Уткнувшись в бумаги, Илья старательно делал вид, что больше ничто в этом мире его не волнует. Он даже окно хотел закрыть, но было слишком душно, а кондиционер, как назло, не работал. Чертовщина какая-то, в этом доме все постоянно ломалось.
Техника на грани фантастики, блин!
Злиться было нельзя. Никак нельзя. К тому же злиться на кондиционер бессмысленно. Лучше выйти во двор и вдоволь поорать. Например, на Геру. Она, наверняка, уже успела натворить дел, за которые полагается нагоняй.
Благородство из тебя так и хлещет, подумал Илья, маясь от собственных мыслей. Ничего не скажешь, сорвать дурное настроение на собаке очень даже удобно.
Ленивый ветерок прогуливался вдоль штор. Сбоку подсматривало в окно солнце. И день, день-то какой разгорался!
Тьфу! Сколько таких было и еще будет?! Хватит!
— Эй, а где валет? У тебя должен остаться валет! — ворвался в кабинет возмущенный вопль Марины.
Илья кривовато ухмыльнулся. Вот тебе и шахматы, пожалуйста.
— Какой еще валет?!
Он вздрогнул. Ее голос прозвучал совсем по-девчоночьи. Будто там, за окном собрались сыграть в картишки школьницы. И жулят потихоньку, как дети, и полыхают глазами, и косички торчат у них в разные стороны, и веснушки на личиках собираются в кучку, когда приходится морщиться от слишком яркого солнца.
— Женька, ну так нельзя! Ма, ты глянь, что она творит! Дед, ну ты-то хоть!
Ага, школьницы не одни. Вся семья тихо-мирно режется в дурачка. Ну, может быть, не совсем тихо.
А он тут сидит, как сыч. И ни хрена не делает. Один и тот же абзац перечитал раз пятнадцать бестолку. Может, все-таки окно закрыть?
— Данька! Баушка! Идите скорее, тут Женька чудеса показывает! Ловкость рук и никакого мошенства!
— Да чего? Я ничего!
Илья представил, как наивно округлились ее глаза.
— А на речке такой супер! — визжал Данька. — Давайте после обеда вместе пойдем! Я вас научу лягушек ловить, я две штуки уже поймал…
— И мне в карман сунул, — кряхтя, пожаловалась Ирина Федоровна.
— Бабуль, покажи им.
— Вы их принесли?! — завопила Марина.
— Покажите! — взмолилась Женя.
Нет, определенно пора закрывать ставни. Наглухо. И еще шторы задернуть. Или взять бумаги и запереться на чердаке. Нет, лучше в подполе. Самое место для адвоката, у которого расшатаны нервы. А на обед бабушка принесет ему ведро валерьянки.
— А папа уехал уже? — ударился в уши бодрый крик Данилы.
— Не кричи, папа работает, — озабоченно проговорила Ольга Викторовна, — и вообще, давайте потише, мы, наверное, ему мешаем.
Надо же, вспомнили о нем.
Илья перегнулся через подоконник и, набычившись, крикнул в сторону террасы:
— Вы мне не мешаете! Можете орать хоть до второго пришествия!
Вот какой великодушный.
— Тогда иди к нам! — решительно позвала бабушка. — Вместе поорем. Можешь ты хоть на полчасика отвлечься?
— Да, пап! Иди сюда, пап!
Илья не успел влезть обратно. Данька уже подбежал к окну и, запрокинув перепачканную мороженым мордаху, монотонно заныл:
— Ну, пап, давай выходи! В карты поиграем. Я тебе лягушек покажу.
— Лягушек я в своей жизни навидался, — пробурчал Илья, недовольный, что вот-вот поддастся на уговоры.
Надо было ехать в офис. Точно надо было. В доме, где так шумно играют в карты и хвастаются трофеями в виде лягушек, люди просто не в состоянии заниматься делами. Людей тут тянет расслабиться и отдохнуть. В частности, поиграть в карты со школьницами, собственным трехлетним сыном и прочими родственниками.
Вон сколько соблазнов!
— Пап, а мне Женька, знаешь, какую сказку рассказала! Мы когда умывались, она рассказывала, и за завтраком рассказывала, а после обеда еще будет. Про Карлика Уха.
— Карлика Носа, — поправил Илья, смутно жалея, что проснулся сегодня так поздно.
— Ну да, Носа. Такая длинная сказка. Женька говорит, у нее книжка есть, с картинками, она мне принесет.
— Я тебе мультик куплю, — сурово пообещал Кочетков-старший.
Младший тем временем уже позабыл о сказке и взахлеб повествовал, как взрослые мальчишки на речке удили рыбу и дали ему подержать ведерко с окуньками.
— Илька, ну давай выходи! — нетерпеливо прокричала сестра. — Мы новый кон начинаем, на тебя раздали.
Между прочим, принципиального согласия на это дело он не давал. И вообще, все они прекрасно знают, что трогать его за работой нельзя, и на цыпочках ходят, когда он остается поработать с бумагами дома, и с преувеличенной осторожностью стучат в кабинет, когда готов ужин. Нет, правда, что это случилось с его семьей?
Не иначе, как решили, что у него помутнение мозгов скоро случится от близкого запаха нескошенной травы во дворе, солнечных брызг и несмолкаемого птичьего гомона.
Угадали.
От нетерпения у него подрагивали пальцы, когда он перелезал через подоконник.
— Ух ты, пап! — восхитился Данька, когда Илья лихо спрыгнул рядом с ним.
— А мне так можно?
— Вот станешь адвокатом, построишь дом, посадишь вокруг сосны, сам целыми сутками поторчишь за столом, когда вся семья веселится на лужайке, тогда и прыгай! — проворчал себе под нос Илья.
— Ну разочек! — пыхтел Данька, вцепившись в ремень его джинсов, — пап, пожалуйста.
— Я же сказал!
— Я не понял, чего ты сказал. Ты бубнил, как бабушка, когда она притворяется старой.
— Кстати, о старости. Данила, сделай одолжение, принеси мои очки.
— Через окно?! — радостно вспыхнул Данька.
— Тогда заодно и розги прихвати! — нахмурился Илья.
— Ладно, ладно. Между прочим, никаких розгов у тебя нет. — Данька поскакал к террасе, на ходу делясь с остальными новостью. — А папа из окна выпрыгнул! Как в кино! А очки забыл! Я сейчас за ними сбегаю, а вы, чур, в мои карты не глядите!
Послышался сдавленный хохот.
Илья перевел дыхание, слегка опершись на стену.
— Эй, каскадер! Где ты, Илька?
— Мам, чего ты орешь, — поморщился он, появляясь из-за угла, — я и так прекрасно слышу.
— А мы думали, ты оглох от Данькиных воплей, — предположила Марина и подвинула ему стул, — садись, играем в осла.
Краем глаза он уловил смятение в углу стола. Вероятно, именно там пристроился давешний шулер с крыжовенными глазами.
— Женька, ты умеешь в осла?
Теперь он имел все основания на нее посмотреть. Марина задала вопрос и ждала ответа, и все остальные ждали. А он что, особенный? Тоже повернулся к ней и стал ждать.
Только почему-то казалось, что ждет он совсем не ответа. То есть ответа, но на другой вопрос.
А зеленоватые глаза упорно косили в сторону, словно она решила прикинуться зайцем.
Ладно. Перебьемся как-нибудь.
Отворачиваясь, он успел заметить, как она отрицательно покачала головой. Значит, нет. Подумаешь! Ах, это относится не к нему. Это к ослу, в которого она играть не умеет.
Уже легче.
Илья осторожно вытянул ноги и тут же покраснел. Пятка, конечно же, въехала ей в тапок, смахнув его на пол. Интересно, кто-нибудь еще заметил?
— Ну, смотри сюда, я тебе расскажу быстренько, — тем временем надрывалась Марина, — раздаем карты и начинаем собирать одинаковые. Ну, там все короли или все тузы. По одной передаем друг другу.
— Главное, не глядеть, какую тебе передали, — вклинился дед, важно попыхивая трубкой, — сначала свою отдать, а уж потом…
— Вы ее сейчас запутаете, — перебила мать, — пусть один кто-нибудь объясняет. Даня, сними сейчас же папины очки с Геры!
Запыхавшийся Данька послушно протянул очки Илье и теперь пытался Геру оседлать.
— Она развалится! — предупредила бабушка.
—..а когда соберешь, надо быстро выкрикнуть слово. Остальным нужно тоже успеть выкрикнуть. Кто быстрей, понимаешь? Игра на реакцию.
— Марина, все ты путаешь! — горячился дед. — Остальным надо не просто успеть, а еще придумать такое слово, чтобы начиналось с той буквы, на которую заканчивается слово победителя.
— Жень, ты хоть что-нибудь поняла? — сочувственно спросила Ольга Викторовна и повернулась к сыну, — Илюша, расскажи ты, у тебя лучше всех объяснять получается.
— А?
Он не мог ничего рассказывать. Он был страшно занят. Все его внимание поглотило раскрасневшееся лицо, с которого поглядывали на него изумрудные растерянные глазищи.
Она пыталась нащупать утерянный тапок. Видимо, ползать под столом не входило в ее планы, и поэтому Женька изо всех сил старалась справиться, не сдвигаясь с места. Чтобы лишнего внимания не привлекать, должно быть.
Илья давно так не веселился.
Она все разъяснения пропустила, проводя розыскные работы. А потом он увидел, как она смутилась, обнаружив свой драгоценный тапочек прижатым его пяткой.
И точно пора в ясли. Причем им обоим, он это вполне сознавал.
Но было плевать.
— Илья, ты будешь играть или про свои бамажки думать? — сердито окликнула его бабушка.
— Буду.
— А может, мы зря его, а? — встрепенулась мать. — Илюш, может, тебе работать надо?
— Надо, — радостно хрюкнул он, с ликованием глядя прямо в зеленоглазое лицо, залитое краской смущения, — поэтому давайте не будем о грустном, лучше я про осла еще раз расскажу. Женя, вы слушаете?
— Илья! Ты же не на банкете! — попеняла бабушка. — Чего выкаешь?
— Мам, он из уважения, — вступилась Ольга Викторовна.
— На фиг такое уважение! — фыркнула Марина и от возмущения дернула локтями, смахнув со стола дедушкин кисет.
Виктор Прокопьевич запричитал, что «такой махорки днем с огнем не сыщешь!» и бросился собирать. Марина его отодвигала, пытаясь помочь. Бабушка, забавляясь, постукивала согнутым пальцем по мужниной лысине. Любопытная Гера всунулась между дедом и внучкой, принюхалась, обиженно и звонко чихнула пару раз, и от махры следа не осталось.
— Вы там как? — осведомился Илья. — Готовы?
— А ты уже все рассказал?
— Все. Женя, я все рассказал?
— Наверное.
— Ну вы меня поняли?
— Илья! Говори ей ты, а то у меня в глазах двоится! Он небрежно кивнул.
— Так что, Женя, ты поняла, как играть? Правила уяснила?
Ей казалось, он говорит о какой-то другой игре. И правила той, другой игры ей были неизвестны.
Что, если он решит, будто она их приняла?
Что тогда будет?!
Возможно то, о чем несколько часов назад она запретила себе мечтать. Возможно с той же вероятностью, что сегодня ночью во двор посреди сосен и цветочных клумб приземлится летающая тарелка, и милые зеленые человечки кинутся к Женьке с распахнутыми объятиями.
Вот такая была вероятность.
Очень глупо ее учитывать. А стало быть, игра повернется против Женьки в любом случае.
Не зная броду, не лезьте в воду, напомнила бы мать народную мудрость.
Кто не рискует, тот не пьет шампанское, улыбнулся бы папа.
— Я запомнила правила, — четко выговорила Женя, слегка приободрившись.
Папа прав, как обычно. Риск — благородное дело.
Должно быть, поэтому она смело взглянула в темные глаза человека, минуту назад похитившего ее тапок, а еще раньше умыкнувшего сердце.
Ох, не болтай ерунды, сказала бы Ираида.
Женька развеселилась, приосанилась и даже осмелилась чуть пихнуть его ногу под столом, все еще надеясь обрести тапочек.
Илья усмехнулся ласково, но ногу не подвинул.
— Что-то Данька притих, — внезапно насупился дед, — уж не в гараже ли он снова?
— Не, он подоконник берет штурмом, — проницательно заявил Илья и страшным голосом заорал: — Данила, если ты немедленно не отлепишься от стены и не сядешь играть в карты, я отправлю тебя на вечное поселение в Сибирь.
Потирая ладошки о шорты, Данька появился из-за угла и смущенно шмыгнул носом.
— Па, а как ты догадался? Я же тихо.
— Я тебя знаю почти четыре года! — отрезал Илья.
— Правда? — Данька быстро вскарабкался на стул и прижался щекой к Ирине Федоровне. — Ба, а ты меня сколько знаешь?
Бабушка погладила его по волосам, отняла у Марины зуботычку, которой она чиркала о коробок, пытаясь дать деду прикурить, по новой раздала карты и, конечно, сразу же выиграла.
— Лягушка! — заорала победительница, бросив карты в середину стола.
Остальным надо было безотлагательно придумать слова на «А», тоже крикнуть и быстро положить ладонь на бабушкины карты. Чья рука последняя, тот и проигрывает, получая в копилку букву «О». Потом «С». И так далее, пока не получится целый «осел».
Главное — уловить момент, когда выявится победитель и сообразить, какая буква последняя в его слове. Это было трудно, учитывая, что народу много, и каждый себе на уме.
Данька первым после бабушки заорал:
— Акно!!!
И так хлопнул по столу, что Гера недоуменно встрепенула ушами.
Ольга Викторовна следом сообщила:
— А… а… а… я не знаю… акробат!
Дед одновременно с ней протяжно стонал на одной ноте:
— Ааааааа…
Пока не достонался до «автобуса».
Женьке ослицей становиться не хотелось, но в голове было пусто, ни мысли, ни словечка. Может оттого, что Илья насмешливо глядел на нее и беззвучно шевелил губами, словно подразнивая.
Рядом, ерзая на стуле, нервничала Маринка.
— А… окрошка… нет, нет, нет,… Али-баба… нет, нельзя, осока… блин, блин!.. алиби! Вот! Алиби!
— Апельсин, — выдохнула Женька, внезапно отыскав в памяти такое милое, солнечное слово.
— Аквалангист, — с невозмутимым спокойствием заявил Илья на одном дыхании.
Секунда в секунду вместе с ней!
Но ее рука оказалась сверху. Совершенно автоматически. Машинально, можно сказать. Ведь того требуют правила.
Кожа у него была шершавая и прохладная, несмотря на пылкость июньского солнца.
Женьке хватило одного мгновения, чтобы понять, как нелепо выглядит ее ладонь на его руке. Абсолютно инородное тело. Так и должно быть. Отдернув пальцы, она быстро пристроила их на колени, под стол.
Следующий кон выиграл дедушка и, победно сверкая очками, выдал замысловатое «естествознание». Пока восхищались, пока разбирались, что к чему, Женька отчаянно рылась в подкорке, соображая.
— Ежик! — со счастливой улыбкой заявил Данька.
— Елка! — крикнула Марина.
Ольга Викторовна придумала «енота», а бабушка «егозу».
Илья с Женькой старательно избегали смотреть друг на друга.
Дурацкая игра! Ну что за дурацкая игра! И кто ее только выдумал! Об этом в разных вариациях думала Женя.
Может быть, ей подсказать, а то изведется вся, думал Илья.
Он никак не ожидал такой пылкости. Она ему так треснула по руке, что даже след остался. Совсем бледный, но заметный все-таки. Попозже он его тщательно рассмотрит. И предъявит иск за моральный ущерб. Скажем, штук десять поцелуев.
Нет, чего мелочиться, штук сто.
Определенно, он сходит с ума. И самое поразительное — ему это нравится.
— Ерунда! — наконец, выпалила Женька и припечатала ладошкой бабушкину руку.
— Единство, — снисходительно хмыкнув, высказался Илья.
У него был один миг, чтобы прикоснуться к ее пальцам. И, черт побери все на свете, этот миг стоил того, чтобы замучиться в окружении бумаг, сигануть в окно и временно впасть в детство.
* * *
После обеда Данька, словно разморенный на солнышке щенок, заснул прямо в кресле, не осилив дорогу до комнаты. Бабушка задернула шторы и вытолкала всех обратно на террасу.
Говорить было лень, и двигаться тоже, и каждый, устроившись с максимальным комфортом, расслабленно засопел.
Женька зевнула в ладошку, смутно надеясь, что Илья вскорости заснет и перестанет на нее пялиться.
Она даже запахнула халат потуже, с вызовом покосившись в черные глаза за стеклышками очков.
Пялиться он не перестал. И она слегка зарделась, твердо зная, что рада этому, и досадуя на себя за эту неуместную, глупую радость.
Что-то приключилось с головой, точно. Во всяком случае разумно мыслить она отказывалась, зато чрезвычайно настырно наполнялась дикой веселостью и прокручивала по сотому разу какой-то бравый марш. Казалось, вот-вот бодрая музыка хлынет из ушей.
Хорошо еще, что не было сил пуститься в пляс. Но исполнить цыганочку с выходом очень тянуло.
Женька едва убедила себя, что просто свалится в траву. Но с безумным весельем в собственной голове ничего поделать не могла, оставалось только надеяться, что никто больше не услышит этот концерт.
— Вы, как знаете, а я тоже вздремну, пожалуй, — объявил дед и мгновенно захрапел.
— Я в город, — хмуро сообщил Илья, вполне оценив Женькины манипуляции с халатом.
Никакого другого варианта у него не было. Не придумывалось. Работать он все равно не сможет. А на что-то более интересное у него прав нет. Нет и все тут!
За игрой он думал только об одном. Но мыслительный процесс продвигался не слишком успешно, то и дело отвлекали смущенно-розовые щеки, нервные пальцы, воинственный темный хохолок, в котором запуталось солнце, и дрожащие в улыбке губы, и полыхающие азартом глазищи.
Нет, невозможно было сосредоточиться.
В обед он принялся думать с удвоенной силой. После обеда подумал еще. Зачем-то притащился вместе со всеми на террасу, хотя обычно в это время стояла особенная тишина, и можно было без помех поработать. Вместо этого Илья пристроился на перила и снова стал думать.
Решительный жест, которым она завернулась в халат, словно тот был бронежилетом, Илью позабавил и рассердил одновременно.
— Сыночек, ты же не собирался, — сквозь дремоту проговорила Ольга Викторовна, — чего тебе там делать, в этом городе?
— Мне надо. Срочно. И потом, продукты кончились, я посмотрел. А в нашей лавке ни хрена не купишь.
Ай, да молодец, ловко придумал.
— Так ты на рынок, что ль собрался? — зевнула бабушка.
— Ну.
— Жень, у тебя какой размер?
— Что? Зачем? — уставилась Женька на Ирину Федоровну.
Та невозмутимо заявила, что существовать сутками в халате — нонсенс. Конечно, в доме найдется одежда, но вряд ли она Женьке подойдет.
— Еще как подойдет! — заорала та, напуганная неопределенными подозрениями. — И потом, у меня есть платье.
— Твое платье никуда не годится! — отрезала Ирина Федоровна. — Пятна от травы так и не отстирались. Нельзя так легкомысленно относиться к нарядам, Женечка! Давай-ка, напиши Илье размеры, он купит все необходимое. Конечно, можно заехать к тебе домой, но это другой конец города! Он вернется как раз к Новому году… Стоп, Женечка, не надо ничего писать.
Женя вздохнула с облегчением. Илья, смущенный отчего-то, как школьник, раздраженно махнул рукой.
— Это ваши женские дела. Я пошел!
— Илюша! — приоткрыла один глаз Ольга Викторовна. — Бабушка права, а ты, как всегда, думаешь только о себе.
Ну конечно! Он же — эгоист, циник и канцелярская крыса.
— Извини, сынок, я не то хотела сказать, — мягко добавила мать, — просто Жене нужно…
— Мне ничего не нужно, правда! Ну что вы ей-богу!
Женька растерялась еще больше, осознав, что ее никто не слушает. Кажется, семейство окончательно и бесповоротно определило ее в неразумные дитяти и взялось опекать по полной программе.
И что с этим делать?!
—..ничего не понимаешь, да и вообще тебе это поручать не слишком удобно, — тем временем рассуждала Ольга Викторовна, — правда же, мам?
Бабушка величественно кивнула и открыла было рот, чтобы предложить еще какой-то безумный план, но тут из гамака подала голос Марина.
— Так пусть вместе едут, делов-то! Женька вполне доковыляет до магазина.
— Ты доковыляешь? — озаботилась Ольга Викторовна, поворачиваясь к Жене.
Та, схватившись ладонями за пылающие щеки, яростно помотала головой.
— Я не могу. Мне не надо. Я вот… в халате.
Илья, наконец-то, осознал размеры подарка, который ему преподнесли родственники, сами того не зная. Он бы до этого никогда не додумался. Он не представлял, что все может обернуться такой удачей.
Она поедет с ним.
Дурачина, он еще минуту назад с отвращением представлял себе этот бессмысленный отъезд, здорово похожий на бегство. А теперь все вон как складывается.
Обалденная у него семья! Самая лучшая!
— Пошли, — с решимостью, которой не испытывал вовсе, Илья взял Женьку за руку, — расскажешь по дороге, как тебе здорово живется в халате.
Маринка сдавленно хрюкнула в гамаке. Бабушка с матерью успокоились по поводу судьбы бедной сиротинушки и мирно запыхтели.
— Я не пойду, — шипела Женька в его голую спину, — слышишь, я не пойду.
— Ты уже идешь, — сообщил Илья, не оборачиваясь.
— Нет, не иду! Ты меня волочишь!
Он доволок ее до лестницы и слегка подпихнул в бок.
— У тебя две минуты, чтобы переодеться в никуда не годное платье!
Женька отчаянно топнула ногой.
— Я не…
— Не ори! Ребенка разбудишь! — Илья кивнул в сторону кресла, где мирно сопел Данька, — давай, собирайся.
— Ты что, не слышишь меня?! Я страшна благодарна вам за все, но есть же пределы…
— Нет предела совершенству, — пропел Илья тихонько, взмахнув, словно дирижер, ладонью.
— Дурдом какой-то, — буркнула Женя, понимая, что дальнейшее сопротивление не имеет смысла.