У Давида-льва был дядя один,
Гроза-великан, — а звался Торос.
Про сасунский бой узнал исполин.
Он тополь взвалил на плечо, понес.
Он кричит врагам с далеких холмов:
«Иль больше у вас одной головы?
Что за люди вы? Или кто таков
Сасунец Давид, не знаете вы?
Неизвестно вам: крылат его конь!
Как явится с ним, да как пустит в пляс!
Убирайся прочь, Сасуна не тронь, —
Я пришел майдан очищать от вас!»
Враз тополем он как хватил шатры,
Их двадцать за раз сокрушил с плеча,
А Давид стоит на верху горы,
На поле глядит, как вишап, крича:
«Кто спит еще — дрему сгоняй!
А кто согнал — спеши, вставай!
Кто встал — доспехи надевай!
А кто надел — коней седлай!
Кто оседлал — скакать пускай!
Потом не лгать — легли, мол, спать,
Давид явился, мол, как тать».
Он прокричал и поскакал, —
Огонь разящий, свет и гром —
На вражье войско он напал,
Сияя молнией-мечом.
До полдня он рубил, топтал,
И к полдню — крови был поток,
Он бурно тёк, горяч и ал,
И трупы тысячами влек.
Во мсырском войске старец был,
Он много видел на веку.
«Пойду к Давиду, — дед решил, —
Он не откажет старику…»
Представ перед сасунским львом,
Разумно молвил старец тот:
«Век сила будь в мече твоем!
Твоя рука тебе оплот!
Послушать старика — не труд,
И своему поверь уму:
Чем провинился этот люд?
Его ты губишь почему?
Они все — дети матерям,
Они — светильники в дому,
Иной — жену оставил там, —
Вдаль тяжело глядеть ему;
Иной — свой дом, малюток в нем,
Отца да мать, и всю семью,
Иной — с завешенным лицом
Подругу юную свою.
То царь их пособрал везде,
Согнал бичом, грозил мечом!
Мы — бедняки, весь век в нужде,
Перед тобой мы грешны — в чем?
Твой враг — Мелик, виновник сеч;
Коль боя жаждешь, — с ним сразись,
Зачем же ты возносишь меч
На тех, что горем упились?»
«Ты молвил хорошо, старик, —
Сказал Давид, но знать хочу,
Укрылся где ваш царь Мелик,
Как день его я помрачу?»
«А вон, под тем шатром большим,
Где дым валит, он крепко спит.
А дым тот — вовсе и не дым:
Из уст Мелика пар валит».
Едва замолкнули слова,
Давид к шатру верхом летит,
А у шатра — араба два,
И звонко крикнул им Давид:
«Где царь ваш? Где врага найду?
Пусть выйдет — встретимся в бою!
Коль смерть неймет — я смерть ему,
Не бьет никто — так я убью!»
Они ответили: «Привык
Семь дней без просыпу он спать —
Уже три дня проспал Мелик,
Через четыре может встать»,
«Несчастный люд согнал гурьбой,
В крови он утопил людей!
А сам в шатер ушел цветной,
Спать завалился на семь дней?
Он спит иль нет — мне дела нет!
Будите, чтобы шел сюда!
Спать уложу тебя, сосед, —
Так не проснешься никогда!»
Арабы встали — как им быть?
Прут накалили на огне,
Царя по пяткам стали бить,
А царь лишь охает во сне:
«Ох! Невозможно час один
Забыться от проклятых блох!» —
И только крякнул исполин,
Невозмутим был царский вздох.
Лемех достали от сохи,
Его калили на огне
И, раскаленным добела,
Царя хватили по спине.
«Ох! Не уснешь и час один
От трижды клятых комаров!» —
Вновь глухо крякнул исполин,
Зевнул опять, уснуть готов…
Но вдруг вскочил, глаза скосил:
Пред ним — Давид! Мелик — рычать.
И начал дуть изо всех сил,
Чтоб великана прочь умчать.
Глядит — тот с места ни ногой.
Трепещет — подошла гроза!
И взор свой, кровью налитой,
Вперил в Давидовы глаза.
Как увидал, — так мощи в нем
На десять убыло волов.
Присел на ложе, — а потом
Поток полился льстивых слов.
«Привет Давиду! Отдохни,
Сядь, потолкуем, — говорит, —
А там со мною бой начни,
Коль боем ты еще не сыт».
В шатре меж тем он яму рыл.
До сорока локтей обрыв,
Ковром он пасть ее покрыл,
Сначала сеткою покрыв,
Кого он побороть не мог,
Тех зазывал к себе в шатер
И льстиво — гостю невдомек —
Сажал на гибельный ковер.
Сойдя с коня, вошел Давид,
Уселся и упал в провал…
«Ха-ха-ха-ха-!., Хо-хо-хо-хо! —
Свирепый царь захохотал.
Коли сумел туда попасть,
Там и сгниешь! Довольно жил!»
И на погибельную пасть
Огромный жернов наложил.