Тина.

— Конечно. У тебя есть причины, — Олег опустил голову.

— Вот именно. Извини, я честно старалась придерживаться легкомысленного тона и безопасных тем для беседы, но ничего не получается. Давай лучше помолчим, хорошо?

— Безопасные темы? А кто рассказывал о собственной могиле?

Тина поежилась, а он продолжал:

— На самом деле, мы оба чувствуем себя не в своей тарелке…

— Я себя нормально чувствую, — перебила она.

— Ну вот, опять! — Он придвинулся ближе, вглядываясь в ее безразличное лицо. — Кому и что ты пытаешься доказать? Только что ты была самой собой, а теперь снова играешь в детские игры.

— Да как ты можешь судить, когда я играю, а когда нет? — снова перебила Тина яростным шепотом. — Ты ни черта не знаешь обо мне, ясно? Так что примени свои способности к психоанализу в другом месте!

— Не могу, — спокойно ответил Олег, — мы едем в одном купе, и тут кроме тебя никого нет.

— Сходи в ресторан, — посоветовала она.

— Прекрати перебивать меня! — внезапно психанул он. — Что за привычка?!

— Нормальная привычка! Я не желаю тебя слушать, разве непонятно? Отойди от меня! Здесь полно места, вовсе необязательно тереться об мою грудь!

— Чего, чего?! — Он задохнулся от гнева и подавился смущением, потому что она почти угадала, — стоять так было приятнее, чем на расстоянии метра. — Да на кой черт мне сдался твой нулевой размер?!

Тина онемела от такой беспардонности.

— Хам! — высказалась она, когда к ней вернулась речь, и резко встала, врезавшись лбом в его подбородок.

Морозов схватился за челюсть.

— Ты мне зубы вышибла!

— До свадьбы заживет, — пообещала Тина и, как щенка, потрепав его по макушке, вышла из купе.

Прожить пару суток в тамбуре вместо комфортного СВ выглядело не слишком заманчиво, но это был единственный выход. В противном случае, пожалуй, они загрызут друг друга к вечеру. Да нет, уже вечер, поняла она, покосившись в окно. Там темнел мрак, и только по грохоту колес можно было догадаться, что поезд продолжает путь. Давай, давай, миленький, поторопила она, скорей в Москву!

Может быть, самой податься в ресторан? Свести знакомство с какой-нибудь скучающей дамой и набиться в подружки-соседки?

Можно еще проще — подцепить мужика, уж его-то не придется уговаривать оставить ее на ночь у себя.

Общение с Морозовым явно развращает тебя, подвела итог Тина. Хлопнула дверь, и человек, так тлетворно влияющий на нее, спросил с деланным ужасом:

— Ты террористка?

— Что? — изумилась Тина.

— В твоем чемоданчике что-то тикает, — сделав страшные глаза, сообщил Морозов. — Я решил, бомба.

— Клоун, — проскрежетала Тина, срываясь с места, — не можешь по-человечески сказать, что телефон звонит?

На том конце провода оказалась мама.

— Я не знаю, что с ней делать, — выпалила она, не здороваясь, — это ужас какой-то, ревет и ревет!

Ясненько. У Вероники очередная любовная трагедия.

— Мам, ну сходите в «Снежную Королеву», что ли, или в «Арбат-Престиж». Пусть купит себе чего-нибудь и успокоится.

— Какое там! — вздохнула мама. — Плачет вон, страшная, говорит, только если пластику делать, а так — никакие наряды не помогают. Вот ты мне скажи, что за дура выросла?

Девке почти тридцатник. Льет слезы из-за какого-то мужика и собирается идти на пластическую операцию!

Тина почувствовала, как в ней поднимается привычная волна возмущения.

— Мама, не принимай ты близко к сердцу, а?

— Да как же! Вы же детки мои, за вас душа болит, только за вас! Ой, Тиночка, может, ты ее на работу все-таки пристроишь, а? Хоть при деле будет. А что там у тебя за грохот? — вдруг насторожилась мать. — Ты что, на стройке?

Ну, вот и ее судьбой заинтересовались.

— Я в поезде, мам, — сказала Тина. — Домой еду. Так что не волнуйся.

— Нет, я буду волноваться! — упрямо заявила мать. — И у меня подскочит давление!

С годами мама научилась страдать на публике и требовала к себе внимания еще большего, чем Вероника. Вообще, с ролью обеспеченной, скучающей домохозяйки она справлялась на все двести процентов.

— Мам, перестань!

В этот момент Морозову надоело проявлять деликатность, и он, для порядка побарабанив в дверь, решительно вошел.

Тина послала ему пламенный взгляд, в котором отчетливо читалось возмущение.

В ответ Олег только пожал плечами и со скучающим видом завалился на полку.

— Доченька, а ты чего так далеко поехала-то? Вот никогда ты матери ничего не рассказываешь!

— Мам, хватит!

Морозов делал вид, что читает газету, и поверх страниц кидал на Тину нетерпеливые взгляды.

Она продолжала выслушивать бухтение на том конце провода еще минут десять, а потом не выдержала:

— Хватит, мам! Дай мне Сашку! И Ксюшу! Я соскучилась!

— А нечего ездить за тридевять земель, и скучать не будешь! — злорадно высказалась мать, и тут же всхлипнула жалостливо: — Оставила деток…

— Мама!

— Да на, на!

Через минуту в ухо понеслось нечто неразборчивое, прерываемое смачным чавканьем, и Тина забыла, что в купе еще кто-то есть, и забыла, что это Морозов, и вообще обо всем забыла.

— Ксюшка, давай прожуй, и начни все сначала, — весело скомандовала она.

Только Ксюша умеет так бесподобно чавкать. Сашка за едой имеет вид глубокомысленный и аккуратный и свысока поглядывает на сестру, которую Тина так и не научила вести себя за столом.

— Ну, мам! Давай не сначала, я тебе уже устала повторять, — копируя бабушкино брюзжание, заявила дочь, — я тебе лучше про котеночка расскажу, хочешь?

— Про какого котеночка? — насторожилась Тина. У Ефимыча была аллергия, так что животные в дом не допускались. Хотя Тина сама мечтала о кошке. Гладкой, надменной красавице со сверкающим изумрудным взглядом.

— Я его под кроватью держу, — прошептала между тем Ксюшка, даже перестав чавкать, и пообещала снисходительно: — Приедешь, покажу.

— Папа тебе голову оторвет, — предупредила Тина.

— Да он не узнает, — легкомысленно отмахнулась дочь, — он же мне под кровать не полезет, полы-то бабушка моет, а она — старая и ничего ни видит.

Тина прыснула, напрасно убеждая себя, что нужно немедленно взяться за воспитание ребенка, иначе будет поздно.

— А как же Сашка? — заговорщицким тоном спросила она вместо этого. — Он тебя не выдаст?

— У меня все схвачено! — важно заявила дочь. — Сашка получил мою коллекцию машинок и будет молчать!

Тина не выдержала — расхохоталась.

— Это мы еще посмотлим, — сказал Сашка, и она расхохоталась пуще прежнего.

Тихоня-сын, надо понимать, висел себе на параллельной трубке и подслушивал до поры до времени.

— Как это посмотрим? — возмутилась Ксюша. — Мы же договорились!

— Договол всегда можно пелесмотлеть, — уклончиво возразил ее хитрый братец.

— Эй, ребята, вы про меня забыли! — крикнула Тина.

— Мама! — быстро перестроился Сашка. — А ты в командиловке, да? А что ты мне пливезешь?

— Мам, привези ему логопеда! — категорично заявила обиженная Ксюша.

— Дура! — еще категоричней заявил Саша, на этот раз отлично выговорив «р».

И Тина поняла, что она лишняя на этом празднике жизни. Напрасно попытавшись призвать детей к примирению, ну или хотя бы к порядку, она по-стариковски поохала и отключилась.

— Оболтусы, — со счастливой улыбкой произнесла она, повернувшись к соседу.

Сосед оказался Морозовым, о чем она успела благополучно позабыть на время разговора.

Мало того, у соседа было такое тоскливое выражение глаз, что Тина мгновенно осеклась.

— Кхм… Пойду еще кофе попрошу.

— Я схожу. Отдыхай.

Она почему-то согласно кивнула. У двери он оглянулся.

— Я видел тебя однажды с коляской. Ты гуляла в парке. Чуть не засыпала на ходу.

— А почему я тебя не видела? — спросила она первое что пришло на ум.

— Потому что я-то был без коляски и в глаза не бросался.

— Не смешно.

— Надо же! А я так старался. А дети на тебя похожи или на мужа?

— Они ни на кого не похожи! — отрезала Тина.