I

Лори меня вновь неустанно зовет, Тоска по отчизне мне сердце томит. И властно расправила крылья, и вот Душа моя к дому родному летит. А там, перед отчим сидя очагом, С тоской и надеждой давно меня ждут И, слушая вьюгу в ночи за окном, О витязях древних беседу ведут. Туда – где гора над горою встает, Где по небу горы ведут хоровод, Где пьяные горы встают поутру, Как гости, на свадебном буйном пиру Плясавшие, пившие целую ночь, Когда стародавние богатыри Дэв-Бед и Дэв-Ал Арагацову дочь, Украв, привезли в неприступный Лори.

II

Эй! горы зеленые, детства друзья! Опять я вас вижу, и вспомнилась мне Счастливая ранняя юность моя! Любимые лица прошли, как во сне, Прошли, будто множество ярких цветов, Что прошлой весной здесь на склонах цвели, Прошли, как ручьи прошлогодних снегов, — Но снова взываю я к ним издали… Вы – первые воспоминания! вам Привет моей осиротелой души! Вас ищет она по горам и холмам, Взволнованным голосом кличет в тиши! «Из тьмы, из могилы вставайте опять, Хочу вас увидеть, услышать, обнять!» И снова дышите весной бытия, Чтоб высшей отрадой наполнился я.

III

Из темных пещер, с обомшелых громад Утесов, из чащи безмолвных лесов, Сквозь годы, как эхо, – я слышу – звенят Далекие звуки родных голосов. Вновь крики кочевья звучат издали, И вновь над шатрами дымки расцвели. И бодро встают из предутренней тьмы Знакомцы, и прошлое снова живет. А там, где росою дымятся холмы, Чу! – слышишь? – пастух в отдаленьи поет:

IV

«Эй, сиди в шатре, девушка, молю! Закружила ты голову мою. Я забыл покой, как ашуг пою. С песней, как в бреду, По лугам иду. Бросил я овец, За тобой бреду. Ты огнем любви сердце мне сожгла, Нитями волос ноги обвила. Я умчу тебя силой из села, Эй, девушка гор, Красавица гор, Смуглая краса, Черная коса! Коль не суждена ты мне никогда — Не стерплю тогда, кровь пролью тогда, В горы я уйду, сгину без следа! Эй, полночь – глаза! Эй, море – глаза! Погублю себя Я из-за тебя!»

V

Саро молодой на склоне поет, — Не может Ануш в шатре усидеть. «Ты знаешь, нани 1 , нас кто-то зовет… Ну, слушай, нани… Ну, дай поглядеть!» «Довольно, Ануш, в шатер свой войди! Ведь девушка ты, спокойно сиди. Увидят тебя – осудит народ, Худая молва повсюду пойдет». «Нани, погляди-ка, на склоне другом Щавель, как ковер, зеленеет кругом. Пусти погулять ты дочку свою, Нарву щавеля, «Джан-гюлум» спою». «Ты что потеряла, негодная, там? Что тянет тебя к молодым пастухам? Сиди-ка в шатре да за дело берись, Будь скромной! ведь ты уж невеста! Стыдись!» «Ой, сердце мое беспокойно давно, Нани, и томится и ноет оно, То вдруг окрылится и рвется тогда Не знаю – куда! Не знаю – куда! Нани-джан! 2 Нани! О, как же мне быть? Покоя мне нет, что сделать с собой? Нани-джан! Нани! позволь же сходить С подругами мне – к ручью за водой!..»

VI

В ущелье девушки толпой С кувшинами бегут, Смеются, шутят меж собой, И на бегу поют: «Сквозь тучи падает поток В кипучем серебре; Чей яр 3 , печален, одинок, Рыдает на горе? Эй, воды снеговых вершин, Спадающие с гор, Бегущие по дну долин На луговой простор! Видали ль яра моего? Напился ли мой яр? Прошла ли боль в груди его — Бессонный сердца жар?» «Твой яр, огнем любви спален, Пришел, воды испил; Как жаждал он! – Но жажды он Водой не утолил…» «С вершин бежит поток седой В кипучем серебре… Ах, то – мой яр, то – милый мой Рыдает на горе!..»

VII

И в сердце у матери выросло вдруг Глухое сомненье, неясный испуг… «Давненько Ануш кувшин свой взяла, Спустилась к ручью – и все не пришла… А тучи сгустились, окутали высь, В ущелья забились, друг с другом сплелись. И – страшно! – беды не случилось бы с ней, Немало ведь бродит недобрых людей… Ануш, ох, бессовестная!» – И встает Старуха и к краю ущелья идет. И, ко лбу ладонь прислонивши, кряхтя, Бесстрашное кличет и кличет дитя: «Эй, дочка, срамница! Что делаешь ты В овраге одна средь такой темноты; Глянь – тучи какие, гроза на пути! Ты что потеряла, не можешь найти? Ты слышишь, Ануш? Эй дочка Ануш!» — И бьет по коленям и охает: «вуш!» Над пропастью мать, растерявшись, сидит И вниз, с омраченной душою глядит… А тучи сгустились, окутали высь, В ущелья забились, друг с другом сплелись И – страшно! – беды не случилось бы с ней, Немало ведь бродит недобрых людей…

VIII

«Ну, пусти меня!.. Слышишь? Мать звала…» «О, не уходи! Погоди, молю!..» «Ах, пусти, уйду… Я с ума сошла!.. Нет! не любишь ты так, как я люблю; Только я одна плачу и томлюсь, Думала – тебя вовсе не дождусь. Ты совсем, совсем про меня забыл: С коих пор одна здесь сидела я, Я ждала, ждала, ты ж не приходил, Все глаза в тоске проглядела я! Нет, ты меня Не слушаешь, Ты обо мне Не думаешь… А я сгорю, Огнем взовьюсь, Я растворюсь, Ручьем прольюсь. Не знаю я, Чем стану я, Коль еще раз Так буду ждать… Ива – говорят — Девушкой была, Милого ждала, Милый не пришел. Стан склонив, как ствол, Ивой у реки Сделалась она, Высохла с тоски… Шелестя листом Тонким над водой, Все стоит она, И дрожит она, И скорбит тайком Вечно об одном, Лишь о том, как яр Милую забыл…» «Ах, Ануш, Ануш! – упрекаешь ты, А не знаешь ты — Для кого свою песню я пою, С кем я говорю?.. И свирель моя, жалуясь без слов, Чью зовет любовь… И, когда в мечтах застываю я, С кем бываю я… И тоской о ком весь я полонен. И о ком мой стон… Ах, Ануш, Ануш! сердца нет в тебе!» — Юноша пастух, Пал на грудь Ануш, застонал в мольбе Замолчал, потух.

IX

«Ануш! Эй, Ануш! – скорее иди!» — Старуха нани вздыхает, кричит. «Иду я, нани! Иду! Подожди!» — Ответ в глубине ущелья звенит. Рассыпались косы у ней по спине, И пряди упали на щеки в огне, И вышла из пропасти, сквозь облака, Как лань, убегающая от стрелка, Кувшин на плече притащила пустой И нет на плече у ней для кувшина Подстилки. В ущелье осталась она. Эх, горе – беспечность души молодой. «Нани, испугалась я!» – дочь говорит. И хочет всплакнуть, да слеза не бежит. — «Внизу я людей увидала вдали, Подумала – турки купаться пришли…» Старуха клянет, досады полна, Трусливую глупую дочку свою. И сходит, бранясь, в ущелье она С кувшином пустым обратно к ручью.