На следующий день Олег отправился навестить мать, попутно раздумывая, какие общие дела могут быть у Морозова-старшего с секретарем горкома. Надо было спросить у Альки, о чем они разговаривали. И что это тебя опять на расследования потянуло, выругал он себя. Какая муха укусила?..

— Отца нет? — первым делом уточнил Олег.

— Ты завтракал? — первым делом осведомилась мать и, не слушая ответа, усадила его к столу.

Между омлетом и кофе Олег спросил, знакома ли она с Федотом Степановичем Горшиным.

— Вроде бы нет, — мать пожала плечами.

— А папа его знает?

Папа. Олег давно не называл его так. Только «он» или «твой муж».

Мать удивилась, но виду не подала.

— Спроси сам, если это так важно. Папа у себя, ты вот кофе допей да поднимись к нему.

— Значит, он дома, — пробормотал Олег, — и ты меня затащила за стол в надежде, что мы устроим настоящий семейный завтрак.

— Хватит, сынок. Пора уже вам помириться.

Он покачал головой.

— Мы не ссорились.

— Поднимись к нему, — мягко произнесла мама, — он будет рад. Только вчера говорил, что ужасно по тебе скучает.

Вчера…

Ох, мама, мама. Некогда отцу скучать, он все больше с партийными шишками встречается.

— Поднимись, сынок, — мать продолжала гнуть свое, — обо всем и поговорите…

Поговорить? О чем? Хотя… пожалуй, им действительно есть о чем поговорить! Разве он, Олег, не должен потребовать у отца соблюдения приличий по отношению к Альке? Не допив кофе, он встал из-за стола и решительно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Мать с улыбкой глядела ему вслед.

На втором этаже располагались кабинет отца и три спальни — родительская, гостевая и «детская», то есть Олегова. Он уже и не помнил, когда ночевал там в последний раз, но знал, что мать каждый день заботливо перестилает там постель, надеясь, что когда-нибудь сын одумается и вернется под родительское крыло. И чего бы ему не вернуться? Вон квартира-то какая: живи да радуйся! А ему все охота по коммуналкам мыкаться! Вздохнув, мать покачала головой и скрылась на кухне, соединенной с гостиной широкой аркой.

Поднявшись по бесшумной, покрытой ковровой дорожкой лестнице с резными перилами, Олег остановился у двери кабинета. Дверь тоже была резной, тяжелой, с бронзовой ручкой в виде головы льва. Из-за нее доносился сердитый отцовский голос — Морозов-старший говорил по телефону.

— …Ну а я тут при чем? — пророкотало за дверью. — Это твои проблемы, Федот!

Журналистский инстинкт заставил Олега отдернуть руку от двери. Полчаса назад он гадал, какие общие интересы могут быть у его отца с секретарем горкома? Сейчас он узнает, какие. Правда, совершенно непонятно, зачем ему это нужно…

— Дорогой, ну что ты так разнервничался? — между тем басил отец с некоторой долей снисходительности. — Ах, ты всю ночь не спал? Ну и зря! Девчонка, скорее всего, ничего не слышала, а если и слышала, то не поняла! Охота тебе, Федот, лишние деньги тратить?

Значит, Федот. Федот Степаныч Горшин. И девчонка. Олег соображал очень быстро. Какая девчонка? Уж не Алька ли?

Она сказала, что, увидев ее, вылезающую из-под стола, Федот Степаныч аж позеленел. «Испугался» — сказала. А с чего бы ему собственно пугаться? Вроде не робкого десятка мужик, матерый. Других на таких постах не бывает. Вот если только… если она услышала что-то, не предназначенное для посторонних ушей? А что, вполне возможно! И что же теперь? Отец сказал, зачем деньги тратить? Наверное, Федот предлагал заплатить Альке за ее молчание, чтобы она не разболтала их секреты. Господи, какие секреты? Ее интересовало только одно: почему отец с ней не поздоровался! Только это. Да и не слышала она наверняка, о чем они говорили, иначе бы не удержалась — все ему пересказала бы!..

Отец снова заговорил, и Олег затаил дыхание, внимательно ловя каждое слово.

— Ну, если ты так настаиваешь, я дам тебе человечка. Чего не сделаешь ради спокойствия друга? — Морозов-старший захохотал, но тут же прервал смех: наверное, на том конце провода снова заговорил Горшин. Помолчав некоторое время, сказал недовольно: — Спешка нужна только при ловле блох, знаешь? Пока не произошло то, о чем мы говорили, никакая утечка информации не страшна. Никто просто не поймет, о чем речь. Другое дело — потом. Может найтись какой-нибудь умник, который сложит два и два… Но я все равно уверен, что девчонка ничего не слышала! Кстати, девчонку эту сын мой знает… Что? Ну и что, что в газете работает? Не будет он копать, прошла у него эта дурь, сейчас другая на уме…

Если бы отец знал, что он стоит сейчас под дверью, до боли сжав кулаки! Какое счастье, что не знает…

— Так что время у нас есть, пара дней точно, — продолжал между тем Морозов-старший. — И парнишку я тебе дам — есть у меня один афганец…

Какой еще афганец? — чуть не заорал вслух Олег. Разве для того, чтобы попросить Альку молчать, нужен афганец? Или отец хочет… чтобы Алька замолчала… насовсем? Не может быть!!!

— Да никто меня не прослушивает!.. — Морозов-старший опять повысил голос. — Брось паниковать, тебе говорят! Сказал — сделаю. Все будет в лучшем виде. Так что спи спокойно, дорогой товарищ! — довольный своей шуткой, отец снова захохотал, а потом стал прощаться.

Затылок потяжелел, в горле как будто перекатывались камни, но обращать на это внимания было некогда. К двери приближались тяжелые, усталые шаги. Отец.

Олег быстро попятился к лестнице, сделав вид, что он только что поднялся. В этот момент дверь кабинета открылась.

— Олег? Привет, — удивленно поздоровался Морозов-старший. — Ты ко мне?

Олег помотал головой и повернул к «детской» спальне.

— Я за книгой, — пробормотал он. — Мне для работы нужно.

Спиной он почувствовал недоуменный отцовский взгляд.

…Потом Олег долго шарил по книжным полкам, отчаянно моля бога, чтобы отец не догадался, что он подслушал его телефонный разговор. Сердце колотилось, как сумасшедшее.

— Ну что, Олежек, поговорили? — выглянула из кухни мать, когда он снова спустился по лестнице, держа под мышкой никому не нужный учебник по литературоведению.

— Поговорили, — машинально согласился он, — поговорили.

Он сбавил шаг, только оказавшись далеко от дома, в центре города. Огляделся растерянно, с присвистом дыша.

Да нет же, нет! Он ошибся. Быть того не может! Все это просто ему померещилось… Его отец — не убийца!

Он — не убийца, тут же подтвердил внутренний голос и уточнил безжалостно: но он способен убить! Ведь чтобы убивать, совсем необязательно самому брать в руки оружие. Тебе ли, журналисту, этого не знать?..

Голова раскалывалась.

Итак, что он может сделать?

Опередить заказ, убрав заказчика? Сдать собственного отца милиции? Но кто ему поверит, доказательств-то нет! Да и наверняка у отца в милиции все схвачено. …Черт, время идет, а он тянет кота за хвост! Если даже он каким-то образом заставит отца отказаться от участия в этом деле, где гарантии, что Федот не найдет другого посредника?..

— Ой, Олежка, ты так рано? А я еще обедом не занималась. Что с тобой? Морозов! Да на тебе лица нет!

Оказывается, каким-то образом он все же добрался до дома.

— Алька, расскажи мне, о чем говорил Степаныч с моим отцом?

— Расскажу, — быстро кивнула она, — только сначала ты мне ответь, что случилось?

— Ничего.

— Что у тебя с лицом?

— Проблемы на работе.

— Поэтому ты бледный и на себя непохожий?

— Поэтому.

Не паниковать! И сделать лицо попроще. Иначе она напугается по-настоящему, и так вон губы дрожат…

— Олег, у тебя руки трясутся, — проговорила Алька, сумрачно наблюдая, как он прикуривает.

— Я замерз.

— Ну да. И еще у тебя проблемы на работе, я помню. Что случилось, ты можешь объяснить толком?

Так. Осторожненько. Мелкими шажками. Очень аккуратно.

— Мне поручили интервью взять у вашего Степаныча, а подходов к нему нет никаких.

Алька смотрела недоуменно.

— Ну и что?

— А он… ничего такого не говорил моему отцу?

— Какого — такого? — взорвалась она. — Я вообще не слышала, о чем они говорили!

— Совсем ничего не слышала? — нервно уточнилОлег.

— Я же уже тебе говорила! Я под столом сидела, потом дверь скрипнула, и Федот сказал что-то вроде, что у него мания преследования начинается, дескать, показалось, что ходит в приемной кто-то. А твой отец засмеялся, то есть, я еще не видела, что это твой отец, а просто услышала смех. Ну, а Федот вроде как обиделся и что-то насчет перестройки сказал, я не разобрала.

— А потом?

— Суп с котом! Я вылезла, а они позеленели оба!

Олег закурил следующую сигарету.

— Мой отец больше ничего не говорил?

— Нет! Да пойди ты к нему и сам спроси!

Он уже ходил. И без спросу многое узнал. Что же, интересно, они затеяли, что Федот испугался случайного свидетеля?!

Но это вопрос не главный. Олег не станет докапываться до правды, она ему не нужна. Ему нужна Алька, живая и невредимая! И ему абсолютно неважно, из-за чего они собираются ее… убрать. Ему важно придумать что-то, чтобы этого не произошло.

Может, надо пойти в горком и поклясться Федоту, что Алька ничего не слышала?.. Ведь так оно и было! Но кто ему поверит?

Он быстро поцеловал ее и под каким-то предлогом сбежал из дома.

Наткнувшись на пустую лавочку в сквере, Олег просидел здесь, пока не стемнело, куря одну сигарету за другой. А потом поехал в Бердск.