И погнал овчар-великан свой скот В несравненный край Сасунских высот. «Эй, горы, джан! Родные, джан!» Как он залился, окликать пошел, Оглушил раскат и гору и дол. Пустилось зверье из берлог, из нор — Разбежались врозь, разбрелись средь гор. По следу искать их начал Давид, Он в горы бежит, он в долы бежит. Лис, зайцев, волков, косуль наловил, В отару одну с ягнятами сбил. Ввечеру погнал их в Сасун, домой. Тут и шум, и крик, тут и визг и вой. Увидал тогда весь сасунский люд, Что звери толпой на город идут. «Дела бросай! — Себя спасай!» Тут, рад не рад, И стар и млад Скорей утекать — кто в лавку, кто в храм, Заперлись в домах, сидят по дворам, Явился Давид, на майдан идет: «И рано же тут ложится народ! Ягнят встречай! Козлят встречай! Эй, кто хозяин? Отворяй! За одного — все десять на! За десять — двадцать на сполна! Скорей вставай, сюда иди, Ягнят-козлят в хлева веди!» Глядит — не идут; что ни дом — замкнут, Разлегся и сам на майдане тут. Уснул — головой на камне, — устал; До самой зари сладким сном проспал. Наутро чем свет поднялись князья, К Огану пришли, все — одна семья: «Эй; Оган-Горлан, возьми тебя прах! К чему дурачка держать в пастухах! Где овца, где волк — ему невдомек, Весь Сасун зверьем набил пастушок. Бога ради, дай другой ему труд, Не то люди все со страху помрут».