Вот к Огану в дом, чуть забрезжил свет, Явился Давид получить ответ: «Что ж, дядя, молчал? Сказать бы пора, Отцовская где для охот гора? Козуля там есть и олень, и лань! Сведи же меня на ту гору. Встань!» «Ох, лучше бы ты про это не знал! Лишись языка, кто тебе сказал! Да, нашей гора была до поры, Но дичь той горы ушла с той горы. И козулям всем и ланям конец. Покуда был жив твой светлый отец (Счастливые дни — возвратишь ли вас?) — На горе той дичь едал я не раз… Он умер, и бог отвратил свой лик, Тут войско собрал царь Мысрамелик, Разгромил наш край, сады и дворы, Расхитил, угнал дичь с нашей горы, И ни лани нет, ни оленя там. Уж так на роду написано нам. Все прошло, сынок… ступай-ка домой. Мелик услыхать может голос твой», «Что сделает мне Мелик? Ничего. Позволенья, что ль, просить у него? Коль он мсырский царь, так Мсыр свой и знай. Чего ему лезть в наш нагорный край? Встань, дядя, бери свой лук и пойдем На ловчей горе пострелять вдвоем!» Огану пришлось тут встать и пойти. Пришли, а горы искать — не найти. Ограду снесли, повырублен лес; От самой горы даже след исчез.