— Я не взяла его, — мрачно сообщаю я, разбросав по кровати содержимое своей дорожной сумки. Оставила долбаный купальник дома. 

— Может, у кого-нибудь из девчонок есть запасной, — предполагает Джеймс. 

— Не хочу я надевать чужие запасные купальники! 

— Я только пытаюсь помочь, Люси. В любом случае, почему бы и нет? 

— Они, скорее всего, мне не подойдут. Лила и Зои по сравнению со мной просто великанши! 

— Хорошо, успокойся. Почему бы тебе не прогуляться, как раз и купишь себе новый? 

— А ты знаешь, как трудно подобрать подходящий купальник? Я миллион перемеряла, пока не остановилась на своем зеленом бикини! 

— А вот сейчас ты начинаешь себя накручивать. 

— Вовсе нет! — Ладно, ладно, так оно и есть. 

— Тем не менее на пляж-то тебе пойти ничего не мешает. 

— Думаю, да, — мрачно соглашаюсь я. 

— О, дорогая, — позже воркует Сюзанна, — как жаль, что ты не можешь поплавать. Вода чудесная! 

— А ты зайди только по колено и постой, — предлагает Лила. 

— Мне бы Большие Ноги, вот тогда все было бы круто, правда, Джеймс? 

Он укоризненно на меня смотрит. 

— Что за Большие Ноги? — спрашивает Лила. 

Джеймс смеется и отмахивается от нее. 

— Не обращай внимания, Люси просто глупости болтает. 

Наверное, зря я его поддела. 

Все поднимаются и шагают к воде, оставив нас с Джеймсом сидеть на песке. 

— Перестань кукситься, — брюзжит он. — Не их вина, что ты забыла бикини. 

— И солнечные очки. 

— И солнечные очки. 

Я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Ну не нравятся мне эти люди! Никто из них. Хотя Джим вроде неплох, но слишком уж спокойный. 

— Джеймс! Иди сюда! — зовет Джереми. Джеймс смотрит на меня. 

— Иди уже, — разрешаю я и сама тоже захожу в воду по колено. Сюзанна права, море чудесное. Джеймс углубляется немного дальше, и на него из-за спины набрасывается Эдвард, утаскивая моего парня под воду. Я вздрагиваю, испугавшись, что кто-то из них меня обрызгает. Сюзанна подходит ко мне. 

— Здесь замечательно, правда? — говорит она. 

— Да, очень мило, — соглашаюсь я и силюсь улыбнуться. — Прости, что не смогла поехать в Хенли в те выходные. 

— Хенли? — удивленно повторяет Сюзанна, но тут же восклицает: — А, Хенли! О, ничего, не парься. Съездим туда вместе в другой раз. 

Меня снова начинают одолевать сомнения. Все это как-то странно. Как вышло, что жена Эдварда не понимает, о чем речь? C подозрением смотрю на Джеймса, который в это время безуспешно пытается плыть на спине, с брызгами уходя под воду. 

— Пойду прогуляюсь за мороженым, — объявляет Сюзанна и спрашивает у плещущихся в воде друзей: — Кто-нибудь хочет мороженого? 

Она исчезает, а я, стоя в одиночестве на мелководье, наблюдаю, как остальные бултыхаются в море, вызывая легкие волны. Джеймс глядит на меня и улыбается. Я слегка приподнимаю уголки губ в ответ. Мне совсем не нравится вся эта ситуация. 

— Ты был в Хенли с Сюзанной и Эдвардом несколько недель назад? — допытываюсь у Джеймса позже. 

— Что? — недоумевает он. — Ты же знаешь, что да. А в чем дело? 

— Такое чувство, что Сюзанна не имела понятия, о чем речь, когда я упомянула эту поездку, — объясняю я. 

— Правда? Она вообще странная, ты не замечала? — Джеймс озадаченно качает головой. 

— Не могу не согласиться. — Ладно, проехали. 

          ***

По возвращении в Лондон я почти на целую неделю получаю нашу квартиру в полное распоряжение, поскольку Джеймс должен приехать только в следующее воскресенье. Как ни странно, очень уж одинокой я себя не чувствую. В среду мне пишет Нейтан, чтобы узнать, достигла ли я успехов в увеличении числа юристов на дне морском. Мы несколько раз перебрасываемся сообщениями, но в течение недели слишком сложно поговорить как следует, учитывая разницу во времени и то, что мы оба работаем. В четверг вечером я иду выпить с Джеммой и Хлоей, а на следующий день мы все втроем приползаем в офис с дичайшего похмелья. Приглашаю коллег в гости на пиццу и просмотр фильмов. У Джеммы и ее парня оказываются другие планы, а вот Хлоя присоединяется ко мне, и я ловлю себя на мысли, что мне нравится смотреть «Дьявол носит Prada» в компании коллеги, которая так быстро становится моей близкой подругой. 

— Скучаешь по Джеймсу? — спрашивает меня Хлоя. 

— Хм, как ни странно, но мне кажется, я рада, что квартира целиком в моем распоряжении, — откровенно признаюсь я. 

Она удивленно ахает. 

— Я бы убила за такого бойфренда, как Джеймс или Мартин. — Мартин — это парень Джеммы. — Ведь между вами же нет никаких проблем? 

— Гм-м… — На самом деле у меня нет большого желания разрушать ее иллюзии о Джеймсе, поскольку зависть окружающих обычно доставляет удовольствие и поднимает настроение, но вдруг я осознаю, что мне хочется быть с Хлоей откровенной. — Понимаешь, когда я отправилась в Австралию… 

Посвящаю ее в историю с перелетом и полученным сообщением. 

— Да, но его объяснения звучат вполне правдоподобно, — успокаивает Хлоя. — По крайней мере для меня. 

А потом я рассказываю ей о Нейтане. 

— Что ж, неудивительно, что ты в сомнениях относительно Джеймса, — резюмирует Хлоя, когда я заканчиваю. — Твое сердце не здесь. 

— Хотя так ли это? На самом деле? Нейтан на другом конце света. Я не знаю, когда увижу его снова и увижу ли вообще. Может быть, я испытываю такие чувства просто потому, что это безопасно. У него, как у выдуманного бойфренда, практически нет недостатков. Мечтая о нем, я словно нахожусь в иной реальности. 

— В этом есть смысл, — соглашается она. — Но почему ты не поговоришь с Джеймсом? 

— О Нейтане? 

— Нет, о твоих сомнениях относительно него. О сообщении. О том, что оно по-прежнему тебя беспокоит. 

— Может, ты и права. 

— Почему ты такая упрямая? 

Потому что не верю, что он будет честен. Однако Хлое в этом не признаюсь. Никто не любит расписываться в недоверии своему бойфренду. Вместо этого я отвечаю: 

— Я не упрямая. Мне просто нужно хорошенько подумать, вот и все. 

Мы с Хлоей подруги, но все-таки недостаточно близки, чтобы рассказывать друг другу абсолютно все. Настолько я никому не доверяю. Даже Молли. Осознание этого факта заставляет меня почувствовать себя крайне одинокой. 

На следующее утро звоню Нейтану, и он сразу же берет трубку. 

— Привет, я как раз только что закончил всю запланированную на день работу по дому, — мурлычет он. — Давай, поведай мне об Испании. Во всех кровавых подробностях. 

— Это была катастрофа. — Я описываю поездку, и он внимательно слушает. 

— И когда возвращается Джеймс? 

— Завтра. Кстати, открытие бара прошло достаточно неплохо, и начальство не поскупилось на хорошие премиальные, так что все не так уж и печально. А у тебя как дела? Как провел неделю? 

— Ну как, в четверг был мой день рождения… 

— Правда? О, с днем рождения! Жаль, что я не знала, а то отправила бы тебе открытку. 

— Все нормально, — смеется Нейтан. — У тебя даже адреса моего нет. 

Так, значит, он по гороскопу Близнецы. Для Весов типа меня — идеально совместимый знак. 

— И как отметил? 

— Сначала немного выпили с ребятами с работы, а потом я поехал к Сэму и Молли. 

— Как они там? — спрашиваю я. 

— Хорошо. Хотя несколько заняты со своим пансионом. Молли даже пришлось урезать часы работы в магазине. А как ты поживаешь? Чем займешься сегодня? 

— Могу погулять в Риджентс-парке. А может, пройдусь по Мэрилебон-Хай-стрит, куплю себе что-нибудь. 

— Звучит неплохо. 

— Ага, — улыбаюсь я. — Когда ты приедешь, чтобы все увидеть самому? 

Он тихо смеется, и я внезапно осознаю, что затаила дыхание в ожидании его ответа. 

— Боюсь, еще нескоро. Нужно закончить дом, над которым сейчас тружусь, а он будет посложнее предыдущего. Плюс работы на самом деле много. 

— Довольно честно, — грустно подытоживаю я. — А у тебя есть для меня какая-нибудь шутка? 

— Как ты догадалась? 

— Ну давай же, — тороплю я. 

— Ладно. Через мост идут англичанин, австралиец и ирландец. Посреди моста они решают, что пора перекусить, садятся и открывают свои ланч-боксы. Англичанин достает сандвич и начинает возмущаться: «Боже праведный! Опять сандвич с ростбифом! Еще раз будет ростбиф, и, клянусь, я сброшусь с моста!». Австралиец достает свой сандвич: «Черт! Опять сандвич с кенгуриной отбивной! Еще раз будет кенгурятина — брошусь с моста!». Ирландец: «Боже мой, черт тебя дери! Опять сыр и соус! Если еще раз у меня в сандвиче будет сыр и соус — я брошусь с моста!». 

— Эй, — прерываю я. — Мой отец ирландец. 

— Подожди, — просит Нейтан. — Так вот, на следующий день та же троица идет через тот же мост и в том же месте в то же время решает перекусить. Англичанин достает свой ланч-бокс, видит свой сандвич и с криком: «Опять ростбиф, я больше не могу!» бросается с моста. Австралиец повторяет те же действия и, почуяв запах кенгурятины, со страшными ругательствами следует за англичанином. Ирландец достает свой сандвич и, понося на чем свет стоит ирландскую кухню вообще и сыр с соусом в частности, прыгает с моста. Похороны. Сидят три вдовы. Англичанка: «Боже мой, мы с моим мужем двадцать лет прожили вместе, я каждое утро готовила ему сандвичи с ростбифом и даже не сомневалась, что он их любит, и тут такое... Боже мой, кто-бы мог подумать...». Австралийка: «Да мы с моим муженьком тридцать лет прожили, и в мыслях не было, чтобы такое... Ведь хвалил эту проклятую кенгурятину, друзьям нахваливал, и вдруг...». Ирландка: «Да мы с моим сорок лет прожили вместе. Каждое утро сам себе эти сандвичи готовил, дурень...». 

Складываюсь пополам от смеха. 

— Так что там с твоим отцом? — вдруг интересуется он. — Молли утверждает, что ты никогда о нем не рассказываешь. 

— Когда это ты разговаривал с Молли о моем отце? — Я захвачена врасплох. 

— Прости, не хотел любопытничать. Хотя нет, пожалуй, хотел. 

— Что ты хочешь знать? 

— Где он сейчас? — спрашивает Нейтан, и я понимаю, что не возражаю против его любопытства. Молли права. Я никогда не рассказывала об отце. Ни Молли, ни Джеймсу, никому. 

— В последний раз, когда я о нем слышала, он жил в Манчестере. Моя бабушка — его мать — всегда посылала мне открытки на день рождения и Рождество. Она умерла пару лет назад. Вот она-то мне и давала знать, где он и что с ним. Поскольку сам он никогда не утруждался… 

Впервые я отыскала отца, когда мама увезла меня назад в Англию. Подрастая, я всегда задавалась вопросами о нем и начала адресовать их маме, а она затруднялась ответить. Еще хуже стало, когда после долгих лет одинокой жизни со мной, она наконец нашла свое счастье с Терри и не имела ни малейшего желания оглядываться назад и воскрешать болезненное прошлое. Вот тогда и выяснилось, что мой отец алкоголик. Но я по-прежнему хотела с ним встретиться. В конце концов мама созвонилась с бабушкой в Дублине. Она и отец были единственными родственниками, оставшимися у меня по этой линии. Бабушка была безумно рада меня слышать, и вместе мы решили, что я приеду погостить к ней в Ирландию. Мы планировали сделать сюрприз моему отцу, жившему на соседней улице. 

Это было отвратительно. Отец был в запое и, когда мы вошли в его дом, заорал и кинул в нас книгой. В квартире смердело мочой, повсюду валялись вещи. Когда чуть позже я, вся в слезах, позвонила маме, она не могла подобрать слов. Она предупреждала, но я не слушала. Мама не сумела придумать, что сказать, чтобы меня успокоить. 

На следующий день бабушка вновь привела меня к отцу, пообещав, что по утрам он более-менее вменяем. Он действительно выглядел получше. Но ненамного. Он не хотел знать ничего обо мне и о том, как я живу. Не спрашивал про маму, а что-то бормотал в свой стакан с виски и неловко ерзал на стуле. Я приняла решение больше никогда с ним не видеться. 

С бабушкой я продолжала общаться. Но в ее доме мне тоже всегда было неуютно. Она была весьма привередлива и очевидно отвыкла от присутствия других людей в своем жилище. Я не знала, где мне присесть и как себя вести. В то время мне шел всего-то восемнадцатый год, и все это было для меня как-то слишком. Пару лет мы переписывались, но вскоре и письма перестали приходить, и мы просто обменивались ничего не значащими открытками. Когда она умерла, я не ездила на похороны. Последнее, чего я желала бы, — вновь встретиться с отцом. Сейчас жалею, что не поехала, и до сих пор терзаюсь муками совести. 

Я на самом деле никогда не говорила об этом Молли. Как раз во время моих визитов в Дублин погибли родители Сэма, и я не собиралась грузить друзей своими бедами. 

— Мне очень жаль, Люси, — тихо сочувствует Нейтан, когда я заканчиваю рассказ. 

— Спасибо. 

— Ты когда-нибудь задумывалась о… Нет, уверен, что тебе не хотелось. 

— Нет. Я и в самом деле не хочу больше встречаться с отцом. Если он по-прежнему пьет, как тогда, у меня нет на него времени. 

— Он женился еще раз? — спрашивает Нейтан. 

— Насколько я знаю, нет. Не думаю, что у меня есть сводные братья или сестры.

— Я просто поинтересовался. 

— Расскажи еще анекдот! — вдруг требую я. Нет желания продолжать разговор об отце. 

— Я больше не знаю, — печально отвечает Нейтан. 

— Правда? — изумляюсь я. — Выдохся, что ли? 

— Боюсь, что так. Ты можешь себе представить, что куда бы я ни шел и с кем бы ни встречался, я выспрашиваю у всех эти дурацкие шутки? 

— Серьезно? — вскрикиваю я. — Я тоже! 

Он смеется. 

— И что теперь? — хихикаю я. — Нашим отношениям конец? 

— Так вот что происходит между нами? Отношения? — уточняет он. 

— Ага, — улыбаюсь я. — В некотором роде. 

Нейтан хмыкает, потом заявляет: 

— Даю тебе неделю на то, чтобы раздобыть свежую шутку. И тебе же лучше, если она окажется смешной. А иначе все кончено, дорогая.

          ***

На этой неделе на работе Мэнди приглашает меня в переговорную. Начальница только что заключила сделку с новым клиентом и хочет, чтобы его вела я. 

— О-о-о, как волнительно. Что на этот раз? — Перебираю в уме: косметика… сумки… туфли… 

— Песню «Мока-Чока» слышала? 

— Э-э, нет. 

— Даже когда ездила в Испанию? 

— Боюсь, что нет, — признаюсь я, чувствуя себя неловко. 

Она подталкивает ко мне через стол CD и DVD-диски. Я беру DVD. На обложке две девчушки лет двадцати — блондинка и брюнетка — с короткими вихрастыми стрижками стоят по бокам от женоподобного белобрысого парня в обтягивающей фиолетовой футболке и оранжевых шортах. На девушках красуются розовые трико, фиолетовые гетры и оранжевые браслеты. Похоже, мы имеем дело с полным отсутствием вкуса. 

Я вопросительно гляжу на Мэнди. 

— «Титёшки». Новая русская мальчиково-девочковая группа. Их песня «Мока-Чока» взрывает танцполы Европы с мая, и сейчас сингл готовится к выходу у нас. Я хочу, чтобы их пиаром занялась ты. Нам нужно первое место в чартах. 

— Хорошо… — все еще смущенно соглашаюсь я. — «Титёшки»? Это название группы? 

— Да, — отвечает Мэнди, и уголки ее аккуратно подведенных губ слегка приподнимаются. Я борюсь с желанием разразиться истерическим хохотом. — Послушай, просмотри DVD, выучи танец… 

— Танец? — не могу не перебить я.

— Да. Это песня из новых, Люси. Под них всегда придумывают специальный танец. 

Десять минут спустя сижу в маленькой задней комнате, сквозь пальцы глядя на экран телевизора. Черт, эта песня отвратительна! И я никогда не видела столь нелепого танца. Теперь смутно припоминаю, что слышала эту мелодию в Испании. Нажимаю кнопку перемотки и смотрю клип снова примерно с теми же ощущениями, но сейчас в голове начинает складываться план раскрутки.

Мы Мока-Чока любим!  Ваши руки выше!  Вы смотритесь все круто!  От танца сносит крышу!  Мы Мока-Чока любим!  Вы двигаетесь круто!  Целуетесь вы классно!  Тусуетесь отвязно!  Мока-Чока хороша!  Мока-Чока не спеша!  Мока-Чока вот прям ща!  Ацца! Ацца! А-ца-ца!

И так далее. 

Выглянув за дверь, смотрю на Джемму и Хлою. Мне очень-очень хочется, чтобы они увидели это и разделили мое отчаяние, но от Мэнди, бдительно следящей за всем с рабочего места, ничего не скроешь. 

— Люси, у тебя все хорошо? — окликает она, не отрывая орлиного взора от экрана монитора. 

— Да, все отлично, спасибо! — Возвращаюсь в комнату, чтобы вытащить диск. 

— Есть идеи? — Она оглядывается, наблюдая, как я иду к своему рабочему месту. 

— Кое-что есть, — отвечаю я. 

— Хорошо. — Мэнди одобрительно кивает и вновь разворачивается к своему монитору. Готова поклясться, она изо всех сил пытается удержаться от смеха. 

«Титёшки» — не могу поверить, что они так и называются — прибывают в Великобританию в понедельник для почти двухнедельной рекламной кампании. Сегодня среда, так что у меня не так уж много времени на разработку плана, который позволит протолкнуть эту чертову группу и их дрянную песенку на вершины хит-парадов за такой короткий срок. Надеюсь, человечество меня простит. 

Хлоя и Джемма, понятное дело, считают это очень забавным. Кажется, я прямо-таки слышу, как они благодарят судьбу за то, что заниматься этой кампанией выпало не им. Но когда Мэнди в тот же день собирает совещание и просит девочек оказать мне любую необходимую помощь, им становится не до веселья. Я самодовольно ухмыляюсь, иронично на них поглядывая. Может быть, в конце концов все будет не так уж и мучительно. 

— Джеймс, мне нужен DVD-проигрыватель, — сообщаю я вечером. 

— Но, Люси, ведь теннис же идет, — стонет он. 

На самом деле я ничего не имею против тенниса. Это лучше, чем крикет. 

— Прости, но мне надо. Я должна выучить эти дурацкие танцевальные движения. 

— Какие еще дурацкие танцевальные движения? 

— Дай мне секунду, и я тебе покажу. 

Спустя несколько минут Джеймс покатывается от смеха, глядя, как я размахиваю руками и дрыгаю ногами, словно маньяк с полицейской дубинкой. Правда, без дубинки. 

— Прекрати ржать, маленький засранец! — пыхчу я, пытаясь выполнить вращение, а потом отпрыгнуть вправо, повторяя движения танцоров. 

— Не могу… Не могу… Не могу… поверить, что ты собираешься проделывать это по всему Лондону, — удается выдавить Джеймсу. По его лицу текут слезы. 

— Рада, что ты находишь это настолько забавным. 

Мой план состоит в том, чтобы попросить группу изобразить их новомодный танец на фоне самых известных достопримечательностей Лондона, а на следующий день выложить видео с этой записью на знаменитом сайте YouTube. Через неделю после запуска выйдет сингл и начнутся теле— и радиотрансляции, и я собираюсь протащить «Титёшек» по редакциям различных журналов и газет, чтобы ребята научили своему танцу всех желающих журналистов. Ну, говоря «я», имею в виду «мы». Я буду не я, если позволю Хлое и Джемме легко отделаться. 

Хотя в субботу утром меня накрывает паника. «Титёшки» прибывают в понедельник, а я еще не окончательно определилась с местами, где мы будем снимать видео. Джеймс на кухне намазывает маслом тост, а я изливаю ему душу. 

— Ну, вы же можете поехать на Трафальгарскую площадь, Даунинг-стрит, Пикадилли и еще куда-то в том же духе, — предлагает он. 

— Да, но я не знаю, куда отправиться сначала и можно ли вообще там снимать. 

— Забей. Все будет хорошо. — Но я продолжаю волноваться. — Как насчет пройтись сегодня и посмотреть на эти места? Вдруг это тебя успокоит? 

— Ты пойдешь со мной? — с надеждой спрашиваю я. 

— Конечно. 

— Ой, ты такой лапочка! Спасибо! 

Уже на выходе понимаю, что еще не позвонила Нейтану, хотя планировала сделать это сегодня. Гляжу на часы. Когда мы вернемся, будет слишком поздно для звонка. Придется отложить разговор на завтра. В конце концов работа прежде всего. 

Следующий день — воскресенье, и Джеймс смотрит Уимблдон. 

— Пойду позвоню, — ставлю я его в известность, проходя мимо в спальню. 

— Ты ведь не собираешься снова звонить этому парню? — уточняет Джеймс. 

— Нейтану? Собираюсь. 

— Люси, ты разговариваешь с ним чаще, чем со мной… 

— Вовсе нет, Джеймс, — спокойно отвечаю я. — Если ты выключишь свой теннис, мы можем пойти и заняться чем-нибудь вместе. — Я совершенно точно знаю, что он этого не сделает. Вчерашнее изучение местности заняло гораздо больше времени, чем мы думали, и мы оба вконец вымотались. Пропустить целый день тенниса для Джеймса слишком тяжело. 

— Ну уж нет, — бурчит он, возвращаясь к игре. 

Нейтан отвечает на втором гудке. 

— А я уж решил, что у нас все кончено, — вздыхает он. 

— Ты сказал, у меня есть неделя! 

— Прошло уже восемь дней, Люси, я чуть умом не тронулся. — Он что, флиртует? — Что ты для меня приготовила? Надеюсь, шутка смешная… 

— Суди сам. Два яйца в кастрюле. Одно другому говорит: «Смотри-ка, всего десять минут варимся, а уже такие крутые!». 

— Полный отстой. — Я слышу, как он пытается сдержать смех. — Это совсем не смешно. Боюсь, нам все-таки придется расстаться. 

— Подожди! У меня есть еще одна. — Несмотря на то, что из-за дурацкой «Мока-Чока» неделя выдалась суматошной, мне все же удалось поприставать к людям, выведывая у них шутки. Парень из бухгалтерии и одна из секретарш здорово пополнили мой запас. — Эта тебе понравится. Значит, приходит утка в бар и спрашивает: «У вас есть хлеб?». Бармен отвечает: «Нет». Утка снова: «У вас есть хлеб?». И бармен снова: «Нет». «У вас есть хлеб?» «Я сказал, нет! Н.Е.Т. НЕТ!» «У вас есть хлеб?» «О, ради всего святого… Н-Е-Т значит НЕТ, и именно это я и имею в виду!» «У вас есть хлеб?» «НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ!» «У вас есть хлеб?» «Слушай, если ты еще раз спросишь, есть ли у меня хлеб, я прибью твой долбаный клюв к этой долбаной барной стойке! У НАС НЕТ ХЛЕБА!» «Гвозди у вас есть?» «Нет!» «У вас есть хлеб?» 

Нейтан хохочет и заявляет: 

— Ладно, ты своего добилась. Считай, что наши отношения снова в силе. Итак, когда ты собираешься в Австралию меня навестить?

— Не знаю. — Я улыбаюсь и шлепаюсь на постель. Мне приятно, что он говорит «меня», а не «нас». 

— Поскольку я однозначно не любитель отношений на расстоянии, — продолжает Нейтан. 

Он определенно флиртует. 

— Ну, ты и сам мог бы приехать и увидеться со мной… 

— Что ж, ладно. 

— Когда? — ухмыляюсь я. Да ну! 

— Конец сентября тебя устроит? 

Я резко сажусь на кровати. 

— Шутишь? 

— Нет, — отвечает он. 

— Ты серьезно? — Я не верю своим ушам. 

— Ага. 

— Правда? 

— Спросишь еще раз, и я прибью твой долбаный клюв к долбаной стойке! 

Оказывается, один из ребят, с которыми работает Нейтан, только что вернулся из Лондона, где помогал на стройке нового стадиона Уэмбли. Компания-застройщик австралийская, и они ищут еще мастеров среди земляков. Вот так все просто. 

— И надолго вы приедете? — Я с трудом подбираю слова. 

— Если все пойдет по плану, а все может еще и не сложится, посмотрим, но если все получится, нам сделают трехмесячные рабочие визы. Так что мы пробудем там до начала января. 

Под «мы» он подразумевает себя и Ричарда, своего друга с работы, который тоже хочет приехать в Англию. 

— Где вы будете жить? — Хотелось бы мне предложить остановиться у нас, но, конечно же, это нелепо. Даже имей мы свободную комнату, Джеймс никогда на такое не пойдет. И в любом случае звать Нейтана к себе значит нарываться на неприятности. И так было довольно тяжело спать в доме Сэма и Молли, зная, что Уилсон-младший спит за стенкой. 

— Это я еще не выяснил. Где-то в северном Лондоне, полагаю, если судить по рассказам парня с работы. 

Повесив трубку, какое-то время растерянно сижу на кровати. Потом иду в гостиную. 

— Джеймс? 

— Да? 

— Помнишь Нейтана, младшего брата Сэма? 

— Ага… — откликается он, по-прежнему не отрывая глаз от экрана телевизора, и вдруг орет: — Никакого аута не было, болван! 

Меня это не останавливает. 

— Слушай, он, может быть, приедет сюда месяца через три. — Это привлекает внимание Джеймса. — И ты сможешь с ним познакомиться! — жизнерадостно добавляю я. 

— Великолепно! — О, какой сарказм. 

— Джеймс, не будь букой, — игривым тоном продолжаю я. — Он хороший парень, вы поладите. — Джеймс пристально смотрит на меня, и я обращаю внимание на телевизор: — Кто выигрывает? 

— Люси, иди ко мне, — зовет мой парень и тянет меня за руку. 

— Джеймс, осторожно! — вскрикиваю я и начинаю терять равновесие. Он не отпускает, продолжая настойчиво притягивать меня к себе на колени, так что в конце концов я падаю. 

— Он тебе нравится? — спрашивает Джеймс, пытливо заглядывая мне в глаза. 

— Нет! — смеюсь я. 

— Правда? 

— Джеймс, не глупи. 

Он протягивает руку и большим пальцем потирает мой сосок через футболку. Затем обхватывает ладонями мое лицо и начинает целовать меня, сначала медленно, потом сильнее, задействуя все свое мастерство. Я все более страстно отвечаю, а Джеймс между тем расстегивает ремень на брюках. 

Но после того как мы заканчиваем, я чувствую себя грязной.