«Закрепиться, пока не поздно»

Покинув «Скобелев» в Маниле 17 апреля 1883 года, Николай Николаевич на испанском судне перебрался в Гонконг, чтобы дождаться там парохода, следующего в Австралию. В Гонконге Миклухо-Маклая ждало крайне неприятное известие. Произошло то, чего он боялся больше всего: правительство Квинсленда, действуя на свой страх и риск, 4 мая объявило об аннексии восточной части Новой Гвинеи и обратилось к имперскому правительству в Лондоне с просьбой одобрить эту аннексию.

Явно преувеличивая свое влияние на ход событий, Николай Николаевич вообразил, что акция Квинсленда была спровоцирована экспедицией «Скобелева» и страхом австралийских политиков перед возможной аннексией Восточной Новой Гвинеи Россией. «Мне стало ясно, — написал он в Петербург, — что мое переселение с почтового австралийского парохода на русское военное судно не прошло незамеченным в Австралии и что в Брисбейне, куда отправился пароход "Chyebassa", это обстоятельство так встревожило тамошнее правительство, которое, надо заметить, уже не раз изъявляло желание занять Новую Гвинею, что, боясь опоздать, убедило <…> губернатора сэра Артура Кеннеди сделать этот поспешный шаг».

Однако материалы, хранящиеся в архиве Квинсленда, не подтверждают мнение Миклухо-Маклая. Как видно из этих материалов, глава правительства Квинсленда Т. Макилрейт и его представитель в Лондоне Т. Арчер в своих пояснениях имперским властям ссылались на необходимость установить контроль над колонистами, поселившимися на Новой Гвинее, обеспечить судоходство через Торресов пролив и создать там угольную станцию, а также предотвратить угрозу британским колониям в Австралии, которая возникла бы в случае захвата Восточной Новой Гвинеи какой-либо европейской державой. В этих официальных документах держава не была названа, но из газет и заявлений политиков явствует, что в Австралии, в том числе в Квинсленде, особенно опасались возможного захвата части Новой Гвинеи Германией. Эти опасения приняли в Австралии буквально панический характер после появления 27 ноября 1882 года во влиятельной немецкой газете «Альге-майне цайтунг» большой статьи с призывом безотлагательно присоединить Новую Гвинею к германским владениям. Что касается Миклухо-Маклая, то он упоминается в материалах этого фонда лишь как исследователь Новой Гвинеи.

Узнав из газет об акции квинслендских властей, Миклухо-Маклай спешно отправил 2 — 3 мая из Гонконга два письма сэру Артуру Гордону, в которых вновь призвал его защитить человеческие права папуасов Берега Маклая и других районов Новой Гвинеи. Считая меньшим злом присоединение Восточной Новой Гвинеи (или ее юго-восточной части) непосредственно к Великобритании, путешественник просил не допустить поглощения этой территории Квинслендом.

Как свидетельствуют документы, Гордон, назначенный генерал-губернатором Цейлона, но еще остававшийся в Англии, в принципе не возражал против присоединения Восточной Новой Гвинеи к Британской империи, но считал такую акцию несвоевременной по политическим соображениям. Переписка с русским путешественником и встреча с ним в Англии в январе 1883 года, по-видимому, оказали определенное влияние на Гордона. 20 апреля, то есть еще до того, как были написаны два упомянутых письма Миклухо-Маклая, сэр Артур направил Гладстону письмо, в котором рекомендовал дезавуировать правительство Квинсленда. Гордон подчеркивал, что в случае включения Восточной Новой Гвинеи в состав этой колонии папуасы окажутся во власти «невежественной и эгоистичной олигархии, принадлежащей к другой расе и имеющей интересы, прямо противоположные интересам туземцев», что квинслендские власти и колонисты будут обращаться с папуасами, как с австралийскими аборигенами — по мнению квинслендских обывателей, «вредными тварями, которых следует смести с лица земли». Гордон написал также министру колоний лорду Дерби и канцлеру лорду Селборну, опубликовал письмо по этому вопросу в газете «Тайме». Информация, полученная от Гордона, равно как его юридические аргументы (колония не может иметь колоний) побудили кабинет Гладстона 2 июня 1883 года объявить действия властей Квинсленда «неоправданными» и отвергнуть провозглашенную аннексию.

Еще не зная, чем закончится экспансионистская акция Квинсленда, Миклухо-Маклай вслед за письмами Гордону отправил письмо великому князю Алексею Александровичу. Как видно из этого документа, в связи с серьезной угрозой, нависшей над Берегом Маклая, путешественник решил вернуться к возникшей у него еще в 1875 году, но отвергнутой царским правительством идее установления над Берегом Маклая российского протектората, вероятно, надеясь совместить его — пусть в модифицированной форме — с Папуасским союзом. Вместе с тем, «ввиду бесцеремонного захвата островов Тихого океана Англиею, Германиею и Франциею», Николай Николаевич призвал в цитируемом письме приобрести в Океании «русский порт (или несколько таковых)», предпочтительно в одном из архипелагов Микронезии. Миклухо-Маклай развивал эти мысли и варьировал их в зависимости от текущей политической обстановки в письмах Александру III и его сановникам. «Жаль, однако же, будет, очень и очень жаль, если Россия упустит время заявить свое положительное желание занять <…> одну из групп островов Тихого океана», — писал он Копытову в октябре 1883 года. Путешественник пытался привлечь к поддержке своих планов К.П. Победоносцева. «В настоящее время, — писал он двумя месяцами позже всемогущему обер-прокурору Святейшего синода, — более или менее явно в водах Тихого океана происходит дележ. <…> Надеюсь, что Россия не опоздает в этом дележе и возьмет себе подходящее. <…> Следует ковать железо, пока оно горячо».

Как совместить призывы Миклухо-Маклая к созданию военно-морской базы на тихоокеанских островах с его борьбой в защиту человеческих прав островитян Океании? Сам путешественник прямо не ответил на этот вопрос. Попробуем высказать некоторые соображения, опираясь на логику его поступков.

Прежде всего Миклухо-Маклай исходил из предпосылки, высказанной Александром III в Гатчине, что «Россия не нуждается в "завоеваниях" на островах Тихого океана, а что приобретение местности или местностей, удобных для склада угля и проч., может быть сделано путем мирным, без нарушения прав собственности туземцев» или, как он сам позднее подчеркивал, «с полного согласия туземцев, без малейшего обмана и насилия». Более того, русские военные моряки, в отличие от европейских и американских шкиперов, торговцев и плантаторов, не только не стали бы эксплуатировать обитателей этих местностей, но самим фактом своего присутствия защитили бы их от «охотников на черных дроздов» и других чужеземных угнетателей. Сходную функцию, по мнению путешественника, выполнял бы русский протекторат над Берегом Маклая, который, как он полагал, «избавит многие тысячи туземцев, с одной стороны, от постоянных войн и постоянного страха быть ограбленными, убитыми и подчас съеденными соседними племенами, а с другой — от нередко встречающихся в этой части света случаев людокрадства, рабства, насилия, несправедливого захвата земли белыми и т. д.». Иными словами, Миклухо-Маклай, «переходя с чисто русской точки зрения на более обширную точку зрения человеколюбия, гуманности и цивилизации», довольно самонадеянно надеялся совместить геополитические интересы России с защитой островитян от злодеяний колонизаторов.

 

Свадьба с препятствиями

В Торресовом проливе на острове Терсди (Вайбин) у Миклухо-Маклая, плывшего из Сингапура в Сидней на пароходе «Венис», появился попутчик — английский миссионер Дж. Чалмерс, с которым путешественник познакомился в 1880 году на юго-восточном побережье Новой Гвинеи. Обсудив создавшееся положение, Миклухо-Маклай и Чалмерс пришли к выводу, что необходимо любой ценой предотвратить поглощение части Новой Гвинеи Квинслендом. По инициативе русского путешественника 1 июня 1883 года ими было написано совместное письмо лорду Дерби на случай, если английское правительство решит присоединить Восточную Новую Гвинею к британским владениям. Миклухо-Маклай и Чалмерс просили уважать «права туземцев на их земле», полностью запретить вывоз рабочих с Новой Гвинеи, ибо он на практике неминуемо вылился бы в какую-нибудь систему «приличного» людокрадства, совершенно воспретить ввоз на остров спиртных напитков. Копию этого послания Миклухо-Маклай отправил Гладстону, выразив в сопроводительном письме надежду, что имперское правительство не поддержит политику «насилия, людокрадства и невольничества». Чалмерс высадился на берег в Куктауне, а Николай Николаевич проследовал далее в Сидней, куда прибыл 10 июня.

Вскоре по возвращении в Сидней Миклухо-Маклай узнал, что непосредственная угроза Восточной Новой Гвинее со стороны Квинсленда на сей раз миновала. Но путешественник понимал, что для благодушия нет оснований. «Я полагаю, — писал он Копытову еще до прибытия в Австралию, — что английское правительство не захочет ссориться с австралийскими колониями ради Новой Гвинеи и что "by and by" согласится на это увеличение своих колоний под предлогом, что не может потерпеть, чтобы какая-нибудь другая держава утвердилась бы так близко от Австралии».

В Сиднее Николая Николаевича ждала крупная неприятность. 28 сентября 1882 года, когда он находился в Европе, сильный пожар в Выставочном городке, раздуваемый шквальными порывами ветра, уничтожил за несколько часов Садовый дворец и окружавшие его павильоны. Ходили слухи, что пожар устроили злоумышленники, чтобы сжечь хранившиеся во дворце полицейские архивы. Полагаясь на полицейских, охранявших выставочный городок, Миклухо-Маклай оставил в павильоне, предоставленном ему правительством Паркса, часть своих вещей и после открытия биологической станции. Теперь на месте павильона он обнаружил кучу пепла и покореженный металлический каркас. Нам неизвестен размер причиненного ему ущерба, но путешественник скорбел об этой утрате.

Прожив несколько дней в Австралийском клубе, Миклухо-Маклай обосновался в здании биологической станции и занялся прежде всего матримониальными делами. Невеста с нетерпением ждала его приезда и — по возможности скрытно от окружающих — возобновила с ним интимные отношения. Но ее семья всячески стремилась воспротивиться браку. «Все родственники, — писал Николай Николаевич брату Михаилу, — против нашей свадьбы, выдумывают разные препятствия. <…> Рита бедная не знает, кого слушаться, меня или отца своего, которого она очень любит и который не особенно дружественно смотрит на нашу свадьбу».

Несмотря на широкую известность и дворянское происхождение, Николай был для сэра Джона и его родни человеком иного круга. Как они считали, этот чужеземец не имел устойчивых источников дохода, отличался сомнительным здоровьем и к тому же мог увезти Маргерит на Новую Гвинею или, чего доброго, в далекую, утопающую в снегах Россию. Молодой женщине внушали, что Николай ее там бросит, что у него могла остаться в России жена и т. д.

Существовала и другая, вполне меркантильная причина противодействия родственников Маргерит, о которой мы узнали из письма сотрудника Австралийского музея А. Мортона куратору этого музея Э. Рэмзи, находившемуся тогда в Европе: согласно завещанию ее покойного мужа, Маргерит теряла две тысячи фунтов годового дохода в случае вступления в новый брак, а эти деньги — важное подспорье для семьи Робертсон, оказавшейся в трудном финансовом положении. Но, как писал Мортон, она «не хочет их слушать», ибо «безумно влюблена» в русского путешественника. Чтобы быть вместе с любимым, Маргерит готова была обречь себя на жизнь, полную лишений, пойти на разрыв или, во всяком случае, на ссору со своей семьей.

Тогда сэр Джон выдвинул последний и, как ему казалось, решающий аргумент: брак православного на иноверке, к тому же заключенный по протестантскому обряду, не будет признан законным в России. Николаю Николаевичу пришлось послать в ноябре 1883 года телеграмму гофмаршалу князю В.С. Оболенскому: «Прошу разрешения Государя на мою женитьбу на протестантке с условием, что потомство женского пола будет протестантского вероисповедания».

Однако всесильный и своенравный обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, которому царь приказал передать телеграмму, счел ее «чересчур бесцеремонною да и странною» и положил ее под сукно. Лишь по получении письма от Миклухо-Маклая и личного указания Александра III (узнавшего о задержке от Оболенского) Победоносцев в конце января отправил в Сидней телеграмму, которая, по словам Миклухо-Маклая, «благодаря своей большой ясности и счастливому для меня обстоятельству, что была послана на английском языке», совершенно устранила «всякое недоразумение и новые проволочки». Сэр Джон вынужден был уступить. Свадьба Нильса и Риты, как называли друг друга влюбленные, состоялась 27 февраля 1884 года.

Проведя неделю в Голубых горах, молодая чета поселилась в арендованном особняке в престижном сиднейском районе Балмейн. «Вы вполне правы, называя меня счастливым человеком, — писал Миклухо-Маклай вскоре после женитьбы Дж. Уилсону. — Действительно, я теперь понимаю, что женщина способна внести истинное счастье в жизнь мужчины, который никогда не мог поверить, что оно существует на свете». Маргерит быстро и легко вошла в дела мужа и искусно выполняла роль его секретаря. В ноябре 1884 года в семье родился первенец, которого назвали двойным именем — Александр Нильс.

Молодая семья вскоре начала ощущать материальные тяготы. «Жизнь здесь, в Сиднее, очень дорога, — писал путешественник младшему брату в апреле, — и я не знаю, как мне будет возможно ухитриться прожить этот год». Миклухо-Маклай убедился, что полученная от царя субсидия, «достаточная для человека холостого, оказалась нехватающею для самой скромной жизни человека женатого в Австралии». Временное облегчение принес денежный перевод (около 200 фунтов) от Екатерины Семеновны — первый после многолетнего перерыва. В конце года Николай и Маргерит перебрались в более скромное жилище в Уостонс-Бей, поблизости от биологической станции. В этом домике в декабре 1885 года родился их второй сын — Владимир Аллен.

 

Попытка написания книги

Пока продолжались хлопоты, связанные с женитьбой и устройством семейного очага, о серьезной работе над книгой нечего было и думать. В этот период Миклухо-Маклай выступил на заседаниях местного Линнеевского общества с сообщениями на такие разные темы, как форма черепа у австралийских аборигенов, температура тела утконоса, мозг дюгоня и панцирь краба, якобы используемый при метеорологических наблюдениях. Приезжая на биологическую станцию, ученый занимался главным образом приведением в порядок коллекций и других материалов своих экспедиций. Кроме того, он возобновил совместно с У. Маклеем сравнительно-анатомическое изучение акул.

Судя по письму брату, лишь в апреле 1884 года Миклухо-Маклай решился приступить к подготовке к печати своих новогвинейских дневников, которые должны были составить основу капитального труда, обещанного им совету РГО и Александру III. Тетрадку с записями за 1871 год сразу отыскать не удалось, а потому он начал с января 1872 года. Сохранилась любопытная рукопись — фрагмент подготовленного к печати дневника с 1 по 24 января в переводе на английский язык. Почерк принадлежит Маргерит, рукопись содержит небольшую авторскую правку. Этот текст был впоследствии опубликован в австралийском географическом журнале. Но работа по подготовке к печати дневников, по-видимому, не заладилась или, во всяком случае, крайне медленно подвигалась вперед, и путешественник снова занялся изысканиями в области антропологии, зоологии и других естественных наук. Пришлось в сентябре 1884 года обратиться к царю с просьбой «продлить дарованную мне годовую субсидию (400 фунтов) еще на один год, в течение которого я надеюсь прибыть в Петербург с готовыми для печати рукописями». Просьба Миклухо-Маклая была удовлетворена, но и в конце 1885 года работа над книгой все еще оставалась в самой начальной стадии.

Ряд обстоятельств сдерживал подготовку главного труда его жизни: хлопоты, связанные с женитьбой и устройством семейного очага, хроническая нехватка денег и болезни, в том числе медленно развивавшийся страшный недуг, не распознанный лечившими его врачами. Состояние его здоровья по временам было таково, что невозможно было даже задумываться о капитальных трудах, которые потребуют много месяцев упорной работы. К этим негативным факторам прибавился колониальный раздел Восточной Новой Гвинеи, глубоко потрясший путешественника и заставивший его мобилизовать свои интеллектуальные силы для защиты прав обитателей Берега Маклая. Однако дело не только в этих неблагоприятных для повседневной и систематической работы над книгой обстоятельствах, но и в творческой индивидуальности исследователя.

«Миклухо-Маклай, — справедливо отмечает Б.Н. Путилов, глубоко изучивший психологию «белого папуаса», — предстает перед нами как ученый, для которого работа по обобщению научных результатов многолетних путешествий оказалась чрезвычайно сложной не только из-за внешних обстоятельств (самих по себе очень важных), но и по причинам внутреннего, творческого порядка. Как и что писать, в каком объеме, в каких границах и в какой форме изложить итоги того, чему были отданы годы жизни, — эти вопросы, решавшиеся многими предшественниками Миклухо-Маклая с завидной легкостью и простотой, предстали перед ним как мучительно сложные». Если в 1882 году ученый считал, что «предполагаемое издание будет иметь характер строго научный» и «рядом с кратким историческим очерком (изложением обстановки и событий путешествия) будут следовать специально научные отделы по антропологии, сравнительной анатомии, этнологии, метеорологии и т. п.», то уже в 1884 году в его замыслах на первый план вышел «подробный рассказ» о путешествиях, интересный как для специалистов, так и для более широкого круга читателей, а «чисто научные добавления по разным специальностям» переместились в «отдельные выпуски», которые намечалось печатать «по мере окончания некоторых добавочных исследований». План издания менялся и в дальнейшем, но так и не был до конца определен.

 

Флибустьеры на Берегу Маклая

Находясь в Австралии, Миклухо-Маклай все время внимательно следил за развитием событий, касающихся Новой Гвинеи. В сентябре — октябре 1883 года в австралийской печати появились сообщения о том, что авантюрист Генри Мак-Ивер (в современной транскрипции — Макайвер) готовит военизированную колонизационную экспедицию на Берег Маклая.

Шотландец Мак-Ивер — один из наиболее известных «солдат удачи» XIX века. В 1860-х годах он участвовал на стороне южан в американской Гражданской войне, примкнул к волонтерам Гарибальди в борьбе за воссоединение Италии, «отметился» в военных конфликтах в Аргентине и Мексике, а в 1870-х годах сражался на Балканах, где получил чин сербского бригадного генерала. Мак-Ивер вполне мог бы быть прообразом одного из героев Дюма или Майн Рида. Но с годами в его действиях все более проявлялся трезвый меркантильный расчет. Он облюбовал британские колонии в Австралии и Новой Зеландии, обзавелся там связями с местными дельцами и политиками авантюрного толка.

Выше уже упоминалось о попытке Мак-Ивера снарядить в 1881 году колонизационную экспедицию из Новой Зеландии на Берег Маклая. Эта попытка провалилась из-за противодействия сэра Артура Гордона. Осенью 1883 года Мак-Ивер решил, что обстановка для осуществления его замысла стала более благоприятной. Вместе со своими деловыми партнерами он основал Новогвинейскую колонизационную и торговую компанию, купил пароход и начал прием заявок от желающих принять участие в экспедиции. В «Проспекте» компании, в частности, говорилось, что предполагается основать укрепленное поселение и «приобрести» у папуасов 500 тысяч акров плодородной земли на побережье в районе бухты Константина, а затем распродать ее крупными блоками колонистам. Чтобы поднять респектабельность этой затеи, Мак-Ивер заявлял, что намерен взять с собой миссионеров. Внимательно изучив этот «Проспект», Николай Николаевич писал в газете «Новости»: «Я весьма сомневаюсь, чтобы даже с помощью миссионеров генералу Мак-Иверу удалось отобрать у туземцев "миролюбивым" образом 400 или 500 000 акров плодородной земли!»

Видя серьезность намерений Мак-Ивера и зная о наличии у него влиятельных друзей, Миклухо-Маклай 27 октября послал лорду Дерби телеграмму: «Туземцы Берега Маклая требуют политической автономии под европейским покровительством», а на следующий день отправил Дерби письмо, в котором разъяснил, зачем была послана телеграмма, и раскрыл смысл содержащейся в ней формулы. Как «выразитель интересов и представитель (pro tempore) туземцев Берега Маклая», путешественник потребовал, «чтобы в случае прибытия белых на этот берег либо в случае дарования протектората или принятия решения об аннексии туземные установления, обычаи и порядки не были уничтожены и чтобы туземцы сохранили свое самоуправление», «чтобы земля осталась собственностью туземцев». Несмотря на давление сторонников Мак-Ивера в прессе и парламенте, Гладстон и Дерби, опираясь на мнение большинства лидеров либеральной партии, решили помешать флибустьерской экспедиции. Дерби дал знать Мак-Иверу, что имперское правительство не признает его земельные захваты на Новой Гвинее и даст указание командирам британских военных судов не допустить нарушения прав туземцев. «Солдат удачи» пытался маневрировать. Он создал якобы новую компанию и опубликовал ее менее одиозный «Проспект». Но Дерби не изменил своего решения. Среди основных акционеров компании начались раздоры, и весь проект с треском провалился.

Корреспонденции о телеграмме и письме Миклухо-Маклая лорду Дерби были напечатаны во многих английских газетах, причем иногда в вольной интерпретации. Эти корреспонденции вызвали отклик в петербургской праворадикальной и шовинистической газете «Новое время». 7 января 1884 года в ней появилась редакционная статья, грубо оскорблявшая «белого папуаса»: «Наш известный путешественник Миклухо-Маклай ударился в политику. По сообщению лондонских газет, Миклухо-Маклай, в качестве представителя папуасов Новой Гвинеи, написал лорду Дерби письмо, в котором просит его от имени папуасов принять их под покровительство Англии. Вероятно, за это приятное англичанам посредничество в Лондоне величают Миклухо-Маклая "бароном"». Выступление путешественника в защиту обитателей Берега Маклая суворинская газета трактовала как проанглийскую акцию, которую Англия использует для присоединения «под шумок» Новой Гвинеи к «своим колониальным владениям». Узнав об этой вылазке «Нового времени» из сиднейских газет, сообщивших, что русская газета нападает на Маклая за «недостаток патриотизма», путешественник немедленно отправил опровержение в «Новое время». Там 24 февраля напечатали его письмо с издевательским примечанием, что оно исходит от «кандидата в короли папуасов». В этом опровержении Николай Николаевич обещал в скором времени ознакомить русскую публику с подлинным содержанием переписки по поводу Берега Маклая.

Клеветническая кампания «Нового времени» вызвала возмущенный отклик петербургского корреспондента «Сидней морнинг геральд». Изложив обстоятельства дела и посочувствовав путешественнику, корреспондент выразил мнение, что от «Нового времени» ничего иного и нельзя было ожидать: эта газета известна «умышленным искажением народных идей и действий, грубым осмеянием всего выходящего за рамки обычного».

Николай Николаевич выполнил свое обещание, но сделал это на страницах враждующей с «Новым временем» либеральной газеты «Новости». Переписка о Береге Маклая и соответствующие комментарии выглядели вполне убедительно. Но путешественнику пришлось слукавить, чтобы объяснить, почему его «величают бароном»: «Английский перевод Hereditary Nobleman (родовой или потомственный дворянин), будучи слишком длинен и неупотребителен в Англии, был заменен прессою, при моем прибытии в Австралию в 1878 г., более коротким титулом "барон". Я много раз замечал моим знакомым, что я не "барон" и никогда не претендовал и не претендую на этот титул». В действительности, как уже знают читатели, Николая Николаевича начали именовать бароном еще до приезда в Австралию и титуловали так не только в газетах, но и в официальных документах лондонского кабинета и правительств британских колоний. Сам путешественник остерегался называть себя в своих письмах бароном, но не протестовал против применения к нему этого титула в печати и официальной переписке. Суворинская газета, отнюдь не по указанию «свыше», потешила публику, сообщив об этой мистификации.

 

Отто Финш поднимает германский флаг

Как видно из письма Гордону, написанного в апреле 1884 года, путешественник не отказался от осуществления «Проекта развития Берега Маклая», но думал всерьез приступить к нему по окончании работы над книгой, пока же осторожно подбирал себе соратников и помощников. Николаю Николаевичу казалось, что у него осталось еще «достаточно времени» для надлежащей подготовки. Между тем трагическая развязка быстро приближалась.

Отказ правительства Гладстона признать провозглашенную квинслендскими властями аннексию Восточной Новой Гвинеи вызвал недовольство и протесты не только в Квинсленде, но и в других английских колониях в Австралии. В декабре 1883 года в Сиднее состоялась межколониальная конференция, участники которой потребовали от имперского правительства обеспечить «присоединение к Британской империи всей той части Новой Гвинеи и прилегающих маленьких островов, на которые не притязает правительство Нидерландов». Дерби назвал решения конференции провозглашением австралийской доктрины Монро для Океании, так как ее участники постановили, что «Австралия не может находиться в безопасности, если какой-либо другой державе будет позволено обосноваться где-то между австралийским побережьем и Южной Америкой». Конференция предложила создать Федеральный совет Австралазии, чтобы координировать политику отдельных австралийских колоний в отношении тихоокеанских островов.

Под объединенным нажимом правительств британских колоний на пятом континенте и экспансионистских кругов в самой Англии кабинет Гладстона в мае 1884 года согласился рассмотреть вопрос об установлении протектората над Восточной Новой Гвинеей при условии, что колонии возьмут на себя часть расходов, связанных с управлением аннексируемой территорией. Согласие на это было получено, но в правительстве Гладстона возникли разногласия относительно границ намечаемого протектората. В октябре было принято решение на первых порах ограничиться юго-восточной частью Новой Гвинеи, сделав предметом дипломатических переговоров судьбу ее северо-восточного побережья. 6 ноября в Порт-Морсби был торжественно поднят английский флаг.

Узнав из газет о позиции правительства Гладстона, Миклухо-Маклай решил воспользоваться сложившейся обстановкой, чтобы без дальнейших отлагательств попытаться реализовать свои планы в отношении Берега Маклая. Путешественник отправил великому князю Алексею Александровичу и министру Гирсу письма, в которых убеждал, что наступил удобный момент для закрепления России на северо-восточном берегу Новой Гвинеи. Миклухо-Маклай предложил Гирсу на выбор два варианта: «Даровать Берегу Маклая в Новой Гвинее русский протекторат или, если такой шаг покажется неуместным, признать независимость Берега Маклая, чем Берег этот будет огражден от попыток других держав завладеть им <…>». Как видно из письма великому князю, ученый предпочитал «признание Россией) самостоятельности Берега Маклая под верховным протекторатом России». Явно имея в виду свой заветный «Проект», он писал: «Придание туземному управлению Берега Маклая форм, более соответствующих европейским понятиям, зная туземные обычаи и отношения между деревнями, я вполне возьму на себя».

Миклухо-Маклай послал также письмо лорду Дерби, в котором, «как выразитель интересов туземцев этой части Новой Гвинеи», просил британское правительство «признать автономию Берега Маклая» и тем самым воспрепятствовать «его захвату другими державами». «Согласившись с этой просьбой, — убеждал Миклухо-Маклай, — имперское правительство не только совершит акт справедливости в отношении туземцев, но и удовлетворит австралийские колонии, которые стремятся предотвратить попадание северного берега Новой Гвинеи под власть другой державы».

Вероятно, пределом мечтаний для Миклухо-Маклая было тогда установление над автономным Папуасским союзом совместного протектората России и Англии, который — ввиду обостренных отношений между этими державами — предоставил бы ему широкую свободу действий. Путешественник отнюдь не был сторонником включения в Британскую империю всей Восточной Новой Гвинеи, хотя, разочарованный пассивностью России в этом вопросе, по временам рассматривал такую аннексию как меньшее зло. Более того, когда в начале октября в сиднейской газете появилось инспирированное в целях дезинформации сообщение о том, будто Бисмарк «организовал союз с другими европейскими державами, чтобы защитить еще не занятую территорию мира от английской агрессии», Миклухо-Маклай немедленно написал письмо «железному канцлеру». Он просил, чтобы Бисмарк «во имя справедливости и гуманности» склонил эти державы «не просто предохранить от захвата англичанами саму землю, но и взять под защиту права темнокожих туземцев островов Тихого океана, как людей, от бессовестной», несправедливой и жестокой эксплуатации (похищение людей, рабство и т. п.) не только англичанами, но и всеми белыми вообще».

Комментируя почти одновременные обращения ученого к правительствам России, Великобритании и Германии с различными, нередко противоречившими друг другу предложениями, И.А. Шестаков писал, что не мог «постичь привыкшим к дисциплине соображением моим такие совместные поступки г. Миклухи». Действительно, не искушенный в хитросплетениях европейской политики и тонкостях дипломатической переписки ученый порой действовал наивно, недостаточно обдуманно, даже на первый взгляд противоречиво. Но в этих его поступках просматривалась определенная логика: он пытался использовать противоречия между великими державами, чтобы создать благоприятные внешние условия для учреждения независимого или автономного Папуасского союза. Известный филолог и публицист профессор В.И. Модестов, близко познакомившийся с Миклухо-Маклаем в последние годы его жизни, писал о своем друге: «Препятствия, насколько они зависели от рук человеческих, для него не существовали. <…> Если нельзя чего сделать, например, при помощи русских, то можно сделать при помощи англичан, если нельзя сделать и при помощи англичан, то можно сделать каким-нибудь другим способом». С этих позиций только что процитированное письмо Бисмарку воспринимается не только как курьез, не только как продукт излишней доверчивости ученого, его недостаточной осведомленности в международной обстановке, но и как отчаянная попытка сыграть на англо-германских противоречиях.

Действительность опрокинула расчеты и иллюзии Миклухо-Маклая. Его письма в европейские столицы, отправленные в октябре — ноябре 1884 года, еще находились в пути, когда на Берегу Маклая был внезапно поднят германский флаг. Как впоследствии выяснилось, подготовка к этому захвату велась на протяжении нескольких лет. В начале 1880-х годов в Германии резко усилилось движение в пользу колониальных захватов. Немецких экспансионистов привлекала прежде всего Африка, но они не обходили своим вниманием и Океанию. Здесь действовали две крупные немецкие компании, имеющие угольные склады, фактории и плантации на Самоа, Новой Британии и некоторых других островах. Однако в качестве основной пружины германской колониальной экспансии в Океании выступала группа влиятельных финансистов во главе с Ганземаном и Блейхредером (личным банкиром и другом Бисмарка), решившая овладеть северо-восточной Новой Гвинеей и прилегающими островами. Эти дельцы, основавшие Новогвинейскую компанию, послали в Австралию и на острова южных морей уже известного нам Отто Финша в качестве своего разведчика и доверенного лица для подготовки колониальных захватов.

Еще в 1881 году Финш встретился в Сиднее с Миклухо-Маклаем, причем выдал себя за его единомышленника. Русский ученый сообщил немецкому коллеге ценную информацию о Береге Маклая, которую тот не постеснялся затем использовать в своих книгах. Получив приказ форсировать захват этого берега, Финш летом 1884 года снова появился в Сиднее. Он сумел узнать у Миклухо-Маклая некоторые слова из языка обитателей деревни Бонгу и даже условные знаки, по которым местные жители должны были отличить друзей от недругов. И когда Финш на маленьком пароходе ушел из Сиднея и, обманув бдительность англо-австралийских властей, в октябре высадился на Берегу Маклая, он выдал себя за брата тамо русс и сумел «купить» (а вернее, получить в обмен на грошовые подарки) участки земли для устройства плантаций и угольных баз. Месяцем позже, в соответствии с заранее разработанным планом, северо-восточное побережье Новой Гвинеи и острова северо-западной Меланезии, вскоре названные архипелагом Бисмарка, обошел немецкий военный корабль, всюду провозглашая германский протекторат.

 

Был ли шпионом Миклухо-Маклай?

Первые сведения о захвате Берега Маклая были получены в Сиднее 17 декабря 1884 года и через два дня появились в местных газетах. Тогда же об этом узнал Миклухо-Маклай. Внезапная аннексия «его» берега явилась для ученого тяжелым ударом. Он отправил Бисмарку телеграмму: «Туземцы Берега Маклая отвергают германскую аннексию». Но, понимая, что телеграмма едва ли способна что-либо изменить, исследователь решил действовать против немецких колонизаторов их же оружием. Германия обосновывала свои «права» на Берег Маклая «приобретениями», сделанными Финшем в октябре. В ответ Миклухо-Маклай стал ссылаться на то, что задолго до Финша получил от местных жителей несколько земельных участков на этом берегу и прилегающих островках, что еще в 1871 году моряки «Витязя» подняли русский флаг возле его хижины на мысе Гарагасси. В начале января 1885 года ученый заявил об этом в Мельбурне английскому генералу П. Скрэтчли, назначенному специальным комиссаром на Новую Гвинею, и повторил свои аргументы в письме, опубликованном в австралийских газетах.

В своих обращениях к британскому правительству Миклухо-Маклай просил не признавать германскую аннексию, пока «продолжается переписка с правительствами Англии, России и Германии касательно автономии Берега Маклая под международным протекторатом и контролем». Но как раз тогда резко обострились отношения между Англией и Россией из-за столкновения интересов этих держав в Афганистане, и никакого обмена мнениями по новогвинейскому вопросу между Лондоном и Петербургом не произошло. Зато английский посол в Берлине, ведя переговоры о разграничении на Новой Гвинее, ссылался на то, что жители Берега Маклая через своего представителя неоднократно просили о британском протекторате. Однако Бисмарк отказался идти на уступки в этом вопросе, и кабинету Гладстона в интересах обеспечения британской экспансии в других районах земного шара пришлось смириться с немецким присутствием на Берегу Маклая и прилегающих к нему местностях. В апреле 1885 года Великобритания и Германия достигли соглашения о разграничении своих владений на Новой Гвинее. Лорд Дерби поручил Скрэтчли сообщить русскому ученому, что по всем вопросам, касающимся Берега Маклая, ему следует обращаться к германским властям.

Не более успешными оказались попытки Миклухо-Маклая найти поддержку своим замыслам в Петербурге. Долгое время он вообще не получал оттуда откликов на свои письма о геополитических интересах России в Океании и судьбе Берега Маклая, хотя, как показывают архивные документы, эти письма внимательно изучались и обсуждались высокопоставленными сановниками и самим Александром III.

Еще 31 октября 1884 года Гире запросил мнение Шестакова по поводу соображений Миклухо-Маклая о необходимости создания русской сферы влияния в Океании. Адмирал ответил уже через два дня: «По моему мнению, нельзя предвидеть никакой пользы от водружения русского флага в отдаленных местностях, которых мы не будем в состоянии удержать за собой». В этом духе и была подготовлена всеподданнейшая записка царю, причем напоминалось, что просьба ученого о русском протекторате над Берегом Маклая уже была отклонена в декабре 1875 года. Однако Александр III, передав Гирсу новые письма, поступившие от Миклухо-Маклая, потребовал вторично рассмотреть этот вопрос.

В секретной переписке, которая последовала за этим повелением, участвовали Гире, Шестаков и Остен-Сакен, продолжавший занимать тогда пост директора департамента внутренних сношений МИДа. Участники обсуждения подчеркивали, что в свете быстрых политических перемен на Тихом океане России необходимо прежде всего укрепить свою военно-морскую базу во Владивостоке и добиваться преобладающего влияния в странах, сопредельных с ее дальневосточными владениями, особенно в Корее, хотя в Петербурге не могут относиться с безразличием и к ситуации в Океании. В ходе обсуждения, вероятно под влиянием Александра III, возникла идея отправить к Берегу Маклая военное судно «с целью наблюдательною и на случай необходимости защитить личные интересы русского подданного». Но после того как 27 декабря 1884 года германский посол в Петербурге Г.Л. Швейниц передал в МИД ноту, извещающую об установлении немецкого протектората над северо-восточным побережьем Новой Гвинеи, предложение об отправке судна было исключено из проекта новой докладной записки царю. Примечательно, что в ходе обсуждения проявилась настороженность царских сановников в отношении Миклухо-Маклая. Так, Шестаков писал Гирсу, что «основываясь на некоторых фактах, я позволяю себе сомневаться в стойкости предложений и намерений г. Миклухи-Маклая». С этой оценкой соглашался даже Остен-Сакен, многие годы покровительствовавший ученому.

Решено было действовать по схеме, предложенной Шестаковым: «не прерывая сношения с г. Миклухо-Маклаем, ввиду возможной пользы от знакомства его с краем», не сообщать ему «о наших намерениях» и в то же время использовать его как источник информации о положении в Австралии и Океании. 20 декабря 1884 года Гире отправил Миклухо-Маклаю письмо, одобренное Александром III.

«Министерство иностранных дел, — говорилось в письме, — отдавая полную справедливость Вашей долговременной деятельности на островах Тихого океана, направленной главным образом к ограждению туземцев от пагубного влияния чуждой им цивилизации, находило бы в настоящее время крайне желательным получать от Вас по мере возможности постоянные сообщения обо всем происходящем на тихоокеанских материках и архипелагах. Что же касается до последовавшего ныне объявления германского протектората над частью северного берега Новой Гвинеи, то Министерство иностранных дел ныне же обратилось к берлинскому кабинету с предупреждением о том, что могущие оказаться на означенном берегу Новой Гвинеи частные права Ваши, истекающие из соглашения с туземцами, не должны быть нарушены».

Новый тур секретной переписки по поводу предложений Миклухо-Маклая начался после того, как в феврале 1885 года в Петербурге были получены его письма с призывами воспрепятствовать германскому захвату Берега Маклая и установить над ним, в той или иной форме, международный протекторат. На одном из писем, присланных ученым Александру III, царь сделал пометку: «Его просьба скромная и, мне кажется, следует поддержать его». Однако в результате дальнейшего обмена мнениями возобладала взвешенная оценка интересов и возможностей России на Тихом океане, подкрепленная нежеланием осложнять отношения с Германией в период обострения русско-английских отношений из-за Афганистана.

Но подготовка ответа «белому папуасу» была осложнена сенсацией: письмом Гирсу от Миклухо-Маклая, в котором он сообщал, будто генерал Скрэтчли заявил ему в Мельбурне, что «правительство британское не только ничего не будет иметь против признания Россиею независимости Берега Маклая под моим управлением, но что таким признанием оно останется совершенно довольным и, следуя примеру России, оно признает самостоятельность этого Берега». В другом письме Гирсу Николай Николаевич сообщал, что передал Скрэтчли карту и рисунок флага Берега Маклая.

Заявление Скрэтчли заставило заколебаться царских сановников. Даже адмирал Шестаков, наиболее последовательный противник принятия предложений Миклухо-Маклая, написал Гирсу 19 февраля: «Принимая во внимание дележную лихорадку, обуявшую все европейские государства, зная из истории, что нередко не совсем вменяемые люди, самой невменяемостью своей, приносили пользу отечеству, и допуская, что никто не может предвидеть будущее, я полагал бы, пользуясь обстоятельствами, сделать попытку удовлетворить г. Миклуху», а именно попытаться «принять Берег Маклая под наше покровительство», с тем чтобы в случае необходимости «выгодно отказаться от царства г. Миклухи в обмен на приобретение, более близкое и более для нас нужное».

Впрочем, многоопытные руководители МИДа с недоверием встретили сенсационное сообщение Миклухо-Маклая. Обмен шифрованными телеграммами с русским послом в Лондоне показал, что английскому правительству ничего не известно о заявлении, сделанном Скрэтчли, и что оно совсем иначе смотрит на этот вопрос. Вряд ли Миклухо-Маклай сознательно ввел в заблуждение Гирса. Просто путаник и визионер услышал в дипломатично обтекаемых словах Скрэтчли то, что хотел услышать. С получением разъяснений из Лондона суматоха улеглась, и 6 марта Гире подписал одобренное царем письмо Миклухо-Маклаю.

«Признание полной независимости Берега Маклая, — говорилось в письме, — в качестве независимого государства, под Вашим управлением, возможно было бы лишь в том случае, ежели бы такое новое государство было бы в состоянии исполнить предварительные условия, требующиеся от всякого ответственного правительства, и имело бы возможность представить достаточные обеспечения торговым интересам тех наций, кои таковые в означенной территории имеют.

Устройство же международного протектората или контроля над Берегом Маклая, посредством соглашения со всеми державами, в данном случае представляло бы многосторонние неудобства и является вследствие сего неудобоисполнимым.

Что же касается до взятия Берега Маклая под формальное русское покровительство, то сопряженные с таковым действием обязательства и ответственность едва ли были бы оправданы выгодами для России такового протектората.

В этих обстоятельствах Высочайшее благорасположение, коим Вы осчастливлены во внимание Ваших ученых трудов и благих стремлений, может лишь выразиться заступничеством в Вашу пользу для достижения наивыгоднейших для Вас и для туземцев Берега Маклая условий путем переговоров. В такие переговоры предстоит Вам вступить с державою, под покровительством которой будет находиться часть гвинейского прибрежья, состоящая в Вашем владении. <…>

В содействии России Вам не будет отказано, как скоро вопрос будет поставлен Вами на эту почву. Но непременными условиями такого содействия и заступничества, конечно, было бы, во-первых, полное невмешательство Ваше в англо-германский спор и борьбу интересов на берегах Гвинеи и, во-вторых, устранение прямого столкновения и неприязненных действий между туземцами и германскими или английскими властями».

Сущность ответа была кратко сформулирована в телеграмме без подписи, отправленной Миклухо-Маклаю два дня спустя: «Протекторат затруднителен. Для автономии требуются определенные гарантии. Договаривайтесь с державой, которая будет владеть побережьем. Вас поддержим, но избегайте конфликтов».

Таким образом, в Петербурге отвергли предложения путешественника и лишь обещали поддержать его в имущественных спорах с немецкими властями. Зато Николая Николаевича дипломатично, но настоятельно попросили регулярно информировать Петербург «обо всем происходящем» в Австралии и Океании. В своем ответе Гирсу Миклухо-Маклай не скрыл, что неохотно принимает столь деликатное поручение, ибо оно создает «значительное затруднение» и отнимает время от подготовки научных работ. «Постараюсь, однако же, — написал он, — сообщать по возможности Вашему Высокопревосходительству важнейшие события, происходящие или ожидающиеся в этом регионе».

При всем эмоциональном неприятии возложенного на него поручения Николай Николаевич не мог ответить отказом, так как понимал, что, проявив строптивость, лишится надежды на поддержку его планов относительно Берега Маклая в неминуемой тяжбе с германским правительством. Он запросил перечень вопросов, которые наиболее интересуют петербургских политиков и стратегов, и отправил через Вену три объемистых отчета. Первый из них, помеченный 9 июня 1885 года, был посвящен военно-политической обстановке и росту антирусских настроений в Австралии в связи с обострением англо-русских отношений, военным приготовлениям на случай нападения на порты пятого континента русских крейсеров. 26 сентября Миклухо-Маклай отправил второй отчет, в котором уделил основное внимание британской колониальной политике в только что аннексированной Юго-Восточной Новой Гвинее и развитию германской экспансии в Океании, в том числе в Микронезии. В третьем отчете, завершенном в марте 1886 года в Индийском океане, на пути из Австралии в Европу, путешественник рассмотрел широкий круг проблем: описал события в Британской Новой Гвинее, кратко осветил этнополитическую обстановку в Нидерландской Ост-Индии и выдвинул нереальную идею приобрести там остров для устройства военно-морской базы.

Чем дальше выходил Николай Николаевич за пределы своей профессиональной компетенции, тем поверхностнее становились сообщенные им сведения, тем меньшую ценность они представляли для МИДа и Морского министерства. При подготовке своих докладных записок путешественник пользовался только «открытыми источниками» — австралийскими газетами и сведениями, которые сообщали ему при личных встречах политические и общественные деятели Англии, Австралии и Нидерландской Ост-Индии. Можно смело утверждать, что Николай Николаевич не выведывал никаких военных секретов и тем более не покупал нужную ему информацию у австралийских чиновников. В связи с этим историк А.Я. Массов делает такой вывод: «Использование Н.Н. Миклухо-Маклаем исключительно открытых источников уже само по себе позволяет решительно и однозначно отвергнуть возможность обвинения русского ученого в шпионаже. Его донесения не были результатом "разведывательной деятельности"». В то же время известно, что значительная часть разведывательных данных извлекалась и извлекается из «открытых источников», в том числе из невинных на первый взгляд бесед с лицами, располагающими секретными сведениями. Предоставляем читателям судить, стал ли Николай Николаевич, сам того не желая, разведчиком-дилетантом.

Англо-германское соглашение о разграничении на Новой Гвинее и явное нежелание русского правительства выступить против германского протектората над Берегом Маклая вынудили исследователя искать компромисса с немецкими властями. В мае 1885 года он написал Гирсу, что согласен признать верховную власть Германии над Берегом Маклая при условии предоставления этой территории автономии и создания там местного правительства, которое он сам сформирует и возглавит. Такое правительство смогло бы «гарантировать, что торговля, интересы и жизнь белых будут вне всякой опасности, разумеется в том случае, если белые, в свою очередь, будут уважать жизнь, свободу и права туземцев». Вероятно, ученый в глубине души надеялся, что это позволило бы ему осуществить, пусть в урезанном, модифицированном виде, «Проект развития Берега Маклая». Как он указывал в цитированном письме, предложенное им административное устройство возможно лишь в том случае, если Берег Маклая не будет включен в территорию, передаваемую под управление монопольной германской Новогвинейской компании. Но когда русский МИД сообщил в Берлин эти предложения Миклухо-Маклая, немецкая сторона ответила, что император Вильгельм предоставил Новогвинейской компании привилегию на всю аннексированную территорию и для Миклухо-Маклая не может быть сделано исключение.

Путешественнику пришлось пойти на новые уступки. В августе он сообщил Гирсу, что согласен «удовольствоваться пока меньшим (как, например, признанием со стороны Германии моей частной собственности), надеясь со временем добиться желаемого не на бумаге, a de facto на месте». У него возник план: отправиться из Сиднея на зафрахтованном судне на Берег Маклая и поселить там одного или двух своих представителей, что укрепило бы его позиции при переговорах с немецкими властями. Этот план, как писал Миклухо-Маклай, пришлось «отложить» главным образом из-за отсутствия средств на наем судна и закупку снаряжения для экспедиции. Между тем берлинское правительство избрало тактику проволочек в вопросе о признании прав ученого на земельные участки, расположенные на «его» Берегу. Германский посол в Петербурге сообщил в российский МИД, что его правительство поручило своим эмиссарам изучить на месте притязания Миклухо-Маклая, и запросил более подробные данные «о характере и объеме прав, которые, как утверждает г-н Маклай, он приобрел на Новой Гвинее». Извещенный об этом запросе путешественник в ноябре 1885 года написал Гирсу, что «не замедлит» представить соответствующие материалы и «для более удовлетворительного и скорого решения дела о Береге Маклая» собирается вскоре «прибыть на время в Европу».

 

Закрытие биостанции

Через три месяца после того, как ученый узнал о внезапном захвате Германией Берега Маклая, на него обрушился еще один тяжелый удар: правительство колонии Новый Южный Уэльс, в составе которого больше не было сэра Джона Робертсона, приняло решение использовать земельный участок, на котором была построена биологическая станция, и само ее здание «для военных целей». Это решение обосновывалось необходимостью расширить оборонительные сооружения при входе в залив Порт-Джексон, хотя ранее военные не возражали против сооружения здесь биологической станции. Миклухо-Маклай тщетно протестовал против решения, которое «сделает невозможным какой-нибудь прогресс в моей научной работе». 12 июля 1885 года он получил от властей предписание освободить здание станции.

Решение о фактическом закрытии биологической станции, основанной и используемой Миклухо-Маклаем, было напрямую связано с ростом антирусских настроений в Австралии, который был вызван резким обострением русско-английских отношений из-за Афганистана. «В Австралии, — писал ученый, — опасение войны с Россиею принимает очень значительные размеры». Многие колонисты всерьез опасались нападения русских крейсеров на австралийские порты и в каждом российском подданном видели «тайного агента, шпиона и т. п.». «Ожидание войны с Россиею в 1885 г., — рассказывал год спустя Миклухо-Маклай, — имело последствием то, что правительство колонии New South Wales взяло назад землю, где находилась станция. <…> Очень вероятно, что при конфискации земли немалую роль играло то обстоятельство, что я русский».

Всплеск шовинистических настроений в Австралии начался еще до обострения англо-русского конфликта в связи с отправкой отряда волонтеров (около 750 человек) из Нового Южного Уэльса в Судан для участия в операциях английской армии по подавлению Махдистского восстания. 3 марта 1885 года проводить волонтеров на улицы Сиднея вышло более двухсот тысяч человек, размахивавших британскими флагами и несших плакаты «Вперед, Австралия!» и «Задайте перцу Махди!». Отряд почти не принимал участия в военных действиях и по их окончании через три месяца вернулся в Сидней, вызвав новую вспышку шовинистического угара. Отрядом командовал полковник Дж. Ричардсон — командир добровольческих военных формирований Нового Южного Уэльса, — и, как видно из архивных документов, этому новоиспеченному герою захотелось поселиться в здании биологической станции, которая была отобрана якобы для военных целей по его настоянию.

Решение правительства колонии о закрытии биологической станции вызвало недоумение не только у натуралистов, но и у многих свободомыслящих людей как в Европе, так и в Австралии. Но совет РГО и высшие петербургские сановники проявили полнейшее равнодушие к этому постыдному шагу. Сообщая об их позиции, петербургский корреспондент газеты «Сидней морнинг геральд» писал: «Г-н Маклай — замечательный пример справедливости пословицы, что нет пророка в своем отечестве. <…> Когда его научные труды приобретут всеобщую известность, Россия явится с распростертыми руками, чтобы признать его своим, и кто знает, может быть, после его смерти даже воздвигнет ему памятник».

Впрочем, не все считали русского ученого «нежелательным иностранцем». Миклухо-Маклай пользовался известностью и уважением во всех английских колониях в Австралии, приобрел влиятельных друзей и знакомых в высших слоях местного общества и еще более упрочил свое положение женитьбой на дочери Джона Робертсона. Поэтому сиднейские власти так и не решились выдворить ученого из здания станции, а сам он заявил 31 августа 1885 года в местной газете, что «решил продолжать трудиться там до последней возможности», хотя «не очень-то приятно находиться в постоянном ожидании того, что придется освободить Биологическую станцию».

Неминуемая потеря станции, с которой было связано так много планов и надежд, заставила Миклухо-Маклая серьезно задуматься не просто об очередной поездке в Россию, а о перспективе возвращения на родину, то есть о крутом повороте в его жизни. Но, прежде чем отправиться в Россию, ученый решил по возможности завершить те работы, при подготовке которых ему были необходимы консультации австралийских коллег и сравнительный материал из сиднейских музеев. Результаты этих изысканий он докладывал на заседаниях Линнеевского общества Нового Южного Уэльса и после некоторой доработки публиковал в его «Трудах».

В 1884 — 1885 годах ученый посвятил шесть сообщений сумчатым Новой Гвинеи. Эти сообщения были основаны как на собственных фаунистических сборах, так и на коллекциях, привезенных другими путешественниками с юго-восточного побережья Новой Гвинеи в музей У. Маклея. Из семи форм новогвинейских сумчатых, объявленных Миклухо-Маклаем новыми видами, позднейшие систематики признали только один, названный им Dorcopsis Macleayi (в честь У. Маклея). Если бы русский ученый опубликовал данные о своих находках сразу по возвращении из первого путешествия на Берег Маклая, по крайней мере два вида сумчатых вошли бы в науку под его именем.

Миклухо-Маклай, по-видимому, не собирал систематического гербария. Однако во время путешествий он засушивал (иногда заспиртовывал) плоды, листья и цветы заинтересовавших его растений. Использовав его сборы, зарисовки и устные пояснения, выдающийся австралийский ботаник Ф. Мюллер описал два новых вида с Берега Маклая, причем назвал их в честь русского ученого: банан Musa maclayi и Bassia maclayana (дерево со съедобными плодами). Сам Миклухо-Маклай описал в качестве нового вида дерево Canarium gutur тоже с Берега Маклая. Благодаря очным и заочным консультациям с Мюллером, а также с итальянским путешественником О. Беккари (ботаником по образованию) и директором ботанического сада в Бейтензорге Р. Шеффером Миклухо-Маклай смог создать в 1885 году свою известную работу «Список растений, используемых туземцами Берега Маклая на Новой Гвинее». Эта статья позволяет считать ее автора одним из зачинателей этноботаники.

В том же году было напечатано сообщение Миклухо-Маклая о температуре морской воды у восточного побережья Австралии. В нем излагались и анализировались наблюдения, сделанные автором в 1878 и 1883 годах на борту пассажирских судов по пути в Сидней. Эта работа не только продолжала океанографические исследования, производившиеся ученым во время плавания на «Витязе», но и, возможно, была связана с геотермическими наблюдениями, которые он провел в 1881 году в самом глубоком руднике Австралии, о чем мы упоминали выше. Не исключено, что Миклухо-Маклай намеревался в дальнейшем рассмотреть более общие вопросы взаимодействия глубинного тепла моря и суши, но ранняя, преждевременная смерть помешала ему осуществить этот замысел.

Учитывая большой интерес австралийских геологов к Новой Гвинее, лежащей на северных подступах к пятому континенту, Миклухо-Маклай обработал и опубликовал в 1885 году свои полевые материалы о землетрясениях, вулканических извержениях и признаках поднятия береговой полосы в районе Берега Маклая. Ранее, в 1878 году, Миклухо-Маклай уже осветил некоторые аспекты данной проблематики в небольшой статье, напечатанной в немецком географическом журнале. Это были первые научные сообщения о тектонических и вулканических явлениях на северо-восточном побережье Новой Гвинеи и прилегающих островах. Впервые описав морские террасы на Берегу Маклая и выявив причины их образования, ученый внес значительный вклад в изучение геоморфологии и тектоники этого региона.

В последний период своего пребывания в Австралии Миклухо-Маклай, к сожалению, почти не обращался к этнографической и антропологической проблематике. Единственные исключения — «Заметка о "кеу" Берега Маклая на Новой Гвинее» и «Вторая заметка о "макродонтизме" меланезийцев», доложенные на заседании местного Линнеевского общества в октябре 1885 года. Примечательна вторая работа, дающая представление о научной этике Миклухо-Маклая. Собираясь покинуть Австралию, ученый, по-видимому, счел своим нравственным долгом сообщить коллегам, что в более ранних публикациях о «макродонтизме» он допустил неверную интерпретацию «большезубости» меланезийцев и прстарался раскрыть подлинную сущность этого явления.

Миклухо-Маклай провел в Австралии в общей сложности около пяти лет. За эти годы он опубликовал 30 работ по самой разнообразной проблематике в «Трудах» Линнеевского общества Нового Южного Уэльса, основал биологическую станцию в Уостонс-Бей, став одним из пионеров научных исследований на пятом континенте. Но до возвращения в Россию он так и не приступил к созданию обобщающего труда о своих путешествиях и исследованиях.